Вварденфелльские каникулы

Вердикт зачитывают долго и по всем правилам; в итоге оказывается, что Верам не виновен ни в одном из вменяемых ему преступлений — ни в убийстве, ни в осквернении останков, ни в некромагических практиках. Однако господин Дэват использовал чары призыва чужого предка — в предусмотренном законом случае, но с нарушением некоторых протоколов, — что является правонарушением. Покаяние, наложенное Храмом — в согласии с высоким судом дома Редоран, — включает денежный штраф и месяц работ в пользу Храма, которые будут установлены соответствующим иерархом, исходя из текущей ситуации и возможностей господина Дэвата. В лечебнице, морге, на отпеваниях — всюду нужны лишние руки. Учитывая, что Верама могли ожидать опала и чуть ли не казнь, это превосходный результат и абсолютный успех госпожи Андалас — тем более что… наверняка ведь удастся договориться, чтобы свою покаянную службу господин Дэват прошёл… ну, скажем, в лечебнице при Высоком соборе Вивека, под пристальным взором служителей живого бога — и тогда это даже наказанием считать будет нельзя! Так, простая формальность: исключительно чтобы Ллетри — угрозами принудившие честного целителя переступить закон — наконец утихомирились. Сумма у штрафа необременительная, даже для простого краснодеревщика Хейдара — что только укрепляет его в этом ощущении. Верам выслушивает вердикт со спокойным, немного отрешённым лицом, и у Хейдара на мгновение перехватывает дыхание: он такой красивый! Без иллюзий, конечно, был бы ещё краше, но… Даже жаль, что Квиласи не видит его сейчас — но и эта мысль долго у Хейдара в голове не задерживается. Когда судья объявляет заседание завершённым, он готовится встретить своего возлюбленного возле трибуны. Верам сперва о чем-то разговаривает с братом, но когда Хейдар подходит, при всех улыбается ему, а потом, не удержавшись, обнимает. Квиласи примерно на этом месте оказывается в зале: ищет отца, который слишком занят уже обменом любезностями с Хлаалу. Лоран маячит рядом с Риланом опасной и, кажется, готовой ужалить гадюкой; госпожа Андалас увлекает Рилана за собой, дружески о чем-то споря… будут ещë формальности. Документы. Представитель Храма, опять же, толчется рядом. Но Вераму пока что совершенно не хочется отстраняться; у него колотится сердце, как бешеное. Хейдар охотно обнимает его в ответ. — Я ведь тебе говорил, что всё закончится славно, душа моя, — шепчет он Вераму куда-то в макушку, трётся щекой, вдыхает его терпковатый данмерский запах. — Теперь-то ты точно от меня не отвяжешься! Наверное, сам он бы постеснялся в толпе недружественно настроенных данмеров… излишне ретиво проявлять инициативу, — вдруг это как-то навредит Вераму? — но раз уж его возлюбленный сам решил, что сдерживаться не стоит, то Хейдар не собирается отказываться от того, что само плывёт к нему в руки. — Мы должны будем этот день хорошенько отпраздновать, — обещает он. — Теперь, когда всё закончилось… На них и правда смотрят. По большей части — с неодобрением, но Верам, отстраняясь, улыбается, пусть в его лице и улыбке всë ещë слишком много «благовоспитанности». — Конечно. Мне нужно будет поговорить с ординаторами и священником, а вот Рилан будет нас ждать вечером за городом у реки, у него там какие-то дела. Ты… с тобой всë хорошо? Ты такой бледный. — Кажется, меня прокляли, — признаётся Хейдар: старается — полушутя, но в его тон всё равно пробираются капризные нотки. — Голова раскалывается. Не взглянете, кена Дэват? На вас одного уповаю… Хорошо, что с тебя уже сняли браслеты. Гулять так гулять — и Хейдар подносит к губам Верамову ладонь, целует запястье. При словах о проклятии Верам вспыхивает, сквозь спокойствие молнией прорезается гнев, впитывается в саму кожу. — Кто посмел?.. Отойдëм отсюда; я посмотрю. Выйти из зала и правда хочется — наружу, и потом вовсе на террасу, на воздух. Спускаться вниз с третьего этажа потом… сперва Вераму хочется разобраться с чарами, и, исследовав Хейдару голову, он зло ругается сквозь зубы. — Ничего ужасного, я сейчас все исправлю. Но ты сиди, пожалуйста. Длинные ладони теплы, полны целительной силы, поглаживают виски, но сам Верам всë ещë давит в себе гнев. Хейдар почти мурчит, трётся о его руки, как сытый довольный кот, и даже тихонько постанывает. Он не осознавал до конца, насколько порча Квиласи Ллетри его измучила, пока её действие не прекратилось. — Я сам виноват… В лицо назвал одну знатную барышню дурочкой, которой даже собственная родня играет втёмную; она осерчала. — Квиласи это делает, как дышит. Отразишь, ударит сильней и будет давить, пока не ответишь. Ты ведь еë задел, да? — Верам поджимает губы. — Не хотел я, чтоб вы даже были знакомы, но что теперь. — Не хочу оскорблять твой вкус, тем более что он… всё-таки выправился, поэтому скажу так: эта девица азартна, но не умеет достойно проигрывать. А я — не умею играть с такими в поддавки. Я-то крепкий, а вот Лоран, кажется, наслал на неё расстройство желудка — так что мы в выигрыше. — Лоран ЧТО? — Верам вдруг фыркает и по-мальчишески, заливисто хохочет, до слез, садится рядом с Хейдаром, потому что не может уже даже стоять, и всë смеется. Кажется, только сейчас его и начинает отпускать. Хейдар притягивает его к себе и обнимает за плечи; пьёт этот смех, как дорогое вино, и только когда он замолкает, заговорщицки шепчет: — У молодой госпожи был дерьмовый день, как ни смотри. Я очень рад, что смог внести свою лепту. Улыбнувшись, Хейдар гладит Верама по щеке и без вступлений целует. Верам отвечает очень жадно; притягивает к себе, сам ластится. — Сейчас вот зайдет кто… нужно спуститься вниз, договориться, чтобы назначили меня в лечебницу, а не призрачные пределы собирать… деньги Рилан уплатит, а я потом отдам ему. В самом деле отдам, когда заработаю, сейчас у меня ничего не осталось… а потом пойдем… а куда угодно! Куда ты хочешь пойти? Ты был в Балморе? — Несколько раз, но этот — точно самый примечательный, — признаётся Хейдар, переплетая их пальцы. — Впрочем, город меня сейчас не слишком интересует. Можно и погулять немного, если захочешь: виды на Одай здесь чудо как хороши. А потом — снять себе комнату… Я не забыл, что мы хотели сделать после суда. При этих словах Верам непроизвольно сжимает его пальцы и стреляет глазами… видимо, и он не забыл. — Рилан будет нас ждать только вечером. Давай… ты выберешь комнату, пока я буду говорить с храмовниками. Встретимся через час у станции силт-страйдеров? Я хотел поглядеть, что можно найти за городскими стенами из реагентов… и осмотреть велотийские развалины… Верам улыбается так, что ясно: до развалин дело дойдёт в лучшем случае завтра. Наиболее приличные гостиницы как раз рядом со станцией, и место, которое облюбовал Рилан — какая-то старая шахта — тоже в той стороне. Хейдар не отказывает себе в удовольствии: подносит их сцепленные ладони к губам, целует кончики пальцев, но взгляда — тёмного, обещающего — не отводит. — Тогда пойдём? Делать нам здесь больше нечего. Они возвращаются внутрь, но Верамову ладонь Хейдар не выпускает. Что дальше?.. В одно из тех заведений, где можно оплачивать комнату по часам, он Верама не поведёт — так что приходится заранее смириться с тем, что за постой они переплатят. Невеликая, впрочем, жертва, особенно если учесть, что последние несколько дней Хейдар ел за Риланов счёт. Верам заслуживает всего самого лучшего… От сладостных мыслей Хейдара отвлекает только кислая рожа Верамовой бывшей. — Здравствуй, Дэват. — Седура Ллетри теперь принципиально самого Хейдара не замечает. — Вижу, ты нашёл себе покровителей по вкусу и не чураешься возрождать родственные связи, когда хворост горит у самых пяток. — Здравствуй, Квиласи, — устало говорит Верам. — Я мог бы… быть более рад тебя видеть. Но, кажется, ты опустилась до школярских подарков для тех, кто тебе неугоден. Что дальше? Будешь подкладывать черверотов в чужой чай? — Ах, кто проверяет напитки чужаков? Может быть, они их туда кладут и сами. Только таким, как ты, хочется подходить достаточно близко и пробовать всякие помои. — В богатом доме древней крови Порок и спесь давно не внове, Пусть мой избранник не известен — Зато со мной и миром честен. Пускай теперь о нас злословят, — отвечает Верам виршами из творчества одного широко известного, но полуподпольного альтмерского поэта-апраксика. — Да, Дэват, — морщится на это Квиласи. — Твои проблемы со вкусом ужаснее, чем я думала. Мне стоит идти, пока не подхватила от тебя что-нибудь и не начала учить атморский. И чем я тогда думала?.. Она позволяет служанке и делам увести себя прочь. Хейдар понимает, что это до безобразия мелочно, и всё равно не может отказать себе в удовольствии чётким сценическим шёпотом — так, чтобы сучка уж точно его не прослушала — обратиться вроде бы и к Вераму, но на самом деле — к одной-единственной зрительнице: — Не зря говорили, что дом Редоран славится благородством манер! — Квиласи едва заметно замедляет шаг, против воли заинтересованная, и Хейдар спешит угодить: — Недосягаемая высота для н’ваха вроде меня: я бы не смог так хорошо держаться после того, как публично обосрался. Славная всё же фамилия, эти Ллетри: убийцы родичей, так и норовящие свалить свои грешки на других, — тех, кто, как им кажется, не сможет отбиться… — зато какое достоинство! Госпоже Ллетри хватает достоинства и на то, чтобы сделать вид, будто она ничего не услышала, но её окаменевшая спина Хейдару всё рассказывает и без слов. — Прости, — говорит он уже нормально, сжимая Вераму пальцы. — Не смог удержаться. — Ты сказал правду, — усмехается Верам. — История мерзкая. Квиласи… умеет быть и другой, но теперь я знаю оба лица, и они сливаются в банекинью морду. К ним с Хейдаром подходит священник — тощий, немного чопорный, с непроницаемым выражением, но неодобрения или агрессии Хейдар от него не ощущает. С ним рядом крутится служка, парень лет шестнадцати с совершенно эшлендерской рожей. Верам извиняется и вступает в переговоры о лечебнице. Хейдар успевает услышать, что Верам желает приносить пользу обществу в другом городе, не в Балморе, прежде чем священник просит его пройти с собой к храму, чтобы переговорить там. — Через час, — обещает Хейдар прежде, чем его возлюбленного успевают украсть. Скучать не придётся: благо у него — своя задача, и никаким Квиласям он не позволит перебить себе настроение. Он прощается с Риланом — и успевает заметить, что служка-эшлендер передал тому какую-то записку, а потом ещё две — представителям дома Хлаалу, с которыми Рилан только что закончил беседовать. Странный парень… но, наверное, это теперь проблемы старшего из Дэватов. Времени даром Хейдар не теряет. Деньги у него есть; работа — не всегда, но когда находится, за неё очень хорошо платят. Можно позволить себя побаловать: снять хорошую комнату в хорошей гостинице, особенно уточняя непроницаемо бесстрастному хозяину, что тебе нужна крепкая, большая кровать, и освоиться. За час, выделенный на всё, Хейдар ещё успевает организовать вино и поднос с закусками, наскоро обтереться влажной губкой и появиться у стоянки силт-страйдера раньше, чем Верам. Тот немного опаздывает, и даже странно видеть его тонкую фигуру открыто, при ярком солнце. Он выглядит инородно для этой улицы и причала, где снуют носильщики и толкаются крестьяне и продавцы овощей, но на лице Верама не написана обычная в таких случаях для аристократов надменность. Он даже наклоняется и помогает какой-то девушке поднять рассыпавшиеся яблоки, гладит по голове ее гуара и улыбается, потом здоровается со стариком, подметающим причал. На боку у него появилась небольшая сумка, какую носят алхимики. Верам узнает Хейдара издали, машет рукой, а подойдя — не стесняясь, обнимает и целует его. Для данмеров такая публичность — не то чтобы нонсенс, скорее странно видеть это в исполнении Телванни в Балморе… но стоит только взглянуть, как Верам смотрит на своего “барда”, как становится совестно как-то их задевать. Хотя какая-то мрачная дама в доспехах зверолова и фыркает при этом зрелище, проходя мимо. Хейдар едва удерживается, чтобы не показать ей язык, но в остальном — нисколько себя не ограничивает: Верам, сам проявляющий инициативу — достаточное и необходимое разрешение. Хейдару-то подавно стесняться нечего: пусть вся Балмора смотрит, какое сокровище он себе отхватил! А главное, теперь они свободны и могут позволить это не только в Тель Ханнаке. — Я тоже рад тебя видеть. — У Хейдара, кажется, от улыбки лицо вот-вот треснет. — Не томи: в какой город тебя направили? Надеюсь, нам не придётся остаться в Балморе, а то я ещё долго не смогу здесь спокойно пить чай. Вдруг дорогая Квиласи успела накидать туда черверотов? Верам отвёл его под навес у поилки для гуаров и водит по узорам на одежде пальцами, изредка стреляя глазами. Иногда он настоящий мальчишка. — С неё станется. Я… договорился отслужить в Вивеке. Там идёт стройка, кипит жизнь, никаких рук не хватает, правда, будет не месяц, а полтора, но я согласен на это. Представляешь, жить в Вивеке!.. Они дадут мне часть келии в Храме, но мы можем и комнату снять… если ты хочешь. Я могу достать немного денег, и… Рилан согласен подождать. На самом деле он вообще не требует с меня что-то отдавать, но я так не могу. — Вы сегодня в ударе, господин Дэват! — Хейдар ловит его ладонь и легонько целует пальцы, а потом прижимает к щеке и трётся, как сытый кот. — Вивек — это прекрасно!.. В Вивеке я постоянно снимаю себе… помещение: скорее мастерскую, немного — склад, и… там, конечно, есть складная кушетка, но на кушетке, сам понимаешь, вдвоём не развернуться. Так что можно будет подумать о чём-то более основательном, раз в Вивеке мы задержимся на полтора месяца: вряд ли жрецы оценят, если ты станешь водить в дормиторий нордского полюбовника. А на полтора месяца воздержания я не согласен. Даже на день — не согласен. — Значит, снимем. Думаешь, я согласен? Я достаточно воздерживался, мой бард, и не только от телесной любви. Верам берет его за руку и увлекает за собой, за городские ворота.