Love story

      Руки дрожат, а глаза одинаково скучно скользят по грязной стене мотеля, в который волшебница трансгрессировала буквально пару минут назад, лишь бы оказаться подальше от всего того, что окружило её там в далекой Англии. Возможно, девушку уже ищут, возможно, уже знают, где она. В карих глазах маячат предательские слёзы, на которые хочется злится. Хочется злится на себя, на мир, на войну и на Мальчика-который-не-сдох-вовремя. Волшебница зла на столько, что не контролирует свои эмоции, свои действия. Она потеряла себя, потеряла идеологию, что вела её до этого против Тёмного Лорда. Ту самую идеологию, которая голосом совести обычно твердит маленьком детям, что нельзя делать то, нельзя делать это. В Лондоне тени липнут несмываемой грязью, в дождевая серость стирает все отличительные черты характера. Сколько времени было проведено в этом городе? В этом доме? В той комнате? Рядом с этим мужчиной, что занял главное место в сердце, заперся там на тысячу замков и не желает уходить даже под страхом смерти. А стоит ли бояться смерти тому, кто сбежал от неё?       У неё античная красота, как говорили родители. Возможно, они восхищались только её безупречным внешним видом. И, возможно, поэтому она так старалась испортить его. Остригла волосы, сделала татуировки, на войне не щадила белоснежной кожи, что со временем покрылась шрамами и белыми полосами. «Красота — её проклятие, красота — её порок. Красота девицу губит, красота тоску несёт!» — думала Джульетта, закрывая блаженно глаза и представляя счастливую жизнь, без проблем в виде разбитого сердце, от которых она себя старательно огородила короткой стрижкой и суровым видом. Только вот этот «аристократичный пёс» прорвался через оплоты спасения, руша наглыми голубыми глазами на своём пути все преграды, врываясь в беззащитное сердце, кровью обливающееся, когда он улыбался. Сириус был таким другим. И, как бы банально не звучало, не таким, как все. Возможно, в далёком своём отрочестве, Бродяга славился дурным нравом, и звался «бабником» не зря.       Но сейчас он был другим. У волшебницы зарождались новые, ещё не испорченные копотью разочарования, бабочки, которые снова начинали проедать внутри дыру влюбленности, царапая крылышками тело изнутри. Ведь бабочки — монстры, которые лишь и хотят одного расцарапать до потери сознания и убить, высосав всю темно-красную жидкость.       В комнате слышен хлопок, а следом на плечи волшебницы ложатся тёплые руки, чуть надавливая. Кровать скрипит под весом двоих. От Сириуса пахнет табачным дымом и чем-то сладким, вызывающим першение в горле, слепляющим глаза для доверительного падения в объятия. «Я не знаю, что мне делать! Он встал коленом на грязную землю, достал своё кольцо и сказал: Выходи за меня, Джульетта, и ты никогда не будешь одна…» — слова комом застревали в глотке, когда девушка пыталась рассказать о случившемся подруге.       На войне нельзя любить и быть любимым, потому что каждое чувство, неосторожно выпущенное птицей из сердца, может обратиться ножом острым против вас.