Вварденфелльские каникулы

Приходит в себя Хейдар от того, что его тормошат за плечо. Плечо при этом не болит, хотя должно. Пахнет морем, немного гуарами и очень сильно — тиной. — Сэра? Вы в порядке? — переспрашивает какой-то данмер. Вовсе не тот, который нужно: у этого длинное, обветренное лицо с татуировкой на левую половину, стеклянные доспехи и чёрные волосы. А ещё голос, словно из бочки. Данмер сидит на корточках. Сам Хейдар заботливо усажен на кусок коры у верстового указателя. Паломничья тропа близ Молаг Мара?.. Да, точно. Очень удачное место; здесь постоянно патрулируют Вечные Стражи и ходят торговцы, паломники и крестьяне. Убивать в таком месте — себе дороже. Найдут и самого скормят алитам. Самка нетча летает… — Сэра?.. Хейдар вздрагивает, кое-как благодарит, плетёт что-то о том, что ему стало дурно в дороге, — но сейчас, конечно, уже намного лучше, не беспокойтесь, мутсэра! — и, уточнив, сколько и как добираться до города, отправляется в путь. Дорога и первая ночь в Молаг Маре полны невеселых открытий. Сказать, что Хейдар озадачен — ничего не сказать. Он помнит, как ждал в Садрит Море магистра Телванни, любителя антикварной эльсвейрской мебели, которому хотел предложить свои услуги реставратора — а потом случайно услышал, как два конкурента планируют отрезать ему язык и продать рабом на плантацию и, взвесив все «за» и «против», решил отказаться от соревнования. Из города он отправился за юго-восток, проверить — для себя и для кены Брадина, — там ли, где они предполагают, находится гробница рода Верелним, изучить и зарисовать родовые знаки на входе, чтобы потом с чистой совестью вернуться в Вивек... Обвал Хейдар тоже помнит, а вот что было дальше… Кто-то его лечил, обрабатывал рану на голове; от самой раны и следа не осталось, кроме выстриженных вокруг волос, но и этого довольно. Денег с него не взяли, пусть и оставили у дороги валяться, точно мешок с картошкой — неплохая сделка! Хейдар не помнит ни скампа, что при травмах головы — обычное дело, но он не может отделаться от мысли, что забыл что-то очень важное. На нём одежда с чужого плеча, пусть и отличного качества — широкие шёлковые шаровары, рубашка свободного кроя; сапоги — его собственные, как и ножны, и пояс со всеми подсумками и мешочками. Рюкзака — нет. Душевного покоя — тоже. С тяжёлым сердцем Хейдар возвращается в Вивек и узнает, что в городе сейчас — сэра Орен, его любимый поставщик. Тот не разочаровывает — привозит с собой превосходную по всем параметрам древесину. Хейдар рассматривает образцы, лежащие рядом: рубиновый ясень настолько яркий и чистый, что кажется алым, и пепельный ясень удивительного оттенка — светлый, серо-жемчужный... Сочетание — серебристый и алый, алый и серебристый… — завораживает, отзывается в сердце щемящей грустью, и Хейдар не может оторвать взгляд. А потом что-то щёлкает у него в голове, и он вспоминает — лицо, которое ждал увидеть, когда очнулся у Молаг Мара, и всё остальное. Вспоминает ли? Это кажется слишком невероятным, и куда легче поверить, что Хейдару, уставшему от вежливого презрения и одиноких стылых ночей, всё просто привиделось: красавчик-Телванни, глядящий с восторгом вместо гадливости, забота его, и ласка, и обжигающе жаркий секс... Понятно, почему Тель Ханнак — только там Хейдар видел внутренние покои. Верно? Хейдар покупает у Орена приглянувшуюся древесину, и крем для рук с маслом из сладкобочечника — у знакомого аптекаря, а думать о причинах не хочет… Когда он узнает, что в Вивеке — сэра Дэват, любимый клиент, то договаривается о встрече. Рилан встречает его на своей квартире — это небольшие апартаменты в округе святого Делина, где он хранит всякие мелочи для быстрой переэкипировки в путешествиях и проводит встречи. Он выглядит… воодушевлённым. Одет как всегда с иголочки, пусть и использует не всегда уместные айлейдские украшения первой эры, например цепочку от носа к уху, делающую его породистую телваннийскую физиономию похожей на статую даэдра. Первым же делом Хейдар спрашивает, кто мог бы осмелиться выдать себя за Риланова брата. — За моего брата? Позволь спросить, а кто и при каких обстоятельствах пытался?.. — интересуется тот, приподнимая бровь. Перед Хейдаром стоит вино. Перед Риланом тоже есть бокал, но пустой. Хейдар всё ещё не уверен, что Верам Дэват — не порождённая черепной травмой, лечебными зельями и недотрахом фантазия, и потому не готов признаться, что нафантазировал Рилану не просто «фальшивого брата», но и «свидание» в Тель Ханнаке. — Когда мы только познакомились, ты говорил, что твоя семья состоит из одного мера, тебя, — начинает он издалека. — Кажется, она разрослась за эти несколько лет… — С любовником Рилана, альтмером Лораном, Хейдар не знаком: видел его пару раз мельком, но слышал достаточно. — Взрослым братом за это время обзавестись сложно, но неподалёку от Тель Ханнака я встретил мера, который мне так представился. — Неподалеку? Вот ведь с'вит, — Рилан моргает. Медленно. В этом не было бы ничего особенного, если бы он не делал так довольно редко. — Действительно, у моей матери был еще один сын. Младше меня. Не так давно он объявился и попросил об убежище. Я удовлетворил его просьбу. Это не та информация, которая должна быть широко известна. Позволю себе спросить: и что же он делал вне Башни и как именно представился? У всех данмеров глаза просто красные. У Рилана — тревожно кровавые. Лучше не всматриваться, на самом деле. У Хейдара глаза — слишком красные для норда, на свету видно чуть розоватые склеры и то, что тёмная радужка ближе не к синему, а к пурпурному… А сейчас, наверное — ещё и слишком глупые. Облегчение, тревога и обида мешаются в голове грязно-бурой кляксой, но, кое-как собравшись, Хейдар отвечает: — Так получилось, что, путешествуя, я неудачно упал. Разбил голову: был тогда недалеко от Тель Ханнака и решил искать твоей помощи. Не уверен, что смог дойти до башни, но очнулся там. «Верам из малого дома Дэват» подлатал меня... Второй раз я очнулся у Молаг Мара: с дырами в памяти размером с кулак. Рилан пару раз барабанит пальцами по столу. За один из перстней можно купить, наверное, весь этаж кантона. — Вижу, дыры затягиваются. Хм. И чего ты хочешь? Компенсации, в том числе за молчание? Давай обсудим. Не хочу, чтобы ты оставался в обиде. Мой, гм, брат в немного затруднительном положении, но вряд ли он хотел тебе дурного. Скорее не знал, что делать, раз уж ты его видел. Я уже дважды направлял дознавателей по ложному следу. — Что вы, мутсэра Дэват, мама меня не так воспитывала! — Хейдар шутливо всплескивает руками, но продолжает, уже посерьёзнев: — Твой брат помог мне, хотя был не обязан, помог с большим риском для себя, если и правда в розыске. Я не из тех, кто платит злом за добро. Мне не нужна компенсация: я был бы подлецом, если бы захотел донести на него, тем более что не представляю, кому и за что… и глупцом, если бы решил с тобой из-за такого ссориться. Я не держу зла, что Верам… попробовал подстраховаться, и хотел бы поблагодарить его лично — если мне будет позволено. — Не вижу причин отказать тебе. Верам мог бояться и того, что я его выставлю за прием незваных гостей. Ха, — Рилан снова медленно моргает. — Что ж, я направляюсь в Ханнак сегодня вечером. Если ты закончишь свои дела к этому времени, то можешь вместе со мной воспользоваться порталом, чтобы не тратить время. До полуночи я буду заниматься бумагами, здесь. Он поднимает руку, и небольшой мешочек перемещается к Хейдару из темноты за ширмой. Мягко и плавно. — И прошу принять это. Просто так. Поправишь себе здоровье. Голова не любит, когда по ней бьют. Об этом инциденте я бы тоже хотел знать больше. Те, кто трогает моих людей, долго не живут. Подумай, что рассказать мне вечером. Хейдар не отказывается ни от денег — наличность ему пригодится, чтобы быстро уладить дела и уложиться в срок с… особыми проектами, — ни от предложения его подбросить. Ему немного жаль, что не получилось «не отказаться» и от вина, которым его угощали — Рилан в таких вещах знает толк, но ясная голова намного важнее. Всё становится на свои места. Верам — не галлюцинация, то, что они с Хейдаром пережили — не фантазия: теперь, после разговора с Риланом, чары окончательно утрачивают силу. Это приятно — знать, что ты не сошёл с ума; то, что Верам «выбросил» его в придорожные кусты — не особо, но… объяснимо. У Верама не было причин доверять свою тайну случайному знакомому. Он и так подверг себя риску и был вправе подстраховаться, стерев из чужой головы память о совершённом благодеянии. То, что был так открыт… Наверное, заскучал? Если долго сидит взаперти в компании престарелого полуглухого каджита и механических приблуд из Заводного города, подвернувшийся под руку полукровка — неплохое развлечение! Хейдар не хочет думать, что был чем-то вроде причудливой секс-игрушки, и потому — не думает. У него, если честно, нет времени думать, если он надеется успеть в срок… И он успевает всё, что хотел: доделать и упаковать первый особый проект, найти и выкупить второй особый проект, — кто бы знал, как трудно достать на Вварденфелле хорошую нордскую харпу! — отправить матушке деньги и собраться в дорогу. К Рилану Хейдар является в десять минут двенадцатого. Не видит смысла лукавить и поначалу в подробностях рассказывает обо всём: о магистре, увлёкшемся анеквинскими редкостями, о не привыкших к конкуренции местных, решивших продать «коллегу» в рабство (благо для Рилана не секрет, что данмерским норд-полукровка свободно владеет), об устроивших под Садрит Морой дуэль чародеях (Хейдар не особенно их разглядел, но постарался описать, что вспомнил), об оползне и о том, как пришёл в себя в первый раз... О том, как в гостевых покоях Тель Ханнака он трахался с его братом, Хейдар, впрочем, умалчивает. Конечно, господин Дэват — не признающий рас и народностей мизантроп, с одинаковым недоверием относящийся ко всем, невзирая на их происхождение… Но лишний раз подставлять Верама Хейдар не хочет — и не без трепета шагает в портал. Рилан обещал ему разобраться с тем, что же на самом деле случилось. Слово такого мера дорого стоит, хотя пока что нет уверенности, что он не заберёт его обратно... В Башне тихо. Пахнет благовониями. Ра’Мехрат с поклоном встречает своего работодателя — господин Дэват когда-то был и правда «господином», но рабство как концепция вызывает у него сложные чувства. — Где Верам? — интересуется Рилан. — Молодой сэра в своей комнате, — по седой морде каджита не понять, что в этом не так. — Он нездоров. — Не здоров? Вот новости. Не уточнив, стоит ли Хейдару идти с ним или остаться в приёмном зале, Рилан направляется в дальние комнаты. Что ж, не запрещено — значит, разрешено?.. Хлопает дверь и остаётся приоткрытой. Слышно, что нечто разбивается, и Дэват-старший высказывается не особенно лестно; слишком по-данмерски, чтобы это можно было перевести. Когда Хейдар осмеливается войти, то видит комнату с высоким потолком, погружённую в красные оттенки света; горит лишь тёплая лампа, вырастающая из стены рядом с резным триптихом Трибунала. Хорошая работа, кимерская ещё… и сохранность потрясающая… В алькове из грибницы — кровать, смятая и разобранная, но взгляд приковывает не она, а Верам, упёршийся спиной в стену между пустым книжным шкафом и самой гигантской стопкой книг, которую Хейдар видел в своей жизни. Он всё ещё одет в алое. По стене рядом стекают остатки вина, и на полу валяются осколки — видимо, Рилан разбил бутылку. Верам смотрит то на Рилана, то на Хейдара, прикрыв ладонью рот. Глаза у него в тёмных кругах — правый больше пострадал, чем левый — и совершенно больные. — Ну и?.. — интересуется Дэват-старший. Верам молчит. Рилан тоже рассматривает обоих, потом тяжело вздыхает. — По каким-то причинам, о которых я пока что ничего не хочу знать, вам двоим, кажется, нужно время, чтобы объясниться, — он постукивает по голенищу своего сапога гуарьим стеком, который подхватил уже здесь, в Башне. — Потрудитесь это сделать, а тебе, Верам, стоит привести себя в порядок. Не забывай, где ты находишься, у меня есть способы напомнить. Буду наверху, если понадоблюсь. Хейдар. Он уходит, прикрыв дверь достаточно сильно, чтобы та хлопнула. Верам так и стоит у стены. В комнате тот ещё бардак — в основном состоящий из книг, одежды и каких-то алхимических баночек. И бутылок. Пустых. — Почему ты вернулся?.. Ты должен был забыть меня… — севшим голосом спрашивает Верам, когда становится слышно, что Рилан отдал распоряжение приготовить гостю ужин и левитировал наверх. Хейдар чувствует себя очень глупо, и выглядит, наверное, тоже — навьюченный, как гуар, и такой же бессловесный. Он даже не знает, с чего начать: Верам кажется слишком расстроенным, чтобы требовать от него объяснений. Хейдар недостаточно самонадеян, чтобы всерьёз верить, что это из-за него: прошла неделя, и вряд ли необходимость за ним прибрать оказалась настолько обременительной... Но от того, как Верам на него смотрит, дыхание перехватывает, а понять, что он думает — не получается. Хейдару бы хотелось... подойти и утешить, хотя бы просто коснуться снова! Но он не представляет, будут ли ему рады или придётся… как Верам тогда сказал, «ледышки от себя отмораживать»? Потому Хейдар пока не подходит ближе, не тянется (кажется, едва дышит) и признаётся чуть слышно: — Тебя очень трудно забыть. Я не хотел тебя забывать, а я упрямый… Подожди, не перебивай! — просит, когда замечает, как Верам порывается что-то сказать. — Мы расстались поспешно, и я не успел тебя поблагодарить. А теперь я знаю чуть больше, чем раньше... Тебе не стоит бояться, что я сдам тебя властям: обещаю, я никогда так не поступлю!.. А ещё я принёс тебе кое-что, и… Я обещал тебе песню, помнишь? Хейдар кладёт на пол свёрток с первым особым проектом. Снимает и ставит рядом рюкзак. Разворачивает второй особый проект, который всё это время держал подмышкой: харпа не новая, но славная и хорошо настроенная. Сгодится. — Правда, я должен сразу предупредить.... Я учился в Коллегии бардов, но не на барда, а на хранителя знаний, — оправдывается он. — Мастера-историка... Играть умею, но многого не жди. — Хейдар... Хейдар, что же ты делаешь... Зачем... Верам отходит от стены и быстрыми шагами подходит ближе. Он бос, и на алом шёлке следы от вина. Сперва Верам мешкает, но потом дотрагивается до изящного корпуса харпы и тут же убирает руку. — Я думал, что допился и ты мне начал мерещиться. Было бы забавно, мне никогда и ничего не мерещилось, — улыбка у него кривовата, и всё более становится понятно, что он достаточно пьян. — Это что же, второе свидание, раз ты пришёл с песней? И ты даже не обижен на то, что я сделал?.. — Совру, если скажу, что мне понравилось, — Хейдар пожимает плечами; видеть Верама настолько открытым, лишённым всех защит, тяжело, но не смотреть не выходит. — Я бы предпочёл проснуться с тобой на кровати, а не с дырами в памяти под кустом. Но ты защищал себя: откуда тебе было знать, что я не начну трепаться?.. Надеюсь, я был не настолько плох, что ты и смотреть не меня потом не захотел? — он отшучивается, но и по правде этого опасается: знать, что Верам боялся найти в нём доносчика, почти приятно. — Если и так, дай мне шанс исправиться!.. А про обиды успеем поговорить. — Может было бы лучше, если бы ординаторы всё же меня выловили уже. Для всех... — Верам касается его локтя, потом отстраняется, не дав себя тронуть. — Ты был хорош. Даже слишком. Раненым нужен покой, а у нас здесь... сплошное беспокойство... Он садится на одно из ответвлений книжного монстра — тома такой величины, что можно сделать это, не опасаясь повалиться на пол. — Ты... Я хочу услышать. Пусть хранителя знаний... хочу тебя услышать. Можно? Мне не пели... песен. Потом я кое-что расскажу тебе, Хейдар. Хейдар кивает, неловко прочищает горло. Шутки про серенады, постельные подвиги и целительную силу копейного поединка вянут на языке: искренность Верама обезоруживает. Только и остаётся, что укрываться за харпой, как за щитом… а все нормальные, романтичные песни, которые Хейдар себе наметил, вмиг вылетают из головы. Он волнуется, как не волновался, наверное, ни на одном из музыкальных экзаменов, но аттестационные композиции его и спасают — они-то в подкорку вбиты! Хейдар выбирает «Miri it is»: она простая, короткая и… не такая заунывная, как большая часть учебного репертуара. А если Верам не знает древненордский, вообще прекрасно!       Как хорошо, пока длится лето       Под пенье птиц…