Вечность за двести баксов

Мик трезвонил Бет без перерыва. Каждую свободную минуту в течение прошедшего дня, когда не вслушивался в дыхание Дэнни. Ее телефон упрямо включал голосовую почту, и, не оставайся до полнолуния еще больше суток, Мик уже сидел бы в самолете, несущемся в Прагу. Он не надеялся, что все закончится хорошо ― законы их мира были суровы и неоспоримы. Но Джозеф был виновен лишь в том, что однажды поддался на его уговоры и вновь обратил его. Позволить четырехсотлетней жизни прерваться только из-за того, что несколько лет назад Мик допустил ужасную оплошность… Плохо же Джозеф изучил Мика. Скорее, наоборот ― он знал его слишком хорошо, понимая, что тот не усидит на месте и не позволит Эллису задержаться среди живых. Но закон есть закон, и провинившийся сир будет наказан более жестоко, чем явившийся с повинной вампир, не достигший столетия. Его голова, даже с отсеченным пальцем Эллиса, который все еще украшало два кольца ― недостаточная плата за жизнь погибших вампиров. Но Мик обязан был рискнуть. Вот он, непредсказуемый фортель его судьбы ― проведя его по второму кругу, она устала, решив убить незадачливого слепого крота. Как и следовало в далеком пятьдесят втором году. Как жаль, что это случилось именно сейчас, когда он глупо вообразил, что может быть ненадолго, но счастлив. Интересно, сделает ли Дэнни в квартире ремонт? Мику хотелось бы, чтобы он оставил накладки на окна и искусственный камин, но люди предпочитают солнечный свет и настоящий огонь. Мик вздохнул. Перед отъездом следовало уладить юридические дела. ― Ты так страдаешь, что слышно в Канаде, ― пробормотал Дэнни. Мик, вздрогнул, словно застуканный за чем-то неприличным. Рванулся к нему, проверил лоб, откинул плед, чтобы осмотреть рану, нахмурился и пробормотал: ― Всего лишь размышлял о кое-каких незначительных мелочах. Дэнни схватил его за руку, крепко сжав: ― Знаю я, о чем ты размышлял. Клянусь, Сент-Джон, если ты хоть приблизишься к порогу или балкону ― я воткну в тебя кол. Это лучше, чем секс. ― Не успеешь, ― гримаса Мика выражала нечто среднее между готовностью расплакаться и улыбнуться. ― Рискни, и проверим, ― уверенно сказал Дэнни. ― Джозеф играет свою игру, а такие, как он, никогда не блефуют, если не видят хотя бы минимального шанса выиграть. ― Но его нет! ― Могу предположить, что в противном случае он схватил бы тебя в охапку, инсценировал ваши смерти и утащил бы тебя куда-нибудь в Антарктиду, спать под открытым небом и питаться полярниками или пингвинами. Возможно, ему есть что предложить суду в обмен на свою жизнь. ― Боюсь, что нет. Я никогда не видел его таким, как в наш последний вечер. Мы еще и серьезно повздорили. ― Думаешь, твоя смерть послужит достаточным извинением для него? Дэнни сел на диване, притянул к себе Мика и обнял его за плечи, прижимая голову к своему плечу, поглаживая между лопаток: ― Послушай, малыш, он хотел, чтобы ты остался жив. Он ― твой ангел-хранитель, верно? Не всем везет с добрыми ангелами, но какой уж достался. Он вручил тебя мне, как любимого ребенка, о котором следует заботиться. Верь ему. И там же Бет, а ей, надеюсь, ты доверяешь. Вампир и Белая Акула ― не Бонни и Клайд, конечно, но тоже ничего так парочка. Черт, ты хлюпаешь носом как мой брат Мэтт, когда не выиграл кубок младшей школы. А ему тогда было девять. Не могу поверить, что тебе скоро сотня. Ладно, обещаю, если Бет не выйдет на связь до утра, то мы прыгнем в самолет и через пятнадцать отвратительнейших часов, способных убить любого вампира качественней, чем огонь, окажемся в Праге. Я буду держать тебя за руку, когда палач занесет топор, и делать все, что положено. Потом заберу твою голову и поставлю ее вон на ту полку. А лучше сниму какой-нибудь склад, оставлю ее там и прекращу платить аренду. Может, ее найдет какой-нибудь охотник за хламом. Дэнни мог говорить бесконечно, только чтобы плечи Мика начали вздрагивать не от едва сдерживаемых всхлипов, а от смеха. Тот поднял на него ставшие темно-карими глаза с покрасневшими веками, порывисто вздохнул и коснулся губами губ. Беззвучно прошептал в них «Спасибо», но Дэнни уже не дал ему отстраниться, утягивая на себя, заставляя утонуть в поцелуе и своем теплом аромате. ― Ну что сказать, ― подзадорил он Мика, ― в темноте ты был намного решительнее. Секс ― отличное лекарство от стресса. Хотелось бы Дэнни навсегда забыть отчаянье и полную растерянность во взгляде Мика, и что сам он не далее как восемь часов назад отрубил несколько рук и раскроил двумя пулями голову одного ублюдка. Понадобится много, очень много секса, чтобы это забыть. Мик сделал лишь одно молниеносное движение — быстро нажал скрытый рычаг, и широкий диван превратился в большую кровать. Но после был так нетороплив и осторожен, словно Дэнни стал одной из его любимых стеклянных ваз. И целовал, только слегка касаясь губами и проводя кончиком языка по всем незакрытым ранкам, а подушечками пальцев легко трогал повязку на плече. И задавал тягучий, изматывающий темп, не позволяя Дэнни лишний раз дернуться или повернуться. Казалось — изучал, пробовал на вкус, нежно втягивая в губы соски, кожу за ушами, под мышками и на животе. Будто для него все было в новинку, в первый раз: все поцелуи и стоны, путь языка и трепещущих ноздрей от макушки Дэнни вниз по шее, до самых пальцев на ногах и обратно — под колени, в пах, медленно и плавно, почти не сбиваясь с ритма. Он заставлял Дэнни стонать и выгибаться, умолять поторопиться и делать все быстрее, сильнее, жестче, но только улыбался в ответ на просьбы и продолжал свою сладкую пытку. Дэнни помнил, какая невероятная сила таится в красивом теле Мика. Знал, что тот может ладонью раскрошить камень или прервать человеческую жизнь. Но эти же руки держали его так бережно, как хрупкую снежинку, и губы не пили кровь, а изматывали до беспамятства, заставляя вселенную расширяться и опять сужаться до размеров дивана, до точек, в которых его касался Мик. До горячего члена, так сильно пульсирующего в его ладони, а потом в губах, будто Дэнни опять принял порцию «Черного Кристалла» и его эффект никак не проходит. Время остановилось. Мик держал его на самой грани, казалось, несколько часов, безошибочно угадывая момент за секунду до оргазма, и отстранялся, убирая руки и губы, позволяя прохладному воздуху обвевать их тела. А после вновь набрасывался: сосал или выкручивал соски, нежно вылизывал промежность, забирал ноющий член в рот до самых яиц, и Дэнни улетал в бесконечное ночное небо. С первого раза точно найдя простату, Мик поглаживал ее пальцем или почти невесомо царапал кончиком ногтя и каждый раз решительно отводил руку Дэнни, когда тот пытался коснуться своего члена, пока он не взмолился: — Господи, я всего лишь человек! Прошу тебя, дай кончить, иначе я за себя не отвечаю. Мик вновь склонился над ним, погладил чуть шершавой подушечкой пальца простату, глубоко и крепко вобрал в рот член и тут же выпустил, перехватив губами поперек. И слегка надавил едва наметившимся клыком крупную выпуклую вену. Совсем чуть-чуть, даже не оцарапав кожу. И Дэнни вздрогнул, закричал, почти согнулся пополам, когда его накрыло долгожданным оргазмом. А Мик все еще не отрывал губ от члена, жадно подбирая каждую каплю и глядя на лицо Дэнни полными сияющих звезд глазами. — А как же ты, — едва ворочая языком, спросил Дэнни, накрывая ладонью его крепко стоящий член. — Давай, побудь немного не Суперменом. Кончи для меня. Мик оседлал его бедра, поймал руку Дэнни своей, показывая ритм, двинулся раз-другой в крепко сжатой ладони и выгнулся назад, содрогаясь всем телом, впиваясь длинными когтями в подушки дивана, едва сдерживая крик, больше похожий на вой. Густая, сладко пахнущая цепочка крупных капель оставила на груди Дэнни длинный росчерк, долетая до самых губ. Дэнни жадно слизнул, прикусил верхними зубами губу и скрестил ноги на пояснице Мика, притягивая его к себе. — В следующий раз я трахну тебя, малыш, — пообещал он, — членом или пальцами — как пожелаешь. Но я хочу видеть, как ты теряешь голову и выпускаешь клыки подо мной. — Мы бросим жребий, если выпадет такая возможность. Потому что я тоже мечтаю засадить в твою прекрасную задницу. — Ты, наверняка, считаешь это комплиментом, но такая тяжелая артиллерия вышла из моды лет пятьдесят назад, — пробормотал Дэнни, отключаясь. Он еще успел переплести пальцы с пальцами Мика, чтобы хоть ненадолго быть уверенным, что вампирская хитрость не сработала и, открыв глаза, он все еще найдет Мика в квартире, а не на пути в Прагу. А проснулся то ли от приснившегося кошмара, то ли от запаха, который разъедал его ноздри. — Боюсь спросить, чем так воняет? — проворчал он. — Пытался приготовить тебе тосты с яйцом и маслом. Забыл, как это делается, представляешь? Пришлось заказать еду. Нужно будет много, очень, очень много секса, чтобы не набрать вес от макси-пиццы и горы пончиков, возвышающейся на столе. Дэнни не успел проглотить ни кусочка. ― Ты уже воткнул в него кол? Привет, ― Дэнни дотянулся до телефона первым, а потому голос Бет Тернер разнесся по всей квартире. Вот она, хваленая вампирская скорость. Хотите замедлить вампира ― позвольте ему как следует кончить и исполосовать диван когтями. ― Нет, как раз планировал. Мне та-а-ак понравилось что-то в него совать. Думаю, буду делать это по пятницам, чтобы спокойно провести выходные. Как считаешь, вилка подойдет? ― Что с Джозефом? ― Мик буквально подпрыгнул до самого потолка и стал нервно расхаживать по комнате. Если бы на нем не было хотя бы полуспущенных пижамных домашних штанов, Дэнни умер бы от смеха на месте. Или от ужаса, потому что член вновь дернулся, наливаясь кровью, а ситуация для эрекции была крайне неуместной. ― Джозеф велел, чтобы ты вспомнил историю про отшельника и куст, — сказала Бет. ― Какого?.. ― Ну же, Мик, не ты платишь за разговор. Выполни его просьбу. Мик завел глаза так высоко, что стали видны яркие полоски белков: ― Ладно. Один монах жаждал достичь просветления и жил в горах, ежедневно медитируя. У входа в его пещеру вырос колючий куст, и, выходя, монах царапался и рвал одежду. Каждый раз он думал, что следует вырубить куст, но каждый раз решал: а вдруг этот день последний в моей жизни, и я потрачу его на такую ерунду, а не на приближение к просветлению? И возвращался к медитациям. Вскоре он достиг просветления, а куст зачах, и его унесло ветром. Это значит: нужно заниматься делом, не обращая внимания на отвлекающие пустяки. ― Нет, это значит: подожди, и проблемы решатся сами по себе, ― вмешался Дэнни. ― Это значит, что у нас есть план, идиоты! ― Бет кричала в трубку отчаянным полушепотом. ― И появление Мика только все испортит. ― Должно быть, я действительно щеночек, опекать и поучать которого считают нужным все вокруг, ― вздохнул Мик. ― Ты щеночек бультерьера, ― успокоил его Дэнни. ― Знаешь, такая зубастая бойцовая тварь, которая, если вцепится в горло, то пиши пропало. Но иногда дает почесать себя за ушами. Между бровей Мика собралась складка глубиной с пересохшее русло Амазонки, но уголки рта чуть вздернулись вверх в улыбке. ― Кстати, Бет, ― сказал он. ― Кольца у нас, и Эллис со своими мясниками больше никого не потревожит. ― Да, Мик был весьма убедителен в своих аргументах. ― Скорее, Дэнни хорош в актерском мастерстве и стрельбе, ― перебил его Мик. ― О, точно, кольца! ― сдавленно вскрикнула Бет. ― Не поубивайте друг друга, мальчики. Я свяжусь, как только смогу. Бет сбросила звонок, и сколько Дэнни и Мик ни отбирали друг у друга телефон, чтобы набрать ее ― абонент больше не был доступен. ― Вот почему она Белая Акула, ― сказал Дэнни. ― А ты сидишь в офисе с жалкой надписью «Частный детектив», и никто не стремится дать тебе красивых прозвищ типа Микки Острый Клык или Безумный Мик. Прекрати наворачивать круги, пол начинает дымиться. Тебе не нужно залезть в морозилку или что-то в этом роде? ― Я наглотался столько крови, что вряд ли усну в ближайшие трое суток. ― И никакого похмелья, просто на зависть, ― улыбнулся Дэнни. ― Тогда проветримся? Да, понимаю, что там светло, но эта пицца уже покрылась плесенью, ее не станет есть ни один разумный человек, и я уверен ― ты знаешь в этом городе места, где днем так же темно, как ночью. И это не должен быть стрип-бар! У меня желудок слипся, твоему тостеру лет больше, чем Джозефу, и я не против послушать кое-что из твоих воспоминаний. Военный врач, серьезно? А правда, что вам давали мороженое для поднятия боевого духа? А Марлен Дитрих ты видел? А Эйзенхауэра? А с Кеннеди встречался? А высадка на Луну, там был кто-то из ваших? А Рэймонд Берри реально был так хорош в игре с «Гигантами»? Дэнни тараторил без остановки и не прервался даже тогда, когда Мик швырнул в него своими джинсами. Только досадливо цокнул языком, выбирая самый большой нож, и обрубил штанины, уложив их на кухонный стол. ― Ладно, пожалуй, я смогу пережить этот ночной кошмар дизайнера, ― проворчал он, подворачивая неровный край. ― Прости, но галстуков я не ношу с конца семидесятых, ― улыбнулся Мик. ― Что не свидетельствует в пользу твоего вкуса. Мик должен был бы выгрести из сейфа в кабинете все мелкие, но важные осколки своей человеческой жизни: старые фото, армейский жетон, детский локон, срезанный еще мамой, первую порванную струну, школьный аттестат. Но вытащил только Пурпурное Сердце, которое не показывал никому. ― Что-то мне расхотелось шутить, ― сказал Дэнни, протягивая руку к коробочке. ― И правильно, ― кивнул Мик. ― Ты же догадываешься, что у меня есть место для хранения обескровленных трупов? ― Я видел Чистильщицу, и, поверь, она не из тех, с кем мне хотелось бы провести больше минуты наедине даже мертвым. ― Хоть в чем-то наши взгляды совпадают! ― Кажется, ты был не против, когда я отсасывал тебе. ― Ладно, совпадают по двум пунктам, ― улыбнулся Мик и разблокировал дверь. Может, это был один из лучших дней в жизни Дэнни. Или из худших, потому что он был уверен, что завтра проснется и все произошедшее окажется сном, галлюцинацией, вызванной парами наркоты из соседней квартиры. Несомненно, это был лучший день в жизни Мика. Никогда и никому он не рассказывал столько о себе. Никто, на самом-то деле, никогда не расспрашивал его о прошлом. И сидя под плотным тентом на пляже, любуясь на океан и на Дэнни, мусолящего в зубах трубочку от коктейля, он говорил-говорил-говорил. Только на секунду прервался, приподняв бровь, когда Дэнни выбросил дольку ананаса с края бокала и быстро закопал его в песок у шезлонга. И, да, Раймонд Берри действительно был так хорош в той игре, которую до сих пор называют величайшей из всех сыгранных в истории футбола. ― Малыш, мне кажется, у тебя паническая атака, ― заметил Дэнни. Мик застыл на месте. Огляделся и крепко выругался, шокированный тем, что протоптал в песке глубокую траншею, размахивая руками, растрепав волосы и почти разорвав хенли на груди. ― Ни малейшего признака, ― сказал он. ― Просто жарковато. И я никогда еще не был столь откровенен. ― Ну, до откровений мы так и не дошли, ― фыркнул Дэнни, который и сам сидел как на иголках в ожидании известий от Бет. Не то чтобы Джозеф Костан был ему так же дорог, как Мику, но его судьба не могла не волновать Дэнни. ― Хотел бы я услышать, почему ты не очаровал Мадонну и Брюса Спрингстина своим вамп-эпилом. Хотя нет, постой, Мадонну и Шер наверняка успел окрутить кто-то из ваших до тебя. И Клинта Иствуда. Пожалуйста, скажи, что так и было. ― Если все обойдется, тебе небезынтересно будет поболтать с Джозефом. У него тоже маниакальная склонность к известным именам. Я предпочитаю простых людей. Необычных, но простых. Вроде тебя. ― Это не комплимент, знаешь ли. ― С вампирской точки зрения… ― О господи, как Костан столько лет тебя терпит?! ― Дэнни прикончил стакан одним большим глотком и благодарно потянулся губами к предложенному Миком кусочку лайма. Когда в кармане у Мика ожил телефон и экран показал «Бет», они долго передавали его из рук в руки, пока решились нажать кнопку ― Ну, мы отлично развлеклись в это полнолуние. Это был голос Джозефа, и по интонации, как обычно, нельзя было понять ― рад тот или возмущен до крайности. Но время в Праге уже давно перевалило за полночь, а Джозеф все еще был жив, и даже дышал в трубку спокойно и расслабленно. ― Из этого мог бы выйти отличный репортаж, ― поддержала его Бет. ― Эпичный, ― поправил Джозеф. ― И я сожру тебя, если еще хоть кто-то узнает. Рад, что ты цел, Мик. Не хотелось, чтобы мои страдания в пражском заключении пропали напрасно. Мик улыбался. Глядя на него улыбался и Дэнни, а Бет вскрикнула: ― Ой, все, не можем больше говорить, отключаюсь, до встречи, ― прежде чем Мик успел хоть что-то спросить.