Вечность за двести баксов

— О, в этом музее, оказывается, есть кофеварка. Ты ее в сейфе прячешь, что ли? — Дэнни бормотал, толком не открыв глаза, шумно втягивая носом аромат свежесваренного кофе. — И чашки, нормальные чашки, а не эти экспонаты, стоящие на полках. Аллилуйя! Так скоро окажется, что у тебя и кот где-нибудь живет, и сковородка есть. Покупать набор кухонной утвари, только чтобы Дэнни успокоил свою подозрительность, Мик точно не собирался. — Я же вампир, — широко улыбнулся он. — Зачем готовить, когда пища сама напрашивается в гости и валяется на диване? Слова дались ему так легко, что он сам удивился. Он не собирался исповедоваться, всего лишь подержать вчерашнюю шутку. — И правда, чего это я, — хмыкнул Дэнни, спуская ноги с дивана. — Наверное, потому что выспался в брюках, как бездомный бродяга. Ой, постой, я и есть бездомный. Но я потерплю неудобства. Твоя квартира все же немного лучше коробки от стиральной машины. И что же, напарник? Какие дела предстоят нам сегодня? Успел найти что-то подходящее? Я предпочел бы похищение убийству. Ну или там слежку за неверной женой. — А на работу ты сегодня не собираешься? — Пусть Костан вычтет этот день из моей будущей зарплаты, — огрызнулся Дэнни. Мик не желал его отпускать. В конце концов, может, Дэнни, сам того не ведая, и подбросил ему отличную идею: ему нужен напарник. Кто-то такой же отчаянный, как он сам, наблюдательный, умный и изворотливый. Кто не держит свои мысли при себе и не сомневается в своих действиях. Над шутками которого можно смеяться. Но не такой, который растает на солнце или будет ежечасно напоминать ему о прошлом одним своим присутствием. Это был один из тех редких дней, когда все складывается лучше, чем в другие. Еда и люди пахнут особенно вкусно, а солнце прячется за тучами и позволяет находиться на улице гораздо дольше, прежде чем почувствуешь легкое головокружение. — Ты бы все же что-то поел, — обеспокоенно сказал Дэнни, уминая омлет с беконом и томатами в уличном кафе. — Успел позавтракать, до того как ты проснулся. — Ага, сожрал вместе с пакетом, салфетками и пластиковой коробкой. Какого черта? У тебя и без того отличная фигура. А если ты все время мерзнешь, то это наверняка от недостатка углеводов. Почему-то это было невероятно приятно. Дэнни не скрывал своих эмоций. Не в этот раз, когда провел глазами по шее, плечам и груди Мика, чуть задерживаясь на огромной блестящий пряжке ремня, и на десерт огладил взглядом бедра. Его сердце вновь оглушительно застучало, щек едва коснулся румянец, и Мик слегка смутился, когда его собственная кровь вдруг потеплела и устремилась вниз к паху, плотно натягивая брюки эрекцией. Не впервые его разглядывали так жадно, откровенно и оценивающе. Не впервые он получал предложения секса и далеко не всегда их делали особы женского пола от шестнадцати до трехсот лет. Это Лос-Анджелес, детка. Всякое случается. Луч солнца, разорвавший серые тучи, ударил ему прямо в лицо и заставил прикрыться рукой. — Чувствуешь себя неловко? — ухмыльнулся Дэнни.— Это даже хорошо. — Что может быть неловкого в сексе? Я люблю его. — Ну да, и потому у тебя задрожали пальцы. Ты что?.. Слишком давно им не занимался? Серьезно, Сент-Джон, три месяца? Полгода? Что, год? Нет, не прикрывай глаза! Дольше? Но как?! Пять лет назад с вампиром и больше двадцати с человеком. Честный ответ Дэнни счел бы неудачной шуткой. Мик опустил руку в пах, поправляя так некстати привставший член, и мысленно возблагодарил того, кто решил прервать этот неудобный разговор телефонным звонком. Дэнни действительно нравился ему. Не так трепетно и нежно, как Бет, которую он только спустя год решился поцеловать первым. Скорее, как Каролин, будившая в нем не любовь, но дикую и безудержную страсть, искусно играя на чувствах все время их знакомства. Мик мог представить, как швыряет Дэнни к стене, ловит ладонью шею и вгрызается в его губы, не опасаясь испугать или сделать больно, вдыхает будоражащую смесь его запахов и раздвигает коленом бедра, чтобы прильнуть теснее. При их разнице в росте член Мика уперся бы Дэнни в живот, как раз под нижние ребра. Неуместные и несвоевременные желания слегка ужасали, но Мик до судорог в пальцах вдруг захотел потереться об этот твердый пресс и мягкую дорожку волос на нем. ― Да, конечно, ― сказал Дэнни, но это был вовсе не ответ на мысли Мика. ― Лаура, ― пояснил он, пряча телефон в задний карман.― Костан хочет поговорить со мной, через час в своем офисе. Что-то подсказывает мне, что повышения по службе не дождусь. ― Едем, ― вскочил Мик, плотно запахивая полы пиджака. ― Очевидно, босс хочет видеть только меня, потому что Лаура трижды повторила, чтобы я пришел один. ― Подвезу и подожду внизу, ― решительно сказал Мик, но Дэнни сделал протестующий жест, и стало ясно, что спорить бесполезно. ― Я вернусь домой. Может, привезу нормальный ужин. Хочется, знаешь ли, посмотреть, как ты облизываешь ложку. ― Тогда я в офис. Попробую накопать что-то еще на Эллиса или тех, кого мы видели с ним, ― Мику действительно следовало побыть одному, и не там, где запах Дэнни все еще витал в каждом углу и не давал рассуждать здраво.

֍֍֍

Джозеф Костан в своем огромном, как стадион «Янки», кабинете встретил его неожиданно приветливо. Ну, для босса и почти миллиардера, чье лицо постоянно сохраняло такое выражение, будто он мучился от изжоги, а вместо соды ему предложили уксуса. Еще более удивительно выглядели на нем не привычный костюм от дорогого портного — Дэнни даже подозревал, что сшитый вручную— и шелковая рубашка, а самые простые джинсы, чуть потертые внизу, мягкие туфли на босу ногу и футболка музыкального фестиваля с силуэтом Боба Марли. «Дорога на Ямайку», ― гласила надпись на спине. Дэнни с трудом сдержался, чтобы не фыркнуть. Костан стремительно и нервно расхаживал по кабинету и так же молниеносно, сам, не отдавая приказа Лауре, налил из большого графина с хрустальной пробкой два старомодных тяжелых стакана. ― Херес, ― отрывисто сказал он. ― Почти столетний. Тебе должно понравиться. ― Сомневаюсь. И изумлен вашими с Сент-Джоном попытками меня споить. Неужели я выгляжу как человек, нуждающийся в допинге, чтобы воспринимать реальность? ― Иногда реальность может быть такова, что самые худшие наркотические кошмары ее не переплюнут, ― Джозеф все еще наворачивал круги по кабинету с полным стаканом в руке. ― Знаю, я прошел через долгое судебное разбирательство, ― ухмыльнулся Дэнни. ― Мудрец, стоящий на берегу быстрой реки со множеством водоворотов, ― внезапно заговорил Джозеф, ― вдруг заметил человека, готовящегося перейти ее вброд. «Тому, кто задумал подобное, придется нелегко», ― предупредил мудрец. Но человек не послушал совета, вошел в воду и невредимым перебрался на другой берег. «В чем твой секрет? ― спросил человека мудрец. ― Как удалось тебе одолеть столь бурный поток?» «Когда я вступаю в воду, ― ответил тот, ― то вверяюсь потоку. А доверившись, отдаю свое тело течениям и не сопротивляюсь им. Вот почему я могу войти в бурную реку и снова выйти». «Запомните это, ученики! ― сказал мудрец. ― Даже с водой можно сродниться, доверившись и отдавшись ей, а уж тем более с людьми». ― Познавательно, ― хмыкнул Дэнни. Напряжение, исходящее от его босса, можно было пощупать руками. Он много раз видел воротил с миллионными состояниями, находившихся на грани срыва. Помнил страх и панику в глазах Бенджамина Грея ― сенатора и владельца полусотни успешных компаний, когда впервые приблизился к нему и заговорил. Он знал, как выглядят прогоревшие неудачники, люди, потерявшие любимых или решившиеся на отчаянный шаг. Джозефа Костана невозможно было понять, и это раздражало, заставляя терять голову. «Дам ему сто двадцать секунд, ― решил Дэнни. ― А после предельно вежливо прощаюсь и ухожу». ― Что ж, очевидно, из притчи следует, что я не знаю, как начать, и вверяюсь потоку, ― сказал Джозеф тридцать шесть секунд спустя. ― Непростой опыт для меня, обычно я веду себя иначе. ― Может, просто следует задать прямой вопрос? Твои адвокаты могут хоть землю наизнанку вывернуть, но больше, чем на мне надето, они с меня не получат. Если что, постараюсь бить не в челюсть. Стоматологи дороже пластических хирургов. Тот рассмеялся надтреснуто и слегка искусственно, но наконец-то прекратил хаотичное передвижение по кабинету, отхлебнул из стакана и уселся, оседлав подлокотник кожаного дивана, как гнедого мустанга. ― Мне жаль, что ты остался без жилья, ― сказал он. ― Врешь, ты просто вежлив, что странно для такого, как ты, ― поспешил оборвать его Дэнни. ― Ладно, вообще не жаль. Я даже рад, ― Джозеф взмахнул стаканом и качнулся на подлокотнике. ― Что ты думаешь об отношениях между мужчинами? Если он хотел шокировать Дэнни, то это ему удалось. ― Благодарю, не заинтересован, ― процедил он. ― Ни ради денег, ни ради карьеры, ни чтобы избежать тюремного срока. Будто ты первый, кто мне предлагает. Ты еще и не в моем вкусе, босс. Дэнни поднялся из кресла, чтобы уйти. Его возвращение в квартиру Мика теперь стало до обидного нежелательным. Босс приревновал новичка к своей любимой игрушке ― вот как это выглядело. ― Я неверно выразился, ― кажется, Джозеф сумел взять себя в руки, потому что его лицо приняло обычное выражение настороженного и недовольного хищника. ― Но ты один из немногих, кому выпала счастливая случайность расположить к себе Мика. А мы с ним… ― Знаю, знаю, знакомы так давно, что я не могу вообразить. Он так сказал. Да ладно, у каждого есть друзья детства. Кто-то, с кем играешь в бейсбол или в «Покажи мне свое, а я покажу свое». ― Наши с Миком отношения гораздо глубже и серьезнее... Дэнни вскинул руки в сдающемся жесте: ― Понял, все понял. Только не говори, что вы с ним женаты. Ладно, я всего лишь раз переночевал у него на диване. Не покушаюсь на чужую собственность. Ему показалось, что Джозеф слетел с подлокотника, легко оттолкнувшись и одним прыжком оказавшись рядом. Крепко вцепился в его шею и так прижал голову к спинке кресла, что Дэнни не мог шевельнуться или вздохнуть. Лицо Джозефа кривилось, как резиновая маска хэллоуинского монстра, глаза вдруг стали тусклыми, подернулись белесой пленкой, как у смертельно больного, а вокруг нижних век налились бордовые пятна. ― Сиди и слушай, ― зашипел он, подергивая верхней губой. ― В противном случае ты не выйдешь отсюда живым. Еще чуть-чуть сильнее сжал шею, и в ушах Дэнни уже эхом звучал хруст позвонков, когда он с трудом сумел кивнуть. Костан ослабил хватку, а после вернулся на подлокотник кресла, еще раз отхлебнул из стакана и заговорил уже спокойно и четко, словно речь шла об обычных рабочих делах: — Я отвечаю за Мика Сент-Джона. Не перед богом и людьми, таких клятв мы не давали. Перед своей совестью, и она все еще у меня есть. Это не о сексе. О любви, если хочешь, но не как привыкли считать обычные люди. Я вынужден его оставить на время. Может, на долгое. И потому я откровенен с тобой как никогда ни с кем. Через час я вылетаю в Прагу, и случившееся за последние дни вряд ли поспособствует тому, что я быстро вернусь. Мик допустил массу чудовищных ошибок, одна из которых нарушает множество неписаных законов и отразится на мне с неясными, но, возможно, фатальными последствиями. Но если моего авторитета будет недостаточно, поверь, есть сотни сотен тех, кто с радостью полюбуется, как он корчится в агонии. Поступай как хочешь, действуй спонтанно и без колебаний — ты сможешь. Дыши ровно и спокойно — он сможет учуять твое волнение. Он доверился тебе, пустил тебя в свой дом, позволил вести расследование. Ты второй человек в его жизни, с которым он не держит дистанцию. Не стоит так задыхаться, ты прав, первой была Бет Тернер, но лучше было бы убить его своими руками, чем позволить этому повториться. Не разочаруй меня. Совсем скоро мир перевернется, и день превратится в ночь, а то, что Мик считает белым — станет черным. Кроваво-красным, если быть точным. Забери его. Увези. Спрячь. К черту, дьяволу, в Австралию или на северные острова. Куда-нибудь, где он будет в безопасности и его прошлое не дотянется до него слишком быстро. Заботься о нем. Люби его как лучшего из людей, которых я когда-либо встречал. Как брата. Как друга. Как любовника, если захочешь. Удержи его от глупостей, мести или тупого милосердия. Я буду должен тебе, а слово Джозефа Костана кое-чего да стоит. Джозеф говорил все запальчивей и искренней, губы кривились все сильнее, а на лбу проступала выпуклая синяя жилка, дрожащая от напряжения. Он рывком достал из-за дивана старомодный саквояж, швырнул раскрытым к ногам Дэнни, и из кожаного нутра посыпались пачки банкнот. — Ты все же любишь его, — медленно проговорил Дэнни, впечатленный откровенностью и крупной суммой наличными. — Люблю. Но не так, как ты воображаешь в своем извращенном мозгу. Поклянись, Уильямс, что выполнишь мою просьбу. Не будем звать юристов и подписывать бумаги, клянись кровью. — Ты с ума сошел, — пробормотал Дэнни. — Мик, похоже, хороший парень, и я точно не хочу, чтобы с ним что-то случилось, но… — Клянись, что не оставишь его, и, когда все уляжется, вы получите «Констант Групп». Оба, в совместное владение. — Как будто это можно купить за деньги. Ладно, я помогу ему. В конце концов, я понимаю, что ты многого мне не договариваешь и, похоже, эта заварушка началась с меня. Костан схватил его взметнувшуюся в клятве руку, чиркнул то ли остро отточенным ногтем, то ли лезвием, вдруг оказавшимся в пальцах, помедлил, пока выступят несколько капель крови, и жадно и широко лизнул запястье Дэнни, на миг утробно зарычав. — Иди, сделай, как я просил, — тихо и просто сказал Джозеф, и совсем холодно его голос прозвучал, когда он нажал кнопку селектора: — Лаура, радость моя, проводи нашего гостя и уточни полетные данные до Праги. И привычно скривился, махнув Дэнни рукой, чтобы тут поторопился оставить его кабинет. В жизни Дэнни было множество разговоров с боссами. Приятных и маловдохновляющих, перепалок или отчетов, казавшимися дружескими подначек и шуток или грубых выволочек. Но ничего более странного, чем разговор с Джозефом Костаном, не происходило с ним никогда. Маленькая кривая ранка на запястье все еще кровоточила, пока он ехал в лифте, и Дэнни зажал ее платком. Саквояж с деньгами оттягивал руку. Костан не сказал ему и половины правды, но вытащить ее из Мика казалось делом более легким. Офис частного детектива Сент-Джона был всего лишь в пятнадцати минутах езды. Или в сорока пяти, если ты попал в пробку.