Убийство Бабочек

2 мая. Воскресенье

      Глухо. Давящей музыки совсем не слышно, лишь стук туфлей о плиточный монохромный пол эхом звучал по темному коридору. Раздался скрип широких, отделанных медью дверей, за которыми доносились джаз и гул голосов, притворного смеха пассий или вызванных стриптизеров, что сидели на коленях. Бар; дым от сигар и кальянов, круживший клубками над макушками. Покер, бильярд, блэкджек, баккара, игровые автоматы и еще множество различных способов потратить деньги — все это окружало его.       Накуренная, пропахшая всем, чем только можно: спиртом, дымом, мускусным запахом, множеством видов одеколона и сильных феромонов, — подпольная часть здания именовалась гадюшником побогаче. Здесь развлекались только те, у кого находилось достаточно купюр, чтобы не боялись терять их на воздух мнимого выигрыша.       — Да ты смеешься надо мной! — разнесся противный бас прокуренных связок крепким куревом, что однозначно привлек внимание. — Мухлюешь, гаденыш! Поганец!       Кирилл всего-то с легкой улыбкой на губах потянулся за вываленными деньгами, пока Арсений Стервяков бился в злости, отчего лицо его перекосило и стало выглядеть еще старше восьмидесяти лет. Кир не умел играть в покер, хоть и присутствовала ухмылка, сверкали голубые глаза хитростью и неоспоримой победой. А в бильярде-«американке» его славно подтянули заграницей, так что быстро утер нос старикашке одним легким ударом кончика кия.       Седой альфа тряс стаканом недопитого коньяка, проливая на стол и на обтянутый черной искусственной кожей диванчик, словно от этого зависело его состояние, хоть состояние его становилось явно не радужным из-за многочисленных проигрышей бете. Кирилл осознавал, что разорить одного из руководителей предприятия по перевозке стирального порошка с сюрпризом в виде героина, в планы не входило. Стервяков не мог успокоиться, даже когда игра закончилась.       — Хорошо, — наконец согласился Кир и наклонился, встав так, как его учили: немного растянулся, точно игривая лиса, прищуривая глазки, разглядывая шары, как будто рассчитывал траекторию. — Но это последний раунд, сэ-э-эр.       Он протянул обращение так нахально и насмешливо, словно издевался над возрастом соперника, давая еще больше поводов для праведного гнева. И кулак со стаканом рухнул со всей силой по столу, заставив шары вздрогнуть и укатиться в разные стороны, привлекая внимание остальных гостей. Не то чтобы им интересно смотреть, как старого и глупого старикашку обыгрывает обманщик, которого все здесь знали. И знали, как он любит злить посетителей.       Зубы стиснули толстую сигару, пока старые глазенки смотрели за ловкими движениями беты. Подушечки пальцев коснулись наконечника кия, когда дыхание превратилось в одышку у старого Стервятника. И, размышляя, как лучше ударить, Кир немного причмокнул губы в азарте. Голубые глаза лукаво заблестели, отражая мягкий приглушенный свет лампы. Коротко усмехнулся. И одно движение — шар прокатился до стенки, оттолкнулся и встал на месте.       Молчание длилось недолго, и гости звонко рассмеялись. Сорвались наигранные овации и аплодисменты, чтобы унизить того, кто пару раз унизил и их. Кирилл посмеялся над собой тоже, краснея и почесывая затылок, словно деревенщина перед элитными горожанами, не давая ни единой капельки удовольствия смеяться над ним.       Стервяков тяжело поднялся с места, взял кий, довольствуясь преждевременным выигрышем, и с трудом наклонился. Зубами передвинул сигару на другую сторону челюсти и, долго не думая, ударил по шару. Он оттолкнулся от слабого удара, пролетел между двумя другими, да залетел в лунку. Кир небрежно похлопал, покорно вслушиваясь в измывательства победным тоном, сделавшись до глубины огорченным от первой, казалось, победы противника. Бета нагнулся, выгнулся так, будто бы пытался соблазнить пару роскошных альф-женщин, играющих в покер рядом. Два шара закатились в лунку, тогда лицо Стервятника стало красным.       К ним, легко ступая на тонких шпильках, подошла блондинка, Анна Бархова. От нее пахло душистом океаном, до мерзости сильным запахом альфы, смешанным алкоголем, на который Кирилл никак не реагировал. Он вовсе не замечал ее саму, пока сильная рука не шлепнула по заднице, привлекая внимание каждого. Арсений Стервяков расхохотался – в его время женщины, будь они альфами или омегами, такое не позволяли себе, — а потом закашлялся сухим и противным кашлем.       — Если уделаешь его, то так и быть, — говорила Анна томным тоном, прижимая бету к себе ближе, — я дам ночью вылизать мои пятки.       Кир ловко отодвинулся, однако альфа не отступала, приставала и лапала за все, что только можно, на потеху пьяным зрителям. Не являлась бы она женой депутата, разбил бы ей лицо о стол, да проблем хотелось избежать. Когда Анна полезла настойчиво целоваться, чуть ли не повалив его на бильярдный стол, внезапно сжал ее ладонь до ярких алых следов. Анна поджала губы и тут же поняла сквозь пелену пьяного наслаждения, кто перед ней стоял. Бархова боязливо отступила, да вот крепкая хватка не давала уйти ей от пронизывающего взгляда мертвенных глаз.       Кто-то в последнюю секунду свистнул позади них, заставив всех обернуться на новое лицо. Из толпы посетителей появился высокий альфа, владелец подпольного казино. Его строгая осанка, острый нос, чей кончик похож на клюв, длинные пушистые волосы, собранные в пучок, и морщины делали вид величественным и деловым. Когда владелец махнул рукой, чтобы Анна исчезла восвояси, бледные пальцы нехотя ее отпустили.       — Да ты прямо герой, — издевательски начал Кирилл, до сих пор ощущая чужие касания ладоней, перестав обращать внимание на гостей и на Стервятника, что не смел оборвать разговор. — Глеб. Или как тебя сейчас называть? Глеб Николаевич?       Кир невозмутимо взял кий и не нуждался в ответе, как и Глеб. Тот стоял рядом со скрещенными руками за спиной и внимательно наблюдал за продолжением игры, делая ее невыносимо нерасторопной. Каждый боялся за любое оброненное слово, ведь на каждого из посетителей найдется щепетильный компромат.       Кирилл продолжал глупо щериться, внимательно глядя, как шар отрикошетил от маленького выступа стенки стола, подлетел, толкнув один, стремительно закатился в лунку, перед этим вызвав цепочку: шар к шару и в лунку. Старый Стервятник запыхтел, хотел выкрикнуть пару ласковых, но пришлось только шипеть сквозь сжатые зубы под холодный взгляд владельца казино.       Они сели в самый тихий, по мнению Глеба, угол, откуда видно все задымленное помещение. Монохромная плитка и нежно-красные, почти коричневые стены, черная мебель, лакированные столы, антикварные вазы и громадное скопление огромных растений, будто бы отделяющие угол от всего гадюшника.       — Почему ты вернулся?       От неожиданности Кир чуть ли не уронил виски, а потом улыбнулся:       — Ты же знаешь, как я люблю это место, это… Эту страну, березы, зиму… Что там у нас еще есть? Печку?       — Ясно, — Глеб устало прикрыл веки на последнем слове. — Ты снова уходишь от ответа. Ты либо опять нарвался на кого-то, либо что-то серьезное скрываешь. Кто на этот раз?       — Ты слишком строг ко мне. Такое отношение тебя старит, дружище! — альфа вздохнул, не обращая внимание на шутки-издевки. Все же они дружили с самого колледжа, и волнение за единственного друга заставляло помогать столь беззаботному образу жизни. Он потер переносицу. — Иногда мне кажется, что ты слишком паришься над жизнью.       — Конечно, может, ты предлагаешь мне бросить все и делать то, что душа пожелает? Я не говорю еще о твоих выходках. Я беспокоюсь.       Кирилл всего-то засмеялся:       — Ты такой честный. Завидуешь же, тебе-то просто жизнь не улыбается.       — Серьезно? Ты даже не представляешь, как живут люди, которым не улыбается жизнь, — альфа задумался, а потом скрестил руки на груди. — Ты снова ушел от темы. Зачем сюда вернулся? Одиннадцать лет ни слуху ни духу и так резко позвонил?       — Причина одна: у меня не осталось денег, — Глеб удивленно выгнул брови, стараясь понять, как такое вообще могло сбыться? Кир никогда не брезговал откладывать разные суммы в финансовую подушку безопасности, если только припомнить, как умело он распоряжается купюрами. — Так что пара лет и их как не бывало. Я, конечно, мог и дальше ходить в казино, но это стало таким скучным. И я вспомнил, какой у меня хороший друг живет в России, и какая же хорошая у него есть вакансия на предприятии…       — Что?! — его спокойствие испарилось моментально. — Ты не будешь работать в моем офисе. Только через мой труп! Может, Виктор и допустил бы тебя под шумок, но не я. Ты ведь не хочешь сказать, что забыл, как довел мою кампанию до такого, что мне пришлось признать банкротство? Этот позор на моей карьере не забыть никогда. Так что, — он пригладил волосы, становясь снова холодным, как чертов айсберг в океане. — Твои большие глазки тебе не помогут.       Кир соединил ладони, словно этот ребяческий жест мог повлиять на Глеба. Но какая-то очевидная мысль засела глубоко в голове, и пока бета, точно маленький ребенок, канючил, жалобно вытягивая губки и дергая за рукав белоснежной рубашки, понял, как можно лучше всего использовать характер друга в собственных интересах.       — Если ты кое-что сделаешь для меня, так и быть, — он странно улыбнулся, только Кир слишком счастлив, чтобы заметить этого. — В общем, слушай меня внимательно и запоминай…       Кир еще долго вертелся в самом клубе, рассматривая людей с особым интересом, обходя стороной ласкающихся двух омег возле входа в уборную, откуда доносились то ли стоны, то ли жалобные крики. Он обвел взглядом каждого человека в поле зрения, пытаясь найти того, кто согласился бы провести с ним ночь, а может, и две. Чтобы не быть в гордом одиночестве и, конечно же, спустить с катушек низменные потребности.       Оглушала до пульсации в висках типичная клубная музыка. Намного громче, чем обычно, заметил для себя Кирилл, все еще бродя сквозь плотную толпу. Его отличал от здешних людей имидж: лакированные ботинки, брюки со стрелкой, шелковая рубашка и дорогой пиджак, купленный, как и другие вещи, из бутика заграницей за бешеные цены. Пока обычный посетитель танцевал в футболке, в старых джинсах и почти белых кроссовках с блошиного рынка, либо в коктейльном коротком платье. Но пьяному народу совершенно все равно на него и на дорогие вещички.       Витал отвратительный запах смешанного перегара с никотином, духами и чей-то лужи содержимого, что когда-то варилось в желудке, между танцующих тел под зеркальным шаром, отражая на веселые пьяные лица многочисленные отблески оранжевого, зеленого и красного.       В толпе сложно протолкнуться, пройти до нужного места. Все лезли ближе, притесняя друг друга, зажимая по углам, как стадо. Кто-то успел ущипнуть девушку за грудь и получить по роже от ее благоверного, началась драка, кого-то снова стошнило посреди танцпола. Кир, слегка заинтересованно посматривая на потешный мордобой, случайно задел женщину в довольно вульгарном наряде, почти не покрывавший интимные места. Кирилл внимательно осмотрел ее с ног до головы и узнал по описанию Глеба, так называемую, «мамку». Полноватая бета, слегка дряхловатая, чтобы кого-то возбуждать, напоминавшую старую тетку в магазине по воспоминаниям из детства.       — Вы мне как раз и нужны! Мне бы кого-нибудь, кто согрел бы мое сердце в сегодняшнюю одинокую ночь.       Она покосилась на него как на дурака, выдохнув дым в лицо, отчего тот закашлялся. Бета развернулась и тяжелыми шагами на маленьких каблуках пошла в сторону проема в комнату в коридоре, давая лицезреть из-под мини-юбки отекшие ноги и обвисшую со множеством растяжек задницу, вид которой Кирилл посчитал самым ужасным зрелищем за последнее время. Выпив виски для решимости, выкинул стакан и поплелся за ней.       В комнате пахло еще хуже, чем в других местах: это концентрация разных феромонов и запахов, кальяна и еще чего-то сладкого, раздражающего нос. «Мамка» облокотилась о стену, молча давая выбор.       Кир помнил, что проституток насчитывалось намного больше, но в такое время он застал лишь парочку. Да и то некоторые выглядели истощенными из-за клиентов, поэтому не брал их в счет. Ведь что может дать уставшая шлюха? Так что в конечном итоге остались омега-мужчина, лежавший на диванчике с кальяном, бета с разбитой губой, и еще одна омега, которая пыталась успокоить другую, чей нос разбит недовольным клиентом. Скорее всего, новенький. Конечно, Кир бы его и пальцем не тронул, поджав губы. На вид этому омеге нет и двадцати.       Смотря на них, Кирилл понимал, что ему они совсем неинтересны, хотелось чего-то другого. Хотелось нового и недоступного, так что он ушел так же быстро, как и заглянул, не сказав и слова.       Улица в тумане встретила моросящим дождем, освежающим воздухом и уже серым небом ночных сумерек. Кир приподнял уголки губ, понимая, что брать зонтик, к сожалению, после нескольких лет за пределами дождливого города перестало быть привычкой. Он быстро побежал в направлении автобусной остановки. Мимо проезжали машины, разбрызгивая на лету лужи, и бета невольно вспомнил совсем новую машину, на которой две недели назад попал в аварию, а ведь только-только вернулся на родину. Пить за рулем опасно для жизни, думал он, поэтому решил больше не рисковать, если хотел весело провести время.       Наконец бета дошел до остановки, устроился на сухой скамейке, ощущая прохладу ночи. От холода тумана сводило промокшие ноги, отчего Кир хмурился, несмотря на это, лицо сохраняло беззаботность.       После нескольких секунд включились фонари, стоящие друг от друга через каждые шесть-семь метров, их нежно-желтый цвет освещал улицу. Автобус опаздывал – Кирилл закурил.       Через дорогу находился магазин выпечки и кондитерских изделий справа от магазина с журналами и безделушками для туристов, напротив которой книжный магазин. Эта улица имела очень много магазинных зданий, иногда ее называли «Лавочной». По аккуратным закоулочкам улицы в спешке торопились люди на рейс автобуса, что все еще опаздывал, хлюпали по лужам, закрывались воротниками пальто или сумками головы, заходили внутрь теплых зданий. Кто-то курил перед самым входом у стены с рекламными плакатами о цирках и кинотеатрах, бумага которых становилась мокрой, а краску разъедало. Несмотря на позднее время, собралась толпа; где-то выли псы. Кир рассматривал брошюру на английском языке, не обращая внимание на мать с малолетним ребенком на руках, что ругалась насчет сигареты в неположенном месте.       Привлек внимание беты приятный звон колокольчика, напоминавший кого-то, когда очередной прохожий вышел из магазина канцтоваров по большим скидкам. Этот прохожий с бумагой «Снегурочка» и висящими на локте двумя на вид тяжелыми пакетами пытался открыть зонт. Кирилл внимательно смотрел, как кучерявый омега (на его шее соответственный ошейник, подавляющий нежелательные феромоны), придерживая бумагу, достал из кармана поношенных, несколько раз зашитых в районе колен свободных брюк сотовый, довольно старой модели, и стал пялиться на экран, вглядываясь так, словно зрение давно подводило.       Выглядел тот бедно и ужасно устало. Одет строго, но при этом чувствовалось безвкусие, будто бы из-за отсутствия денег или чувства стиля не мог докупить что-то, что подходило бы к шерстяной клетчатой рубашке получше. А так же это рубашка вовсе не шла к смуглой коже и кудрявому каре.       Кир приоткрыл рот, нечаянно уронив сигарету к ногам, прожигая мужчину глазами. Сердце невольно забилось со странным отголоском, от которого бледные руки стали мельком дрожать. Такие непонятные чувства захлестнули его, какие давно не ощущал без вспомогательных веществ. Кирилл широко улыбнулся, игнорируя пришедший автобус.       Он чувствовал чужой взгляд на себе.       Александр Скворцов, именитый Сашулей метросексуальным начальником, хоть для такой формулировки имени довольно большой возраст, почти сорок лет, являлся слишком мнительным для общества и, возможно, чуть грубоватым омегой, из рта которого вылетало больше мата, чем слов. Он не следил за речью, как и альфы за руками в общественных или малолюдных местах.       Саша ненавидел их всей душой, предпочитая ассоциировать жизнь обычной омеги как прыжок без парашюта: конечно, может быть так, что ты сможешь добиться апогея хорошей жизни, однако есть большая вероятность того, что ты просто останешься на дне общества, либо всего лишь в тени своего благоверного. Хотя в себе он видел не только беспомощную омегу в глазах «сильного пола», но и человека с большими возможностями подниматься по карьерной лестнице. Не даром же у него шесть лет в университете и пять лет опыта работы за спиной в бухгалтерии. Так и поднялся и теперь работает в филиале крупного предприятия.       Только мешало одно: он единственный омега в отделе, в окружении ненавистных ему альф и парочкой бет. Саша ненавидел их не только из-за того, что всячески ощущал харассмент и издевки, в большинстве случаев которых у него связаны руки, но и потому, что на такой работе альфы получают намного больше, чем омеги и беты-женщины. Саша просто не мог позволить себе жить на широкую ногу.       Дискриминация являлась самой большой проблемой в поисках работы для тех, на чью макушку давил стеклянный потолок. Ты мог окончить любой престижный институт, но на работу тебя все равно не пустят. Найдут причины, совершенно любые, главное, чтобы омега не работал на них. Только Саша еще и упертый. От мамы-альфы досталось. Все же смог попасть в довольно известную фирму, потратив почти всю молодость на учебу, чтобы доказать, хоть и является омегой — сделает себе карьеру не хуже, чем некоторые альфы.       К сожалению, месяц назад сменилось руководство. И его начальником перестал быть беспечный Виктор Николаевич, который в последнее время на работе только и делал, что публично обхаживал и лапал секретаря. А на смену пришел его родственник — Глеб Николаевич, чья ненависть ко всему живому приняла форму ужасных нагрузок и сверхурочных. Саша окончательно понял, что попал в пятый круг ада. Хоть он справлялся на сто процентов с обязанностями, а повода выбросить пинком из кампании еще не нашли, делегируют до ужаса большим количеством дополнительной работы, из-за объема которой омега правда думает, что увольнение дышит в спину.       Саша поднял взгляд, заметив, что к нему приближался тот самый странный мужчина. Несмотря на то, что он ждал Варвару, потому что забыл ключи от квартиры, а запасные только у нее, омега решил направиться домой, надеясь, что предвзято думает из-за страхов. Однако бета последовал за ним так медленно и аккуратно, словно боялся спугнуть. Саша никогда еще не чувствовал себя настолько противно, начиная прибавлять скорость к и так быстрому шагу. Руки заняты, чтобы в какой раз проверить, не забыл ли он перцовый баллончик. Не успел хоть что-то придумать, как незнакомец поравнялся с ним, поглядывая как старый-добрый друг.       — Приветик! — из его рта запахло то ли коньяком, то ли виски, все равно, ведь это противный перегар. — Чего ты так быстро рванул? Я же всего лишь познакомиться хотел.       — Я не знакомлюсь на улице с пьяницами.       Саша ускорился. Не хватало еще пьяных приставаний под конец дня. Кто знает, что может сделать пьяный человек? Вот и он не особо хотел почувствовать на собственной шкуре.       Но незнакомец никак не хотел отставать, говоря что-то несуразное, грязное и противное, что омега игнорировал и следил за тем, чтобы не зайти в какой-нибудь безлюдный переулок. Ладони потели от нервов и прорисовывающихся не самых приятных ситуаций в голове, а он ведь просто хотел попасть домой.       Единственный выходной (не считая субботу, когда разбирал всю дополнительную работу) портили все больше и больше. Сначала их с Варварой залили соседи и не хотели даже идти на компромисс, хотя Саша просил самую минимальную сумму за ущерб. Пришлось угрожать судом, разбираться пару часов, покупать новые обои, клеить их целый день. А Варвара, как назло, ускакала на подработку, оставив справляться в одиночестве. Потом закончились краски для принтера, что еще и зажевал последние листы в гармошку. В таком виде сдавать отчет не самое лучшее решение, особенно в понедельник, когда начальник постоянно злой. А теперь еще и дверь, от которой Саша забыл ключи. Пришлось мотаться туда-сюда в ожидании Варвары с тяжелыми пакетами. Ими же хотелось дать по морде бете, что без умолку болтал о своем.       — Ой, я ведь даже не представился! — словно очнувшись, воскликнул тот, поправив воротник пиджака, очевидно, красуясь дорогим шмотом. Как жаль, у Саши ужасная близорукость и перманентное «все равно», написанное на лице. — Я Кирилл, но все меня называют Кирой. А тебя?       — Женя, — моментально соврал Саша, останавливаясь перед переулком.       — Красивое имя, как, в общем-то, и ты… Мы остановились перед темным узким и безлюдным переулком, зачем? — омега посмотрел на него и не на шутку занервничал, когда Кир рассмеялся нехорошим смехом. Его зрачки странно огромны, и это не давало покоя. — Ты, Женечка, на вид выше и крепче меня, неужели я внушаю страх? Какое неуважение, Женечка, ты ведь меня даже не знаешь.       — Вот именно.       — Я всего лишь безобидный и мирный человек. Честное пионерское! Но, если тебе хочется, я могу оставить тебя в покое…       — Да! — он прервал его, заставив усмехнуться. — Уходи. Сейчас же!       — Я не договорил, Женечка. Интересно, ты такой же нетерпеливый в постели? Шучу! — Кирилл махнул рукой, заставляя того сильнее нахмуриться. — На сегодня я оставлю тебя в покое, но взамен ты дашь мне номер телефона. Отказы не принимаются, да и, кажется, мне просто нельзя отказать.       Когда Кир демонстративно пригладил волосы, Саша заскрипел зубами, поставил пакеты на тротуар рядом и все же написал номер в контакты. Надеялся, что его трясущиеся руки от разбушевавшихся нервов не уронят в какой-то момент дорогой айфон, пытаясь не перепутать расплывающиеся числа. Если искать помощь, искать только у проверенных людей.       Кирилл удовлетворительно кивнул, забрав телефон, сильнее вызывая раздражение. Перед тем, как Саша успел бы развернулся, услышал гудки, но его мобильный не зазвонил в кармане. Больше всего на свете он ненавидел тех «мистеров-пикаперов», что проверяли достоверность номеров. Но и на такой случай омега подготовился.       Кир беззаботно улыбнулся, укоризненно повертев пальцем. Вызов приняли через несколько секунд:       — Алло?.. Кто это?       — Женечка, так это же женский голос, — потешался бета. — Как можно так безрассудно лгать прямо в лицо? Старших стоило бы уважать. Это прямо… Как… Ну…       Он не нашел нужного слова, когда раздались тяжелые, да такие быстрые шаги и стук шпилек, захватившие все внимание. Рядом с Сашей встала высокая женщина с накинутой в спешке курткой на плечах и на не менее высоких каблуках, намного сильнее их двоих вместе взятых. Да и кубики стального пресса, видневшиеся из-под топа, покрывшиеся гусиной кожи из-за холода, внушали неловкость перед ее мощностью. От нее пахло потом, мармеладом и кофе, а лицо пестрело свежими и старыми ссадинами в пластырях возле заплывшего глаза.       Она прижала к пышной груди голову Саши и уставилась на бету так, словно глядела на мусор:       — Он к тебе приставал? — грубо спросила альфа, словно мать у маленького ребенка. — Мне ему въебать?       Кир осторожно попятился, выставив ладони перед собой, боясь, что она сможет это сделать, когда та начала угрожающе щелкать костяшками. Он слегка покраснел, пытаясь вернуть собственную несерьезность, но язык не поворачивался продолжать флиртовать с Сашей, у которого появилась сдержанная улыбка. Кирилл неосознанно подумал, что они парочка, странная на вид, только, как говорилось, сердцу не прикажешь, поэтому не стал нарываться.       — Нет, Варвара, не нужно, пойдем домой, — пытаясь ее успокоить, омега похлопал по плечу. Она кивнула и забрала у него один пакет. — Все нормально, я в порядке.       — Я всего лишь хотел подружиться с твоим омегой, не знал, что он уже занят, — вставил Кир в последнюю секунду.       Саша заскрипел зубами, клацнул и ничего не сказал, скрывшись в тени переулка, пока Варвара с легкостью, как перышко, подняла бету за шкирку одной рукой. В ее глазах так и читалось: «Увижу тебя с ним – накостыляю так, что неделю в больнице будешь плакать», — и ушла следом за омегой, громко стуча шпильками.       Когда Кирилл остался один на пустой улице, когда сильнее застучал дождь, когда сердце запрыгало, он улыбнулся во все зубы, краснея так сильно, что щеки стали щипать.       Квартира встретила темнотой, холодом и недорогим запахом очистителя воздуха, которым безрезультатно пытались заглушить запах плесени по углам.       Маленькая обычная квартира с двумя комнатами и ванной. В комнатах почти что нет мебели: газовая плита, столешница, старый маленький холодильник и телевизор, один шкаф на двоих, кровать и диван, рабочий стол с ноутбуком и принтер. Обшарпанные стены с неровно поклеенными обоями, паркетный скрипучий пол. Спальный район, где они жили, находился ближе всего к центру, так что даже такая квартира вышла недешевой.       В гардеробной Саша оставил зонт открытым, чтобы успел к завтрашнему дню высохнуть, снял мокрую обувь, положил в нее скомканную газету. Теперь сушить вещи на батареях нет возможности – как только началась плюсовая погода, отопление тут же отключили. И сразу пошел в гостиную, где находился рабочий уголок. Включив свет в комнате, посмотрел на плотно закрытое окно. Деревянный подоконник весь мокрый от дождя, накопившаяся вода давно не помещалась на нем, так что капала на пол. Собралась приличная по размеру лужа. Все бы ничего, если по иронии судьбы там не лежали важные документы — обычные листы, скрепленные несколькими скрепками. Они насквозь промокли, и сдавать такое начальнику равносильно не просто увольнению, но и самой смерти.       — О Господи, да за что мне все это?! — взвыл Саша, быстрым шагом направившись на кухню за тряпкой, хотя тут же остановился возле Варвары, что варила макароны. Крутился перед ней, театрально размахивая руками. — Говорил же: «Давай накопим на новые окна», — нет же, нужно тебе их тратить на каких-то женщин. Теперь все документы — на ветер!       — Чего ты такой злой сегодня? — невозмутимо поставила чайник на плиту Варвара, даже не смотря на лучшего друга-сожителя. — Расслабься. Распечатаешь еще, дел-то, а вот нервы ты уже не вернешь. Мне так врач говорил.       Она посмотрела на него, как только Саша стал стучать нервно ногой, скрестив руки на груди. Варя закатила глаза:       — Ладно, никаких гулянок, пива и девчонок, пока у нас не будет новых окон.       — И рам.       — И рам, — запоздало повторила она, выключив конфорку.       Саша, довольно кивнув, вернулся в комнату с тряпкой, вытер лужу и поставил тазик, чтобы за ночь не набралось столько же воды на полу. Оставил принтер печатать листы с отчетом и декларацией, из-за которых не чувствовал себя спокойно несколько дней, и присоединился к Варваре, уплетающей макароны возле плиты из кастрюли, смотря лживые новости по телеку. Она слегка подвинулась, чтобы уступить ему место рядом.       — Кстати, что за мужчинка с тобой ворковал?       — Знать не хочу. Надеюсь, больше не увижу.       — Сплюнь! На вид какой-то дурной. Мне кажется, хорошо, что он подумал, что ты не свободный. Наверное, так бы и не отстал.       — Ты права, — омега поджал губы и стал смотреть, как по федеральному каналу показали первого министра иностранных дел — омегу, Григория Макеева, и слегка завидовал. Хоть и пустому желудку недостаточно еды, испортившееся настроение отняло весь аппетит. Саша отложил вилку. — Помоешь сама? Мне нужно заняться исправлением пары документов до завтра.       — Да как два пальца, иди. Только не засиживайся допоздна.       К сожалению, этого не получилось в какой уже раз. Туман сгущался, когда солнце вставало из-за горизонта.       Глаза уже не могли трезво смотреть в расплывающийся монитор. В голове не нашлось никаких мыслей, кроме оглушающего гула. Буквы постепенно переставали быть отчетливыми, Саше приходилось постоянно щуриться, чтобы хоть что-то разглядеть сквозь пелену недосыпа. Он снял очки, устало протер глаза, хлебнул из кружки остывший кофе, даже не почувствовав противный вкус, поставил окончательную точку, подключил снова принтер и стал распечатывать текст, а после откинулся на спинку скрипучего стула.       В животе булькал голод, в голове гудела боль, а омега лишь зевнул, краем уха услышав пиликающий звон будильника. Выключив, он перевел взгляд на улицу через открытое окно, откуда холодный ветер не давал заснуть. Серость утреннего неба явно не отличалась от серости его жизни.       Саша горько вздохнул:       — На следующих выходных ты должен выспаться, — обратился сам себе мужчина, прикрыв на секунду глаза. — Хотя бы попытайся.