***
Чан уехал из квартиры Феликса около 2 часов ночи. Омега довольно долго дремал в офисе Альфы, против чего Чан нисколько не возражал, всё равно требовалось, чтобы Альфа присматривал за уборщиком. После насильственного падения в такое глубокое подпространство Чан ожидал, что внезапно, без предупреждения, проявятся последствия. Чан был занят деловыми вопросами, встречами, которые необходимо было отложить из-за нынешнего кризиса, связанного с его стаей, и скучными электронными таблицами, пока, наконец, не открыл свой текущий трек, над которым работал. Он также собрал необходимые документы, которые ему предстояло заполнить по поводу инцидента с Джисоном и Феликсом, и он не мог справиться с дырой в груди, когда отправлял по электронной почте своему секретарю документы, которые нужно распечатать. У него всё ещё не было возможности поговорить с Джисоном о ситуации, и, когда он заполнял детали случайного нападения своей чернильной ручкой, он был вынужден отложить всё это на потом, потому что правда не хотел представлять, что произойдёт с младшим Альфой. Это было серьёзно, гораздо серьёзнее, чем Чан представлял, когда говорил Джисону успокоиться и идти домой. Это может закончиться крупными штрафами, общественными работами или запретительными судебными приказами, которые не позволят ему работать на своём рабочем месте. И хотя Чан владел всей компанией, он никогда бы не уволил Феликса за действия Джисона только для того, чтобы Альфа мог вернуться в здание. Всё это, хотя и вызывало беспокойство само по себе, не так сильно пугало Чана, как возможность тюремного заключения. Он не хотел слишком увлекаться этим, потому что это был довольно суровый приговор за злоупотребление феромонами, но не о многих из этих инцидентов сообщалось в полицию. Это было трудно доказать, и, как бы дерьмово это ни было, большинство заявлений от Омег были выброшены, потому что не было доказательств. У нападения Феликса было бы два свидетеля, Альфа и Бета, так что это никак не могло быть замято. Чан не собирался ничего упускать из отчёта, потому что это было несправедливо по отношению к Феликсу. Чан не знал, что будет делать, если ему придётся навещать Джисона за решёткой, и всё потому, что он забыл надеть свои чёртовы блокаторы запаха. Чан намеревался поговорить с Феликсом, когда тот проснётся, просто чтобы оценить, как он относится к ситуации, чтобы выяснить, каково его отношение ко всему этому, но, когда Омега проснулся, Чан понял, что не получит ответа сразу. Для Омег не было ненормальным входить в беззаботное состояние после подпространства, на самом деле считалось здоровым и поощрялось держать Омегу в таком состоянии в течение часа после столь глубокого падения. Омега стаи Чана не был чужд этому чувству, и вся стая считала Минхо очаровательным, когда его внимание было сосредоточено на белке, и его можно было развлекать забавными видео с кошками в течение целого часа. Омеги требовали меньше внимания на этой стадии, чем в реальном подпространстве. Обычно им было хорошо, если бы в комнате был хотя бы один Альфа, пока они обнимались с мягкими игрушками или рассказывали истории вслух. За ними нужно было присматривать, но это было не так страшно, как в подпространстве, где Омега был сосредоточен на их Альфе и сделал бы для него всё, что угодно. Проблема была не в том, что Феликс вошёл в эту стадию, на самом деле Чан был в восторге от того, что у него было достаточно хорошее подпространство, чтобы испытать это. Это заставило его почувствовать лёгкую надежду на хороший исход. Проблема заключалась в том, что Чан не мог обеспечить ему необходимый последующий уход, не нарушая личных границ Омеги. Об объятиях не могло быть и речи, и Чан боялся как-то физически напомнить Феликсу о Джисоне, вдруг это что-то вызовет. Иногда Чан мог дать своей Омеге свою толстовку, и это творило чудеса. Самое большее, что он мог сделать, — это убедиться, что Феликс сыт и счастлив, как друг. Когда Чан оставил Феликса, чтобы поговорить со своей секретаршей, он понял, что облажался. Он не был уверен, почему Феликс так плохо отреагировал, в конце концов, Чан всё ещё был в комнате, и, насколько он знал по Минхо, это успокаивало Омегу. Но Феликсу не нравилось расстояние, и Чан не был уверен, связано ли это с тем, что произошло во время его подпространства, или это просто разница между его Омегой и Феликсом. Он был безутешен, и Чан едва сдерживал желание заключить Омегу в объятия и утихомирить тихие всхлипы, которые, как он мог сказать, Омега хотел издать. Но потом Феликс всё равно обнял его, несмотря на нежелание Чана. Даже несмотря на то, что это, вероятно, была ужасная идея, даже несмотря на то, что это может обернуться против него завтра, когда Феликс решит, что хочет выдвинуть обвинения не только против Джисона, но и против Чана, даже несмотря на то, что Феликс не был частью его стаи, он не мог заставить себя отстраниться. Когда Феликс уткнулся носом в грудь Чана и обхватил руками торс Альфы, Чан обнял его в ответ. Очевидно, Феликсу это было нужно, и Чан не собирался лишать Омегу того, в чём он нуждался, после всего, через что его стая уже заставила его пройти. Они пробыли в офисе ещё час. Чан прижимал Феликса к себе и шептал бессмысленные слова, пока кислый мёд не исчез. Когда Феликс, наконец, отстранился, он выглядел более усталым, но, когда ясность вернулась к его взгляду, Чан мог видеть изменение в его поведении. Он видел напряжение, когда тот выпрямляется, видел, как страх и неуверенность берут верх. Феликс стал гораздо более осознанным, чем был всю ночь, и Чан знал, что его разум был переполнен информацией, которую его Омега на несколько часов отодвинул в сторону. Теперь Феликс думал как человек, а не как волк, и Чан мог видеть, как произошла эта перемена. — Позволь мне отвезти тебя домой, — предложил Чан младшему, который старательно избегал зрительного контакта с Альфой с тех пор, как вырвался из его объятий. — Это меньшее, что я могу сделать. Феликс неохотно согласился, за что Чан благодарил небеса, потому что, если бы он отказался, Чан не был уверен, что смог бы отпустить его домой одного. Омега или нет, 2 часа ночи всё равно оставались двумя часами ночи. Чан не смог бы успокоится, если бы Феликс оказался в опасности, потому что пошёл домой один. Когда он прибыл в квартиру Феликса, он был лишь частично удивлён тем, насколько запущенным был этот район. Это был довольно старый комплекс с выцветшей краской и шатким ограждением вокруг собственности. Чан был почти уверен, что около половины жителей были наркоманами, которых он видел в переулках. Он не был идиотом, чтобы предполагать, что все в мире живут в лучших районах города. Существовала нищета, и не все были достаточно богаты, чтобы обеспечить себя. Но его беспокоило, что Феликс, который, как только что узнал Чан, был одиноким волком, жил здесь один. Поэтому Чан проводил его до двери, а Феликс слишком устал, чтобы протестовать. — Ты можешь взять завтра отгул, — настаивал Чан зевающему Омеге. — Я всё равно посчитаю твои часы завтра для расчёта заработной платы, хорошо? Просто возьми день для себя. Феликс согласился, хотя Чан мог сказать, что он этого не хотел. Теперь всё, что нужно было сделать Чану, — это сохранить рассудок, пока он не сможет как следует поговорить с Феликсом и понять, что, чёрт возьми, делать. Дорога обратно к дому Чана была тихой, если не считать случайного тяжёлого вздоха, который он сделал, пытаясь понять, что собирается делать. Как он собирался защитить Джисона? Как он собирался сдержать свою стаю вместе? Как он собирался сделать так, чтобы Феликс чувствовал себя в безопасности в его компании? Это была бесконечная череда запутанных тревог и неопределённых предположений, которые Чан не мог игнорировать. Когда Чан подъехал к своему собственному многоквартирному дому, он уже чувствовал, как надвигается головная боль. Не было никаких сомнений, что в доме будет царить хаос. Джисон, вероятно, сходил с ума в ванной, Чанбин, вероятно, держал Минхо на расстоянии, а остальные либо пытались сохранить какой-то мир и порядок, либо усложняли ситуацию вдвое. С его стаей ничего нельзя было сказать точно. Чан припарковал машину, выключил двигатель и закрыл глаза, прислонившись лбом к ладоням, лежащим на руле. Он позволил себе задержаться, глубоко вздохнув, чтобы успокоить нервы. Не помогло и то, что в его машине всё ещё пахло мёдом, но это как-то влияло на биологию Чана, поскольку его Альфа нашёл утешение в запахе Омеги. Он не был уверен, что от этого ему стало лучше, хотя бы потому, что Феликс не был обязан утешать его после всего, через что ему пришлось пройти сегодня. Даже если это был просто его остаточный запах, который не ускользнул от Чана. Было 2:23 ночи. Город был тих, но его разум — нет. Наконец он выбрался из машины. Он поздоровался с ночным портье, который приветственно помахал ему рукой, вошёл в лифт и нажал на верхний этаж, где его стая наверняка вызывала переполох. Он тревожно постукивал ногой, проезжая каждый этаж, но быстро заставил себя остановиться. Он ничем не поможет Джисону, если войдёт, пахнущий так же испуганно, как, должно быть, младший. Добравшись до своего этажа, он вышел в коридор и подошёл к их двери. И сделав ещё один вдох, провёл своей карточкой-ключом и открыл тяжёлую входную дверь. Первое, что он заметил — везде всё ещё горел свет. Из коридоров он мог видеть часть открытой гостиной и кухонный остров, где на барных стульях были поспешно брошены различные сумки. В воздухе плавали остатки жареных кофейных зёрен и вареного риса, и со входа Чан услышал слабые звуки «Ходячего замка», играющего по телевизору. Если его нос не обманывал его, то в гостиной находились Минхо, Джисон и Сынмин. Чан молчал, снимая пальто и ботинки, решив оставить свою сумку у входной двери. Чан прошёл по тёмному коридору в гостиную, заполненную его стаей, и, когда он завернул за угол, его встретил пронзительный взгляд Минхо рядом со спящими фигурами Джисона и Сынмина. — Чан, — тихо вздохнул Минхо из-под пушистого одеяла, в которое он завернулся вместе с Джисоном, — наконец-то ты дома. — Да, извини, что так поздно, — в голосе Чана было гораздо больше паники, чем он хотел. Он пытался оставаться спокойным и собранным ради Джисона, а это означало, что ему нужно было звучать и пахнуть уверенно. Но его голос предавал его, и он знал, что его запах был бы таким же, если бы на нём всё ещё не было блокаторов запаха, которые он надел несколько часов назад. — Ну, это не в первый раз. Тебе удалось вернуться домой до восхода солнца. Я впечатлён, — ухмыльнулся Минхо Альфе, медленно выбираясь из-под кучи объятий, которую он сформировал с Джисоном и, очевидно, Сынмином после того, как младший накинулся на них. Омега тихо хмыкнул с притворным раздражением на двух Альф, создающих для него такие проблемы, но всё равно улыбался, когда снова завернул Джисона в одеяло, которое они делили, и схватил другое для Сынмина. Спящий Джисон выглядел спокойным, довольным, особенно когда прижался ближе к Сынмину. Это почти заставило Чана почувствовать себя непринуждённо, как будто вся его семья не была так близка к краху из-за случая с Джисоном. Он был в нескольких футах от него и крепко спал, на заднем плане крутился его любимый фильм. Сам Чан собирался уснуть и умолять кого-нибудь приготовить ему блинчики утром, пока Чанбин не согласится, а затем включиться в работу над новым треком. Это было почти нормально. Но Чан знал, что лучше не лгать самому себе. Он не мог позволить своему мозгу превратить ситуацию во что-то меньшее, чем она была, не мог позволить себе расслабиться в созданном самим собой фантастическом мире, где Джисон случайно не совершил преступление. Где его товарищ по стае не причинил вреда невинному Омеге, и он не собирался сталкиваться с судебными делами, которые могли разрушить всё, что он и его стая создали вместе. Он не мог лгать себе, потому что позже будет только больнее. — Чанни? — Минхо потянул Чана за плечи. — Пойдём, поговорим в твоём кабинете. Чан перевёл взгляд со спящих Альф обратно на Омегу, одетого в пижаму с кошками, которую он получил на Рождество в прошлом году. Минхо соединил свою руку с рукой Чана и просунул пальцы между кулаками, которые Чан сжал. Он смотрел на Чана с сочувствием и пониманием, как будто уже имел представление о том, что мучило Чана. В каком-то смысле Чан почувствовал себя лучше, зная, что Минхо уже догадывается о том, что происходит. Минхо был как бы его секундантом, всегда знающим и постоянно вмешивающимся в дела в меру своих возможностей, чтобы облегчить бремя на плечах Чана. Как будто он не справлялся со всей ситуацией в одиночку. Минхо был Омегой стаи, вторым по старшинству и первым человеком, кроме Чана, к которому стая обращалась за советом. Он был примером, который показал стае, что то, что для других является фактом, для других может быть иначе. В то время как Чан доминировал из-за своего статуса, Минхо доминировал из-за своей ауры. Омега или нет, Минхо был силой, с которой приходилось считаться. Статус никогда не был проблемой для Омеги, потому что он отказывался позволять своему статусу диктовать свою жизнь. Это было то, чему должны были научиться их двое Бет — Чанбин и Чонин, но Минхо продолжал быть поддержкой, в которой они нуждались, чтобы понять, что их статус не определяет их. Вот почему Минхо был первым выбором Чана, которому он мог довериться, потому что Омега, казалось, всегда понимал. Он всегда знал, что сказать, и всегда знал, как успокоить. — Ага, — наконец сказал Чан, крепче сжимая Минхо, когда он начал тащить Омегу дальше по извилистым коридорам их довольно большого пентхауса, — давай поговорим. Минхо прижался к Чану, когда они шли плечом к плечу. Чана предупредили, чтобы он шёл бесшумно, когда они проходили мимо одной из свободных спален, в которой исчезли Хёнджин, Чанбин и Чонин. — Чанбин чувствовал себя немного расстроенным, когда вернулся домой, — бросил Минхо слова в кипящий котёл тревог Чана, — Хёнджин и Чонин напали на него со своими коллективными обнимашками и просмотром какого-то странного американского кулинарного шоу, пока не заснули. — Ну, по крайней мере, они отдыхают, — пробормотал Чан, когда они подошли к его личному кабинету. Внутри всё было в той же цветовой гамме, что и в его рабочем кабинете, если не считать кухни. Чан подошёл к чёрному дивану, такому же, как тот, на котором Феликс вздремнул ранее, и мягко усадил их обоих. Минхо не сделал ни малейшего движения, чтобы распутать их руки, и Чан только глубже вжался в Омегу. Он позволил себе понюхать успокаивающую ваниль, обволакивающую их. Та самая ваниль, которая ассоциировалась со свирепым сарказмом и красивыми танцами. Та самая ваниль, которая уверенно ходила на цыпочках между игривым флиртом и прямым соблазнением. Та самая ваниль, которая очаровала Чана много лет назад, когда он столкнулся с Минхо во время мероприятия по поиску талантов, по итогу оставшись в затруднительном положении с небрежным поцелуем в щёку и наспех написанным номером телефона на чеке из Макдональдса. Это была та же ваниль, с которой началась стая Чана, та же ваниль, которая с энтузиазмом встречала каждого нового члена, та же ваниль, которая помогала Чану пройти через каждый поворот судьбы. Он любил эту ваниль всеми фибрами своего существа, точно так же, как любил каждого другого члена своей стаи. — Я очень люблю тебя, Мин, — голос Чана дрожал и был на грани шёпота. — Не знаю, что бы я делал без тебя. — Ты становишься сентиментальным? — Минхо толкнул плечом Чана, положив ладонь на щеку Чана. — Эй, посмотри на меня. Когда Чан встретился своими собственными блестящими глазами с глазами Минхо, Минхо нежно прижал свои губы к губам старшего. Поцелуй был ласковым, полным нежной любви и заботы, которые только Минхо мог передать одним поцелуем. Ему удалось рассказать Чану всё, что ему нужно было услышать, в форме языка любви. Уверенность, утешение, поддержка и чистая нефильтрованная любовь были сведены к одному простому поцелую, который заставил Чана на секунду забыть все свои тревоги. Всего на секунду, но это именно то, что ему нужно, чтобы очистить голову от неуверенности. Чан был не один, и Джисон тоже. У них была стая волков, зависящая друг от друга, любящая друг друга, защищающая друг друга, и даже если Чан был их лидером, они были командой. Чан был их представителем, тем, кто по закону обязан принимать решения и обеспечивать соблюдение правил своей стаи, но он был таковым только в письменной форме. В реальном мире он был им равным, самым старшим с наибольшим опытом, но также одним из четырёх Альф со своими собственными проблемами и недостатками. Когда Чан формировал свою стаю один за другим, он всегда говорил, что не хочет быть одним из тех Альф в фильмах. Он не хотел быть Альфой, который диктовал своим стаям каждое движение, Альфой, который использовал свой статус и феромоны как игру власти. Он хотел, чтобы честность, доверие и любовь были превыше всего, и преуспел в этом. Ситуация с Феликсом и Джисоном была далеко не идеальной, Чан хорошо это понимал, но он, наконец, вспомнил, что у него есть семья, которая поможет им пройти через это. Когда Минхо оторвался от поцелуя, он увидел, как мгновенно изменилось поведение Чана: — А вот и он. Где прятался мой дерзкий Чанни? Ты даже не ответил шуткой на мой сарказм ранее. — Приходить домой до рассвета слишком просто, — шутливо усмехнулся Чан, — только хардкор, только получение витамина D, приходя на работу и уходя. — Я думаю, что приличное количество сна перевешивает несколько лишних минут твоего столь драгоценного витамина D, — усмехнулся Минхо, наконец освободившись из кренделька, который они с Чаном сотворили своими конечностями. — Итак, — Минхо повернулся лицом к Чану, который прислонился спиной к подлокотнику, — теперь ты готов поговорить? — Дело плохо, Минхо, — вздохнул Чан, покачав головой при воспоминании о сегодняшнем дне, — у нас могут быть серьёзные проблемы. С законом, с бизнесом, с нормами, с психологическим здоровьем Джисона… Чан замолчал, но Минхо только понимающе кивнул головой. — Джисон упомянул что-то об Омеге, — Минхо бросил взгляд на рубашку Чана, застёгнутую на все пуговицы. Рубашка, которая Чан был уверен, всё ещё пахла мёдом, — сегодня он спросил меня о сабдропах. И позволь сказать тебе, что мне потребовалось почти всё моё самообладание, чтобы не взбеситься, когда он заговорил об этом. — Он тебе что-нибудь рассказал? — спросил Чан. — Нет, — покачал головой Минхо. — У меня было смутное представление о том, что произошло, но он не хотел говорить об этом, и я не настаивал. И Чанбин ничего не скажет, если Джисон не скажет. — Ох, Бинни, — нежно фыркнул Чан. — Я должен буду поговорить с ними и убедиться, что с ними всё в порядке. — Что же всё-таки произошло? — Минхо взял руку Чана в свою, потирая большим пальцем костяшки его пальцев. — Всё, что я знаю, это то, что возможный Омега попал в возможный сабдроп, и вы все трое были там. — Там был Омега, его зовут Феликс, — начал Чан ровным тоном, — часть с сабдропом в основном неправда, я думаю. По крайней мере, сначала? Минхо моргнул и склонил голову набок: — Я не понимаю. Что ты имеешь в виду под «в основном неправда»? — Ну, я не знаю, он просто… — Чан запнулся, прежде чем полностью остановиться. Он сделал глубокий вдох, чтобы привести свои мысли в порядок, и начал сначала. — Сегодня Джисон не надел блокаторы запаха. — О нет, — простонал Минхо, но в этом не было смеха. Оно было наполнено беспокойством и страхом. — У Сонни всегда был нерегулярный уровень феромонов, почему он был без них? — Понятия не имею, — ответил Чан, и он даже не был уверен, что получит ответ на этот вопрос. Сам Джисон, вероятно, даже не осознавал, что не надел их. — Нам нужно начать дважды проверять его, когда он выходит из дома, потому что он не может контролировать свой запах. Я не хочу повторения сегодняшнего дня. — Итак, в компании появился новый парнишка, — продолжил Чан, — он уборщик по имени Феликс, и он Омега. Чан продолжил рассказ для Минхо, играясь с его кончиками пальцев, подробно описывая, как прошёл день от обычной монотонности до полной катастрофы. Минхо внимательно слушал, тихо соглашаясь, пока Чан рассказывал свою историю. Со временем эти двое притягивались всё ближе друг к другу, пока, в конце концов, их руки снова полностью не обхватили друг друга, и Минхо другой рукой чертил узоры на руках Чана. — Итак, ты действительно не знаешь, был ли у него сабдроп? — уточнил Минхо. — Он просто попал в своего рода подпространство после того, как Джисон обнял его? — Мм, всё выглядело не так плохо, — пожал плечами Чан, пытаясь разобраться в своих мыслях, — он напомнил мне тебя в подпространстве, полностью сосредоточившись на том, кто тебя туда поместил, и не насытившись, если он был не в пределах досягаемости. — Ну, как мне кажется, это не особо похоже на сабдроп, — Минхо нахмурил брови, глядя в другой конец комнаты, рассеянно массируя кожу Чана. — Он казался отчаявшимся, или больше походил на… не знаю, плаксу? — Что? — Чан отшатнулся и в замешательстве повернулся к Минхо. — Разве это не одно и то же? — О, Чанни, — усмехнулся Минхо Альфе, и, если бы Чан не чувствовал себя так комфортно и всё ещё приходил в себя после мозговой гимнастики, которую пережил сегодня, он, возможно, попытался бы подразнить Минхо в ответ. Но он был слишком уставшим, слишком нервным и неуверенным во всём. — Нет, они разные. Плаксивый — это я, когда ты слишком долго меня обнимаешь или, когда ты намеренно воздерживаешься от поцелуев, так что мне приходится умолять об этом. Вот это плаксивый Омега. Отчаявшийся Омега — это Омега, который пожертвовал бы своим здоровьем и безопасностью ради своего Альфы, который подверг бы себя опасности только для того, чтобы доказать, что он будет выполнять каждую команду Альфы. Чану пришлось сдержать всплеск чего-то, что Чану не понравилось в его груди. Отчаявшийся Омега звучал как полная противоположность тому, что должен был олицетворять Альфа. В то время как Омеги хотят угождать и подчиняться, Альфы жаждут заботиться и доминировать. Это было взаимное согласие обеих сторон, и если одна сторона не могла вернуть то, что было отдано, то им было лучше держать в одиночку. — Так, отчаявшийся Омега — это признак сабдропа, — Чан на мгновение прикусил губу, пытаясь сообразить, — ты знаешь… на что это похоже? Это была тема, которую Чан уже однажды затронул, и она встретила сильное сопротивление. Минхо никогда не любил делиться глубокой личной информацией в начале их отношений, а Чан никогда не был тем, кто заставляет. И поскольку Минхо был их единственной Омегой, Чан никогда не оказывался в ситуации, когда у него не оставалось другого выбора, кроме как спрашивать у Минхо насчёт биологии Омег. У него никогда раньше не было такой проблемы. — Сабдроп… — вздохнул Минхо, потирая лоб пальцами, избегая зрительного контакта с Чаном, — это опасно. Это больно. Это сбивает с толку, потому что независимо от того, как сильно ты хочешь угодить своему Альфе, ничто не кажется достаточным. Ты можешь довести себя до смерти, и этого будет недостаточно. Ты можешь предложить ему каждую частичку себя, даже то, на что обычно никогда бы не согласился, и этого никогда не будет достаточно. И если тебя оставят одного, ты почувствуешь, что частичка твоего сердца буквально вырезана из твоей груди. Это похоже на худшую паническую атаку, которую ты когда-либо испытывал, — пробормотал Минхо, и Чан сжал руку Омеги в знак поддержки. — И после того, как ты вернёшься, ты чувствуешь себя таким опустошённым и беспомощным. Это ужасно, и я бы хотел, чтобы ни одна Омега не пришла через это. — Мне жаль, Минхо, — прошептал Чан, потому что понимал, что Минхо говорит по собственному опыту. Теперь он знал, почему Минхо никогда не хотел говорить об этом. «Сабдроп» звучал как чёрная дыра, из которой почти невозможно выползти, которая может привести к серьёзным последствиям. Что случилось бы с Омегой, оставшейся одной в сабдропе? Что Омега может сделать с собой в сабдропе? — Всё в порядке, это было давным-давно, — Минхо потёрся носом о шею Чана, как раз над блокаторами запаха, закрывающими его пахучие железы, — могу я снять их? Чан не ответил, вместо этого решив протянуть руку и снять пластиковое покрытие. Его запах был довольно сильным после того, как прятался весь день, и Чан немного боялся, что Минхо окажется в той же ситуации, в которой был Феликс ранее. Но когда Минхо прижался к плечу Чана, медленно вдыхая успокаивающий сосновый аромат, который теперь пах чистой любовью и обожанием, он понял, что Минхо нуждался в этом. Прямо сейчас ему нужно было, чтобы Чан обнимал его, лелеял и заботился. И Чан был более чем готов это сделать. Минхо сидел верхом на Чане, его руки обвились вокруг его плеч и шеи, а голова покоилась на теле Чана. Альфа подхватил Минхо на руки и без усилий поднял их обоих с дивана. Омега крепче вцепился в Чана, ещё глубже вдавливая нос в Альфа-запах. Чан позаботился о том, чтобы выключить свет, когда выходил из офиса. В доме по-прежнему было тихо, если не считать тихо играющего фильма в гостиной, поэтому Чан был осторожен, когда шёл по коридорам в одну из спален. Хотя в доме у них было несколько комнат, у них также была специальная комната с большой кроватью, которая теоретически могла вместить их всех. Но Джисон брыкался во сне, Чонин натягивал на себя все покрывала, Минхо и Хёнджин разговаривали во сне, Чанбин время от времени храпел, а Сынмин просто не мог этого выносить. Так что теперь они довольно редко спят все вместе в одной постели. Когда Чан вошёл в комнату, он всё ещё чувствовал запах с прошлой ночи. Здесь пахло Хёнджином и Чонином, что Чана не удивило, так как эти двое исчезли в комнате на несколько часов после ужина. Он только посмеялся над их чересчур нетерпеливыми лицами, когда они вдвоём проскочили по коридорам и спрятались за звуконепроницаемыми дверями, решив лечь пораньше. Теперь, когда Чан уложил Минхо на кровать, лаванда Хёнджина и кокос Чонина смешались с сосной и ванилью. Когда Чан оторвался от Минхо, нависая над Омегой, который распластался на тёмно-бордовом одеяле, его встретили затуманенные расширенные глаза. Его дыхание было довольно тяжёлым, с маленькими вдохами, которыми он втягивал запах Альфы, доминирующий в воздухе. Крошечные ручки потянулись вверх, делая хватательные движения с тихим скулением, от чего Чан просто схватил обе руки Минхо своими и прижал их к груди. Он выглядел сногсшибательно. Тот самый великолепный Минхо, в которого Чан влюбился много лет назад. Альфа наклонился, придавив Омегу своим весом и нависнув губами над губами Минхо. Омега попытался протянуть руку и притянуть Бана к себе, но встретил лишь сопротивление. Ещё одно хныканье, на этот раз немного более разочарованное. — Я люблю тебя, Мин, — пробормотал Чан, нежно целуя Омегу в нос. — Люблю тебя, Альфа, — ответил Минхо голосом, который Чан всегда ассоциировал с подпространством, мягким и робким. — Я так сильно люблю тебя, — Альфа ещё раз поцеловал Минхо в щеку, — ты такой идеальный, детка. Мой идеальный Омега. Когда Чан уставился на Минхо, он увидел все признаки того, что он признал безопасным подпространство. Все типичные реакции и нормальное поведение, к которым привык Чан, и то, как Феликс подражал им всем ранее в тот же день. Отчаявшийся Омега был признаком сабдропа. Но Минхо не был в отчаянии, как и Феликс. Они оба были счастливые, довольные своими Альфами, умоляя, чтобы о них заботились и любили. Они были плаксивыми и в то же время самодовольными. Это было совсем не похоже на то, что ранее описывал Минхо. По крайней мере, Чан был почти уверен, что сегодня Джисон не толкнул Феликса в сабдроп. И это само по себе было облегчением. Он бы никогда не хотел, чтобы Феликс прошёл через то, что объяснил Минхо. Несмотря на то, что они не успели закончить свой разговор, Чан почувствовал, что теперь он понял больше, чем когда-либо, об Омеге. Он, наконец, понял, что именно Минхо давал ему и чем Минхо рисковал каждый раз, когда они были рядом друг с другом. Он понял, как много доверия и любви было между ними, и был так благодарен Минхо за то, что он доверил ему эту близость. Он всегда говорил, что никогда не знал, чем заслужил Минхо, и он всё ещё думал об этом, когда Омега заскулил ему в ухо, требуя большего внимания. Наконец, Чан поцеловал Минхо в губы.***
Следующий день был адом для Феликса. Не из-за того, что он попал в подпространство впервые за два года. Это было скрытое благословение, то, чего у него никогда не хватало смелости искать из-за своего прошлого опыта. Это было так успокаивающе, освобождающе и совершенно неожиданно. Но это было так… не так, как он привык. Он никогда раньше не чувствовал мягких прикосновений и не слышал успокаивающих слов, когда пробирался сквозь расплывчатое зрение и туманные мысли. Чёрт, какое смущение он испытал, когда вспомнил, как упал в объятия своего босса. Как он беспомощно молил о Джисоне и чуть не заплакал, когда Чанбин сказал ему, что он ушёл. Как он во второй раз прыгнул в объятия Чана, не заботясь ни о чём на свете. Адом было осознание того, что во вчерашнем дне ему всё понравилось, и он был унижен этим. Как, блять, он собирается снова встретиться с ними? Несмотря на то, что он должен был потратить день на то, чтобы успокоиться, прийти в себя после подпространства, которое не должно было быть таким приятным, Феликс провёл свой свободный день, беспокойно расхаживая по своей крошечной квартире. Он подумывал об увольнении, но только на секунду, пока не вспомнил о своём тяжёлом финансовом положении. Может, он сможет избегать Джисона, Чана и Чанбина до конца своей работы? Притворится, что он забыл о них, когда проснулся, как будто подпространство было настолько хорошим, что стёрло его память? Феликс на мгновение прекратил расхаживать, размышляя, может ли это вообще сработать, прежде чем агрессивно покачать головой в раздражении. Из этого не было никакого выхода, и он собирался вернуться на работу с опущенной головой и надеяться, что сможет предотвратить любые случайные встречи со стаей Джисона как можно дольше. Итак, в ту ночь Феликс лёг спать, страшась следующего утра. Сны приходили медленно, втягивая его в унизительные воспоминания о сладкой встрече, которую он имел с Чаном, о манящем аромате корицы, о добром лице, сопровождаемом фальшивым апельсином, улыбающимся ему сверху вниз. И Феликс наслаждался этим, каждой секундой, и именно это заставляло его паниковать утром. Я привязываюсь к каким-то случайным волкам, потому что они были добры ко мне, прорычал Феликс в своей голове, резко натягивая комбинезон поверх одежды. Ты, блять, одинокий волк, Ли Феликс, так веди себя соответствующе. Но не было никакого способа вести себя так, как будто сердце Феликса не подпрыгивало каждый раз, когда он вспоминал, как Чан обнимал его, как Джисон был взволнован, увидев его, как Чанбин тихо говорил с ним. Почему он не мог взять себя в руки? Идя на работу, Феликс задавал себе один и тот же вопрос, и через два дня после инцидента он так и не получил чёткого ответа на него, кроме осознания того, что он был сбит с толку из-за трёх парней, которых он встретил пару дней назад. Он совершенно не представлял, что делать с этой информацией, и не был до конца уверен, насколько хорошо то, что его сердце так внезапно ухватилось за них. Когда Феликс приблизился к зданию «Bang Entertainment», он почувствовал, как его ноги остановились, прежде чем он осознал, что остановился посреди тротуара. Он уставился на высокое сооружение, до самого верха, где, скорее всего, Бан Чан сидел бы в своём кабинете. Где он провёл почти восемь часов, занимая диван Альфы, поставив тем самым себя в неловкое положение. Если бы он посмотрел достаточно внимательно, смог бы он найти окно, скрывающее его рабочее пространство? Сможет ли он мельком увидеть Альфу с оживлённых улиц внизу? Он почувствовал, как вспыхнули его щёки, что только ещё больше разозлило его. Омега снова двинулся вперёд, на этот раз демонстративно опустив голову, когда приблизился к чёрному входу. Он проигнорировал бессмысленные желания своего Омеги, ищущего тепло, которое он чувствовал два дня назад, проигнорировал тягу в груди, чтобы найти одного из волков. Вместо этого он думал о задачах, которые ему придётся выполнить сегодня, о секретарше, которая ненавидела его до глубины души, о зарплате, которую он скоро получит. Если он не будет искать офис Чана, не будет отвлекаться, может быть, его бьющееся сердце успокоится. — Феликс! — раздался чей-то голос, и Феликсу пришлось снова поднять голову. У чёрного входа стояли Ёнджун и Субин, оба ярко улыбались и махали с такой энергией, что Феликсу это даже показалось ненормальным. Омега застенчиво помахал в ответ, подходя к ним ближе. Он неловко открыл и закрыл руки, внезапно осознав, что у него нет с собой обычного жёлтого блокнота. Феликс остановился как вкопанный, уже не в первый раз за этот день, и посмотрел на свои пустые руки. Он совершенно забыл о своём блокноте, единственной форме общения, которую Санми отняла у него. Во время своего внутреннего спора и навязчивой паники он совершенно забыл, что упускает что-то жизненно важное. Как, блять, он собирался общаться без своего блокнота? — Эй, ты в порядке? — спросил Ёнджун, уводя Феликса подальше от солнца и ближе к тени под дверью. — Субин рассказал мне, что произошло на днях. Мне следовало пойти с тобой и ударить ту секретаршу, как я и обещал. Феликс не знал, как объяснить им, что с ним не всё в порядке, но совсем не так, как они думали. У него всё ещё была работа, и тирада Санми не нанесла никакого ущерба его положению. Причина, по которой он был не в порядке, заключалась в том, что его Омега ни хрена не успокаивался, продолжая разумом возвращаться к добрым словам и нежным прикосновениям, которых он никогда раньше не чувствовал. И у него не было грёбаного блокнота. — Феликс? — Субин снова спросил, и Феликс вскинул голову, чтобы встретиться с Альфой, после того как понял, что снова отключился. — Ты так и не получил свою карточку-ключ, да? Посмотрев вниз, Феликс понял, что Альфа был прав. Феликс не только лишил Джисона карточки-ключа, но и его карточка-ключ всё ещё была заперта в кабинете Бан Чана. Часть его была взволнована неудобствами, потому что это означало, что он будет вынужден навестить Чана в его офисе. Но другая часть его испытывала отвращение к самому себе за то, что так быстро ухватился за этот шанс. Он понятия не имел, что с ним не так, почему его Омега и его мозг были так сильно разделены. Его желания и мечты противоречили друг другу, и одержимость становилась невыносимой. В одну минуту ему хочется убежать и спрятаться от своих проблем, а в следующую — броситься в чьи-нибудь объятия. Ему нужно было взять себя в руки. — Эй, хочешь, я скажу мистеру Чою, что тебе нужно пойти домой? — Феликс встряхнулся, снова возвращаясь к реальности, потому, что в третий раз забыл, что с кем-то разговаривает. Субин внимательно наблюдал за ним, беспокойство отразилось на его лице, когда он смотрел на Феликса. — Ты выглядишь очень напуганным, может, тебе стоит отдохнуть ещё один день. Феликс мгновенно покачал головой, потому что, был ли у него срыв или нет, ему нужны были деньги. Вчера Чан сказал, что ему будет выплачена компенсация за пропущенные дни, но явно не за сегодняшний. Если бы у него не хватило силы воли прийти сегодня, он не был уверен, когда бы вообще пришёл. — Уверен? — присоединился Ёнджун. — Мы не возражаем и прикроем тебя. Феликс снова покачал головой, и, хотя он знал, что его коллеги, вероятно, не поймут его, он одними губами произнёс «я в порядке, спасибо». Как он и ожидал, они оба только моргнули, глядя на него, пытаясь осмыслить то, что он только что сказал. Однако произнесение его слов, должно быть, помогло, потому что в конце концов он смог увидеть момент, когда его слова дошли до него. — Ох, чёрт, у тебя нет с собой блокнота? — Ёнджун выглядел гораздо более обеспокоенным пропажей блокнота Феликса, чем ожидал Омега. — Ах, блять, окей, может быть, тебе стоит остаться сегодня с одним из нас? Чтобы не быть одному? Феликс хотел вмешаться и сказать, что с ним всё в порядке, он немой, а не некомпетентный, и он прекрасно справится с работой, без няньки. Но часть его была отчасти рада предложению Ёнджуна, потому что, хотя он и мог нормально справляться со своей работой, ему не хотелось оставаться одному без возможности с кем-то пообщаться. И, может быть, присутствие кого-то рядом с ним поможет ему не отвлекаться из-за мыслей, не связанных с работой. — Если ты не против остаться сегодня с Ёнджуном, я могу подняться на верхний этаж и взять твою карточку-ключ. Субин говорил тихо, как обычно, но в его тоне было что-то, к чему Феликс не привык. Омега снова посмотрел на Альфу, который смотрел на него так, словно мог прочитать каждую эмоцию, пробегавшую по телу Феликса. Он не был агрессивным, и, хотя его запах был заглушен блокатором запаха, Феликс мог сказать, что древесный оттенок, принадлежащий Субину, был таким же спокойным и собранным, как обычно. Нет, он не злился и не бросал вызов Феликсу, как предполагал Омега, когда они впервые встретились. Субин что-то знал или, по крайней мере, думал, что что-то знает, и его расчётливое выражение лица выдавало, насколько странное поведение Феликса говорило о его эмоциональном состоянии. Он внимательно наблюдал за ним, защищая, и теперь стало гораздо понятнее, почему Субин предложил Феликсу забрать карточку-ключ вместо того, чтобы Феликсу пришлось идти одному. И Феликс оценил это, потому что знал, что идти к Чану прямо сейчас, вероятно, было последним, что ему следовало делать. Поэтому Феликс кивнул и Ёнджуну, и Субину, которые улыбнулись ему в ответ. Ёнджун втащил Феликса в здание, используя свою собственную карточку-ключ, в то время как Субин исчез в коридорах по направлению к лифту. — Сегодня мы займёмся отделом редакторов, — объяснил Ёнджун, когда они свернули за угол, — если бы это был кто-то один, то это, вероятно, заняло бы некоторое время, но, поскольку сегодня мы команда, то, вероятно, сможем добраться до танцевальных залов раньше Субина. Этот парень убирается слишком быстро, так что сегодня мы обязаны его победить.***
Субин быстро вернул ему его карточку-ключ, заскочив в отдел редакторов, прежде чем отправиться за своей тележкой для уборки. — Предупреждаю, — сказал Субин, когда Феликс закрепил удостоверение на плечах, — мистер Бан сказал, что хочет поговорить с тобой сегодня, так что поднимись, когда у тебе будет свободная минута. Но не переживай, он сказал, что ты сможешь увидеться с ним при первой же возможности. — Мистер Бан хочет его видеть? — спросил Ёнджун, вытаскивая несколько тряпок из своей тележки. — Дело в мисс Джун? Я пойду и скажу ему, что она стерва. У тебя не должно быть из-за неё неприятностей. Хотя Феликс и ценил это чувство, он не мог допустить, чтобы Ёнджун делал что-то подобное. Потому что он точно знает, почему Чан хотел его видеть, и Феликс не хотел, чтобы Ёнджун находился рядом с генеральным директором, когда знал, о чём Альфа хотел с ним поговорить. Хотя он не мог помочь небольшой части себя, которая также не хотела, чтобы Ёнджун был рядом с ним, потому что его Омега чувствовал себя собственником. Что было большой, огромной грёбаной проблемой, потому что он не должен был чувствовать себя собственником по отношению к кому-либо после одного проклятого дня. Субин снова наблюдал за Феликсом, видя, как Феликс снова беспомощно запаниковал, как будто он слышал каждую мысль Феликса. И Феликсу действительно надоело, что Субин, казалось бы, уже знал, о чём думает Феликс, прежде чем он сам смог это понять. Конечно, он не сказал этого Субину. Не то чтобы он мог, даже если бы захотел. Вместо этого он одними губами произнёс «спасибо», и Субин улыбнулся ему, уходя, чтобы забрать свою тележку. — Ты хочешь пойти сейчас? — предложил Ёнджун. — Или подождать? — Подождать, — мгновенно произнёс Феликс, следя за чёткостью произносимого слова. Ему нужно было больше времени, чтобы прийти в себя, забыть о своих сбивающих с толку эмоциях и ненадолго погрузиться в работу. Может быть, тогда будет легче увидеть Чана без его Омеги, пытающейся запрыгнуть на Альфу. И к тому времени, может быть, он сможет притвориться, что не был унижен своими действиями в тот день. — Окей, — легко принял его ответ Ёнджун, — ты можешь поработать над ванными комнатами, пока я начну с конференц-залов. Феликс и Ёнджун разошлись, но находились недалеко. Бета находился на том же этаже, что облегчало общение. Феликс всегда мог схватить Ёнджуна, если ему нужна была помощь в чём-либо. У Омеги никогда не было проблем с уборкой ванных комнат, даже если они были в основном отвратительными и плохо прибирались сотрудниками. Запах мог быть невыносимым, а количество отвратительных пятен, расположенных в самых причудливых местах, было отвратительным, и когда он закончил, дышать было в несколько раз труднее. Отступить назад, чтобы увидеть нетронутую белую ванную, вытертую и опрысканную приятным чистящим средством, всегда было приятно. Уборка в туалете была последовательной. Это было похоже на повторяющийся контрольный список, в конце которого он мог ожидать одних и тех же результатов. Это были те же туалеты, тот же запах, те же чистящие средства и та же комната, на проработку которой ушло слишком много времени. Это отнимало много времени, но Феликс находил удовольствие в последовательности. Ему нравилось знать, что его ждёт, с чем он столкнётся в следующей кабинке. Чего он не ожидал, так это того, что морская соль перебьёт нейтральный запах чистящего средства для ванной, когда он распылит его на сиденье унитаза. Морская соль была запахом, который Феликс слишком хорошо узнал, запахом, который он помнил с непроницаемым ужасом. Напоминание о бессонных ночах и высохших слезах, которые навсегда прилипли к его коже. Напоминание о хриплых криках, когда он попытался вцепиться в руки, обхватившие его за талию. Напоминание о том времени, когда у него был голос. — Феликс, — у Феликса кровь застыла в жилах, дыхание перехватило, когда он склонился над одним из унитазов в кабинке. Он не слышал его голос два года. Он не чувствовал его запаха два года. Он не отравлял мысли Феликса два года. Он не заточал Феликса в клетку неуверенности два года. Он учуял Феликса за фальшивой розой, приклеенной к его пахучим железам, заметив его сгорбленную фигуру в дальнем конце ванной. Феликс не ответил, и даже если бы он захотел, то не смог бы набраться смелости произнести ни единого слога. Много лет назад Феликс однажды был достаточно уверен в себе, чтобы кричать и орать на него, угрожать, чтобы он оставил его в покое. Он смог устоять против разгневанного Альфы, даже когда тот зарычал ему в лицо прямо перед их квартирой, но теперь он чувствовал себя маленьким и испуганным. Волк, которым он был два года назад, превратился в жалкое подобие Омеги, которым он был сегодня, того, кто дрожал от страха, когда морская соль становилась всё более заметной. Тяжёлые шаги медленно, небрежно прошли вперёд, поймав Феликса в ловушку в угловой кабинке, в которой он всё ещё прятался. Морская соль превращалась в голодное, эгоистичное желание, замаскированное детским возбуждением, и Феликс чувствовал, как внутри поднимается желчь. Когда-то он любил этот аромат, но теперь презирал его. Запах Джинхо. Шаги остановились прямо за спиной Феликса. Он знал, что за ним стоит Альфа, тот самый Альфа, который погубил Феликса два года назад, но он не мог заставить себя обернуться. Его руки дрожали, и он подумывал о том, чтобы проскользнуть под кабинкой и побежать прямо к выходу, но он знал этого Альфу. Он знал, что это спровоцирует его, знал, что это плохо кончится, и знал, что не опередит его. — Феликс, — снова заговорил Он, и Омега не мог не вздрогнуть, — посмотри на меня. И Феликсу пришлось подчиниться, потому что что ещё он мог сделать? Он медленно повернулся всем своим окоченевшим телом, наконец-то оказавшись лицом к лицу с человеком, который так давно уничтожил его. Он не сильно изменился, разве что лицо немного расплылось. У него всё ещё были чёрные волосы, в беспорядке зачёсанные назад. На нём было то же самое ожерелье, без которого Феликс никогда его не видел, и он был почти уверен, что его побитые конверсы были подарком самого Феликса. Выбор одежды был новым, Феликс никогда не видел, чтобы он охотно носил брюки за всё время их отношений, но он решил, что они подходят к белой блузке. Но самой узнаваемой вещью был равнодушный взгляд, скрещённые руки, когда он с разочарованием смотрел на Феликса. Сегодня это всё ещё причиняет такую же боль, как и два года назад. — Это ты, — Джинхо внимательно изучал Омегу, чей собственный страх определённо просачивался сквозь блокаторы. Феликс сглотнул, в то время как Альфа хранил молчание, его морская соль колотила и щипала самоконтроль Феликса. Каждую проходящую секунду он подумывал о побеге. — Неужели тебе нечего мне сказать? — прорычал Джинхо. — Где то отношение, которое, как ты настаивал, я заслужил, когда мы виделись в последний раз? Это отношение исчезло вместе с его голосом и уверенностью. Оно давно ушло, похороненное вместе с его прошлым «я», и Феликс, вероятно, больше его не увидит. Без предупреждения рука Джинхо метнулась к шее Феликса. Феликс вздрогнул, когда палец Альфы просунулся под металлический крючок на его ошейнике. Джинхо дёрнул его вверх и заставил Омегу поднять глаза, чтобы увидеть лицо Альфы. Он тяжело дышал, пытаясь восстановить дыхание, что становилось всё труднее и труднее. От отвратительной улыбки Джинхо, Феликс лишь задохнулся, вдыхая воздух короткими вдохами. — Ты только посмотри на это, — хихикнул Джинхо, наклонившись к лицу Феликса, — тихий, как мышка. Хотел бы я, чтобы ты был таким послушным, когда мы ещё были вместе. Феликсу хотелось огрызнуться, вырваться из объятий Джинхо, но он не мог. Он окаменел, и палец, который дёрнул его за ошейник, был напоминанием о том, что юридически Джинхо был выше него и всегда будет. — Знаешь, я думаю, что таким ты мне нравишься больше, — голос Джинхо был тише, но в нём сохранялась резкость, которую ненавидел Феликс. — Ты такой уступчивый, и намного красивее без всех этих неприятных слов, слетающих с твоих губ. Никогда не думал, что немного молчания может так много изменить. — Нет, — прокричал Феликс в своей голове. Тревожные колокола звонили в голове по мере того, как каждая ужасная стычка всплывала в его воспоминаниях. Всё, над чем он работал годами, чтобы забыть, исцелиться, снова вырвалось на поверхность. Это было удушающе, а ошейник, к которому Джинхо привязал поводок, был слишком тугим, слишком болезненным. Морская соль жгла его лёгкие, а Джинхо обжигал кожу. — Феликс? — раздался новый голос. — Ты в порядке? Ёнджун. Джинхо немедленно отпустил ошейник Феликса, отступив от кабинки, пока Феликс пытался восстановить дыхание. Феликс выпрямился, его руки потянулись прямо к ошейнику, когда Джинхо свирепо посмотрел на него. Как раз в тот момент, когда Альфа повернулся, чтобы уйти, Феликс заметил знакомое удостоверение личности, которое означало, что он работает в «Bang Entertainment», и на нём было лицо Джинхо. Он работал здесь. Джинхо повернулся, чтобы уйти, как раз в тот момент, когда вошёл Ёнджун. Бета со странным выражением лица наблюдал, как Альфа выбежал из комнаты, но оно быстро превратилось в отвращение, когда он помахал перед своим носом: — Боже, как здесь воняет Альфой. Ёнджун снова обратил своё внимание на Феликса и, по понятным причинам, испугался, увидев, в каком состоянии был Омега. Его лицо раскраснелось, пот выступил на лбу и шее, когда он попытался выровнять дыхание. Его пальцы потянули к ошейнику, отчаянно пытаясь найти пряжку, но дрожащие пальцы не смогли как следует ухватиться за металл. — Эй, эй, постой, я помогу тебе, — Ёнджун протянул руки к шее Феликса, но Омега дёрнулся назад. Бета виновато отстранился, когда Феликс вернулся к своей задаче. Он попытался успокоиться, заставить свои пальцы слушаться, когда, наконец, нашёл пристёгнутый и ослабленный ошейник на шее. Он сделал глубокий вдох, чувствуя привкус морской соли. — Что этот парень сделал с тобой? — Ёнджун выглядел испуганным, когда Феликс вытолкнул себя из кабинки и направился в коридор, где воздух был бы свободен от запаха Джинхо. Ёнджун последовал за ним, и когда Феликс соскользнул по стене на кафельный пол, Ёнджун присоединился к нему. Омега сцепил руки вместе и положил голову на предплечья. Он больше не был окружён морской солью, но чувствовал давление Альфы, прижимающейся к нему, заставляющей его подчиниться, когда он был загнан в угол. — Феликс? — тихо спросил Ёнджун, но Феликс не мог заставить себя посмотреть на него. — Мне принести тебе что-нибудь? Чем я могу помочь? Ёнджун ничем не мог помочь, потому что, если бы это было так, Феликс сделал бы это давным-давно. Так что Феликс покачал головой. И Ёнджун, похоже, был далеко не в восторге от этого ответа. — Что это за парень? — вместо этого спросил он. — Ты знаешь его? Да, хотел сказать Феликс, но хотел бы не знать. Вот только он не мог, потому что его записная книжка была у Санми. Потому что он не хотел признаваться, откуда он знал Джинхо, или как ему хотелось, чтобы он его не знал. Потому что он не хотел говорить о своей травме, от которой не исцелился. Потому что он не хотел, чтобы на него смотрели как на слабого Омегу. Поэтому Феликс отрицательно покачал головой. Ёнджун не поверил ему, Феликс видел это, но сейчас ему было слишком плевать.