Колледжные будни или Ох уж этот Морок!

- Колючка?... В нависшей тишине это прозвучало особенно громко. Варя вздрогнула и обернулась. - Что ты тут делаешь? - она пыталась говорить спокойно и уверенно, но голос слегка дрожал. - А вот это уже у тебя надо спросить. Не хочешь ли что-то мне рассказать, мадам Колючка? - начал он в своей привычной нагловатой манере. - Вообще-то мадемуазель, - машинально поправила та. - Время покажет... - вполголоса лукаво промурлыкал князь, - Однако, вернёмся к делу. Что случилось? - Да ничего, - пожала плечами ветряная, - вышла перед сном подышать свежим воздухом. - Ага, и заодно решила пустить слезу, - скрестив руки на груди, он решительно подошёл ближе. - Нет... вовсе нет, тебе показалось! - Варя как бы невзначай постаралась отвернуться так, чтобы луна не освещала её лица. - И что же такого должно случиться, чтобы такая твёрдая и хладнокровная на людях Колючка вдруг разрыдалась как малолетка?... - невозмутимо продолжал Влад, будто не заметив её последней реплики. - Повторяю, тебе показалось! - голос ветряной прозвучал уже раздражённо. - Да? А вот я так не думаю... - вдруг он резко присел рядом и молниеносно развернул её лицо к себе. На щёчках, озаряемых лунным сиянием, красовались ещё влажные дорожки от слёз. Она предприняла слабенькую попытку вырваться, но было уже поздно. Нежно проводя большим пальцем правой руки вдоль мокрых следов, а пальцами другой руки удерживая её подбородок чуть приподнятым, князь произнёс: - Обманывать ты можешь кого угодно, но только не меня, Колючка. Быстро выкладывай, что у тебя стряслось. - Ты не поймёшь... - сказала Варя с тяжёлым вздохом. - Это ещё почему? - нахмурил он брови. - Не поймёшь и всё тут. "Не поймёшь!" "Да что вы хотите от убийцы?! Он же никого никогда не любил, это же монстр, а не человек! Ему чужды все человеческие чувства, он этого никогда не поймёт!" "О чём вы вообще, милейший! Разве может понять чужое горе человек, прогнивший насквозь?!" "Монстр!" "Убийца!" "Чудовище!" "Не поймёшь!!!" Разбуженные цепной реакцией, воспоминания выползали из глубин подсознания. Перед глазами снова возникали то отсыревшая тюремная камера с проржавевшей решёткой, то кричащая разношёрстная толпа, щедро обсыпающая его гнилыми помидорами, то вытянутое и надменное, с гусарскими усами лицо судьи и его резкий, будто надтреснутый голос, озвучивающий приговор. И голоса... Они усиливались, метались, перекликались, множились со страшной силой, готовые в любую секунду взорвать черепную коробку... - Ах значит не пойму?! - разозлился Влад. Он поднялся и начал прохаживаться из стороны в сторону. - Ну конечно, куда же мне! - его голос, как отравленное яблочко из сказки, с каждым словом наливался ядом, - Как может коварный злодей понять чужие проблемы! Правильно, беги, например, к Снежке, она же такая нежная и добрая, она всё поймёт! Беги! Беги прочь от жестокого тирана! Его сердце давно превратилось в камень и он останется слеп и глух к чужим невзгодам! - Стой! Подожди! Не уходи! - взмолилась Варя, когда тот уже собирался покинуть крышу. Она подбежала к нему и схватила за руку, - Пожалуйста, прости, я сказала глупость. Немного помолчав, ветряная вздохнула и промолвила: - Хорошо, я тебе расскажу. Только ты не смейся, пожалуйста. - Я похож на шута? - глухо и печально произнёс он. - Ну что ты сразу обижаешься? Я просто предупредила... Пойдём, присядем. Они устроились на краешке крыши и Варя начала свой рассказ: - Понимаешь, родители Алёнки пригласили всех на бал. Вообще, они её безгранично любят: балуют, прощают шалости. Мелкие и не очень. Как-то раз она упражнялась в огненной магии и целую груду каких-то важных указов спалила. Так они даже не нахмурились! Может, конечно, это объясняется тем, что они так долго не виделись с дочерью... Ведь представь: они видели её лишь в младенчестве. А потом их обратили в камень. И только совсем недавно они вновь воссоединились! Это я к чему: девчонкам повезло, у них родители замечательные. А вот у меня... У меня они такие, что пришлось от них сбежать... Роза ветров горестно вздохнула и продолжила: - Наверно, ты не знаешь, что на самом деле я - беглая принцесса. Принцесса Штормграда, законная наследница престола ветряного королевства и всё такое. - Ну как сказать, - протянул Влад, чуть ухмыляясь - будем считать, что знал. - Откуда? - удивилась та, - Тебе рассказали? Кто? Алёнка? - Ну что у вас за привычка обвинять во всех смертных грехах Алёну! - закатил он глаза, - Когда я устроился в вашем колледже учителем, мне дали характеристики всех учеников. Про тебя там тоже было нацарапано пару строчек. - Ужас! - округлила она глаза, - Как в тюрьме! И зачем это... - А как же: чтобы узнать своих учеников поближе, - ехидно усмехнулся тот, - проникнуться их непростой судьбой, и к каждому найти свой подход. Ну а ранее просто догадывался. Такой колючей может быть только королевская кровь. Не обращая в этот раз внимания на его сарказм, она тихо продолжила: - Да, я была единственной дочерью, надеждой и верой в светлое и ясное. Во мне растили будущую королеву. Сильную и властную. Мне не давали поблажек, строго-настрого запрещали плакать, не давали ступить ни шагу без строжайшего контроля. Весь день был расписан по минутам. Да что там по минутам - по секундам! В случае вопросов внушали, что так надо, что это для моего же блага. И до определённого возраста меня, в общем-то, всё устраивало... Но один случай всё изменил: как-то раз, в перерыве между уроками я ощутила стойкое желание рисовать. Я взяла пастель, бумагу и начала увлечённо творить. Воображение любило преподносить мне всякие сюрпризы и через некоторое время, из разрозненных чёрточек и штришков начала появляться балерина... Варины губы тронула нежная улыбка, а в глазах загорелись искорки восторга. Было видно, что она с головой погрузилась в воспоминания. Так, совсем по-детски болтая ногами, ветряная продолжала: - Она получалась, как живая - такая грациозная и невесомая! До того реалистичная, что складочки на пачке хотелось расправить рукой! Казалось, ещё немного - и она упорхнёт с листа! А вокруг - переполненный зал... Восторженные зрители рукоплещут и вызывают её на бис! И она снова танцует... Зал такой огромный, а она такая маленькая, хрупкая и изящная!... По прошествии стольких лет я помню её так отчётливо, как будто рисовала только что. Переполненная эмоциями, я побежала показывать работу. В рабочем кабинете я застала мать и с восторгом протянула ей рисунок. "Мамочка! Ты только посмотри, что я нарисовала!" Людмила взяла лист. Некоторое время рассматривала, а потом, слегка улыбнувшись, промолвила: "Определённо...миленько... И когда же ты это нарисовала?" "Только что!", - звонко ответила весёлая я, - "У меня была небольшая переменка и мне очень захотелось что-нибудь нарисовать!" "Переменка?", - одна её бровь прыгнула вверх, а другая, оставшись внизу, нахмурилась, - "А кто тебе дал на это разрешение?" "Ну как же, мама, между уроками у меня всегда бывают переменки. Это свободное время, когда я могу делать, что захочу!", - удивилась я столь странному высказыванию матери. "Видимо, придётся занять твоё время даже на переменах", - её лицо стало холодным и каменным, - "Лучше бы ты поупражнялась в игре на лютне, это хотя бы понадобится тебе на торжественных приёмах и званых вечерах... Будущая королева должна заниматься только тем, что пригодится ей в дальнейшем для правления, а не всякой чепухой". "Ну мама! Как ты можешь так говорить!" - возмутилась я, - "Это же..." "Не спорь с матерью!", - жёстко перебила она меня, - "Рисунки тебе не пригодятся, когда ты будешь управлять страной!" И прямо на моих глазах разорвала его на мелкие кусочки... Обрывки сыпались на пол... Как и мои слёзы... Всю весёлость ветряной как рукой сняло. Она уже не болтала ногами, и её глаза, как и в тот злополучный день наполнились слезами. Варя глубоко вздохнула и подняла очи в небо, чтобы сбить приступ плача. Спустя некоторое время она продолжила: - Но это ещё не всё, я бы сказала, этот случай послужил цепной реакцией для всех дальнейших событий и стал началом моего внутреннего бунта против таких порядков. А дальше было вот что: года через два после того случая, в один из летних вечеров на Штормград обрушилась страшная буря. Нет, конечно, бури были частыми гостями в наших краях - они там рождались, но эта стихия была чудовищных масштабов! Даже в нашем замке дрожали стены, хотя они были возведены из толстых и устойчивых к непогоде камней! Стихия бушевала всю ночь, а утром я вышла прогуляться. Каким-то чудом мне удалось улизнуть от охраны и я пошла в ближайший лесок. В определённый момент я услышала странный писк, чем-то напоминающий лошадиное ржание. Я пошла на звук и вот что увидела: в чаще одно из деревьев вырвало с корнем, а под ним лежал и скулил маленький пегас. Беднягу придавило деревом и жеребёнок никак не мог выбраться. Кое-как мне удалось его освободить. Оказалось, одно его крыло было сильно повреждено деревом. Пришлось взять его к себе. Я никому не стала об этом говорить, тем более родителям, зная их крутой нрав. Такому жильцу они точно не были бы рады. Поэтому, ни с кем не обмолвившись, я поселила пегаса в один из пустующих чуланов, коих было много в нашем замке, и приступила к его лечению. Он был удивительно красив - коротенькая белоснежная шёрстка, блестящие копытца, насыщенно-синяя грива, полупрозрачные массивные крылья... На свету они переливались всеми оттенками синевы: от бледно-голубого до цвета предгрозового неба. Он был такой шустрый и так ластился ко мне... Я назвала его Гром. Гром, Громик... Ветряную снова унесло в далёкие воспоминания. Она опять счастливо улыбалась, смотря в никуда. - У охраны были зоркие глаза, но жизнь научила меня быть очень пронырливой и я довольно часто сбегала от них к Грому. Я кормила его, лечила, играла. Жеребчик стремительно шёл на поправку. Но как-то раз я допустила оплошность - забыла о времени и дольше обычного задержалась у него, поэтому немного опоздала на математику. Учитель был вне себя от ярости: "Где ты была, дрянная девчонка?!" Я стала оправдываться, что-то придумывать, уже не помню, что. Видимо, он не совсем поверил и начал допрашивать охрану. Один из них проговорился, что вроде бы видел, как я выходила из чулана... Гром был обнаружен, всё раскрылось. Его вместе со мной привели на аудиенцию к родителям и математик начал распаляться, что я такая-сякая прогуливаю его бесценный предмет, проводя время с этим чудом новогодним. Отец рассвирепел, начал ругать всё и всех, досталось даже почившим родственничкам. Мать, надо отдать ей должное, в этот раз рассуждала более мягко и попыталась усмирить Виктора, да не тут-то было. Завязалась такая перебранка, что стены дрожали как от недавней бури. В какой-то момент, уже совсем багровый от злости, он схватил за шкирку Громика и со всей силы втемяшил его в стенку... Папа был довольно мускулистым и сильным... Череп мгновенно проломился... Кровь осталась на стенке и лужицей стекала на пол... Под конец её голос уже совсем дрожал. Она сглотнула и затихла, чтобы опять не расплакаться. - Даже круг моих друзей был строго ограничен специально составленным списком. Там числились только дети аристократии, такие чёрствые и надменные... Но как-то раз, зайдя в библиотеку за пособием по географии, я познакомилась с Ветерком. Оказалось, его совсем недавно назначили новым библиотекарем. Шустрый мальчишка моих лет быстро находил нужные книги и этим очень всех устраивал. У нас завязалась крепкая дружба. Мы вместе коротали время в библиотеке за книгами о путешествиях... Делились впечатлениями, говорили обо всё на свете! Дошло уже до того, что мы буквально не могли жить друг без друга!... Влад, ты... чего? Она мельком взглянула на лицо слушателя и заметила что-то странное. Радужки его глаз вдруг стали темнее обычного, он был напряжён, даже озабочен, и как-будто насторожен. Ноздри раздувались от шумного дыхания, как после бега, хотя, разумеется, сейчас никаких физических нагрузок не было. Она всмотрелась ещё внимательнее и ей на секунду показалось, что в его взгляде, устремлённом в ночной город, мелькнуло что-то... алчное?... Собственническое?... - Я? Нет, я ничего, продолжай, - сказал князь слегка хрипло. - Точно? Теперь, когда она видела его анфас, всё то, что ей показалось странным секунду назад, будто бы улетучилось с его черт лица. И глаза уже смотрели на неё вполне обычно. Будто бы ничего и не было... Вероятно, ей действительно показалось. - Точно, - заверил Влад её. "Прекрати думать о глупостях! Вечно ты как малое дитя!" - мысленно одёрнул он сам себя. - Хорошо, - успокоилась Варя, - Так вот: но, к сожалению, наша дружба оказалась недолгой... Родители всё пронюхали и им крайне не понравилось, что я дружу с прислугой. Поэтому они выгнали Ветерка... С тех пор я его больше не видела... Но как-то, в одном атласе я наткнулась на запись о нём: оказалось, он воплотил в жизнь свою мечту - стал известным путешественником. Варя замолкла и уставилась на Влада, ожидая его реакции. Но он всё так же смотрел куда-то в ночь. Луна в этот момент скрылась за тучами, скрывая полумраком его лицо, и было невозможно определить его эмоции. - Ты не подумай, что я ною или жалуюсь на жизнь, - оправдывалась ветряная, - Нет, жизнью я вполне довольна. ТЕПЕРЕШНЕЙ жизнью. НАСТОЯЩИМ. А вот то, что было в детстве, хочется забыть как страшный сон... -... Я тебя понимаю, - наконец отозвался князь, - Всё это, конечно, ужасно. И тотальный контроль, и потеря друзей, и случай с рисунком. Но... В этом "но" улавливалось скрытое напряжение, ветряная сразу это почувствовала. Внезапно он замолчал. Нависла тишина - лишь один раз прожужжал рёв мотора какого-то мотоцикла и затих где-то в стороне. Варя ждала, но Влад всё никак не продолжал. Весь его вид говорил о том, что князь будто бы раздумывает, говорить ли ей это или нет. Наконец, заметно дрожащим голосом он совсем тихо продолжил: - Но у тебя хотя бы была мать... Варе сразу захотелось спросить, но она постеснялась. Всё-таки её учили, что выспрашивать про чужую жизнь - непростительная бестактность для будущей королевы. А он всё так же молчал... Луна снова сияла и она видела, как нервно подрагивали его губы. И руки, поглаживающие шифер, кажется, тоже немного тряслись. Он молчал, а любопытство нарастало... И в какой-то момент последнее всё же пересилило воспитание: - А... у тебя... разве не было? - вкрадчиво спросила Варя и внутренне тут же сжалась в комок от осознания своей непростительной наглости и ожидания худшего... Возможно, вторгаться в биографию тёмного князя было не самой лучшей идеей... Мало ли, какая последует реакция... - ... Она умерла, когда мне было лет семь. Чахотка, она же туберкулёз - в те времена эта болячка косила многих. Ветряная ожидала оговорок в духе "любопытной Варвары", каких-нибудь мрачных отшучиваний, либо же просто грубое огрызание и оскал. Но он сказал... и сказал это так просто, каким-то настолько безэмоциональным, даже "выгоревшим" тоном, что по спине невольно пробежал холодок. Перед ней был не привычный Влад - наглый и местами чванливый, строящий из себя крутого мачо. И не коварный Морок. Нет, сейчас перед ней был кто-то другой... Тот, о ком она ещё ничего не знала... ...Если бы она знала, с каким усилием ему дались эти слова.... Воспоминания снова всколыхнулись, и теперь просто так их не загнать обратно в недры подсознания. Нет, наоборот, они требовали выхода здесь и сейчас. И как же быть - рассказать всё Колючке? А если она... не поймёт? Да и настолько ли она... НАДЁЖНА для этого? Впрочем, мосты уже сожжены. Ещё тогда, когда он её выслушивал. Даже ещё раньше - когда он ПРИЗНАЛСЯ... А если любишь, то доверяешь. - Прости, если сделала больно, - прошептала ветряная. - Да нет, всё нормально. Всё же, мы с сестрой не круглыми сиротами остались, был отец. Которого, надо сказать, не особо печалила кончина любимой жёнушки. Примерно месяц он торжественно, и, как мне казалось, показушно пребывал в трауре, а дальше жизнь снова покатилась своим чередом: охота, балы, пирушки, любовницы... Последних было особенно много. Каждый день он притаскивал разных дамочек и на все вопросы утверждал, что это "деловая встреча с коллегой по работе". Ну да, с сотой по счёту. Кстати, акустика там была отменная, - при этом Влад хмыкнул, - из спальни было прекрасно слышно обсуждение новых контрактов. Варя осторожно улыбнулась. - Впрочем, одна мадам была у него относительно постоянной. Кажется... ай, нет, бесполезно, имени уже не вспомню. Ничего такая мадам, мне она даже нравилась. Каждый раз приносила нам какие-то подарки: игрушки, сладости... И вообще обращалась с нами как с родными. В отличии от отца... у него всегда был скверный характер, но в раннем детстве мы этого как-то особо не замечали. Основное время проводили с матерью, которая нас безгранично любила и оберегала. А если у отца и случались вспышки ярости в нашем присутствии, то она его умело сдерживала. Но после её смерти он окончательно сошёл с тормозов: постоянно без повода орал на прислугу, с нами был чрезвычайно груб, совершенно не баловал, утверждая, что такие плохие дети как мы ничего не достойны. Поэтому мы так радовались презентам мадам... Жанетты! Всё-таки вспомнил! А таких случаев, как у тебя, у меня тоже хватало... В какой-то момент отец решил, что мне пора становиться мужчиной и повёл меня с собой на охоту. На первую в моей жизни охоту... Конечно, я и до того дня понимал, что рождественские утки, куропатки к ужину, всякие свинина и баранина не на деревьях растут, кто-то их добывает. Но когда я воочию увидел окровавленную тушку зайца, который ещё минуту назад бегал по лесу и не подозревал о своей скорой кончине... Что-то у меня внутри перевернулось... Охота продолжалась уже несколько часов, и мне она всё больше не нравилась... Вдруг отец зашептал на ухо: "Сын, стой смирно и не двигайся. Это твой шанс. Видишь там, в кустах?" Я посмотрел туда, куда он указывал, и действительно увидел олениху с оленёнком. "Бери ружьё, прицеливайся и стреляй!" - подсказывал отец. И вот я целюсь. Животные мирно пасутся. Оленёнок общипывает листочки с куста и смешно шевелит ушками. Олениха то и дело оглядывается по сторонам - нет ли поблизости опасности. И я - сижу в засаде с прицелом и собираюсь кого-нибудь из них застрелить. Оленёнок совсем маленький, жалко такого убивать. А если убью олениху, то вряд ли без неё выживет детёныш. И как-то мне сразу олениха напомнила мою мать... Влад нервно вздохнул. Некоторое время помолчал. И внезапно возбуждённо заговорил: - Да, не мужик я! Не мужик! Не боец, не воин! Тряпка, сопляк, и всё такое прочее! Жалко мне их стало! И специально выстрелил повыше. Те, конечно же, сразу убежали. А отец подозрительно спрашивает: "Ты чего это?" "Промахнулся", - придуриваюсь я. "Нет, сын, ты не промахнулся", - угрожающе прошипел он, - "Ты специально выстрелил мимо! И я знаю, почему!", - распалялся он, - "Потому что ты трус, не достойный своего отца! И кому я передам свою власть?! Своё наследство?! Свои владения?! Такому трусу, как ты?!!" Вдруг отец жёстко схватил меня за плечо и поволок к большому дереву. "Стой смирно", - прорычал он, - "Не то хуже будет!" И положил мне на голову яблоко... Тут-то у меня всё и похолодело внутри... Сам отошёл метров на двадцать к кустам. Вижу - достаёт револьвер и прицеливается. Я бы запросто мог отбежать или пригнуться. Но словно врос в землю и все мышцы будто бы свело. А в голове всё ещё гудел его голос, лишая способности мыслить... "Стой смирно!" "Не то хуже будет!" "...ты трус!!!" Одна пуля просвистела возле правого виска... Другая где-то рядом с левым плечом... Так он выпустил их где-то десяток, пока я не услышал свист сверху и по звуку понял - он попал в яблоко... Потом он подошёл и пророкотал: "Свободен! Надеюсь, ты усвоил мой урок. Потому что если ты снова не оправдаешь мои надежды, то стоит мне только захотеть - и участь яблока в любую минуту можешь разделить и ты!" Тут Влад отвлёкся и посмотрел на Варю. Её глаза округлились и в них читался неподдельный ужас. - В чём дело, Колючка? - нарочито ехидно спросил он, - Неужели в тебя никогда не стрелял собственный папочка? - Нет... - промямлила та, не замечая его стёба, потому что была до глубины души шокирована. - Ммм, ты многое потеряла! - усмехнулся князь, - Скажу по секрету: ощущения непередаваемые! Правда потом коленки слегка трясутся и неделю заикаешься, но не суть! Был ещё забавный случай. Как ты, наверно, знаешь, раньше каждый мужчина должен был уметь ездить на коне - от крестьянина до аристократа. Меня тоже учили этому делу: в три года меня в первый раз посадили на моего личного коня. Его звали Резвый. Красивый был: гнедой, с тёмной гривой и белыми "гольфами" на передних ногах. В общем, к восьми годам я уже вполне мог управлять конём. Но на той моей первой охоте Резвый в галопе наткнулся на камень... Мне-то ничего не сделалось, я спикировал в кусты и слегка поцарапался. А вот конь сломал ногу. Или вывихнул - неизвестно, никто не выяснял. Но факт тот, что конь с повреждённой ногой уже не пригоден для езды. Вот его и пристрелили, там же. Жаль, конечно, было, но ничего не поделаешь, такие были времена. Несколько дней спустя отец позвал меня в конюшню. "Владислав, так как на охоте ты лишился коня, я приготовил тебе достойную замену." Он провёл меня к одной из секций и приоткрыл дверь. "Это Цезарь. Редкая итальянская порода. Я отдал за него бешеную сумму одному именитому купцу." В глубине помещения вороной конь пожёвывал сено. При звуке человеческих голосов он обернулся. "Ну же, иди и владей!" - подтолкнул меня отец. Я подошёл поближе к Цезарю. И сразу понял, что он мне не рад... Из ноздрей шумно вырывалось дыхание, вишнёвые глаза подозрительно на меня смотрели, и эти налившиеся кровью жилки в желтоватых белках... А если конь злой, то ему лучше не докучать своим обществом. Но сзади послышался угрожающий окрик отца: "Владислав! Что же ты застыл?! Или ты опять струсил?!" Такой настрой отца уже не предвещал ничего хорошего, поэтому я осторожно взял коня за узду. А зря... Цезарь вдруг истошно заржал... Последнее, что отпечаталось в памяти - как я упал от острой боли в каждой клеточке тела. И что-то тёплое сочилось по виску... Я не помню, когда именно очнулся. Сначала в глазах всё расплывалось, и только белое одеяние сестры милосердия маячилось надо мной. Ещё я слышал чей-то мужской голос и голос моего отца. Как позже выяснилось, Цезарь встал на дыбы и копытом ударил меня в висок. Как сказал доктор (а именно его голос я слышал вместе с голосом отца), каким-то чудом обошлось без перелома - отделался обычной неглубокой раной. Но сотрясение я всё же получил. Опять же не помню, сколько времени я восстанавливался, но, вероятно, очень долго. И как-то утром, когда я уже выздоровел, но всё ещё был слаб, отец позвал за мной. Придя в его кабинет, я застал родителя в недобром расположении духа. "Владислав, я давно хотел с тобой поговорить, но из-за твоей болезни разговор пришлось отложить на столь долгий срок. Но время пришло." С каждым словом его тёмные с проседью брови всё плотнее сдвигались к переносице. Я уже начал припоминать все случаи, где мог провиниться, но никаких грехов в мою ещё слабую голову пока не приходило. "Я же с пелёнок обучал тебя верховой езде! До настоящего времени ты в совершенстве держался в седле и управлял конём! Он слушался тебя как Хозяина! И тут вдруг ты оробел перед Цезарем! За один миг будто растерял все свои навыки и не совладал с каким-то... конём!!! А всё потому, что ты СТРУСИЛ! Опять! Как и на охоте! "Но отец!" - я попытался объяснить, что Цезарь ещё до моего прихода был разозлённый и я тут совершенно не при чём, и уж тем более я не струсил. Но тот даже слушать не стал. "И ты ещё смеешь спорить с отцом?!" - в гневе он так стукнул кулаком по столу, что чернильница подпрыгнула и из неё на лакированную поверхность стола вылились несколько крупных чернильных капель. В общем, дальше пошла долгая тирада про то, что мужчина никогда ничего не боится и всегда способен укротить даже самую буйную лошадь. А я - не мужчина и никогда им не стану. Потом он схватил меня за ухо и потащил во двор, в конюшню, попутно приказывая созвать всех слуг, которые в данный момент находились в доме. Вскоре пришли все, даже гувернантка привела мою сестру. Та прижимала к груди тряпичную куклу и испуганно таращилась на всех зелёными глазёнками. "Придётся мне тебя перевоспитывать", - сказал отец, - "А вы" - он обратился к прислуге, - "будете тому свидетелями!" И отдельно мне прошипел на ухо: "Надеюсь что ты очень устыдишься наказания, полученного тобой прилюдно!" После этого он открыл дверь одной из секций и втолкнул меня внутрь. Там лежала куча неубранного конюхом навоза. Неожиданно он вцепился мне в волосы, заставил нагнуться и... прямо лицом макнул в кучу! "Будь мужчиной! Не трусь! Не позорь наш род!" - повторял отец и в такт словам всё макал и макал меня... Варя поражённо смотрела на Влада. Луна светила особенно ярко и она отчётливо видела его напряжённое лицо и глаза, снова налившиеся темнотой - зыбкой и жуткой. Он поднял голову и злобно посмотрел на луну, будто та была виновата во всех его несчастьях. - Меня... потомка знатного рода... урождённого Рюрикова... - шипел он сквозь стиснутые зубы дрожавшим от ярости голосом, - аристократическую кровь... И на глазах у всей черни!... Как... какого-то щенка!!! А потом он запер меня в погребе для "закрепления урока". И там, дрожа от холода, размазывая по лицу слёзы и мерзкую навозную жижу, я взывал к усопшей матери, безнадёжно прося защиты... Влад приложил руку ко лбу и замолчал, пытаясь успокоиться, но куда там! Зажившая было рана снова вскрылась и теперь ныла, расцарапывая душу. А Варя молчала... Она никогда не видела Морока плачущим. Порой ей даже казалось, что он просто не способен на это. Что слёзы и Влад - несовместимые вещи. Но сейчас она чётко представила картинку: подвал, маленький темноволосый мальчик. Ещё не жестокий злодей всех сказочных миров, а обычный ребёнок. Глубоко оскорблённый, униженный и совершенно беззащитный. И он действительно стучит зубами от холода и, захлёбываясь слезами, зовёт мать, потому что и некого ему больше звать... Потому что, несмотря на знатное происхождение, кучу слуг и гувернанток, у него нет близкого человека... Нет того, к кому можно было бы обратиться и поведать о всех своих горестях... - Прости, что заставила тебя снова всё это пережить... И что я тут ревела и грузила тебя своими проблемами... Теперь, по сравнению с твоим прошлым, все мои беды кажутся мне таким пустяками... - Не надо напрасных извинений, - прервал её князь, - У каждого из нас была своя жизнь, свои беды и проблемы. И каждому было по-своему тяжело их переживать... К тому же, - продолжил он после молчания, - в какой-то мере я рад, что всё сложилось именно так. Ведь если бы хоть что-то было иначе, возможно, я бы не стал злодеем... Варя удивлённо посмотрела на него, как бы говоря: "Что же тут хорошего?". - Не стал сотрудничать с Повелителем... И в конце концов не встретил бы тебя... И он посмотрел на неё с такой нежностью, что у ветряной всё внутри благоговенно затрепетало. Она осторожно обняла его за руку, склонила голову на его плечо и сказала: - Знаешь, а ведь я тоже рада, что у меня было именно такое прошлое. Если бы я не сбежала, то не познакомилась бы с девочками, не помогала бы Алёнке найти родителей... И тоже не встретила бы тебя... Влад обнял её за талию и они ещё долго сидели и молчали, всматриваясь в серебристый диск луны, в темноту засыпающего Мышкина, нарушаемую лишь тусклым светом фонаря у соседнего дома и редкими жёлтыми квадратиками неспящих окон. Лёгкий ветерок щекотал лица и, казалось, воздух был пропитан счастьем. Оно вдыхалось, разливалось в каждой клеточке тела, заставляя сердце каждого радостно стучать. А ещё была какая-то тайна. Она витала повсюду и ощущалась даже физически. И от осознания неизвестности перед этой тайной становилось немножечко страшно, но вместе с тем и весело. Ведь тайна - это всегда приключения. А если есть тайны и приключения, значит есть в мире что-то, ещё до конца неизведанное, и это здорово! Как-то мимолётно Варя взглянула на его лицо... и вдруг поразилась невиданной красоте его бровей. Насыщенно-чёрные, густые, они и днём манили и привлекали, а сейчас так восхитительно лоснились лунным серебром, что в ней разгорелось желание немедленно их потрогать. Она протянула руку и указательным пальцем осторожно провела вдоль правой брови. Влад вздрогнул и покосился на ветряную. - Колючка, что ты делаешь? - просипел он с каким-то опасением. - У тебя такие красивые брови... - прошептала та и подключила вторую руку. Теперь обе его брови были захвачены в плен. Он и не знал, что это может быть так приятно... Нежные прикосновения её быстрых пальчиков создавали какое-то электричество. Оно немного щекотало и постепенно расползалось по всему лицу. А от резкого вздоха электричество внезапно поползло ниже, куда-то в живот. А Колючка продолжала гладить брови и её тихое, ароматное дыхание было так близко... Внезапно его накрыла чудовищная волна мурашек, от которых зачастило сердце и внизу живота будто бы натянулись струны, подрагивающие от каждого её прикосновения... Влад удивился. Не может быть... Неужели те самые... бабочки? Сколько миллионов лет они его не посещали? Если посещали вообще... А струны продолжали вибрировать, извлекая из себя какую-то дивную мелодию... Разбегаясь волнами по телу, она звенела в ушах... Прикрыв глаза, князь едва дышал, стараясь не спугнуть это чудесное состояние... Но чем дольше это продолжалось, тем мучительнее ему становилось. Жажда большего постепенно затуманивала разум, грозясь выйти из под контроля... - Колючка-а-а-а.... - его полушёпот плавно перешёл в хриплое свистящее рычание. И что-то в этом хрипе показалось Варе диким, пугающим своей первобытностью. В какой-то момент ей почудилось, что она гладит по шерсти циркового льва или тигра. Он вроде обучен командам, выдрессирован, понимает тебя не хуже людей... Но в каждом его вздохе, обдувающем лицо, в каждом рыке и оскале чувствуется что-то доисторическое... Из тех далёких времён, когда люди ещё жили в пещерах и ночи напролёт поддерживали пламя костра, чтобы отпугивать диких зверей... Было в этом что-то, что не подавишь, не укротишь... То, что в любой момент может в нём пробудиться, вырваться на свободу и тогда... - Прекрати немедленно... - прошипел Влад. Его прерывистое дыхание с шумом вырывалось из груди. Он уже откровенно задыхался от этой сладкой пытки. - Я же... сейчас... сорвусь... - выговаривал он на каждом рваном вздохе, а говорить ему сейчас было очень трудно: язык еле шевелился, слова с трудом вырывались из пересохшего к чертям горла. - Сорвись... - прошептала она. Её завораживало то, как он теряет самообладание. Теряет из-за НЕЁ. От её вожделенного шёпота у Влада всё поплыло в глазах, а сердце, прыгнув вниз, стало неистово биться об одну из струн, усиливая и без того мощные импульсы, грозясь разорвать все внутренности... Он мужественно держался, сколько мог, но до неизбежного оставались считанные секунды... Струны натягивались всё сильнее и болезненнее... И в какой-то момент с треском лопнули. Влад сорвался, как от спускового крючка, атаковав её мягкие губы. Грубо и жадно он забирался в этот ротик, упиваясь её вкусом. Та издала лишь запоздалый стон, скорее от удивления, чем от нежелания. Но, быстро освоившись, с неменьшим рвением поддалась, вцепившись одной рукой в тёмные пряди, а другой обвив шею. А князь напирал, всё крепче прижимая к себе девичье тельце, грозясь сожрать заживо... Но внезапно она резко отстранилась. Влад, непонимающе смотря на неё полыхающим страстью взором, придвинулся, намереваясь продолжить процедуру, но ветряная приложила палец к его губам и лукаво улыбнулась. - Пойдём вниз, там теплее, - игриво прощебетала она и, сорвавшись с места, побежала к чердачной двери. - Никуда ты от меня не уйдёшь! - проклокотал он, припустив за ней. Но Варя продемонстрировала блестящую ловкость - хлопнув дверью, она уже спускалась по лестнице в комнату. Едва оказавшись в помещении, Влад сразу же ринулся к ней, но та, смеясь, отбежала. - Не так быстро, мне надо переодеться, - сказала ветряная и направилась было к ширме. - К чёрту всё, - прорычал князь, резко отдёрнув её руку от ткани ширмы и жёстко притягивая к себе свою Колючку. Пошатавшись секунду-другую, ширма упала, Варя опять засмеялась, но её смех быстро утонул в княжеском поцелуе, теперь ещё более интимном. Не отрываясь от таких желанных губ - нежных и сахарных, как пирожное, он рывками сдирал с неё ненужную в данный момент сиреневую курточку, а потом снял резинку с косы, позволяя волосам шёлковым потоком струиться по спине. Но поцелуй пришлось прервать, чтобы наполнить лёгкие кислородом и заодно мягко подтолкнуть Колючку в ложе. Там князь принялся расстёгивать молнию джинс, так хорошо подчёркивающих её вкусные ножки. Вскоре этот предмет гардероба уже полетел куда-то на пол. И только теперь Влад заметил, что под верхней одеждой ветряной скрывалась ночнушка - белоснежная и полупрозрачная, под которой хорошо просматривался плоский животик, изящные ручки, юная грудь, свободная от бюстгалтера, и тёмное кружево трусиков. Залитая лунным сиянием, в этой почти невидимой ночнушке, она сама казалась какой-то полупризрачной, неземной, будто сошедшей с небес лунной эльфийкой, чтобы принести простому смертному немного радости в этом сером, бренном мире... Оглядывая "ландшафты" с довольной ухмылкой, Влад по-хозяйски запустил руку под нижнее бельё, лаская уже мокрые от возбуждения складочки. Ветряная испустила слабый вздох и чуть раздвинула ноги, демонстрируя своё желание. Он всё настойчивее продолжал дразнить клитор, пока Варя, уже витая где-то очень далеко, покачивалась на волнах блаженства. Временно остранившись от промежности, он протянул другую руку и по очереди погладил пальцем каждый, уже отвердевший сосок. Варя вздрогнула и отрывисто вздохнула. - Вернись... - прохныкала она, ёрзая ягодицами по покрывалу. - Не всё сразу, моя принцесса... - лукаво промурлыкал князь ей на ушко и куснул хрящик. Лёгкая боль от укуса электрическим разрядом прошла по девичьему телу и стрельнула в "киску", провоцируя несколько мощных сокращений. Варя выгнулась спиной и издала стон. Влад уже едва сдерживался. От этих дико сексуальных реакций на него, от похотливых вздохов и стонов в его голове шумел шторм и по телу пробегала нетерпеливая дрожь, а от желания обладать штаны уже трещали по швам. Но он продолжал через ночнушку ласкать круговыми движениями ореолы. - Сожми их... - прошептала Варя, корчась от наслаждения. - Что именно? - выдохнул ей в лицо князь. - Ты сам знаешь! - уже пропищала ветряная. - Не знаю, - нагло притворялся Влад. - Грудь... - проныла та, - сними эту мерзкую ночнушку и сожми... сильно... каждую! - выговаривала она, задыхаясь. - А волшебное слово? - наигранно наивно сказал брюнет. - Убью, гад! - зло прошипела она от неудовлетворения. С губ князя сорвался смешок. - Узнаю свою Колючку! Ну хорошо... только ты не знаешь, о чём просишь, - коварно прошептал он и начал стягивать ночнушку. Варя помогла ему, немного приподнявшись, и вытянув руки вверх. Когда с этим было покончено, Влад наклонился над ней и угрожающе произнёс: - Сама напросилась! И тут же сильно сжал обе прелести. Ветряная взвизгнула от резкой боли и выгнулась дугой. - Я тебя предупреждал, что ты не знаешь, о чём просишь! - ядовито прошептал он, теперь немного их массируя. - П-продолжай... - выдохнула Варя, так как неожиданно вместе с болью пришло и такое странное удовольствие... И он продолжал. То сжимал их до покраснения, то массировал пальцами, иногда надавливая на соски и слегка царапая кожу вокруг них, приближая тем самым оргазм у ветряной, да и у себя тоже - всё тело уже давно пылало навязчивым желанием, а член, казалось, даже пульсировал. Далее он наклонился ещё больше и лизнул сначала один сосок, потом другой, а после стал поочерёдно их покусывать и тут же зализывал следы от зубов... Потом князь принялся неистово целовать её... Руки, декольте, живот...Он осыпал проникновенными поцелуями всё это мягкое и белоснежное, призрачное от света луны тельце... Стремился изучить, хорошенько распробовать на вкус каждый её миллиметрик, теряя голову от лёгкого цветочного аромата геля для душа и солоноватого запаха пота с примесью возбуждения... Казалось, на ветряной уже нет живого места - всюду мокрые, с кровавым оттенком засосы, царапинки... Но она лишь часто дышала, сглатывая обильную слюну, изредко поскуливая от слишком усердных ласок, и была счастлива... Но в какой-то момент князь почувствовал, что если не предпринять меры, то от ужасного напряжения он останется навсегда покалеченным в некотором месте. Поэтому он начал стремительно расстёгивать ремень, позвякивая пряжкой. - Давай это сделаю я, - сказала Варя и протянула к его паху руки. Тот позволил ей расправиться с ремнём, но когда она перешла к молнии штанов, ему сделалось по-настоящему скверно. Тонкие и быстрые пальчики так аккуратно касались его естества даже через ткань, что он был уже на грани того, чтобы не кончить ей в ладони. Поэтому, зажмурившись и стиснув зубы, он злобно прорычал: - Чёрт возьми, быстрее! Но вот дело уже сделано. Ветряной остаётся только приспустить трусы, с чем она тоже успешно справляется, и князь облегчённо вздыхает. Вот она - свобода! Теперь он властно придавливает её к кровать и раскрывает бёдра - Варя охотно повинуется, стараясь раздвинуться как можно шире. Пристроившись поудобнее, он подаётся вперёд и резко входит. Ветряная сдавленно кричит. - Быстрее! - теперь уже хнычет она. И он стремительнее вдалбливается в её разгорячённую плоть, обливаясь потом... всё глубже продвигается в эту пещерку любви, всё сильнее орудует агрегатом, приближая их общую разрядку... Ещё рывок и стон... Ещё рывок и визг... Наконец, финальное усилие - на выдохе он сладостно изливается в пульсирующее лоно, достигая пика наслаждения. Его рык смешивается с её стоном, создавая музыку любви. Он осторожно выходит и в изнеможении падает на ложе рядом с ней. Оба жадно глотают воздух, пытаясь восстановить сбившееся к чертям дыхание и бешеный пульс. Князь нежно обнимает свою принцессу, зарывается в сосульки вспотевших волос и оттуда шепчет: - Ты - лучшая! Варя тоже его обнимает , поглаживая слегка шершавый подбородок и отзывается в ответ: - Нет, лучший тут только ты!