Капкан

Настоящее время. Загородный дом Олега Волкова.

      Олег сегодня освободился пораньше, настроение было на редкость приподнятым, в бронированном внедорожнике играла знакомая с детства Ария, наёмник врубил полную скорость, мечтая скорее оказаться дома. Волков всё чаще ловил себя на мысли что ему впервые за долгое время есть куда возвращаться. Все чаще замечал, что невольно улыбается, слушая язвительные шутки и провокации бесящего Разумовского. Он был как жгучий, пряный перец, добавляющий остроту любому пресному блюду, как абсент, ударяющий прямо в голову. Разбавлял серые будни, добавляя красок в его повседневную жизнь. Сгусток кипучей хаотичной энергии, невероятно умный, вредный и острый на язык.       За недолгие месяцы Волков вынужден был признать, что действительно привязался к Разумовскому. И отпускать его в свободное плаванье совсем не хотелось. Контракт с Николаем Каменным заканчивался через три месяца. Что, если предложить Ворону поехать с ним? Он все равно собирался начать новую жизнь где-нибудь в Европе. Волков прекрасно отдавал себе отчет в том, что бывших наёмников не бывает и спокойная жизнь может ему наскучить. К тому же внезапно нарисовавшихся бывших врагов никто не отменял. Раньше он старательно убеждал себя что находиться рядом с ним просто опасно для жизни. Но он не мог больше врать себе, за последние месяцы он натренировал Разума не хуже своих наёмников. У парня определенно был потенциал и скрытые таланты.       Ворон был абсолютно отбитым, стремительным, хитрым и безжалостным. Никакой ненужной рефлексии. В критические моменты он был абсолютно собран и хладнокровен. Ворон все схватывал на лету, просчитывая и предугадывая удары противника, искал слабые места в его технике, нанося точные, сокрушительные удары. Разум обожал метательные ножи, вопреки опасением Волкова достаточно быстро научился обращаться с огнестрельным оружием. Олег определённо гордился им, хоть никогда и не высказывал своё восхищение открыто.       Заруливая на дорожку перед домом Олег уже думал о том, как принять душ и после, возможно, приготовить лазанью. Стоило наемнику переступить порог как прямо в лицо ему влетела белая ворона. — Кар! — Марго кружила вокруг Олега, раздраженно махая крыльями. — Ну чего тебе?! — Волков недовольно цыкнул, отгоняя рукой шелестящий комок перьев. — Чего орешь? Жрать хочешь что ли? Ну пойдем на кухню кормить тебя будем.       Ворона успокаиваться явно не хотела, нагло устроилась на плече Олега, продолжая оглушительно каркать на ухо, легонько клюнув его за мочку уха. — Только не ешь меня, ладно? — Олег тихо усмехнулся, легонько погладил белые перья. Своенравная и вредная птица была под стать своему хозяину. Марго пусть и была той еще пернатой падлой, к Олегу относилась благосклонно, довольно кружила рядом, когда он готовил, иногда даже сидела у него на плече, совсем как сейчас, явно признавая в нем второго хозяина. Возможно, потому что Олег чаще кормил ее по утрам. Когда у Разума не было тренировок он предпочитал дрыхнуть как минимум до полудня. И даже прыгающая по спинке кровати Марго, нагло дергающая его за рыжие патлы, не могла разбудить дремлющее зло.       Олег полез в холодильник, доставая от туда контейнер с маленькими кусочками свежей говядины, выкладывая в металлическую миску. Вопреки ожиданиям Маргоша к еде интереса не проявила. Ворона недовольно нахохлилась, пуша белые перья, взлетела над головой, продолжая раздражающе каркать, полетела в сторону гостиной. Наёмник устало вздохнул, направляясь за неугомонной птицей.       Картина представшая перед его взором выглядела мягко говоря обескураживающее и удручающе. Ворон, развалившись на диване, беспалевно бухал. Мексиканскую текилу. Прямо из горла. Настоящую, которую ему Дракон из последней поездки притащил, специально у местных прикупил. Олег её принципиально не трогал, хранил для встречи с боевым товарищем. Но как наглядно показывала практика, никакие тайники для Птицы помехой не являются. — Какого хрена, Ворон?! — мгновенно взрывается наемник. — Что я тебе говорил по поводу алкоголя на период тренировок?!       Александр не удостоил его ответом, одаривая холодным, безразличным взглядом, вновь присасывается к горлышку бутылки. Птица почти полностью развалился на диване, полы цветастого халата разметались в стороны, словно королевская мантия, открывая натренированное гибкое тело. Спасибо, хоть штаны соизволил надеть. С Разума станется по дому в одном халате рассекать, он же совершенно бесстыжий к тому же отбитый в край.       Волков подлетает к дивану, намереваясь как следует встряхнуть охреневшего подопечного, предварительно отобрав текилу, но останавливается, натыкаясь на пронзительный взгляд чужих глаз. Абсолютно потерянный и пустой.       Олег замечет всё: покрасневшие отливающие янтарным блеском глаза Разумовского, дорожки подсыхающих слёз на бледных щеках. Волкова словно холодной водой окатило. Разум никогда не плакал. Даже там, на проклятом аукционе, после многочисленных ночей проведённых в подвале, беспрецедентного психологического давления и регулярных избиений. Они лишь сильнее скалил зубы, становился ожесточённее, яростнее, злее.       Сейчас Александр выглядел совершенно разбитым. Вряд ли он вообще отдавал себе отчет в своих действиях, после бутылки отборной текилы, вылаканной на голодный желудок, он был в вусмерть пьян. Наемник прекрасно помнил что Ворона уносило после третьего бокала итальянского вина. — Не лютуй, Волк, - небрежно бросает Ворон, игнорируя нависшую над ним угрозу. — Сегодня особый повод. — с особым ядом растягивая слова произносит Разум, — Сегодня мой день рождения. Ненавижу. — чуть слышно выплёвывает рыжий, вновь присасываясь к горлышку бутылки, глотая обжигающее пойло даже не морщась, с ненавистью отбрасывая от себя опустевшую бутылку. Разум прикрывает глаза, обессиленно откидываясь на спинку дивана. Олег осторожно присаживается рядом, наблюдая за Вороном с нарастающей тревогой. То, каким он его сейчас видит, кажется диким и неправильным. — У меня есть день рождения. А у него только день смерти. — Разум говорит чуть слышно, словно каждое слово даётся ему с огромным усилием. — Твой брат-близнец умер при рождении? — догадывается Олег. — До. Задолго до. — жесткая кривая улыбка озаряет лицо Разумовского. — Я ведь уже говорил тебе, что я ходячая аномалия, Волчара? Ты когда-нибудь слышал о химерах? — В общих чертах. — уклончиво отвечает Волков. — Так бывает. Иногда на ранних этапах внутриутробного развития один из эмбрионов близнецов оказывается слишком сильный и полностью поглощает другого. Я стал убийцей еще до моего рождения. И я ненавижу себя за это.       Ворон смеется безумно, обреченно. — Кто рассказал тебе об этом? — поражённо спрашивает Олег, позволяя обессилевшему телу Разумовского привалиться к своему плечу. Осторожно убирает упавшие на лицо рыжие пряди, незаметно стирая пальцами непрошенные, злые слезы. Ворон кажется сейчас таким открытым и ранимым, что Волков страшно боится разрушить это хрупкое доверие неосторожной фразой или каким-то неуместным действием. — Доктор Вениамин Рубинштейн. — ледяным голосом чеканит Разум. Имя лечащего врача он произносит с особой ненавистью. — О, он просто обожал меня, Волков. — язвительно продолжает Александр. — Считал уникальным случаем. Идеальным подопытным. Чертов мозгоправ с комплексом Бога использовал сирот для своих сомнительных экспериментов. — Сколько тебе было тогда? — Семь. Я пробыл в его клинике где то пол года, потом комиссия с проверками нагрянула и ему пришлось срочно заметать следы и меня с другими детьми обратно в приют вернули. С теми, кто выжил конечно. — Ты не убийца, Ворон. — резко отрезает Волков. — в том, что случилось никогда не было твоей вины. Даже если предположить что всё сказанное твоим мозгоправом правда. Хотя я бы не стал слепо верить его словам. — Рубинштейн сказал правду. Я делал генетические тесты. — глухо подтверждает Птица. — Пусть так. — яростно продолжает Волков. — У чертового мозгоправа не было права вываливать все это на маленького ребёнка. Жизнь определяется наличием разума и сознания. Ты не можешь отвечать за действия эмбриона на ранних этапах развития у которого ещё не сформировано ни первое ни второе. Это был чисто биологический процесс на который ты никак не мог повлиять. В этом никогда не было твой вины, слышишь?! Грёбаный психиатр внушил тебе всё это чтобы манипулировать и управлять тобой. Ты был всего лишь одиноким, беззащитным ребенком, нуждающимся в помощи.       Ворон распахнул глаза, неверяще уставившись на Волкова, словно видел впервые в жизни. — Я понимаю, что ты ненавидишь свой день рождения. И все же, я должен тебе подарок, ты так не думаешь? Чего ты хочешь, Ворон? — наёмник прямо смотрит в глаза Разумовского. Ворон считывает всё правильно. — Доктора Вениамина Рубинштейна, — острая как лезвие бритвы улыбка озаряет лицо Птицы. — Тебе его живьем доставить или по частям? — буднично уточняет наёмник. — Живого. Некоторые вещи я предпочитаю делать сам. К тому же у меня ещё осталась парочка вопросов к нашему доктору. — глаза Ворона вспыпихивают опасным огнём.