Какое тепло и уют, казалось, где кошки скребут, Крысы туда не идут. KANATAMI — «Перекрытая».
— Странно, но я слишком люблю тебя, чтобы продолжать быть айдолом. Эти слова дались Минджон с трудом, будто бы их вырывали из неё тисками, но это была правда. Все девочки из её группы понимали, что компании они не сдались, больше NGBR продвигаться не будут, и если им позволят выпустить прощальную песню для немногочисленных фанатов, то это будет счастьем. Черён уже как-то сказала ей, что появились статьи, где указывается, что их группа точно распадётся в ближайшее время, ведь все девушки, если не восстановились на учёбе в школе, то нашли себе работу. Минджон же до этого момента пребывала в мечтах — хотела продолжать петь и танцевать, но её опустили на землю резко. Спасибо, Черён-онни. Розовые очки бьются стёклами вовнутрь. — То есть ты готова жить размеренной жизнью, если я скажу тебе, что хочу, к примеру, жениться на тебе? Бомгю никогда не был романтиком, но с приходом в его жизнь красавицы Винтер что-то изменилось, точнее, всё: его привычный уклад жизни, привычки, в общем, очень многое. Он впервые был в серьёзных отношениях, а не в позиции «ну я вот с ней переспал и всё, это на одну ночь». С Минджон он ещё не переспал, даже не намекал на секс, пускай очень часто хотел её, да и, если честно, такую красотку грех не хотеть. Он видел — Ким его тоже хотела, порой случайно оголяла бедро чуть больше, чем надо, светила лямками бюстгальтера или якобы случайно касалась его штанов в районе ширинки, будто дразня. Она тоже святой не была, и это подтверждали её поцелуи, накручивание прядей волос на пальцы, улыбки и томные взгляды, брошенные сквозь ресницы. Однажды Бомгю видел переписку его девушки с какой-то подружкой, видимо, из группы, и она была примерно такой: «ты ему уже дала?» — «а что? Ещё нет» — «смотри, убежит к тому, кто даст». Если бы в этом вопросе у Чхве было мнение, он бы сказал послать такую подругу к чёртовой матери, прекратить с ней водиться, ведь не все отношения сводятся к сексу, да и вдруг Винтер банально не хочет этого — что, превозмогать себя, а потом страдать, что якобы дала не тому? Ей самой надо решить, нужен ли вообще ей самой на данном этапе секс или нет, но, видимо, она решила, что да, нужен. — Я сегодня надела кружевное нижнее бельё, — это звучало как призыв: вот бы потрогать, насладиться видом, снять с неё эту похабщину, чтобы потом уткнуться в её грудь, что слегка округлилась, так как она перестала держать себя на типичной айдольской диете, состоящей из зелёных салатов и чая без сахара, и у Бомгю поплыла голова. — Может, снимем номер в отеле с почасовой оплатой? Винтер, если честно, долго всё планировала: забралась в неприкосновенный денежный запас, купила бельё и пару важных штучек, из-за которых в аптеке краснела и заикалась, а потом всё обсудила с Миён, которая удивилась, что они до сих пор не переспали. «Странно, Гю вроде не такой, он сразу хватает девчонку и кидает на постель, если она попросит. А ты что, не просила?» — и Чо весьма удивилась, когда оказалось, что нет, подруга не просила, просто порой показывала, что хочет, но прямо не говорила. В школе был слишком сильно развит секс-культ Бомгю, и каждая юбка считала своим долгом сказать Минджон, что вот она какая-то порченая, раз не хочет собственного парня. Все эти фразы, что ему сперма скоро яйца разорвёт или же в голову ударит, она уже научилась пропускать мимо ушей, а вот с тем, что она не хочет его, девушка не хотела мириться. Пускай она никому не доказывала, потом шепнёт Миён на ушко, что она больше не девственница, а об этом потом узнает половина школы. Те, кто уже был опробован любым парнем, пользовался популярностью, несмотря на то, что опыт у многих был не особо обширный, у них просили советы и их слушались, а ещё была пара-тройка прихлебателей, которые вечно дарили молоко и делали комплименты. Минджон это было не нужно, ей хотелось просто подарить Бомгю себя, и именно сегодня они это сделают. — Я просто не хочу смущать твоего хёна и Йеджи, у них вроде тоже своя жизнь, они встречаются, и я не думаю, что нам самим будет приятно, если они будут за стенкой всё слышать, — объяснила позицию «нам нужен отель» Ким и покраснела. — Они, наверное, тоже занимаются сексом, наверное, в твоё отсутствие… — Я их однажды ночью слышал, всё нормально. Но если ты так хочешь, давай снимем номер. Бомгю проснулся как-то посреди ночи: это была пора сдачи проекта, когда он отрубался за столом и еле мог себя в полусонном состоянии переместить на кровать, и он услышал странные звуки. Сначала он не придал особого значения им, ведь это просто скрипела кровать, возможно, его хён переворачивался с боку на бок в попытке устроиться, но потом к скрипу начало примешиваться чужое дыхание. Оно было неравномерным, рваным, а как только Бомгю услышал стон, услышал будто бы шёпот «я люблю тебя», сказанное с надрывом, он понял, что это не просто скрип кровати. Они спали. Наслаждались друг другом. Занимались сексом, любовью. Трахались. Сотни слов для обозначения одного, но суть не меняется. А утром он видел, как Йеджи и Ёнджун мило ворковали на кухне, пили кофе и вели себя как малые дети. Бомгю брала злость каждый раз, когда он видел счастье в их паре, испытывал лютую ненависть к ни в чём не повинной девушке, а потом старался успокоиться, но не получалось, потому молча завтракал и уходил. — Я хочу попросить прощения, — сказал как-то Бомгю, когда они с Ёнджуном были наедине — Йеджи в это время находилась на работе. — За своё поведение. Действительно как скот себя повёл, а твоя девушка всё услышала и будто бы… хотела себя порезать. Я урод, соглашусь. — Так тебе надо не передо мной, а перед ней извиняться, — мягко сказал Ёнджун. — Я тебя, дурака, знаю всю жизнь, она — примерно пару лет, если не меньше. Так что сам поговори с ней. Так и не поговорил. Просто струсил. Йеджи он видел часто, можно сказать, она постоянно находилась на виду, и у Бомгю внутри всё дрожало, потому что он боялся. Потому и не мог банально сказать «прости меня, я был полным идиотом», не понимал, что ему делать с этим страхом и всё чаще старался быть вне дома. Минджон, конечно, хорошо придумала: они будут как можно дальше от Йеджи, его хён не будет слышать никаких стонов, а потом лезть с шуточками за триста, от которых девушка смутится. С Йеджи он вроде как так не поступал, а вот с остальным мог; берёг свою девушку, в то время как над другими порой в шутливой форме издевался, и это было не по нраву младшему. Если Ёнджун-хён вёл себя так со всеми, кроме Йеджи, то тут закрадывались определённые вопросы и сомнения. Вечерний Сеул поражал Минджон каждый раз, когда они с Бомгю гуляли: огни светили из разных окон, а когда они случайно забрели в район, где всё было подсвечено красными фонарями, Ким покраснела и потянула своего парня дальше. Конечно, Чхве веселился, говорил, мол «это всего лишь парикмахерские, что в этом такого», и Винтер практически сразу начала лекцию, что ей, как айдолу, нельзя в таких местах появляться — опасно, ведь все могут заснять, распространить, а компания за неё не вступится, расторгнет контракт и заставит её платить издержки, а денег нет. — То есть ходить в отель с парнем — это одно, а просто идти мимо квартала красных фонарей — это другое? — Бомгю нахмурился. — Как хорошо, что я в своё время отказался от идеи стать айдолом. — Ты хотел стать айдолом? — Да. Я умею так-то на гитаре играть, с детства отец учил, пел в хоре, да и вроде мордашка нормальная, — Минджон поцеловала парня в щёку, конечно, попросив его нагнуться, потому что тот возвышался примерно на полторы головы над ней. — А прикол, если бы я дебютировал. Например, в YG. Или в JYP. А потом бы внезапно на церемонии награждения встретил бы тебя… — Нас не приглашали на церемонии награждения, — тихо проговорила Винтер, опуская голову. — Никогда. Все появления нас в телевизоре мы оплачивали из собственного кармана. Лия… она многое для нас делала, как старшая, Черён тоже умела многое, вот мы и могли появляться в развлекательных программах. Да даже там над нами порой издевались. Говорили, что у Нин, например, отвратительный корейский, а про Шухуа, что она не может быть даже вижуалом, слабая вокалистка и всё такое. Хорошо, что многие такие моменты вырезали, потому что они хотели смонтировать так, чтобы у зрителей возникла ненависть по отношению к нашей группе. Ну, зловредный монтаж, знаешь такую штуку? Но девочки наши крепкие духом и даже не кричали ни разу, а Черён… ну, она очень вспыльчивая, на самом деле. Но даже он держалась, а потом разговаривала с этими шоуменами. У неё есть талант… В голове у Бомгю было множество вариантов, чем же могли заниматься девушки, чтобы так сильно подскочили их личные финансы, что они даже заплатили за участие на шоу. Выбор был обширным: это мог быть какой-то мерч, который купили лишь истинные коллекционеры задорого, стримы на соответствующих платформах с пикантным содержанием, сопровождение, он же эскорт, каких-то высокопоставленных лиц — всем очевидно, что трейни и айдолы из маленьких и никому не известных компаний занимаются этим. Конечно, к этому могли присоединить и несовершеннолетних, ведь юницы пользуются популярностью у старых извращенцев, но Чхве знал, что его девушка мужчины не знала совершенно до встречи с ним. Значит, как же девушки зарабатывали? — Погоди, — произнёс Гю. — Если не секрет, то чем старшие таким занимались, что у вас были деньги на организацию шоу? — Черён преподавала частные уроки по танцам, — один камень с души свалился, — а Лия подрабатывала удалённо: то статью какую напишет, то рецензии на книги и фильмы платно кидала. Я поражаюсь: они могли найти себе работу, а мы, как бы ни стремились, не могли. Да и, если так посмотреть, я младшая из корейской части, а Нин и Шу из Китая. Или откуда там. В общем, рабочая виза у них была только на шоу-бизнес, грубо говоря, и я боюсь, что у них скоро визу эту отберут. Ой, а мы, похоже, до отеля дошли! Все мысли резко покинули голову Бомгю, а ведь он о многом хотел спросить у Винтер: как она пришла к тому, что хочет стать айдолом, как долго тренировалась, легко ли было, какие минусы. Всё это было чисто для себя, для пополнения знаний, потому что айдолы — существа идеальные, о многом у них просто так не спросишь, если только когда контракты закончатся, а тут у него девушка таковая, рэперша в донельзя не популярной группе, о которой, видимо, все уже забыли, но он был готов помочь. Просто пускай попросит. Он прибежит, принесёт деньги, сделает всё, что только возможно, лишь бы Минджон была счастлива. За стойкой регистрации ничего не сказали — видимо, привыкли, что к ним часто ходят какие-то парочки, но всё же администратора немного напрягла школьная форма девушки, да и её манеры выдавали несовершеннолетнего человека. Да пускай — они заплатили, возможно, у этих ребят какие-то ролевые игры, которые только им и нравятся, потому девушка проводила их до номера и оставила наедине. — Если честно, я немного нервничаю, — Минджон подошла к окну и прислонилась лицом к стеклу, выдыхая. — Это так страшно, что ли… — Все говорят, что страшно, — Бомгю потянулся и стал расстёгивать рубашку, сняв перед этим куртку, а потом подошёл к своей девушке. — Нет ничего страшного в первом разе. Я обещаю, сделаю всё так, что тебе понравится и ты захочешь ещё. Но у нас впереди целая ночь, если что. И полная пачка презервативов. Плечо Минджон даже под форменным пиджаком и рубашкой пахло замечательно, будто бы какими-то цветами вперемешку с фруктами, и Бомгю потянул прочь её одежду, отойдя вместе с девушкой от окна. Им не нужно, чтобы кто-то глазел на них с десятого этажа, и слава богу, что Ким поддалась на его движения в лёгком танце, подходя к кровати. Конечно, Чхве хотел, чтобы его девушка помнила всё: нежные прикосновения, страстные поцелуи, потому и принялся зацеловывать её щёки, губы, глаза, порой смеясь, а потом подхватил её под ягодицы, улыбаясь. — Как же я тебя люблю, — сказал он. Признался. Никому раньше этого не говорил. — Я тебя тоже очень сильно люблю, — и девушка обрушилась на парня с поцелуями, буквально сдирая с него рубашку и заставляя себя повалить на кровать. Бомгю был не особо сдержан — сказывалось долгое воздержание, из-за которого голова буквально поехала набекрень, вот и снимал школьную форму с девушки так, будто хотел порвать ткань, но это было делать запрещено. Он глядел на Минджон сверху вниз: раскрасневшаяся, с растрепавшимися короткими волосами, она лежала на кровати, под ним, такая горячая, желанная, что Гю просто лёг на неё, снимая штаны и принимаясь её ласкать: вот провёл рукой по груди, мечтая избавиться от бюстгальтера, вот скользнул в трусы и начал осторожно гладить, а потом, чувствуя смазку, стал осторожно пальцами растягивать девушку. — Тебе не больно? Всё хорошо? — Минджон лишь кивала, поглаживая парня по плечам и целуя его. — Всё хорошо, ты можешь… можешь начать. Бомгю скользнул с кровати, роясь в рюкзаке и хватая пачку презервативов вместе с лубрикантом, который захватил на всякий случай, а потом подошёл к Минджон, стаскивая с себя нижнее бельё и натягивая презерватив. У него уже давно стоял, он давно до зубовного скрежета хотел свою девушку, и потому, сдерживая себя, проник в неё настолько аккуратно, насколько мог. Но всё равно он чувствовал: что-то не так, а потом понял — кровь. Надо двигаться осторожнее, потому что Винтер может от боли заскулить или вообще закричать, потому он окружил её нежностью, как только мог, любовью и прикосновениями, которые говорили о многом. Он впервые занимался любовью, а не просто лишал девственности очередную школьницу, которая подошла к нему и попросила это сделать. Только почему он опять видел перед собой лицо Йеджи, а не лицо своей девушки? — Бом…гю… — Ким переплела свои пальцы с его и немного сжалась, а потом затряслась, — хватит… И он вынул член из неё по первому же слову, по первому же приказу. Кто он такой, чтобы травмировать прекрасную Минджон? Правильно, никто. Но почему-то именно сейчас захотелось настолько сильно травмировать девушку своего старшего брата, чтобы та знала, что нельзя возникать в его сознании во время секса.* * *
— Почему-то Бомгю домой не приходит, — Ёнджун обнимал Йеджи, смотря в окно, а та терялась в собственных мыслях. — Как думаешь, где пропадает? — Да с Минджон, скорее всего, — получилось как-то резко, и Хван опустила глаза. Чхве ничего не заметил в её тоне, и слава богу, и пускай скандала бы не было, в любом случае, создалось бы молчаливое непонимание. — Я сомневаюсь, что он прямо сейчас придёт. Ушёл вчера вечером, ну переночевал где-нибудь, потом в университет пошёл после этого, вернётся, возможно, ночью. — Да уж, блудный брат. Ёнджун и Йеджи много говорили, но самое главное, что Чхве не мог спросить, это почему девушка слишком часто тушит сигареты о собственные запястья. Разве ей не больно, не волнует вопрос красоты и того, что это банально больно? Видимо, даже это не волновало Йеджи, которая в последнее время стала какой-то странной, будто бы она напиталась наплевательским отношением к жизни и транслировала это кругом. Нет, он не переставал её из-за этого любить, но казалось, будто бы она погружалась в какие-то дебри собственного подсознания и всё чаще стала пропадать в собственном телефоне, общаясь с друзьями. Ну хотя бы на разные вопросы особо не огрызалась, и на том спасибо. — Мне завтра надо прибыть пораньше в школу, — сказал Ёнджун. — Хочешь спать. — Нет, не хочу пока. Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Йеджи сидела на кухне около часа, пока не пришёл Бомгю — уставший, какой-то злой, и как только увидел девушку сидящей на кухне и переписывающейся с Уёном, с которым дружеские отношения вернулись на прежний лад, то бросился к ней, хватая за домашнюю футболку и смотря так, будто замышлял её убийство. Хван даже испугалась, телефон ударился о кафель на кухне, а все слова встали поперёк горла, даже не было мысли хоть как-то позвать Ёнджуна. Всё в её жизни будто бы повторялись — такими глазами на неё смотрела мать, а точно такую же пощёчину, наотмашь, желая причинить боль и унизить, дал ей один из ухажёров матери, который сейчас сидит на нарах. — Сука, как же ты меня заебала, — забылось всё, что хотел Бомгю: извиниться, поговорить о собственных слабостях, раскрыться насчёт Минни Ниши, поделиться опасениями, но ничего не вышло. Йеджи ощутила влагу на щеках, ощутила беспомощность и услышала шаги в другой комнате — видимо, Ёнджун сейчас придёт, поговорит с ними обоими, но… — Ты же тоже хочешь, чтобы я тебя трахнул, да? Сознавайся, Хван Йеджи. Ты как все бывшие Ёнджуна-хёна — такая же меркантильная сука, которая пригрелась здесь, потому что ей якобы некуда пойти. У тебя есть и отец, и мать, так катись к ним, ёбаная ты дура, пока я тебя не убил. — Бомгю! Голос Ёнджуна как спасение. Сам он — синоним успокоения. Потому Йеджи порвала футболку, но подбежала к своему парню, обнимая и плача навзрыд от страха и желания скинуться из окна, потому что она больше не может этого терпеть, потому что ей больно и обидно. Бомгю с каждым разом всё тщательнее и тщательнее вытирал о неё свои ноги, всё сильнее втаптывал в грязь, и было понятно, что если её оппа сейчас не успокоится, то будет драка, из-за которой поднимется на уши весь дом. Стены тонкие, конструкция буквально из говна и палок, и соседи услышат, если уже не услышали, всё: и крики, и удары, и рычание Ёнджуна, чью девушку обидели. — Я терпел очень долго, — на Чхве-старшего было больно смотреть, и Йеджи не смотрела — просто уткнулась лицом в его грудь, слыша неровное сердцебиение, — и понял, что тебе, Бомгю, пора съезжать отсюда. Я не потерплю, чтобы ты бил мою девушку. Я не потерплю больше ноги в своём доме. Я дам тебе денег, но съезжай отсюда. Даю тебе три дня. Если через три дня ты не свалишь отсюда — я просто выкину твои вещи. Понял? Йеджи чувствовала себя виноватой, да виноватой настолько, что хоть умирай, хоть плачь — она была полна бессилия, она хотела хоть что-то сделать, но даже руки не поднимались, она просто обнимала Ёнджуна и пыталась себя убедить в том, что всё хорошо. Что щека не горит, сердце не болит, а внутри ничего не трепещет от страха. Зачем Бомгю её ударил? Зачем сказал что-то про то, что она хочет с ним переспать? Это же бред! — Я ухожу прямо сейчас и ни в чём от тебя не нуждаюсь, хён, — слова, будто лезвия, разрезали жилы Йеджи, что пыталась держаться в сознании и не падать в обморок, пускай была на грани. — Живи со своей этой курицей малолетней, педофил несчастный. Я тебя ненавижу. И после этих слов и хлопка квартирной двери воцарилась оглушающая тишина — рассорилась ещё одна семья, и это была вина Йеджи.