Геометрическая прогрессия

На опознание Вишневский, закинувший под язык две таблетки валидола и глотнувший своей настойки, но всё равно бледный, как чистый холст, прибыл в сопровождении брата. О том, что у неё есть ещё один дядя — Витя, Виктор Сергеевич (старший брат Гвидона Елисей умер много лет назад), Варя узнала только полгода назад. И вот теперь братья Вишневские, оба уже не очень молодые, в обнимку брели от остановки автобуса к городскому моргу. Их встретил мрачный, как туча, полковник Жилин в сопровождении хмурого санитара. Отказавшись отвечать на какие то ни было вопросы, братьев повели жуткими коридорами куда-то в глубь здания. Было жутко, тоскливо, гаже некуда. Пахло отчаянием. Наконец мужчины вошли в помещение с низким потолком, где на кушетке лежало накрытое простынёй тело. Гвидона затрясло. — Голубчики… — с трудом начал полковник, стаскивая фуражку, — Я понимаю, нелегко, но… Давайте попробуем… Только… Лицо… Как бы его… нет… Гвидон окончательно побелел и стал заваливаться на бок. Виктор с громким кряхтением поддержал его и усадил на стул у стены. — Давайте я! — храбро предложил он, делая шаг к кушетке, заслоняя брату обзор. Жилин кивнул санитару, тот безэмоционально приблизился в телу. — Готовы? Жилин и Виктор Сергеевич синхронно кивнули. Санитар откинул простыню. Полковник не соврал — лица у лежащей на кушетке девушки и правда не было. Вместо него осталось жуткое кровавое месиво — ни носа, ни глаз, только тёмная линия рта и бело-жёлтые островки уцелевшей кожи. Длинные заплетённые в растрёпанную косу волосы слиплись и лежали у шеи. Виктор Сергеевич молчал. У стены послышалось кряхтение, шум сдвигаемого стула, шарканье. Гвидон, пересилив себя, всё-таки приблизился к кушетки и ухватился за плечо брата. — Если так трудно, вон одежда… её, — кашлянув, подал голос Жилин. Братья, как по команде, синхронно повернули бородатые головы влево — там, на обшарпанной табуретке неаккуратно была свалена груда окровавленного тряпья — тёмно-серое платье, светлое, покрытое коркой бордовой запёкшейся крови, под табуретом — тёмные туфли, а на самом верху — так же «украшенный» тёмно-красными пятнами невероятно яркий для подобного гардероба шарф. Гвидон вновь начал заваливаться набок. Когда санитар и Виктор Сергеевич в четыре руки усадили художника и сунули ему под нос ватку с нашатырём, он пару секунд посидел без движения, потом вдруг кинулся к кушетке, сдёрнул простыню до середины, напряжённо вгляделся… — Там шрам от аппендицита, — меланхолично подсказал санитар. Вишневский рассеянно закивал. Жилин тяжело вздохнул. Обезображенный труп молодой девушки обнаружили на набережной в непосредственной близости от телецентра около семи часов вечера, когда окончившие рабочий день катамарановчане, трудящиеся в близлежащих предприятиях, двинулись домой или просто решили пройтись по набережной. Тело нашёл продавец местного магазинчика, чей путь домой пролегал через отдалённый участок набережной. Молодой человек решил срезать путь до остановки и наткнулся на безжизненное тело, залитое кровью. С продавцов едва не случился инфаркт, но, совладав с собой, он бросился со всех ног обратно в магазин, откуда вызвал милицию и «Скорую». Пятнадцать минут спустя место преступления было огорожено, вокруг толпились зеваки, среди которых оказалось немало сотрудников телецентра. Они-то, в лице нескольких молоденьких девиц, и опознали убитую — по яркому шарфу. — Это Варька, из редактуры! — взвизгнула одна, — Шарф — глянь! — Точно! — ахнула вторая, — И шмотки такие, бабкины, только она носит. И шарф! Выяснилось, что узор на шарфе в точности повторяет картину отца-художника «Варьки». Девчонки даже вспомнили, как Варвара рассказывала об этом шарфе, как о подарке отца на день рождения. Жилину, выслушавшему девчонок, совсем поплохело. Гвидон так долго смотрел на тело, словно что-то припоминая, что полковник уже подался было вперёд, чтобы увести несчастного отца, уже придумывал, что бы такого сказать, чтобы немного отвлечь, утешить… Внезапно художник дёрнулся всем телом, неловко набросил простыню обратно, едва ли не бегом кинулся к ногам погибшей, лихорадочно откинул с них простынь повыше, схватил одну ногу и внимательно вгляделся в ступню. Затем проделал то же самое со второй ногой. Лицо его разгладилось. — Это не Варька! — убеждённо заявил он. Жилин похлопал глазами. — У Варьки вот тут, — он ткнул узловатым пальцем в ступню мёртвой девушки, — Шрам должен быть. Она на гвоздь наступила в детстве, шрам остался, заметный. Не она это. — Гвидон Сергеич… — Жилин облегчённо почесал в затылке — с души полковника точно камень упал, — Так шарф-то… — Что — шарф? Что — шарф?! Может, Варька потеряла, а она нашла! Не знаю, отстаньте! Где дочь моя?! — У нас больше никого нет неопознанного, — ожил санитар, по-прежнему расслабленный и меланхоличный, — Значит, живая. — Живая! — заликовал Гвидон, резво семеня к брату, — Витька! Жива! — Ну и хорошо, голубчики, — весело подытожил Жилин, стараясь не смотреть на неопознанную девушку, — Пойдёмте, провожу вас… Флегматичный санитар замкнул процессию. — Товарищ полковник, — окликнули Жилина в коридоре, — Там телефон надрывается, в приёмной… Какая-то Вишневская… Полковник кинулся к телефону, за ним бросились оба старика. Санитар, не меняя скорости, продолжил свой путь. Когда братья Вишневские в сопровождении полковника ворвались в отделение милиции, их встретили всклокоченная задёрганная Ритка и зарёванная Варя, моментально бросившаяся на шею отцу. — Па-апа-а… Па-а-ап… Виктор Сергеевич, кряхтя, топтался рядом, всплёскивая руками. — Жуть какая! Как они могли перепутать? — вполголоса причитала Рита, — Я им домой названивала-названивала, всё надеялась, она трубку снимет… А она сняла — мол, что такое, батю с дядькой потеряла… Я сказала… Ох… Принеслась… Хотела в морг лететь, я сказала — нет, ещё разминётесь… Фу… — Мы на вас жалобу подадим… коллективную, — вякнул осипшим голосом Виктор Сергеевич. — Да! — взвизгнула Варька из-за плеча отца, — Вы чего меня похоронили?!.. — Голубушка… Товарищи… — Жилин совершенно растерялся, — Так свидетели же опознали… Я ж не с потолка это взял, вы чего… Шарфик-то… — Шарф Варькин, — угрюмо подтвердила Ритка. Вишневская разрыдалась ещё горше… — Она попроси-и-ила-а-а… На свида-а-ание-е-е… — Кто? Кто попросил, Вишенка? — Рита присела на корточки возле рухнувшей на стул подруги. Успокоить Вишню удалось только через несколько минут. Тогда же вскрылась и тайна трупа на набережной. Таисия Лагутина, дочь крупного чиновника, всячески обласканного не только районными, но и областными властями ещё при Небетонове, играла в государственном оркестре на телевидении. Последние месяцы шла усиленная подготовка к юбилейному концерту Всеволода Старозубова. Молоденькая флейтистка постоянно торчала в телецентре и успела сдружиться с некоторыми сотрудниками. В том числе и с Варькой. В тот злополучный день Тася отловила Вишневскую во время обеденного перерыва. — Варюша, — мило картавя, прошептала она, — Варечка, одолжи мне шарфик… на вечерок! Я завтра верну, честно! Меня на свидание позвали… — Ну я и дала, жалко что ли! — плаксиво подытожила Варя, хлюпая носом, — Таська аккуратная, вежливая, сказала — принесёт, значит принесёт… Очень обязательная… была… О-ой… — Варь, — Рита аккуратно погладила подругу по голове, — А с кем у Таси было свидание? Она не говорила? — Нет… — Вишня помотала головой, косы мотнулись туда-сюда, — Она недавно с ним начала… дружить… Даже имени не говорила… Сказала только, что он тоже музыкант… Я думала, из оркестра… — Так, — полковник почесал лоб, сдвигая фуражку на затылок, — Ритуль, пробить надо этих… оркестрантов… — Пробью. Варь, успокойся… Тасю, конечно, жалко… Но главное — ты жива… — Пойдём домой, дочка, — оживился совершенно солидарный с Риткой Гвидон, — А вы, кочерыжки, разберитесь… Виданое ли дело — живую девку чуть не похоронили… Взбаламутили… И-ихь! Виктор Сергеевич кряхтел что-то одобрительное, суетясь вокруг. Полковника Жилина весь вечер не покидало мерзкое чувство, что просто так история с трупом чиновничьей дочки, молоденькой флейтистки, не закончится. Алёны снова не было дома — снималась в Ленинграде в многосерийной ленте о буднях работников правоохранительных (какая ирония!) структур. Некому было поговорить со смурным Митей, утешить его, развеять его предчувствия… Ритка недавно огорошила дядю известием о том, что выходит замуж за своего друга-музыканта, и продолжила проводить всё свободное время в компании жениха, несмотря на то, что свадьба была отложена до возвращения из тюрьмы Сергея. Мите было скучно, тоскливо, одиноко, а сердце сжимало нехорошее предчувствие. Чуйка не подвела полковника. На следующий же день порог Катамарановского отделения милиции перешагнули двое мужчин в форме. — Полковник Шанин, — бухнул сухопарый, мрачный, неравномерно седеющий и лысеющий мужчина лет пятидесяти, со сжатыми в нитку губами и кустистыми бровями. — Капитан Терехов, — жизнерадостно отрекомендовался молодой бравый парень с симпатичным, даже кинематографичным лицом, густыми русыми кудрями и лучистыми голубыми смеющимися глазами. — Э… Добро… как говорится… у-ху-ху… пожаловать… Присаживайтесь. Может, чайку? — Мы, полковник, не чаи гонять приехали! — сердито осёк его Шанин, — Нас направили из Области, — последнее слово он выделил, словно это было синонимом «ЦК КПСС» или чего-то в этом роде, — Для расследования обстоятельств гибели дочери товарища Лагутина, — на этих словах полковник Шанин так выразительно посмотрел на затаившуюся за столом Риту своими колючими глазами, что Жилина невольно приподнялась, вытянулась в струнку и едва не отсалютовала похожему на сморщенный гриб полковнику. — Э… Курсант школы милиции, младший сержант Жилина, — скорее подсказал, нежели представил Митя. — Давно учитесь… младший сержант? — с неприязнью осведомился полковник Шанин, буравя Ритку цепким взглядом. — Г… Год, — сипло выдавила Жилина, пытаясь стать меньше ростом. — И уже внеочередное звание, — почти с отвращением процедил Шанин и отвернулся. Капитан Терехов украдкой ободряюще улыбнулся побуревшей девушке. — Маргарита второй год на службе, — негромко сообщил Митя, — К званию представлена за особые заслуги… — Не без вашей помощи, полковник? — едко уточнил Шанин, — Не преминули подсуетиться… ради дочери… — Рита не моя дочь, — странным голосом прервал его Жилин, — Она мне племянница. — Какая разница? — ничуть не смутившись, отмахнулся Шанин, без приглашения усаживаясь за свободный стол, — Заключение криминалиста уже готово? Заключение было готово. Готовила его специально прибывшая ещё вчера из Дубовского высокая громоподобная короткостриженная судмедэксперт постбальзаковского возраста. Она коротко и басовито представилась: «Любовь!», работала почти всю ночь, провоняла весь морг «Беломором» и, кажется, успела произвести неизгладимое впечатление на дежурного санитара. Тем не менее отчёт был готов ещё рано утром, и теперь Любовь, а точнее Любовь Геннадьевна, явившись пред очи полковников, капитана и младшего сержанта, бодро рапортовала, распространяя по кабинету аромат духов «Красная Москва»: — Лагутина Таисия Глебовна, двадцать три года, уроженка Ленинграда. В Катамарановск приехала с родителями в возрасте пяти лет — отца назначили на должность второго заместителя председателя горисполкома, потом перевели в облисполком… — Сослали, что ли? — бухнул Шанин. Рита поёжилась. — Назначили на должность, — сварливо уточнила Любовь Геннадьевна, подняв на полковника неприязненный взгляд, — Оказали доверие. Я продолжу? К Ритиному удивлению, Шанин слегка стушевался и знаком позволил продолжать. — Окончила Дубовское музыкальное училище с отличием по классу флейты, была распределена в оркестр… Неважно! Вот, что я узнала. Тело было обнаружено на набережной. Причина смерти — асфиксия. Удушили, судя по всему ремешком её же сумочки… Но! На теле я обнаружила след от укола. Кровь уже отправила на токсикологическую экспертизу в Дубовское, если моя теория подтвердится… В общем, дождёмся результатов. — Наркоманка? — снова ожил Шанин. Судмедэксперт смерила его уничтожающим взглядом. — Нет, — отрезала она, — Я, товарищ полковник, наркоманов на своём веку повидала немало, девочка, судя по всему, не употребляла ничего крепче кефира. След от укола был один, на шее. Будто её застали врасплох и вкололи… не знаю пока, какое-то снотворное, транквилизатор, может, наркотик. А после оттащили куда-то и задушили. Да, убили её в другом месте, не там, где обнаружили труп. Её таскали с места на место. Волоком. — Он не мог её на руки поднять? — неожиданно, особенно для самой себя, спросила Ритка. Все синхронно повернулись к ней. — Бессознательное тело тяжелее, чем… небессознательное, — ласково пояснил Жилин. — Или действительно, преступник был… слабым? Хрупким? Не знаю, низкорослым, — вдруг поддержал Ритку капитан Терехов, — Или это вообще была женщина. Таисия, кажется, была довольно стройной девушкой? — Достаточно, — кивнула Любовь Геннадьевна, — В любом случае, на теле никаких следов, похоже, убийца был чуть ли не в водолазном костюме… — И чем ему не угодила бедная девочка? — сокрушённо покачал головой Терехов, разглядывая фото убитой, которая и впрямь была очень молодой и симпатичной, — Враги у неё были? — Нет, — подала голос Рита, судорожно ковыряясь в своих бумагах, — Её очень любили, и в оркестре, и… на телевидении она… и весь оркестр недавно… Они в концерте Старозубова участвовали… Ну… Вот… Я вчера всех опросила — все, как один, говорят: тихая, скромная, вежливая, милая… Ни одного плохого слова… — В оркестре она три года, — вставила Любовь Геннадьевна. — Да… В день смерти собиралась на свидание. Никто не знает, с кем она… ну… э… — Дружила, — подсказал Терехов, лукаво сверкнув голубым глазом. — Ага, — Риткины щёки чуть порозовели, — Она никому не рассказывала. Особо близких подруг у неё было две: скрипачка Тоня Макарова и виолончелистка Вика Марышева. Вот они знали, что она с кем-то… дружит, он местный, но не из оркестра. Но тоже музыкант. — А не с самим ли Старозубовым она снюхалась? — брякнул вдруг Шанин. — Ну… — Жилин тревожно переглянулся с Ритой, — Он же… Большой артист, у-ху-ху… — Вы что, его подозреваете? — Я всех подозреваю, — жёстко отрезал полковник, — И Вам советую, товарищ младший сержант! Ясно же, что убийца — любовник этой Таисии! Рита потупилась. Старозубов быть любовником Таисии не мог. Это знал весь Катамарановск. Всеволод Старозубов, достояние Катамарановска, всесоюзный любимец, всегда отличался невероятной скрытностью во всём, что касалось его личной жизни. Тем не менее, в таком крошечном городке шила в мешке, как говорится, не утаишь. О Севе и раньше ползали всяческие сплетни, но шепотки завистников всегда оказывались много и много тише и беспомощнее голосов подавляющего большинства поклонников таланта артиста. О личной жизни Старозубов всегда помалкивал, а потому в Катамарановске любая собака знала, что артист состоит, что называется, в отношениях с мужчиной, из простых, не то таксистом, не то водителем автобуса. После отмены известной статьи прошло уже довольно много времени, но даже это не заставило Старозубова приподнять завесу тайны. Почитатели таланта из уважения к патологической скромности артиста этой темы не касались нигде и никогда, но знали все. А если не знали, то догадывались. Отдельные личности до сих пор плевались, но в общем и целом сошлись на том, что это личное дело артиста. Конечно, сыграло свою роль и твёрдое желание певца не распространяться о личном. Это импонировало всем без исключения. Как к подобным деталям отнесутся товарищи из Области, было непонятно, поэтому Жилины замялись. — Во-первых, у Старозубова алиби, — жёстко и хладнокровно сообщила Любовь Геннадьевна, — Он до ночи вчера записи сводил на телецентре, в компании нескольких человек — звукооператоров, монтажёров, товарищ полковник! Чего молчите? — Да, да, я лично проверял, — припомнил Жилин, — Вчера ходил… — А во-вторых, Старозубов живёт с мужиком, — безжалостно добавила Любовь Геннадьевна, — Это все знают. Терехов удивлённо поднял брови, Шанин в сердцах сплюнул. — Мерзость… Вот в наше время… — Ой, перестаньте, — неожиданно отмахнулась от сурового полковника судмедэксперт, — Ваше время… А сейчас что — не ваше? Чего тогда здесь делаете? Шанин совсем неожиданно скис и замолчал. — Значит, алиби у артиста? — бодро подытожил Терехов, зачем-то стреляя в побуревшую Риту глазами, — А у других оркестрантов? Время смерти подскажите?.. — Между тремя и пятью вечера. — Репетиция оркестра закончилась, все разбрелись, кто куда… Надо всех проверить… — Уже начали, — Рита выудила из папки список оркестрантов, напротив некоторых фамилий стояли пометки. — Этого недостаточно, — проворчал пристыженный Шанин, — Всех работников телецентра проверить. Мало ли, кому она насолить могла… Возможно, дело вообще в Глебе Ильиче… Родителям сообщили? — Сообщили, — вздохнул Жилин, — Приедут сегодня вечером. — Тело не выдадим, — отрезал полковник Шанин, — До окончания следственных мероприятий. — Известное дело… — Жилина, Терехов — в поле. Берёте списки, делите, опрашиваете, — рубленно приказал полковник. Рита посмотрела на дядю — Жилин ласково кивнул. Полковник поджал губы — он, очевидно, запамятовал, что не является здесь старшим по званию, а Маргарита — вообще не его сотрудник. — Я могу идти? — едко поинтересовалась Любовь Геннадьевна. — Конечно, голубушка, — спохватился Митя, — Спасибо Вам огромное, очень выручили нас! Судмедэксперт усмехнулась и вышла. Шанин проводил её сердитым взглядом. — Развели здесь, понимаешь ли, — проворчал он, — Голубушка… выручили… Детский сад какой-то! Ясельная группа! — Товарищ полковник, мы привыкли с людьми по-людски, — ласково парировал Жилин, — Давайте-ка мы с Вами чайку всё-таки выпьем, за знакомство, так сказать… Шанин заскрипел зубами, но спорить не стал. Рита с капитаном под шумок выскользнули из кабинета, вооружившись списками. — Не обращай внимания, — подмигнул Терехов, не успели они сделать и пары шагов, — Старик пошумит и успокоится, бывший вояка, что с него взять. Он дядька неплохой и опер классный, въедливый… Андрей, — он протянул Рите широкую крестьянскую ладонь. — Рита. — Как оркестр и телевизионщиков делить будем, Рита? — блестя голубыми глазами, капитан улыбался во весь белозубый рот. — Э… Давайте… — Давай на ты? — Можно… Бери весь оркестр, — решила Ритка, всучив Андрею список, — А у меня на телецентре… информатор есть… один… Я туда скатаюсь… — Надо же — информатор, — с уважением протянул Терехов, принимая бумаги и бегло их просматривая, — Надёжный? — Не то слово. О том, что «информатора» самого чуть было не перепутали с убитой Таисией, Рита умолчала.