***
Выпроводив последнего ученика, я сделал перерыв на чай, наслаждаясь тишиной и кратким мигом одиночества, и занялся подготовкой к праздничному ужину. Захотелось порадовать именинника чем-нибудь особенным и предпочтительно без беготни по супермаркетам. Открыв на телефоне приложение «Гетир», я принялся складывать в корзину нужные продукты. От выбора мясных стейков меня отвлёк стук в дверь. Странно, мы вроде никого не ждали. Может, Фредди решил осчастливить нас своим присутствием? Но он, как правило, не стучал, а трезвонил, как ненормальный, и вообще-то не собирался к нам в гости. Иначе бы предупредил. Пока я терялся в догадках, стук повторился, только громче и настойчивее. Роджер до сих пор плескался в душе, и открывать пришлось мне. На пороге мялся незнакомый парень, подозрительно смахивающий на араба. У нас что, опять интерком накрылся? Кто его впустил в подъезд? Смерив меня хмурым взглядом, он вручил несколько бумажных пакетов и, буркнув что-то похожее на поздравление, торопливо сбежал, будто опасаясь, что я кинусь за ним вдогонку. В недоумении сгрузив всё на кухонный стол, я развернул упаковку, на которой была прикреплена яркая открытка в прозрачном пластиковом конверте. Увидев перевязанные красными лентами и составленные друг на друга аккуратные картонные коробочки с логотипом одного из самых дорогих ресторанов Лондона, я безнадёжно вздохнул. Суета по поводу ужина оказалась напрасной. Пока я вдалбливал юным неучам основы физики, Роджер времени зря не терял. Назаказывал деликатесов и, конечно же, потратил кучу денег. — Еду привезли? — неожиданно послышалось за моей спиной, от чего я вздрогнул и оглянулся. Роджер бесшумно появился в обмотанном вокруг бёдер полотенце, с мокрыми, стянутыми в хвост волосами. Деловито сунул нос во все пакеты и удовлетворённо хмыкнул. — Супер! Жрать хочется до жути. — Почему не пообедал? — Один? — Он отрицательно замотал головой. — Ты занимался с таким прелестным мальчиком с соблазнительной фигуркой, что я не посмел вам мешать. Ну, знаешь, посудой греметь, отвлекать тебя… Заискивающе посмотрев на меня, он скользнул ладонями на мой живот и принялся поглаживать. Опять пытался отвлечь. Не выйдет! Интересно, когда он успел разглядеть прелести моего ученика? Вот уж, что называется, глаз намётан. — Какой же ты всё-таки бесстыжий! — Я привлёк его к себе. — Этот скромный и воспитанный мальчик — несовершеннолетний! А твои распутные мысли на его счёт неуместны и вульгарны. Он вырвался, смеясь, и уселся передо мной на столешницу. Подняв ступню, он подцепил большим пальцем край моей футболки и потащил вверх. Дотянулся до соска и слегка придавил его, массируя. Это было приятно. Это пробуждало желание и отвлекало от накатившего было раздражения. — Когда-то и ты был скромным и воспитанным, — наблюдая за своими действиями, бесхитростно отозвался он. — А сейчас посмотри на себя. Дай тебе волю, так не будешь вылезать из моей задницы! Да и сам с удовольствием подставляешься, — продолжал он нагло разглагольствовать, а у меня сбивалось дыхание. — Похлеще течной сучки. Разве что прилюдно не даёшь себя лапать. К моим щекам прилила кровь, а из горла вырвался нервный вздох. Его палец всё ещё мучил мой сосок, от чего накрывало каким-то развратным отупением. Бесцеремонно сдвинув мешающие вещи в сторону, я схватил Роджера за щиколотку и уложил на столешницу, закидывая его ногу себе на плечо. Полотенце разъехалось, открывая моему взору гладко выбритый пах. Наклонившись, я поцеловал Роджера. И на каждое моё последующее прикосновение он выгибался навстречу, притираясь как можно сильнее. А ведь я сам был опьянён его видом почти до болезненных ощущений. Да, чёрт возьми, он безумно возбуждал! Так, что у меня отказывали все мыслительные функции, когда он был вот таким. Он будто наслаждался своими пороками. Его похоть бесила, но она же и распаляла моё либидо. — Перестань… — сглотнул я пересохшим горлом. — Мы и так с тобой целуемся у всех на виду, как влюблённые подростки. Безо всякого стыда… — И что в этом плохого? — удивлённо перебил он. — Мы что, преступление совершаем? Я хочу целоваться с тобой, и мне всё равно, как на это реагируют другие. Вот как объяснить этому вредному мальчишке, что не всем приемлемы такие отношения. Он не понимал, что интимную жизнь не следует выставлять на публику, что проявления страсти должны оставаться за закрытой дверью. Но спорить с ним, когда в мыслях только потребность в немедленном сексе, не было желания. — Порой мне кажется, что ты специально провоцируешь. Тебе нравится выводить меня, да? — Роджер сморщил нос и игриво закусил кончик языка. Опять дурачится. — В большинстве случаев ты ведёшь себя как взрослый разумный человек. И это радует. Но иногда в тебя будто вселяется капризный избалованный ребёнок, которого так и тянет выдрать хорошенько по жопе и поставить в угол. Или того хуже — развратная шлюха, которую тоже хочется выдрать, а потом безжалостно отодрать. — Ничего себе, какие откровения! — ухмыльнулся Роджер и призывно провёл языком по губам. Вероятно, мои слова его ничуть не задели, только раззадорили. — Извини… — Я отпустил его и отодвинулся, скрестив руки на груди. — Просто ты пугаешь меня такой резкой сменой образа, и я теряюсь. Я не перестаю удивляться: как можно быть настолько порочным и в то же время невинным? Это сбивает с толку. Как будто шило в заднице мешает тебе спокойно жить. Роджер сел, поправив полотенце, лукаво прищурился и, улыбнувшись, спросил: — Что ещё тебя напрягает? Это же явно неполный список? Выкладывай, я не обижусь… Я вздохнул. Не стоило в такой день устраивать словесные стычки или поучать его. Тем более это всего лишь мои загоны. Потому что я другой и не привык жить так, как живёт Роджер. А он ждал моего ответа, и во взгляде его читалась издёвка. Конечно, ему всё смешно. — Например, вот это… — Я нехотя указал на пакеты. — Зачем заказывать еду из ресторана, если можно купить продукты в магазине и приготовить? Это же бесполезные траты и… — Да ну тебя, кудрявый, — фыркнул Роджер. — Я не хочу, чтобы ты ещё у плиты возился. И так столько времени потратил на учеников. А тут уже всё готово. — А деньги выкидывать не жалко? — Слушай… — Он спрыгнул со стола, приблизился и обнял меня, утыкаясь в ложбинку между ключиц. Я чувствовал его горячее дыхание на коже и аромат шампуня, исходивший от его волос. Скользнув ладонями по его влажной спине, я остановился на ягодицах, обтянутых тканью. Как же она мешалась! — Сегодня мой день рождения, — зашептал он сквозь поцелуи. — Давай сделаем по-моему. Тем более мне для тебя ничего не жалко. — Родж… Я достаточно зарабатываю, чтобы обеспечить себя. И категорически против, чтобы ты тратился на меня. Это как-то неправильно. Я мужчина и… — Ты меняешь простыни на моей кровати в два раза чаще, чем я. И на своей, кстати, тоже. Да ещё и стираешь! Собираешь всю грязную посуду и моешь, не прибегая к помощи посудомоечной машины. Вот это вообще за гранью понимания! И лучше меня знаешь, где находятся мои контейнеры для линз и очки. Готовишь (у тебя это классно получается!), прибираешься (я бы так точно не смог!) и, в отличие от меня, подружился с моим роботом-пылесосом. Это я даже комментировать не буду. Понимаешь теперь, как Матильда тебе благодарна? А когда ты стал собирать моё шмотьё в корзину для белья, она пришла в полный восторг! Сказала, что ты влияешь на меня положительно. — Я удивлённо изогнул бровь. — Она говорит, что мой парень, кто бы он ни был, похоже, отличный малый. А всё потому, что моё жильё выглядит относительно чистым. Это она ещё твою квартиру не видела. Вот уж где идеальный порядок! Я не стал её разубеждать, что дело не в моём выдуманном старании, а скорее в твоей педантичности и занудном перфекционизме. Но на один короткий миг — можешь гордиться этим! — я даже устыдился. Вроде как сам же должен заниматься подобной фигнёй. — Заявление насчёт «подобной фигни» меня прямо-таки возмутило. А от «занудного перфекционизма» свело скулы. — А потом меня отпустило, — как ни в чём не бывало продолжил Роджер, обезоруживающе улыбаясь. — Раз я не в состоянии вести домашнее хозяйство, то нет смысла сожалеть об этом. Не самое моё плохое качество. Согласен? Есть ведь что-то хуже разбросанной одежды и немытых кружек? Звучит не совсем романтично, потому что мне сложно подобрать нужные слова. Зато я честен перед тобой! Так вот к чему это… Ты столько делаешь для меня, а в ответ, кроме своего дрянного характера, мне и предложить-то нечего. Могу я хотя бы так выражать свою благодарность и заботу? И не забывай, я тоже мужчина! — И он победно вскинул подбородок. Иногда мне казалось, что Роджер не осознавал, как много в нём вот этих раздражающих черт. Для него всё было в порядке вещей и не особо волновало, что могло причинить кому-то неудобство. Он был испорчен роскошью и вседозволенностью, но между тем, абсолютно наивен в житейских вопросах. Это словно требовать от избалованного пятилетнего малыша, чтобы он стирал, гладил и готовил на всю семью, да ещё и бюджетом распоряжался. Конечно, Роджер не был ребёнком, по крайней мере, когда не страдал приступами ребячества, но бытовым мелочам его никто не обучил. Да и зачем, когда с рождения привыкаешь к обслуживанию целого штата прислуги. За всё время нашего тесного общения я узнал, каким он мог быть разгильдяем. Но здесь и сейчас передо мной сидел трогательный в своей неуклюжей заботе подросток, который не умел по-другому. Ведь он, как и я, впервые учился быть в отношениях и разделять общий быт. Он познал жизнь, возможно, он увидел многие отвратительные её стороны и в этом был гораздо опытнее. Но касательно собственного комфорта, всё, на что он был способен — это воспользоваться банковским счётом. Его комфорт был создан чужими стараниями, а сам он при этом проявлял невероятную беспомощность. — Роджи, мы ведь обсуждали это не раз… — Не вижу смысла упрекать меня в расточительстве, — тут же перебил он. — Неужели из-за этого мы будем ссориться? Ты хоть представляешь, насколько это незначительно? Пока у меня есть возможность, я буду ей пользоваться. Я тоже об этом говорил. Ну, такой вот я. — Он развёл руками. — А иначе зачем мой папочка так старательно приумножает капитал? — Я хотел было возмутиться, но он заткнул меня поцелуем. — Вообще-то у меня к тебе тоже имеется один серьёзный упрёк. — Какой? — поморщился я, позорно проигрывая эту битву. — Прекрати занудствовать! Он снова атаковал мои губы, и я с покорностью ответил. Что ещё оставалось? Разве что стянуть с него единственный прикрывающий наготу клочок ткани и оттрахать. Но вместо этого я отправил его одеваться, а сам принялся вытаскивать контейнеры с едой. Я с трудом понимал, как себя вести в таких ситуациях. Рядом с Роджером я лишался самообладания и, когда следовало бы проявить твёрдость, сдавался. В конце концов, это всего лишь деньги. Стоит ли из-за них портить настроение?***
Несмотря на договорённость не дарить друг другу подарки на какие-нибудь памятные даты, вроде пятидесятилетнего юбилея совместной жизни, мысль об этом не переставала навязчиво крутиться в моей голове. Роджер, конечно, промолчал бы. Только видеть, как его взгляд наливается разочарованием, как опускаются уголки губ, не хотелось. Он будет ждать сюрприза, я даже не сомневался. Поэтому долго размышлял над тем, что можно подарить человеку, у которого одна только ванная просторнее, чем вся моя квартира. У которого есть всё! И даже больше. Если только что-то символичное, что будет напоминать обо мне. Решение лежало на поверхности. Достаточно было присмотреться к Роджеру, постоянно увешенному разнообразной бижутерией, как витрина дешёвой сувенирной лавки. Я же планировал купить более изящную и ценную вещь. Несколько дней я украдкой обходил окрестные магазины в поисках чего-нибудь особенного, но мне всё не нравилось. То слишком вычурно, то слишком обыденно, то цена отпугивала количеством нулей. Я уже отчаялся найти что-то подходящее, когда, возвращаясь домой с работы, увидел ювелирный магазинчик «Х.Самуэль» и решил всё-таки зайти. «В последний раз», — пообещал я себе. Уж если он так кстати попался на моём пути. От разнообразия украшений, сверкающих при свете ламп, я растерялся и зажмурился, пережидая, пока поблёкнут всполохи под веками. Ну как тут хоть на чём-то остановиться, когда всё такое яркое и одинаковое. Если бы не расторопный продавец, я бы, наверное, снова ушёл с пустыми руками. Но он внимательно выслушал мои путаные пожелания, а спустя минут пятнадцать ожидания выложил на подставку небольшую подвеску, прикреплённую к чёрному кожаному шнурку. И как мне раньше не пришла на ум эта идея? Разглядывая один из символов зодиакального круга в виде лохматой головы льва, я тут же с нежностью представил Роджера, выглядевшего по утрам не менее растрёпано, и улыбнулся. Кулон смотрелся довольно просто, без излишеств, но вместе с тем была видна тонкая работа мастера. И что немаловажно: он был выполнен из белого золота, а три маленьких бриллианта гармонично вписывались в дизайн. Два бриллианта поблёскивали вместо глаз, а третий, покрупнее, был зажат в клыкастой пасти. Замшевый шнурок имел крепления и замок из того же металла, что создавало ощущение законченности комплекта. Конечно же, я не смог устоять перед такой красотой и, не задумываясь, отдал половину своих сбережений. Попросив упаковать украшение, я с облегчением выдохнул. Настроение сразу поднялось, и о выложенной сумме я моментально забыл, предвкушая, как обрадуется Роджер. Я был уверен, что он даже не вспомнит про наш уговор. И вот сейчас, когда мы почти покончили с праздничным ужином, — в постели, естественно, как и хотел именинник, — я забрал у него тарелку, поставил какую-то комедию на паузу и налил вина. — У меня есть кое-что… — признался я и протянул коробочку в крафтовой шершавой обёртке с кокетливым бантиком сверху. — Помнится, ты не любишь обычное золото, поэтому я выбрал белое. Надеюсь, тебе понра… — Да! Я согласен! — выпалил Роджер, хватая подарок, и вскинул на меня восторженный взгляд. — Согласен? О чём… Ты даже не посмотрел. Там точно не кольцо, — засмеялся я, догадавшись. — Разве? — Разорвав упаковку, он приподнял крышку и удивлённо вздёрнул светлые брови. — О, это и вправду не кольцо. Вынув кулон, он несколько минут пристально его рассматривал, перекатывая на пальцах и наблюдая за блеском камней. — Брай, это очень красиво! Мне никогда не дарили ничего подобного. Я впечатлён! Но жаль, что ошибся, — печально, но немного наигранно обронил он. — Я бы всё равно согласился выйти за тебя замуж. Или лучше жениться? Вот интересно, кто в однополых парах муж, а кто жена? Как думаешь? Он так бесхитростно рассуждал, так смотрел на меня серьёзно и чуточку воодушевлённо, что я невольно проникся. Я вовсе не был против, что мы жили вместе, но брак… Это даже звучало немыслимо! — Шутишь? — Нисколько. Где я ещё найду такого хозяйственного и терпеливого мужа? — с серьёзной миной разглагольствовал он. — И воспитатель из тебя получится первоклассный. Нашим будущим детям повезёт! — Каким детям, Родж? — захохотал я. — Не говори глупости. — И постарался перевести тему в более нейтральное русло. — Смотри, какой лохматый. Мне посчастливилось купить точную копию оригинала. По утрам ты такой же… — Ладно, как скажешь. О свадьбе поговорим года через… три? Столько хватит, чтобы ты узнал меня? — смешливо проворчал Роджер и вдруг глянул с такой любовью, что сердце ёкнуло. — Спасибо, Брай! — Он чмокнул меня в щёку и, наклонившись, попросил помочь застегнуть карабин. — Но он же охренеть какой дорогой. Я похожий видел у Картье, так у меня скулы свело от ценника. А ты… — Успокойся. Это не Картье. Тебе нравится? Он выпрямился и просиял в ответ. — Не то слово! — Значит — пожалуйста! — заключил я и вернул ему тарелку с мясными закусками. Весь оставшийся вечер мы пили вино под песни Моррисона и целовались, слизывая с губ терпкость забродившего винограда. Странно, что нам хватало одних лишь поцелуев, странно, что мы не срывали друг с друга одежду, а Роджер, как никогда до этого был нетороплив и сдержан. Но даже терпению приходит конец. А избавиться от и так немногочисленных вещей не составило труда. Может алкоголь был тому причиной, может неугасающая безудержная страсть, но сексом мы занимались целую вечность, измотав себя до бессилия. Роджера я застал курящим на балконе, когда, расправившись с грязной посудой, вернулся в комнату. Ну не мог я оставить кухню неприбранной. Моя тонкая рубашка, накинутая на его голое тело, едва прикрывала задницу и совсем не согревала. Одной рукой он зябко потирал плечо, другой держал мерцающую в темноте красными искрами сигарету. Захватив с дивана плед и набросив его на себя, я подкрался к Роджеру и обнял его со спины, кутая и согревая своим теплом. Он вздрогнул, щелчком отправил окурок вниз и тут же уютно устроился в моих объятиях. Мы наслаждались ночной прохладой, тишиной и близостью. Любовались огнями города, отражающимися на безоблачном, почти чёрном небе, будто в водной глади. — Свет звёзд всегда казался мне холодным, безжизненным, недосягаемым, — задрав голову, пробормотал Роджер. — Таким далёким, что глупо им, наверное, восторгаться. Это же крошечные невзрачные точки. — Нет, я так не считаю, — возразил я. — Эти точки, к которым мы привыкли и уже не обращаем внимание, таят в себе массу загадок. Они прекрасны, чисты, бесконечны, как сама Вселенная. Мне бы хотелось жить вечно, чтобы разгадать все загадки, спрятанные в этой бескрайней тьме. Ты заметил, что чем темнее ночь, тем ярче сияют звёзды? Они кажутся отражением каждого живого существа на нашей планете. — Так говоришь, будто влюблён в них. Мне послышалось или в его голосе проскользнули ревнивые нотки? — Нет, что ты… Я восхищаюсь необъятностью космоса, его секретами, его гармонией и порядком, хотя там, наверху, царствует хаос. Парадоксально! Не находишь? И у небесных светил нет души. Моя любовь была бы обречена. Я улыбнулся. Роджер повернулся ко мне, и в его распахнутых глазах я уловил немой вопрос. Словно почувствовал, что он вот-вот сорвётся с его языка, и не был уверен в ответе. А он промолчал. Я поцеловал его и ещё крепче сжал в объятиях. Как бы я хотел отыскать подходящие слова, чтобы он понял. Ведь именно он являлся для меня самой яркой и самой загадочной звездой, которую я, похоже, сумел поймать в свои ладони.***
Это был один из тех счастливых дней, когда в душе царило спокойствие, яркое солнце за окном сулило отличную погоду, и никакие заботы не давили на плечи тяжёлым грузом. Меня разбудил телефонный звонок, и опять настолько ранний, что я готов был биться об заклад: Джон решил озадачить меня очередным дурацким вопросом. Окончательно умом тронулся! Но, услышав вежливый женский голос, сообщающий о назначенной после полудня встрече на кафедре физики Имперского колледжа, где я когда-то обучался, до меня постепенно дошёл смысл сказанного. Неужели это то, о чём я думал последние несколько месяцев? Я так долго ждал этого звонка, что уже отчаялся и почти смирился с неудачей. И вдруг — приглашение… Сердце от радости подпрыгнуло до самой глотки и забилось где-то под кадыком. Моим первым порывом было написать Роджеру и поделиться новостью, но, сдержавшись, я отложил телефон. Нет, сначала следует всё разузнать, а потом уже рассказывать. Я подорвался в ванную и спустя полчаса торопливо поглощал завтрак, предвкушая… И даже мечтать боялся, чтобы не спугнуть такую хрупкую удачу. Не сумев совладать с волнением, я как ненормальный вылетел из дома и, конечно, приехал намного раньше, чем планировал. Меряя шагами знакомый до мельчайших подробностей коридор, я поминутно теребил манжету рубашки и с нетерпением поглядывал на часы. Давненько я так не нервничал, и за время ожидания успел от вершин внутренней гениальности скатиться в пучину бездарности и чуть не захлебнуться полнейшим отупением. Но когда после трехчасового собеседования и небольшого теста мою кандидатуру предварительно одобрили, я смог выдохнуть с облегчением. Осталось утрясти небольшие формальности, согласовать сроки, направить вызов в школу, где я преподавал. Но, будучи в крайней степени изумления, я пропускал эти детали мимо ушей, мыслями ускользая в сторону Канарских островов. Я вдруг почувствовал себя избранным: как Нео, как Джон Коннор, как чёртов Гарри Поттер, впервые в жизни став частью чего-то грандиозного и по-настоящему важного! Буквально в масштабах Вселенной. Я буду участвовать в исследовании нашей галактики вместе с группой учёных со всего мира и поеду в одну из крупнейших обсерваторий на планете! И как никогда осознавал, что находился в шаге от осуществления своей детской мечты. Из колледжа я вернулся, храня в кармане письмо, которое сделало меня счастливейшим человеком во всём мире. Но в состоянии эйфории я пребывал, пока не открыл дверь в квартиру. Заметив брошенные на полу розовые конверсы, кожаную куртку, опасно свисающую с тумбочки, и уловив шум воды, доносившийся из ванной, я тут же сник. Роджер… О нём-то я и забыл. Но разве он не должен быть с семьёй? В эту минуту я пожалел, что отдал ему ключи и позволил переехать. Как же он был не вовремя. Я рассчитывал на этот день, чтобы подумать и подготовиться. Убрав раскиданные вещи, я заглянул на кухню и увидел на столе пакет с логотипом сети супермаркетов «Теско». Надо же, кто-то внял моим уговорам и купил нормальных продуктов? Я был удивлён. Разложив покупки в холодильник, я не без удовольствия отметил, что на ужин будут суши, мой любимый коктейль из морепродуктов и белое вино. Да, мне действительно было что отпраздновать, но вот Роджер никак не вписывался в эту идеалистическую картину. Всё воодушевление, всё ликование сдулись, как воздушный шарик, из которого резко выпустили воздух. Я обессиленно опустился на стул, не представляя, как поступить. Для начала не стоило вот так сходу ошеломлять Роджера своими планами. Он и так весь на нервах из-за своей поездки, а тут ещё я… Лучше было подождать подходящего момента. Но какой момент для разговора окажется удачным, определить было не так-то просто. И главное — что сказать? В голове не возникало ни одной толковой идеи. Трудно найти нужные слова для того, чей статус в моей жизни не вполне определён. Если честно, я не до конца понимал, кем мы были друг для друга. Мы почти каждый день проводили вместе: ели, спали, гуляли, занимались чем-нибудь вдвоём и трахались, как сумасшедшие. Наверное, о таком мог бы мечтать каждый. Обыкновенные радости обыкновенных людей… Однако мы никогда не обсуждали наши отношения, никогда не клялись в верности, не разбрасывались признаниями… Да и вообще не соблюдали все эти традиционные ритуалы, которые, возможно, приняты в парах. Мы никогда не говорили о будущем. В этом не было необходимости. Я был уверен в своих чувствах, и насчёт Роджера, как ни странно, тоже не сомневался. И разве этого было мало для счастья? Но, как оказалось — мало. Потому что я не хотел отказываться от своей мечты даже ради любви. Потому что она-то уж точно не нуждалась в жертвенности. Иначе это будет уже не любовь. А может — это трусость? Неприятное ощущение болезненно царапнуло, но я не дал ему разрастись. И всё-таки стало любопытно: будь Роджер на моём месте, разве поступил бы он иначе? Хотелось бы верить, что нет. Потому что так мне было бы хоть чуточку легче. Потому что так моя совесть не скручивала бы внутренности и не вопила о возможном предательстве. Дверь в ванную с гулким стуком распахнулась, и я услышал звонкое шлёпанье босых ног о паркет. Роджер, абсолютно голый, мокрый и чересчур взбудораженный, вихрем ворвался в кухню, оседлал мои бёдра и приник с поцелуем, окутывая жаром, запахами шампуня и геля для душа. Влажные пряди коснулись моих щёк, и по шее, щекоча кожу, потекли капли воды. — Привет учёным! — задорно хохотнул он. Пожирая меня своими огромными глазами, он хаотично касался губами моего лица, словно задался целью зацеловать до синяков. А моё сердце сжималось от боли и нежности. Он был как будто пьяный от счастья и чересчур возбуждённый. Любопытно, чем он в ду́ше занимался? Или так сильно соскучился? — Давай целоваться… Я чуть не спятил без тебя… Мы не виделись немногим больше суток, и я тоже тосковал, хотя и не предполагал, что он так скоро появится. Он снова прилип ко мне в попытках захватить не только мой рот, но и язык. Да уж, устроил он мне сюрприз. — Что ты здесь делаешь? — с трудом разорвав поцелуй, спросил я. — Ты же хотел завтра приехать… — Дожидаюсь своего бойфренда с работы! — смешно сморщив нос, передразнил он. — Я даже еды добыл! Пришлось заехать в супермаркет. — И вдруг лукаво прищурился и склонил голову: — Ты не рад мне? — Что за глупости. Конечно, рад! Роджер, подпрыгивая у меня на коленях, ёрзал задницей и лучезарно улыбался. Он, как очумевший, целовал мои щёки и скулы, при этом чуть ли не выдёргивая пуговицы из петель на рубашке. Да что с ним такое? Складывалось впечатление, что он был… Я резко схватил его за подбородок и, подняв повыше, повнимательней вгляделся. Вот же гадёныш! — Ты что, под кайфом? Родж, ну какого хрена? — Да ладно тебе, не злись, — фыркнув, вывернулся он из захвата. — Решили с Фредом перед отъездом раскурить косячок. Он был такой мизерный, что даже не вставило толком. Клянусь, он последний! — Я видел, как его не вставило. Он же и пяти минут спокойно усидеть не мог. И взглядом наградил таким честным и невинным, что я тут же понял: ни черта не последний. Будто в Калифорнии наркотиков нет. Но спорить было бесполезно. — Иди скорее в душ… — Он слез с меня и дёрнул за руку, поднимая. — Я купил твоих любимых креветок и овощей, будем есть еду и пить вино. Но сначала хорошенько потрахаемся. Роджер шлёпнул меня по заднице, подгоняя, и умчался в комнату, а я недовольно поплёлся в ванную, на ходу стягивая с себя одежду. В таком состоянии он мог вытворить что угодно. Он и так-то дурной, а уж в совокупности с «химией» так и вовсе неуправляемый. А ещё я понимал, что мне потребуется вся выносливость и терпение, чтобы удовлетворить сексуальный аппетит этого неугомонного мальчишки. Даже дивану посочувствовал. Когда-нибудь он не выдержит столь неистового натиска и развалится прямо под нами. После жёсткого и какого-то опустошающего совокупления я бы предпочёл лениво лежать, уткнувшись носом во влажные волосы Роджера и накрыв ладонью его горячий живот. Насладиться приятной усталостью и ни о чём не думать. Может, я бы ему признался… Но вместо этого мы сидели среди разбросанных подушек и скомканных простыней, слушали старенький блюз и с жадностью поглощали ужин, запивая его лёгким свежим Шабли. И говорили о Калифорнии, куда Роджер уже на днях должен был улететь. — Ты надолго уезжаешь? — спросил я его. — На месяц, наверное. — Он пожал плечами. — Понятия не имею, как у них проходят свадьбы. Это же американцы, а они любят всё грандиозное. Моя чокнутая кузина проворачивает этот фокус уже в четвёртый раз! Вот уж воистину серьёзное испытание для моих дядюшки и тётушки. Как они выдерживают всё это? Я никогда не был на её предыдущих свадьбах. И виделись мы довольно давно. Клэр ещё даже не родилась. Меня тогда интересовали жуки и глубина луж, а она была толстушкой с чудовищными ярко-розовыми волосами, ходила в среднюю школу и фанатела от Тимберлейка и Пинк. Бр-р-р… — Я рассмеялся вместе с ним, а про себя подумал: «Целый месяц не видеть, не касаться его… Непостижимо!». — Но ты же поедешь со мной, Брай? Я хочу, чтобы мой бойфренд всегда был рядом. Я тебя познакомлю со своей матушкой и сестрой, да и с остальными родственниками. Пора им тебя показать. Ты им понравишься. Он уже всё для себя решил. Из его уст слова: «мой бойфренд» и «всегда рядом» звучали так естественно. А как же иначе? Но я не нашёлся с ответом. Всё навалилось как-то сразу. Моя размеренная жизнь трещала по швам и грозила вот-вот развалиться. Сначала шумный неугомонный Роджер ворвался в неё и заполнил собой каждое мгновение, не давая покоя ни днём, ни ночью. Он стал необходим, как воздух, но я начал задыхаться от этой жажды. Сходил с ума от тоски, но вместе с тем хотел побыть наедине с собой и разобраться. Отъезд Роджера был очень кстати, но я не представлял, как буду без него. Это уже сейчас казалось невыносимым. И если месяц я как-нибудь продержался бы, то что делать с Тейде? Моя любовь к живому человеку легла на одну чашу весов, в противоположность той, на которой находилась мечта о звёздах. И я уже знал, в какую сторону пошёл перевес. Роджер замер с вилкой у рта и, нахмурившись, ожидал моего ответа. — Вряд ли меня отпустят в начале учебного года. Тем более нам обещали дополнительную нагрузку… Он сник, но тут же встрепенулся. — Хотя бы на тот уик-энд, когда будет церемония. О билетах не беспокойся, я всё устрою. Я даже не сомневался. Для него не существовало препятствий. Он бы наизнанку вывернулся, но нашёл выход. Я покачал головой, заправил закрученный колечком локон ему за ухо и потянулся за поцелуем. — Погоди-ка… — Роджер слизнул сливочный соус с уголка моих губ и сам полез целоваться. — У нас достаточно времени, — отстранившись, напомнил я. — Мы обо всём позаботимся, но позже. А теперь ложись и закрой глаза, я хочу кое-что попробовать. Убрав с постели тарелки и бокалы, я достал из шкафа коробочку с набором ароматических масел и сел рядом с Роджером. Важно было срочно переключить его внимание с этого ненужного для меня и, вероятно, опасного разговора. И массаж, как мне показалось, станет отличным поводом. Роджер заинтересованно посмотрел на меня и послушно вытянулся на кровати. А затем со смехом поднял ногу и пошевелил пальцами перед моим носом. Я схватил его за щиколотку, подтягивая ближе и устраиваясь между бёдер, но пах его всё же благоразумно прикрыл, чтобы не отвлекаться. — Расслабься и хватит дурачиться. — Только, чур, не щекотать! — не переставая ёрзать, заявил он. Смерив его серьёзным взглядом, под которым он тут же затаился, я вылил немного масла на ладонь и растёр, согревая. Резко запахло мятой, лимоном и чем-то древесным. Распределив смесь по всей ступне и лодыжке, я начал с лёгкого поглаживания. Спустя несколько минут, заметив, что Роджер угомонился, отдаваясь на волю моих неумелых рук, я постепенно усилил воздействие. Я не был профессионалом, поэтому действовал с аккуратностью, проминая каждый сустав, но больше лаская чувствительные места, от чего Роджер жмурился и тихонько постанывал. Я впервые занимался что-то подобным, неизведанным и дерзким, и мне это нравилось. Чувствуя под касаниями гладкость нежной кожи, упругую силу мышц, я наслаждался процессом, даже не подозревая, что это настолько взбудоражит. Воодушевлённый переполняемыми эмоциями, я поднёс его ступню к губам, обхватил ими большой палец и слегка сжал зубы. Роджер выгнулся и задышал часто-часто, сжимая кромку одеяла. — Брайан… Ох, твою мать! Распластавшись на постели и прикрыв веки, он всё же внимательно следил за процессом из-под опущенных ресниц. Я любовался его прекрасным лицом, на котором блаженство сменялось мученической судорогой удовольствия, а затем появлялась мимолётная отрешённость, будто он отключался от реальности. И судя по тому, как он запрокидывал голову, как шептал что-то невнятное или едва слышно поскуливал, как член его призывно приподнимал простынь, возбуждён он был не на шутку. Дурея от собственной смелости, я целовал и посасывал каждый палец, ощущая на языке горечь, но мне нравилось ласкать его ртом. А потом снова массировал и без того уже разгорячённую кожу. То же самое я проделал и со второй ступнёй. Роджер дрожал и метался, отчаянно требуя большего. Резкость движений понемногу уходила, он становился мягким и податливым, медленно и плавно выгибался от моих ласк и выглядел невероятно беспомощным. Когда я закончил наслаждаться этим чувственным действом, он обессиленно раскинулся на постели с согнутыми в коленях ногами, предельно открытый, с твёрдым, прижатым к покрытому испариной животу членом. — Ну же, Брай, давай поиграем… — прошептал Роджер, убеждённый в моей безотказности. Меня уносило от одних только слов, тащило в эпицентр этого урагана, сминало, вдавливало, кусало и царапало. Но, в отличие от буйства стихии, это приносило не калечащую боль, а всепоглощающее наслаждение. Массаж давно уже перерос в нечто необузданное, и мы, как бешеные, сцеплялись, переплетаясь конечностями, врастая кожей и доводя друг друга до исступления. Мы просто знали, что скоро нас ждёт разлука, и не упускали ни единого мгновения. Ничего не соображая, я отдавался ему самозабвенно, без стеснения, словно в последний раз. Его юркие пальцы терзали моё тело, уже не боявшееся неприятных ощущений, но жаждущее вторжения. Я раскрывался перед ним, и он владел мной безраздельно и жадно. И как же нам было мало этой близости. Я понимал нетерпение Роджера и голод, с которыми он набрасывался на меня при каждой возможности. Даже когда сил уже не оставалось. Потому что сейчас сам это делал, пытаясь впитать каждый вздох, каждый поцелуй, забрать на память каждое ощущение, всё, что ещё было позволено. Мы пребывали в каком-то сладостном наваждении, от которого ни я, ни он не желали избавляться. Расцепиться нам удалось лишь глубокой ночью, когда уже мышцы заныли от напряжения, когда каждое прикосновение стало отдаваться болью под рёбрами, когда от бессилия невозможно было шевельнуться. Роджер лежал передо мной, порочный телом и чистый душой, оттраханный так, что до сих пор, казалось, не воспринимал реальность и не подозревал, какой бардак творился у меня внутри. Что я намеревался собственными руками вонзить предательский нож в его спину, как бы пафосно это ни звучало. Что та безумная любовь, кипящая в крови, вовсе не так сильна и безумна. Что я готов его оставить… Безудержная, выматывающая страсть всё же свалила это развратное, но очаровательное чудовище, и теперь оно сладко посапывало на подушке, укутавшись одеялом до самой макушки. А я, несмотря на дикую усталость, так и не смог уснуть. Сидел за столом, тупо уставившись в строчки письма, и пытался придумать, как сказать о своём решении. Ведь я, не задумываясь, точно зная о последствиях, принял его. Значило ли это, что моё сердце не полностью принадлежало Роджеру, и какая-то, отнюдь не маленькая его часть рвалась навстречу мечте? При том, что я понятия не имел, когда получится вернуться в Англию. Вздохнув, я скользнул взглядом по одиноко стоящей у стены гитаре. Сколько я уже не прикасался к ней? Как же я забыл обо всём… Взяв её, словно впервые, я провёл ладонью по ребру корпуса, стирая налипшую пыль, а затем привычным жестом обхватил гриф. Пальцы уверенно легли на струны, выдав вступительные аккорды «Soldier Of Fortune» группы Deep Purple — одной из любимейших песен моего отца. На ум почему-то пришла именно она. И я, как заведённый играл её снова, и снова, и снова, вспоминая, как это делал Блэкмор, но получалось откровенно паршиво. Мне никогда не достичь такого мастерства. Резко оборвав мелодию, я поставил гитару на место. Но вдруг услышал хриплое: — Ещё… Я вздрогнул, сам не понимая, чего пугаясь, но, посмотрев на кровать, с облегчением выдохнул. Роджеру что-то снилось. Он откинулся на спину, раскидав в стороны руки, а на лице его застыла бледная улыбка. Я не мог наглядеться от него, впитывая и запоминая мельчайшие подробности. Трепет ресниц, чуть вздёрнутый с этого ракурса аккуратный нос, истерзанные поцелуями губы, след от укуса на плече… Как же мало нам осталось быть вместе. Ведь каждый новый день неумолимо отбирал нас друг у друга.***
Время, словно табун ретивых жеребцов, неслось навстречу осени. Считанные дни до отъезда Роджера пролетали стремительно и суматошно. Оставалась неделя, а потом… Даже думать об этом не хотелось. Роджер, как оголтелый, метался между нашей квартиркой и родительским домом, сводя с ума и меня, и своих близких. Дважды с каким-то маниакальным азартом принимался набивать чемоданы, желая поскорее оказаться в самолёте, и дважды вытряхивал все шмотки, возмущаясь, что они чересчур старомодны для современной, постоянно меняющейся Калифорнии. В конечном счёте, моё терпение закончилось: пришлось осадить его довольно резко и хорошенько встряхнуть. И пока он, раскрыв рот и хлопая ресницами, придумывал достойный отпор, я воспользовался его замешательством, утихомирив единственным возможным способом. Но в Хитроу вся накопившаяся нервозность вдруг выплеснулась в судорожном порыве: Роджер намертво прилип ко мне и не реагировал даже на насмешки Фредди. Дай ему волю, он с удовольствием упаковал бы меня и уволок с собой в Америку, чтобы и там продолжать безраздельно владеть моим телом. И всё твердил, не умолкая, что постарается вернуться как можно быстрее, а в ответ требовал обещания ждать и почаще созваниваться по видеосвязи. Как будто предчувствовал что-то неладное. И, казалось бы, вот он, подходящий момент для признания, но я снова трусливо промолчал. А потом и вовсе стало не до откровений. В окружении «свиты» и многочисленного багажа появилось семейство Тейлоров. Процессия смотрелась настолько эффектно и величественно, что окружающие расступались и с любопытством посматривали вслед. Да, Роджер сильно отличался от своих родных, как если бы я взялся сравнивать обычного уличного кота с главой львиного прайда. Тем не менее, его внешнее сходство с матерью было просто поразительным. Вот, значит, в кого он такой красивый! Сам Роджер, удостоив одетых в строгие деловые костюмы сопровождающих лишь мимолётным вниманием, едва слышно фыркнул и закатил глаза. Неодобрительно покосившись на разговаривающего по телефону отца и коротко кивнув ему, он подошёл к матери и сестре, приветствуя их гораздо сердечнее. Моё же знакомство с его родственниками получилось скомканным, но деликатным и церемонным. Мы только и успели, что заинтересованно оглядеть друг друга, пожать руки и перекинуться парой любезных фраз в знак приветствия. А затем последовали торопливые прощания, колкие шуточки Фредди, смех и дружеские объятия. Я пожелал Роджеру развлечься как следует, а он, не стесняясь, обхватил мои щёки горячими ладонями и подарил долгий отчаянный поцелуй. Я смотрел, как он, поминутно оборачиваясь, уходил всё дальше, как толпа поглотила его и понесла прочь. Но уже за ограждением он вдруг обернулся и улыбнулся так задорно и по-мальчишески хитро, что от безмерной нежности у меня защемило сердце. Он что-то пытался сказать — точнее, губы шевелились, но смысл так и не дошёл до меня. Какая-то группа туристов, навьюченных огромными рюкзаками, заполонила всё пространство между нами и скрыла его. Не нашлось бы слов, чтобы выразить все эмоции, что я испытывал. Я уже скучал и нестерпимо захотел вернуть его, прижать покрепче, мечтая ещё раз насладиться близостью. Он ушёл, и, как ни странно, но с меня словно многовековой груз сняли. Я, наконец, расслабился, хоть и подозревал, что уже завтра полезу на стену от тоски. В тот же миг я понял, что вместе с его уходом закончилось и самое счастливое лето. А в середине сентября настал срок и мне отправляться в путь. Предупредив хозяйку апартаментов о скором прекращении аренды и воспользовавшись оставленной Роджером машиной, я потихоньку перевёз к родителям личные вещи, книги и компьютер. Для остального понадобилось нанимать фургон. В последний вечер, стоя посреди пустой квартиры, в которой прожил почти семь лет, и оглядывая её прощальным взглядом, я воскрешал в памяти каждое важное событие, произошедшее в этих стенах. Годы учёбы, частые встречи с парнями, незабываемые, насыщенные счастьем мгновения с Роджером. И как бы ни было грустно покидать это полное воспоминаний место, пришла пора уезжать. Подхватив сумку, я вышел в коридор и захлопнул дверь, оставляя после себя не только идеальную чистоту, ключи на кухонном столе и маленький подарок в знак признательности, но и значительный этап жизни, который, к сожалению, тоже завершился. Оставшиеся дни я провёл в родительском доме, безропотно позволяя матушке вдоволь повздыхать над моим «истощённым организмом» и восполнить потребность в заботе. Стойко перенёс множество тягостных, но в целом одобрительных напутствий отца, который не считал школьное преподавание подходящим занятием для мужчины. Зато моё стремление к науке живо поддержал. Много читал, гулял по Хэмптону, вспоминая детство, — когда ещё выпадет такая возможность? — практически не расставался с гитарой, которую, к сожалению, невозможно было взять на Тенерифе, а вечера посвящал общению с американским континентом. Накануне встретился с парнями и за бутылочкой пива рассказал о своём решении. Как я и ожидал, отреагировали они по-разному. Джон удивился, но лишних вопросов не задавал, за что я был ему благодарен. И в целом воспринял новость со свойственным ему хладнокровием. С Фредди так запросто договориться не получилось. Похоже, он расстроился не на шутку и мне не удалось избежать ненужных уговоров и утомительных объяснений. В ночь пред отлётом от накатившего волнения и предвкушения предстоящих перемен, мне никак не удавалось уснуть. Ворочался с боку на бок, не находя покоя, и пытался упорядочить хаотично мелькающие мысли. С тех пор, как я получил это треклятое приглашение, они постоянно сопровождали меня, роясь в смятённом сознании, словно кто-то разворошил осиное гнездо. Причина была ясна: я так и не набрался смелости, чтобы объясниться с Роджером, и всё оттягивал неизбежное, придумывая глупые отговорки. А потом и вовсе стало некогда. Бронирование билетов на самолёт и комнаты в кампусе Канарского института астрофизики, разумный выбор одежды (несмотря на тёплый климат, на Тейде ночная температура порой снижалась до минусовой отметки), переписка с научным руководителем и ещё множество необходимых мелочей занимали всё время, и на излишние переживания сил уже не хватало. За лихорадочной суетой, за усталостью тяжесть вины ощущалась не так остро. И вот сейчас этот несостоявшийся разговор камнем лежал на душе, доставляя болезненный дискомфорт. Каждый раз, когда мы созванивались, я собирался рассказать, но всегда находились темы куда интереснее, чем мои жалкие оправдания. Мне не хватало Роджера, я дико скучал, и те крохи общения, что мы могли себе позволить, не хотелось тратить на ссоры, которых, увы, не избежать. То, что Роджер не поймёт и отреагирует в привычной резкой манере, было предсказуемо и не так страшно, как последующее разочарование. И в этом я тоже был уверен. Потому что мой поступок в его глазах выглядел бы не чем иным, как самым настоящим предательством. К тому же неизвестно, насколько затянется моё отсутствие. Хорошо, если это продлится не дольше, чем свадебный вояж Роджера. Но больше всего я опасался иного: возможности навсегда потерять его. Нет, не потому, что он меня оставит, ведь, несмотря на свой взбалмошный характер, он был предельно честен и заслужил моё доверие. А в отношении себя я бы уже не поручился. Столько лет лелея мечту и бережно храня в сердце, я представлял, как когда-нибудь она осуществится. И вот это случилось! И теперь меня обуревал страх, что, прикоснувшись к тайнам Вселенной, я не захочу вернуться. Ни к Роджеру, ни к прошлому, каким бы прекрасным оно ни было. Понимая, что загоняться обо всех этих вещах, когда толком ничего неизвестно, преждевременно и в принципе бесполезно, я вместо того, чтобы спокойно спать, пялился в потолок и по десятому кругу проигрывал в воображении возможные варианты будущего. И ни один из них меня не устраивал. Всю ночь промучившись от бессонницы, то погружаясь в липкий морок, то вновь выныривая в звенящую тишину комнаты, я проснулся вымотанным, с тяжёлой головой и полным нежеланием куда-либо ехать. Ни контрастный душ, ни чашка крепкого кофе не смогли привести меня в норму и хоть немного взбодрить. Грусть перед отъездом и разъедающее изнутри чувство вины порождали необъяснимое ощущение чего-то неправильного. А ещё приложение на телефоне зависало, не желая загружать посадочный талон, что только добавляло нервозности. Победив, наконец, бездушный информационный сервис и истратив на него всё самообладание, я не выдержал и сбежал на улицу. И только рядом с матерью, слушая её мягкий тихий голос, вдыхая сладкий аромат плетистых роз, которые она подвязывала к опорам крыльца, я сумел успокоиться. А после обеда приехал Джон. И его появление, и то, что он был за рулём мерседеса Фредди, немало удивило. Сам же хозяин машины с кислой миной восседал на пассажирском сидении и всем своим видом демонстрировал крайнее недовольство. Буркнув что-то, отдалённо напоминающее приветствие, он отвернулся к окну и всю дорогу от Хэмптона до аэропорта Гэтвик напряжённо молчал. Но когда мы почти подъехали, он обернулся и с нескрываемым раздражением выпалил: — Объясни мне, за каким дьяволом тебе понадобилось уезжать? Ты что, не можешь здесь написать диссертацию? Почему именно Канары? — Потому что там одна из лучших обсерваторий на планете! — терпеливо повторил я то, что уже много раз проговаривал. — А чем тебя не устроила Королевская обсерватория? Телескоп не того размера? Или мы так мало для тебя значим, что… — Остынь, Фред! — предупредительно положив ему на плечо ладонь, осадил Джон. — Нет смысла выяснять, кто и в чём неправ. Фредди шумно выдохнул, грозно глянул на Джона, а затем отвернулся и затих. Как же он походил на Роджера. Такой же нетерпимый, если делалось что-то против его желания, капризный и забавный в своём гневе. Джон вырулил на парковку, нашёл свободное место и остановился. Но едва я вышел, как меня сгребли в охапку и со всей силы сжали. — Прости, Брай. Что-то я некстати расклеился… Не нужно было… Всё так стремительно меняется и будто выбивает почву из-под ног. Я ещё не свыкся с мыслью, что тебя не будет рядом, что я останусь один… — Ну что ты… — Я приобнял Фредди и чмокнул во взъерошенную от ветра макушку. — Разве ты один? Дики составит тебе компанию. Родж скоро появится, не успеешь соскучиться. И я не бросаю тебя. Мы всегда будем вместе… Я готов был сказать что угодно, лишь бы он улыбался своей широкой открытой улыбкой. Так и мне было бы спокойнее. Ведь он рождён, чтобы сиять, как самая яркая звезда, а не киснуть, как хмурая грозовая туча. Не хотелось бы оставлять его таким расстроенным. Он долго целовал меня в губы, пока Джон не закашлялся, напоминая о своём присутствии: — Эй! Не увлекайтесь! А то я начну ревновать. Фредди виновато улыбнулся, отстраняясь, и пожаловался, ткнув пальцем в сторону Джона: — Он уже который день отчитывает меня, как провинившегося ученика. Понахватался в своей школе. А всё потому, что я злюсь на вас… Сначала Родж умотал на другой континент, и вот ты чёрт знает куда летишь… А Дики… Он такой властный, оказывается… — Не преувеличивай… — буркнул Джон, отводя взгляд. Но когда он вытаскивал из багажника мои вещи, я заметил, как порозовели его скулы и дёрнулись уголки рта. Фредди прыснул и тут же переключился на него. Они забавно перепирались, как два подростка, пока мы шли до входа в терминал, и выглядели такими довольными. Кто же предполагал, что Джон буквально воспримет мои слова и притащит Фреду котёнка, тем самым растапливая между ними лёд отчуждения и непонимания. Закладывая начало новым, далеко не гетеросексуальным отношениям. Надо же, как всё обернулось. Зародившаяся между друзьями привязанность приводила меня в замешательство. И всё же доказательство того, что, казалось бы, ярый натурал променяет невесту на другого мужчину, было передо мной. Нет, я, конечно, утрировал, но, замечая их робкие, будто бы случайные прикосновения, улавливая мимолётные, произнесённые почти шёпотом фразы, верил, что в жизни возможны если не чудеса, то счастливые случайности определённо. В зале ожидания, как и всегда в сезон разгара отпусков, было многолюдно. Но стойка авиакомпании «Эйр Европа» пустовала, — до объявления регистрации оставалось не больше получаса. Как раз чтобы попрощаться. Мы с Джоном стояли неподалёку и разговаривали. Фредди разглядывал электронное табло, то и дело восклицая, какой я счастливчик, что увижу Испанию и Канарские острова! И, похоже, забыл, что ещё несколько минут назад не хотел меня отпускать. — Шеффилд, наверное, в восторге, что ты уволился? — спросил Джон. Как только я получил приглашение, первым делом заехал на работу и через секретаря передал уведомление для кадровой службы, приложив копию вызова из колледжа. И как же мне повезло столкнуться с мистером Шеффилдом — директором этой замечательной школы. Его располневшее за лето лицо перекосило от досады, когда он узнал о причине моего визита. Высказав в мой адрес несколько не очень приятных реплик, он, тем не менее, поставил свою визу. Я усмехнулся, вспоминая, с каким облегчением покинул его кабинет, надеясь, что никогда не придётся лицезреть эту мерзкую физиономию. — Если бы! Назвал меня неблагодарным предателем. Пригрозил, что я ещё приползу к нему, когда потерплю неудачу. И вообще, как я посмел в начале учебного года, да без его ведома заняться наукой… — Подожди… А как же Роджер? — вдруг насторожился Фредди. — Он вообще в курсе, что ты надумал? Повисла тягостная пауза. Меньше всего хотелось обсуждать эту болезненную тему с друзьями. И так хреново на душе. Достаточно того, что я и сам знал: Роджер не позволил бы мне уехать. И то, что он находился в Калифорнии, делало положение более простым. Но я так же не сомневался: узнай он о моей поездке, примчался бы ближайшим рейсом и закатил скандал. Он не умел иначе. Безусловно, когда-нибудь я буду вынужден признаться. Когда будет хоть какая-то определённость, когда закончатся идеи для отговорок или я, наконец, преодолею свою трусость. К чему бы это ни привело в итоге. — Нет. Мы не говорили об этом. Всё как-то не было подходящего момента… — начал было я, но замолчал. Вот только не хватало мне перед парнями оправдываться. — Такого момента можно ждать до бесконечности. И не факт, что он появится, — назидательно заметил Фредди. — А потом от своей скрытности проблем не оберёшься. — Представляешь, что бы он сделал, скажи я ему… — Ещё как представляю! — в нетерпении перебил Фредди. — Он бы послал всех к чертям и сдал билеты. А скорее поменял бы их и поехал на Тенерифе. Если бы потребовалось, он таскался бы за тобой по всему миру, как «верная жена». Потому что любит! А ты… — Фред! — попытался остановить его нахмуренный Джон, но тот только отмахнулся. — Нет, я всё же договорю. Мечта — это прекрасно, Брай. И я поддерживаю тебя в стремлении идти за ней, как бы тяжело это ни было для меня. Для нас! Но почему бы не осуществить её вместе? Ведь ты поступаешь нечестно… — Да что это за жизнь у него будет? — сорвался я, не выдержав этого обвинительного тона. — Я буду постоянно занят, а он… Он с ума сойдёт от скуки и сбежит уже через месяц! — Поэтому сам сбегаешь от него? Ты такой умный, Брайан, но сейчас совершаешь откровенную глупость. — Фред, перестань! — всё-таки вклинился Джон. — Опять по новой? Когда Родж наотдыхается, Брай уже будет дома. Не навсегда же он уезжает. — Ну да… — Фредди с сожалением покачал головой и вздохнул. — Пожалуйста, будь с ним честен. Он не заслужил такого… В его глазах было столько мольбы, что я почувствовал себя полным ничтожеством. Он ещё что-то хотел сказать, но механический женский голос, сообщающий о начале регистрации на рейс до Мадрида, прервал его и спас меня от ещё больших душевных мук. К стойке потянулись пассажиры, оттесняя нас в сторону, и это дало мне возможность взять себя в руки. — Я позвоню ему, — подхватив чемодан, уже спокойнее заверил я. — Сразу, как устроюсь. И вам напишу. А вы пообещайте, что позаботитесь друг о друге. Они переглянулись, одновременно отчеканили: «Обещаем!» и рассмеялись. Вот такими я их и запомню. — Ну всё, давайте прощаться, а то я точно разревусь, — проскулил Фредди, обнимая меня, а Джон буркнул: «Плакса». — Я не стану просить тебя не впадать в безумства, ты слишком разумен для этого. Но осторожность не помешает. Правда? — Я кивнул. — Да прибудет с тобой сила, «юный падаван»! Если найдёшь хоть одного инопланетянина, тащи его сюда. А лучше открой какую-нибудь необычную планету, чтобы мы смогли туда переселиться. Джон вовсю веселился над нами. — Фредди, я диссертацию еду писать, а не бороздить просторы космоса. — Удачи тебе, звездочёт! — Джон похлопал меня по спине. — Увидимся, парни. Присмотрите за Роджером, пока меня не будет. И вот ещё… Чуть не забыл. — Я вынул из кармана ветровки ключи от его машины и вложил в ладонь Фредди. — Отдайте ему, когда вернётся. Обнявшись с Джоном и расцеловавшись с Фредом, я встал в очередь на досмотр багажа. А когда прошёл за турникет, то обернулся и в последний раз посмотрел на друзей. Они стояли плечом к плечу и провожали меня грустными улыбками. Что-то больно кольнуло под рёбрами, и предательский спазм поднялся к горлу. Но я сделал глубокий вдох, помахал им рукой и уверенным шагом направился в зону вылета. Теперь я был спокоен за них. Зато себя я словно отрезал от своего привычного мира. И что ждало меня впереди — одним звёздам ведомо.