Жизнь и деяния Гарри Поттера

Массовый побег Пожирателей Смерти из Азкабана привел к самым неожиданным последствиям: Гарри и его друзья ожидали, что магическую Британию накроет волной террористической активности, что повторятся худшие дни прошедшей войны, о которой они начали узнавать много новых, пугающих подробностей и деталей. Несколько дней подряд они открывали газеты с трепетом в сердцах, но беглецы затаились и словно провалились сквозь землю. Никаких леденящих душу терактов на Косой Алее, никакого подрыва школьного поезда, ни попытки нападения на Министерство или чью-либо семью – ничего этого не последовало. Казалось, что бегство страшных рецидивистов только сыграло на руку силам Добра, силам Света и директора Хогвартса; и уж точно можно сказать, что они попытались выжать все возможное из сложившегося положения. Ровно через неделю после новости Гарри Поттер дал эксклюзивное и исчерпывающие интервью Рите Скиттер относительно кладбищенской истории и, с помощью Луны Лавгуд, устроил его в небезызвестного «Придиру»... Гермиона и Дафна посчитали было, что их дорогой Гарри совсем отчаялся от безысходности и нуждается в срочной медицинской и дружеской помощи от прогрессирующего безумия; но его рискованная ставка, к их искреннему удивлению, выиграла. Ксенофилиус Лавгуд за всю жизнь не продавал столько копий журнала; по всему Хогвартсу об этом интервью говорили на каждом углу, в каждом уголке, на каждой перемене — и голоса одобрения, согласия и поддержки раздавались в общем хоре все чаще и чаще. Даже те, кто никогда не участвовал в Лиге и не был дружен с Поттером, теперь признавали, хоть и сквозь зубы, вес в его словах и правдоподобность признаний. Вопреки собственному желанию Долорес Амбридж внесла лепту в Поттерово дело: образовательным декретом 81 владение Лавгудовским журналом и его прочтение становилось поводом для исключения из Школы волшебства и чародейства. Подобной мерой Долорес исчерпывающе расписалась в своей педагогической некомпетентности: теперь каждый считал своим долгом ознакомиться с запрещенным материалом. К радости Гарри и отчаянью Филча да Дружинников учащиеся Хогвартса оказались подлинными мастерами скрытности, маскировки и уловок – если же у кого возникали проблемы с превращением «Придиры» в невинный и абсолютно легальный конспект по Истории Магии, то на выручку с удовольствием приходили близнецы Уизли. Все усилия немногих союзников инквизитора побороть несчастный желтый листок увенчались полным провалом и нанесли очередной удар по авторитету Министерства внутри школы. Было два обстоятельства в этой небольшой истории, которые Гарри особо радовали. Во-первых, разумеется, он никогда не забудет выражения лиц Малфоя, Крэбба да Гойла на следующий день: Поттер на всю Британию назвал их родителей Пожирателями, а всемогущие члены Инспекционной дружины бессильны даже списать с него баллы – ведь тогда они добровольно распишутся в нарушении свеженького эдикта! Вид озлобленного, оскорбленного и совершенно бессильного Драко потешал весь «Квартет» несколько дней кряду, а Дафна даже научилась, к неуемному восторгу Рона, убедительно пародировать повадки и голос младшего Малфоя. Право, надо было видеть, как Дафна обзывала Гермиону, а после картинно падала на пол, пораженная справедливым воздаянием. Но сердце Поттера грело отнюдь не одно злорадство: он был уверен, что на грядущих каникулах Луна воспользуется заслуженными плодами своей идеи да обновит порядком изношенный гардероб. Ему было приятно думать, что он не ошибся в своем выборе и не зря отклонил протесты близких друзей; может, он действительно окажется достойным учителем? Занятия Лиги Самозащиты как будто давали ему право надеяться на лучшее. На них изменилась сама атмосфера: ребята теперь подходили к занятиям как никогда ответственно и серьезно. Никто не спорил по пустякам, никто не отлынивал, не пытался «откосить» или избежать тяжелой работы над собой. Раньше, бывало, ребята обращали свои промахи в смешную шутку, жаловались после занятий на боль да усталость, кое-кто даже пытался пропустить занятие-второе. Ему не нужно было с кем-то ругаться, на кого-то кричать или проводить «воспитательные» беседы с учениками в незабвенном стиле Амбридж-Снейпа: ребятам хватило сознательности при изменившихся обстоятельствах взять себя в руки. Новостей о массовом побеге да беседы Гарри с Ритой (и потуги Министерства и его изданий в борьбу с этим интервью) оказалось предостаточно для того, чтобы выросшие в магическом мире ребята взялись за дело. Глядя на их новоявленное рвение, Гарри обещал самому себе как-нибудь серьезно заняться изучением Первой войны и добраться до самых корней таких преобразований. Вот теперь уже никто не смог бы усомниться в удивительном прогрессе команды! Гермиона перестала ссылаться на сухую академическую теорию при первом удобном случае; Дафна работала на износ, от нее не отставал и Рон. Участники «квартета» не просили об особом отношении – и преподаватель им его не давал, предельно честно и порой просто беспощадно разбирая допускаемые ими ошибки. Изменения коснулись всех: даже вечно разбитные и веселые близнецы теперь сосредоточились на занятиях и стали словно аватарами внимания да трудолюбия. Чжоу, Ханна, Луна, Ли, Джинни и прочие – изменения к лучшему были заметны в каждом из них. Главным сюрпризом для всех, кроме, конечно, общего наставника, оказался Невилл Лонгботтом: скромный, тихий и робкий парень с Гриффиндора стремительно добивался новых и новых успехов. Известия о побеге Пожирателей впечатлили всех, но, по понятным Гарри причинам, они особенно задели Невилла, несчастного сироту при формально живых родителях. Теперь, вероятно, он сможет встретиться с мучителями своих родителей в бою: Еще полмесяца назад Дафна искренне считала Невилла балластом и насмешливо призывала Гарри избавиться от «нюни» под любым благовидным предлогом – теперь, когда Невилл регулярно укладывал Гринграсс на лопатки, ей хватило честности публично извиниться перед гриффиндорцем за обидные слова и унизительные намеки. И самолюбия — удвоить свои усилия в их занятиях. Разумеется, не все было так прекрасно и радужно — на войне как на войне, и не бывает победы без жертвы. Интервью Скиттер и его публикация стало поводом для целого каскада образовательных декретов, цунами самых что ни на есть категоричных распоряжений да урагана запретов; чиновники Министерства ничего не могли сделать с семейным предприятием Лавгудов, не могли они влезать в круг чтения взрослых ведьм да колдунов — так они отыгрались сполна на учащихся. Долорес Амбридж выдала своим верным подручным из Инспекционной Дружины новые, еще более абсурдные полномочия, превратив тех в настоящую тайную полицию, подотчетную и преданную только верховному инквизитору лично; и, учитывая качество кадров, превышение полномочий не заставило себя долго ждать. Филч всячески помогал дружинникам; по школе пошли леденящие душу рассказы о унизительных и болезненных пытках особым пером в кабинете ЗОТИ... Словом, атмосфера в школе ухудшалась не по месяцам, а по часам, и переход контроля над ней в толстые ручки Амбридж становился вопросом времени. Постепенно приближался светлый праздник Рождества, и, впервые за пять лет учебы, Гарри поймал себя на страшной мысли: он хочет оставить Хогвартс и провести положенные ему каникулы в другом месте. Учеба становилась все тяжелее и тяжелее, он никак не успевал справиться с потоком домашних заданий и дополнительной подготовкой к экзаменам; наконец, он желал хотя бы на пару недель сбежать от ненавистной Амбридж да ее мерзких лакеев, упивающихся незаслуженной властью над сверстниками. Его могли бы задержать в замке занятия Лиги: но большинство ее участников разъезжалось по домам, да и Гарри благодаря нажитому опыту тонко почувствовал общую потребность в отдыхе. К тому же теперь у него есть Дом, настоящий Дом, в котором его любят и ждут, Дом, где есть родной ему и родной для него человек. Приятные мысли о доме на Гриммо поддерживали в нем жизнь к концу декабря: он представлял семейное торжество с гостями из Ордена, доверительную, уважительную беседу с Люпином о преподавании ЗОТИ, неизменно-теплый свитер от Молли Уизли.... И, наконец, он поинтересуется у крестного, как работает самый странный и поразительный артефакт во всем мире — девичья душа. Желаний надо бояться; они могут сбыться самым нежелательным способом. Перед Рождеством Гарри увидел самое страшное видение во всей жизни: он снова посетил загадочный, уже едва ли не родной коридор в Министерстве, но теперь очутился он там в змеином облике. Облике, что ощущался как его собственная кожа: он был этой опасной рептилией, он видел через ее глаза, он сам, на своем животе полз по скользкому паркету. Он исподтишка напал на Артура Уизли, отца его лучшего друга и дорогого ему самому человеку, испытав при этом чувство истинного удовольствия и незамутненного триумфа. Дальше все погрузилось в туман: он очнулся, растолкал Рона, вместе они в рекордное время пробежали через весь замок к кабинету директора... Собрались остальные Уизли, перепуганные, шокированные, ужаснувшиеся... Их отец действительно ранен, жив, состояние критическое, в больнице святого Мунго. Телепорт на площадь Гриммо, неловкая встреча с Сириусом, кошмарная и бессонная ночь бесконечного ожидания и отвратительного кофе. Тягостное молчание, истерика у Джинни — и, конечно, чувство вины у самого Гарри. Он был проклятой змеей, он был этой отвратительной тварью, он покусился на человека, пытавшегося заменить ему отца — и какие бы аргументы ему не подсказывал отчаявшийся разум, Гарри знал, что чувства его не обманывали. Эти видения... С ними точно надо было что-то делать. Ему чудом удалось подловить крестного отца на кухне и послать через него весточку Дамблдору: Гарри надо было встретиться с наставником и как можно быстрее. Но стоило ему договорить, как в дом прибыла Молли Уизли с официальным министерским уведомлением об инциденте. Тогда же на Гриммо появились и Гермиона с Дафной: на все вопросы Гарри и Рона о способе досрочного побега Гринграсс ссылалась на своего дорогого отца, дескать прикрывшего их от гнева инквизитора. Начались сборы в Мунго; естественно, Гарри пошел вместе со всеми. И он надеялся, он отчаянно надеялся на спокойную дорогу... Добраться до святого Мунго совсем без происшествий не получилось. В интересах конспирации решили воспользоваться лондонским метрополитеном: у Министерства и так будут вопросы к Артуру, незачем давать Фаджу дополнительную пищу для подозрений. Сопровождать семейство Уизли в госпиталь вызвались Нимфадора и Грозный Глаз: и если молодежно-бунтарский «прикид» первой на многолюдных Лондонских улицах ни у кого не вызвал вопросов, то вот из-за Грюма они едва ли не попали на первую полосу несчастного «Пророка». Вход в ближайшее к ним метро был перекрыт целой толпой недовольных и явно протестующих магглов: крепкие парни и боевитые девчонки в одинаковых синих куртках, на правых рукавах которых была нацеплена какая-то крикливая эмблема с коронованным львом, размахивали флагами, кричали страшные обвинения да ругались с тремя несчастными полицмейстерами; они топали ногами, бедняги явно не ожидали подобного числа митингующих и не могли ничего с ними поделать. Против них троих тут была минимум сотня раззадоренных "синих", так что слуги правопорядка предпочли не вмешиваться в происходящее. Разумеется, непротивление слуг правопорядка играло на руку 《синим》: рядом останавливались простые обыватели, обыкновенные лондонцы, и многие из них оставались тут же... Над всеми возвышался и громогласно вещал молодой человек в пальто: его можно было бы назвать красавчиком, не буде у него гротескного шрама на все лицо. Впрочем, судя по речи, это украшение мужчин было предметом его искренней гордости. – Британцы! Подданные Ее Величества! Доколе мы будем терпеть глупость да измену в парламенте!? Доколе ничтожество Стэнли Халловей будет продавать нашу Империю кайзеру да царю? – Парень кричал словно его пытали Круциатусом, – Он предал Персию! Он сдает Аравию! Завтра русские будут в Персидском заливе, немцы возьмут Кению, а потом? Они придут в наши дома? На НАШ Остров!? – Не бываааать! – Раздался крик сотен, а может и тысяч молодых да крепких глоток. «Синим» вторили и простые горожане, чем-то неуловимо напоминавшие почтенное семейство Дурслей: они тоже не хотели сами нарушать закон или ввязываться в неприятности с полицией, но были счастливы «пошалить» без особых последствий для себя. – К черту Халловея! К черту либералов! К черту русских да немцев! Возможно, маги и смогли бы протиснуться незамеченными сквозь возбужденных и заведенных магглов. Почти что никому в их группе не было дела до митинга каких-то непонятных магглов в смешных синих куртках: только Гермиона зашипела подобно Живоглоту, да Дафна с интересом уставилась на выступающего. Соблюсти Статут; как-никак, выступающий остановился и взял паузу в речи. Но стоило тому перевести дух, как оратор приметил в их группе Грюма и зеленые глаза лидера «синих» загорелись боевым азартом, словно он получил божественное вдохновение. – Солдат! Герой! Настоящий герой Британской империи среди нас! – Восторженно прокричал оратор, показывая на Грюма правой рукой, на его счастье очевидно безоружной. Его внимание привлекли деревянная нога и многочисленные шрамы, походка, сами повадки бывалого аврора, говорившие о привычке к опасности... Словом, оратор ошибся и принял бывшего аврора за британского ветерана. – Уважаемый сэр! Одну минуту Вашего драгоценного внимания... Комментарий о Персии, прошу минуту вашего времени! Повинуясь слову и руке командира, «синие» и рядовые обыватели дружно развернулись в их сторону. Гарри сумел очень быстро и верно оценить всю паршивость момента. Грюм никогда не любил публичности; не любил он и притворяться кем-то. Он скорее всего просто и грубо "отошьет" оратора, но тот может и разобидеться. Гермиона явно хорошо осведомлена об этих людях – и они ей не нравятся. Она поспешит высказать всё что думает о происходящем и подлить масла в огонь... За Грюмом и Гарри идут нервные, только-только отходящие от пережитого Уизли, которые рвутся в больницу – дело может быстро принять очень нехороший оборот для всех сторон. Надо действовать и очень быстро, пока Грозный Глаз не успел высказать все что думает о подобных собраниях... И Гарри решился. – Дорогой сэр! – Гарри крикнул как никогда в жизни. Он попытался вложить в импровизацию всю перенесенную недавно боль, весь окутавший его душу ужас. – Дайте мне и дяде пройти! Мы в клинику торопимся, очень надо.. Плохо! Помощь нужна... Герою помощь нужна, говорю я! Если призадуматься, то Гарри не соврал ни слова; неудивительно, что у него получилось чертовски убедительно. Оратор велел «синим»немедленно пропустить «героя Британской империи» в метро: толпа моментально повиновалась своему лидеру, а самые впечатлительные девушки даже приспустили флаги перед ними. Кто-то в толпе кричал «слава Британии» да «позор либералам», кто-то скандировал хвалу «героям Кенийской операции». Нимфадора Тонкс быстрее остальных сориентировалась и едва ли не пинками загнала все рыжее семейство, своего учителя да примкнувших к ним девушек в подземку; Избранному пришлось задержаться. Уже у самой двери в метро Гарри за рукав беспардонно ухватила хорошенькая девчонка; она протянула ему тоненькую газету, украшенную британским гербом на самой первой странице. – Держи, друг. – Она улыбнулась ровными, белыми зубами. Он успел рассмотреть эмблему на ее правом рукаве: коронованный и золоченный лев, с мечом в лапе, раскрытой пастью. Теперь он наконец вспомнил и этот символ, и организацию, которая его изобрела. – Ты хороший, правильный паренек, как я погляжу. Приходи к нам и помоги нам спасти нашу Империю! – Позор тем, кто так унижает наших славных героев.. За Империю! За Имперскую Лигу!... Кровь героев Британии взывает... К мести! Вперед, братья и сестры!... Наконец-то они добрались до переполненного поезда: посадочное место удалось найти только для Молли Уизли, всем остальным пришлось стоять и держать равновесие самостоятельно. Истощенный Гарри решил воспользоваться минутной тишиной и изучить всученный ему листок: ему требовалось найти какое-то занятие глазам и какую-то пищу для ума, не вращающуюся вокруг покушения на жизнь Артура Уизли. Он предпринял отчаянную попытку погрузиться в чтение и отрешился от всего окружающего мира: только он, только газета, только описания «Большой игры» в Азии. Правда, успеха этот мысленный побег в Персию не возымел, и в уме Гарри все начало смешиваться и совмещаться друг с другом. Когда он осознал, что больница святого Мунго теперь находится в Тегеране, а Артура Уизли ранили из пулемета на Кенийском фронте из-за предательства маггловского премьер-министра – настала пора оторвать глаза с газеты... И встретиться с разъяренным взором Гермионы. – Гарри... С каких пор ты стал хорошим другом Имперской лиги? Ты еще и газетку их взял? – Нечасто, ой как нечасто Гарри видел свою добрую подругу настолько взбешенной и недовольной. Он, конечно, успел понять, что Грейнджер точно не в числе поклонников «синих», но не мог и предположить настолько гневную реакцию. – А ну-ка выкинь пакость! Гарри никогда не интересовался вопросами актуальной политики: уж тем более она его не интересовала в настолько напряженные моменты жизни. Он знал историю Британии, имел базовое представление об остальном мире, мог рассказать нечто основное о текущем политическом моменте да в общем-то и всё. Пожалуй, не торопись они проведать в больнице дорогого ему человека, в покушении на которого он продолжал себя обвинять, Поттер смог бы сразу распознать Имперскую Лигу — относительно новенькое, но стремительно набиравшее популярность движение британских патриотов и роялистов. Они успели составить себе репутацию «бешеных»: дядя Вернон, признанный политолог и специалист по геополитике консервативных взглядов, считал их «хулиганами да бандитами». Правда, потом он неизменно смягчал оценку, признавая, мол, Лигисты хотя бы свое Отечество любят. В отличии от, разумеется, несчастных либералов да «проклятых соци». – Гермиона, что я должен был по-твоему сделать? — Гарри огрызнулся, удерживая газету в своей руке. — Запеть русский гимн? Успокойся и прекрати вырывать газету, я вообще-то пытаюсь читать. – А кто это были-то вообще? – Осведомилась несведущая Дафна, невинно хлопнув ресницами. – Чем славны эти молодцеватые да симпатичные парни... – Она запнулась, как только увидела при слабом освещении вагона изменилось лицо Гермионы. Только оповещение о прибытии на нужную станцию спасло Дафну от продолжительной и эмоциональной лекции по политологии – лекции, которую уже пришлось прослушать Грюму, близнецам да Нимфадоре, оказавшимся ранее поблизости. Про этот инцидент все забыли, как только прибыли в больницу святого Мунго. Поттер был тут впервые в жизни: за то недолгое время, что они искали Артура Уизли, ему захотелось, чтоб этот визит был и последним. Тут он увидел многих несчастных страдальцев: жертвы случайного заклинания, неправильно приготовленного зелья, дешевой метлы, осознанного проклятья... Особенно много Гарри, Уизли и компания встречали на своем пути магглов: несчастные люди в приличной, нередко и дорогой одежде, не осознающие происходящего, ставшие жертвами чьего-то злого розыгрыша или даже преднамеренного умысла. Наконец-то нашелся и Артур Уизли: отец рыжего семейства и верный «орденец» обрадовал всех родных и близких не изменяющим ему чувством юмора, оптимизмом и радушием – его привычное , знакомое, попросту родное поведение как ничто иное успокоило домашних и принесло хоть какой-то мир в обеспокоенную душу Избранного. Естественно, в какой-то момент младших попросили на выход: старшим пришло время обсудить «взрослые» вопросы и дела. С чувством собственного превосходства близнецы достали Удлинители ушей и раздали всем остальным: еще посмотрим, кто кого! Однако надежды близнецов и остальных ребят разбились в прах: да, обычно помещения в больнице никак не защищались от прослушки, но старина Грюм озаботился этим вопросом как только вошел к Артуру. Искусственные уши, краса и гордость бизнеса Фреда и Джорджа, оказались бесполезны супротив волшебства опытного аврора и младшим Уизли, как и «Проблемному квартету» пришлось искать себе другое занятие. По предложению Рона, горячо поддержанному девочками, «Проблемные» и примкнувшая к ним Джинни отправились на поиски столовой: теперь, когда они убедились что с отцом семейства ничего непоправимого не случилось, ко всем вернулся аппетит здоровых растущих организмов. Гарри повел друзей наверх, где, по его идее, они должны были найти еду. Как обычно и бывало с Поттером и компанией, они нашли совершенно иное: они выбрались в самый мрачный этаж Мунго, куда помещались тяжело травмированные пациенты практически без надежды на излечение или серьезное улучшение состояния. Рон шепотом сказал Гарри, что он боялся увидеть своего отца в этом отделе; Дафна подтвердила, что здесь «хранятся» колдуны и волшебники, избавиться от которых Министерство не может, но не имеющие шанса поправиться. И будто в подтверждение произнесенных ею слов Гарри заметил очертания людей на другой стороне длинного коридора, склонившихся над двумя кроватями... Они неожиданно встретились с семейством Лонгботтомов – Невиллом, его бабушкой... И несчастными родителями Невилла. Гарри уже давно знал о их плачевном состоянии, но к такому зрелищу не может приготовить никакое знание: его же друзья, от которых он хранил дело в тайне, не могли и не стали скрывать своего шока. Казалось, только присутствие друзей по Лиге мешает Невиллу расплакаться при виде своей матери; порой младший Лонгботтом бросал на них очень странный взгляд, будто ожидая насмешек и издевательств. Плохо же еще он их знал: никто из друзей Гарри не был способен смеяться над таким страшным горем. На обратной дороге к площади Гриммо Поттер, к своему тихому ужасу, осознал, что размышляет над чем-то кощунственном. На протяжении пятнадцати лет он мечтал увидеть родителей и был искренне убежден, что их смерть была самой главной катастрофой его жизни – теперь, вживую увидев Алису и Фрэнка Лонгботтомов, Гарри впервые усомнился в этом, некогда священном для себя, догмате. Такое бессмысленное «существование», лишенное любых радостей, любых мыслей, надежд и эмоций не могло называться жизнью и, пожалуй, было гораздо хуже смерти. Отвратительный, изматывающий, тяжелый день... Который к тому же никак не хотел заканчиваться. Теперь Гарри сидел в своей комнате на площади Гриммо в полном одиночестве – неистовая Гермиона едва ли не насилу затащила Рона с Дафной на лекцию, а сам он чудом от нее отбился, – и старался забыться. Его худшие ночные опасения не подтвердились, но, в отличии от Уизли, его настроение никак не желало улучшаться и приходить в какую-то норму. Ни на чем он не мог сосредоточиться, ничем не мог заняться. До него доносились обрывки разговоров друзей: казалось, что чистокровные Уизли и Гринграсс с большим трудом понимают базовые концепты «Большой игры», «парламентской демократии» и «кайзеровского деспотизма», а магглорожденная Грейнджер уже устала подбирать понятные им метафоры и сравнения с магического мира. Как бы ему хотелось, чтобы они все замолчали! Заткнулись! Наконец, легли бы отдохнуть... И тут дверь раскрылась; за ней оказался Сириус Блэк, единственный человек во всем доме, которого Гарри не желал прогнать с глаз долой. Он обрадовался что никого рядом не оказалось, пожаловался на громкость Гермиониного крика – и передал крестнику благоухающий конверт розового цвета. – Гарри, думаю, это может улучшить тебе настроение. Только что передали из Хогвартса вместе с твоими вещами. – Скороговоркой выпалил его крестный отец, слегка потрепав дорогого крестника за уши и оставив того один на один с корреспонденцией. Содержимое письма превзошло все его ожидания. «Дорогой Гарри, Надеюсь, ты в полном здравии. Новости из Британии, говоря мягко, паршивые; я пришла в ужас от твоего последнего письма. Инспекционная дружина, Филч, «инквизитор» – всё это выводит меня из себя. У нас, в моей школе, наше министерство никогда не позволило бы себе таких вольностей! Свыше сотни «образовательных декретов» менее чем за полгода? За такое у нас профессора выгнали бы с черным билетом, далеко и надолго. Представляю как волнуются младшекурсники и твои дорогие друзья (и да, передавай им бонжур!). В тебе-то я уверена; ни драконы, ни русалки, ни лабиринт не смогли тебя одолеть. Ни я, ни Виктор, ни несчастный Седрик не нашли на тебя управы как мы бы не пытались. Какой-то случайной да жабоподобной английской бюрократке это точно не удастся. Ты, думаю, уже заметил, что письмо короче обычного – так что я могу переходить к сути. Дела работы совсем скоро приведут меня в Британию: требуется посетить Ваше отделение банка с очередной инспекцией. Я не хочу и попросту не могу в личной переписке вдаваться в деловые детали; главное другое – мы сможем встретиться, если у тебя найдется пара-другая часов на бывшую соперницу. Хотелось бы посетить с тобой несколько приятных кофейн, попить чаю, отдохнуть да поболтать по душам. Пиши в ваше отделение Гринготтса на мое имя до востребования как только решишься. Искренне, Флёр Делакур» Ему показалось, что тон письма уж слишком сух, а слов в нем совсем мало. Желая все перепроверить, Гарри провел над посланием своей волшебной палочкой, повторяя трюк, показанный ему несколькими неделями назад близнецами Уизли; и действительно, чутье его не подвело. К письму прилагался постскриптум, начертанный другой рукой, хоть несомненно женской. Он гласил «Моя сестричка написала бы откровеннее да подробнее, да уверена что письма у вас в школе теперь вскрывают. Все скажет при встрече. Благодарная Габриэлла передает своему дорогому спасителю поклон». Гарри перечитал послание на одном дыхании, чувствуя, будто в его тело возвращается душа, и кровь снова льется по его венам. Этот привет из прошлого казался ему настоящим подарком Судьбы. Верь он в Мать-Магию, подумал бы на ее прелестные руки; а так ему оставалось лишь порадоваться счастливому совпадению. Флёр помнит! Флёр приезжает в Англию! Флёр желает с ним встретиться и предлагает «поболтать по душам»! Неожиданно из соседней комнаты раздался громогласный крик трех молодых глоток: повинуясь инстинкту, Гарри убрал письмо от Флёр за спину – и не пожалел об этом, ведь остальной «квартет» уже несся к нему на всех ногах. – Гарри, Гарри! Ты ни за что не поверишь какая тут идея появилась у нашей драгоценной Гермионы! – Пропела Дафна, стремительно врываясь в комнату и возвращая тем самым Поттера в реальный мир. – Если идея не приведет к смертельному бою с опасным чудовищем или темным магом... Можете меня не звать. – Рассеяно сказал Гарри, поспешно пряча письмо в карман. Ребятам не обязательно узнавать о приглашении от Флёр сейчас. – Нет-нет, – нетерпеливо перебила его наследница Сибуса и начала тараторить, – ну... Мы сейчас в ее комнате обсуждали утренний случай у этого... метрополитена маггловского, я начала расспрашивать, та отвечала, как обычно заводилась, я пожаловалась что мы с Роном как бы толком ничего не знаем о ее мире... И... – Словом, Гарри. – Вошедшая Гермиона светилась от счастья: будто она полчаса решала сложнейшую нумерологическую задачу и в конце концов ее ответ сошелся с правильным, подсказанным в учебнике. – Я приглашаю тебя, Рона и Дафну к себе в гости. Родители, знаю, не будут против, и мы сможем провести немного времени все вместе, как друзья. Как простые, добрые друзья. – Ну что, дружище? – Спросил его Рон, улыбавшийся впервые за день. Тяжелый и долгий день, начавшийся для него немногим позднее, чем для Гарри. – Ты с нами или будешь искать «опасное чудовище» по вкусу? Искренние улыбки стоявших перед Гарри девушек, тепло воспоминаний о Флёр и предвкушение грядущей встречи, тихое пение его крестного с другого этажа родного дома – всё это словно сняло камень с души Избранного. Впервые за долгий, мучительно долгий и тяжелый день он почувствовал себя радостным, довольным. Счастливым. Там, за окном, могут идти какие угодно бури и ураганы, штормы и цунами; важно то, что здесь и сейчас с ним настоящие друзья, совсем скоро он свидится с хорошей подругой, а там состоится и Рождество! Рождество, которое в этом году он будет отмечать дважды – с магами И маглами! – Да, Гермиона, конечно же да! Блестящая идея! Черт побери Долорес, Корнелиуса, Волдеморта, Имперскую лигу и прочих всяких! Он проведет эти несчастные рождественские каникулы как если бы они были последними в его проклятой жизни!