***
Наш «медовый месяц» длился в тягуче-сладостной истоме летних дней. И несмотря на то, что приходилось тратить драгоценные часы отпуска на мою работу, решать необходимые бытовые проблемы, доходившие порой до мелких стычек, и общаться с друзьями, которых за последнее время видели всё реже, мы с головой окунулись в сумасшедшую эйфорию чувств и сексуальных утех. Вручая Роджеру ключи от своей квартиры, что стало для меня не каким-то ответным жестом, а очередным взвешенным решением взрослого разумного человека, я осознавал, что потеряю чуть ли не единственную возможность уединения. Тем не менее я недолго мучился сомнениями. Моя любовь и доверие оказались сильнее, как бы странно это ни звучало. Мне хотелось, чтобы Роджер таким образом получил подтверждение моей привязанности. Он ждал от меня этого поступка, хотя напрямую ничего не говорил. Он всегда давал мне право самому сделать следующий шаг. И это только крепче связывало нас. В конечном счёте, я не удивился, когда он без всяких объяснений переехал ко мне. При этом к себе он наведывался исключительно для того, чтобы притащить обратно что-нибудь из своего имущества. Я то и дело начал натыкаться на его вещи, которые и появлялись вроде незаметно, но становилось их всё больше. Они были так небрежно и буднично раскиданы, словно годами лежали на своих местах. Полки в шкафу уже не принадлежали только мне; на компьютерном столе прочно обосновались ноутбук, планшет и любимая дизайнерская кружка из прошлогодней коллекции какого-нибудь Андреа Фонтебассо. Не иначе. Стеклянная пепельница «Медуза Люмьер» смотрелась неуместно и чересчур претенциозно на моём маленьком «мещанском» балконе, но всё же стала неотъемлемой частью обстановки. Из холодильника не исчезали пиво, полуфабрикаты и мясные продукты. А моя ванная и вовсе превратилась в парфюмерный бутик, пестрея разнообразными баночками и флакончиками дорогущих косметических брендов. Ухаживать за собой Роджер умел и делал это с удовольствием. Неудивительно, что даже с похмелья он умудрялся выглядеть как свежее летнее утро. Не сказать, что я был против его переезда: мы встречались уже несколько месяцев, и то, что нам неминуемо захочется жить вместе, оставалось лишь вопросом времени. Но это случилось слишком скоро, и особого восторга по этому поводу я тоже не испытывал. И между тем ни словом не обмолвился, что стоило бы обсудить такой важный момент, как это принято между воспитанными людьми. Моя крошечная квартирка едва вмещала нас двоих, и апартаменты Роджера были бы более удобны для совместного проживания. Но я не мог отказаться от своего жилья, и тому было немало причин. Одна из которых — относительная близость к школе, где я преподавал. И получается, что сам же лишил нас выбора. Пришлось смириться и постараться привыкнуть. Хорошо, когда отношения строятся как у всех нормальных людей. Хотя мне-то откуда знать, что значит «нормально»? Свидания в романтических уголках планеты? Или хотя бы нашего города? Ужины в уютных ресторанчиках при свечах? Походы на выставки или в кино с обязательным условием: покупать билеты на последний ряд, чтобы можно было тайком срывать отнюдь не целомудренные поцелуи и предаваться распутству? Наверное, и у нас должно было происходить нечто подобное, и мы бы постепенно узнавали друг друга. Если бы это был кто-то другой, не Роджер. Но мы начали с секса. Точнее, Роджер мне отсосал. Нагло, безнравственно, немного насильно, но сногсшибательно! В буквальном смысле. А после кинул. Оставив меня, очумевшего от непередаваемых ощущений, наедине с кучей сомнений и комплексов. Безусловно, он меня не этим зацепил. Но, как бы там ни было, теперь я жил с ним в своей квартире. С тем, кто до сих пор являлся для меня полнейшей загадкой — несколько месяцев не тот срок, чтобы в полной мере узнать чей-то характер. С тем, кто, по моему твёрдому убеждению, не подходил мне. Но любовь, больше похожая на сумасшествие или одержимость, заглушала доводы рассудка и толкала в объятия этого человека. С успехом запихивая куда подальше тревожные мысли и игнорируя очевидное, я всё же допускал, что, возможно, совершаю большую ошибку.***
В каждом, даже самом зрелом и благовоспитанном мужчине есть что-то от задорного мальчишки. И каждому хотя бы раз хотелось сбежать от повседневной рутины, от заевшего быта, пошалить и подурачиться с друзьями, от души посмеяться и ринуться в отчаянную авантюру, при условии выбраться из неё без потерь. Я и в себе изредка замечал схожее легкомыслие, а в Роджере этого безрассудства так и вовсе хватало с избытком. С ним было приятно чувствовать себя беззаботным подростком, дышать полной грудью и радоваться каждому дню, но одновременно сложно удерживаться от безумств, на которые он меня толкал, и мириться с тёмными сторонами своей натуры. Он был непредсказуем. И только его противоречивость была постоянной. Его доброта, щедрость и рассудительность порой граничили с неконтролируемой вспыльчивостью и импульсивностью. И если с утра он просыпался игривым и нежным до умопомрачения, то уже к вечеру мог стать заносчивым и капризным не в меру. Он заставлял смеяться до слёз, замирать от восторга и страсти, а спустя мгновение взрываться от злости, желая придушить его собственными руками. Бывали моменты, когда в него будто все черти преисподней вселялись и начинали свою адскую вакханалию. А его нелепые детские выходки, когда он во всей красе демонстрировал свой дикий норов, до такой степени злили, что я готов был выдернуть из шлёвок своих штанов ремень и выпороть этого гадёныша как следует. И я не представлял, что должно было произойти, чтобы он поумерил свою затянувшуюся не на шутку инфантильность. Но Роджеру было плевать. Он всё глубже увлекал меня в бездну ненормальных, диких по своей сути отношений. Мы мучили друг друга недомолвками, заигрывали, откровенно провоцируя и истязая сладостными пытками неоконченного удовольствия, дарили призрачную надежду и безжалостно забирали, будто бы равнодушно оставляя опустошёнными и потерянными. Этот мерзавец доводил меня до нервного истощения, закатывая разгромные истерики, но и я не отказывал себе в удовольствии отомстить, отыгрываясь на нём. Это было полное безумие. Порочный круг, в который нас затянуло, никто не в силах был разорвать. Стоило ли говорить о личном пространстве, которое Роджер абсолютно не признавал. Как будто для него не существовало этого понятия. Вот кто смог бы посоревноваться в этом с Фредди! Он таскал еду из моей тарелки, хотя не очень-то любил ни овощи, ни рыбу. Нагло вторгался в ванную, когда я принимал душ, напрочь игнорируя мои вялые протесты. И заканчивалось это более чем ожидаемо. Когда я работал, он от скуки забрался ко мне на колени и накидывался с поцелуями, пока вся прикладная физика не вылетала из головы. Зато появлялось желание завалить его на стол и взять жёстко и грубо, то ли стремясь наказать, то ли пытаясь ублажить. Хотя этот сгусток гормонов, похоти и жадности ещё нужно было постараться обуздать. А как иначе это сделать, если не дать то, что требовалось? И как же меня раздражало, когда Роджер расхаживал передо мной обнажённым, безо всякого стыда выставляя напоказ своё совершенное тело. О, это было воистину великое искушение! Я с трудом сосредотачивался на чём-либо и настойчиво отправлял его одеваться. Но и это не спасало, а становилось только хуже! Всё, что он на себя надевал, было настолько развратное, что вызывало одно единственное желание — побыстрее содрать. И лишь угроза того, что ко мне вот-вот придёт ученик, заставляла его прикрывать свои прелести. Но даже одевшись, этот паршивец выглядел так, что у юных «гениев» физики, по большей части женского пола, при виде моего бойфренда лихорадочно загорались глаза. И явно не от тяги к знаниям. Я их прекрасно понимал, и, наверное, поэтому меня это так бесило. Роджер, не утруждая себя стеснением, пристально разглядывал каждого, будто оценивая, демонстративно забирал ноутбук или планшет и с наглой ухмылкой уматывал на кухню. А мне на протяжении всего урока только и оставалось, что ловить на себе заинтересованные пытливые взгляды, а иногда и на каверзные вопросы отвечать, что очень мешало занятиям. И ведь не выпроводишь его из квартиры. Зато после меня всегда ждала чашка горячего чая с молоком и сэндвичи, которые Роджер и вправду отлично готовил. Временами в нём просыпалась глупая беспочвенная ревность. И проявлялась она странным образом. Он ревновал к ученикам, хотя сам чуть ли не флиртовал с ними, к коллегам, в особенности к Джону, с кем я всегда был близок, да даже к работе, которая отнимала меня у него. А если Фредди чуть нежнее, чем обычно, целовал меня или чуть сильнее обнимал, то Роджер надувался, как рождественская индюшка, нашпигованная рисом и черносливом, и долго потом раздражался по каждому поводу. Будто бы я раньше не работал, не общался с Джоном и не обнимался с Фредди. Конечно, он осознавал, насколько это казалось нелепым. И тем не менее, мне приходилось пускать в ход всё своё красноречие, убеждая, что кроме него у меня никого не было и не могло появиться. И когда я в очередной раз вдалбливал в его ревнивую башку, что ещё одного такого же «Роджера Тейлора» моя психика не осилит, он, наконец, успокаивался. Или притворялся. Потому что сцены ревности повторялись с тревожной периодичностью. Такой уж был характер у моего Роджера. И мне оставалось либо принимать все его заморочки, либо… Никаких иных вариантов для меня, в общем-то не существовало. И почти с первых дней совместной жизни мы столкнулись с ещё одной проблемой. В гетеросексуальных парах, несмотря на равные обязанности между партнёрами, распределение ролей в большинстве случаев не вызывало сложностей, как и понимание того, кто должен быть хозяином в доме. Да, традиционное английское воспитание до сих пор было в моде! С малых лет приученный нести ответственность за собственное будущее, я и в семейных отношениях, по примеру своего отца, намеревался быть во главе. Конечно, подразумевалось, что моей спутницей станет женщина, что было бы естественно. Но что делать, когда в этих отношениях состоят двое мужчин? С разными темпераментами, разным мировоззрением, да ещё и упрямых до жути. Вряд ли к такому возможно подготовиться. Даже если не обращать внимания на противоречивый характер Роджера и его явную склонность к ребячеству, я всё равно не представлял его на вторых ролях. Да он бы меня попросту послал, заикнись я об этом. Но и я не собирался перекладывать на него обязательства и тем более позволять содержать себя. Привыкший жить скромно, не выходя за рамки своего дохода, я всегда планировал бюджет, чтобы не оказаться к концу месяца без средств к существованию. К тому же старался откладывать на необходимые потребности. Тем более, что к выбору покупок я подходил с тем же расчётом, что и ко всем решениям в своей жизни. Зато Роджер вряд ли хоть на минуту задумывался об этом. Он не испытывал никаких трудностей и искренне не понимал, почему я отказывался брать его деньги. Для него всё было легко и естественно — достаточно кредитку вытащить. Он готов был тратиться направо и налево и обвешивать меня подарками, если бы я захотел. И на моё ворчание со смехом отмахивался и безапелляционно заявлял: «Вот прикроет папочка доступ к счетам, тогда, будь уверен, тебе придётся меня содержать. А пока есть возможность, я буду тратить эти чёртовы деньги. И на тебя в том числе». И ведь ни у кого из нас почему-то не возникло идеи сесть и поговорить, обсудить проблему и найти какой-то выход. Вместо этого между нами то и дело вспыхивали мелкие ссоры. Я называл его безрассудным транжирой, он в ответ окрестил меня занудной задницей. И эти споры никогда не заканчивались. В такие моменты нам было сложно уживаться. Как правило, именно мне приходилось искать компромиссы и уступать. Но иногда и жёстко отстаивать свою точку зрения. И это порождало уже серьёзные разногласия. Первая наша размолвка на почве денег произошла сразу после переезда Роджера. Проведя несколько утомительных уроков в школе без перерыва и обеда, занимаясь с отстающими учениками, к вечеру я так вымотался, что едва дотащился до дома. По пути зашёл в супермаркет, зная, что покупать продукты Роджер не умел и не любил. Это же не бутик со шмотками. А в квартире меня ждали целая раковина грязной посуды, вывороченный ящик комода с вещами, будто там взорвалась граната, орущий из динамиков Плант и безмятежно спящий в моей рубашке Роджер. Увиденное вызвало во мне волну негодования, и где-то в глубине души я ощутил болезненный укол разочарования. Разве к этому я стремился? Неужели это всё, чего я достоин? После ужина я попросил его прибраться на кухне, а сам занялся подготовкой к завтрашнему факультативу, который обещал быть насыщенным и утомительным. Шум воды за стеной, звенящие тарелки и громко поющий Роджер бесконечно отвлекали и нервировали. Голова начинала побаливать и отказывалась соображать. Я чувствовал, что ещё немного и моё терпение кончится. Я просто не выдержу. Закрыв дверь в комнату, тем самым приглушая звуки, я погрузился в работу. Но стоило мне настроиться, как тут же примчался Роджер и с порога выпалил: — Брай, давай купим посудомоечную машину! — Он плюхнулся на рядом стоящий стул. — Это же рехнуться можно! Столько драить вручную. У меня кожа на пальцах съёжилась, — заунывно проворчал он и помахал растопыренной пятернёй перед моим лицом. — Ну, пожалей меня! — Если ты собираешься здесь сидеть, то делай это молча, пожалуйста. И не мешай. Мне нужно подготовиться к занятиям. Дай мне час… — Да как ты можешь постоянно сам мыть посуду? Это же рабский труд какой-то. Посмотри на мои руки! Он сунул мне под нос мокрые покрасневшие пальцы, с которых на стол закапала вода. Я благоразумно отодвинул ежедневник, чтобы не намочить. Роджер посмотрел на меня с мольбой в глазах, словно ждал, что я опять на всё соглашусь. — Родж, отвали! Я же попросил оставить меня в покое. — Я изо всех сил старался быть миролюбивым. Хотя это потребовало немало усилий. — Надень перчатки. Я тоже ими пользуюсь. Они надёжно защищают руки. — Лучше купить… — Нет! — твёрдо остановил я его и красноречиво глянул в надежде, что он угомонится. — Давай не будем ничего покупать. Я столько не зарабатываю. А пару тарелок и кружек можно вымыть… — Да там гора целая! Иди посмотри… — захныкал Роджер, приводя меня в крайнюю степень недовольства. — Если сразу за собой убирать, и горы не будет. Ты же весь день был дома. — Вообще-то я тоже здесь живу! И имею право покупать в своё жильё всё, что захочу! — пошёл он в новую атаку. Какую уже по счёту? — Почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе? Нам… — Прекрати! — Металл, звенящий в моём голосе, заставил его захлопнуть рот и хмуро уставиться на меня. — Ты знаешь мою точку зрения. Я не хочу, чтобы меня содержали. Это невыносимо! Неужели необходимо решать все эти вопросы сейчас? Я уткнулся в методичку, выписывая нужные тезисы. И вскоре перестал обращать внимания на недовольно сопящего Роджера. — Какая же ты зануда, Мэй! Как будто мы не живём вместе. Как будто я здесь чужой! — завёлся он. — Может, мне и вправду оставить тебя в покое? — с нажимом буркнул он, а я незаметно вздохнул. Никуда он не уйдёт. — Насовсем! Раз я так раздражаю тебя. — Угу, — согласился я, только бы он отстал. Он обиженно насупился, подскочил со стула, роняя на пол накиданную на спинку одежду, и вылетел из комнаты, хлопнув дверью. Снова зашумела вода, снова загремела посуда, только пения больше не было слышно. Я покачал головой, улыбаясь, и вернулся к записям. Ну куда мы друг от друга денемся? Да и спрятаться от меня он не сможет, квартира-то маленькая. Я его где угодно найду. Ещё чуть-чуть и мы обязательно помиримся. Я знал отличный способ.***
А потом это стало частью нашей жизни. Точнее, моим личным испытанием на прочность. В один из выходных, когда неустойчивая английская погода, наконец, решила побаловать горожан жарой и ярким солнцем, мы выбрались на прогулку. Роджер потащил меня в Холланд-парк, точнее, в ту его часть, где располагался знаменитый сад камней «Киото». Любопытно, что, прожив всю жизнь в Лондоне, я впервые посетил это потрясающее место. День мы, правда, выбрали неудачный. Толпы туристов, обласканные долгожданным теплом, бестолково сновали по каменистым дорожкам и газонам между аккуратно подстриженными пёстрыми кустами и деревьями и беспрестанно фотографировались. Отовсюду слышались смех, крики и иностранная речь. Местные же предпочитали держаться прогулочных зон и вели себя более сдержанно. Народу было столько, что мы с трудом пробились к водопаду. Но всё же сумели немного задержаться на мостике и покормить стайку шустрых прожорливых рыб. Нагулявшись вволю, мы уселись в тени под огненно-красным клёном, расстелив мой пиджак на траве, и устроили второй поздний завтрак с венскими вафлями и кофе из термоса, которые я предусмотрительно захватил из дома. На обратном пути мы наткнулись на павлинов и остановились полюбоваться. Эти, казалось бы, надменные, имеющие истинно королевскую грацию птицы нахально и бесстрашно выклянчивали еду, неуклюже толкаясь и выхватывая друг у друга кусочки фруктов и овощей, а потом затягивали громкие печальные песни. Один даже соизволил распушить хвост, чем привела в неописуемый восторг посетителей. Роджер всё время, пока я фотографировал на телефон, простоял за моей спиной, опасливо выглядывая из-за плеча и не решаясь подойти ближе. Трусишка! Прогулка нам доставила удовольствие, и я был благодарен, что он смог вытащить меня в город. Но моя радость продлилась недолго. Эта вылазка была всего лишь предлогом и, как выяснилось позже, наиболее мирной частью дня. Меня самым коварным образом заманили в торговый центр «Вестфилд», потому что свадьба кузины Роджера маячила на горизонте нашим скорым расставанием, и нужно было найти подарок. И вот уже несколько часов мы безостановочно курсировали от одного бутика к другому в поисках чего-нибудь красивого и полезного, что могло пригодиться в семейной жизни. Однако, неумолимо обрастая пакетами с разным ненужным, по моему мнению, хламом, из всех покупок я не увидел ничего, что отдалённо походило бы на свадебный подарок. Если только невеста не собиралась надеть на церемонию мужские хипсы все восемь штук разного цвета, драные джинсы с кучей заклёпок и заплаток и очередную обтягивающую футболку с дебильным принтом. Роджер, непринуждённо болтая, висел у меня на локте, при этом умудрялся бесстыже рассматривать проходящих мимо женщин и совсем молоденьких девушек, которые, надо заметить, так же не стесняясь, оборачивались на него и одаривали улыбками. А я, утомлённый блужданием, ощущал себя несчастным родителем, у которого очумевшее от вседозволенности чадо напрочь отбилось от рук. От накатывающей усталости я начал раздражаться по каждому поводу. — Прекрати пялиться на её грудь. Это неприлично! — процедил я сквозь зубы, отмечая его нездоровый интерес к девушке-аниматору. — Вот это размерчик! Никогда не видел ничего подобного. — От такой неприкрытой бестактности я поморщился. — Как думаешь, они настоящие? Роджер с азартом малыша, увидевшего яркую и бесполезную безделушку, восхищённо глазел на чересчур откровенный вырез костюма не то горничной, не то девицы лёгкого поведения. А я мимолётно подумал, что следует запретить законом устраивать подобные зрелища в общественных местах! — Не собираюсь я об этом думать. — Вцепившись в запястье, я поволок Роджера подальше от соблазна. — Это омерзительно! — Ты прямо как Фредди! — Зато ты как малое дитя. Может, вместо очередной шмотки купишь себе мешок игрушек? Роджер надменно поджал губы. Щёки его покрылись румянцем, а глаза сердито полыхнули. И Фредди мне ещё советовал не включать строгого родителя. Тогда с ним вовсе сладу не будет. Я чувствовал, как ему хотелось вспылить, но он, слава Богу, сдержался. Роджера до жути бесило, когда я называл его ребёнком, но поведения своего будто не замечал. Всю дорогу, пока мы заглядывали в разные магазинчики, он напряжённо молчал и изображал оскорблённого до глубины души. Я же проявлял полное равнодушие к его закидонам и покорно плёлся следом. Но когда он заявил, что придётся ехать в другой торговый центр, потому что в этом — подумать только! — мало выбора, я наотрез отказался, ссылаясь на усталость и жуткий голод. Если бы я знал, во что выльется мой отказ… Роджера будто подменили, хотя я искренне не понимал, зачем было так остро реагировать на мои слова. Он застыл как вкопанный, бросив на пол сумки с покупками, скрестил руки на груди и вперил в меня гневный взгляд. Да ещё и место, как назло, выбрал неудобное — посреди прохода, где мы явно мешали людям. Нас обходили стороной, а бывало и толкали, награждая неодобрительным ворчанием. Но Роджеру, как всегда, было плевать. Вот же чёртов эгоист! Я потянул его на себя, чтобы освободить хоть немного пространства, но он вырвался и обиженно отвернулся. Это было уже слишком! — Перестань устраивать представление, — наклонившись к нему, попытался шёпотом вразумить. Он капризно мотнул головой, продолжая дуться. — Родж, на нас уже смотрят. — Я всё ещё старался улыбаться и сдерживать гнев. — Да мне насрать, кто на нас смотрит! — ощетинился он и, резко подавшись навстречу, встал на цыпочки, буквально сталкиваясь со мной нос к носу. — Я никуда не пойду! И ведь ему действительно не было ни до кого дела, кроме себя самого. Глаза его обжигали таким лютым холодом, от которого айсберги, наверное, покрылись бы ещё одним слоем льда. Опешив от такой внезапной перемены, я попытался обнять Роджера, лишь бы не видеть обращённую на себя неприязнь, но он упорно вырывался. И это взрослый мужчина! Иногда я его вообще не узнавал. Терпеть и дальше все эти выходки не имело смысла. Кто знает, что взбредёт в его дурную башку? Мне ничего не оставалось, как отвезти накупленное барахло к нему домой и просто подождать. А он успокоится и позже приедет. — Превосходно! Можешь оставаться здесь, сколько тебе вздумается, а я ухожу. Не хочу выяснять отношения на потеху толпе. Доберусь на такси. Это был последний аргумент, и я надеялся, что Роджер всё же одумается. Но, видимо, капризный ребёнок внутри моего сбрендившего парня ни в какую не хотел сдаваться. Я не предполагал, что в одном человеке будет столько ослиного упрямства! И впервые в жизни мне захотелось причинить ему боль. Настоящую, физически осязаемую… — Вот и вали! — злобно припечатал Роджер, оглянувшись на меня и сверкая глазищами из-под растрёпанной чёлки. Вот, значит, как. Его реакция окончательно выбесила, хотя довести меня до такого состояния было довольно сложно. Да что же это, в самом деле? Из-за какой-то дурости? Ну и чёрт с ним! Я поднял пакеты с пола и направился к эскалаторам, чтобы спуститься к выходу. Но не успел я сделать несколько шагов, как меня схватили за локоть и грубо развернули. — Как ты посмел, Мэй? — прошипел Роджер. — Ты серьёзно решил меня кинуть? Пронзительно прожигая свинцовой синевой глаз, он тяжело дышал, кривя в бешенстве свой прекрасный рот. Он был как тайфун, как ураган, сокрушительный в своём гневе. Не человек, а стихийное бедствие. Как же я ненавидел его такого! И как же я его любил! — А ты ожидал иного? — Мне приходилось сдерживать себя, чтобы не вспылить, и остатками воли душить глухое раздражение. Мой ледяной тон заметно поумерил пыл Роджера, и он замер. — Тебе не кажется, что мы и так привлекли излишнее внимание? Не хватало, чтобы кто-нибудь позвал охрану. Вот тогда у нас есть все шансы стать звёздами «Скай Ньюз» и засветить свои физиономии в рубрике «происшествия»! Как раз между новостями об изнасиловании школьницы в Илинге и выбросом сточных вод в Бристольский залив. Драка двух педиков на публике — охренеть какое событие! Мы сверлили друг друга злобными взглядами. Угрюмо сжатые губы Роджера, стиснутые до побелевших костяшек кулаки и лихорадочный румянец на бледных щеках не предвещали ничего хорошего. Своим видом он напоминал потешного взъерошенного воробья, готового безрассудно броситься в атаку на ворону. Сложив покупки на скамейку, я привлёк Роджера к себе и покрепче стиснул в объятиях, нашёптывая на ухо успокаивающие слова. Ругаться с ним было бесполезно. Это могло разозлить его ещё больше. И кто знает, чем бы это закончилось. Мы выглядели, будто мирно обнимающаяся парочка геев. Хотя Роджер со спины запросто сошёл бы за девчонку. Но люди всё равно оборачивались, проявляя повышенное любопытство, словно своих дел не было. Или это моя паранойя не на шутку разыгралась? Постепенно Роджер перестал вырываться и затих, обнимая меня в ответ. Шум торгового центра растворился, его поглотила неестественная тишина. Только гулкий разнобой наших сердец отчётливо отстукивал рваный ритм, и тёплое дыхание шелестело мне в шею. Я смотрел на покорно склонённую к моему плечу белёсую макушку и чувствовал нежное прикосновение сильных рук. Мы словно застыли в вакууме блаженства и спокойствия, прижимаясь разгорячёнными телами друг к другу. Но пальцы царапнули по затылку, зарываясь в мои кудри, и я тут же очнулся от наваждения. Ох, и врежу я этому засранцу, когда вернёмся домой. Я уже в который раз пожалел, что не купил тогда в секс-шопе ту плётку, она бы пригодилась сегодня. Я бы стянул с этого дрянного мальчишки его до безобразия обтягивающие джинсы и выдрал по заднице до красных полос на нежной розовой коже! Чтобы впредь было неповадно. От таких красочных мыслей я начал заводиться. — Если ты не прекратишь вести себя, как конченная дрянь, мы поссоримся, — уже спокойно произнёс я. — А мне бы этого не хотелось. Но ты не оставляешь выбора. Какого чёрта ты так себя ведёшь? Он поднял голову и потёрся носом о мой колючий подбородок. Я ждал от него извинений, как минимум, что ему хотя бы жаль, но… Он сжал мою холодную ладонь. — Злишься, да? — Нет, что ты… — Надеюсь, в голосе было достаточно сарказма, чтобы можно было понять моё состояние. — Если честно, я хочу ударить тебя. И это не шутка. Роджер кивнул, фыркнув куда-то мне в шею, и пробормотал: — Тогда почему ты такой возбуждённый? Я чувствую это. Подумать только, какая наблюдательность! На что не надо, так он тут же среагировал. А то, что на представление, которое он устроил, пялились люди, то, что я вот-вот взорвусь от злости, на это внимания не обратил! Он отстранился и вдруг принялся озираться по сторонам. — Что ты опять высматриваешь? — Туалет… — едва слышно пробормотал он. Я развернул его и ладонью указал направление. — Идём… — Он потянул меня за собой. — А я-то тебе зачем? В качестве поддержки? — Угу… Будем решать твою проблему! Да что ж его всё тянет на какую-то дичь. Кровати дома мало, что ли? — Ты окончательно умом тронулся? Тебе что, шестнадцать лет? — проворчал я, пытаясь вырваться. — Мне двадцать три! — с гордостью изрёк он, оглядываясь. — Почти двадцать четыре! — А ведёшь себя как несдержанная малолетка. — Смирись, я не прекращу думать о сексе. Если это случится, значит, считай, что я сдох от старости и бессилия, — вполне серьёзно заявил он и смерил меня таким снисходительным взглядом, что я передумал иронизировать. — И я не виноват, что ты такой сексуальный сегодня. Особенно сейчас, когда злишься на меня. — Я каждый день сексуальный и злюсь на тебя. И куда ты… Но Роджер не ответил. Он нагло хохотнул, прокладывая для нас дорогу среди плотного потока посетителей. У меня же не осталось сил на споры. Я был не против уйти куда-нибудь подальше от большого скопления людей. Когда мы влетели в туалет, Роджер тут же впихнул меня в свободную кабинку. Бросив пакеты на крышку унитаза, он впечатал меня в не очень-то чистую стену. Его поцелуи смешивались с пошлым шёпотом, а пальцы проворно полезли за пояс джинсов, несмотря на мои отчаянные усилия к сопротивлению. Но разве можно остановить скоростной поезд? И в школе, и в колледже я пользовался туалетами исключительно по их прямому назначению. Хотя нередко замечал, что из закрытых кабинок доносились весьма красноречивые звуки. В моей голове никак не укладывалось, что можно ласкать чьё-то тело среди откровенного дерьма. Со временем это перестало шокировать, человек даже к дерьму привыкает, но чувство гадливости никуда не исчезло. А общественные туалеты так и вовсе вызывали у меня дикую брезгливость. Роджеру было известно об этом, но он как будто специально тащил меня в самую мерзость, чтобы удовлетворить свои сиюминутные низменные потребности. — Серьёзно? — Я ошалело оглядел тесное пространство кабинки. — Будем заниматься этим… здесь? Помолчав, он уверенно кивнул. — Я отсасывал тебе в подворотне возле клуба, на парковке ресторана, в кинотеатре. А ещё помнишь выставку современного искусства, куда ты меня приволок против моей воли? Я уж молчу про парки… — Я обречённо согласился. Какой смысл отпираться, когда это всё хранилось в памяти. — А не забыл, как я нагнул тебя и сделал лучший в твоей жизни римминг, а потом трахнул на заднем сидении своей «малышки»? С откинутым верхом и посреди трассы М-23! Потому что мы за каким-то чёртом попёрлись в Брайтон. Да нас кто угодно мог увидеть! Но мы почему-то не остановились. — И это было истинной правдой. То, что мы вытворяли в машине, до сих пор было совестно вспоминать. Но приятно. — Ну так скажи: сейчас-то меня что должно остановить? — Ты сходишь с ума… — сдавленно застонал я, потому что никаких других слов найти не удалось. — С тобой я готов и рассудка лишиться. Одуревший вконец Роджер метнул на меня жадный взгляд и облизнулся. Да что же это происходит? Вот как после такого злиться на этого паршивца? Нас окутывали «дивные» ароматы, где самым приятным был резкий, дерущий нос запах антисептика. Видимо, недавно проводили уборку. Едва ли это успокаивало, но о другом я старался даже не думать. Потому что бесстыжий Роджер, упираясь коленями в мои туфли, крепко сжимал в ладони мою возбуждённую плоть. Но когда горячий влажный рот сомкнулся на ней, я перестал анализировать. В этом мгновении были только я и Роджер, и то наслаждение, что мы дарили друг другу. Глаза его, эти блядские, похотливые, наглые глаза, лукаво взирали на меня снизу, не позволяя разорвать зрительный контакт. Боже, какой же он был красивый! Он медленно провёл языком по мошонке, прошёлся им от основания члена до головки, причмокивая, обхватил губами и стал медленно насаживаться, устраивая демонстрацию своих умений. Это чертовски возбуждало, и я не мог смотреть на это спокойно, но и взгляд отвести тоже был не в силах. — Твоего «дружка» будто специально создали для моего рта, — блаженно промурлыкал Роджер. — Спасибо твоим родителям за это чудо! — Господи, хоть их-то не приплетай в наш блуд… — Последнее слово потонуло в шумном вдохе. Он ритмично задвигал макушкой, порхая языком по уздечке, а я, стиснув зубы, пытался сдерживать стоны. Удобствами пришлось пренебречь, мы всё-таки были не дома, и полностью окунуться в сладостные ощущения. Роджер любил делать минет и подходил к этому с завидным мастерством. И эта его необъяснимая, порой граничащая с фатализмом страсть к риску дико заводила! Я знал, что долго не продержусь. Внезапно дверь кабинки распахнулась, и прямо перед нами, выражая немалое изумление, застыл какой-то почтенный джентльмен. Он ошарашенно глядел то на меня, то на Роджера и хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Надо же так облажаться. Я готов был сгореть со стыда. Говорил же, что мы когда-нибудь попадёмся. Окажись я невольным свидетелем такого же безобразия, то сбежал бы в первую секунду. Но мужчина будто намертво прилип к полу. Ну вот какого чёрта? Роджер и тут не растерялся и с наглым вызовом рявкнул: — Чего уставился, извращенец? Первый раз видишь, как отсасывают? Так я могу и тебя научить, — хрипло засмеялся, а затем развязно подмигнул, добив нас окончательно: — Либо присоединяйся, либо проваливай на хуй! — И вновь продолжил своё грязное дело. Мужчина дёрнулся, брезгливо скривив и без того перекошенное лицо, и с криком: «Охреневшие педики!» вылетел из туалета. Больше нам никто не помешал. Закончив со мной, Роджер, как ни в чём не бывало, вышел из кабинки и зашумел водой. Мне же хотелось присесть и перевести дух. Я бы так, наверное, и сделал, если бы не побоялся испачкаться. Роджер крикнул, что подождёт снаружи и ушёл, оставив меня разбираться с последствиями. Отлипнув от стены, я привёл себя в относительный порядок, тщательно оттёр руки, умылся и, подхватив пакеты, выбрался следом. Что ни говори, а этот день подарил нам массу незабываемых эмоций. — Какой же ты циник! — стоя на эскалаторе в обнимку с Роджером, усмехнулся я. — В каком это смысле? — лениво протянул он. — Зачем ты так разговаривал с несчастным мужиком? Это было грубо! Он пришёл по делу, а тут мы… — Я же предлагал ему устроить показательное шоу, — рассмеялся Роджер. — Надо было закрыться на защёлку! — Да не думал я об этом, — небрежно отмахнулся он. — Я был занят. Роджер потянулся и чмокнул меня в щёку. Сойдя с эскалатора, мы двинулись в сторону подземной парковки. — Ты хоть понимаешь, насколько это отвратительно? Неслыханно! В грязном сортире! — продолжал я ворчать, лавируя между автомобилями посетителей. Я попробовал вложить в свой голос побольше презрительности, но у меня получалось только нервно хихикать. И как бы я ни возмущался, надо отдать должное: минет был первоклассный! По крайней мере, настроение у нас обоих заметно поднялось. — Да, Мэй, ниже падать уже некуда, — съязвил Роджер, садясь за руль, и мы рассмеялись. Но на этом мои злоключения не закончились. По дороге домой мы остановились рядом с многоэтажкой, где жил Фредди. Я удивлённо посмотрел на Роджера, пытаясь припомнить, когда это мы успели договориться о встрече с нашим другом, но ничего на ум не приходило. Возможно, я что-то упустил. Туманные объяснения Роджера не прибавили ясности, скорее ещё сильнее запутали. А после того, как он попросил меня подождать в машине, я и вовсе опешил. Недоумевая, какие секреты скрывали эти двое, я только махнул рукой и напомнил, чтобы он не задерживался. Всё-таки день выдался не из лёгких, хотелось есть, в душ и отдохнуть. Переключив радио на рок-волну, я откинул сидение, устраиваясь удобнее, и прикрыл веки. Промчавшийся поблизости полицейский автомобиль разбудил меня звуком сирены, и я несколько минут соображал, где нахожусь и почему сплю в машине Роджера. И где, собственно, он сам. Тихонько бормотало радио. Передавали сводку погоды на завтра, обещая грозу во второй половине дня и порывистый ветер. Затем девушка-диджей задорным голоском сообщила об очередной распродаже в сети магазинов «Дизель», а после в эфир ворвалась популярная американская рок-группа с нашумевшим на весь мир хитом. Странно, почему я пропустил это событие? Обычно я следил за новинками рок-музыки. Видимо, отголоски успеха недавно докатились до Британии, потому что я понятия не имел, что это за ребята. Я поёжился спросонья и огляделся. Мы всё так же стояли возле дома Фредди, а за окном синели густые сумерки. Сколько же я спал? Роджер отсутствовал дольше тех пятнадцати минут, на которые я соглашался. Наверное, заболтались и на часы не смотрят. Им только волю дай. Звонить что одному, что другому оказалось пустой затеей: телефон Роджера находился в держателе и тут же отреагировал на мой вызов, а Фред был почему-то недоступен. Недоумевая, какого чёрта вообще происходит, я вынул из замка зажигания ключи, выбрался из салона и решительно направился к подъезду. Ох, как же я разозлился, когда отыскал Роджера. Я никогда так не злился ни на одно живое существо. За весь день моё терпение столько раз подвергалось испытанию, что оно раздулось до предела и готово было вот-вот лопнуть. Мало того, что я был вынужден прождать больше часа, так Роджер ещё умудрился за это время безобразно нажраться. Это уже переходило всякие границы. Скомкано поздоровавшись с Фредди, под его изумлённым взглядом я схватил Роджера за шкирку и поволок на улицу. Естественно, мне пришлось садиться за руль и везти этого пьяного мерзавца домой. Он же, не испытывая ни малейшего стыда, развалился на пассажирском сидении и хлестал из горла какой-то алкоголь, очевидно, прихваченный из бара Фреда. Ещё наглость имел указывать, как мне машиной управлять! Я уж не стал напоминать ему, что у меня даже прав с собой не было, и нас в любой момент могли оштрафовать. Будто в этом был какой-то смысл. Слава Богу, ехать было недалеко, и добрались мы без приключений. В лифте Роджер как-то сразу притих. И пока мы поднимались, настороженно поглядывал на меня, понимая, наверное, что ждёт его за закрытой дверью. И оказался прав! Стоило нам попасть в квартиру, как разразился жуткий скандал, оставив после себя лишь горечь и обиду. Догадываясь, что мои высказывания будут пустым сотрясением воздуха, я всё же не смог сдержаться и выплеснул на него всё своё недовольство. Он внимательно слушал, хмуря брови и не отражая остекленевшими, подёрнутыми хмельной дымкой глазами ни толики понимания. Даже огрызаться пытался, будто желая окончательно вывести меня из равновесия. — …Ты безответственный! — закончил я пламенную тираду. — О, неужели? — развязно хихикнул Роджер и ринулся на кухню, вероятно, устав от нравоучений. И уже оттуда продолжил кричать: — Я лишил тебя девственности и подошёл к этому вопросу со всей ответственностью. Тебе же понравилось! И, кстати, прошу заметить: я не шляюсь по гей-клубам как раньше, не снимаю девочек, да и мальчиков тоже, почти не пью и не балуюсь наркотиками. Ты должен ценить это, кудрявый! Так с чего это вдруг я стал безответственным? А? Ты слушаешь меня? Я последовал за ним, но обнаружил Роджера уже в столовой. Увидев его, сидящего в обнимку с полупустой бутылкой и пытающегося вытащить пробку из горлышка, явно намереваясь приложиться, я отобрал её и демонстративно вылил остатки в раковину. Он чуть не задохнулся от возмущения, упирая на то, что лет содержимому было почти столько же, сколько и мне, и так кощунственно обращаться с элитным алкоголем никому не позволено! Но я пропустил его слова мимо ушей. — Да при чём здесь это? То, что ты учудил сегодня… — Когда тебе отсосал? — не унимался он, развязно ухмыляясь и играя бровями. Мне захотелось подойти и отвесить ему пощёчину. — Нет! — рявкнул я раздражённо. — Когда кинул меня одного в машине. Он сидел, поджав под себя ноги, невинно хлопал ресницами и таскал из вазочки мармеладки. — Не сердись! Чёрт! Ну, забыл о времени! — жалобно проскулил, но как-то театрально. — Подумаешь, трагедия! — Вот об этом я и говорю. Не о времени ты забыл, а обо мне! — Неправда! — подскочил Роджер, но, покачнувшись, шлёпнулся обратно на стул. — Зачем мы поехали к Фреду? Что такого срочного случилось? И почему мне нельзя было пойти с тобой? Что ты скрываешь от меня? — Он опустил голову и мотнул ей, но так ничего и не ответил. Его виноватый вид, затянувшееся молчание и то, что он избегал смотреть на меня, встревожили. Хотя причин для этого не было. Я сел на соседний стул и сжал пальцами виски. На меня накатила такая усталость, что на ужин сил уже не осталось. Серьёзно разговаривать с этим оболтусом и так выходило через раз, при условии, что он трезвый. Сейчас же это казалось бессмысленным. Когда он уже повзрослеет? — Ещё эта выходка в торговом центре… Ты поставил меня в глупое положение. — Прости меня, Брай. Да, я повёл себя как мудак! — Его тон резко сменился, и он заговорил вполне разумно, несмотря на своё состояние. Если бы я сам не был свидетелем того, как он хлестал скотч, то подумал бы, что он талантливо сыграл передо мной выпивоху. — Я могу хоть сто… нет, тысячу раз пообещать больше так не делать, но не уверен, что сдержу слово. Поэтому не буду. Видишь, я не вру. И с твоей стороны нечестно требовать от меня мгновенных изменений. Я же стараюсь не быть таким. — В том-то и дело, что не стараешься, — глухо пробормотал я, и Роджер вряд ли услышал. Он потянулся ко мне сладкими от мармелада губами, но я ладонью упёрся в его лицо и оттолкнул. Не хотел я с ним целоваться. Тем более зная, к чему это приведёт. — Перестань, пожалуйста. Давай завтра обо всём поговорим. Я устал. Мне нужно побыть одному. — Уходишь? — встрепенулся он, глядя с тревогой, и вдруг окинул пространство хмурым взглядом. — А почему мы приехали ко мне? Надо же, наконец заметил. — Потому что в этой квартире есть ещё комнаты. А поскольку видеть тебя нет никакого желания, то это даже кстати. — Я поднялся и навис над ним. Он съёжился, затравленно глядя на меня исподлобья. — Скажи спасибо, что я к себе не уехал! — На этом я свернул наш разговор и стремительно покинул столовую, оставив Роджера одного. — Спасибо… — растерянно прилетело мне в спину. Эту ночь я провёл в гостевой спальне и долго не мог заснуть, ворочаясь и размышляя. Не то, чтобы я винил Роджера… При всей своей взбалмошности он всегда был честен и не скрывал своего характера. Скорее уж наоборот. Да и Фредди не раз предупреждал, с кем мне придётся иметь дело. Роджер прав, чёрт бы его побрал! Нельзя изменить взрослого, состоявшегося мужчину под себя, да ещё и в один день. Этак я начну смахивать на тех дамочек, которые вечно недовольны своими мужьями. Будь он другим, разве влюбился бы я в него? Вот в этом-то и крылся подвох. Но и моему терпению всё же был предел. Я тоже не железный и… Мне вдруг пришла на ум одна мысль, за которую я с удовольствием ухватился. Она была удобная и, казалось бы, объясняла многие спорные моменты. Мне подумалось, что подобными поступками Роджер проверял меня на прочность. Он будто специально провоцировал, а потом следил за моей реакцией. Ждал, насколько меня хватит. Иначе как объяснить его дикие перепады настроения? И получается, что при первой же ссоре я эту проверку провалил. Конечно, мы разные и на одни и те же вещи реагируем по-разному. Возможно, со временем я смогу привыкнуть, но… Хотя и не представлял, как к такому можно привыкнуть. Ежедневное пребывание на пороховой бочке кого угодно вымотает. Разгадать бы ещё, что творилось у него в голове. Если уж быть честным до конца, то с кем-то другим я себя вовсе не представлял. С кем-то вроде спокойного, серьёзного Джона. Мне было бы скучно. Потому что я сам скучный! К чему лукавить? Но с собой примириться проще, чем с чужим, по сути, человеком. А Роджер… Он бенгальский огонь, залп фейерверка, бомба замедленного действия. И с ним точно скучать не приходилось. Он смешил меня гораздо чаще, чем злил, даже если я ворчал на него постоянно. Может, мне в самом деле не хватало безумств? Я улыбнулся, на секунду представив нас в старости: двое этаких задорных старикашек. Нет, искать в Роджере что-то хорошее — определённо не пустая трата времени. Но ночь не то время, когда стоило бы терзать себя ненужными размышлениями. Я начал остывать. Злость никуда не делась, но уже не жалила так больно. Я всё равно любил этого дурного, непостоянного мальчишку, у которого не одно шило в заднице, а целый комплект. На все случаи. И я сам выбрал его! Так чего теперь жаловаться? И так ли уж необходимо его переделывать? Ведь тогда он потеряет своё очарование, перестанет быть собой… В любом случае, уже было поздно думать о том, как страшно пускать кого-то в свою одинокую жизнь. Тем более, если испытывал такие сильные эмоции. Но на будущее, я решил отправлять его за покупками с Фредом. Пусть лучше они друг другу мозг выносят, а я спокойно посижу дома. Раздался глухой скрип двери, и робкие крадущиеся шаги послышались всё ближе. Я зажмурился и притаился, едва сдерживая улыбку. Кровать продавилась под весом ещё одного тела. Ухо защекотало хмельное дыхание, а затем сухие губы коснулись виска, и я почувствовал холодные пальцы на животе. Роджер устроился рядом, обнимая меня и прижимаясь сильнее. Я не ответил на ласку, но словно сразу успокоился и, наконец, уснул. А наутро мне пришлось есть подгоревшие тосты и пить очень сладкий кофе. От волнения и ощущения вины Роджер чуточку напортачил с завтраком. Но я был чертовски голоден и потому смел всё до последней крошки и даже добавку попросил. Роджер заметно расслабился, увидев, что я не собираюсь на него нападать, и с энтузиазмом кинулся к тостеру. Если он так часто будет косячить, я рисковал заработать язву желудка. Но он и вправду старался, таким образом выпрашивая у меня прощения. А затем подошёл, уткнулся лбом мне в грудь и пробормотал: — Извини меня, пожалуйста. Если я ещё раз… Просто врежь мне и всё. Договорились? — Вместо ответа я потрепал его по макушке и улыбнулся, отказываясь от физического насилия. — Я такой придурок! — А вот с этим сложно было не согласиться. Но важно было другое: он осознал. А я на него уже не злился. Ведь если любишь человека, разве не следует относиться к нему с пониманием и научиться прощать? После завтрака, после немного мстительного, но в целом примирительного секса, я притащил в постель ноутбук, и мы вместе выбрали свадебный подарок через интернет.