***
Кабинет интенсивной терапии встречает их гнетущей тишиной. От обилия белого и ярких ламп неприятно режет глаза. Холодная стерильная белизна кабинета навевает ассоциации с ледяной снежной пустыней. Олег быстро осматривает помещение, взгляд скользит по одинаковым кушеткам с металлическими ручками и жёсткими ремнями. К ним пристегивают пациентов в процессе терапии, потом переводят в вертикальное положение. Вокруг них наемник замечает огромные зеркала в полный рост. Это сделано для того чтобы пациент не мог видеть своего психиатра, лишь слышать его голос за своей спиной ощущая незримое присутствие. Их всех заставляли смотреть в свое отражение в зеркалах. Но зачем? «Зеркала словно глаза без век, от них всегда веет могильным холодом. Ты ведь тоже это чувствуешь, мой мальчик?» Разумовский застыл посреди комнаты неподвижно, мертвенно бледный, почти не дыша. — Эй, ты в порядке? — Олег осторожно сжимает плечо Ворона, обозначая свое присутствие и молчаливую поддержку. — Я был здесь, — голос Ворона звучит безжизненно и надломлено. — В подобной комнате. Когда я был ребенком. «Он там, да. Он прячется внутри тебя, ты ведь тоже это знаешь. Не отворачивайся, просто смотри. Это взгляд изнутри. Не смей закрывать глаза, иначе я приклею тебе веки скотчем. Я могу сделать так, чтобы боль прекратилась. Просто впусти его, позволь тёмному двойнику завладеть твоим разумом, ты ведь тоже этого хочешь.» — Этого больше не повторится. Я обещаю. — яростно произносит Олег, разворачивая Птицу к себе. Птица неверяще смотрит в глаза наемника, недовольно сбрасывая его руку. — Идем, он не должен уйти далеко.***
София быстро лавирует между снующими пациентами, на ходу поправляя висящую на плече сумочку, едва не теряет равновесия запнувшись о труп охранника. «Ну и бардак они здесь устроили», — медсестра брезгливо перешагивает остывающее тело, быстро сворачивая к пожарному выходу. На лестничной клетке её встречает кромешная тьма, Софа изящно матерится, кроя нерадивого босса последними словами. Вениамин Самуилович предсказуемо предпочел слинять, спасая свою шкуру, оставив ближайшую соратницу и бывшую любовницу выбираться самостоятельно. Щелчок выключателя заставляет зажмурится от яркого света. Фигура на лестничной клетке кажется до боли знакомой. «Кризалис! Какой идиот этого психопата из подвала выпустил?!» Медсестра застывает словно олень в свете фар. Она не чувствует страха, лишь тупое, скрытое раздражение. Наркотики и близкое общение с доктором Рубинштейном давно притупили инстинкт самосохранения, даря мнимое ощущение контроля над чужой жизнью и пьянящее чувство превосходства и вседозволенности. «Без паники. Нужно просто запудрить ему мозги и пройти мимо.» — Посмотри на меня, Володя. Это же я, Софа. — медсестра вымученно улыбается, говорит медленно и вкрадчиво, обманчиво ласковым голосом, словно успокаивая расшалившегося ребенка. — Я никогда не хотела причинять тебе боль, это все он, Вениамин Самуилович, он меня заставил. Медсестра внимательно отслеживает каждое движение Кризалиса. Пока он просто застыл неподвижно, слегка склонив голову, не проявляя видимой агрессии. — Я всегда заботилась о тебе, сидела у твоей постели когда ты был в отключке, следила чтобы ты не захлебнулся собственной рвотой после назначенных препаратов, носила тебе еду в подвал, помнишь? Я всегда была на твоей стороне. Мы оба заложники обстоятельств, понимаешь? — Я знаю, — улыбка на лице Кризалиса становится по-настоящему безумной. — Просто обними меня, Софа. Я не могу уйти не попрощавшись. — Хорошо, — медсестра осторожно подходит к бывшему пациенту, скрывая брезгливость на лице, когда Кризалис заключает ее в неловкие медвежье объятия. От Володи пахнет немытым телом и больничными лекарствами. — Я не мог просто уйти, не отблагодарив тебя, Софа. — сбивчиво шепчет Кризалис, резко хватая медсестру за волосы, вглядываясь в расширенные от ужаса глаза своей жертвы. София бестолково бьет его в грудь, царапается и трепыхается, но мужчина держит крепко, подавляя малейшую возможность к сопротивлению. — Бабочка должна расправить крылья, — острый нож входит под ребра отточенным движением быстро и плавно, словно разрезая мягкое масло. Медсестра не успевает даже закричать.***
В коридорах больницы царит полнейший хаос. Пациенты в белых рубашках водят хороводы вокруг остывающего трупа, держась за руки и что-то истошно воя, явно косплея жрецов Вуду в попытках поднять зомби. Мимо весело проносится каталка с привязанным к ней ремнями молодым психиатром. Благодарные пациенты везут его в кабинет интенсивной терапии, собираясь поиграть в доктора. Судя по истошным воплям врача такая смена ролей ему не слишком нравится. Да и шансы выжит после подобной терапии быстро стремятся к нулю. Те кто все еще находится под сильными нейролептиками бесцельно слоняются по коридору, гладя руками стены. Другие пациенты просто сидят на полу, обхватив себя руками и медленно раскачиваются, уставившись в одну точку, явно прибывая в собственном мире. Светловолосая девушка, с детским любопытством склоняется над трупом медсестры, радостно засовывая руку в открытую рану. Девушка безумно смеется, прикладывая ладонь к светлым обоям. Стоящие рядом пациенты в точности повторяют ее действия, словно милую, забавную игру. Остальные пациенты просто врываются в кабинеты, круша всё вокруг. Птица мельком заглядывает в палату, замечая странного пациента. Мужчина сидит на краю кровати просто уставившись в стену, даже не предпринимая малейшей попытки сбежать. Отстранённый и безучастный, он словно мыслями находился абсолютно не здесь, даже не замечая вошедшего Разумовского. Все тело мужчины было покрыто бинтами и изуродовано шрамами, неизгладимые следы последнего пожара. «Аркадий, Огнепоклонник», — догадывается Птица. Ворон опускается на колени возле кровати странного пациента, осторожно касаясь его ладони, привлекая внимание. — Я знаю, ты не сделал ничего плохого. — голос Птицы вкрадчивый и глубокий, проникает в глубины сознания подобно ядовитой змее. — Ты ведь просто хотел еще раз встретиться с женой и дочкой. Ты ведь видишь их в пламени. Только так ты мог общаться с ними. Ты настолько отчаялся, что в последний раз сам шагнул на встречу огню. Сколько раз ты пытался объяснить это врачам, но они не стали слушать. Они отняли у тебя даже спички. — Вы первый, кто действительно понял меня. — глаза Огонька вновь приобретают осмысленность. — Вы мой новый лечащий врач? — с робкой надеждой спрашивает Аркадий. — В некотором роде, — криво усмехается Ворон. «Я — Чумной Доктор. И я не успокоюсь пока не выжгу эту заразу до тла.» — Вот, возьми, — Птица протягивает Огоньку новую зажигалку, — Я думаю ты прекрасно знаешь, что нужно делать. — Ворон заговорчески подмигивает, быстро покидая палату.***
«Надо срочно выбираться отсюда». Это все о чем может думать доктор Рубинштейн, быстро копируя данные с жесткого диска на флешку, прежде чем вывести из строя новый компьютер. Все основные данные разумеется он хранил в загородном доме на другом компьютере, но лучше перестраховаться. «Как всегда невовремя». Потайной ход выходил из кабинета психиатра прямо на улицу. Запасная лестница находится прямо за стеной его личного кабинета. После печально известного инцидента, едва не стоившего ему карьеры, Вениамин Самуилович предпочел перестраховаться и всегда иметь пути отступления. Доктор Рубинштейн позаботился, чтобы эвакуационного выхода не было на схеме здания, а рабочие его строившие исчезли бесследно. Что ж, как показывает практика — такие меры оказались своевременны, а его опасения далеко не беспочвенны. Психиатр решил не искушать судьбу и убраться из клиники как можно скорее. Доктор Рубинштейн опасливо оглядывается, прячась под сенью раскидистого дерева, четно пытаясь поймать связь. Вскидывает голову, с тоской глядя на полыхающее здание психбольницы. «Ничего, кураторы из Махаона быстро со всем разберутся. Главное убраться от суда как можно скорее. Машина должна прибыть через две минуты». — Далеко собрались, доктор? — Дракон скалится, выходя из-за дерева, делая молниеносный выпад вперёд. Мгновение и психиатр дергается в удушающем захвате. Острая игла с транквилизатором легко входит в массивную шею. Доктор Рубинштейн падает в спасительную тьму.***
Сознание возвращается медленно, словно его напоследок приложили чем-то тяжелым по голове. В ноздри ударяет тошнотворный запах бензина, психиатр смутно ощущает что его одежда насквозь пропитана чем-то липким, а его руки, похоже, крепко связаны за спиной. Доктор Рубинштейн резко распахивает глаза, картинка не желает фокусироваться на сетчатке, перед ним расплываются размытые пятна, к нему приближаются две мужские фигуры, их очертания кажутся гротескными и размытыми, а обрывки фраз доносятся словно сквозь толщу воды. Он незаметно пытается высвободить руки, шевелит на пробу затекшими пальцами. Без шансов. Руки крепко связаны за спиной, а сам он привязан к какому-то столбу, стоящему посреди двора. Наверняка его вывезли куда-то за город и они находятся сейчас далеко от Питера. Все это контролируемый ущерб, успокаивает себя психиатр, начиная по привычке анализировать ситуацию. Кураторы из Махаона наверняка сейчас бросили все силы на его поиски, а значит нужно просто тянуть время. — Как самочувствие, доктор? — В ответ доносится недовольное мычание. — О, пардоньте, — весело произносит один из похитителей, вытаскивая изо рта психиатра размякший от слюны кляп. — Как, доктор, говорить можете? — Дракон напоследок издевательски похлопал психиатра по щеке, — ну ничего, скоро отпустит. Треснутые очки возвращаются обратно на переносицу и мир внезапно обретает четкость и яркость. Теперь Вениамин Самуилович может прекрасно видеть своих похитителей. Один — уже знакомый высокий белобрысый наемник неопределенного возраста, весело насвистывает прилипчивый мотивчик из репертуара Леди Гаги. «Антисоциальное расстройство личности. Скорее всего врожденное», машинально отмечет психиатр. Второй темноволосый, хмурый, немногословный с легко раскосыми глазами, выглядит чуть менее внушительно, но от того не менее опасно. «Наемники, возможно бывшие военные» — Послушайте, мои работодатели очень влиятельные и богатые люди. Сколько бы вам не обещали, они заплатят вам в пять раз больше. Я очень ценный сотрудник исследовательского центра. — самодовольно продолжает психиатр. — Что скажешь, Поварешкин? Заманчивое предложение? — заливисто смеётся Дракон. — Хорошая попытка, доктор, но нет. — холодно парирует Волков. — Да вы хоть представляете, на кого я работаю? — злобно выплевывает психиатр. — Да Махаон вас в порошок сотрёт, если хоть один волос упадет с моей головы. — Боюсь, у Махаона в ближайшее время будут проблемы поважнее ваших поисков, — игривый мелодичный голос заставляет Рубинштейна напрячься. Он явно не вписывается в общую компанию. Психиатр внимательно следит за приближающейся к ним фигурой. Высокой, изящный молодой мужчина, одетый в вычурный фиолетовый плащ и гротескную маску с птичьим клювом, явно не вписывался в общую картину. — Знаешь, в чем твоя проблема, доктор? Гордыня. Она застилает тебе глаза. Ты думаешь что умнее всех. — незнакомец вальяжно подходит ближе, изящным жестом скидывая маску, глядя на психиатра с нескрываемым презрением и превосходством. «Огненно-рыжие волосы, бледное лицо, врожденная гетерохромия, неужели…» — Разумовский?! — Вот мы и встретились вновь, доктор. — мурлычет Птица, — отрадно знать, что вы не забываете своих маленьких пациентов. Я вот тоже ничего не забыл. — Разумовский щурит глаза, психиатр видит как небесную лазурь заливает янтарным блеском. — Темные двойники существуют, — Птица понижает голос до пугающего, почти интимного шёпота, — и иногда они откликаются на зов. Когда ангелы молчат и стыдливо отводят взгляд, просто закрывая глаза на пожирающий мир ужас, боль и беззаконие, приходит монстр. Он был просто одиноким и беззащитным ребенком, и вы прекрасно это знали. Бессилие растит убийцу, доктор. — последнюю фразу Ворон произносит стремительно склоняясь к уху бывшего психиатра. — Теперь, когда ваш безумный проект Doppelganger увенчался успехом. — торжественно произносит Разумовский, вскидывая руки, каждое слово сладким ядом стекает с языка. — Вы счастливы, доктор? — Жаль об этом вы уже никому не расскажите. — Птица заливается безумным смехом, крутя в изящных пальца блестящую зажигалку, щелкая крышкой, задумчиво разглядывая вырывающийся язычок пламени, поднося огонь к лицу психиатра, заставляя доктора внутренне напрячься и инстинктивно дернуться. — Прекрати, Саша. — доктор Рубинштейн идет ва-банк, стараясь придать голосу отцовскую строгость. — Ты не убийца. Ты никому не хочешь причинить вред и мы оба это прекрасно знаем. Ты всегда был хорошим и добрым ребёнком. — Разве? — ядовито отзывается Ворон, — А я вот прекрасно помню как вы утверждали обратное. Я прирождённый убийца, я стал им еще задолго до своего рождения. Разве не в это вы так старательно пытались мне внушить, доктор? — острая, как лезвие бритвы улыбка искажает тонкие губы Птицы. — И вы ошибаетесь, доктор, я чертовски сильно этого хочу. Пламя взмывает вверх, озаряя вечерние сумерки. Истошные вопли оглушают окрестности. Птица холодно наблюдает за предсмертной агонией корчащегося тучного тела. Пляшущие языки пламени отражаются в янтарных глазах Птицы, ни один мускул не дрогнул на красивом лице. Дракон искоса наблюдает за ним со стороны, восторженно присвистывая. — Что лыбишься, Вад? — Олег хмурит брови, запах горящей плоти вызывает не самые лучшие ассоциации. — Да просто тут вспомнил как мы в деревне на Масленицу чучела жгли, когда я мелким был. А терапия Пташке, все-таки не помогла, да? — весело скалится Дракон.