Окрестности детского дома Радуга. Тринадцать лет назад.
Утро выдалось ветренным и холодным. Ранняя осень вступала в свои права, принося холодные туманы и промозглую сырость. Однако ни холодная погода, ни пасмурное небо совершенно не волновали ребёнка. Мальчик сидел у края обрыва над рекой под сенью старого дерева, что-то увлеченно рисуя в потрёпанном альбоме. Яркие фломастеры лежали рядом среди пожухшей травы. Казалось весь остальной мир просто перестал существовать. В небе над головой тревожно кричали чайки. Ветер трепал рыжие волосы мальчика. Он словно не слышал приближающиеся шаги. Движения рук ребёнка становились всё более хаотичными и отрывистыми. В центре рисунка можно было различить тёмный силуэт с огромными чёрными крыльями. Глаза существа были жёлтого цвета, а волосы отливали огненно-рыжим. За спиной пернатого демона полыхало пламя. Странный темный силуэт присутствовал на всех рисунках мальчика. Саше нравилось приходить сюда по утрам. Здесь было тихо и спокойно. Маленькому Разуму нравилось проводить время в одиночестве. Впрочем, он больше не был один. Никогда. Мальчик улыбается уголком губ, продолжая тщательно обводить чёрные перья, рыжие волосы неровными прядями спадают на лицо. С каждым днём он всё отчетливее слышит его шёпот. В шорохе осенней листвы, в порывах ветра в кронах деревьев. В ночной темноте когда другие дети крепко спят. В мутном отражении разбитых зеркал. В собственных глазах. С того самого дня. Мальчик убирает прядь волос, пряча острый карандаш за ухом, продолжая прерванное занятие. Хмурится, слыша приближающиеся шаги. Ему даже не нужно поворачиваться чтобы знать кто сейчас находится за его спиной. Почему они не могут просто оставить его в покое?! — Эй чмошник, я кому сказал! Свалил отсюда быстро, пока не огрёб, это моё место! — Миха оскалился, приближаясь к своей жертве. Под кожей разгорался привычный зуд, у него давно чесались кулаки с того самого дня, как мелкого пидора выпустили из клиники. Вот только Разуму удавалось куда-то улизнуть до сегодняшнего дня. Разумовский даже не обернулся, склонился над своим альбомом, полностью погружаясь в воображаемый мир, полностью игнорируя угрозу. — Эй, что ты там малюешь? Совсем больной что ли?! Зря они всё-таки тебя из психушки выпустили. — Миха угрожающе скалится, больно вцепляясь в плечо рыжего, склоняясь к его лицу, одновременно наступая грязным ботинком на лежавший на земле рисунок. Разум медленно поднимает голову, холодно сверкнув янтарным глазом из-под рыжей челки, неожиданно резко хватает его за ворот футболки, вонзая острый карандаш в его правый глаз. Миха орёт, корчась от боли падает на спину, и этого хватает, чтобы Разум дикой кошкой набросился на него, резко вырвав карандаш, нанося следующий удар по здоровой глазнице. Поляну оглушает истошный вой, кровь стекает по лицу подроста, окропляя пожухлую траву и сухую землю. Одурев от боли и темноты он тщетно пытается отползти в сторону, слыша неумолимо приближающиеся шаги своего убийцы. Он ползёт превозмогая боль, получая резкий пинок под рёбра. Удары сыплются со всех сторон, заставляя ползти быстрее. Последнее, что он слышит — безумный надрывной смех Разума. Тело начинает соскальзывать, влажные от крови пальцы тщетно цепляются за камни. Миха с воплем срывается с обрыва вниз, туда, где слышен шум реки, предсказуемо разбивается об острые скалы. Хищная, острая как лезвие бритвы улыбка озаряет лицо рыжего ребенка, он тщательно вытирает карандаш, пряча платок в карман, быстро собирая в рюкзак рисунки и альбом. Так он ещё успеет на первый урок. Где-то вдалеке раздаются первые раскаты грома. «Отлично, — думает Птица, — дождь смоет все следы.» Насвистывая песенку под нос, мальчик подхватывает рюкзак, быстро направляясь в сторону приюта.***
Полгода спустя. Главное отделение милиции Санкт-Петербурга.
Елена Хмурова, устало трёт переносицу, сверля взглядом стоящего перед ней майора Константина Грома, в который раз просматривая ненавистный отчёт. Да он издевается?! От Грома пахнет тяжелыми сигаретами, кровью и ночными улицами Петербурга. Хаотичный и непредсказуемый, врывается в её кабинет без стука, как к себе домой, игнорируя форму и субординацию. Как же он её достал! Этот Гром уже который год у неё в печёнках сидит. Наглый, самоуверенный, хаотичный, действует не по уставу, вечно на рожон лезет. Уволить бы его к чертям собачьим, но тогда раскрываемость сразу ниже плинтуса. Он ведь один практически половине отдела статистику делает. Идейный сука, женат на работе, на ней же и живет без праздников и выходных. Такими темпами если не словит шальную пулю, то сам сдохнет от инфаркта в тридцать. — Константин, тебе пора в отпуск, — ледяным тоном отрезает начальница, демонстративно отправляя свежий отчет в мусорное ведро. Отдохнёшь, мозги проветришь, проведёшь время со своим сыном. Твой пацан небось забыл как его отец выглядит. — Не нужен мне никакой отпуск. — мгновенно ощеривается Гром. — Мои приказы не обсуждаются. То у тебя восьмилетний ребёнок своих сверстников сжёг, то колдун в городе объявился. Чтоб через час заявление на отпуск у меня на столе лежало, понял? Всё, свободен. Дело закрыто. С завтрашнего дня ты официально в отпуске. Зайдешь в бухгалтерию, получишь отпускные. Увижу хоть раз в отделении — уволю к херам. — Этом малец ещё проявит себя. Вот увидите. Он ещё всем нам задаст жару.— выплёвывает Константин, хлопая дверью.***
За год до этого.
Сопротивляться и кричать бесполезно. Только себе хуже сделаешь. Эту простую истину ребёнок выучил ещё в первые дни пребывания в клинике. Иначе придут злые санитары и вновь будут ставить болючие уколы, чтобы заткнулся и не мешал. От них детское тело выламывало судорогой и вены словно жгло огнём. И страшно хотелось пить. Воды тоже нельзя было достать до самого утра. Иногда ему везло и его просто привязывали жесткими ремнями к кровати и оставляли так на всю ночь. Одного. В кромешной темноте. Вот только Саше всё чаще казалось, что он больше никогда не был один. Что-то наблюдало за ним из тьмы. Всё чаще забываясь тревожным сном он слышал зловещий шёпот и шелест огромных невидимых крыльев. Кричать бесполезно, его никто не услышит, никто не спасет его из этого жуткого места. Больше всего его пугали даже не злые санитары, а его лечащий врач, доктор Вениамин Рубинштейн. Говорил он всегда вкрадчивым, обманчиво ласковым голосом, нежно улыбаясь ребёнку словно Дед Мороз с долгожданным подарком. Но эта лживая улыбка никогда не касалась глаз. Глаза доктора всегда были холодны как лёд. Рубинштейн напоминал ему огромную змею, склизкую и изворотливую. Он всегда смотрел на рыжего мальчика с маниакальным интересом и любопытством, словно он редкое насекомое под стеклом. Маленький Разумовский интуитивно чувствовал, что для своего психиатра он даже не был живым существом, просто объектом для его бесчеловечных экспериментов. Именно доктор Рубинштейн был тем кто показал ему фотографии УЗИ и странные рисунки в медицинской энциклопедии. Рассказал Саше кто он. Очень необычный, чрезвычайно интересный, — как любил повторять Рубинштейн своей ассистентке. Софа пугала рыжего мальчика до дрожи в коленях, особенно её абсолютно пустые, стеклянные глаза. Она смотрела на страдания ребёнка с холодным призрением и безразличием, механически четко выполняя каждый приказ своего начальника. Иногда в её глазах мелькал странный маниакальный интерес и почти садистский азарт. Видимо поэтому доктор Рубинштейн приблизил её к себе, позволяя участвовать в его сомнительных и морально неприемлемых экспериментах. Они были похожи в своей беспринципности. Доктор Рубинштейн был одержим идеей создания сверхчеловека, раскрытия уникальных способностей психики экстремальными методами. Нужно только подтолкнуть. Погрузить в омут собственного сознания, разбудить дремлющих внутри демонов, активизировать с помощью специальных препаратов обычно дремлющие участки мозга. Взрослые обычно не выдерживали, ломались, впадая в настоящее безумие, пытались покончить с собой. Но дети, их психика необычайно адаптивна и пластична. При всей своей внешней хрупкости дети чрезвычайно живучи. Доктор Рубинштейн верил в существование тёмных двойников. Именно для их пробуждения и был создан проект Doppelganger. Темные двойники не аномалия, не психическое расстройство, это идеальное состояние психики. Маленький Разум ненавидел красные таблетки, острые иглы и вкрадчивый голос доктора Рубинштейна. Когда он балансировал на грани сна и сознания, реальность становилась зыбкой, весь привычный мир исчезал, утекал словно песок сквозь пальцы. Мальчик никогда не мог вспомнить их сеансы. Они словно стёрлись из памяти. Доктор улыбался ему, изучал с маниакальным блеском в глазах, повторяя какой он уникальный и что он прогрессирует с каждым днём. Саша лишь чувствовал непередаваемый ужас, мальчик прекрасно знал, что с каждым днем его ему становилось все хуже. После таблеток шёпот в темноте становился невыносимым. Но больше всего его пугала комната с зеркалами. Когда его фиксировали на кровати в вертикальном положении, оставляя в полной темноте напротив холодных зеркал. Было холодно, очень холодно, словно кто-то открыл окно зимой. Острая игла капельницы в тонком запястье. Абсолютная тьма и голос доктора Рубинштейна. Доктор злился, требовал прекратить сопротивляться, и всё время повторял о каком-то темном двойнике который на самом деле живёт внутри него. Маленький Разум беззвучно плакал, не понимая чего он хочет. А после он оставался один в кромешной тьме. Иногда ему казалось что он словно летит куда-то, падая всё глубже и глубже. Он раз за разом словно тонул, захлёбываясь под толщей воды. После он долго сидел на кровати в своей палате обхватив колени, часами смотря в одну точку изучая трещины на стенах, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. В конце концов Саша и вправду поверил, что заслужил все это. Ведь он убийца. После нескольких сеансов в комнате с зеркалами маленький Разум стал видеть в углу комнаты чей-то силуэт, неясный, совсем нечёткий. С каждым разом он начинал проявляться, принимая до боли знакомые черты. После третьего сеанса он обнаружил в углу своей палаты ребёнка. Рыжего, растрёпанного и жутко напуганного, с ясными голубыми глазами. Саша неверяще смотрел на свою точную копию, на своего мёртвого близнеца. Сначала маленький Разум пытался его игнорировать, притворяться что никакого близнеца в комнате нет, и тогда брат начинал тихо и отчаянно плакать, а потом исчезал. Но Серёжа продолжал приходить каждую ночь, тихо ложился за его спиной, шурша колючим одеялом, обнимал близнеца холодными маленькими ручками и шептал что он его прощает, что теперь они будут вместе всегда-всегда.***
Саша почти уверен, что не переживет последний этап эксперимента. Слишком хорошо знает что происходило с другими пациентами доктора Рубинштейна. Маленькому Разуму достаточно обрывков случайных разговоров чтобы воссоздать картину целиком. Маниакальный блеск в глазах врача не предвещал ничего хорошего. Саша почти уверен что не переживет следующую ночь. Вслед за леденящим душу страхом приходит странное спокойствие. Мальчик слишком устал, устал от боли, от постоянного страха и одиночества. Что лучше: кошмарный конец или кошмар без конца? В душе мальчика теплится слабая надежда что, возможно, на той стороне он сможет снова увидеть маму и папу. Годы проведённые в детском доме ясно дали ему понять, что для маленького Разумовского в этом мире нет места. Так почему же он так отчаянно продолжает цепляться за бессмысленную жизнь? Острые иглы, холод и тьма. «Пульс нитевидный, показатели не стабильны. Его сердце может просто не выдержать.» — тревожный голос ассистентки безумного психиатра доносится словно сквозь толщу воды. Саше холодно, очень холодно, словно всё тело медленно сковывает льдом. Очень трудно дышать. «Продолжайте, Софочка, увеличьте дозу препарата.» Жесткие ремни вонзаются в кожу, детское тело выкручивает судорога. Глаза закатываются, кровь из носа струйкой стекает по подбородку, пачкая белую медицинскую рубашку. — Пульса нет. Остановка сердца. В реанимацию, срочно! Но Саша больше ничего не слышит. Он видит лишь непроглядную тьму вокруг. Огромное зеркало напротив освещает комнату холодным сиянием. Мёртвый, холодный свет. Мальчик больше не видит в нём своё отражение, оно размывается, исчезает словно он вглядывается в гладь озера. Он видит неясную тёмную тень, словно что-то поднимается из глубины. С другой стороны на него сморит хищное существо. Оно похоже на демона с огромными аспидно-чёрными крыльям. Ладонь с острыми когтями прижимается к зеркалу, существо по-птичьи склоняет голову, хищно скаля острые зубы. Длинные огненно-рыжие волосы неровными прядями спадают на красивое лицо с острыми скулами. Глаза с вертикальными зрачками янтарно-жёлтые, нечеловеческие, внимательно следят за каждым движением рыжего мальчика. «Что ты такое?» «Ты знаешь. Ты всегда знал» «Темный двойник?» «Я нечто большее. Я это ты. Только взрослее, умнее, злее.» Мальчик словно в трансе подходит к зеркалу протягивая маленькую ладонь. «Да, вот так. Впусти меня. Больше не будет больно и страшно. Я обещаю. Я отомщу за нас.»***
Первое, что чувствует Саша очнувшись в реанимации — резкий запах лекарств и раздражающий писк приборов. Он всё ещё лежит на холодном столе, прикрытый лёгкой простынёй, слишком яркий свет режет глаза. — Как ты себя чувствуешь, Саша? — доктор Рубинштейн склоняется над ребёнком, внимательно изучая подопытного. Зрачки неестественно расширены, и куда делась природная гетерохромия, сейчас обе радужки глаз приобрели неестественный янтарно-жёлтый оттенок. — А знаешь, ты везунчик. — весело добавляет доктор. — Не всем пациентам удаётся пережить свою клиническую смерть. Расскажешь мне, что видел? София незаметно заходит в реанимацию, склоняясь к лицу врача. — Вениамин Самуилович, у нас гости. — вкрадчиво предупреждает ассистентка. — Как всегда невовремя. Прежде чем покинуть палату психиатр чувствует как его руку стискивают холодные детские пальцы. Рубинштейн останавливается, склоняясь к лицу рыжего мальчика. — Тёмные двойники существуют, доктор. Я видел. — холодная, острая как лезвие бритвы улыбка озаряет измученное лицо ребёнка. — Он придет за вами, доктор. Он знает что вы сделали. И тогда вы тоже увидите.***
Как же это все невовремя. Кто же знал что у одного из погибших пациентов обнаружатся живые родственники, а какой-то умник в министерстве инициирует проверки и внутренние расследование. Теперь в срочном порядке приходится уничтожать все документы и данные пациентов. Хорошо что все основные записи он хранил на своём личном компьютере. Как же это всё невовремя! Когда он нашёл идеального подопытного и они были так близки к результату! А теперь из-за чертового внутреннего расследования пришлось не просто вернуть ребёнка в приют, но и свернуть проект Doppelganger на неопределённый срок. Придется выждать или на какое-то время даже уйти в подполье. Проект Doppelganger должен продолжаться, ради этого доктор Рубинштейн был готов пойти на любые жертвы.