Убийство Бабочек

19 мая. Среда

      В проруби собачий холод, кусающий до промозглости и онемения пальцев. Вода охватывает все тело в вакуум непосильным грузом. Больно, но начинает согревать легкие, заполняет их всех до предела, грея больное сердце. Ноздри пульсируют из-за попыток поймать кислород, что нигде не найти, только холод жжет полость, вызывая такое глупое раздражение. Конечности беспомощно перестали двигаться, ныли от усталости и ненужного сопротивления. А гул, такой спокойной, заставляет терять тонкую связь. Так хорошо. Темно… Холодно… Одиноко…       Он закрывает глаза, решив отправить все к чертям.       Плотная вода вдруг хлестнула по лицу напором, невольно заползая в нос и под рубашку, мокрыми пятнами прилипая к коже. Она стекала несколькими дорожками, освежая и будоража сонное состояние, смыкаясь на подбородке и складках морщин. Кир неприятно зажмурился, пытаясь прийти в себя, когда влажная челка прилипла к коже. Рыжие ресницы кое-как разлепились, открывая вид на яркие лучи солнца. Кирилл быстро очухался, мотая головой, чтобы все рассмотреть.       Заброшенное здание, недостроенное, от которого остались только потолок и железные балки. Посреди какого-то леса. Зелень такая яркая и душистая, словно ненастоящая вовсе. В грудь залетал слишком свежий воздух, от которого кружилась голова, привыкшая к грязным выхлопам большого города, постоянно производящего много экологических проблем. Чирикали птички. Утренняя прохлада осела на голых локтях влажным слоем.       Кир попытался подвигаться затекшим телом, но руки завязаны сзади спинки стульчика прочной веревкой, что успела растереть до красноты кисти, отвратительно обтягивая их. С этими путами придется попотеть, чтобы освободиться. На открытой части десны из-за шрама чувствовался клей от широкой изоленты, мерзко обнявшей рот. Он стал двигаться, ерзать, быстро устав. Он замычал, тяжело поднимая грудь. Голова раскалывалась, а конечности противно ныли, тяжелели и просили хоть каких-то условных движений. Тело ломило так, словно до того, как привязать его к стулу, изрядно попинали ногами. И боль в ребрах при каждом движении давала на то подозрение. Голые ступни сводил холод бетона.       Кто-то выбросил ржавое ведро на осколки цемента, кирпичей и прочего. Не успел обернуться, как на плечи легли огромные ладони, сжавшие усталые суставы. Кир задрал голову и нахмурился. На него смотрел какой-то мужчина, черты расплывались перед затуманенным взглядом, но что-то знакомое его зацепило. Грубые руки, схватившись за подбородок, заставили смотреть вперед, а потом небрежно оторвали изоленту, оттягивая кожу, особенно болезненно на шраме. Кирилл нетерпеливо облизнулся, ощущая липкий слой, наблюдая за валкими движениями похитителя. Тот развалился на старенькой табуретке напротив возле такого же низкого столика.       — Привет, Лисенок, — сладостно пропел альфа, размахивая приветливыми движениями складным ножом. Кир стиснул зубы, наконец узнав мерзкий голос. — Вот мы и встретились. Снова.       Андрей ухмыльнулся, демонстративно похлопав по колену, чтобы бета вел себя чуть раскрепощеннее, когда в ответ ничего не послышалось, только испепеляющий взгляд, не сводящий с него взора ни на секунду. Кирилл недовольно прижался к спинке, когда тот усмехнувшись, потянулся к лицу. Он плавно зализал волосы назад, открывая вид на швы.       — Никогда бы не думал, что ты и правда Лис, — Андрей вдруг рассмеялся, когда Кир осекся, удивленно выпятившись. Он взял листовку с его фотографией и сунул ему прямо перед носом. А как мертвые глаза заблестели всеми разными эмоциями в тот момент. — Столько лет никто даже имени не мог узнать. Всех, кто хоть на шаг был близок к этому, находили мертвыми в канаве. Измученных с перерезанным горлом.       Кирилл цокнул, ненадолго отвернувшись, а потом снова юрко зацепился за нож, тяжело вздохнул и с трудом волочил языком:       — Что ты хочешь? — прохрипел бета, пытаясь найти в заднем кармане штанов запасное лезвие.       — Я-то? Ничего, но вот Лаванда, Стервятник, Шакалы и Шебека за твою одну голову предлагают деньги, которых только жопой жуй – на всю жизнь хватит. Поэтому я, Лисенок, вывез тебя сюда, чтобы они еще добавили пару нулей перед тем, как тебя получат.       — Жадность фраера сгубила, слыхал о таком?       — Слыхал. Но разве тебе судить?       — Не мне судить, — быстро согласился Кирилл, раздраженно выдохнув, а потом через силу улыбнулся. — Слышь, мудила, ты куда все мои вещи дел?       Андрей указал на стол, где, если приглядеться, можно заметить даже лезвие. Альфа утробно засмеялся, когда тот разочаровано сомкнул губу.       — Теперь, когда ты понимаешь свое положение, я даю тебе выбор: либо я тебя сдам Лаванде, и он с тобой сделает, что захочет, либо же…       — Ты сосешь огромный хуй и закроешься нахуй? — прервав, ехидно предложил Кир, язвительно посмеиваясь. Андрей подошел к нему, отбрасывая пугающую тень, после чего вцепился за волосы, вытянул голову к себе и врезал по лицу настолько сильно, что стульчик, не выдержав, полетел вниз, заставив выдохнуть больно оставшийся воздух из легких, когда приземлился на не самую мягкую поверхность. Кирилл закашлялся, ощутив быстрые полоски из носа, головокружение и легкую тошноту в горле. Он кое-как заморгал, каждый раз слепя себя белыми вспышками, а после ноющей, сжимающей болью в полости носа. Альфа взялся за грудки рубашки и одной рукой поднял его обратно. — Я понял… Продолжай.       — Либо, Лисенок, ты отдаешь мне все формулы «Бабочки», и мы с тобой мирно расходимся.       — «Бабочку» давно уже не производят, откуда мне помнить?       Андрей недобро оскалился, а потом вытащил из кармана джинс сейф-пакет с бледно-розовым порошком, для вида покачав им перед опухшим носом. Кир тут же напрягся, нахмурив брови до искажения переносицы.       — Откуда ты взял?       — Все бы тебе и рассказывай. Хотя скажу так: один приятель отдал, рассказал о тебе, поделился секретом. Он про тебя все доложил, даже сказал, где ты живешь… Все знают, что «Бабочка» неповторимая вещичка. Люди готовы рвать глотки, лишь бы снова быть под действием этого наркотика, — он прищурился. — Ты знаешь, какой выбор тебе сделать?       — Я лучше попаду в руки Лаванды. Уверен, что и тебе такое тоже будет по нраву.       — За тебя я получу огромную сумму, но за «Бабочку» я буду богатым до конца жизни. До сих пор уверен?       — Что тебе мешает получить формулы и отдать меня Лаванде? Думаешь, я идиот?       Андрей пожал плечами и здесь же хлестнул по лицу кулаком, заставив зажмуриться до шума перед глазами. Он повернул лицо к себе, но Кир лишь тяжело дышал ртом, иногда заглатывая кровь, скопившуюся из носа. Кое-как открыл глаз — снова получил, на этот раз упав на бок. Кирпичная пыль быстро окрасилась в темный красный, когда кровь закапала. Ножки стульчика вернулись в обычное положение. Кирилл опустил голову на спинку, не ощутив холодных конечностей. Андрей оперся о его плечи, смотря в мутный глаз:       — Еще раз. Что ты решил?       — Есть третий вариант послать тебя нахуй?       Кир неожиданно плюнул сгусток крови и слюны прямо тому в лицо, а потом оскалился кровавой улыбкой, широкой и безумной. Альфа нахмурился, вытер кровь, нечаянно размазав по щеке, и злобно ухмыльнулся. Бета заерзал, пытаясь не потерять сознание. В руках того снова заблестел нож.       — Есть третий вариант, Кирочка, есть, — он острым концом указал на шрам, распуская горький запах. — Заключается в том, что пытать тебя будет намного эффективнее, не правда ли?       — Попробуй. Каждый пытался, и каждый разочаровался в тщетных попытках. Будь уверен, ничего у тебя не выйдет.       Андрей хмыкнул, подцепил пальцами разъединению верхнюю губу на шраме и приставил лезвие, медленно поддевая податливую кожу, пуская кровь капельками на десны и зубы. Кирилл сжал все мышцы, стиснул челюсть в недовольстве и внимательно смотрел, как шрам становится все шире и шире, открывая вид на рот. Голубой глаз становился красным, но вот сам он не изменился в лице, даже когда альфа убрал нож, смотря на маленькие струйки, стекающие с подбородка по засохшим кровавым следам. Андрей цыкнул и грубо схватился за волосы, насильно задирая голову, после чего небрежно провел по шраму вниз, раздирая нежную кожу, задевая и десну. Кирилл вдруг широко оскалился на тридцать два зуба, облизнул кровь и посмеялся, явно намекая, что такими методами от него ничего не добьется. Ему ломали кости, выбивали зубы, сдирали кожу спины — но ничего так и не смогли. Для него это всего-то царапина.       Через некоторое время Андрей улыбнулся, надевая на руки перчатки, а потом потряс перед носом баночкой с жидкостью. «Серная кислота». На это Кир лишь вольготно распластался на стуле, всем видом показывая, что это отнюдь не пугает, наоборот, забавляет.       — Хочешь мне что-то прижечь? Валяй, у меня все равно нет отпечатков пальцев, до тебя с кислотой поигрались, — но насмешливую улыбку мгновенно смыло, когда альфа, открыв крышку, схватил волосы, задирая голову назад. — Что ты?..       Когда в одночасье струя, слишком горячая, чтобы быть реальной, коснулась швов, тело охватила невыносимая боль, от которой оно сжалось, дрожа, будто пронзила насквозь, пульсацией возвращаясь к источнику. Кирилл беспомощно разинул рот, забывая, как дышать, когда ощущал жидкость, проникающую глубже и глубже, что, обугливая, плавила, заставляла биться ногами в конвульсиях и кричать. Больно! Больно! Больно! Жарко, невыносимо, почему так больно? На пару секунд ничего не чувствовал от шока, когда тот отошел, но стоило разуму вернуться обратно в реальность, его снова беспощадно жгло, вытворяло с его головой невероятное, болезненное. Он не чувствовал веки как что-то отдельное, они теперь слиплись вместе.       Кир сжал зубы до жалобного скрипа, и вдруг почувствовал прохладный поток воды, что быстро смыл следы кислоты, чтобы ожог не превышал десяти процентов. Грудь тяжело поднималась, он ничего не видел, словно находился в какой-то дымке, беспомощно хватая неуловимый воздух ртом. Но как только вода перестала спасать, возвращая прежние чувства, он приоткрыл глаз, откуда поочередно сочились слезы. Андрей смотрел на него в ответ, так и спрашивая, хочет ли Кирилл продолжить?       Он неожиданно растянул улыбку:       — Продолжай, — прошипел сквозь сжатые челюсти, сужая зрачок до крошечных точек. — Мне не больно.       Лакированные от гуталина туфли отражали блики, так красиво переливались с одного места на другое, когда тот вытянул ногу к лицу. Юрий заметно заволновался под этим чутким и насмешливым взглядом, глядящим внутрь него, заставляющим полыхать огнем низ живота. Белые ресницы скрыли глаза, когда посмотрел на ступню, чей носок заставил приподнять подбородок.       — Сними.       Приказ оглушил его, заставив кануть с головой в то самое чувство, которое контролировало все его действия. Пальцы стали медленно расшнуровывать, а взгляд прикован к лицу Господина. Тот смотрел на него, пожирал глазами и слегка щурился, словно хвалил без слов, горяча щеки, заставляя вожделеть лишь одну похвалу, от которой сводило все в острых чувствах. «Хороший мальчик». Он жаждал этого, мечтал об этом, хотел стать этим. Нуждался в одобрении и поощрении от него, быть только его.       Юрий, бережно сняв обувь, держал в руках нагую стопу. Аккуратную, прекрасную и аппетитную. Он расцеловал каждый участок грубой кожи, покусывал и облизывал, когда не по своей воле стопа игриво вытягивалась, а пальцы подрагивали. Губы прикоснулись к ним, после чего вобрали в рот, окутав влажным языком, щекоча и лаская, ощутив, как те сладко поджались. Лицо Господина не менялось, но тело отдавало все знаки, что данный жест приятен. Приятен так, что глубоко дышал, выдыхая томно и громко, отчего возбуждению Юры не хватило место в штанах. Он периодически смотрел на Господина, на его задумчивое выражение, на опущенные ресницы в удовольствии, на то видимое спокойствие дома, на сексуальный конский хвост, за который хотелось схватиться и потянуть, лелеял надежду однажды получить на это разрешение.       Юрий не заметил, как целовал все выше, реже и небрежнее, словно совсем в своих мыслях. В серых глазах промелькнуло недовольство. Руки держали фарфоровую кружку. Юра застыл, внимательно разглядывая, как тот, наступив на плечо и нагнувшись вперед, вдруг перевернул ее дном, вылив все на белоснежные волосы. Кофе жаром обвил его, оставаясь сладким и липким следом, прилипая волосы ко лбу и затекая под белую рубашку, делая ее бежевой в каких-то местах. Он покрылся мурашками, чувствуя каждую капельку на груди и на спине. Когда бета смог приоткрыть глаз, ища ответы, что сделал не так, Господин поманил его пальцем, заставляя с трепетом волнения привстать на колени. Пальцы зарылись в волосах, повели назад, а сам, внимательно смотря в глаза, вдруг произнес:       — Юрий, с вами все в порядке?       Юра тяжело отошел от наводящих мыслей, после чего растерянно огляделся по сторонам, рассматривая полный вагон людей. А потом смог сфокусироваться на взволнованном выражении начальника. Глеб Николаевич стоял совсем рядом, держась за поручень. Бета почесал затылок, сонно зевнул, недовольно нахмурившись своим идиотским фантазиям, что не прекращались с утра, когда увидел Глеба, одетого с иголочки в новый темный симпатичный костюм и в эти чертовы лакированные туфли.       — Все хорошо, просто в последнее время плохо сплю.       Тот не спросил про это, не развил тему дальше и не поинтересовался, потому что еще вчера Юрий дал четко понять, чтобы он не лез не в свое дело. Хотя альфа попросил прощения и посоветовал пару методов для крепкого сна и чай с ромашкой, посчитав, что у него бессонница. Юра рассеянно кивнул, не обращая никакого внимания на эти советы.       Это вынужденный сломанный режим. Хоть и Виктор покрывает почти все расходы на возвращение долга в казино, в этом месяце ему придется самому найти денег побольше, да и Стервятник стал брать всех под проценты. Словно ипотеку возвращает, иначе не скажешь, когда все пятьсот тысяч ушли на покрытие долга из-за наркотиков. Так что из-за маленького оклада, а после собственной оплошности с сокращением зарплаты ему ничего не оставалось, как найти подработку на выходных и работать в ночную на полставки. И все дни теперь словно один нескончаемый и жутко длинный день, будто бы бесконечный, а закончить его — нереально. Оставалось только иногда отдавать организму отключаться от реальности и погружаться во что-то более желанное, что давно у него не было.       Юрий повернулся, когда Глеб наклонился к нему, чтобы тот хорошо его расслышал:       — Вы хорошо поработали сегодня на встрече. Честно скажу, я не ожидал от вас такой бодрой инициативы, — он радостно улыбнулся. — Вы молодец.       — Ох, а, эм-м, — Юра замялся, смутился, неловко обводя взглядом каждого человека рядом, а потом прищурился, не зная, что делать со смущением и неожиданной гордостью, нахлынувшей из-за этих комплиментов, и все же снова взирал в глаза. — На самом деле я хотел быстрее покончить со всем этим. Не люблю все такое, но справедливости ради скажу, что раньше я часто бывал доверенным лицом и посещал подобные встречи раз пять за этот год.       — Вы делали это из-за состояния Виктора?       — Сначала нет, потом – да.       — И что же вы делали еще вместо него?       — Ну, как помню: четыре совещания, много собеседований на несколько должностей в двух этапах, пять переговоров с международными поставщиками, — серые глаза удивленно округлились, внимательно наблюдая за тем, как тот сгибал пальцы, одновременно пытаясь вспомнить что-то еще задумчивым видом. — На самом деле много всего, я от этого даже дома редко бывал. На мне тогда были обязанности руководителя, секретаря-помощника и кадровика, на мне был архив и пару дел бухгалтерии. М-м-м, мне еще тогда подослали стажера, когда Тимур начал только стажировку у нас. Поэтому эта встреча была не такой уж и сложной, к тому же с одним розничным посредником мы уже имели дело. Марьяна Ивановна меня запомнила, помните, она мне еще у входа помахала? Мне просто нужно было внимательно ознакомиться с материалом – вот и все.       Юрий наконец-то посмотрел на того и невольно рассмеялся. То яркое и ни на что не похожее изумление, сразу же читаемое, вдруг превратилось в смятение с капелькой шока. Глеб Николаевич поднял брови, смотря на того с таким видимым сочувствием:       — Юрий, вы не просто молодец, вы золотце, — непроизвольно заявил он, заставив секретаря благодарно расплыться от таких слов, которые за рабочее время он не слышал никогда. Золотце… Никто не говорил о нем так. — Но как вы еще на ногах-то стоите?       — Ах, ну-у… Когда я понял, что больше не выдерживаю, взял больничный на две недели, а сразу же после больничного у меня начался отпуск. Все те дни я не вставал с дивана, только иногда Виктор на выходных заставлял меня гулять с собакой, — Юра вдруг задумался и как-то грустно вздохнул, а потом почесал раздраженные глаза. Глеб почувствовал в ту минуту себя по-странному неуютно, хотя тут же вернулся в колею. — Не то чтобы… Мне нравилась все эта загруженность, но зарплата у меня вышла как три моих оклада.       — Это могло плохо закончится, — бета согласно кивнул. — В таком случае не хотите немного отдохнуть сейчас?       — Мне казалось, мы едем в офис. У нас же еще целых пять часов впереди. Отработать бы их для начала!       Глеб Николаевич сделал вид, что размышлял, слегка прищурился и хитро улыбнулся, заставляя усталость быстро отойти на второй план:       — А что же вам мешает пропустить хотя бы полчаса вместе с начальником, который ничего никому не расскажет? — он подмигнул ему, и Юрий счастливо заулыбался, возвращая щекам здоровый румянец. — На этой станции есть хорошее место.       Кафе находилось недалеко от офиса, где расположился их филиал, отсюда даже приметил окна кабинета начальника и крытый переход другого соседнего здания. Юрий задумчиво обвёл глазами каждый миллиметр постройки, словно никогда не видел. Он должен был там и работать, но сейчас сидит за дальним столиком на террасе и обедает вместе с начальником. Он повернулся к нему, возвращая внимание.       Зубчики вилки мягко вошли в суфле какого-то лакомства с большим количеством взбитых сливок и глазури, а потом плавно кусочек обхватили влажные губы. Юрий задумчиво попивал кофе, не замечая ничего остального, пропуская мимо все звуки и слова, шелест кроны, гул от машин, свист колес и чаек, шум, исходящий от набережной, и попсы, кое-как доходящей до их столика. Он не опускал взор от этого рта. Он жадно поглощал каждый момент растягивания и вид на скользкий язык, замечал невольно натянувшую, словно нитку, полоску слюны на челюстях, разглядывал все зубы, замечал их примерную остроту, особенно у затупленных клыков, которых сложно подметить. И тяжело выдохнул, когда губы растянулись в улыбке.       — У меня что-то на лице?       — Ох, нет-нет! — он помахал рукой, а потом стыдливо прикусил губу, не зная, что и сказать в оправдании. — Я просто задумался.       — В последнее время вы часто задумываетесь, как бы это не сказалось на вашей работоспособности, — обеспокоенно заявил Глеб, вытирая уголки рта салфеткой. Юрий опер ладонью лицо, стоило понять, что тот снова вдруг начал начальствовать. Бета невольно усмехнулся, вот сейчас он скажет коронную фразу. — Вы можете не обсуждать со мной ваши личные проблемы, но вам стоит отчитаться за такое состояние мне как начальнику.       — Наверное, вы правы, — чуть веселой интонацией согласился секретарь, отчего Глеб Николаевич, не знавший, каким еще способом можно узнать о состоянии того, кого считает намного большим, чем просто подчиненным, чтобы не задеть его – мгновенно смутился. — На самом деле мне очень сложно говорить о том, что я чувствую. В плане… Это тяжело говорить без чувства… Вины, что ли? Вы можете мне пообещать, что не расскажете никому, и, ну, у вас не испортится обо мне мнение? Это глупо, но прошу вас, мне так будет легче.       — Конечно. Я не спешу делать выводы, пока не узнаю все, поэтому можете мне доверять.       Юрий кивнул, сплел пальцы в замок и смотрел на них, ведь моральных сил все же найти трудно, особенно когда не понимаешь, с чего начать, чтобы не подорвать доверие, которое выстроить намного сложнее. К тому же, стоило заметить этот мягкий взгляд, говорящий сам за себя, тут же все плывет, ведь такого Юра никогда не ощущал.       — Эм-м, для начала я хотел бы узнать, как вы относитесь к тем людям, что становятся вашими должниками в казино?       — Юрий, вы мой должник?       — Не совсем? Так… Как?       — Меня с ними связывает только наличие долга, ничего другого и в помине не должно быть. Так понимаю, вы не хотите говорить, почему мало спите, потому что это связано с моим казино, где вы имеете «не совсем» долг, а если расскажите об этом, то я посчитаю, что вы хотите сблизиться со мной лишь потому, что сможете расплатиться не самым культурным способом? — закончил Глеб, приподнял бровь и ухмыльнулся, когда Юра застенчиво ощерился, невольно втягивая в плечи голову, словно провинившийся. — Что ж? Я могу сказать, что подозревал это еще на прошлой неделе.       — Я мог бы пошутить, что не вижу на вашей голове шляпу охотника за оленями, но… Каким образом вы все это поняли?       — Хм… Как начальнику крупного бизнеса, лидирующего на рынке сбыта, могу лишь сказать, что мне нужно видеть дальше своего носа. У меня много должников, конечно, я не могу лично наблюдать за каждым, поэтому я лишь слышал от подчиненных, что один успел сбежать и залечь на дно. К сожалению, от этого его долг точно не уменьшится, но попадет в руки его совершеннолетним детям. И не так давно я узнал, что кто-то берет заработанные деньги до дня распределения выручки. Я, конечно же, заставил узнать, кто подворовывает из персонала. Когда оказалось, что это Виктор, я решил повнимательнее за ним понаблюдать. Я знаю своего младшего брата больше, чем кто-либо, у него должна быть веская причина. И раз так, я мог ему помочь, только Виктор до сих пор держит на меня обиду еще с подросткового возраста, поэтому точно просто так не рассказал бы. Тогда я понял, что мне нужно искать достаточно близкого человека. Но из-за неимения времени на более личную встречу я пригласил его в офис, чтобы там попытаться найти ответ. И как только он пришел, сразу же направился в ваш кабинет и ждал там вас. Да и я вспомнил множество слухов о вашем служебном романе. Я хотел после планерки спросить вас, в каких отношениях вы с моим братом состоите. Только вы снова вышли быстрее всех, поэтому мне пришлось вернуться в ваш кабинет. Тогда все мои вопросы отпали, когда я заметил вас двоих в довольно компрометирующей обстановке. Но не будем об этом. Остальное дело за малым: мне осталось узнать, по какой причине Виктор тратит на вас деньги. Но я не знал, с какой стороны подойти, чтобы вас не оскорбить в ложных обвинениях, которые стали закрадываться в мою голову. Пропажа денег началась, когда долг стал отдавать приемный сын должника, поэтому я решил проверить информацию и узнал, что им оказались вы. Да и потом вы оба все равно сознались в один и тот же день…       Глеб вдруг замолчал, задумавшись, не обратил внимание на Юру, что раскрыл рот в удивлении и не мог ничего сказать. Альфа щелкнул пальцами:       — Оттуда же я знаю про ваши проблемы с деньгами, ведь сумма, что задолжал мне ваш отец, не из маленьких, к тому же я узнал, что ваша мачеха в коме из-за коллекторов Стервятника. Поэтому я не хочу, чтобы вы потеряли работу, так что всячески хотел помочь остаться на должности. Одно дело отдавать долги мне, другое — наркоторговцу с большим влиянием в этом городе. Так что мне нетрудно было догадаться, что вы подрабатываете где-то еще, но боитесь мне рассказать об этом. Так что я хотел, если вы, конечно, согласны, больше не взимать с вас, ведь это не вы мой должник, а ваш отец.       — П-постойте, — он помотал головой, пытаясь все обварить в голове. Юра нахмурился, оперев лоб ладонями. — Хотите сказать, что вы все это знали, но делали вид?.. Вы…       На языке только вертелся мат, но вот сказать в лицо он ему все же не смог, хотя очень хотелось.       — Да, ведь я не хочу вас обидеть, и раз вы сами дали мне шанс на этот разговор, я вам все рассказал, — Глеб почесал бровь, слегка наклонив голову, чтобы не смотреть тому в глаза. — Вы на меня в обиде?       Юрий глубоко втянул носом свежий воздух, все же расслабил нахмуренные брови, а потом покачал головой:       — Глеб Николаевич, для меня это все же неожиданность, мне нужно время все обдумать. В особенности ваши умения логически думать. От вас же ничего не скроешь.       — Ох… — он покраснел.       — Ладно. Но меня больше интересует другое: сколько вы услышали в тот день, прежде чем зашли?       — Достаточно.       — Значит, после этого вы решили флиртовать со мной?       — Вроде того?.. Знаете, Юрий, вы мне симпатичны не один день, но как только я понял, что симпатия выходит за рамки «Он приятный человек», мне стало необходимо узнать у вас сначала об ориентации, отношении ко мне, отношении к моим увлечениям. И в то же время я боялся, что наши рабочие отношения могут стать неловкими для вас, если вы совершенно противоположны мне, а я начну интересоваться вами. Это могло быть совсем неприятным для вас. Все же я намного старше вас, обо мне ходят не самые хорошие слухи насчет любовниц. Поэтому мне было сложно понять, могу ли начать как-то проявлять к вам симпатию? Однако, когда мы оставались наедине, мы только говорили о ваших ошибках в документах, так что вы всегда уходили от меня раздраженным. Да и вы однажды меня назвали сварливым стариком после совещания. Вы не заметили меня в очереди в кафетерии, но вы смогли заставить меня задуматься… Так что стоило вам тогда сказать, что я сексуальный, может, лишь для того, чтобы позлить Виктора, — Глеб неловко провел пальцами с корней волос по все длине, убирая объемные и волнистые на другое плечо, открывая вид на красное ухо, перебирая пряди. — Я решил, что могу быть для вас привлекательным. Почувствовал себя снова молодым, что ли?..       Юрий старался не дышать, ведь легкие гудели вместе с сердцем оттого, с каким странным волнением тот все рассказывал. Он поддался вперед, привлекая внимание слегка застенчивых серых глаз, а потом и слово не смог сказать:       — О… М-м… — он закрыл руками красное лицо, опустив вниз. Он обречен. Глеб слишком милый и трепетный, чтобы быть в отношениях с таким извращенцем, как Юрий. Так что стоило бы об этом сразу распространиться. — Это была правда… Ну, про то, что вы сексуальный. Хотел бы сказать, что для меня много кто сексуален. Я смущен. Может потому, что для меня всегда в отношениях главное секс? И не то чтобы я хочу быть поэтом, но ничего подобного я не смогу сказать вам… Хочу расставить все точки над «и». Я о вас думаю в самом неприличном плане, думаю и дома, и на работе, иногда могу представлять вас нагим при вашем же присутствии.       — Ох… Это немного неловко.       — Да, даже очень. И всегда пялюсь на вашу задницу, особенно когда вы надевайте брюки со стрелкой, они довольно сильно обтягивают ваши бедра. Я представляю многое с вашими губами или с волосами. Я часами могу думать о том, как будет ощущаться минет с вашими клыками. Иногда, когда злюсь на вас, в мыслях разыгрываю сцены, где вы на коленях меня просите прощения.       — Ого… — протянул Глеб Николаевич, чуть нахмурившись.       — Простите.       — Ничего страшного.       — И… И, вообще, однажды я дрочил на вас всю ночь, представляя во всех возможных позах. Даже сегодня в метро представлял, как целую вам ноги, называя вас Господином, — Юрий все же решился поднять на того глаза, найдя его огорошенным, но слегка взволнованным столь обреченному голосу. — Я повернутый извращенец. И теперь я правда могу быть все еще симпатичен?       Он с нетерпением поджал губы, начиная чувствовать слишком огромный для него стыд, чтобы не начать корить за длинный язык. Ему казалось, что Глеб начнет чувствовать к нему отвращение, даже если сейчас не выразит его из вежливости. Но альфа только ухмыльнулся и, потянувшись к нему, нежно взял в руки кисть:       — Честно… В первый раз такое слышу про себя, — он прижал ладонь к щеке, поглаживая тыльную сторону, а потом игриво посмотрел на него. — Но кто сказал, что мне это не нравится?       Разнообразные звезды не покидали его глаза, когда снова и снова по лицу скользил кулак, до крови сдирая кожу на скулах. Кирилл чувствовал, как поверхность исчезает из-под ног, почти охлаждая стертые пятки. Он закатил глаз, захрипел от боли во всем уставшем теле и сгорбился, выплевывая вместе с зубом сгусток крови.       Никакого ухищрения и фантазии, только грубая сила.       Ему казалось, что он сбился со счету, все его лицо опухало и краснело, туловище покрылось огромными синяками от, кажется, бесконечных ударов бывшего боксера. Его ноющий подбородок схватили в тиски, сжав до онемения, резко задрали вверх, заставляя смотреть на ухмыляющуюся морду. Кир смог заметить только белую вспышку, прежде чем мир моментально упал вверх ногами, остановив его голову об удар. Его тошнило от таких резких смен позиций. На осколках кирпичей оставались все новые и новые пятна крови, заставляя рыжие волосы становится темно-бурыми. Достаточный вес придавил его пальцы, заставив ненадолго прекратить попытки развязать замудренный узел. Андрей, схватившись за волосы, поднял его обратно, принудив застонать от боли. Кирилл невольно вырвал, пачкая весь рот и рубашку кровавой жидкой рвотой. Альфа заглянул в никакое лицо, смотрящее вперед, но ничего не видящее впереди.       — Давай ты прекратишь делать из себя крутого мужика, — раздраженно процедил сквозь зубы он, оттаскивая из стороны в сторону голову, но тот никак не приходил в себя, только хрипел. — Эй, если ты тут сдохнешь, будешь просто бесполезным куском дерьма, слышишь?       — Прек… кра…       — А? — язвительно перебил его Андрей. — Хочешь сказать: «Прекрати»? А не поздно ли?       — Пре… Красно… Тебя слышу, — выговорил Кир, посмеиваясь на удивление похитителя. — Не пере… Бивай старших, уродец.       И как только Андрей со злости хотел вмазать еще раз, замахнувшись, Кирилл резко вскочил и одним махом оглушил, быстро ударив по вискам кулаками, заставляя того упасть на холодный бетон. Бета оскалился, уронив непригодную веревку возле ног с красный кистей. Он схватил баночку кислоты, оседлал оглушенного сверху, насильно открыл ему рот, запихивая тару, вылил, не жалея и капельки, внимательно наблюдая, как тот посмертно мучается. Хрипел, дергался, хватался за его рубашку, булькал, плакал, но ничего так не радовало, как обугливание горла. Окончательно убил, забив близлежащим кирпичом, когда тот стал слишком активно мешать ему смотреть на такие желанные страдания.       Кирилл притронулся к щекам, на которых маленькими крапинками засыхала чужая кровь, оставляя там алые следы пальцев. Выбитый до мяса висок струился фонтанчиком, забрызгивая бледные ладони. Кир жадно сипел, после отчаянно засмеялся, больше не выдерживая ситуацию, в которую снова попал, убрал челку назад, марая кровью ее рыжие локоны, пытаясь успокоить нервную систему, смотря на еще один труп в своей жизни.       Кир взял только нож со стола и пакетик с наркотиком, остальное его внимание не заслужило. Он ничего не видел перед собой, просто шел, пока ноги могли волочиться. Перед глазом постоянно темнело от сотрясения и потери сил из-за ожога. Он чувствовал, как образовались большие волдыри, но поделать ничего с этим не мог, просто направлялся, куда хотелось. Под ступнями камешки растирали пятки до раздражения, кололась трава. Колосья пшеницы щекотали локти, а солнце пекло разболевшеюся макушку, иногда бьющие прямо в глаз лучи ослепляли ненадолго, пока снова темнота не поглощала. Влажные ресницы путались, тяжелели из-за запекшихся капель крови. Губы сохли, язык неосознанно смачивал их, оставляя на кончике привкус железа и кислой желчи. Болезненные волны распространялись по всему телу, каждый раз останавливаясь на холодных пальцах конечностей.       Он услышал чириканье птиц, еловый запах смешивался с нарастающей чистотой освежающего ветра перед грозой. Небо вдруг стало серым, что-то громыхало в его голове или наоборот где-то там далеко. Капли стали ударять по лицу знакомым ритмом. В грудь поступал глубокий прохладный воздух. Кир упал, споткнувшись о ногу. Земля теплая. Колосья качались по воле ветра, что беспричинно так успокаивал бешеное сердце. Кирилл кое-как перевернулся на спину, безвольно смотря на крону дуба, щурился каждый раз, когда крупные капли нарастали, превращаясь в ливень. Веки закрылись, он больше не мог их поднять, давая дождю смыть следы преступления. Снова скрыть его вину.       Он слышал легкий шелест, тихие шаги ребенка и собственный плач где-то рядом. Кирилл чувствовал, словно падает куда-то, вниз тянет тело, но мокрый грунт с сырым запахом не давал ему никакой надежды упасть в тот прорубь, где так хорошо.       «Мамочка… Почему она так поступила?»       Кир зажмурился.       «Почему у меня нет сил?»       Его зубы болезненно стиснулись, ищущие поддержку в самом себе. Пальцы сжались в кулак, больно впиваясь в ладонь, оставляя красные следы.       «Что мне делать? Я не знаю, как поступить».       Кирилл осторожно приоткрыл глаз, возвращаясь обратно в тот самый двор. Страшный. Его окружил холод, хотя на улице тепло. Его окружила тишина, хотя где-то слышался возглас петуха. Его окружил непосильный страх, хотя ему ничего уже не угрожало. Он смотрел на стоящего перед ним мальчика с топором. Измученный, избитый и обрызганный кровью матери. Мальчик смотрел на него пустым взглядом, убитым и никогда не имеющим ничего общего с живым блеском. Мальчик не говорил, смотрел на него без капли вины за убийство любимой мамы, которая дала ему жизнь. Кирилл поджал губы, снова утопая в собственной тяготе, ощутив, как разом все воспоминания ломили его голову надвое.       «Абонент не в зоне доступа или…»       Саша тяжело вздохнул, завершив еще один вызов. Кир еще со вчерашнего дня не берет трубку. Не то чтобы это ново, но каждый раз как в первый. Он часто оставлял его без ответов, а когда хотелось, снова возвращался. Слишком волнительно, чтобы перестать думать о нем. Если завтра не появится на работе, он обязательно пойдет к нему домой, если там не найдет, то прочешет каждый уголок города, только бы найти эту рыжую бестию. Саша часто одиннадцать лет назад находил Киру обдолбанным в разных притонах на окраинах города, либо в зюзю пьяным в барах.       Он отложил телефон на кровать и уставился в открытое окно, в темень, беспросветную темень, какая бурлила у него в глазах. Холодный ветерок обдувал прохладой влажные кудри, забирался под тонкую футболку. Саша посмотрел в сторону оживленной части города, где слишком ярко горели разноцветные огни, что без очков выглядели пугающе мутно. Он почесал красные от плохого сна глаза, не зная, как заставить себя перестать тревожиться. Еще недавно он не чувствовал практически ничего на свете, кроме нарастающей злобы, а после череды неприятностей, вышедших ему на долю, – все выходило из-под контроля.       Кир… Он знает этого мужчину еще с двенадцати лет, но никогда не мог понять, что творится у того в голове, теперь толком-то даже не имеет понятия, где его искать. Саша опустил взгляд вниз, найдя еще одного подчиненного Лиса, которых по меньшей мере за день встречает около пятнадцати раз. Двое так, вообще, чередуются сутками, чтобы снова не повторилось покушение. Он скрестил руки на груди, облокотившись о раму, слушая, как дождь снова начал капать о крышу.       Глеб Николаевич не из любителей говорить правду, пока эту правду Кирилл не захочет услышать, если сам не попросит. А раз попросит, альфа ему расскажет только про суд, ничего другого не сможет, ведь и половины беды не знает. Не в курсе о двух планах об устранении Лиса и Евгения Скворцова, о которых знал Саша, каким образом «Звериным людям» удалось захватить почти весь рынок без привлечения полиции к преступлениям по дороге к этой цели, почему Лис отдал формулы «Бабочки», почему суд, вообще, состоялся. Особенно не знает, как Кирилл умело пользовался Сашей в своих целях, отдавая самое ценное для того как награду за выполненные поручения. Бессовестно водя его за нос. Четырнадцатилетний мальчишка никогда бы не смог понять, что желанная любовь, которую Кир ему восполнял, так тяжела и вывернута до уродства. Кирилл испортил напрочь все первые впечатления о любви, никогда не любил и вряд ли полюбит. И с этим Саша думал, что окончательно смирился после одиннадцати лет тоски и собственного угнетения. Но, увидев Кирилла в хорошем здравии, снова красивым и богатым, без какой-либо вины за то, что превратил всю его жизнь в дерьмо, где радость от дней исчезла напрочь – ему хотелось заново начать. Начать снова уметь любить, но память такая дрянная штука, не дает ничего забыть. Только сердце все еще обещано ему. Быть кротким для него, но и просто неинтересным человеком для остальных. Кир не любил конкуренции ни в какой сфере своей жизни.       Входная дверь открылась, а после нескольких секунд в комнату зашла Варвара с красным от холода носом и плюхнулась на кровать. Под ней жалобно заскрипели пружины, не выдерживая вес накачанных мышц. Саша тут же улыбнулся, присев аккуратно рядом:       — Ну, и как?       — О-о-о, а ты видишь у меня хотя бы царапину? — с каким-то недовольством ворчала она. — В этом полуфинале одни слабаки. Я их всех одной левой. Скоро начнется финал, и я на этот раз уложу на лопатки Полякова.       Она вскочила и стала показывать на воздухе, как колошматит и через прогиб кидает Юру, которого никто не может победить несколько лет подряд, поэтому ему и дали почетное имя «Короля ринга». Саша почесал затылок, когда та начала говорить, какие именно техники и приемы она будет использовать, но для омеги все это казалось каким-то детским лепетом. Варвара кое-как успокоилась, опять растянувшись по всей кровати, чуть ли не вытолкнув соседа по ней.       — А у тебя как?       — А что у меня?       — Ну, с Анусовым, что там?       — Ничего. До сих пор не отвечает. В общем, может, это и к лучшему, — он тяжело вздохнул. — Конечно, я много наговорил ему из неприятного, как последняя сволочь, но, скорее всего, ему как всегда все равно на меня. Чем больше он вспоминает, тем сильнее ощущается его безразличие ко мне. Ведь он так много лет врал мне о том, что я так же важен для него, как он мне. Я… Думаю, что он тогда вспомнил мое лицо, поэтому попытался сблизиться, чтобы я ему все рассказал. Каждый раз помогал мне для своих целей, а рядом находился для того, чтобы я сам уволился. Глеб Николаевич ненавидит меня из-за того, что я лишил на столько лет его связи с дорогим ему человеком. Так что он хорошо придумал с Кирой, я почти… Почти… П-поверил. Знаешь, пора бы мне оставить все в прошлом.       — А ты… Ты разве не собирался все рассказать?       — Собирался. Если найду его, конечно.       Варвара задумчиво прикрыла глаза и замычала, нахмурившись, словно пытались что-то вспомнить. Саша вытер скопившуюся влагу на уголках глаз и ухмыльнулся, развалившись рядом с ней, смотря на обшарпанный потолок, который постоянно протекал из-за неугомонных соседей. Варя даже однажды придумала целую историю о том, что у них есть капризная русалка. Та набирает много воды в ванну, а потом, как начинает капризничать, машет хвостом, расплескивая все. Омега невольно рассмеялся, вспомнив, что когда-то давно Варвара написала самую лучшую диссертацию, которая может быть на этом свете, а сейчас придумывала разные очень странные истории. То русалка сверху, то домовой, который крадет деньги.       — Чего смеешься? — она заинтересованно наклонилась над ним, сверкая глазами в неподдельном интересе. — Я не проживу и минуты без причины твоего смеха! Говори!       — Да ничего, просто вспомнил кое-что, — ответил Саша, пытаясь спрятать от нее бордовые щеки, что покраснели от смеха. — Ох…       Она надула губы, но потом все-таки кокетливо улыбнулась:       — Сашенька, а я сегодня с красивой женщиной познакомилась.       — Опять?       — Тц, ну, прекрати, вонючка!       — Из нас двоих вонючка только ты, — невозмутимо произнес он и тут же был захвачен в тиски. Альфа беспощадно терла кулаком макушку, чтобы больше не вредничал, а тот только беспомощно дергался и наигранно кричал, не замечая, что иногда смеялся. — А-а! Сдаюсь! Я вонючка!       Варвара все-таки отпустила голову, но зато обняла его руками и ногами, когда тот хотел вырваться и убежать в безопасную зону. Саша попытался пару раз освободиться, но после неудачной попытки сдался и распластался в больших и теплых объятиях любимой подруги.       — А ее зовут хоть как? Иногда ты имени не знаешь, а потом плачешься.       — Ты тоже так делаешь.       — Ну, отрицать не буду.       — Как-то не везет нам с партнерами, — она почесала кончик носа, когда кудри щекотали слишком сильно, потому что Саша все еще шевелится. — А давай так: если нам в этот раз не повезет, то мы с тобой больше никогда не будем связываться с этими коварными людьми и останемся вдвоем навсегда.       — Обещать ничего не буду. Ишь, что удумала, ты же просто хочешь, чтобы я тебе всю жизнь прислуживал. Знаю я тебя, коварная женщина.       Варвара лишь фыркнула и, когда ей надоело лежать на одном боку, просто повернулась на спину, захватив вместе собой и Сашу, что невольно прижался щекой ей в грудь. Он хотел уже встать, но она прижала к себе сильнее и начала гладить волосы, слишком задумавшись о своем, не обращая внимание на барахтанье омеги. Хотя через пару секунд он устал вырываться и решил, что и так нормально. Саша выдохнул на лезущую в глаза прядь и улыбнулся. Варя стала огромной опорой для него, без нее он давно бы скис.       Юрий внимательно смотрел на ливень и на поспешно идущих по делам людей, укрывшихся под зонтами, на которые с быстротой обрушивался шквал каплей, весело стуча по натянутой ткани.       В итоге они все равно попали под дождь, промокнув до нитки. Как вошли в подъезд, включился свет. Под каждым шагом оставались мокрые пятна. Глеб нажал на кнопку нужного этажа, и лифт тронулся. Он смотрел на розовые щеки и нос от холода и боялся за самочувствие секретаря, которого вряд ли можно отправить на больничный в такое-то непростое время. Поэтому на первом перекрестке настоял на том, чтобы пойти к нему домой, переодеться, высохнуть и согреться. Конечно, ему не давало покоя, что для приглашения на его территорию слишком рановато. Хотя бы тот случай в субботу оправдан достаточно, чтобы не терзать себя за спешку.       Юра чихнул, возвращая Глеба из раздумий.       В квартире тепло и хорошо пахнет. Альфа сразу же приготовил полотенце и халат, ведь и так понятно, что его одежда Юре будет жать не только в груди. Рядом с ним Глеб кажется намного тоще и выше, чем есть на самом деле, когда Юрий довольно мускулист и атлетически сложен. Красиво сложен. Бета смущенно поблагодарил и закрыл дверь, после чего послышался щелчок щеколды.       Мокрая ткань не самая приятная вещь на свете, но полностью раздеться и просто так расхаживать, как делал бы, будь он один, не мог. Не хотелось бы ставить еще раз гостя в неловкое положение, он и сейчас не особо раскрепощенно чувствует себя. К тому же Глеб давно не приглашал к себе любовников или любовниц, чтобы хорошо понимать, что делать дальше. Пять лет назад из-за стресса он потерял не только способность получать оргазм, но и вскоре совсем забыл, что такое либидо. Такое многим не по нраву, он давно это понял. Зачем кому-то нужен доминант, который не сможет показать, насколько саб привлекателен в плане ее или его сексуальности? Наверняка стоило рассказать об этом заранее, но только как бы он это сделал? «Привет, Юрий, ты однажды назвал меня сексуальным и прямо говорил о желании переспать со мной, но я делаю вид, что ничего не понимаю, потому что боюсь разочаровать тебя вялой потенцией. Уж прости». Какой идиотизм, подумал Глеб, разочарованно вздохнув. Он помотал головой, заходя к себе в комнату, снимая влажный пиджак. Юрий явно здесь для другого. Не будет же он распивать ромашковый чай с ним и беседовать о всяких скучных темах, которые любит домосед и слишком занятой на работе начальник? И вряд ли будет ждать, пока тот вылечится. Альфа обреченно сел на край кровати, сконфузившись. Возможно, это к лучшему. Юра удивится, поймет и больше не потревожит никакими желаниями узнать Глеба намного больше, чем тот решиться рассказать. Хотя если так будет, то им станет неловко работать вместе.       Глеб совсем потерялся в собственных удручающих мыслях, которые роем жужжали в голове, постоянно напоминая о возрасте и сексуальных возможностях, что и не заметил, как Юрий приоткрыл дверь, облокотившись о проем. Альфа выглядел слишком задумчивым, чтобы потревожить идиотскими желаниями сейчас с ним заигрывать. Юра прикусил губу, хотя непременно так и желал игриво коснуться его. Он же еще не знает, когда ему удастся остаться один на один в такой достаточно интимной обстановке, ведь Глеб, как выяснилось, любитель томить, заставляя и его самому томиться в ожиданиях. А ведь секси-начальник, которого он так жаждал, прямо тут и сейчас может согласиться провести страстную ночь. Только вот едва Юрий откроет рот, как неловкость берет вверх над ним. Одно заигрывать, другое предложить, когда есть возможность.       Для него никогда не было сложно заявить о своих фантазиях или желаниях Виктору или Декабрине, которые могли либо сразу отказать, либо приступить к делу без всякого смущения. А здесь сидели не подруга с колледжа, не бывшей парень, с которыми он много провел времени, прежде чем предложить заняться сексом. Здесь сидел достаточно незнакомый, но такой желанный начальник, который только во снах мог поставить на колени без какого-либо колебания. Ведь доминант – это лишь образ, и он видел Глеба во многих ситуациях, когда этот образ никак с ним не пересекался. И когда Юра понимал, что перед ним такой же человек со страхами и неуверенностью, отчего-то сердце быстрее стучало. Глеб был честен с ним, особенно эмоциями, которые Юрий успел различать по тончайшей мимике.       Он выдохнул и улыбнулся, подойдя к хозяину квартиры, аккуратно сел рядом, заставив моментально повернуться к себе. Как только хотел уверенно рассказать о том, что чувствует и видит в серых глазах беспокойство, телефон запиликал:       — Одну минуточку… — Глеб взял мобильный и сразу приложил к уху. Юрий кивнул, переведя взгляд на тапочки. — Добрый вечер, Ксения. Что-то случилось?.. Нет, с этой проблемой обратитесь к Ибрагиму. Наверное, вы его не знаете. Тогда отдайте все моей секретарше, она отдаст в отдел маркетинга…       Юра плюхнулся назад, на мягкую кровать, рассматривая потолок и красивую люстру, потому что, когда звонила стажерка Ксения из главного здания их кампании, это затягивалось надолго. Она претендовала на должность помощницы секретарши, но вечно спрашивала все у Глеба Николаевича, хотя легче обратиться к самой Наталье. Юра глубоко зевнул, прикрывая глаза, думая над тем, что, если бы он хотел подкатить к гендиректору, к которому не являлся подчиненным, делал бы тоже самое. Он совсем не заметил, как стал клевать носом под этот спокойный и размеренный голос, что так четко ставил все на полочки, разъясняя каждую мелочь. Юрий невольно повернулся, почувствовав, как после горячего душа в комнате слишком прохладно. Он ухмыльнулся. Глеб Николаевич, чьи волосы слипались из-за влаги на мокрой рубашке, с которых все еще капала дождевая вода, предпочел сидеть и объяснять в семь вечера стажерке каждый пункт вместо душа и сухой одежды. Что это, если не любовь к работе на грани сумасшествия? Юрий должен это исправить. Он потянулся и словно нечаянно обвил чужую талию в крепкие объятия. Альфа тогда вздрогнул, наконец-то вспомнив, что у него достаточно требовательные гости.       — Да-да, вы можете его отследить, если, конечно, вспомните пароль, — растерянно продолжал Глеб, смотря в ответ на бету, что прильнул щекой к бедру, хоть и мокрому, да такому аппетитному. — Ксения… Прошу прощения, но все же сейчас нерабочее время, и вам стоило бы отдохнуть. Не перенапрягайтесь и по всем вопросам обращайтесь к своей наставнице. Да, всего доброго.       Он отложил телефон подальше, а потом удивленно вытянулся, когда Юрий вскочил на кровати, игриво хлопая ресницами, положив подбородок на плечо:       — Тогда, Глеб Николаевич, сейчас вы уделите внимание мне? — как-то невинно произнес, хотя вторая рука медленно спускалась по напряженному торсу, проводя пальцем, легко и не надавливая, а после ладонь жадно обхватила то место, где должен быть член, который не особо чувствовался под плотной тканью. Глеб охнул, не успел опустить взгляд низ, как Юрий, слишком вошедший в раж, аккуратно повалил его назад, сразу же убрав все волосы, чтобы не дай Бог нечаянно их не потянуть, испортив всю малину. — Нечестно, я тоже хочу вашего пристального внимания.       Юра быстро сменил позицию, подхватил бедра и плотно задрал их к себе на пах, заставляя Глеба затормозить из-за неожиданной позы с раздвинутыми перед гостем ногами. Однако он не мог спорить, что в таком положении его секретарь казался намного соблазнительнее.       — Глеб Николаевич, я не особо опытный, — продолжал бета, втянувшийся в одностороннюю ролевую игру, начиная расстегивать ремень, — но вы же меня научите?       И как только ему удалось дойти до ширинки, кое-как избавившись от пуговицы из-за ее тугой выемки, желанно добираясь до самой интересной части мужчины, его руки остановили, схватившись за запястья. Юрий заинтересованно поднял глаза на неловкое выражение альфы, что наверняка перечислял ответы, почему остановил его.       — Мне нужно в душ.       — Конечно, — Юра легко встал и помог Глебу подняться, хотя и не дал тому отойти, сразу обнял за талию, вплотную прижимаясь. Его так распирало от кокетства, что он не знал, куда его деть. — Но после душа вы разрешите сделать вам приятное?       — Возможно.       — Тогда я буду ждать вас здесь.       Когда Глеб закрыл дверь ванной, схватился за волосы, начиная слишком сильно думать, каким образом рассказать правду о импотенции. Не подозревал, что все так быстро придет к этому. Ему, вообще, не было никакого дела до сексуальной жизни все это время, пока работа занимала главную роль. А сейчас и признаться стыдно. Не мог же он сказать: «Давай повременим с минетом, а потом я как-нибудь сам разберусь». Старый идиот! Он хлопнул себя по лбу, попутно раздеваясь от липкой одежды. Юрий явно не такого доминанта ожидает!       Напор горячей воды пришелся как раз кстати. Тепло согревало, окутывало и приводило мысли в порядок. Он и не в такой ситуации находился, найдет, что сказать, просто нужно вести себя уверенно, уверенность и возрастет на глазах. Мокрые гладкие волосы скользили через пальцы, что ловко убрали назад, давая быстрым каплям стекать по лицу. Глеб уже придумал, как займет его, чтобы избежать этой темы, но и не оставить гостя огорченным, хотя не был решителен насчет этого плана.       Натянув полотенце на бедра, он попытался найти сменную одежду, только вот осознание, что Юрий его слишком заболтал, дало еще один пункт неуверенности в себе. Он не мог просто так взять и выйти в таком виде. Он посмотрел на вспотевшее зеркало, а на него глазел никак не способный собраться почти пятидесятилетний мужчина с прилипшими к плечам и лбу волосами. Глеб решил просушить волосы феном, чтобы немного задержаться, пытаясь вернуть себе непоколебимость. Ведь это же не первый половой опыт, не первая в жизни сессия, не первый урок связывания и не первый партнер-мужчина. Он и представить не мог причину, столь взволновавшую его с головы до пят. Юрий будоражил его сознание и выстроенный образ дома-садиста, который так хорошо сочетается со внешностью строгого солидного мужчины, заставлял таять на глазах и чувствовать бабочек в животе. Таких живых и окрыленных. К нижним он всегда трепетно относился, глубоко вплетая в собственную жизнь, чтобы иметь достаточную связь и близость для понимания их языка тела, но никогда не чувствовал себя так странно.       Глеб положил на место фен и притронулся к горячим щекам.       Когда он вернулся в комнату, застал Юру врасплох. Тот из любопытства надел его старые очки. Альфа точно принимал душ слишком долго, чтобы не заскучать. Бета криво улыбнулся, вернув их на место, сразу же подскочив к нему. Он взял его за руки и заставил сесть рядом вместе с собой.       — Если вы себя неуверенно чувствуете, не нужно притворяться, что это не так, — заявил, отчего Глеб сомкнул губы. Неужели это так заметно? — Вас что-то волнует или для этого слишком рано? Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя некомфортно. Я могу как-то вам помочь?       Юра наклонил голову, словно от этого разговора им никуда не убежать.       — Мне… Немного страшно из-за одной причины.       — Я могу узнать?       — Да, но… — альфа невольно задумался, обреченно ощерившийся, опустил голову вниз. — Вы, Юрий, в моем вкусе. Знаете, вы миловидный парень с хорошим телосложением, проблема в том, что я не чувствую себя достаточно молодым для вас. У меня седые волосы, зубы ни к черту, дряхловатая кожа, морщины и… Импотенция. Как вы умудрились найти во мне что-то сексуальное?       — Ну… Вас не переубедить, да?       — Не знаю. Возможно?       Юрий задумчиво обвел комнату глазами, потом хитро улыбнулся, приблизился и снова заставил плюхнуться на кровать, прижавшись к нему, чувствуя ритм обеспокоенного сердца.       — Дайте мне время.       Глеб глубоко втянул сладковатый воздух, когда тот расцеловал ему лицо, нежно касаясь губами гладкой кожи, целуя пигментные пятна, разглаживая морщинки, горяча влажные уголки рта. Он коснулся носом чужого, ласкаясь, начиная слышать непроизвольный рокот, делая его довольным. Целовал губы, встречая уверенный ответ, когда смуглые руки гладили шею и затылок, притягивая, словно недостаточно близко.       Юрий развязал пояс халата, слегка привстав, давая тому разглядеть каждый кубик пресса, на котором блестели пару капелек пота. Его губы растянулись, когда такие приятные пальцы дотронулись до груди, а чёрные зрачки расширились, внимательно изучая грубую и напряженную кожу накаченных мышц. Торс рельефный, горячий и невероятно красивый. Глеб прижал ладонь, рассматривая, как поднимается грудная клетка при вдохе. Юра остался здесь, несмотря на то, что заботило альфу. Он не стеснялся показать свое тело, хотя тоже видел в нем много недостатков. Бледные щеки покрылись розовым, когда тонкие и изящные ладони ласкали грудь. Юрий томно выдохнул, как только тот сжал между пальцами твердый сосок и потянул на себя, заставив опереться на локти, уткнувшись о чужой лоб.       — Снимите, — потребовал горячим шепотом Глеб, и он ухмыльнулся, ощущая, как краснеет из-за вновь появившейся уверенности в голосе. — Покажите себя, Юрий.       Он встал на колени, когда в животе бурлил невероятно сладкий узел, тянущий вниз и только вниз. Бархатные руки гладили бедра, заставляя покрываться мурашками. Халат медленно сползал с него, оголяя крупные плечи. Такие широкие и утонченные одновременно. Он отбросил ненужную одежду подальше, завладев всем вниманием, таким драгоценным вниманием. Он прикусил губу, чувствуя, как скользит по всему телу восхищенный взгляд, остановившись на пахе. У него не такой уж и красивый пенис, чтобы смотреть с таким очарованием, но это заставляло его слегка подняться.       Юра бережно взял за руку, приблизив к немного набухшему члену, аккуратно прижав, ощутив непередаваемый бархат, тогда пальцы нежно обвили, слегка надавливая, спускаясь к уздечке, полностью закрывая плотью головку. Он игриво откинул голову, стоило движениям стали рванее, но быстрыми, оставляя все тепло в конце, заставляя нервы полыхать в таких невероятных ощущениях, делая голову пустой от напряжения. Глеб поднялся к нему, довольно урча, целовал контуры лица.       Юрий нехотя отстранился:       — Теперь вы, — насмешливо заявил бета, спустившись с кровати на колени, притронувшись к полотенцу на бедрах, слегка задирая возле паха, но игривость тут же пропала, как только увидел неподдельную тревогу в глазах. — Что-то случилось?       — Вы… Обещайте не спрашивать у меня сейчас ничего.       — А? Хорошо, мой рот на замке, — он усмехнулся и шаловливо начал стягивать полотенце, открывая вид на множество белых глубоких шрамов, что очевидно беспокоили их обладателя. Глеб расстроенно отвел глаза в сторону. Юра замялся, но после, убрав ткань в сторону, достаточно уверенно с колен до косточек таза провел ладонями, словно не замечал ничего того, что казалось слишком ярко о себе давало знать. — Мне… Мне нравятся ваши бедра. Они восхитительны.       — Юрий… Мне неловко.       — Ах! Тогда я не вправе заставлять вас. И знаете, ничего страшного в импотенции нет, поэтому я обязательно дождусь, когда смогу сделать вам минет. А пока что, Глеб Николаевич… — Юрий поднялся, натягивая халат обратно, а потом взял в руки ладони и заставил встать, задрав голову, чтобы смотреть в глаза. Хотел видеть, что не обидел. Видеть, что все в порядке. — Может, попьем чая?       — Ох, Юрий, — альфа робко улыбнулся и уткнулся ему подбородком в макушку, прижав к себе, — вы знаете, как меня утешить.       Глеб задернул шторы на кухне, закрыв красивый вид на почти всю Центральную улицу, объятую огнями большого города. Он обернулся, когда услышал, как две кружки поставили на кофейный столик. Юрий плюхнулся на кресло, закинув ногу на ногу, посмотрев на хозяина квартиры, что, поправив пижаму, сел напротив. Пар струился над ободком, кипяток отражал свет люстры, а гул с улицы давал этой приятной тишине еще расти и расти.       — Юрий, — начал Глеб, стараясь вести себя невозмутимо, — вы точно хотите быть моим секс-партнером?       — О! Ну, конечно. Боже, я столько раз об этом сказал.       — Да, вы правы… Вы правы, — он задумался на секунду. — Юрий, не могли бы мы перейти на «ты»? Все-таки нам в дальнейшем это может помочь чуть поближе познакомиться. Можно начать с этого? Вы можете называть меня вне рабочего времени просто Глебом.       — Я не задумывался об этом. Но, наверное, так будет лучше… Глеб, — тот улыбнулся, когда бета ощерился, потянувшись к кружке с ароматным чаем, после чего подул, разгоняя дым. — Так мы будем что-то обсуждать? Ну, насчет наших с тобой… Сексуальных предпочтений? Что-то, типо, контракта там?       — Контракт? Ох, нет-нет, это слишком официально, разве мы не можем просто обсудить наши возможности? Думаю, составить маленький список для начала. Но я хочу сразу же предупредить тебя кое о чем. Несмотря на то, что я доминант, могу иногда принимать пассивную позицию нижнего. Как ты относишься к тому, что я могу заставить тебя во время игры… Например, проткнуть мне иглами соски?       — Ого… А это не больно? — альфа удивленно вытянул брови, наклонив голову в бок, отчего Юра мгновенно смутился и почесал затылок. — Ну, я всего лишь полгода занимаюсь всем этим, так что еще многое не пробовал. Никогда не задумывался о том, чтобы добровольно колоть себе соски.       — Мне казалось, что у тебя они проколоты.       — А! А как вы узнали?! То есть ты… Узнал?       — Однажды ты пришел с лабретами, их хорошо было видно. Я знаю, что с актом о внешнем виде сотрудника сложно носить что-то такое на работе, да и коллектив любит чесать зубами. Мне самому нравится пирсинг, у меня проколот пупок. Но я куда-то дел украшение, никак не могу вспомнить…       — Я бы хотел увидеть это, но… Я решил для эксперимента попробовать проколоть соски, по правде говоря – это адски больно. Хотя мне очень нравятся ощущения после. Я имею в виду, что мои соски сейчас очень чувствительны. После прокола некоторое время я чувствовал каждую ниточку, — Юрий вдруг зардел. — Прости, я заболтался. Так о чем ваш… Твой вопрос?       — Не против ли ты иногда быть для меня верхним? В рамках того, что все еще остаюсь в доминантной позиции.       — А, это можете даже не спрашивать, я могу и там, и тут. Я садо-мазо, в какой-то степени мне это тоже нравится.       — Это чудесно! — он широко от радости улыбнулся, но потом сразу же себя пристыдил за бурную реакцию. Слегка заерзал на кресле, не способный найти себе место оттого, что никто из сабов еще не хотел делать такого для него. — Кхм, прошу прощения. В любом случае я готов экспериментировать: если будут желания, я могу стать и сабмиссивом.       — Звучит интригующе!       — Это хороший опыт. Если ты многого не пробовал, будет немного сложнее составить то, что ты позволишь мне сделать собой.       — Ох, я правда мало что знаю о своих возможностях, но я не хочу останавливаться на том, что попробовал. Я могу сказать только то, что я ужасно боюсь фистинга и поз вверх ногами. Это меня пугает. А насчет остального — готов экспериментировать, да и у меня нет особых предпочтений, кроме того, что мне нравятся веревки, повязки на глаза и игры с сосками.       — Для новичка ты хорошо себя знаешь. Мне нравится этот настрой. Будь уверен, я не собираюсь делать того, для чего у меня не хватит опыта, но я всегда могу выслушать твои пожелания. Однако у меня есть пару вопросов насчет здоровья…       — Можете не спрашивать! Колени в порядке, позвоночник в порядке, сердцем все хорошо… Аэ-эм… У меня все под контролем. Я же все-таки почти боксер, я должен быть в порядке для спаррингов. И я довольно гибкий для многих поз, просто для начала мне следует размяться. А насчет заболеваний – полнейший порядок. Я недавно был у проктолога.       — Хм, а ты хорошо подготовился, это радует. Я позже предоставлю тебе свои медицинские показания, и я буду ждать твои, чтобы нам быть уверенными друг в друге.       — Конечно.       Глеб мягко растянул губы и взял чашку чая с приятным достаточно сильным запахом чабреца. Он глотнул пару горячих и согревающих изнутри глотков, а потом зажмурился от послевкусия, что окружил невероятными вкусами полость рта. Альфа поставил на стол чай обратно и вдруг заметил на себе этот прожигающий насквозь расфокусированный взгляд. И кокетливо прикушенную губу. Теперь зная, что Юрий часто смотрел так, когда представлял с ним что-то достаточно интимное, – чувствовал, как становится горячим низ живота. О нем так никто не думал раньше или не был настолько открыт в фантазиях.       Он прочистил горло, чтобы вернуть внимание собеседника:       — Извини за личный вопрос, но твоя Госпожа при соглашении на БДСМ-отношения как спрашивала тебя о твоих предпочтениях?       — О… — Юрий сразу же сконфузился. — Знаешь, мы с ней… Даже ничего не обсуждали. Смешная история на самом деле. Около полугода назад я шел с работы домой и увидел Декабрину, она вышла из магазина для взрослых. И в общем, по дороге домой пакет порвался, и все эти штуки, хэ, выпали перед многими людьми. И тогда, когда помогал все собрать, я спросил, зачем все это нужно? Там было много всего, чего я в первый раз в жизни видел. Не помню, как я решился на такое, но через неделю у нас была первая сессия.       — Ты узнал о БДСМ только полгода назад? Почему тебя это заинтересовало?       — Да, где-то около того, наверное, слышал до этого, но не обращал такого внимания… — он замялся на пару секунд, а потом опер лицо о ладонь. — Могу ли я поговорить с тобой об этом чуть подробнее?       — Конечно, я весь во внимании.       — Так вот… Я рос в православном приюте, поэтому как-то не задумывался ни о чем таком. Многие чуть старше меня ребята обсуждали свои первые разы и где-то доставали порно-журналы, они раздавали их всем мальчикам ради того, чтобы воспитателей позлить. Если находили, то нас заставляли стоять на горохе, пока не признаемся, откуда достали. Сексуальность и секс без планов на продолжение рода считали грехом и порицали, вбивали это маленьким детям и не давали познавать себя. Поэтому сначала в подростковом возрасте я сторонился этой темы. А когда меня усыновили, я нечаянно увидел занимающихся сексом тетю и дядю, и мне это показалось таким мерзким. Я и не думал, чтобы начать чем-то таким увлекаться. В колледже в меня влюбилась девчонка-третьекурсница, она любила девственников-хулиганов. Она, знаешь, она всегда делала конский хвост, и я, когда смотрел на нее, представлял, как мог бы… Ну, тянул бы этот хвост. Это были достаточно греховные для меня мысли. Однажды я пришел к ней в гости, когда ее родители находились на работе, и она сделала мне минет. Я долго упирался, но это был самый классный день в том году. Поэтому грубый секс, который она любила, для меня из-за всех предрассудков стал открытием в половой жизни. Но наша влюбленность закончилась тогда, когда я пошел в армию. И… Наверное, из-за моей внешности на меня всегда обращал внимание старшина.       — Старшина проявлял к тебе сексуальный интерес?       — Да вроде да, а вроде и совсем нет. Сначала просто выделял, а после дал прозвище «белый». Не то чтобы мне это внимание нравилось. Я был самым тощим и слабым, я часто из-за отсутствия денег не ел. Он заставлял напрягаться меня намного больше, чем других. Но чем дольше я там был, тем сильнее тот издевался надо мной. Он придумывал мне всякие оскорбительные прозвища, иногда пихал, пинал и выматывал по-полному. Помню даже перевернул мне ведро с водой, когда я мыл полы. Делал все, чтобы я чувствовал себя непригодным и слабаком. Но… Самое ужасное лишь в том, что я часто терпел от него сексуальные домогательства. Сначала я не думал, что именно это оно и есть, ведь я привык к тому, что мужчин привлекают женщины. И-и я тогда считал, что геи слегка манерные из-за всех стереотипов от воспитателей и медиа, поэтому не знал, как реагировать.       — Ты никому не рассказал об этом?       — Я боялся и стыдился. Знаешь, как-то стремно говорить мужчине о чем-то таком другим мужчинам. А мне было восемнадцать только, так что я как-то боялся еще конфликтовать со старшиной, которому под полтинник… Это до сих пор все помню… Он начал называть меня «куколкой», постоянно намекал насчет того, что у меня сладкое личико. Просто, когда старшина трогал мои плечи, за талию на глазах у всех, поднимал меня за бедра, когда я подтягивался, говоря, что помогает мне, ведь я слабак… И постоянно высказывался о моем лице и теле – я не воспринимал это как что-то странное, хотя мне казалось, что это немного… Немного выходит за рамки, ведь с другими он так не обходился. Не знаю.       Юрий поджал губы, краснея от воспоминаний, от которых не мог избавиться, но и рассказать другим никак не находил силы, а сейчас так спокойно говорил об этом. Он поднял глаза на внимательно слушающего собеседника.       — Юрий, ты хочешь рассказать мне о дальнейшем или это слишком для тебя?       — Нет, просто… Я ведь никому не говорил об этом, но мне хочется, так хочется высказаться тебе.       — Я внимательно тебя слушаю.       Он почувствовал, как щеки горят, щипают от стольких бабочек в животе, отчего-то так хорошо. Юрий слабо кивнул, пытаясь собраться с мыслями:       — Я… Знаешь, я до последнего не обращал на это внимание, пока однажды мои друзья не решили пожаловаться офицеру без моего согласия. Им надоело постоянно смотреть, как при тренировках старшина всегда лапал меня. В итоге он прознал об этом и нашел, за что меня наказать. Сказал, если простою в планке дольше пятнадцати минут, то не станет докладывать. И как только мне оставалось полминуты, он ударил меня по лопаткам ногой и не убирал, давил, чтобы я не вставал. Хотя говорил, если я встану, то он зачтет мне это. Я не мог. Но он не стал докладывать, он… Он лег на меня, и я… И я чувствовал, как он терся об меня членом. Только я ничего не смог сделать, я растерялся… Я… Просто послушно лежал и не двигался.       — Тебе было страшно?       — Я не знаю. Он приказал мне не двигаться, и я, кажется, привык подчиняться ему. С тех пор я не знаю, почему, но давал делать все, что угодно. Давал ему унижать себя, плевать в лицо, давать пощечины и всячески унижать меня публично или… Когда кончал мне на лицо. Я получал двоякое ощущение от этого. И в какой-то из тех дней я остался в душевой один. Тогда мы мылись все вместе, поэтому, когда старшина зашел, я не обратил на это внимание. Хотя я чувствовал что-то определенно странное. Он подошел ко мне и прижал в углу кабинки, сжал мне рот рукой и ласкал меня… Я… Я никогда не чувствовал себя так убого.       Юре стало вдруг так стыдно, а некуда деться, но взгляд все такой же понимающий. Он чувствовал себя неудобно в кресле, старательно думая, как объясниться. Едва мысленно возвращаясь к ту душевую, горячему телу и собственной грязной натуре.       — Об этом ты тоже молчал?       — Конечно. Я хотел рассказать матери, но…       — Тебе было стыдно? — закончил за него Глеб, и бета только кивнул. — В таком случае ты уверен, что ты увлекся БДСМ по этой причине?       — Я не могу сказать, что я сильно в этом уверен, но именно с этого возраста что-то во мне пошатнулось. Я всегда хотел, чтобы кто-то дал мне возможность избавиться от ответственности, чтобы дали попасть под чей-то контроль, дали подчиниться. Издевались, что ли? Сделали со мной что-то ужасно неприемлемое. Плохое. И я мог бы не думать о том, что я грешу, если хочу этого сам. Конечно, я боялся собственных мыслей, потому что мои социальные установки не позволяли мне быть таким, каким я хочу быть. Для меня мои чувства казались распутными, неправильными и отвратительными. Думал, что я ненормальный, если после того, что старшина делал со мной все это, чувствовал возбуждение. Я пытался делать вид, что ничего не произошло, но вскоре я просто, знаешь, просто не выдержал. Мне пришлось уйти с контрактной армии, хотя это многим моим родственникам не понравилось. Так что, когда Декабрина мне рассказала о БДСМ, я почувствовал, что я не странный. Или хотя бы не один такой на Земле. Мне было страшно начать, переплюнуть свой характер, чтобы перестать чувствовать угрызение совести. Мне было сложно принять себя, но сейчас я здесь. И я хочу, чтобы вы стали моим домом-садистом.       Глеб изрядно задумался, рассматривая это молящее выражение, которое так и надеялось на то, чтобы тот принял его наклонности, его честность, его желания и страхи. Видел в опущенном на кружку взгляде груз переполняющих раздумий. Он встал и плавно подошел к нему, приобнял за плечо, заставив поднять голову. Альфа гладил горячую щеку, приблизился и поцеловал в губы. Юра прикрыл глаза, тихо выдохнув, но Глеб не дал ни секунды насладиться маленьким утешением, сразу выпрямившись.       — Мое увлечение доминировать стало понятным для меня только после того, как я осознал, что мне нравится делать себе больно. Я знаю, это звучит странно, если я характеризую себя как дом-садист. Понимаешь, есть во мне страсть и к удовлетворению себя с помощью боли. Я не окончательно понял, когда это чувство появилось, но уже в тринадцать начал калечить себя. Любое травмирующее действие возбуждало меня, давало на пару минут освободиться от того окружения, в котором я был. Юрий, твои наклонности нормальны, и я их хорошо понимаю.       — Правда?       — Да, Юрий, хороший пример — мои клыки. Я когда-то сломал их для собственного удовольствия, мои шрамы на бедрах ради того, чтобы принять себя, — его смуглые пальцы перебирали белоснежную челку, мягко касаясь лба. — Неважно, по каким причинам ты решился на отношения со мной как садистом – я обязательно сделаю все, чтобы удовлетворить тебя. Взамен я хочу, чтобы ты удовлетворил меня. Остальное можешь отбросить на второй план. Я никогда не буду порицать твои желания и решения в наших отношениях.       Он вытащил из кармана пижамных штанов ошейник с подавителем запахов. Юрий тут же поднялся, не отрывая взора от серых глаз, ощущая, как внутри все спохватилось, сжалось и горело в предвкушении. Его будоражило от касания твердой кожи, охватившей шею, обвивая ее, насильно заставляя чувствовать, словно он давно в его путах, в его власти, а тело принадлежит уже не ему. Принадлежит мужчине, стоящему напротив, смотрящего на него насмешливым, но таким ласковым взглядом. Чьи губы только что снова нежно накрыли его, а теплые бархатные ладони спускались по спине.       Глеб отстранился, пальцем показав, что тому следует встать на колени:       — Кто я? — властно спросил альфа, спрятав руки за спиной, смотря сверху-вниз на покорно выполняющего приказ гостя.       — Вы мой Господин.