Жизнь и деяния Гарри Поттера

– Ты в порядке? – Осведомился взрослый волшебник у своего молодого партнера. – В полном. – Ответил тот, перехватывая волшебную палочку поудобнее. – Я учился трансгрессировать уже много лет как. Никаких проблем нет. – Я не о перемещении. Тут я знаю, что у тебя сложностей не будет. – Собеседника предложенный ответ явно не устроил. – Я о самом деле. Поскольку если тебе кажется, что ты должен, но ты не хочешь, то... – Ничего страшного, – юноша заверил напарника, – никаких сомнений нет. Знаю, что нужно сделать, понимаю как это нужно сделать. Ни в чем не сомневаюсь. – Уверен? – Да. – Точно? – Да. – И с этими словами парень двинулся вперед по лесной дорожке. Нужный дом покажется еще не скоро. Привычка и любовь к уединению побуждают магов при возможности покидать сообщества и строиться самостоятельно. Издавна это считалось верным признаком если не богатства и могущества, то самостоятельности, способности к ней. Раз хозяин решился остаться один на один с многочисленными опасностями, подстерегающими волшебников, то он может с ними совладать. Никогда не знаешь, когда на твоем пороге появится голодный оборотень, алчущий крови вампир, злобный призрак или самый простой грабитель. Мало ли угроз поджидает под покровом ночи удобного часа? И, живя в дали от остальных честных людей, ты словно приглашаешь несчастия в свой дом. Бывало так, что, после смерти могущественного, но недалекого отца семьи, перепуганные родичи спешили продать дом, пусть за бесценок, но перебраться обратно под крыло цивилизации, и ее пусть порой обманчивой, но хоть какой–то защиты. Однако его задачу это упростит. Джеймс Файертейл шел убивать. И, что бы там сопровождающий его мистер Уизли не думал, он нисколько по этому поводу не переживал. Чай не малолетнюю девчонку нужно на тот свет отправить, а самого настоящего предателя. Каждый патрон, если он не совсем выжил из ума, знает, что его клиенты в первую очередь заботятся о самих себе. Никто не может заставить человека позабыть о его личной выгоде, пусть даже и за хозяйский счет. Многие пытаются так или иначе обсчитать господ, чтобы положить разницу в свой карман. Многие стараются жульничать с поставками и оказываемыми услугами; кое–кто пытается воспользоваться протекцией для ускоренного карьерного роста. Зачастую это воспринимается как неизбежное зло, как данность, без которой никак не обойтись. И, следовательно, подобные вольности нередко прощаются, на них смотрят сквозь пальцы. Все люди, в конце концов, и все люди хотят вкусно кушать. Пока клиент помнит о своих обязанностях, он может порой "шалить". Но есть и такие среди них, что продают секреты и тайны своих господ самому щедрому покупателю. Рассказать, где и когда готовится налет, на кого собираются устроить рейд, с кем и о чем ведутся тайные переговоры, кого решено шантажировать. На подобный товар покупатели найдутся всегда, и порой они предлагают более чем внушительные чеки за сотрудничество. Вот с желающими их принять патроны борются беспощадно: даже самые мягкотелые и добродушные аристократы не терпят крыс на своих кораблях и готовы принимать крайние меры в случае надобности. Шантаж, публичное унижение, изгнание и смерть – вот самые распространенные наказания за подобную измену. Лорд Поттер же никогда и не притворялся "добрым" патроном. Всем, ищущим его покровительства, он сообщал свои условия предельно открыто, даже цинично. Говорил понятным языком, повторял сказанное и объяснял недопонятое, если в том была необходимость. И, конечно, в числе прочего, нынешний глава Департамента правопорядка исчерпывающе описывал свое отношение к предателям и доносчикам. Так, чтобы простора для толкований и раздумий ни у кого не осталось. И, разумеется, каждый клиент должен был, находясь в здравом уме и твердой памяти, согласиться на предъявленные ему условия. Только тогда он узнавал и о своих обязанностях, и о своих правах. Гавен Сильверфанг решил, что эти правила писаны не для него. Что он заслуживает большего и что он желает это большее получить как можно скорее. Самое простое и самое банальное объяснение предательства... Уже третий месяц как этот невыразимец встречался с людьми Гринграсса и охотно рассказывал им все, что те хотели знать. Об этих встречах Гарри Поттеру рассказали его новые помощники от мира нелегальных азартных игр. В одном из вертепов видели Гавена Сильверфанга, где он гулял и веселился явно не по средствам. Пусть жалование в его отделе и всегда считалось хорошим, но нельзя же в один кон делать ставку в семьсот галлеонов! Небольшое, короткое расследование подтвердило первые опасения. Невыразимец состоял на жаловании у лорда Гринграсса. Он успел за относительно недолгое время полностью выдать министру магии список сочувствующих Поттеру невыразимцев и, что куда интересней, попробовал внедриться в новенькую тайную группу поттеровских симпатизантов. Тобишь, Сильверфанг решил не ограничиваться простыми доносами, а провести полноценную двойную игру против руки, которая его кормила последние пять лет. Единственно возможный ответ на подобный вызов не заставил себя долго ждать. И именно ему было поручено исполнить приговор. Раз отец велит, он делает. Все просто! Никаких сомнений или кривотолков тут быть и не могло, оставалось только удивиться такой странной реакции мистера Уизли. Джеймс вовремя почувствовал впереди себя магическую ловушку. Уж больно ровной и ухоженной стала лесная дорожка! Он провел пару раз палочкой в воздухе и, в самом деле, смог обнаружить сигнальные чары прямо по курсу. Всего в десяти шагах от него! Гавен понимает важность охраны, но ему не хватает ни опыта, ни умений, ни знаний, чтобы соорудить нечто действительно достойное. Нечто, что дало бы настоящую защиту, а не пустое и лживое чувство защищенности. Сколько семей магов в месяц по всему миру погибает из–за подобных смертельно опасных миражей? Сотня уж точно наберется, а порой еще больше. С этими невеселыми мыслями юноша снял наложенные невыразимцем чары. Те оказались в самом деле простыми; и минуты на них не пришлось потратить. Дорога до нужного дома вновь была свободна... – Вы меня не стали предупреждать. – Заметил очевидное Джеймс, идя вперед. Чем раньше с предателем будет покончено, тем только лучше. – О сигнализации, которую я снял. – Не стал. – Согласился Рональд Уизли, идя за ним следом. – Я видел, что тебе еще шагов семь оставалось до красной линии. Если бы ты упрямо пошел вперед, ничего не видя и не замечая, я бы, поверь, тебя окликнул. Помог бы, не сумей ты разобраться с сигналкой по–своему. Но ты и без моего вмешательства справился, молодец. И, наверняка, если бы он хоть в чем–то ошибся, его тотчас отправили бы к отцу. На ковер. Оправдываться и объясняться. А потом – терпеть наказание, когда оправдания и объяснения в очередной раз оказались бы даром никому не нужны. Бывали уже, хорошо помним и знаем. Сегодня Джеймс Файертейл собирался вернуться к себе домой, а не в отцовское имение; хорошенько выспаться перед завтрашним свиданием, а не страдать от боли по всему телу. Уж слишком хороший день его ожидал завтра! Потому Гавен Сильверфанг должен умереть. У юноши просто нет другого выхода, кроме как сделать порученную ему работу аккуратно и грамотно. И поскорее, если это возможно. Нужный им дом, наконец, показался на горизонте. Внешне он мог показаться одним из самых непримечательных домиков магической Англии: сложен из дерева, два этажа, небольшие окна, участок огорожен ладным заборчиком, и строенин выкрашено в тихий зеленый цвет. Пожалуй, только Министерство знает, и то приблизительно, сколько подобных домиков стоит на Островах... Вот только Файертейла не так–то просто обвести вокруг пальца. Он хорошо знал, что идет за головой невыразимца. Эти несчастные на работе зачастую сталкиваются с такой магией, которую не то чтобы понять – даже осознать непросто. А им приходится с этими странными, удивительными явлениями работать! Годы, проведенные в этом таинственном и загадочном месте, неизбежно бьют по психике, и каждый невыразимец становится по–своему сумасшедшим. Одни спят с открытыми глазами, другие одеваются чуднее Луны Лавгуд, третьи коллекционируют необъяснимые мелочи и бесполезный мусор... А четвертые превращают свои собственные дома в подлинное средоточие безумия. Лестницы, ведущие никуда; порталы между комнатами; огромные, уходящие в самую глубь земли подвалы и настоящие алтари! И, хотя по слухам, все странности Гавена ограничивались его везучестью за карточным столом, полностью сбрасывать его со счетов юноша не стал. – Дальше я сам. – Не вопрос, но утверждение. – Да. Действовать без плана в подобной ситуации смерти подобно. Второго шанса тут не будет, и он должен все делать правильно. Неспроста ведь отец приставил к нему рыжего надсмотрщика! Джеймс достал из кармана мантии карту, удачно позаимствованную агентом лорда Поттера из огромного министерского архива. Как удобно, что лорд Гринграсс обязал служащих отчитываться об их домах. Все ради блага сообщества, разумеется. Магия, конечно, способна изменить планировку в считанные минуты... Но уж лучше иметь хоть какую–то опору, чем обходиться совсем без нее. Минуту парень изучал нарисованное; и, на пергаменте, все выглядело удивительно гладко и просто. Никаких лабиринтов, никаких сложных защитных чар, ничего! Неужели это будет так просто? Хмыкнув, Файертейл аккуратно сложил чертеж и вернул его на место. Кто–нибудь мог тотчас начать бросаться разрушительными Бомбардами; у Джеймса был иной план. Взрывные заклинания хороши посреди боя, но, если Сильверфанг находится на другой стороне дома, у него появится шанс уйти. Никаких доказательств против родителя, конечно, у него не будет – но показательная расправа, если уж до нее дошло, никогда не должна позорно проваливаться. Эффект будет ровно противоположный желаемому. Те, кого хотели запугать, будут смеяться; сомневающиеся в твоей силе получат еще один повод для размышлений; враги же могут решить, что ты совсем потерял былые зубы. Ночь скрыла его приближение, а простенькое заклинание Легкого Шага помогло добраться до самой двери незамеченным. Ворот между лесом и домом он коснулся волшебной палочкой – как раз вовремя, чтобы не позволить новым сигнальным чарам заработать. Джеймс начал бормотать про себя положенную формулу, не забывая смотреть прямо на дверь. И, в самом деле, та бесшумно отворилась, пропуская будущего убийцу. Предавая своего подлого хозяина. А нечего полагаться на дешевые защитные чары! Хотя... Справедливости ради, если ты предал Поттера, то тебя и лучшая дружина едва ли спасет. Только бегство в самую дальнюю даль от Британии. Прихожая была настолько нормальной, насколько то было возможно. Обувь, платяной шкаф, зонт, плакат квиддичной команды... Из глубины дома, тем временем, прогремел громоподобный голос. – Агх, как меня все это достало. Живешь тут один, в лесу этом темном, как последняя деревенщина... Так еще и не бывает никого! – Голос раздавался оттуда, где, согласно плану, должна была находиться кухня. – И вот что еще остается делать вечерами, кроме как картишки раскладывать? С кем это он там болтает? У него гости? Вот это осложнение... – Так ты клади их нормально уже, успеешь пожаловаться на службу. Кто так карты кладет? – Стоило Файертейлу расслышать эти слова, как у него камень с плеч упал. – Ты так у Голди ничерта не выиграешь! – Что значит... Не выиграю? – А то! А вот и первая странность. Дружеские разговоры с самим собой. На фоне многих других коллег... Так, невинная детская шалость. Некоторые невыразимцы в свои последние часы, по слухам, могут только латинскую тарабарщину из себя выдавать; настолько расстроены их умы. Джеймс, с палочкой наперевес, начал осторожно и аккуратно двигаться на звуки мужского голоса. Остальной дом спал; гремела только кухня. Хорошо, что у этого предателя ни детей, ни жены. Иначе работа могла бы принять... Дурной оборот. Зеленым глазам открылась по–своему любопытная картина. За кухонным столом восседал высокий, статный мужчина – в одних лишь трусах. Перед ним были разложены игральные карты, и взирал он на них со страстью пылкого любовника. Шестерки, семерки, восьмерки; имя им легион, и он ради этого легиона продал сперва честь, а потом и саму жизнь. – Тебе заплатили, и заплатили хорошо, но ты не стал лордом! У тебя нет семейного счета в Гринготтсе! Помни об этом, а то в канаве найдут без штанов. – Продолжал рассуждать Сильверфанг с самим собой. – Следи за руками, когда играешь! Следи давай, а то проиграешься еще с потрохами, а люди министра еще не скоро новую плату принесут. – Так я и слежу... – Теперь он пытался оправдаться перед самим собой. – Это тебе так кажется... И, похоже, Гавен в самом деле не был полностью поглощен своим пасьянсом. Поскольку игрок сумел, хоть и в самый последний момент, заметить у двери постороннего. Его реакции стоит отдать должное: он, совсем как юнец, вскочил со своего трона и ухватился пальцами за палочку. – Ты кто?! Ты что... Убирайся прочь! – В глазах мужчины мелькнуло осознание, стоило незванному гостю выйти на свет. – Ты он! Ложь, ложь, ложь... Отвечать Джеймс не стал. Мама ему, помнится, в детстве говорила, что с мертвецами разговаривать – беду на себя накликать. А Гавен Сильверфанг уже был мертв, пусть пока и ходил на своих двоих. Ничего не говоря, Файертейл направил на предателя свой верный инструмент. Посланное на удивление скорым Гавеном Разоружающее вернулось ему самому, и лишь в последний момент невыразимец успел прикрыться щитом. Тот поглотил заклинание, но моментально рассыпался во прах после этого. Было видно, что когда–то этот человек драться умел; но полностью потерял сноровку за мирные, жирные годы. И сейчас ему предстояло сполна раскаяться в этом. Второго шанса юноша давать изменнику не собирался. Пришла его пора атаковать, и он собирался показать, чему в последние месяцы выучился. Удар – и правая рука невыразимца начала на глазах гнить. Удар – и та же участь постигла левую. Удар – и язык доносчика, вместе с челюстью, покинул ротовую полость. Удар – и голый живот покрылся сотней мелких порезов. Дело было сделано. Юноша напоследок бросил одинокую карту на труп. Авось те, кто думать умеет, подумают. И выводы сделают. На выходе из дома, оставшегося без хозяина, его поджидал Рональд. Файертейлу то ли показалось в ночи, то ли на его лице в самом деле показалось облегчение, стоило Джеймсу покинуть порог. – Ты как, Джим? – С участием в голосе осведомился отцовский друг детства. – Нормально. – Нисколько не погрешив против истины сказал юноша. – Точно? – Да. Да, мистер Уизли, благодарю за беспокойство. Откуда только берутся эти расспросы? Право, словно у девчонки про первое свидание вынюхивают. Он получил задание, он его исполнил. И исполнил хорошо. Порой в жизни всё просто.

***

Утро началось с прекрасных новостей. Верная Луиза сказала, что ее Джим вернулся ночью домой и собирается всё утро провести здесь. Это послужило лучшим из возможных будильников для леди Глории Файертейл: аристократка тотчас поднялась со своего ложа и велела горничной себя приодеть. Уже целую неделю как она не видела этого проказника, и теперь она никак не могла вытерпеть. И, к тому же, парень все равно просыпается ни свет, ни заря – ни чета ей, любительнице понежиться на перинах. Раз она проснулась, то он наверняка уже нашел себе занятие... Благо проворная и опытная Луиза блестяще знала свое дело: ни единой лишней минуты не ушло на весь простенький туалет. Домашняя мантия серебряного цвета, легкие тапки, да убранные за спину волосы каштанового цвета – только и всего. Затем она велела Луизе торопиться на кухню да передать поварам, чтобы те готовили сладкое угощение; нужно же побаловать вернувшегося под ее крышу мальчика! Только тогда, убедившись, что служанка помчалась в нужном направлении, мать сама пошла к сыну, полная радостного предвкушения. По дому ей пришлось пройтись порядочно. Коридор, лестница, еще один коридор, огромный зал, из которого вела другая лестница. По дороге Глория успела обменяться парой слов с управляющим и экономом, поздороваться с сестрой мужа и отпустить коронную, надменную колкость в адрес портрета свекрови, ныне, по счастью, покойной. Эта карга и при жизни ей никогда не нравилась, а уж ее болезненно аккуратное изображение стало совершенно невыносимым. Наконец–то она добралась до крыла, где, далеко от остальных, помещалась спальня Джима. Возможно, постороннему наблюдателю подобное решение показалось бы странным. Но объяснение у такого размещения имелось и, по правде сказать, оно не было уж очень мудреным. Джеймс Файертейл родился не от главы семейства. Его отцом был небезызвестный Гарри Поттер; даже самый поспешный осмотр не оставлял в этом никаких сомнений. Чертами лица он куда больше напоминал Поттера, чем его законные дети от той французской коровы; и совсем ничего в Джиме не было от ее супруга, лорда Маркуса. Рожденные вне брака дети – не новость среди магической аристократии. Измены, игры, оргии, сводничество; сотня возможных причин, ведущих к одному итогу. Более того: вечные беды волшебников с потомством нередко заставляли чистокровных патриархов принимать бастардов к себе под крыло. Хуже, конечно, были дела, если ребенок появлялся по вине супруги... Но тут уж очень многое зависело от того, кем был родитель. Если женушка гульнула с клиентом, авантюристом или слугой, ребенка могли сдать на попечение Министерства или, чем пользовались чаще, других, менее значимых родственников. Так нежеланный ребенок, с одной стороны, исчезал с горизонта главы семьи, с другой – оставался под присмотром и, появись нужда, его можно было вернуть в семью. Например, если законных детей так и не появилось, или с ними случилось что–то нехорошее. Однако отцом Джима был сам Избранный... И его рождению предшествовали долгие, трехгодичные отношения между Гарри и ею. Посему, вскоре после рождения мальчика, у Поттера и Файертейлов состоялся откровенный разговор по душам. Тогда–то и было все решено: как и где будет расти Джим, какую роль родной отец будет играть при нем, что требуется от лорда Файертейла... И уже шестнадцать лет как это соглашение держалось. Шестнадцать лет как все стороны исполняли взятые на себя обязанности. Маркус давал Джиму кров и, по мере желания, участвовал в его воспитании; Гарри занимался образованием сына и, в будущем, должен был сам его пристроить. Глория же любила его. И сейчас она открывала дверь в спальню, желая поздороваться не с бременем, не с орудием, а со своим младшим сыном. – А кто у нас такой засоня? – Ее губы, чувственные и нежные, расплылись в счастливой улыбке. До чего же радостно было наконец увидеть его! – Вставай уже, рыбка моя! К ее искреннему удивлению, Джим по–прежнему лежал на кровати. Да еще и под одеялом! Право, случаются же странности с молодыми магами. Обычно он к этому времени уже вставал: либо что-то читал, либо упражнялся. Но, опять-таки, наверняка ему хватило упражнений и книжек за эти дни, проведенные с отцом наедине. – Мам, я уже взрослый, – лениво отвечал шестнадцатилетний Джим, – и большой. Так что тебе не надо звать меня рыбкой. – Взрослый, – не стала она спорить, рассматривая лицо младшего из своих сыновей, – но для меня вы все мелкие. И останетесь мелкими, даже когда обзаведетесь своими детьми. – Ну все же, не стоит, – он решил не сдаваться и постоять на своем, – уж точно не надо так меня звать при посторонних. – Так здесь больше никого нет, Джим. – Глория не удержалась и хихикнула, довольная его напористостью. – Но я учту твое пожелание. Парень зевнул и приподнялся на кровати. – Спасибо, мам. Я тоже рад тебя видеть. – И она хорошо знала, что он говорит эти слова от сердца. Глория, разумеется, любила всех своих детей... Но Гектор и Вега не были отвергнуты своим отцом, лордом Файертейлом. Они росли в более чем полноценной семье, не ощущая себя лишними и «не такими». Джим же толком не вписывался ни в одну из своих семей, и она, пожалуй, никогда не избавится от чувства вины за это. Даром, что она старалась... – Ну, отвечай, что делал эту неделю. – С этими словами леди Файертейл уселась рядом с сыном. – Я так по тебе соскучилась! – Да ничего особенного. Ну, отец меня тренировал, мы с ним новые чары и проклятья изучали... – Юноша повел плечами, собираясь с мыслями. – Довелось поупражняться в дуэльной магии, под его присмотром. Ничего не случилось, нет, не начинай даже. Все было под полным контролем! В целом, мам, нечего–то и рассказывать. Разве что... – Что? – Ну, помнишь, я неделю тому назад, перед отъездом, написал Дорее Малфой? – Сказал он, зевнул и затем продолжил! – Предлагая ей встретиться? – И? – Она согласилась. – Когда вы встречаетесь и где? – Деловито осведомилась любящая мать, ощутив невольный укол в сердце. Неужели она начала его ревновать? – Да вот, сегодня, вечером. А место... – Парень беззаботно махнул рукой, выдавая отсутствие готового плана с головой. – Встретимся Драгонстоуне, а дальше будет так, как вместе решим. Минутой молчания Глория воспользовалась, чтобы припомнить всё. Малфои, конечно, те еще мерзкие змеи: вовремя предавали и грамотно подставляли всю свою долгую историю. Нынешний лорд особенно отличился в этом плане; его злобная и надменная женушка так вообще "песня" сплошная... Но про их дочь, вроде как, ничего плохого не говорили. Ее она краем глаза даже встречала на приемах: среднего роста, черноволосая в мать, развитая и приятная взгляду. Профессор Лонгботтом считает, что она хорошо учится; с его положительной оценкой вроде, согласны и остальные преподаватели Хогвартса. Умная, хорошенькая, породистая... Да и вообще... Она должна доверять своему сыну. – Ее родители знают о вашем путешествии? – Глория решила нарушить тишину еще одним практическим вопросом. – Да. Ну, – тут же поправился парень, – то–есть, я так думаю, что знают. Сам–то я им не писал, еще чего. Пускай даже и не знают, пускай даже злятся. «Эти–то? Эти будут только рады, если ты их дочку возьмешь себе. Вот только не ради тебя самого. Сын самого Поттера в зятьях о–очень помог бы карьере Малфоя и цехам его благоверной женушки». – Ну что же, – решила она озвучить свое мнение, – я желаю тебе удачи на твоем свидании. Дорея – девушка хорошая, и она стоит того, чтобы к ней приглядеться. Но помни, не делай никаких поспешных шагов и сохраняй холодную голову. – Спасибо, мам. В глубине души Глория, конечно, понимала, что ее согласие... Если говорить мягко, оно не имеет важного значения. Ее сын характером во многом пошел в своего отца – унаследовав и его великолепные преимущества, и его страшные недостатки. И, в числе прочих, конечно, желание брать все понравившееся без оглядки на чужое мнение. Если Дорея Малфой ему действительно понравится, то уже ни у кого Джим разрешения спрашивать не будет. Их с Гарри отношения начались как настоящая вспышка страсти и желания. По-своему забавно даже, что познакомились они на его свадьбе. Ей надоела размеренная супружеская жизнь британской леди, а ему успела наскучить ненаглядная женушка. Даже хваленая красота вейл рано или поздно перестает радовать! Обе души просили чего–то нового, чего–то рискованного и интересного. Их роман, однако, оказался чем–то большим, чем случайной встречей для утоления похоти; то, что начиналось на приеме у министра как легкий флирт, вскоре превратилось в стойкую привычку. В потребность даже. И ему, и ей нравилось спать друг с другом, встречаться друг с другом, просто совместно проводить время отдыха. Маркус узнал об этом, но, тогда, не стал возражать против их романа. Более того: он порой присоединялся к ним в их кураже и веселье. Всё казалось простым, всё казалось таким простым... Ее беременность и рождение Джима не покончили с романом, о нет. Гарри ни за что не отказался бы от нее из–за таких осложнений. Она ему только больше нравилась теперь! Зато ее отношения с Маркусом изменились навсегда – ведь речь теперь шла о необходимости растить чужого ребенка, а не о простых развлечениях. Из семейных отношений исчезла сердечность, они потеряли чувство привязанности. Нет, ее супруг никогда ее не бил, никогда с нею не ругался... Но и не давал ей проникнуть за возведенную им ледяную стену отчуждения и отторжения. Их брак окончательно превратился в ритуал, в пьесу, которое демонстрируется публике, но к которой актеры успели остыть. Утешало только то, что Гектор и Вега по–прежнему любили свою маму, и старались, как могли, подружиться с Джимом. Тот был с ними вежлив, добр... Пусть из–за отца они и не стали настоящими друзьями, зато они были хорошими приятелями. Оставалось радоваться возможному. – Джим... Ты целую неделю провел с отцом: занимался, упражнялся, учился. Долгое время он с тобой провел, в общем. – Шатенка решила сменить тему, и обсудить нечто куда более важное. – И неужели он тебе ничего не сказал о твоей карьере? О твоей дальнейшей судьбе, ведь школа так скоро кончится... Давным–давно было решено, что о будущем ребенка позаботится его родной отец. До совершеннолетия он оставался под крышей Файертейлов, но устраивать его судьбу самостоятельно Маркус не захотел. Отнекивался, прятался за прошлыми договоренностями. Все ее попытки уговорить мужа смягчиться, а их она предпринимала множество за эти годы, неизменно завершались провалом. Час тем временем неуклонно приближался, и она желала конкретных ответов. – Ну почему же. Он сказал. – Глория тотчас обратилась в слух. – Я буду работать на него. Без формализма, без условных ограничений. Делать, что мне говорят, и продолжать обучение. Показалось, будто биение сердца ускорилось. Именно этого она и боялась. Ей всегда было страшно, когда Гарри начинал скупо хвалить таланты и умения их сына. Всегда казалось, что за этими словами таится нечто куда как более зловещее, чем желание угодить матери добрым словом о ее ребенке. Он собирается втянуть их Джима в свои дела! Он еще так молод, совсем неопытен!.. Ему рано рисковать собой. Очень рано! Она, она и только она должна встретиться с ним. Поговорить с ним. Убедить его. Чего бы это не стоило ей самой. – Мам, – неожиданно серьезным голосом произнес Джим, – я знаю, о чем ты думаешь. Не надо. Не делай этого. – Тебя что, уже обучили Легилименции? – Еще нет, но никакие чары мне сейчас и не нужны. Все написано у тебя на лице. – Проговорил он. – Знаешь, что глупее, чем тягать льва за его усы? – Что же? – Тягать его за усы, зная при этом, что ничем хорошим это не закончится. Льва ты не подвинешь с места... Зато руку ему подставишь. – Он улыбнулся ей, явно желая поддержать и убедить в своей правоте. – Не надо его злить. О, и она это чертовски хорошо знала! Глории уже доводилось попадать под горячую руку любовника – как раз зачастую из–за расхождений во мнениях о воспитании Джима. Женщине, матери методы и приемы Поттера казались зверскими, недопустимыми в обращении с детьми. И она, на свою беду, регулярно об этом заявляла. Расплачиваться приходилось спиной, щеками, волосами... Впрочем, гораздо хуже побоев и сцен было то, что все ее слова разбивались об стену. Гарри твердо намеревался из обоих сыновей вырастить магов–воинов, превратить их в достойных себя наследников... Ничто, казалось, не могло его принудить изменить этого утилитарного отношения к отпрыскам. – Я хочу, чтобы у тебя были нормальная работа, нормальное жалование, нормальная жизнь! – Джим прав. Его не переубедить. Она могла только жаловаться. Но зато этого права у нее не отнять! – Я не хочу засыпать каждую ночь в страхе за тебя... – Мам, будь спокойнее. Все будет хорошо. Отец и не собирается отправлять меня охотиться на рецидивистов первее авроров. – Попытался он ее заверить. – В конце концов, я и его сын. Не только твой. – А я–то, наверное, это уже и забыла? Ты так считаешь? – Прости. Я не хотел тебя обидеть. И тогда леди Глория Файертейл обняла своего сына. Ничего больше говорить о будущем она не хотела; но она, как мать, могла поддержать сына иначе. Слова пусть ему говорят отец и найденные им учителя; кто–то должен и обнимать. Обнимать и любить, ничего не требуя для себя взамен. Раз она не сможет защитить Джима от нрава Гарри, то никто не помешает ей оказывать Джиму те знаки внимания, в которых он остро нуждается. – Мам, – спросил парень, освобождаясь из ее крепких объятий, – а вы–то тут как без меня? – Гектор снова пытался облететь все поместье на метле менее, чем за минуту. – Она незаметно порадовалась возможности переменить тему разговора. Поговорить о чем–то более приятном, чем характер и поступки ее любовника. – Пытался? Значит, не вышло? – Минута и пять секунд. – Замер был настолько точным? – Настолько. Никакой ошибки быть не может... – Женщина вновь улыбнулась, припоминая эти позавчерашние события. – Но он говорит, это все вина метлы. Устаревшая модель, все дела. Требует у отца, чтобы он купил ему новую и обещает, вопреки всему, установить рекорд. – А Вега? – В глазах Джима она заметила искренний интерес. Словно бальзам на душу! – О, она, как и хотела, отдыхает этим летом. Нечего сказать, переутомилась в школе... – Хихикнула Глория, сын последовал ее примеру. – Но жалуется, что ты ей совсем ничего не писал на этой неделе. Она скучала по тебе! – Да это все отец, – ответил парень, – так меня гонял, что я ничем заняться другим не мог. А когда он меня все же отпускал, то ничто, кроме сна, меня попросту не влекло. Вот я и не смог ничерта написать, хотя и понимаю, что вышло некрасиво. – Насколько же ты теперь к нам вернулся? – Робкая надежда явственно отразилась в ее голосе. – Да пока отец вновь не вытребует. – Повел плечами юноша. – У него сейчас важные дела в Министерстве, ему некогда. Точных сроков, уж прости, назвать никак не могу. – Да, я это хорошо понимаю. Дверь в спальню открылась вновь. Туда вошла Луиза в ее скромном, полностью закрытой мантии – ничего другого в обществе детей она не позволяла себе носить. Сказывались как полученное ею воспитание, так и личная скромность ее застенчивой горничной. – Миледи, завтрак готов. – А остальные сони? – Милорд одевается у себя, – с готовностью ответила Луиза, – а Гектор и Вега уже ждут в столовой. Джим тотчас поднялся с кровати, отбросив в сторону одеяло. На тихую радость скромнице Луизе, спал он в белье, а одевался со всей отцовской стремительностью. И половины минуты не прошло, как он успел заявить бодрым, веселым голосом. – Пойдем, мам. Не будем заставлять остальных ждать