֍֍֍
Дэнни чувствовал себя не в своей тарелке, не в той бочке затычкой, не в своих ботинках и вообще не тем во всем том, куда его можно было запихнуть или уложить без принуждения. Он не спал вторые сутки, и все происходящее казалось ему слегка нереальным. Да что там — скорее бы он поверил, что до сих пор валяется на парковке, сбитый неосторожным водителем. Дело было вовсе не в том, что Джозеф Костан — его босс и один из крупнейших биржевых игроков нового столетия, видал Дэнни людей и побогаче. Не в том, сколько миллионов стоила его вилла — шикарная, надо сказать, со всеми наворотами современной техники и полным бассейном красавиц в бикини. Даже не в том, что Дэнни пытался прикинуть, родился ли этот парень с кривой недовольной усмешкой и глубокими косыми морщинками в уголках губ и почему выражение его лица настолько пугает. Может, его задело то, как общаются Джозеф и Мик — полунамеками, многозначительными взглядами и ухмылками, обрывая друг друга на полуслове. Как быстро подливает Джозеф Мику густого темно-красного вина из непрозрачного графина только-только заметив, что в бокале осталось чуть меньше половины. Дэнни напитком не угостили, уверяя, что редкий сорт придется ему не по вкусу, и предложили на выбор любой другой из коллекции Джозефа. Уже одно это — четкая граница между своим и чужим, плебеем и допущенным в круг, должна была заставить его вспылить, сказать что-то резкое, наплевать на обещанную зарплату, из которой «Констант Групп» пока не выплатил ни цента, и вернуться в Ньюарк. Он держался на чистом любопытстве и легких, но чувствительных уколах того, что в других обстоятельствах можно было принять за ревность. Вполне возможно, что Джозеф Костан был неплохим парнем. Циничным, как все, кто привык иметь дело с большими деньгами, выуживая их с самого верха и не переживая о том, как они всплыли. Но ему было присуще мрачное чувство юмора, и Мик очевидно прислушивался к мнению не просто босса, а и того, кто открыто называл его другом. — Друг мой, — так и сказал Джозеф, — друг мой, должен ли я напомнить, как часто история повторяется в виде фарса? Джозеф щурясь смотрел на Дэнни, затем переводил взгляд на Мика, на кольцо, которым они обменивались, чтобы наконец вынести общее решение: странная вещица ничуть не тревожит Мика, но горит и вздрагивает на пальце Дэнни. И единственный раз, когда Джозеф Костан показался действительно задумчивым или встревоженным — всего лишь на мгновенье — когда Дэнни упомянул Нью-Гэмпшир как новый адрес Кристиана Эллиса. — И все же, — заметил Мик, когда на стенках его бокала остались тонкие подтеки густого вина, — я думаю, это досадная случайность. Эллис прекратил играть графа Дракулу и окончательно заделался Индианой Джонсом. И, может, он настолько мне отвратителен, что я пустил бы ему змею в постель, но все же Эйба Сорренто он не убивал, как тремя годами ранее не был виновен в смерти своих студенток. Кто-то опять сделал это за него. — Или для него, — поспешил вставить Дэнни. — А, скорее, для себя, решив прикарманить обещанные детективу деньги. — В любом случае Эйб Сорренто заслуживает справедливости. Джозеф неожиданно повернулся к Дэнни, скорчил самую кривую из всех возможных рож и громким шепотом воскликнул: — Теперь ты понимаешь, как я с ним мучаюсь?! Мик, дружище, никто тебе не заплатит за поиски убийцы Сорренто. Ноль. Зеро. Ни семьи, ни наследников. Вряд ли у него была даже канарейка. — Именно поэтому, — очень серьезно кивнул Мик. — Лишь из-за того, что Сорренто был одинок и его судьба никому не интересна, убийца не должен избегнуть возмездия. Джозеф снова воззвал к Дэнни и потолку над ним громким патетичным речитативом: — Господи, ты один видишь, что я терплю все эти годы! Как бы там ни было — Дэнни скорее бы согласился с Миком, чем поддержал Джозефа. И его: — Уверен, «Констант Групп» и грядущий подъем котировок помогут вам справиться с этим, без сомнения, необычайно сильным стрессом, — вызвало улыбки. Широкую и искреннюю у Мика, и странную, в комплекте со скривленным уголком глаза — Джозефа. В стекло большой гостиной стучала красавица Лаура, что-то знаками показывая Джозефу, и Мик первым вскочил из кресла, распрощался с хозяином и, толкнув в плечо помедлившего Дэнни, поспешил вытащить его из дома. Кольцо так и осталось на пальце Дэнни, остро щипало кожу и чуть пульсировало, пока они не оказались за воротами, где жжение сменилось едва ощутимым теплом. — Ты тоже заметил, как дернулось его лицо, когда я сказал «Нью-Гэмпшир»? — поинтересовался Дэнни. — Что у него там? — Не знаю, — пожал плечами Мик. — Что угодно. От вложений в недвижимость до бывшей подружки. Я отвезу тебя домой. Так будет быстрее, чем ждать такси. У меня еще есть дела, а тебе следует поспать. Не слышал, чтобы Джозеф дал тебе на завтра выходной. — Мог бы и попросить у своего друга отгул для напарника. Или?.. Может, мне показалось, но такое впечатление, что вас связывают не только дружеские отношения. Мик вскинул руку, прерывая его слова, и Дэнни тут же осекся, забормотав: — Ладно, ладно, я все понимаю... Никаких проблем, я цивилизованный человек, — и почти сразу же заклевал носом, прикрыв светлые ресницы. Мику категорически не хватало звеньев в этой цепочке. Густая сентябрьская теплая и сладкая ночь, сквозь которую он несся, опустив крышу машины, никак не расставляла все по своим местам. Когда он высадил полуспящего Дэнни у дома, а тот пробормотал «никаких поцелуев до третьего свидания» и отправился на свой этаж, Мик подождал, пока свет в нужном окне зажжется, вслушался, не донесутся ли выстрелы, и отправился к дому самой дальней дорогой, огибая все побережье в блеклом свете луны. Кольцо, которое они с Дэнни передавали из рук в руки, поочередно примеряя, не вызвало у него тех же ощущений и не подарило новых версий, но заставило сердце биться чаще от того, что левая рука опять отмечена тонким ободком. С тех пор, как он подарил первое кольцо Коралин — своей будущей жене, никак не подозревая, что безумно и взаимно влюблен в вампира, прошло больше, чем полстолетия. В ночь, когда к помолвочному кольцу с небольшим бриллиантом добавилось обручальное, жизнь Мика закончилась. Со следующего утра он не носил кольца. А перстень из белого золота, украшавший его указательный палец, был единственным напоминанием о первом деле. Похоже, Дэнни был прав, называя его воплощенным клише.֍֍֍
Джозеф развалился на его диване, как обычно, как он любил и считал нужным — заявившись без предупреждения и в отсутствие хозяина. Перед ним стоял термос в форме древней амфоры, на столе играли гранями два бокала, но Мик не чувствовал себя голодным. За тот час, что они с Дэнни провели в гостях у Джозефа, тот, словно заботливая мамочка, ухитрился скормить ему чуть ли не трехдневную порцию свежайшей крови, понимая, что в присутствии человека Мик не посмеет возмущаться. Должно быть, именно легкий передоз заставлял сердце стучать сильнее и громче, голову — слегка кружиться, а легкий ветерок — пахнуть совершенно иначе, давно забытой сладостью и счастьем. Но Джозеф не так уж часто приходил к нему ― только если случалось что-то действительно важное или когда хотел побыть один, без многочисленной охраны и шумного окружения, камер и мониторов, которыми был нафарширован его дом и офис, и без постоянных телефонных звонков. В таких случаях, происходивших не чаще, чем раз в пять лет, Мик готовился к долгому вечеру, плавно сменяющемуся следующим утром, заказывал резко и пряно пахнущий Рокфор или буйабес из французского ресторана, запахом которых пропитывалась вся квартира, и преподносил Джозефу очередной сюрприз. ― Я разучил «Грезы любви» Шуберта, ― сказал он прямо с порога. ― На гитаре звучит интересно. Но, если хочешь, могу и «Лестницу в небо». Джозеф поднял на него такой взгляд, что Мик сразу понял — разговор предстоит не из легких. Для его друга куда тяжелее, чем для него самого, потому что в расстегнутом вороте шелковой рубашки Джозефа болтался кусок желтоватого ветхого кружева, в котором угадывалось нечто, похожее на жабо, а большой палец украшал громоздкий несуразный перстень с ярко-синим камнем в грубой оправе. Такое отступление от имиджа современного главы компании Джозеф позволял себе крайне редко. За все время их знакомства Мик видел подобное лишь трижды. Правда, еще были и ночи Хэллоуина, но тогда Джозеф отрывался по полной, наряжаясь то в панталоны с чулками и шелковыми подвязками и в туфли с бантами, то во фрак, цилиндр и узкие брюки со штрипками. Однажды он взял первый приз на Ярмарке Возрождения за полную аутентичность костюма салемской ведьмы. Вряд ли Джозеф ударился в один из свойственных ему приступов ностальгии по ушедшим векам ― расстались они недавно и ничто не предвещало подобного всплеска. ― Ладно, дай мне хоть намек, ― вздохнул Мик, устроившись в кресле напротив. ― А разве я не сделал этого раньше? ― голос Джозефа был глух и на редкость безэмоционален. Именно таким тоном он обычно сообщал что-то невероятно личное, волнующее его до глубины остатков души. В том, что Джозеф ею обладал, Мик не сомневался с тех самых пор, когда тот отыскал его в дешевом номере мотеля неподалеку от Сан-Франциско ― изможденного, решившего уморить себя голодом и жарой, лишь бы не стать чудовищем, и силой влил в онемевшие губы еще теплую человеческую кровь. Почти шестьдесят лет назад.֍֍֍
Дэнни должен был заснуть как убитый. Но проспал лишь полтора часа и вскочил еще до рассвета, словно кто-то проорал ему на ухо: «Подъем!» Мог ли он предположить в прошлую субботу, вынимая из бумажника купюры, что это вложение окажется самым быстро и высоко окупаемым за всю его жизнь? Во всех событиях, последовавших далее, было что-то невероятно притягательное, будто в головоломке, где часть картинки прикрыта черными квадратами и нужно угадать, что под ними. Он не мог прекратить думать о произошедшем, вскоре поймав себя на том, что называет это «нашим делом» и постоянно скатывается мыслями не к деталям и подробностям, а к действующим лицам. Гораздо чаще ― не к Кристиану Эллису и его жене, которые, признаться, были столь банальны и скучны, что не стоили даже потраченного бензина, а к Мику Сент-Джону и своему новому боссу, к их странным отношениям, менее всего походящим на братские и лишь с большой натяжкой — на дружеские. И снова к квартире Мика и к образу жизни Джозефа Костана, который, казалось, был воплощением тех самых времен Волка с Уолл-стрит, о которых Дэнни жалел с юности. Он быстро и почти без удовольствия подрочил, чтобы избавиться от напряжения и заснуть. Но миг перед провалом в сон вдруг снова вернул его в кабинет Сент-Джона, где он, обливаясь потом и слабея от осознания приближающейся смерти, вдруг каждым нервом почувствовал, как хочет жить. Никто и никогда не мог убедить Дэнни, что жизнь настолько ценна и приятна, что следует вгрызться в нее зубами. Может, за это стоило проставить Сент-Джону пару пива. Но Дэнни больше бы поверил, что тот, как и положено всем калифорнийским красавцам и богачам, предпочитает пудрить свои точеные ноздри отборным кокаином, дарящим остроту восприятия, фантастический блеск глаз и такую улыбку, от которой должны терять голову стопроцентные гетеросексуалы. Не хотелось проговаривать это вслух, но Дэнни таким не был. — Нью-Гэмпшир, ― сказал он громко в низкий серый потолок, — Нью-Гэмпшир. Слов было достаточно, чтобы сбросить Дэнни с постели, заставить снять подушку с продавленного кресла и в глубине, между пружинами и дном, отыскать ноутбук в плотном чехле. Плевать на счет за связь. За последние двое суток он и без того превысил лимит расходов. Гугл знал о Нью-Гэмпшире больше, чем Дэнни когда-либо. Исторические и туристические сведения ожидаемо не принесли пользы. В Нью-Гэмпшире было зарегистрировано несколько десятков филиалов крупных торговых, строительных и юридических фирм, но вряд ли именно это привлекло внимание Джозефа Костана. Никакой бурной спортивной или общественной жизни в этом маленьком штате не велось, а основная интеллектуально развитая часть населения предпочитала работать в Бостоне, Нью-Йорке или, на худой конец, в его родном Джерси. Интерес могла вызвать лишь криминальная хроника — что не удивительно для столь скучного места. И самым любопытным за последние несколько лет были не уровень домашнего насилия или количество аварий из-за пьяного вождения, а пять обезглавленных трупов и серия пожаров, один из которых дотла уничтожил старинное поместье. Должно быть, копы совсем разленились в своем тихом лесном штате ― сведений о поимке маньяка Дэнни не нашел. Маловероятно, что Костана волновала эффективность работы местной полиции. Разве что в Нью-Гэмпшире у него был личный интерес. Дэнни раз за разом возвращался к их разговорам в доме Джозефа. И вскоре пришел к выводу: самым значимым в этом деле были не участники, а простое кольцо, которое ничуть не тревожило его последние часы. Пусть оно было древним и необычным, но сейчас Дэнни вспоминал совсем другое. Его сестра Бриджет лет пятнадцать назад носила что-то похожее: комплект из двух дешевых колечек, подаренных ей тогдашним бойфрендом. Надетые вместе, они терлись друг о друга так, что легкое напыление быстро посветлело по краю, а нечитаемая на каждом отдельном кольце гравировка складывалась в пошлейшую надпись «Люблю тебя навсегда». Стоило говорить, что Бриджет недолго встречалась с этим парнем? Шанс, что Эллис готов был разориться на огромную сумму, уже имея одно из колец, был максимально вероятен. Комплект, объединенный надписью, несомненно, представлял куда как большую ценность, чем каждое по отдельности. Дэнни, привыкшего хранить свои выводы в секрете, сейчас разрывало от необходимости поделиться внезапным озарением. Плевать, что Сент-Джон мог развлекаться в одном из ночных клубов или проводить время с какой-то из девушек Джозефа. Даже если он спал, то все равно версия стоила того, чтобы заставить его распахнуть карикатурно длинные ресницы.֍֍֍
В гостиной Мика не морозил кондиционер, как это принято во многих домах вампиров. Он был старомоден — да, может быть. А, может, не желал лишать Джозефа поводов для насмешек. Но предпочитал жалюзи, тонированные окна и деревянные узорчатые решетки, которые отбрасывали на пол и мебель тени, стоило только солнечным лучам коснуться стекол. «Не думал поискать второе кольцо у Эллиса, Шерлок?» Сообщение от Дэнни сопровождалось ехидно подмигивающей скобкой, и Мик живо мог представить его недовольную гримасу. Хотя разговор с Джозефом вышел не из тех, что располагают к улыбкам. Да что там — им двоим в последнее время ни разу не случалось разругаться так сильно, что Джозеф едва не оставил следы своих зубов на его щеке, а Мик был вынужден вспомнить, в каком ящике стола лежит осиновый кол на случай, если все выйдет из-под контроля. Он не был уверен, что сможет пустить его в ход, но в какой-то момент ему показалось, что Джозеф скорее убьет того, кому стал другом и сиром, чем примет возражения. Нью-Гэмпшир и старинное кольцо казались совершенным пустяком по сравнению с тем, как распсиховался Джозеф. Мик привык иметь дело с обоими мирами — вампиров и людей. Большая часть дел из его картотеки касалась человеческих проблем, и он надеялся, что все еще не стал слишком жесток и самоуверен, чтобы не понимать их мотивы и образ мыслей. Именно это позволяло ему быть хорошим детективом: вампирские способности и тщательно оберегаемые остатки человеческой сущности. Сейчас, сегодня, два мира сошлись в одной логичной точке: вопросы от четырехсотлетнего вампира и от человека были одинаковыми. — Да ну, херня, — сказал Мик.— Кольца Ван Хельсинга — такой же миф, как меч короля Артура или лампа Аладдина. Годится для хорошего блокбастера. Знаешь, с Кейт Бекинсейл в обтягивающем латексе, героем в шляпе и обаятельным злодеем. Но это сплошная ерунда. — Как и эликсир вечной молодости, — кивнул Джозеф. — Тем не менее, тебе все еще тридцать. Послушай моего совета, Мик. Хоть раз в жизни без возражений поступи так, как я прошу. А после обрати его. В моих силах заглянуть в будущее куда дальше, чем можешь ты. С этого и началась их ссора. — Обрати его! Не тяни слишком долго. У мальчика есть потенциал, — в очередной раз прорычал ему Джозеф. — Иначе зачем судьба так настойчиво подсовывает тебе украденные бриллианты, которые ты ищешь где угодно, только не в своем кармане? Мы всегда считаем, что у нас в запасе вечность, но скольких наших ты убил собственными руками? Да, они заслуживали смерти, нарушая правила, но что будет, когда один из них окажется сильнее или хитрее? Что чувствовал ты, когда думал, что я погиб в пожаре? А ведь может настать момент, когда на твою шею опустится гильотина или наши дома запылают как свечки. Кто заплачет по тебе тогда, Мик? Кто явится на помощь, если я не смогу? — Ты излишне драматизируешь, друг мой, — улыбнулся Мик. — Как обычно. — Возможно. — И Джозеф так повторил «друг мой», что это прозвучало как смертный приговор. — А возможно и нет. В любом случае придется осторожно выманить Эллиса. Для начала без пыток. Нужно точно понять, как много он знает о кольцах Ван Хельсинга и не стоит ли за происшествиями в Нью-Гэмпшире что-то большее, чем разборки нескольких вампирских семей, как я думал раньше. Доложишь. И Джозеф, сорвав с шеи кружевную труху, удалился, не прощаясь и не оглядываясь. Обострение его всегдашней паранойи пришлось как нельзя некстати. Пожалуй, вполне естественно для того, кто пережил геноцид вампиров времен Французской Революции и теперь как старейший тщательно оберегал секретность в ставшем ему родным Лос-Анджелесе. Но Мик предпочел бы, чтобы такие приступы случались с Джозефом не чаще, чем раз в две недели. «Потрудитесь предоставить мне свои соображения в письменном виде, мистер Уотсон», — отправил он Дэнни, получил в ответ ожидаемое «А не пошли бы вы, мистер Черный Плащ», и глубоко задумался, глядя в камин. — Да все просто, ― сказал в трубку Дэнни, когда Мик все же решился набрать его номер. — Будь Эллис хоть в Китае, но если он заинтересован, то не сможет не откликнуться на мое объявление. Выползет из норы на свет. Потому что они вывезли со склада все до последней щепки, но ничего там не нашли. — Ты… Что ты сделал, Дэнни?! Что. Ты. Сделал?! — То же, что собирался, не попадись ты в коридоре. Разместил с десяток объявлений на разных сайтах о поиске наследников для передачи им памятных сувениров. Должно сработать очень быстро. Скорее всего, Эллис и сам меня ищет, поняв, что я пошарил на складе. Один раз он уже прокололся и теперь вряд ли доверит эту миссию кому-то другому. Мик коротко и глухо зарычал, оцарапав вылезшим клыком язык, чего с ним, признаться, не происходило даже в год обращения. Если его судьба и ходила по странному кругу: вернув ему бывшую жену, в чьей смерти он был уверен, и вновь отправив ее в мир мертвых; сделав его на время человеком и заставив умолять Джозефа о повторном обращении ради еще одного спасения Бет, ― то очередной сюрприз Мик не брался даже предугадать. Дэнни, ни секунды не сомневаясь, следовал по той же проторенной дорожке, что и Бет в их первом деле с Эллисом, без предупреждения сунувшись к нему в класс, а после на «лекции» для избранных. Тогда бесцеремонный и наглый антрополог разыгрывал из себя вампира и проводил «расширенный курс», собирая вокруг себя легковерных студентов, очарованных готичными нарядами, мистическими сказками и красивыми ритуалами, загадочностью и страстностью своего профессора. Все кончилось смертью двух юных девушек, едва не оборвало жизнь Бет, случайно доверившейся настоящему убийце, и совсем вскоре привело к тому, что Мику пришлось посвятить ее в свою тайну. А завершилось смертью ее жениха и целым годом душевных терзаний, которые Джозеф назвал романом между лисой и виноградом. — Скажи, что тебя не надоумил Джозеф. Потому что он предлагал то же самое не более часа назад, ― со вздохом попросил он, когда телефон уже раскалился от громкого голоса Дэнни, и тот успел назвать его тупым красавчиком, трусливым сурком и сопливой девчонкой, а бледно-розовые лучи восходящего солнца заиграли на зеркальных боках небоскребов, и пришлось уйти с балкона. — Ладно. Только ты будешь следовать моим указаниям. Все же я уже сталкивался с Эллисом. — Никогда нельзя недооценивать спонтанность решений, — пугающе холодным тоном сказал Дэнни, но тут же фыркнул в трубку: ― До связи, босс. Мик нехотя отправился спать, уложив на грудь тяжелый, как гранитный камень, телефон. Звонок от Дэнни поднял его еще до полудня. Самое мерзкое время: на небе ни облачка, через час-другой начнет припекать, и лишний раз на солнце поостережется соваться любой вампир.