Вварденфелльские каникулы

Рилан сидит в зале, что служит ему библиотекой «нестандартной литературы» и спальней. Именно здесь как-то раз была почти уничтожена чудесная резная кровать в кимерском стиле и сломана посередине оконная рама. Что происходило, оставалось лишь догадываться. — Рилан? — Вы разобрались? — с надеждой интересуется тот, отрываясь от книги. — Или нужна посторонняя помощь? — Позволь тебе представить. Хейдар… мой партнер. Он употребляет данмерское слово, которое означает одновременно любовника, партнера и того, с кем вам по пути. — То есть лечение зашло настолько далеко. Гм. Ну хорошо. Рад за вас. Рилан смеривает обоих сомневающимся взглядом. — Надеюсь вы оба понимаете, что делаете. Хейдар, можешь использовать любую свободную комнату, но проверяй, чтоб там не было летучих мышей или ввардварков. — Благодарю за доверие и за гостеприимство, сэра, — Хейдар в поклоне склоняет голову, положив руку на сердце: может, получилось излишне пафосно, но некоторые формальности стоит соблюсти. — Обещаю, я буду стараться не доставлять тебе лишних проблем. Мысль обустраивать себе отдельную спальню Хейдара не прельщает… по крайней мере, на эту ночь. “Ввардварка” ему хватит и одного, если тот согласится чуть потесниться — и, если у них обоих под конец вечера останутся силы, Хейдар бы предпочёл их потратить не на разгон летучих мышей. Позже, когда не останется никаких сомнений, что Рилан не передумает, а Верам — не пресытится, можно будет… задуматься о том, чтобы обзавестись в Тель Ханнаке каким-то своим пространством, пусть и совсем небольшим — хотя бы ради того, чтобы давать Вераму отдых. Уж что Хейдар точно «всёпонял», так это то, что у его… партнёра — истинно данмерский норов; а айлейдские оперы, разыгранные по ролям, могут быть утомительными и для участников, и для зрителей… Понимает ли Хейдар, что делает? Нет смысла лукавить: не до конца; однако чутью своему доверяет, чутьё его редко подводит — потому он ловит, переплетая пальцы, Верамову руку и спрашивает: — После всего, что я вам обоим устроил, напоминать об этом немного неловко… Но правда — как насчёт ужина? — Ужин… Думаю, что Ра’Мехрат будет только рад тем, кто оценит его кулинарное искусство. Надеюсь вы извините, что я не присоединюсь. Верам, утром я отбуду в Садрит Мору. Если тебе что-то нужно, оставь список Ра’Мехрату. Постарайся дожить до вечера в более вменяемом состоянии, нам нужно будет поговорить. — Хорошо, — кивает Верам. Потом стискивает пальцы и тащит Хейдара прочь с верхнего этажа. — Он иногда жуткий. И никогда не ужинает. Поэтому я тоже не люблю. Здесь есть целая столовая, но она ещё каменная — в основании Ханнака велотийская Башня. Древняя-древняя, и те росписи… Верам болтает, видимо, чтобы восстановить самообладание. Так и не выпускает Хейдаровой руки; в «трапезной» и правда уже накрыто — ароматные пряные запахи сразу же наводят мысли о данмерско-каджитской кухне. На росписях по периметру зала действительно происходит нечто, слишком сильно напоминающее о Первой Эре — кого-то приносят в жертву, кого-то берут в плен, кого-то и вовсе превращают в костяного голема. Все фрески бережно отреставрированы. Рилан умеет подбирать первоклассников мастеров и на их услуги не скупится, уж Хейдар-то знает. От классического сюжета — Танец Мёртвой Луны, ритуальная казнь нордских пленных, — восстановленного так тщательно, ему немного не по себе, однако качество работы — и оригинального мастера, и реставратора — Хейдар не оценить не может. Как замечательно прорисованы намотанные на крюк нетчимена недические кишки!.. Верам сжимает его ладонь так, что это почти больно, и Хейдар подносит их руки к губам, целует Вераму кончики пальцев, костяшки, тыльную сторону ладони… Чувствовать, но не видеть шрамы немного странно, однако... волнительно. — Давай поедим, — предлагает Хейдар. И всё-таки они садятся за стол. Становится понятно, почему Верам не любит ужины. И обеды. И завтраки… Это, наверное, вкусно, но даже у Хейдара, с его лужёной глоткой и чугунным желудком, после пары кусочков начинают слезиться глаза. Вяленую скрибятину, по крайней мере, Ра'Мехрат решил не трогать, подал как есть — и то хлеб. Верам вяло её ковыряет, не испытывая вообще никакого энтузиазма, но потом обнаруживает на столе сладкие пирожки и, пусть они довольно приторные, всё-таки съедает один. — Есть ещё рис, — он вздыхает. — Ммм. И если снять шкурку с батата, он не так ужасен… впрочем, не знаю. Я не очень разбираюсь в еде. Хейдар, гордый младший брат лучшего в Пакте повара, чувствует почти профессиональную обиду. Ладно, Рилан — вампир, и с обычной едой у него особенные отношения, но Верам? Неудивительно, что так исхудал… и пересел на диету из ферментированного винограда. Ругать старого каджита Хейдар не хочет: по крайней мере, тот явно старается. Ничего не жалеет, особенно жгучего перца... Айем немилосердная, сразу нескольких разных сортов! Кое-как покидав в себя то, что не грозит прожечь дыру в пищеводе, и закусив любимым Верамовым супчиком, Хейдар немного приободряется. — Когда-нибудь я ещё накормлю тебя по-человечески, — обещает, поглаживая его по колену. — Будешь ещё что-нибудь? Или пойдём? — Нет, я не хочу есть, — качает головой Верам, успевший влить в себя ещё кубок. — Пойдём?.. Он, кажется, рад покинуть столовую, и стоит Хейдару выскользнуть следом, как его огибают, ловят и обнимают со спины. — Прости… наверное, мне стоит попросить Рилана купить больше готовой еды? Я обхожусь зельями. Ммм. Гм. Я могу дать тебе пару. Хотя вряд ли этого хватит… надолго. Ты… хочешь комнату? Или останешься со мной?.. Мне нужно немного освежиться. Хейдар решает разбираться с проблемами в порядке приоритетности: «чем мы будем питаться» подождёт до утра. — Не хочу выпускать тебя из виду, — говорит, несмотря на шутливый тон, совершенно искренне. — Раз ты не против, отдельная комната не нужна. И, если хочешь, в этот раз я могу потереть тебе спинку. Верам что-то бормочет и тянет его с собой. В комнате всё ещё бардак: на полу лежат Хейдарова харпа и второй свёрток. В камине потрескивают дрова — видимо, постарался каджит. Вода в ванной холодная, но Верам — со второй попытки — наколдовывает огненный шар. Потом роется среди флакончиков на столике, отдаёт один Хейдару. — Это чтобы… ну, вместо ужина. Прости. Я не думал, что ты появишься, и… — он не продолжает и возвращается к туалетному столику, где ищет что-то ещё. Ставит у ванны два длинных флакона, потом спускает с плеч халат и чуть оборачивается, следя за Хейдаром и словно приглашая подойти. Причесаться ему бы тоже не мешало. Пока Верам возится с туалетными принадлежностями, Хейдар пробует содержимое флакончика — скорее из любопытства, чем в надежде насытиться. По вкусу… никак. Безвкусная вязкая гадость… Верам и правда этим питается? К счастью, тому находится чем отвлечь, и от одного только вида: линии его плеч, серо-жемчужной кожи и алой ткани — образа из эротических грёз, которые неотступно преследовали Хейдара дня четыре — в горле пересыхает, а мыслей не остаётся вовсе. Хейдар прижимает его к себе и, отведя в сторону волосы — целует излучину между правым плечом и шеей. — Снимешь для меня чары? — просит он хрипло. — Или пока хочешь... так? — А тебе… тебя не отвлечет это? — Верам вздрагивает, оборачивается и не улыбается в ответ на отрицательное покачивание головой. Поспешно снимает серëжку, по привычке чуть наклоняя голову так, чтобы волосы скрывали обожженную часть лица. Тело всë ещë кажется нетронутым: от шеи кожа плавно разглаживается. — Мне снять все чары? — спрашивает Верам, пряча взгляд. Хейдар кивает и, не противясь порыву, отводит Вераму волосы от лица, заправляет за ухо. Целует вскользь в уголок рта, захватывая краешком обожжённую щеку. Просит: — Только скажи мне сразу: насколько они чувствительны? — Если раны от магии, трудно предугадать. — Тебе будет больно, если я… Или лучше поменьше их трогать? — М… Где как. Их… никто не трогал. Посторонний. Я имею в виду, не я. Кроме лекаря. Давно. Тебе можно? Если ты хочешь. Больно не будет. Наверное. Верам всё ещё не может смотреть ему в глаза. Снимает сперва штаны, потом кольцо с большого пальца — тоненькое, его вообще едва видно; металл серебристо-серый и сливается с кожей. Зачарование сходит слоями. Сперва шея — всё хуже, чем казалось, в одном месте чётко виден отпечаток трёхпалой руки. След идёт на плечо, задевает грудь, руку, бок, даже часть бедра. Ключица, видимо, была прожжена совсем; на шее, там, где виден отпечаток, заметно, как проходит и дёргается синяя венка. Верам дрожит и, чтобы как-то успокоиться, обнимает себя за плечи. — Тебе правда всё равно?.. От чёткого трехпалого отпечатка труднее всего отвести взгляд. Природное пламя таких следов не оставляет: выглядит так, словно Верама, навалившись, душил атронах. Раны кажутся старыми и, наверное, причинили ужасную боль когда-то... Но в жар Хейдара бросает совсем не поэтому. У Верама худые, но с чётко очерченной мускулатурой руки; светлая жемчужная кожа, что так, рядом со шрамами, кажется ещё нежнее и мягче: ни единого волоска, только тонкая-тонкая дорожка вниз от пупка, и россыпью — родинки на животе... Узкая талия, узкие бёдра, длинный изящный член и длинные изящные ноги… Затравленный взгляд. Хейдар мягко касается Верамовых предплечий — шрамы там тоже есть, но не такие глубокие, как на груди и шее, — отводит в сторону его руки; подумав, обхватывает ладони, подносит к губам, целует кончики пальцев, на секунду блаженно прикрыв глаза — и опускает эти ладони себе на бёдра. — Мне не всё равно, что кто-то тебя так ранил, — признаётся Хейдар, приобняв его за талию. — Но с ожогами или без, ты очень красивый мер, Верам из дома Дэват. Мне нравится на тебя смотреть… и да, не только «смотреть»: ты это, наверно, уже успел заметить. Но давай сначала всё-таки разберёмся с ванной? Я, между прочем, прежде чем заявиться к твоему брату, выскреб себя до скрипа! — Я не знал, что ты придёшь, — Верам оценивает это по-своему. — И обычно я… веду себя сдержаннее. Он нерешительно отводит в сторону ворот, который уже расшнуровал, и целует Хейдара под ключицей; выдергивает полы рубашки из-под пояса и кладет ладони на его кожу, коротко то ли всхлипнув, то ли хмыкнув от ощущения чужого тепла и тела. Делает над собой ощутимое усилие, чтобы перестать дрожать, и даже выдавливает улыбку. Видимо, понимает, как уязвимо выглядит его волнение, и это бьет по гордости. — Это был а-атронах. Я перехватил контроль в последний момент. Сними это, пожалуйста, я не понимаю, как тут зашнуровано. Быть обнажëнным, когда другие — нет, довольно, хм, волнующе, но мне нужно привыкнуть. Он выскальзывает из рук и забирается в воду, тут же опрокинув туда что-то ароматическое и выделяющее пену. Шепчет заклинание, и светильники чуть сбавляют яркость. Хейдар послушно раздевается — догола, раз уж начал. Заодно и одежду не замочит и пеной не выпачкает... Принарядился, уж как смог — поэтому примечает себе подходящий свободный стул и аккуратно туда всё складывает. Не хочется утром выглядеть пугалом — или снова одалживать вещи у Рилана; а насыщенно-синий подчёркивает цвет глаз... По-велотийски Хейдар обычно не бреется, и собственная нагота ощущается непривычно. Он и правда решил перебдеть и оставил себе не больше, чем видел у Верама; когда-нибудь нужно будет прямо спросить о его предпочтениях, а пока... Пока Хейдар, кое-как справившись с расшалившимися нервами, шлёпает босиком обратно к ванной. Велик соблазн, не мудрствуя лукаво, просто туда залезть, она кажется достаточно вместительной… но, пожалуй, недостаточно прочной. Хейдар слишком боится, что если решит провернуть этот трюк, то они разъебут её к скампам и никакого удовольствия не получат. Будет шумно, больно, мыльная вода повсюду... оно им надо? — Ну вот, я готов. Как насчёт «потереть спинку»?