Жизнь и деяния Гарри Поттера

Никому в его здравом уме не захочется начинать утро воскресенья с визита в Больничное крыло: нормальные школьники, рядовые учащиеся Хогвартса, с гораздо большим энтузиазмом бегут под крылышко мадам Помфри в учебное время, желая прогулять то или иное занятие. В выходной день, по понятным причинам, подобных «мучеников» не бывает: они предпочитают проводить свободное время в других, гораздо более веселых и уютных местах. Хогсмид, клубы, дружеские посиделки в общежитиях, да даже поход в читальный зал библиотеки – нормальный школьник нашел бы уйму развлечений; и, не случись ничего страшного с его ученицей, Гарри присоединился бы к отдыхающим с чистой душой. Однако утреннее известие полностью изменило все его планы: прежде чем что-либо решать, он должен своими глазами увидеть состояние пострадавшей. По пути в Больничное крыло взбешенный и разгневанный Рон успел сообщить следующее: вчерашним вечером банда Драко Малфоя подстерегла как всегда одинокую Луну Лавгуд в пустынном коридоре. Спустя примерно час когтевранку, лежавшую без сознания в женском туалете, обнаружили сёстры Патил – они аккуратно донесли её до больничного крыла, где перепоручили заботливым рукам мадам Помфри; самым ранним утром, отправились каждая искать справедливости. Парвати караулила у общежития Слизерина Гарри, Рона или Дафну (твердо зная, что кто-то из них разбудит остальных любой ценой), а Падма направилась к декану общего с Луной факультета. Со слов Парвати, пересказанных Роном, слизеринцы вдоволь поиздевались над своей жертвой: порванная в клочки некогда новая мантия, многочисленные следы ожогов на белой коже, выдранные волосы и сломанная надвое волшебная палочка – и это лишь то, что смогли в полумраке разобрать перепуганные сёстры-индуски. Только у самого порога Рон остановил Гарри: одернул друга за рукав и очень, очень выразительно посмотрел в его зеленые глаза. Не понять значения этого пронзительного, требовательного взгляда было невозможно; нельзя было его и проигнорировать. Гарри одобрил его решение созвать чрезвычайное собрание Лиги Самозащиты – он был рад, что эта идея будет исходить не от него самого, – но заставил Рона торжественно пообещать, что ребята ничего не будут предпринимать, пока сам Поттер к ним не вернется. Охотно согласившись на это условие, младший сын Артура Уизли, переполняемый праведной яростью, стрелой помчался по лестнице вниз; и глава Лиги мог быть уверен в стопроцентной явке на грядущее собрание. Зловещие предчувствия Гарри насчет Инспекционной дружины начали сбываться гораздо быстрее, чем он мог надеялся. Еще несколько месяцев назад такая ситуация была немыслима: да, Луну травили все четыре года ее обучения в школе, но никогда, никогда травля не переходила в организованное избиение. У нее воровали обувь – пару раз та приходила на занятия Лиги босой – но обычно быстро ее возвращали; над ней постоянно смеялись, её в глаза называли «Лунной Дурочкой»; да, всё это было. Но вот избивать? Избивать с подобным цинизмом, так долго и так «изобретательно»? Как они вообще до такого... И тут Гарри посетили непрошеные воспоминания о его обучении в маггловской школе – ведь тогда тоже никто не начинал с потасовок. Злобные шутки становились насмешками, насмешки оборачивались руганью, ругань превращалась в воровство, а все вместе они приводили к дракам, а драки одного на толпу никогда не заканчиваются счастливо для одиночки. Стоп. Он давно обещал себе не вспоминать эти дни и не будет их вспоминать сейчас, когда он должен со здравой головой всё оценить. С тяжелым сердцем он постучался в дверь; оттуда прогремел недовольный, раздраженный голос безоговорочной повелительницы Больничного крыла. – Идите вон, несносные! Предостаточно уже «посмеялись»! Оставьте бедную девочку в покое хотя бы здесь! – Небольшое успокоение. Мадам Помфри сюда не пропустит ни одну сволочь из Дружины; здесь когтевранке хуже не станет. Но его-то она должна пустить! – Это я, мадам Помфри! Я, Гарри Поттер! – Негромко, но четко и разборчиво произнес посетитель. – Я друг Луны! – Это друг. Это друг, да. – Дрожащий, приглушенный голос из глубины палаты; сердце Гарри невольно сжалось. – Пустите его, пожалуйста. Раздумье продолжалось несколько тягостных секунд: наконец, дверь раскрылась перед Гарри. – Заходите, мистер Поттер. – В голосе целительницы не осталось и следа от былого гнева; и ей не пришлось дважды повторять приглашения. Луна лежала в полном одиночестве: за этот месяц к мадам Помфри не поступало стационарных больных кроме неё – и, так как за окном было воскресенье, случайных гостей здесь не будет; только мадам Помфри и ее единственная пациентка. Гарри припомнил свой собственный богатый опыт с Больничным крылом – самой тяжелой, но при этом неизбежной частью излечения обычно был постельный режим без посетителей. Он лежал на койке и считал часы: когда же он сможет присоединиться к добродушной Дафне, веселому Рону и умной Гермионе? Когда закончится его вынужденное уединение и он снова погрузится в привычную школьную жизнь со всеми ее радостями, трудностями и горестями? Сейчас ситуация была обратная – и Гарри хватило одного короткого взгляда, чтобы это понять. Когтевранка заняла боковую койку у самой двери в личную комнату мадам Помфри; место, никогда не пользовавшееся популярностью у студентов. Снедаемые скукой да бездельем, пациенты постоянно искали «удобные» позы и редко оставались в предписанном им положении покоя – Луна лежала идеально ровно и тихо, и грозные окрики тут были бы излишни. Учащиеся всегда относились к постельному белью показательно равнодушно и, за исключением редких случаев, редко укрывались одеялом далее груди. Но теперь длинное, теплое одеяло факультетских цветов полностью покрывало всё тело молодой ведьмы и доходило до её носа; только его, глаза и синяки под ними, да заметно укороченные волосы и заметил Гарри от всей своей ученицы. Сложив все свои наблюдения, Поттер пришел к очевидному выводу: Луна захотела было сбежать от всего остального мира, ото всей школы, и мадам Помфри пошла ей навстречу. Она аккуратно перенесла мисс Лавгуд на самую отдаленную кровать, ту, что расположена поближе к последнему «месту отступления» – частной комнате школьной целительницы. Она закрыла дверь всем гостям, весьма разумно предполагая, что хулиганам захочется повторить свои «подвиги» на бис... Но имя и голос Гарри заставили его ученицу изменить решение: Поттера сюда пропустили, с ним согласились пообщаться вопреки всему. Это уже внушало некоторую надежду... – Я один, Луна. Совершенно один. – Гарри тихо, стараясь не потревожить её неосторожным звуком, присел на край соседней кровати. – И ты в полной безопасности. – Вижу. – Её всегда тихий голос теперь звучал робким, еле слышным шепотом. – Прости если сможешь, Гарри, я подвела тебя. Разговор принял неожиданный поворот, только-только начавшись. Он мог ожидать мольб о наказании, стонов и жалоб, проклятий и признаний в ненависти – впрочем, кто-кто, как не она постоянно преподносит окружающим сюрпризы? – Это как? Как ты меня подвела, Луна? – Другой, возможно, заподозрил бы лежавшую перед ним девочку в предательстве; но Гарри очень быстро отмел это предположение. Во-первых, он все еще стоял здесь, в больничном крыле, не паковал чемоданы и даже не сражался насмерть с карательным отрядом авроров; во-вторых, он хорошо знал о защитном заклинании, наложенном Гермионой на потаенный список участников Лиги – и лоб Луны остался девственно-чистым. Она не предала Лигу, это точно. Была и третья причина, в знании которой Гарри не хотелось признаваться и самому себе: слишком хорошо он знал ситуацию «изнутри». Избивающим слабого хулиганам обычно нет никакого дела до «секретов» и «тайн» своей жертвы: они потакают своим инстинктам и «веселятся» за чужой счёт. Рациональные мысли, мысли о какой-либо выгоде все отходят на задний план; человека упивается властью над кем-то слабее его, наслаждается своей новообретенной силой, радуется чужим горю и страданиям. Издевающийся погружается в эйфорию и любуется самим собой: остальной мир как бы перестает для него существовать. Словом – грамотные допросы так не проводятся. – Ты тратил на меня свое время, а я не смогла даже от этих.. От этих отбиться. Какие уж там темные маги, если проиграла простым хулиганам? – Голос вздрогнул. – Бесполезно всё... – Ничего не бесполезно, никакой твоей вины тут нет. – Перебивать человека, разумеется, неправильно, но порой попросту необходимо. – Ничего нельзя поделать при таких обстоятельствах. И действительно, нет приема против банды хулиганов, мгновенно вырастающей из-за угла и набрасывающейся на тебя без объявления войны. Уж точно нет такого приема, которому Поттер мог бы научить за этот год; так-то, пожалуй, решение было, но относилось оно к совсем другому уровню владения магией. Сейчас всё было гораздо проще, до боли похоже на порядки в обыкновенных, неблагополучных британских школах: голая и циничная арифметика. Арифметика, гласящая, что шестеро более одного; шестеро пар рук и ног успеют нанести гораздо больше ударов, чем может отклонить или отбить неподготовленный специально человек; наконец, что фактор неожиданности, помноженный на столь значительное численное преимущество... В его мозгу молнией пронеслась очередная зловещая мысль, являющаяся логичным продолжением начатого внутреннего монолога. Кого банда изберет своей следующей жертвой: Гермиону? Дафну? Джинни? Чжоу? Ведь и они не смогут отбиться, примени Малфой и компания свой излюбленный прием с наскоком из-за угла. Когда и с какими повреждениями на соседней с Луной койке очутится Чанг? Что сотворит Малфой со столь ненавистной ему Гермионой, и какая участь ожидает сестру Рона, «виновную», по мнению белобрысого семейства, в потери ими прежнего общественного положения и значимости? Гарри подумалось, что он слишком увлекся своими тяжелыми воспоминаниями и внутренними монологами: серебристые глаза собеседницы, один из которых почти что был закрыт от мира синяком, изучали его с явным интересом и в полном молчании. Черт! О чем он вообще думает и как он может так себя вести? Осознав всю нетактичность своего поведения, он уже собрался было извиниться: – Гарри, пожалуйста, стащи одеяло с моего лица. Я хочу говорить... поговорить. Задавать неуместных вопросов Гарри не стал и аккуратным, заботливым движением руки исполнил просьбу ученицы. К удивлению Поттера, реальность оказалась несколько мягче его опасений: если не считать крупных синяков под глазами, лицо Луны пострадало несильно. Он приметил из «нового» только ожог на правой щеке; значит, его ранние предположения оказались правдивы – натягивание одеяла на себя было жестом психологической самозащиты, не медицинской надобностью. – Я... Луна, я понимаю, что ты чувствуешь. – Гарри казалось, что она каким-то своим, непостижимым образом успела догадаться о его личном опыте с травлей и ему не хотелось проверять это убеждение. – И я не прошу тебя рассказывать мне всю историю. Только имена тех, кто сделал это – всё, что я от тебя прошу. – Малфой. Крэбб. Гойл. Нотт. Паркинсон. Булстроуд. В общем-то ничего удивительного и неожиданного: лучшие друзья Драко Малфоя, цвет «Инспекционной дружины» и главные любимчики Долорес Амбридж. Те, кто за учебный год получил неадекватно большую власть при полном отсутствии крепких убеждений о «хорошем»; или, хотя бы, реальной угрозы ответственности. Вчера им объявили о назначении Амбридж директором Хогвартса, тем самым убрав с дороги дружинников последнюю мало-мальски значимую преграду – вот они и решили отпраздновать удачу самым доступным им способом. Причем, Гарри пришлось отметить, что цель издевательств они выбрали грамотно: простую «Лунную Дурочку», у которой нет друзей и к травле которой школа привычна. Никаких внезапных актов возмездия, неизбежных при нападении на Гермиону, Дафну или Джинни, здесь ожидать не приходится. Наконец, свежеиспеченная директор припомнит, что несчастное интервью Рите было опубликовано именно в Лавгудовском листке и, уж точно, не станет задавать «инспекционикам» неудобных и лишних вопросов; скорее всего, она даже порадуется такому удачному происшествию. Луна Лавгуд, должно быть, показалась банде Драко идеальным «пробным шаром»: над ней можно вволю поиздеваться с наименьшими рисками для себя – как формальными, так и неформальными. Конечно, здесь-то они и просчитались в своих предположениях, и они скоро в этом убедятся. Сейчас Гарри мог бы и раскланяться с пострадавшей и поторопиться на созванное Роном экстренное собрание Лиги... Но этим грустным глазам не хотелось его отпускать «так» быстро; и, главное, хотелось всё же узнать полную историю из первых рук. Кажется, внутренняя борьба снова непроизвольно отразилась на его лице, и Луне пришлось выговорить новую просьбу вслух: – Не уходи. Тебе я хочу рассказать всё, от начала и до... конца. – Просьба была обезоруживающей, и Гарри заглушил голос холодного рассудка. – Разумеется, разумеется, Луна! Он предлагал ей «легкий» путь: просто упомянуть ему своих обидчиков и не погружаться глубоко в болезненные воспоминания. Рассказанного сёстрами Патил да увиденного им самим более чем хватало на «обвинительный приговор» участникам ночной сцены; но раз пострадавшая девушка хочет высказаться, хочет выговориться перед ним, поделиться испытанным и пережитым – он будет слушать очень внимательно. В конце концов, кому, как не Гарри, знать о важности дружеского плеча в тяжелый момент? Одиннадцать лет он рос без такового; и теперь он не мог оставить без поддержки нуждающейся в ней девочку. – Напали они на меня в коридоре, ведущем к нашему общежитию. Я задержалась по своим делам и отстала от остальных когтевранок, а те не стали дожидаться моего возвращения. Так я и очутилась одна. Всё произошло очень быстро: в одну минуту я спокойно шла по школе, а в следующую... Крэбб и Гойл вывернули мне руки в локтях, Милисента стянула с глаз очки, Панси выдернула из-за моего уха палочку.. От боли и неожиданности я попыталась закричать, но Нотт своей ладонью крепко-накрепко закрыл мне рот. Тогда я кусаю его; он-то руку отнял, да Панси тут же сзади накинула на мои губы платок и больно, больно дернула назад. – Впервые с начала монолога лицо Луны дрогнуло. – Она сказала, мол, негоже, кобыла, кусаться... И, пока Нотт стонал и ругал меня, Милисента под громкие одобрения остальных прошлась по моим карманам... И это только самое начало? Да, дружинники «зря» времени не теряли: и, скорее всего, это был не простой хулиганский акт. Уж слишком четкие действия; слишком слаженно банда «сработала» по своей жертве. Им нужно было бы как минимум обговорить свои роли, если не спланировать всё в деталях. – Из моих карманов она вытащила всё, что там было. – Продолжала свой тяжелый рассказ Луна; постепенно ее голос слабел, а паузы между предложениями становились всё дольше. – Всё. Хрустальный шарик, свежий номер отцовского журнала, конфеты... Ну, все сладости съела Милисента, это понятно; шарик Малфой разбил об стену, а «Придиру» на маленькие кусочки порвал Крэбб. Я же попыталась, – снова дрожь в голосе, – закрыть глаза: думала, если я не буду их замечать, если я не буду реагировать – отпустят они меня. Тогда Нотт.. бьет меня по животу и приказывает... Приказывает смотреть дальше; а у самого уха слышу счастливый смех Панси, все еще державшей тот несчастный платок. Гарри, я никогда не слышала ее такой счастливой и веселой... Мне пришлось открыть глаза: и тут же Драко, Милисента да Гойл начали бросаться в меня клочками бумаги и обзываться. Ну... Тогда я еще ничего нового не услышала о себе – ты, Гарри, всё это и так знаешь. – Потом был момент, когда они затихли. Панси, конечно, все еще удерживала на моих губах платок да хохотала, но все остальные замолчали и, знаешь, стояли... Тихонько так, спокойно. Я понадеялась,что сейчас вот меня и отпустят. Ну... Понимаешь, я думала, что им надоело и сейчас все закончится. – Выдох. Долгая пауза; она явно собиралась с силами. Вдох. – Куда там. По сигналу Малфоя Крэбб и Гойл схватили меня под руки и, под улюлюканье остальных, понесли следом за Малфоем в ближайший туалет; втащили туда да поставили на колени. Помню попыталась подняться на ноги, а Гойл меня со всей силы толкнул в плечо и я упала на спину. Тут они засмеялись уже всем хором... Он знал, что её история будет тяжелой и суровой; он догадывался, со слов сестёр Патил да состояния Луны, что на этот раз Драко и компания перешли все мыслимые границы. Он согласился выслушать её историю из-за простого человеческого сострадания, хорошо зная, что такие тягостные воспоминания нельзя переживать в одиночку. Но каждое новое слово когтевранки отзывалось болью в его сердце: он живо представлял пережитое ею и от того становилось только гаже на душе. – Тогда, Гарри, началось... – Луна всхлипнула, и из левого глаза побежала слезинка; Гарри даже не пытался представить, что он узнает дальше. Довести до слёз человека, над которым издеваются с первого школьного дня – тоже своего рода «достижение». – Когда они отсмеялись, Нотт вернул меня на колени и, подначиваемый Малфоем, во второй раз закрыл мне рот ладонью. Я уже не кусалась, не думала о том, чтобы позвать на помощь: никто не пришел бы всё равно... Панси сказала, что мои волосы слишком грязные и слишком длинные... Потому что я блаженная идиотка, слишком занятая погоней за наивными фантазиями да глупыми сказками. Сказала, что по доброте душевной хочет мне «помочь»; а сама зашла за спину и начала медленно драть мои волосы. Было больно. Очень больно. – Её голос снова дрогнул. – Они дружно смеялись и.. и просили ту, чтоб не останавливалась, пока всё воронье гнездо не вырвет. Я тогда... заплакала, Гарри. И они рассмеялись еще сильнее. Скажи, пожалуйста – неужели мои волосы настолько мерзки? – Нет-нет, Луна, даже не думай об этом! – Горячо, искренне, запротестовал Гарри. – Что тебе их слова? Это всё чушь и бред, не бери в голову... – Потом стало еще хуже. – Она не дала ему завершить предложение. Глаза пациентки мадам Помфри потеряли осмысленность, тон стал бесцветно-тихим. – Панси вырвала очередной клок и поняла, что больше ей никто не аплодирует. Поняла, достала откуда-то ножницы и обкорнала меня... сам видишь, до какого состояния. – Раньше волосы Луны доходили до ее лопаток; сейчас они напоминали неправильное, никуда не годное каре. – Я не дергалась: до последнего надеялась, что вот сейчас, вот сейчас все закончится. Ошиблась. Нотт, Булстроуд да Гойл принялись рвать мою мантию в клочки, приговаривая, мол, негоже мне... дурочке... в такой хорошей одежде по школе гулять. Пока ее рвали, меня конечно, били. По животу, в бока, по груди... Наконец, они всю её изорвали да отошли от меня; и вот тогда Драко сказал... – Что он сказал? – Эмоций теперь в Гаррином голосе не звучало; пожалуй, с таким хладнокровным тоном прокурор в маггловском суде опрашивает своего ключевого, главного свидетеля. – Я... Гарри, оказывается, я твоя... Подстилка, как сказал Малфой. Да! Так и сказал! Ты так отчаялся найти подружку, что полез под мою мантию; и, знаешь, а он считает, что мы будем отличной парой! – Ничего не смягчая, ничего не изменяя, Луна всё выдавала как на духу. – Панси с охотой подхватила: спросила, например, успела ли я раздвинуть перед тобой ноги. Ты бы слышал, Гарри, как они смеялись! Как они смеялись... – Хохот Луны закончился так же быстро, как и начался. Продолжила она тем самым бесцветным тоном, коим говорила и раньше. – Мне стало обидно, гадко и горько; мне было больно. Очень больно. В какой-то момент это стало нестерпимо... – И что ты сделала?. – Я попросила их оставить меня в покое. Я спросила у Малфоя, что я ему сделала, чем я ему помешала, чем я его обидела; я... попросила у него прощения и пощады. Ты понимаешь?.. Я просила пощады, я плакала, а они... Снова рассмеялись. Все сразу. Но Крэбб и Панси... Эти сказали, что меня можно отпустить с одним условием и принялись хихикать. Драко спросил, с каким. – И они? – Они предложили... – «Опробовать меня». Гарри титаническим усилием воли принудил себя сидеть на месте: его сердце требовало скорейшего возмездия, его ноги, казалось, готовы сами побежать к общежитию Слизерина, а правая рука тянулась за верной соратницей-палочкой. Несколько последних минут, слушая страшные откровения Лавгуд, он «закипал»: теперь он был готов взорваться. Он, конечно, догадывался о том, что Крэбб, Гойл да Паркинсон – те еще «аристократы чистой крови», но дойти до такого... Соображения разума, приказы Дамблдора и элементарная осторожность отошли на второй план перед чудовищным фантомом воображения и, он был уверен, подтверди Луна его худшие опасения – к черту пошли бы самые хитрые планы директора и все его указания насчет осторожности. К черту пошла бы даже Лига: он сам, в одиночку, занялся бы восстановлением поруганной справедливости. – Малфой возразил, ничего не случилось. – Скороговоркой; будто успокаивая собеседника. – Он... отказался от этой идеи. Мол, я ему противна, и он не хочет касаться кого-то, кто, ну, близок с тобой... Тогда Гойл на ухо подал своему господину новую идею: они дружно достали палочки... Попрактиковались они в Инсендио, словом. На, по-моему, десятом заклинании, мои глаза закрылись; очнулась я уже здесь. Она закончила свой монолог и теперь, заплаканными глазами, внимательно смотрела на единственного слушателя. Гарри стремительно оглянулся и, к своей вящей радости, не нашел глазами мадам Помфри. Кажется, хозяйка помещения ушла в свою личную комнату по каким-то важнейшим вопросам врачевания; сейчас это играло ему на руку. Настала пора поддержать ученицу, вселить – наконец, заручиться формальным одобрением своих замыслов от самой пострадавшей. Удостовериться, что она ему доверится. – Луна, милая Луна. Лежи, лечись и не думай о плохом. Я же тебе обещаю, что они получат по заслугам. Каждый получит своё – обещаю это как друг. – Как другу, верю. – Искренняя вера, твердая уверенность, доверие: словно бальзам на душу после тяжелой беседы. – Спасибо большое, Гарри, за всё. Его дела в Больничном крыле были завершены: надо было поспешить к ребятам из Лиги. Поспешить, пока они не успели натворить каких-либо страшных и непоправимых глупостей. Если уж сам Гарри едва-едва сдержался от поспешных действий – то до чего смогут додуматься оставленные наедине сами с собой Дафна, Уизли, Невилл да Гермиона? Правда, целительница его все же задержала на минуту: она громко и чистосердечно поблагодарила Гарри за его дружеский визит... А потом, тихим тоном, осведомилась, может ли она чем-то ему помочь. Ответ Поттера получился схожим по смыслу: открыто, «вслух» он попросил госпожу Больничного крыла как можно скорее поставить Луну на ноги – и добавил шёпотом, уже закрывая за собой дверь: – Мадам Помфри, готовьтесь принимать новых посетителей. Совсем скоро. *** Беседа с Луной далась ему тяжело; но она оказалась лишь первой частью предстоящего этим воскресеньем испытания. Он догадывался еще по утреннему состоянию Рона, что встреча Лиги не будет ни приятной, ни простой, и что придется приложить немалое усилие, убеждая ребят придерживаться именно его плана... Предсказуемо, волну гнева оседлали Рон и Дафна: неожиданно, к ним в качестве «третьего заводилы» присоединился Невилл. Пока Гарри общался с потерпевшей в Больничном крыле и боролся с переполнявшими его эмоциями, эта троица успела провести бесподобную агитационную работу: распаляя страсти, возбуждая страхи, призывая к чувству справедливости – словом, обработали они Лигу и её участников «на ура». Как только Поттер перешагнул порог Выручай-комнаты, его встретил довольный Рон с готовым «общим решением»: спуститься в подземелье Слизерина, переловить всех принимавших участие в расправе дружинников и наглядно, на доступном им языке объяснить им их неправоту. Все, кроме надувшей щеки и стоявшей в сторонке Гермионы, повернулись к Гарри с ожиданием его полного одобрения и окончательной команды – и были шокированы услышанным ими ответом. «Ждать»? – Министерство и «Пророк» пытались вылепить из Гарри сумасшедшего болвана уже год как, но только теперь его ученики взглянули на него как на настоящего безумца. Все моментально нахмурились; его отказ действовать мгновенно вызвал одобрение у одной-единственной Гермионы – но Гарри уже догадывался, что Грейнджер просто ошиблась в своих прогнозах на его счёт. Нет, Гермиона, учителя, правила и законы нам тут не помогут – как не поможет и слепая, пусть и справедливая, ярость. Осталось только убедить в этом собравшихся, и здесь-то начинались сложности. – Что значит «ждать»? Чего ждать-то? – Крикнул Невилл; его крик подхватили все собравшиеся. – Мы всё знаем, мы готовы идти туда! – К черту ожидания! Мы знаем кто это сделал, мы знаем где они сейчас, мы все при оружии! – Крикнул в толпу собравшихся Рон, и ответом ему стал аналогично-восторженный боевой клич. – Пойдем вниз да познакомим их с нашим правосудием! – Погодите! – Запротестовала Гермиона, повысив голос на Рона. Она почувствовала в лице Гарри неожиданную поддержку и попыталась снова убедить всех в состоятельности легальных методов борьбы. – Может, нам и не придется этим заниматься! Сами же слышали, что Парвати сказала: профессор Флитвик пошел разбираться с Амбридж и, я уверена, еще до сегодняшнего обеда эти сволочи получат по заслу... Ответом на эту благородную, но наивную надежду стал громкий, но напрочь фальшивый смех Дафны Гринграсс. – Ты бы слышала себя со стороны, Гермиона! – Но продолжила свою мысль слизеринка уже серьезно-деловым тоном. – Четыре года ее травили, четыре года никто ничего не делал! Что теперь изменилось? Что, ты действительно веришь, что Долорес Амбридж что-то сделает ненаглядному сыночку любимого министром Люциуса Малфоя? Она только похлопает того по плечу да угостит печеньем за «доблестную победу» над страшным врагом Министерства магии! – Нет, только в наших силах совершить правое дело. – И Дафна права, – вклинился в диалог подруг Гарри, – но дело будет сделано потом. Не сейчас, не сегодня и даже не завтра... Казалось, ему так и не дадут завершить даже одного ничтожного предложения. Всех переполняли чувства и эмоции, никто не хотел остановиться на минутку и подумать обо всём спокойно, в деталях; вот и теперь его перебили близнецы Уизли. – А если завтра они придут, например, за Гермионой? Или за Джинни? – Джордж был как никогда холоден и сдержан в вопросе. – Подумал ли ты об этом? – Да отобьюсь я от них! – Раздраженно ответила Джинни; направление мыслей близнецов ей совсем не понравилось. – Что они... – Думаю, Луна тоже так считала. – Заметил необычайно серьезным тоном Фред. – Нет, сестренка, в подобной ситуации ты ничего не успеешь сделать. И мы с Джорджем не допустим, чтобы ты в неё попала. Сейчас вот пойдем вдвоем, нам-то терять уже нечего, и... – Нет, ребята. Никуда вы не пойдете. – Жестко и твердо ответил Гарри. – Вы всё еще нужны в этой школе и я не позволю вам так просто отсюда уйти... – Гарри, я тебе удивляюсь. – Рон подошел поближе к нему и встал полубоком: так, чтобы видеть и приятеля, и всех остальных лигистов. – Ты признаешься, что нужно действовать самим; и это правильно. Но почему ждать? Чего ждать? Но я не хочу ждать! С чего я должен ждать!? В нашей школе произошло страшное преступление, давайте не будем смягчать краски... – И теперь, впервые в своей жизни, Рон принялся читать публичную речь о преступлении и наказании. Гарри уступил своему другу «трибуну» и призадумался в последний раз. Нужно быстро принимать окончательное решение; решение, которое потом не переиграть. Может, всё-таки, правы ребята, а не он? Может, ему стоит согласиться с остальным квартетом и возглавить эту удалую атаку на подземелья – и, затем, на кабинет новой директрисы. Преподаватели и Гринграсс-старший сохранят дружественный нейтралитет, в этом был уверен; Инспекционные ничего не смогут сделать Лиге, да и Амбридж отнюдь не Дамблдор, даже не близко. Ничто не помешает совершить простое и быстрое правосудие и, более того, с позором изгнать из школы «верховного инквизитора» из Школы... Нет. Дальнейшее никак не поддавалось прогнозам: план мог «выгореть», а мог и «прогореть». Возможно, что Фадж объявит этот школьный самосуд акцией «сторонников преступника А. Дамблдора» и Хогвартс наводнят авроры – против которых они уже не смогут бороться. Тогда они отправятся на суд за государственную измену, покушение на убийство и черте еще знает что, а оклемавшиеся дружинники останутся хозяевами школы – и хозяевами судеб оставшихся в ней студентов... Но вот Рон зря времени не терял. Его гневная речь, полная ругательств и оскорблений по отношению к дружинникам, сорвала всеобщие аплодисменты: слушали его будто Мессию, вещающего великие и абсолютные истины. Осталось Еще минута – и Лига пойдет за Роном Уизли, за уважаемым ими хорошим парнем, предлагающим простое, понятное и, в общем-то, справедливое решение. Они пренебрегут всеми предупреждениями «трусливого» главы и пойдут за его благородным лейтенантом, ведомые, бесспорно, справедливым сердечным порывом; и они подведут самих себя под исключение – в «лучшем» случае. Разумеется, они сорвут в процессе и тщательно проработанный план господина директора; они подведут самих себя, его, директора и саму Британию... И, что самое-то обидное, лучше бедняге Луне не станет. – И, Гарри, если ты так боишься Малфоя, то я – нет! Ребята, если он не хочет вести нас, так пойдемте за мной! Сами справимся! – Такое нельзя спустить на тормозах. Настало время отчаянных, решительных мер. В одно мгновение Гарри оказался рядом с пышущим ненавистью Роном Уизли и, ко всеобщему шоку, жестко и больно ударил главного бунтаря в челюсть. Крупный и сильный рыжий парень, захваченный врасплох «маггловским» боевым приемом, повалился на подушки и, естественно, его гневная речь оборвалась. Дафна, Чжоу и Джинни крикнули; Гермиона охнула, а близнецы свистнули – но все звуки смолкли, стоило Поттеру повернуться к ним лицом. – А теперь – слушайте меня. Вы. Все. – Гарри повернулся к собравшимся: в кой-то веки во всей Выручай-комнате установилась идеальная тишина. – В Лиге Самозащиты есть один наставник, один командир – я. И, как командир Лиги, я несу ответственность за всех вас, не за одну Луну Лавгуд. Посему, как ваш командир, я запрещаю вам любые «импровизации»: ни единого волоска не должно упасть с дружинников... Без моего на то приказа. Более того скажу: вы не будете их задирать или провоцировать на конфликт; да, Фред, да, Джордж, вас это касается в особенной степени. – И что, мы их прощаем? – Спросила Дафна: переполнявшая еще пару минут назад ярость отпустила ее, она говорила спокойнее и тише. – Я ничего не говорил о «прощении», Дафна, за всю нашу встречу. Такое не прощается, и я никогда не предлагал их «простить». Наше воздаяние свершится обязательно, но к этой задаче надо подойти аккуратнее и умнее. Мы не будем кричать о наших чувствах – не устраивайте цирка из возмездия, не унижайтесь до их уровня. – Не унижайтесь до их уровня? – Невилл тоже начал остывать, но все еще – Что ты имеешь в виду? – Мы должны сработать разумнее их всех: помните, за спиной Драко стоит Амбридж, а розовая жаба нынче в особом фаворе у министра и она правит нашей школой как собственной кухней. Мы в позиции слабости, мы не можем себе позволить наглых и открытых действий. Если нас поймают, если мы оставим доказательства – наша песня тут спета. В лучшем, повторюсь, в лучшем случае исключение, в худшем – потащат нас в суд. Не будем давать мисс Хопкинс такого счастья, да? – Неужели ты, Гарри Поттер, считаешь, что я, Рон Уизли, так уж боюсь «исключения»? – Рон поднялся с подушек и подошел к ударившему его другу поближе. К удивлению собравшихся, он не выглядел обозленным; скорее, искренне заинтересовавшимся чужой точкой зрения. – Вспомни наши приключения: что, если я тебе скажу, что мне уже всё равно, и что есть в этой жизни нечто значимее школы? – Твоя правда, Рон, твоя правда. Но, пожалуйста, подумай на перспективу: вот сейчас мы пойдем и покажем дружинникам, что они... Серьезно ошибаются. Но ведь мы их не убивать пойдем, ведь так? – Так. – Голос Рона постепенно становился все тише, как и его дыхание. – Это так. – Отлично. Значит, они оклемаются. Через неделю, через две, да пусть через месяц – но из Больничного крыла они выйдут. Как ты думаешь, что они тогда сделают с девчонкой, из-за которой их так избили и унизили? А ведь больше защитников и мстителей в школе не найдется. Не раздавалось больше воинственных криков и призывов пойти с палочками наперевес на Амбридж; участники Лиги призадумались и, постепенно, приходили к пониманию всей ситуации. Благородные позывы нуждаются в тщательном обдумывании, иначе они нанесут только вред. – Что же. – Гарри улыбнулся своим подчиненным; критический момент миновал и теперь, наконец-то, можно было перейти к конструктиву. – Во-первых, никакой «импровизации», и, конечно, никаких провокаций с нашей стороны. Надо усыпить бдительность дружинников; пусть они подумают, что всё с рук сошло и они в выигрыше. Во-вторых, прошу воздержаться от посещений Больничного крыла: Луне нужны сон и уединение... – Гарри не стал договаривать мысль: он не хотел подставлять её под удар как «вдохновителя» грядущей расправы. – И, в-третьих... Скажите, кто командует Лигой Самозащиты? – Ты. – Ответил за всех Рон, подавая Гарри правую руку. *** Идут к черту Гарри и его запреты! Ну... Один из его запретов идет к черту, это точно. Дафна согласилась не мешать какому-то «хитрому плану» Поттера, в существовании которого она с каждым днем сомневалась все сильнее и сильнее, но вот ничто не помешает ей подарить Луне новую мантию! Подарить, разумеется, анонимно и тихо: иначе можно сгореть от стыда. У неё их и так навалом, а вот той обновка не помешает. Идя по лестнице к Больничному крылу, Дафна плотно прижимала подарок к себе и повторяла в голове формулировку, с которой передаст его мадам Помфри. «И, пожалуйста, не говорите что от меня». Первый день Дафна сдержалась: тогда, к ее удивлению, даже «Инспекционные» в тот день вели себя тихо. Ни Драко, ни кто-либо из его банды не бахвалился сделанным; они ходили тише воды и ниже травы, будто не вполне веря в свою удачу. Никаких официальных заявлений от новой директрисы в то воскресенье не последовало, разумеется не было и легальных санкций против Драко и остальных. Благородную попытку вмешаться предпринял мистер Гринграсс: он посетил Больничное крыло, собираясь разговорить Луну и собрать хоть какие-то доказательства для Дисциплинарной комиссии, но когтевранка спала тихим и мирным сном, а ее покой охраняла бдительная мадам Помфри. Потом Сибус и сам махнул рукой: краткой беседы по душам с Долорес Амбридж ему хватило, чтобы оценить всю бесперспективность «легальной» борьбы. Гораздо хуже стало в понедельник: «Дружинники» резко подняли головы и приободрились. Они с гордостью шагали по школьным коридорам и уверенными голосами снимали баллы со всех и за любую повинность; Крэбб и Гойл задирали пару пуффендуек, а Панси громко бахвалилась своими ножницами. Гарри продолжал сдерживать рвавшихся в бой гриффиндорцев, а Дафне пришлось серьезно поговорить с Асторией о правилах безопасности в школе. Настал вторник, и вот тогда-то Дафна сорвалась: она подсмотрела, как Панси кому-то показывала взятый «на память» кусок Луниной мантии – тогда-то у нее и появилась идея о подарке. Впрочем, формально, приказа Гарри она не нарушила: одежда была передана мадам Помфри, и Гринграсс даже не перешагнула порог палаты. Довольная собой, с приятным теплом на душе, Дафна пошла было обратно к общежитию, как вдруг на одной из лестничных площадок она столкнулась лбом ко лбу с Драко Малфоем. Префект Слизерина и старший начальник Инспекционной дружины широко улыбнулся, посмотрел на неё с обычным пренебрежением и громко, даже наигранно, рассмеялся ей в лицо. – Ой-ой, какие люди в Больничном крыле. И кому же ты несла дорогущую мантию – той жалкой грязнули? – Как всегда самодовольный Драко сегодня и сейчас был особенно невыносим. – Честно, жаль твою мантию; она же её моментально изгадит. – Что случилось, Драко? – Дафна легко догадалась, что сын Люциуса тут один, без банды. Раз уж Малфой взялся ее выследить досюда и при этом не помешал передать подарок, то он хочет поговорить, и поговорить наедине. – Надоело бегать за малолетками и решил пристать к ко мне? – Да ладно тебе, Дафна, – слизеринец развел руками, будто отмахивался от какой-то несуразной глупости, – зачем сразу огрызаться-то? Я вообще-то пришел с выгодным предложением! – Если тебе хочется найти напарницу для издевательств над кем-то еще – обратись к Панси, а? – Дафна-Дафна... – Деланный «ох» от Драко. – Научись уже слушать старших, это полезно... В новых реалиях. Реалиях, где в Хогвартсе осталась одна власть – «Инспекционной дружины» и нашей дорогой директрисы. Старого негодяя наконец-то поперли отсюда, его авторитет в Британии уничтожен, стерт в порошок и пыль. Корнелиус Фадж теперь управляет сообществом самостоятельно... И под бдительным наблюдением, даже контролем со стороны моего отца, разумеется. Человека, как ты сама знаешь, богатого и уважаемого. Я самый главный в «Инспекционной дружине», без меня Амбридж даже дисциплинарных решений не принимает... Особенно теперь, после недавнего случая. Моя команда меня полностью слушается, повинуется каждому приказу. Как видишь, жизнь-то у меня налаживается! – Он радостно потёр руки, не в силах скрыть своего счастья. – И каким боком к этому празднику жизни отношусь я? – Небольшой уточняющий вопрос, которым она надеялась прекратить этот парад напыщенного тщеславия. Но услышанное в ответ её только пуще обозлило. – В том-то и дело, Дафна, – заговорщицки подмигнул ей Драко, – что ты застряла на тонущем, дряхлом корабле Дамблдора-Поттера-Уизли... Но тебе еще не поздно его покинуть! Ты чистокровная ведьма, из порядочной семьи, с правильного факультета: незачем оставаться с лузерами... В ответственный момент Британской истории. Запишись завтра в нашу организацию – Амбридж как раз собирается возобновить приём всех желающих. Получишь нашу защиту, любовь инквизитора, Потти и Уизел ничерта не смогут сделать тебе... – Затем Драко быстренько взглянул на грудь Дафны, свистнул и продолжил. – Очень жаль, если такое-то богатство пропадет впустую. Её сердце забилось быстрее. Правая рука верным, многократно отработанным на занятиях Лиги движением нащупала палочку; и, кажется, глаза безошибочно отразили состояние души: по крайней мере, Малфой отошел чуть подальше от нее, и с его лица сползла самодовольная ухмылочка. – А теперь послушай меня. – Дафна и не пыталась притворяться вежливой: этап отстраненной и надменной «Снежной королевы» был безвозвратно пройден после этого циничного комментария. – Ты всё время говоришь «Амбридж» да «мой отец»: одна с тобой «советуется», от другого ты надеешься получить денег, денег да удобный, не пыльный пост в Министерстве. Как не коснешься тебя, о чем бы не пошла речь, так ты всё сведешь к ним двоим. А кто ты без Амбридж и Люциуса, а? Что у тебя за душой кроме отцовских деньжат? Кроме подлизывания к розовой жабе? – Ты поаккуратнее со слова... – А я скажу, что. – Ну уж нет. Он ее больше не перебьет; она выговорит всё, что желает, и не будет слушать ни единого его слова затем. – Ничего там нет! Даже младшекурсницу избить сам не можешь, а дружков своих зовешь; потому что ты боишься, Драко. А боишься ты потому, что где-то там, в глубине своей душонки, понимаешь: ты ничего из себя не представляешь, ты сам по себе никому не нужен. Твои родители смотрят на тебя как на обезличенный инструмент продолжения своей семейки; ты сам их не интересуешь – впрочем, я даже понимаю старину Люциуса... – А ты... – Теперь Драко пришел в бешенство. – И Амбридж, – Теперь Дафна сорвалась на крик. Нет! Он ее не перебьет! – И Амбридж использует тебя для выполнения своей грязной работенки как последнего дурачка. Опять-таки, здесь я ее понимаю. Рука Драко потянулась было в карман мантии, но он опоздал на несколько ключевых секунд: он еще не коснулся своей палочки, как увидел Дафнину, направленную прямо ему в лоб. – Избивая младшекурсниц никогда не научишься грамотно владеть палочкой. – Победное «хи-хи». Держа Драко на прицеле и не поворачиваясь к нему спиной, Дафна тихо обошла противника и открыла себе дорогу вниз. – А теперь... Я сделаю вид, что этого разговора никогда не было. Тебе советую сделать тоже самое, иначе... «Мой отец узнает»! – Это она произнесла, уже покидая сцену действия. Окрыленная ненавистью и злобой Дафна помчалась вниз: время было вечернее, она надеялась найти Гарри в Великом зале. Запыхалась, вспотела; хорошее настроение улетучилось – зато появилось острое желание что-то (или кого-то) порвать на мельчайшие кусочки Бегом преодолела малолюдные коридоры, безжалостно и бескомпромиссно растолкала стайку девчонок с Пуффендуя, беззастенчиво пронеслась сквозь Почти-Безголового-Ника и, наконец, добралась до места назначения. За столом в гордом одиночестве сидел Гарри; он, казалось, полностью погрузился в изучение Карты Мародёров, разложенной перед ним, и не заметил ни саму подругу, ни её взбешенного состояния. – Гарри! Гарри Поттер! Гарри! – Дафна села рядом с ним и начала делиться переполнявшими ее эмоциями. – Меня тут Драко в Больничном крыле прижал! Обозвал, пригласил, сволочь эдакая, в свою «Дружину»! Да еще и пялился на мои сиськи, гад такой... Эй! Мистер «Все-под-контролем», я вообще-то с тобой разговариваю! – Ты нарушила приказ, Дафна. – Тихо, но беззлобно заметил Гарри. – По-хорошему за это надо бы наказать, но твое самоуправство пошло нам на руку. – Чего? – Иди спать, Дафна. – Гарри поднялся из-за стола и вернул карту в карман мантии. После секундного раздумья он повернулся к ней лицом и тихо, скромно улыбнулся. – Утром всё узнаешь. *** Тихий, приглушенный свет освещает маленькую комнатку мадам Помфри: обычно сюда никого из пациентов не пускают, но сегодня ночь совершенно особенная. Оправившаяся и ждущая утра для формальной выписки – ночью отпускать подопечную целительница не желала – Луна примеряла новенькую мантию, столь удачно подаренную «анонимным доброжелателем». По крайней мере, так сказала сама Помфри; Лавгуд же упросила предоставить ей зеркало и теперь с простодушной радостью любовалась отражением. Никаких следов недавнего кошмара не осталось: по отдельной просьбе пациентки Помфри даже выдала той зелье для ускоренного роста волос, не говоря уже о заботе насчет ожогов, синяков и подтеков. Совсем скоро должны прислать волшебную палочку и можно будет обо всем забыть... «Надо обязательно поблагодарить Дафну за эту удобную и красивую мантию!» Неожиданно ночную тишину нарушил испуганный крик: – Мадам Помфри! Помогите! Пожалуйста! Это срочно! Люди умирают! – У голоса за дверью, казалось, сейчас начнется истерика. – Убили! Всех убили! Целительница побежала к входной двери, открыла ее... И на несколько секунд застыла от неожиданности. Луна не смогла скрыть интереса и вышла из каморки; сперва она боялась, что сюда доставили новых жертв дружинников – особенно она боялась, что принесли Дафну, Джинни, Гермиону или еще кого-то из Лиги. Но реальность ее смогла приятно удивить: в больницу внесли как раз таки тех, кто отправил ее саму сюда. И, видит Бог, паршиво же они выглядели! Лицо Драко превратилось в абстрактную мешанину бордового, красного и коричневого; лица Панси и Милисенты обернулись прожаренными свиными рылами; всё тело Нотта казалось непропорциональным и переломанным изнутри; раздутый до ненормальных размеров Гойл еле-еле прошел в дверной проем, а Крэббу досталось еще хлеще «начальника». Все были обриты налысо, ничьей волшебной палочки не было видно, мантии были изорваны до состояния последних лохмотий. Все слизеринцы были без сознания; оставшиеся дружинники насилу доволокли обмякшие да безвольные тела до Больничного отделения и явно были перепуганы случившимся – Луна догадалась, что видит только самую верхушку айсберга, и что донесшие банду сюда бледные инспекционники видели нечто гораздо хуже. И, будто подтверждая ее догадки, Драко, так и не придя в сознание, изверг из себя толстого и зеленого слизня... – И ничего не убили. – Ответила сухим голосом, в котором не читалось ни капли эмпатии, мадам Помфри. – Жить будут. Луна, ты можешь идти в ваше общежитие и отдыхать там. Здорова, как-никак. А вы, все остальные, останьтесь здесь и помогите мне принять новых... посетителей. Не получилось проститься с мадам Помфри и поблагодарить ту за искреннюю, трогательную и умелую заботу о ней. Нельзя здесь было и задерживаться: дружинники уже начали было скалиться – да и не было у неё сейчас такого желания. Луна быстрым шагом вышла из больничного крыла; стоило же двери за ней закрыться, как блондинка-когтевранка стремительно побежала вниз по лестнице, едва ли не подпрыгивая от переполняющего её счастья. Но радовалась она не столько плачевному состоянию своих обидчиков – хотя, бесспорно, и этому тоже – сколько новому для себя знанию. У нее есть настоящие друзья.