***
Клэр не собиралась спать — только отдохнуть немного после ночи в седле. Но сон сморил её часа на три, если не больше — солнце светило с другой стороны окна, а её бельё у очага почти высохло. — Где все? — спросила она, едва подняв голову. — Близнецы вернулись час назад, — ответил Арн. Он сидел у окна, перебирая стрелы. — Потратили на рынке четверть медной марки, теперь хвалятся покупками. Охрана говорит, в городе спокойно. За ними не следили. — А Такко? — Не возвращался. — О, тьма! — Клэр хотелось выругаться гораздо хуже. — Где он застрял? — Должно быть, в оружейной лавке, расписывает, чем лук лучше арбалета. — Будь добр, сходи туда и узнай… А, тебя же ищут! Я сама. — Сходим вместе, — Арн поднялся, закинул колчан за спину и низко надвинул капюшон. За три часа можно было исходить Озёрный вдоль и поперёк. Наскоро расспросив на рынке, Клэр зашагала к въездным воротам, уже зная, что услышит. Монета быстро развязала стражникам язык: столичный господин выехал на свежей лошади через северные ворота и больше в город не возвращался. Пока Арн осматривал дорогу, Клэр расспрашивала хозяйку трактира. Такко забрал единственную подкованную лошадь в местной конюшне, и полукружья отчётливо отпечатались на мягкой земле. Следы вели на север по той же тропе, откуда они приехали. Из вещей он не взял ничего — только воды себе и зерна лошади на сутки. — О тьма… — бессильно протянула Клэр. — Куда его понесло? Он ведь не мог потащиться назад? Это же самоубийство чистой воды! Арн ответил взглядом, в котором явно читалось: когда речь идёт о безрассудствах, Такко не стоит недооценивать. — И что теперь делать? — в отчаянии пробормотала Клэр. — Посылать за ним отряд? — Эти только шороха наведут, — буркнул Арн. — Сам съезжу. Зря, что ли, когда-то согласился быть его охранником? Под ложечкой у Клэр плеснуло холодом, будто открылась дверь в неизведанное, и оттуда тянуло могильной стужей. Обрывки бесед с Элеонорой, последний разговор с Гретой, недомолвки самого Такко складывались в тревожную картину. — Рассветные силы, вот недоумок... — прошептала она. — Арн, прошу, спаси его, даже если этот олух будет сопротивляться. — Стереги близнецов, — бросил он и скрылся в конюшне.***
Элеонора размеренно втыкала нож в угол стола. Старое дерево трескалось и крошилось, лезвие гнулось, но Элеонора не жалела ни стола, ни ножа. — Их след потеряли после Гиблой Долины, — пересказывала Айрис доклад начальника стражи. — Но они не минуют Северный Предел, госпожа, там же мышь не проскочит! — Мышь не проскочит, а Щит Севера проедет, и никто его не остановит, — процедила Элеонора. — Я сама укрепляла его власть, и теперь его слушают больше, чем меня! — Ложь, госпожа! Вы — хозяйка Севера и ваше слово… Элеонора встала, не дослушав. Замерла у окна, впилась взглядом в лес и горы на горизонте. Где-то там, среди сосен и камней, Ардерик вёл близнецов и ублюдка тайными тропами — уводил, прятал от неё, Элеоноры! От той, что дала ему дом и приют, открыла своё сердце и тело, а потом щедро поделилась властью! Ей донесли слишком поздно. Днём раньше она бы перехватила изменников у Гиблой: одна шальная стрела — и с ублюдком было бы покончено, а близнецы послушно вернулись бы домой. А теперь каждый миг отдалял от неё сыновей и Ардерика, и неясно было, чьё предательство ранило больнее. — Не стоило говорить ему, что дети от него, — уронила Айрис. — Пусть бы думал, что они от барона. — Тогда бы он уехал на юг сразу после войны и мне не на кого было бы опереться все эти годы. О тьма, Айрис, ты ничего не понимаешь! — Я вижу, что вам снова больно из-за этого мужчины. Мужчины только и делают, что причиняют вам боль. Что ещё здесь понимать? Элеонора крепко зажмурилась, чтобы не швырнуть нож в Айрис. Она не виновата. Ардерик, в сущности, тоже: он повёл себя как отец, чьи сыновья слишком долго не взрослеют. И тем более не виноваты близнецы: эти совсем ещё дети, обмануть их — пара пустяков. Элеонора воткнула лезвие в подоконник: она-то знала, кто виноват. Кому не было никаких оправданий. — Позови начальника стражи, — выговорила она наконец. — Нужно прочесать лес к западу от Северного Предела. Голубя в город отправили? — Да, госпожа, ещё утром. — Отправь ещё одного. Пусть не выпускают наследников под страхом смерти. Если будет схватка, ублюдка не щадить. Да, пусть пошлёт людей на имперскую сторону. Прочесать все города на десять миль от границы. Не жалеть серебра! Где не послушают приказа — подкупить. Айрис склонила голову, повернулась, распахнула дверь — и столкнулась с Ардериком. Мгновение они с Элеонорой смотрели друг на друга. Ардерик шагнул вперёд, но Айрис заступила ему дорогу. Даже со спины было видно, что её рука лежит на рукояти кинжала. — Айрис, выйди, — процедила Элеонора. — Госпожа… — Вон! Айрис вышла с неестественно прямой спиной. Ардерик усмехнулся ей вслед. Прошёл в комнату, непринуждённо уселся за столом Элеоноры и развалился в кресле. — Я жду объяснений, — раздельно выговорила Элеонора. — Объяснений? По какому поводу? Убить. Разорвать — зубами, ногтями, лишь бы стереть эту нарочито-безмятежную ухмылку. — Ты. Выкрал. Моих. Детей. — Да? Когда нужно было убрать мальчишку, эти дети, кажется, были моими. — Ты и его не убил! — Ну прости, дорогая, он вернул мне брата. После этого резать его было как-то неудобно. Элеонора прикрыла глаза. Ярость уступала место отчаянию. Надежда догнать и отнять таяла, как снег под кипятком. Нужно было собирать людей и самой вести погоню, но она стояла, как забытый автоматон, лишившийся ключа, растерянная и обессиленная. А единственный человек, на которого она могла положиться, сидел напротив, закинув ногу на ногу и ехидно щурясь. — Тебе он вернул брата, а у меня отнял детей. — Да в чём беда-то? В столице у близнецов куча родни. Погостят зиму и вернутся. Разве тебя не отправляли на месяц-другой к тёткам и бабкам? Что-то было не так в облике Ардерика; Элеонора никак не могла понять, что именно. Зацепилась взглядом за излом на правом рукаве и поняла: он больше не был пустым. Не было ничего особенного в том, что Ардерик наконец решил носить протез. Но Элеонора снова и снова пыталась проникнуть взглядом сквозь плотный мех куртки: слишком настораживало совпадение, слишком гордо ублюдок щеголял в форменном дублете механических мастерских. Неужели Ардерик, её верный воин, продал близнецов за железку? А он сидел всё так же расслабленно, по-хозяйски, и болтал: — Не понимаю, почему мы с тобой раньше не отправили близнецов на юг. Паршивые же из нас родители! У мальчишек большая семья, а они знают её только по письмам. Кстати, я бы их и со своими познакомил. Нехорошо, когда с отцовской стороны только легенды да могилы. Очень медленно Элеонора скрестила руки на груди и взглянула на Ардерика в упор. От его неслыханной наглости снова перехватило горло. Она задержала дыхание, крепче обхватила себя, чтобы не сказать того, что неудержимо рвалось с языка. Одно имя — и она разрушит Ардерика так же, как он разрушил её. Все его отцовские чувства растают, как дым от погребального костра, на котором сгорел кровный отец близнецов. Всего одно имя — и она отомстит за предательство. Отомстит сполна! — Только легенды да могилы, — повторил Ардерик странным чужим голосом, и Элеонора оцепенела. Он знал. Нет, нет, такого не могло быть. Даже если бы ублюдок ему рассказал, Рик просто убил бы его. И уж точно не поверил бы. Но он смотрел на неё тяжело и нечитаемо, как не смотрел ни разу после войны, и от этого взгляда по хребту полз мороз. — Не знаю, что с тобой случилось этим летом, но я попрошу Грету пересмотреть твоё лечение, — Элеонора выскользнула из колкого молчания, как змея из песка. — Полагаю, эта новая дорога вымотала тебя, и ты сам не свой. Я распоряжусь подать обед, ты отдохнёшь, а завтра продолжим разговор. — Прости, дорогая, но я велел не рассёдлывать коня, — Ардерик тяжело поднялся, опёрся на стол. Внизу рукава коротко блеснуло. — Я лишь хотел сказать тебе, что меня не особо волнует, что ты сделала. Мне хватит, что ты могла и не такое натворить. — Ты что, обвиняешь меня? В чём? — Годы, проведённые в высшем свете Севера, научили меня, что худшие обвинения и оскорбления — те, что остались не высказаны. А сейчас меня ждут дела, и тебя тоже, Хозяйка Севера. — Ты пожалеешь! — бросила Элеонора ему в спину. Ардерик пожал плечами, не оборачиваясь. Дверь за ним гулко хлопнула.***
За шестнадцать лет курган Шейна стал кучей неприветливых камней. Ветер безжалостно сдул землю, оставив только голые валуны. Ардерик шагал по ним, придерживая то, что забрал со стола Элеоноры. Остановился на вершине и вытащил из-под полы череп-чернильницу. — Никто не заслужил, чтобы в его башку макали перо, даже если при жизни там было пусто, — заявил он черепу. — Конечно, стоило бы раскопать эту кучу и добраться до того, что осталось от твоих костей, но тогда мы наделаем слишком много шума. Не страшно, если твоя голова будет лежать подальше. Ты всё равно ею особо не пользовался. Утвердил череп между двумя валунами, заложил камнями и обтёр ладонь о штаны. — Тебе, знаешь, повезло, что не успел ей присунуть. А то она бы и тебя объявила отцом близнецов. На всякий случай. Пора было спускаться, но колени предательски дрожали после нескольких суток в седле и подъёма, а спина ныла от тяжёлого протеза. Ардерик уселся на валун и отёр пот со лба. Пожалуй, ещё лет пять — и придётся уступить власть Арну с Вереном. За это время местные привыкнут к брату, а там, глядишь, кто-нибудь из Виллардов помрёт и его перестанут искать. Долина была как на ладони — теснота крыш, лента реки и громада замка. Между ними поднимался курган Тенрика. Он весь зарос пышной травой, и козы упорно щипали её, как их не гоняли. — Даже после смерти барон Эслинг продолжает кормить свой народ, — с горечью усмехнулся Ардерик. — Знаешь, полбеды, что жена тебя ни во что не ставила, тут ты сам виноват. Но что обставила тебя насчёт наследников — это свинство. Он повернулся к югу, словно сквозь мили лесов можно было разглядеть близнецов. Пошевелил губами, нахмурился, стиснул зубы, мотнул головой: — Тьма знает… Кто теперь разберёт… А забавно, если присунул один, имя от другого, а воспитал третий! И каждый повёлся. И концы в воду… Вот же сука!.. Поднял камень и швырнул его в сторону замка. И ещё один. И ещё — пока пальцы тоже не охватила дрожь, а в груди не перестало печь и клокотать. — Да плевать! Плевать, чьё семя у неё проросло! Я их растил, я! Я приму их, чья бы кровь в них не текла. И всегда буду им отцом!***
Элеонора вжималась лбом в стекло, не замечая холода. Лес, тракт, серое небо расплывались, сливались в неясное пятно. Ненадолго обретали чёткость и снова растекались бессильной кляксой. Она утопит ублюдка в его же честолюбии. Напишет Ривелену… о, она найдёт, что написать! И про протез, и про похищение близнецов, и ещё какую-нибудь пакость отыщет, чтобы наверняка. Только мысли плескались такой же мутной жижей, какая застилала глаза. Убить или осудить Ардерика она не может. На нём держится половина её власти. В глазах народа он спаситель, герой, военачальник. Чтобы сокрушить Щит Севера, потребуются годы, да и поди найди ему преемника. Придётся уступить. Но ублюдок заплатит за двоих. Айрис вошла без стука. Элеонора нехотя повернулась. Лицо служанки дышало недобрым предвкушением. — Госпожа, явился этот... столичный ублюдок. Один. Хочет говорить с вами, но подниматься в ваши покои не намерен. Позвать людей, чтобы притащили его к вам, как преступника? — Я спущусь. Никому ни слова, Айрис. Подойди ближе, я скажу, что нужно сделать. Мир вмиг стал кристально-ясным. Мысли Элеоноры вновь работали, как хорошо смазанные шестерни, движения были точны и скупы. Проверить кинжал на поясе, прихватить ещё один, потайной. Достать из потайного ящика бутыль вина, хитро разделённую пополам стеклянной перегородкой. И крошечный пузырёк в кожаном чехле с крепко завинченной крышкой. Взгляд зацепился за пустоту на столе — не хватало черепа-чернильницы! Неужели Ардерик прихватил? Больше некому! Что ж, мальчишка заплатит и за это. Можно украсть сколько угодно черепов, но не Элеонорины победы. Никто из тех, кто перешёл ей дорогу, не остался в живых. Так случится и в этот раз. Элеонора всегда найдёт, чьим черепом украсить свои покои.