Вечность за двести баксов

Их диалог был больше похож на драку. Долгий продолжительный спарринг, в котором каждый из бойцов желает измотать соперника, не раскрывается, тянет время и неожиданно атакует, проводя хитрые болевые приемы, или уходит в глухую защиту. Счастьем оказалось, что в гостиной было слишком мало хрупких предметов, а свой ноутбук, в какой-то момент полетевший прямо ему в висок, Мик успел перехватить в воздухе. И, пожалуй, хорошо, что на много миль вокруг сновали одни белки и лисы: случись этот яростный обмен информацией и мнениями в квартире Мика ― соседи не преминули бы позвонить в полицию. Мик не помнил, когда вообще орал на кого-то так громко и эмоционально, надрывая связки, чтобы его не только услышали, но и поняли, и Дэнни не отставал, размахивая руками, будто отгонял москитов размером с динозавра, и подбирая все более заковыристые эпитеты. Это идеально походило на ссору в каком-нибудь неаполитанском квартале, не хватало лишь десятка скачущих вокруг детишек, лающей собаки и древней бабули в черных кружевах, флегматично клюющей носом над вязанием. ― Ты точно уверен, что твои предки не приехали в этот ад с благословенного богом итальянского побережья? ― Дэнни тяжело опустился на стул и тут же подпрыгнул ― ножки подкосились от точного удара Мика. Аромат в единственной комнате стоял фантастический ― будто футбольная команда горячих парней устроила неделю сексуальных оргий среди лилий, костров и рассыпанных специй. ― Не знаю, ― пробормотал Мик, ― не было времени выяснять. Дэнни прыснул и залился смехом облегчения, а Мику пришлось открыть древний холодильник, нагнуться и сунуть голову прямо в морозильную камеру, где на металлические трубки уже намерзла шапка льда. Психовать было из-за чего. Не то чтобы он не верил в Бет, но Прага, куда отправился Джозеф, была худшим из мест для деловой поездки вампира. Мик иногда вершил правосудие сам, без всяких лишних церемоний, а, бывало, присутствовал на суде и казни тех, кто жестоко нарушал законы их мира, и огненный дождь, пожирающий их тела, всегда ужасал его. Он видел понесшую наказание Коралин, укрытую шелком и кружевами, искупившую свою вину за его обращение, тем, что пыталась помочь ему ненадолго стать человеком. И непреклонность в глазах ее вампирской семьи. Коралин отвечала за него, как сир отвечает за обращенного, и никакие разумные аргументы не могли бы склонить ее братьев к милосердию. И теперь за главную ошибку Мика ― странное преображение Кристиана Эллиса из самозваного вампира в предводителя «Детей Света», убивших уже не менее полусотни вампиров, предстояло держать ответ Джозефу. Только сейчас Мику стало кристально ясно, какой именно выбор делал его друг тогда, несколько дней назад, сидя в битых молью кружевах у него на диване и слушая лютневую мелодию. А Дэнни подтолкнул Джозефа к краю пропасти, отдав вторую часть кольца в обмен на жизнь Мика. ― Ты там можешь дышать? ― сдавленно поинтересовался Дэнни, легко касаясь его спины. ― Потому что я уже начал прикидывать, не оставить ли твое тело здесь и не свалить ли в Австралию. Его ладонь гладила Мика по спине, слегка задерживаясь на пояснице, кончики пальцев жгли сквозь одежду, и это не помогало, нет, совсем не помогало сосредоточиться. ― Я должен торопиться, ― пробубнил Мик, касаясь губами измороси внутри холодильника. ― Важные решения всегда принимаются в полнолуние. Наше общество чтит традиции. Джозеф ― один из старейших вампиров и заслужил это. Меня бы просто обезглавили первым попавшимся под руку тупым ножом, но его будут судить по всем правилам. ― Как это печально, ― вздохнул Дэнни. ― Ненавижу суды. Но если бы моим адвокатом была Бет Тернер, я бы поборолся. В любом случае не стоит бросаться к Эллису, едва вырвавшись от него. Прошлой ночью Луна была похожа на круглое печенье, которое разрезали пополам. — До полной Луны еще неделя, сколько ни в чем не повинных вампиров погибнут? Руки Дэнни легли ему на талию, чуть выше пояса брюк, слегка погладили и сильно сжали. Дэнни тянул его к себе, крепко прижимаясь сзади, вытаскивая на свет божий из дешевой мокрой морозилки. — Выходит, у нас еще куча времени, так? — спросил Дэнни, подавая ему полотенце. — Вытрись, а то кажется, будто ты там ревел как девчонка. Значит, мы можем подумать и составить нормальный план, а не укладывать голову на… как оно… французское слово… — Гильотина, — подсказал Мик. — Точно, спасибо. Не делать вид, что вместо черепной коробки с мозгами у нас капустный кочан. Впрочем, не поручусь за тебя. Пока ты не выспишься — не сможешь нормально соображать. Стой, не смей лезть в холодильник! Дэнни отодвинул ковер, откинул едва заметный люк в полу и торжественно произнес: — Прошу! Уютная спальня для тех, кому повезло не страдать клаустрофобией. Я не полезу туда, даже если мне заплатят. И все же Дэнни врал. В темном глубоком и промозглом подвале Мик обнаружил свежие простыни, подушку, клетчатый плед, тонкий матрас и рабочий фонарик. Совершенно очевидно, что Дэнни подготовил для него место, еще не понимая, что вампирам нужна максимальная прохлада во время отдыха. Мик стянул простыню с дощатого настила прямо на холодные плиты пола, разделся и улегся на спину, впитывая холод и силу камня, быстрее всего добирающиеся туда, где только что его тела касались горячие ладони Дэнни. Мик привык к своей морозилке. Любил узкий незатейливый стеклянный прямоугольник, напоминающий хрустальный гроб — чудо современных технологий, обожал легкие капли подтаявших льдинок на волосах, ресницах и коже и не спешил накидывать халат, проснувшись. Он всегда подтрунивал над Джозефом и его огромной деревянной кроватью, восхищался Коралин, изводящей тонны льда для своей ванны — ровно минус четыре градуса в любую погоду. И всегда невольно морщился, когда они оба вспоминали лари со льдом, глубокие подвалы или каменные пещеры, где приходилось ночевать вампирам двести или четыреста лет назад. Зябкая, никогда не прогревающаяся земля под плитами сейчас не дарила охлаждения и отдыха, а тысячами игл впивалась в его несчастное тело, постоянно напоминая о том, насколько диким и неестественным было само существование Мика. Но самый уголок светлой простыни пах иначе — там прикасались пальцы Дэнни, когда он стелил постель, и там остался микроскопический след его тепла, его невероятно странного темперамента и уникального запаха. Мик коснулся клочка грубоватой ткани — сперва ладонью, а затем губами — и чуть не застонал от нахлынувшего возбуждения. Осквернять свою, надо заметить, слишком дорогую, морозильную камеру смешными для нежити телодвижениями он никогда не смел. Но если желал доставить себе удовольствие, то обычно делал это на диване, расстегнув и приспустив брюки и глядя на языки пламени в камине. Но, видимо, он был слишком молод, чтобы забыть, какое удовольствие дарит внезапная страсть живому человеку, когда внутри поднимается тяжелая обжигающая волна, а из сердца навстречу ей катится другая, и, соединяясь, они рождают низкий гортанный стон, дикий и неудержимый, похожий на зов одинокого зверя. С тех пор, как он стал вампиром, две волны никогда не встречались. Всегда была одна: для многих — из паха, снизу — страсть, для кое-кого — не станем сейчас упоминать имя — из сердца. — Ты там в порядке? — вдруг раздался сверху взволнованный голос.— Я слышу тебя, ты слишком громко дышишь. — О боже, да — тихо прошептал Мик, и как в далекой юности прикусил кулак, чтобы кончить сильно и почти беззвучно, растирая сперму ладонью по животу. И, должно быть, слишком долго скреб отросшими когтями землю, прежде чем ответить: — Да, Дэнни, спасибо, что спросил. Просто кошмар приснился. Знаешь ли, немало поводов для них. Шаги Дэнни над головой стали тише, спокойней, входная дверь хлопнула, и Мик провалился в промозглую мглу подвала на несколько часов.

֍֍֍

Был ли Дэнни в порядке? Несомненно нет. Не каждый день перед тобой оживают худшие из дешевых романов. Даже жаль, что он никогда не снимал их с полки сестры — в полной мере оценил бы, насколько вымысел далек от реальности. Если так пойдет, то может оказаться, что в этом лесу притаились эльфы, на ближайшем кладбище гнездятся зомби, и он точно мог сказать, что один из его знакомых был живым воплощением Годзиллы. А там и до драконов недалеко, и до гигантских плотоядных червей. С существованием последних Дэнни точно не смог бы мириться. Хотя вампиры — вампиры! — немногим отличались от людей: те же две руки, две ноги и голова,испытывают они похожие чувства и в штанах у них те же причиндалы. Пожалуй, с племенем разумных обезьян, питающихся человеческим мясом, свыкнуться было бы проще. И, если верить Бет, из мира вампиров ему достались лучшие экземпляры. Но теперь он понимал ее, целый год принимавшую нелегкое решение. Впрочем, и «Дети Света» теперь вызывали у него чуть больше сочувствия. Что в принципе не мешало ему осуждать их методы — это был геноцид в прямом смысле, и разве кто-то заслуживает подобной смерти только потому, что сам выбирает — сдохнуть с голоду или питаться человеческой кровью? Прошлой ночью он сам готов был отдать свою кровь Мику, чтобы не потерять его. И к тому же многие из вампиров не убивали, предпочитая донорскую кровь или добровольную жертву тех, кто существовал рядом с ними. Может, они были влюблены, как Бет или студентки Эллиса, и Дэнни почему-то был уверен, что десятки девушек Джозефа считали его пристрастие к укусам и питью крови эксцентричной причудой слишком богатого парня. По крайней мере, он отлично знал пример похуже — живого человека, безнаказанно творящего ужасные вещи. Мик и Джозеф Костан по сравнению с сенатором Греем были невинными ангелами, скачущими на радужных пони. Паролем к ноутбуку Мика оказалось «Мисти Блю». — Что, стриптизерша, с которой ты потерял девственность? — фыркнул Дэнни. — Нет, собака моих соседей в детстве. Давно забыл, как их звали, а Мисти — запомнил навсегда. Чему мог позавидовать Дэнни? Мик видел первый Супербоул. У долгой жизни были свои преимущества. В почте лежало несколько ссылок на новое происшествие: стрельба и пожар в ночном клубе «Полная чаша», в Восточном Голливуде. Они сопровождались целой строкой восклицательных знаков. «Две части кольца работают точнее, чем одна» — приписала Бет в конце. — Хозяину было двести лет, Боб Спенсер, однажды я разбирался с шантажистами, сделавшими в его клубе несколько неудачных фото, — успел сказать Мик, до того, как телефон Дэнни зазвонил. — Как наша калифорнийская орхидея? Достаточно особых условий и подкормки? — спросила Бет. Если бы Дэнни выбирал метафоры, то, скорее, сравнил бы Мика с хищной росянкой, поедающей плоть насекомых, но сворачивающейся от малейшего неосторожного прикосновения. — Я соблюдаю все правила, — ответил Дэнни. — Как там наш жертвенный агнец? — Пока неизвестно. С ним обходятся как с самым дорогим и почетным гостем, а он этим пользуется. — Воображаю. Теперь я знаю, что самый опасный день для него полнолуние. Не позволяй ему сдаться, иначе наша орхидея выкинет какую-нибудь глупость. — Буду держать в курсе, — Бет отключилась, оставив Дэнни наедине со своими мыслями и банкой несъедобной ветчины. Официально: Фрэшуотер, штат Орегон, был худшим местом на земле. Тихо было так, что Дэнни готов был лежать в обнимку с генератором, издававшим треск и шум, напоминающий о том, что кроме сосен, лиственниц и водящихся в них белок и жуков где-то есть люди, города с машинами, огнями и нормальными домами выше одного этажа. Пожалуй, сейчас он готов был признать, что Лос-Анджелес не так уж плох в сравнении с орегонской глушью. Через три дня Дэнни стало казаться, что он давно и прочно женат. Или, по крайней мере, стал отцом непоседливого ребенка, едва научившегося ходить и не могущего и часа провести спокойно. Спорили они не менее ожесточенно. По любому поводу — от цвета подушек до политики нынешнего президента. Но яростней всего — о том, как лучше принести суду голову Эллиса на блюде. Мик уверял, что даже головы всех «Детей Света» не смягчат приговор. И психовал всякий раз, когда Дэнни хватался за сломанную ножку стула, обещая воткнуть ее в грудь Мика, чтобы тот не отправился в Прагу немедленно. А после Дэнни брал его холодные пальцы в свои ладони, осторожно поглаживал и заглядывал в глаза, убеждая: — Мой план хорош, очень хорош, не сомневайся. Мик каждый гребаный раз говорил «нет», и в его голове происходило нечто, чего Дэнни не мог прочитать по лицу. А началось все тем же вечером, когда Мик пил кровь из чашки маленькими глотками и в очередной раз изучал ссылку, присланную Бет. — И все же, почему он отпустил тебя? — спросил Дэнни. — Между вами столько счетов. Всадил деревянную пулю с ободком из серебра — понимаю, ты бы десятилетиями мучился у него на глазах. И он мог запросто пристрелить меня, но не сделал этого. Ответь, почему? Ты же у нас частный детектив.

֍֍֍

― Не ори, ― Мик поднял тяжелый помутневший взгляд и коснулся пальцами виска. ― Ты же наверняка знаешь ― в языке проходит артерия, и если я надгрызу ее ― ты истечешь кровью. ― Малыш, тогда тебе придется сделать над собой усилие и поцеловать меня. Это слишком интимно, а у нас еще не было третьего свидания. Лет через пятьдесят, возможно, ты и решишься. Дэнни изо всех сил старался не нагнетать атмосферу, но и без того прекрасно видел ― с Миком что-то не так. Его реакции всегда были до смешного просты и ярки для того, кто прожил на свете почти в три раза дольше, чем сам Дэнни, а суждения порой столь наивны, что хотелось погладить его по голове и купить сахарной ваты. И уж точно Дэнни готов был до боли в горле спорить с тем, что вампиры обречены на одиночество. Этому противоречила сама судьба Мика: его жена влюбилась в смертного, подарив ему вечность, и пусть Мику не понравился сюрприз, но, знаете ли, вечно ― это очень-очень долго для семейной жизни. Честно говоря, Дэнни не мог вообразить хоть что-либо, что будет с ним вечно. ― Гель для укладки волос, я думаю, ― прервал его Мик. ― Конечно, до тех пор, пока найдется что укладывать. Но и потом ты будешь нюхать его по утрам, просто для душевного равновесия. ― Дурачина! ― немедленно рявкнул Дэнни. ― Сам говорил, что вампиры живут семьями, иногда целыми кланами, как те, которых выкосили в Нью-Гэмпшире. То, что ты ― зубастая тварь-одиночка, не значит, что другие лишены привязанностей. Знаешь, сейчас я думаю, что кое-кто из моих дальних родственников… Вот, скажем, семейство Миллеров. У них такие милые верхние клыки, и они всегда держатся вместе, даже женятся на кузенах и кузинах. Да ладно, не пялься так своим убийственно-вампирским взглядом. Я же вижу, что-то произошло, пока я, как и положено нормальному человеку, спал. И ты не можешь меня прямо сейчас убить, потому что это все равно что убить собаку, которая умнее хозяина. ― Ночью звонила Бет, ― тихо сказал Мик. ― Джозеф? ― Нет, с ним все в порядке. Пока что. Полнолуние через три дня, а сегодня он потребовал к завтраку коктейль из крови девственниц трех разных рас. Дело в другом. ― Тогда Эллис. Я все еще настаиваю, что мой план наиболее удачен, а тянуть дальше нельзя. ― Ну да! Да! Да!!! Дэнни обладал потрясающей способностью выбивать его из колеи. Мик гулко хлопнул ладонями по дивану и вскочил, меряя шагами небольшую комнату: ― За сутки еще десять смертей в Калифорнии. Они отслеживают вампиров среди бела дня и ночью, просто перемещаясь по самым людным местам городов. Стреляют серебром или осиной, а после обезглавливают и сжигают. Естественно, наши не предъявляют претензий, тем более, Джозеф вне доступности. Но даже в полиции есть свои, и расследования, конечно, замнут, как и все предыдущие. Но мы не можем наслаждаться покоем здесь, когда Эллис ходит по торговым центрам и паркам, просто тыча в жертву рукой с кольцом. Он все еще живет и дышит по моей вине. Мне не за что было его убивать тогда, хоть он и видел мое лицо, но сейчас ― другое дело. И я пытаюсь найти изъян в твоем плане, убедить тебя не ввязываться, но не могу. Он кажется разумным, и чем дольше мы ждем, тем меньше времени остается. ― Да уж, второй попытки у нас точно не будет, ― хмыкнул Дэнни. ― Послушай, малыш, наш план действительно хорош. Не безупречен, но с очень высокой вероятностью положительного исхода. ― Что-то вроде шестидесяти процентов, ― усмехнулся Мик. ― Шестьдесят два, скорее. Даже шестьдесят два с половиной, добавим полпроцента на мою непредсказуемость и погодные условия. Если считаешь, что готов, то давай собираться. ― Завтра после полудня, ― быстро сказал Мик. ― Если появимся у него прямо в день равноденствия, то Эллис сочтет это хорошим знаком. Немного меньше времени на изучение обстановки, но и ниже риск, что Эллис тебя расколет или ты сам не выдержишь и сорвешься. ― Мое терпение почти безгранично, неужели ты не понял за эти дни? А если будем ждать до завтра, ты сможешь пережить еще десяток смертей своих сородичей? ― Дэнно, ― криво усмехнулся Мик, и Дэнни впервые не поправил его, ― мои руки испачканы в крови и грязи куда сильнее, чем ты можешь представить. Дэнни заткнулся, потому что чувствовал: любые слова будут лишними. Мик рассматривал свои красивые большие ладони и длинные пальцы с таким презрительным выражением лица, будто лично душил ими невинных младенцев и девочек-цветочниц со свадебных церемоний. Дэнни молча подошел сзади, протянул руку, погладил его по волосам и обвил руками, прижимаясь грудью к спине и уткнувшись носом в шею. Так и стоял, крепко обняв, словно желая заставить Мика дышать в унисон с собой, ловя ладонью суматошные удары его сердца, и постепенно оба пульса стали ощущаться как один — спокойный чуть сбивающийся ритм, не переходящий в панический грохот. Мик глубоко вдохнул, втянул носом запах с его предплечья: — Ты успел позавтракать? ― спросил он, касаясь губами кожи Дэнни. — Дрянь, которая здесь в запасах, не имеет права называться едой. Консервированное мясо и сухие хлебцы. Знаешь вид монстров, которые могут на этом протянуть? — Да. Американские войска зимой в Арденнах. Правда, нам давали еще и шоколад. — Ужас, — притворно возмутился Дэнни, разрывая объятия. — После этого любой выберет кровь. Мик фыркнул, Дэнни улыбнулся в ответ, и вроде бы все стало, как вчера, как и неделю до этого, и можно было только обсудить, доставят ли из Нью-Йорка пиццу в эту глушь или что считается ужином висельника — картошка со стейком или сочный гамбургер. До полуночи оставалось чуть меньше, чем прошло с предыдущей, и Дэнни невероятной способностью к убеждению отправил Мика в подвал спать и набираться сил. О том, что Дэнни собирался делать дальше, Мику знать не стоило. Иначе тот непременно возмутился бы и постарался ему помешать. Как будто среди любой нежити может найтись та, которая способна повлиять на решение Дэнни Уильямса, если тот принял его, ни секунды не колеблясь и не вступая в спор с самим с собой. Едва солнце закатилось за верхушки сосен, Дэнни сделал это. И — вау!— это действительно оказалось чем-то неописуемым. Бет Тернер и в самом деле была уникальной девушкой, если сумела годами носить с собой «Черный Кристалл», больше ни разу не попробовав его. Это несомненно был тот наркотик, действие которого невозможно забыть. Дэнни принял всего лишь треть, экономно разделив бесценный сверкающий порошок на несколько частей, но почти сразу же мир вокруг стал ярче, будто кто-то стер влажной тряпкой толстый слой пыли с оконного стекла. Стоявшая до этого гнетущая тишина разбилась о сотни звуков — от едва различимого зудения мелких мошек и хруста веток на верхушках деревьев до гулкого стука капель в летнем душе. Каждая вещь в комнате теперь пахла по-своему: иногда резко и отвратительно, порой крепко или пьяняще, а чашка, из которой пил Мик, источала тонкий запах жасмина и тяжелый дурманящий — неизвестных восточных пряностей. Оглушительный порыв легчайшего ветерка донес смесь ароматов с осенней клумбы далеко за домом. Дэнни готов был раздеться догола, чтобы подставить все тело ласкающим потокам воздуха и нежным прикосновениям теплых наползающих вечерних теней. Он чувствовал весь лес, весь Фрэшуотер, весь гребаный штат Орегон, каждое озеро в нем жило отдельной жизнью. Желал бесконечно стоять под прохладными струями воды, смывая с тела запахи дезодоранта и геля, и наверняка мог оттолкнуться от земли и полететь. Или сломать одним ударом железную дверь гаража. И словно тонкая золотая цепь, якорем застрявшая где-то слева между ребер — стук сердца Мика, спящего в подвале, там внизу, под пахнущими краской, маслом и грязью дубовыми досками пола. Эти легкие толчки вели его вперед — мокрого после душа, с искрящимися на коже каплями воды, горящими от жажды губами и стоящим членом, каждое прикосновение к которому пробуждало внутри воронку бушующего торнадо. Глубокий подвал впервые в жизни не испугал его, а словно окутал мягким бархатом, отозвался легким покалыванием камней и волшебным уютом. Дэнни различал в кромешной темноте каждую щербинку и неровность пола, крупные пятна влаги на стенах, отчетливо видел белый край простыни, прикрывающей бедра Мика, светлую, почти сияющую кожу живота и груди, выпирающие ключицы, длинную шею, на которой едва билась яркая голубая жилка. Ресницы на крепко сжатых веках, тенью ложащиеся на лицо, каждый микроскопический шрам на ушах и бровях и четко очерченные губы, которые заметно дрогнули, когда Дэнни коснулся их. Мик причмокнул во сне, ловя подушечку его пальца, повел рукой, словно нащупывая опору, и тут же наткнулся на бедро Дэнни, стоящего на коленях рядом с ним. — Ты хоть понимаешь, что ты мне снишься? — пробормотал Мик. — На самом деле ты пахнешь немного иначе. — Что ж, пользуйся, малыш, пока можешь себе позволить, — ответил Дэнни, наклонился и успел урвать сладкое — мягкий поцелуй и приторно-вишневый вкус на самом кончике языка, когда удалось проникнуть им между разомкнутых губ Мика. — Ч-черт, — прошипел тот, вскакивая, — это не сон. — Уже жалеешь? Но Мик только крепче прижал его к себе — горящей кожей к прохладному телу, сцепляя руки за спиной, и, словно уговаривая сам себя, бормотал:— Сон, сон, это все сон. История не должна повторяться, нет, не должна.