Убийство Бабочек

Апрель

      Глеб Николаевич никогда не любил работать с людьми. Возможно, именно из-за этого так перепугался, когда Николай в студенческие годы, решивший, что слишком взрослый, чтобы стать финансово независимым от папы, у которого за спиной миллионы на все, что угодно – устроился в общепит.       Как всем известно, общепит такая штука, что уже на второй месяц работы начнешь ненавидеть весь мир, если не на первую неделю. Так еще выбранная забегаловка находилась у черта на куличках, ближе к университету, а там и люди под стать месту. И, жутко переживая за единственного сыночка, которого считал достаточно наивным для таких коварных людей, Глеб часто посещал заведение. Он всегда удивлялся тому, какова выдержка у Николая. Ведь улыбался тот каждому посетителю не потому, что так надо по условиям трудового договора, а потому, что любил каждого человека, находя в нем что-то хорошее.       С того года альфе невольно полюбилась вредная еда, особенно бургеры. И хоть Коля теперь работает прокурором в центральном суде, они часто встречаются в той забегаловке, чтобы насладиться любимой едой.       Так или иначе, люди казались слишком разнообразными с многочисленными потребностями и желаниями, на которые не всегда можно найти по вкусу ответ. У них постоянно есть нужда перечить, отлынивать и не считаться с мнением начальства. У сотрудников только один стимул – это белая зарплата, на которую можно прожить в этом городе. А это десятки-десятки тысяч. Несмотря на то, что Глеб Николаевич никогда не являлся скупым человеком, знали бы они, насколько это плохо сказывается на доходах из-за непосильных налогов.       За все время работы он постепенно отдалялся от всяких обязательств руководителя, медленно и плавно отдавая все обязанности, где необходимо взаимодействовать с подчиненными, своей секретарше. Наталья справлялась намного лучше: у нее тяжелая рука, строгий характер, да и спорить с ней – как о стену горох. Достаточно справедлива там, где нужно, а где не нужно, там милосердна. Да и Глеб не мог во многом отказать, все еще в глубине оставаясь достаточно мягким для настойчивых людей человеком.       Нет-нет, он любит работу всей душой: оставался постоянно на сверхурочные по собственной инициативе, приходил раньше, чтобы разгребать накопившиеся дела за выходные, иногда посещал рабочее место в субботу дополнительно, лишь быть в удобном кабинете еще немного посидеть за делами, попивая самый сладкий кофе. Глеб находил в этой рутине что-то прелестное и без фанатизма жил ей.       Он также любил и своих сотрудников. Они так долго работают на него, что отношения между ними и начальником стали чуть ли не приятельскими. Он мог говорить с ними часами на планерке, потому что каждый успел привыкнуть друг к другу. Активно обсуждали будущее предприятия, предлагали идеи и наполняли офис приятной компанией. Глеб даже любил помогать подчиненным в любой момент, стоит постучать в дверь кабинета и с улыбкой обратиться с какой-то проблемой. Он любил и корпоративные мероприятия, хотя не особо радовал пьяных людей за столом.       Его подчиненные самые милые на свете люди, а в офисе витала атмосфера доверия и дружелюбия. Так что Глеб Николаевич и понятия не имел, что в первый же день захочет вернуться обратно, обещая кому-то сверху, в кого давно не верил, что будет до конца жизни работать с сотрудниками сам.       Филиал с проблемами в финансовом плане и утечке кадров, казалось, стоял сейчас одной ногой в могиле. Легче только ликвидировать и вспоминать в кошмарном сне. Глеб запросто мог согласиться на совещании о ненадобности такой плешивой траты денег и времени, но, к сожалению, филиал находился слишком в удобном месте. Прямо-таки в точке, возле которой выстроились все их местные посредники, поставщики и один из цехов в том же здании, что регулировались этим офисом, а без него станет работать несколько труднее для остальных филиалов.       Потерять золото – глупое дело.       Глеб Николаевич тяжело выдохнул, когда за очередным сотрудником закрылась дверь. Сделать повторное собеседование самое важное при новом руководстве, чтобы убедиться в правильном выборе сотрудников, так еще и с ходу подметить тех, кого можно сократить после окончания двух месяцев. Но Глеб в последнее время слишком наивно думал: каждый работник хуже первого. У него кружилась голова, хотя бы в списке численных сотрудников остался лишь один человек. Это давало ему сил продержаться до последнего.       Работа подчиненных продолжала шуметь за дверью, давая понять, что те хотя бы не отлынивают от обязанностей. Виктор, уходя с поста руководителя, передал Глебу, что сотрудники часто не могли выполнять суточную нагрузку, вместо этого занимаясь любыми делами. Так что он уверен, что через пару дней эффект нового начальства пропадет, и те снова начнут плевать в потолок.       За раздумьями прошло несколько минут. Только вот долгожданный сотрудник никак не заходил. Каждый мог волноваться, альфа точно понимает это. Однако тот и так самый последний, а теперь еще не решался зайти продолжительное время. Глеб почесал наморщенный лоб. Он все же встал с кресла и сам пошел проверить, где этого секретаря черти носят?       Стоило ему подойти ближе к двери, как та распахнулась, и с громким «Твою уж налево!» в него влетел мужчина, споткнувшись о порог. Альфа чуть ли не воскликнул, стоило боли пройтись током по всем уснувшим косточкам. Глеб кое-как успел поймать за плечи мужчину, прежде чем тот встретиться бы лицом с паркетом, упав прямо ему в ноги. В проеме появились любопытные лица подчиненных, да только завидев всегда хмурое выражение начальника, поспешили вернуться за дела, прикрыв дверь.       Грудная клетка заныла, но секретарь все никак не поднимал головы. Стыдно, наверное. Бледные уши покраснели, отчего Глеб слегка улыбнулся, приподняв брови. Он сам успел пару раз споткнуться о порог сегодня, так что ему по нраву найти человека по несчастью. Голубые глаза внимательно оглядели лицо. Держась за ткань пиджака, кое-как заставил все-таки оторваться от одежд начальника, взволнованно теребя пальцами рук. Секретарь поджал губы, что-то робко бормоча под нос.       Зашедший, скорее, влетевший в кабинет сотрудник по характеристике являлся личным секретарем-помощником, Юрием Поляковым, у которого размыто расписан трудовой договор, а нормально найти пункт про образование и опыт работы так и не смог. В резюме и характеристике все написано, но в то же время все написанное казалось совсем непонятным, будто бы на самом деле ни опыта, ни образования нет. Виктор хоть и уверял, что все его сотрудники работают легально, все же Глеб никогда не судил, пока не удостоверится в чем-то сам.       Проводить последнее собеседование оказалось труднее всего.       Глеб Николаевич даже забывал, что спрашивал по поводу квалификации и работе, потому что сразу же отвлекался на каждый издаваемый шум от секретаря. То ступней быстро стучал по полу, то хрустел костяшками, шейными позвонками, бурчал под нос, хмыкал, постоянно экал между каждым словом, иногда стучал зубами, когда Глеб на пару секунд задумывался о следующем вопросе.       Да и выглядел он слегка отталкивающе, чем кто-либо в этом филиале. И дело вовсе не в том, что здесь попросту плевать хотели на акт «О внешнем виде сотрудника», где четко по белому написано: «Никаких ярких вещей, яркого макияжа, блестящих украшений, коротких юбок, высоких каблуков, только строгий деловой костюм и юбки ниже или на уровне колен». Здесь ходили, как душа пожелала, кто-то умудрился в джинсах прийти. Юрий же в свою очередь хоть и надел что-то более подходящее, все же выглядел достаточно несобранным. В особенности круглые и отчетливые пятна под глазами – показатель того, что секретарь мало спит и питается только одним кофе, отчего сидел перед начальником таким дерганным.       Когда Глеб Николаевич проверял саму обстановку, найдя, что все отделы работали рука об руку (да только это не про совместную работу, а о том, что в офисе почти нет места, чтобы устроить перестановку, где никто бы не мешал друг другу) – заметил, что секретарь постоянно приходил из кабинета выпить по стаканчику кофе через каждые пятнадцать минут. А дальше вопрос вставал – зачем же секретарю кабинет, что в конце коридора? Очень далеко-далеко от офиса. Наталья тоже работала в отдельном кабинете, да в соседнем, чтобы удобно к ней зайти. Глеб уже тогда подметил, что придется много бегать по разным вопросам.       Полякову нужно расслабиться, подумал альфа, устало подняв глаза на в очередной раз ушедшего в свое сознание подчиненного. Или же тот просто старался делать вид, что его тут нет?       Глеб Николаевич прочистил горло, кашлянув в кулак, привлекая внимание, отпустил на стол характеристику и расслабил плечи, чтобы казаться менее большим и строгим:       — Так, вам тридцать лет?       — Эм-м… Походу? — невольно вырвалось, а потом Юрий старательно поджал губы, стоило Глебу высоко поднять брови.       — Вы не знаете, сколько вам лет? — саркастически протянул начальник, когда тот помотал головой, чтобы наконец вникать в суть вопросов.       — Нет-нет! Знаю, конечно. А что?       — Ничего такого, просто в графе семейное положение прочерк. Обычно хоть что-то должно стоять, — задумчиво протянул он, а потом замолк. Юрий застучал зубами сильнее, явно не замечая тиков от переутомления. И чем громче издаваемый звук, тем более понятно, что данная тема вызвала негативные эмоции. Так что Глеб Николаевич хорошо ориентировался по нему, чтобы лишний раз не устраивать барабанный концерт чужого сердца, которого словно он сам слышал. — Хорошо. Тогда, расскажите мне о себе, Юрий.       Глеб кинул на него немного мягкий взгляд, чтобы не так сильно испугать новыми вопросами. Однако Юрий на этом буквально завис, уставившись сквозь него.       — Что обо мне? — вдруг уточнил бета, отчего Глеб понял, что попал по полной.       Он прикрыл рукой рот, чтобы собеседник не видел, как ответы стали поводом для смеха. Перед начальником сидел утомленный и очевидно сбитый с толку от малого количества сна мальчишка с достаточно незаурядной внешностью, а если откроет рот, то Глеба Николаевича, солидного мужчину, повидавшего многое за долгую жизнь, буквально разрывало на смех. Он потер переносицу, стараясь замаскировать невольные смешки под кашель.       — Кхм, кхм! О том, чем вы занимаетесь в офисе, например?       — А… Я работаю здесь два года и занимаюсь нормативными документами, совещаниями… — все же дошло до того, но потом Юрий снова завис. — Совещание…       Поляков только прикусил и так исстрадавшуюся нижнюю губу и начал увлеченно пожевывать. Глеб наморщил лоб.       — Вы плохо спите, Юрий? — предложил он, отчего сотрудник только моргнул, прищурившись, словно на этом моменте начал неосознанно клевать носом. Наверное, так на него подействовало слово «спите». Глеб только сдержанно улыбнулся, стараясь не замечать всего этого. — Ваши обязанности с появлением кризиса явно стали намного задерживать вас на работе, я правильно понимаю?       — Ох, если бы это были только мои, — проворчал Юрий так тихо, что это очевидно не должен услышать собеседник, так что тот решил пропустить слова мимо ушей. Секретарь выпрямился, сверкая светлой щетиной, хлопая глазами до тех пор, пока не закрыл их полностью. — А что вы сказали?       — Когда вы уходите с работы?       — В два…       — В два? — переспросил начальник, удивившись. — Прошу прощения, если я правильно помню, рабочая смена заканчивается ровно в шесть вечера. Почему вы решили уходить в два?       — Я здесь засыпаю в два. В два утра. Как только закончу с делами.       — Тогда… — Глеб Николаевич опустился на кресло, округлив глаза, да никак не мог понять, сколько же тот спит, вообще? Юрий облокотился о стол локтем, съехал и вовсе лег на свободную половину, на котором не лежали документы. И громко захрапел. — Тогда понятно…       С этого их работа в одном офисе и началась.       Начиная новую рабочую неделю, Глеб Николаевич смог распределить обязанности так, чтобы каждый сотрудник остался загружен, сколько в силе сделать за рабочую смену на самом деле. Переутомление никому не давало больше сил, а уж тем более сонный и несобранный идти на очередную смену работник становился все менее компетентным. Однако более важные и срочные дела, висевшие на главбухе и секретере, Глеб Николаевич не трогал, оставляя их в надежные, казалось, руки, хотя парочку нейтральных мог делегировать Скворцову, замечая, как Юрий буквально валился с ног от количества дел.       Потом взвалил на себя оставшееся, медленно устраняя простой, ведь точно знал о собственных силах. Конечно, уйдя из главного офиса, оставив временно на свой пост заместительницу в лице секретарши Натальи – он не мог полностью освободиться от обязательств гендиректора. Уходил домой он только через пару часов после окончания рабочего дня, иногда затягиваясь до полуночи. Затем стал вводить короткие планерки, чтобы видеть результаты, анализировать предстоящее и планировать на дальнейшее развитие. Работал с отчетами из каждого отдела, с закрепленными за филиалом цехами и посредниками, пока помогал в офисе сотрудникам и проводил совещания.       В конце концов, у него почти не оставалось времени на пустые разговоры и следить за взаимодействиями между подчиненными, чтобы самому налаживать с ними отношения. Он ничего не знал о том, как варятся и дружат ли коллеги между собой. Изредка доходили неприятные слухи в кафетерии, а так даже не обращал внимания на жизнь вне кабинета. Думал, что месяц будет налаживать стабильность филиала, а на другой – станет наблюдать за подчиненными.       Однако до него иной раз доходили и разговорчики про то, что каждый сотрудник в офисе, мягко говоря, не любил его. Оказывается, обычный график и акт про внешний вид – уже повод ненавидеть нового начальника. Полюбившееся свободолюбие на грани прокрастинации и простого неуважения вдруг стало огромной стеной в общении между Глебом и его новыми подчиненными. По крайней мере, он не удивлен такому исходу. Одно радовало: все же опоздания перестали быть нормой, валять дурака в рабочее время и выглядеть ярче, чем новогодняя елка, тоже. Хотя один сотрудник все так же опаздывал каждый чертов день. Именно из-за вечных опозданий вторым именем запомнилось имя секретаря.       Юрий Поляков… Звучало в голове, когда начиналась планерка, а того все нет. Юрий Поляков… Звучало, когда тот отвлекался на собственные мысли во время совещаний, а потом ойкал, когда его окликали. Юрий Поляков… Звучало, стоило очередному документу оказаться неправильно составленным под конец дня. Иногда Глебу казалось, что Юрий Поляков единственный, кто работает на него, вновь и вновь заставляя злиться того, кто почти не злился на подчиненных.       Либо он делал это специально, либо почувствовал себя школьником, которому за подобное поведение ничего не будет. Возможно, не будет в ближайшем будущем, потому что в последнее время люди, окончившие секретарское дело, не спешили начинать работать, видя обещанный оклад. Но пока что повышать его в принципе не получалось. В любом случае Глеб Николаевич раз и навсегда запомнил: если Юрий опаздывает на полчаса – то он еще на этот день выкинет много глупых штук. И у начальника, как бы Николай выразился, подгорит задница конкретно.       Юрий выглядел непутево. Нет, Глеб не пытался судить по внешнему виду или другим аспектам, например, по речи или жестам, он старался быть не предвзятым ко всему, пока не узнает личность до тех пор, как сможет хоть что-то сказать о внутренних качествах. Но Юрий однозначно беспечный. Беспечный внешне, беспечный внутри. С макушки до пят.       Растрепанные волосы, друг между другом запутавшиеся, отсутствие галстука, постоянная щетина, после выходных мятых вид и сонливость, впалый от усталости взгляд, мокрые и грязные следы от туфлей (из-за которых ему влетало от уборщицы) и брызги от луж на штанах. Его не волновало, как он выглядит со стороны. Иной раз приходил с разбитой губой или бровью, ужимался от явных синяков на теле, но все время отшучивался, что просто упал где-то. Он постоянно отшучивался на любые наводящие вопросы.       У него нет никакой внутренней дисциплины или уважения к более старшим или вышестоящим по должности коллегам. Постоянные опоздания и запах курева. Бета иной раз заходил без стука, без разрешения, буркал короткое «Здрасте» себе под нос, даже если на дню приходил по нескольку раз, часто забывал приносить нужные документы вовремя, пялился в потолок и казался слишком отчужденным от мира. Позволял себе не видеть начальника, пока рылся на полках в поисках нужных документов, а потом разворачивался, находя недовольного руководителя. На планерках семенил за Глебом, либо просто стоял рядом и глядел куда-то без происков в глазах присутствия. Иногда показывал что-то за его спиной, смеша неулыбчивых коллег, а когда начальник поворачивался, то тот делал глазки Бемби и поджимал губы, словно здесь он не при чем. Плавал в облаках чаще, чем говорил, а когда начальник его просил помочь в организации планерки, то сразу же вытягивал лицо в ужасе, пуще краснея, мотал головой и как-то быстро исчезал из поля зрения.       В общем, секретарь стоял на первом месте в списке сокращения. Обычный сотрудник, что плохо относится к поручениям, лишь вытягивает деньги, за какие не особо старался. И ничего же, если бы Юрий оказался тем же подчиненным, какие есть в офисе: ленивые и слегка глуповатые. Юрий ведь на самом деле в первые недели давал впечатления трудолюбивого и достаточно квалифицированного специалиста. Глеб Николаевич даже закрывал глаза на вечные опоздания, а теперь хотел закрыть дверь кабинета, взять за грудки пиджака и хорошенько так встряхнуть, чтобы тот продолжал усердно работать. Конечно, немного нарушив личное пространство, но руки так и чесались.       Так думал Глеб, да никак не решался утвердить его в списке, чтобы не заморачиваться лишний раз. Ведь на это тоже нашлись свои причины. К удивлению!       Когда Глеб Николаевич собирался домой поздно вечером, тогда еще ни одного сотрудника не оставалось, он замечал полоску света в темном коридоре от кабинета секретаря. Когда приходил рано утром, чтобы планировать предстоящую планерку, то встречался в офисе с Юрием, что выпивал с Александром кофе и продолжал усердно работать. Единственное, что понял начальник за рабочие недели, – кто имеет дружбу с главбухом, тот явно трудился не покладая рук. Например, та же Матвеенка, что упорно трудится на должности бухгалтерши.       Поэтому Глеб решил приглядеться к нему получше.       Он нахмурился, понимая, что непутевый Юрий лишь на первый взгляд таковым являлся. Ему пришлось наводить разные справки, говорить с подчиненными о секретаре, чтобы узнать, каков на самом деле ершистый сотрудник. Так он узнал о нем все плохое, что сразу же решил выбросить из головы. Потому что не клеился у него образ человека, что занял пост чуть ли не правой руки руководства через постель, с тем, кто смущался при разговорах один на один и более раскрывался с других сторон. Подмечая малейшие детали, Глеб проводил с ним большое количество времени, чем с остальными сотрудниками.       Из-за документов, что нуждались в подписях самого начальника, Юрий стал почти каждый день заходить к нему в кабинет. Случалось это обычно за пару минут до окончания рабочего дня. Много извинялся, что альфе приходилось задерживаться, когда уже полностью оделся «в капусту» из-за холодов апреля. Иногда, когда сам оставался на сверхурочные, секретарь садился на привычный стульчик напротив и ждал – Глеб Николаевич наблюдал порой за такой картиной: как тот прикрывал тяжелые от недосыпа веки, скрещивал на груди руки и медленно валился на бок, пока сопел, успевая и подремать. Глеб не старался сам его будить, давая время хоть на какие-то передышки. В любом случае Юрий сам хорошо просыпался, а потом вскакивал как ужаленный, бордово рдел и снова извинялся. В один из таких случаев альфа иной раз поглядывал на сладко спящего подчиненного, что пускал слюни ему на стол. В тишине только звучали тик часов, показывающий быстро ускользающее время, и гул с улицы. Начальник опер ладонью щеку и уставился, невольно засекая время на то, сколько Юрию понадобится минут на этот раз, чтобы вернуться из мира снов обратно в пустой офис, где остались только они вдвоем.       Глеб подмечал и запах, каждый раз исходящий от подчиненного. Точнее, их множество. Так он мог определять, когда Юрий оставался в офисе, а когда возвращался домой или куда-то еще. Ведь характерные феромоны, выделяемые при половом акте от альф и омег, окружавшие сотрудника, постоянно имели разные сочетания. Ужасно раздражали ноздри, но Глеб Николаевич имел достаточную тактичность, чтобы прямо сказать, как ему не нравилось концентрация чужих запахов рядом. Хотя однажды через разнообразие сочетаний нашелся один настойчивый, которым Юрий стал пахнуть почти каждый день. Запах розмарина с крошкой настоящей пыльцы не всегда имел намек на очередной акт, иногда Глеб ощущал в нем исчезающие нотки радости или злобы. Таким образом Глеб Николаевич мог найти по розмарину секретаря в любом труднодоступном месте, когда он ему очень понадобится.       Есть и ситуации, за которые альфе до сих пор стыдно. Например, когда Юрий, негодяй эдакий, заходил в кабинет через вторую дверь, ведущую сразу в коридор, тихо и без какого-либо звука, по которому Глеб мог бы узнать, что кто-то вошел. Заниматься документами – дело затягивающее с головой, так что, когда Поляков неожиданно заговорил, Глеб Николаевич чуть с ума не сошел. Он громко воскликнул и схватился за сердце, разворачиваясь к секретарю, что кое-как держал губы полоской, надув от не озвученного смешка щеки. Пришлось долго отчитывать за такой проступок, но для подчиненного это стало еще одним поводов держать в себе смех, стремительно краснея от волнения.       Хоть и Юрий старался стучать, прежде чем войти, иногда он забывался. Поэтому в один день Глеб Николаевич перевернул кружку с горячим кофе себе на бедра. Рефлекторно вскочил на ноги, ощущая, как жидкость опаляет жаром кожу, а ткань брюк неприятно касается покрасневших мест. Но смущение вызывало не это, а то, что Юрий, испугавшись, неожиданно для них двоих стянул с Глеба брюки до колен. Громко охнул от своих же необдуманных действий, резко развернулся и начал тараторить извинения невпопад. Хорошо, что это был конец смены, и никто не усугубил шаткое в тот момент положение начальника. Однако сидеть в одном нижнем белье перед подчиненным казалось постыдном не только ему одному. С того дня Глеб всегда приносил комплект дополнительной одежды.       Другой стыдный момент заключался в неуклюжести руководителя. Глеб Николаевич часто спотыкался на ровном месте, конечно же, с последствиями для его достоинства. В один из тех дней он относил несколько тяжелых папок в новый архив с поднятым настроением от долгожданной встречи с Натальей и ее мужем на ужин. И стоило ему перейти порог архива, как споткнулся и полетел на выходящего из кабинета Юрия, ранняя все предметы из рук. В итоге они оба оказались на полу у всех проходящих мимо людей. Ему повезло, что Поляков не имел взрывного характера, а просто надул в очередной раз щеки от смеха, стараясь снова не засмеяться над начальником. Юрий помог ему встать, отряхнул от пыли и поднял упавшие папки. Тогда Глеб узнал о том, что секретарь часто занимался делами и кадровика из-за того, что пожилой сотрудник постоянно заболевал и брал больничные.       Неуклюжесть Глеба Николаевича иногда не имела границ, ведь уходя из кабинета секретаря, он часто закрыл дверь вместо с длинными концами волос. Больно вытягивал корни, стоило уверенно шагнуть вперед, а потом краснел, когда каждый раз слышал глухой смех за дверью. Но однажды волосы прищемил уже сам Поляков, отчего потом долго-долго извинялся.       И начались громкие понедельники, ведь Юрий обладал и способностью стоять на своем в любой ситуации. Кажется, секретарю хотелось выговориться, злиться и где-то недовольство выливать, находя эту возможность в дискуссии с начальником. В очередной понедельник Глеб Николаевич понял, что тот обладает не только упорством, желанием находить проблем на пятую точку и, конечно же, выходы из них, так еще и любил ходить на грани. Никто бы так смело или глупо не начинал ругаться с начальником и настаивать на своем в период месяца-сокращения. Ему явно нравилось выплескивать эмоции на руководителе, по-другому это нельзя объяснить.       Иногда Глеб чувствовал себя легче, когда все-таки мог спокойно разъяснить, почему Юрий не прав, да только секретарь хмурился, скрещивал руки на груди и не замечал, что начинал стучать о пол ногой. Очевидно замалчивая, что думал насчет нового начальника на самом деле. Хотя бы в каких-то моментах он понимал перед кем стоит, сразу же соглашаясь, только вот осадок от их понедельников оставался неприятный.       В один из тех дней, когда плохое и строптивое настроение перешло планку дозволенного, Глеб Николаевич попытался сгладить углы. Брать Юрия натиском такого же недовольства – не вариант, выросла необходимость искать обходные пути. Он предложил кофе, что всегда расслаблял альфу, и пока Юрий, увлеченный любимым напитком, не лез в монотонный монолог Глеба об ошибках секретаря, он старался затронуть все проблемы буйного характера.       Только вот махинация с угощением чем-то приятным постепенно перестала работать, когда Юрий недовольным выходил из кабинета, так и не разобравшись, в чем собственно проблема. Глеб Николаевич до сих пор помнит, как гудели щеки от стыда, стоило Юре высказаться о нем как о сварливом старике, когда стояли в очереди в кафетерии. Хоть и альфа постарался быстро исчезнуть из поля зрения, чтобы не ставить их двоих в неловкое положение… Все же это быстро стало поводом для долгих раздумий.       Возможно, Глеб Николаевич даже не понимал, что хотел подружиться с секретарем, чтобы хоть один подчиненный не видел в нем врага народа. Ведь, если один сможет стать приятелем, то и другие подтянутся, думал альфа, да только не подозревал, что здесь не только он «враг народа».       Глеб мало с кем разговаривал без дела, несмотря на то, что у него оставалось времени на взаимодействия с подчиненными. Как бы тот не пытался начать – чувствовал себя ужасно сварливым. К тому же сотрудники очевидно не имели никакого желания разговаривать с ним. Глеб Николаевич ощущал себя не в своей тарелке, все меньше и меньше стараясь контактировать хоть с кем-то, а потом жаловался Наталье, что ужасно хочет ее твердой опоры. Она только смеялась над его слабостью, выпивая по чашечке кофе, когда находилось свободное время, говоря, что не против поработать где-то еще, кроме главного офиса. Однако для этого необходима серьезная причина, так что Глеб пытался найти что-то подходящее для этого. Но чем больше он думал над этим, тем сильнее понимал, что нет таких причин. Придется ему идти по тонкому льду одному.       Новая сторона подчиненного не заставила долго ждать, когда Глеб решился все-таки один из тех дней зайти к Юрию в кабинет.       Плотный сигаретный дым вдруг опалил ему все лицо запахом, застрявшим в глотке. Глеб закашлялся, привлекая внимание секретаря, что без какого-либо волнения докуривал очередную сигарету, пыхтя как паровоз, невинно хлопая ресницами. Он потушил окурок о пепельницу, где валялось множество таких же, намекая, что курит в кабинете постоянно. Глеб чуть сердито нахмурился и открыл дверь настежь, зажав нос пальцами. Что ж, волей-неволей Юрию пришлось выслушать на протяжении трех часов, как опасно и некультурно курить в помещении.       На другой день Глеб обнаружил его за мастурбацией. Хоть и начальник сделал вид, что он великий слепой и глухой, но абсолютно красное лицо, растрепанный вид, беглый взгляд, тяжелое дыхание и искусанные губы – очевидные показали, каким образом, кроме курения, спасался от стресса секретарь. Глеб Николаевич, хоть и обладал стойким пониманием, понять Юрия он-таки и не смог, быстрее убравшись из кабинета, закончив говорить за полминуты информацию, о которой мог излагаться часами. В особенности после того, как понял, что бета вряд ли собирался убирать руку из-под стола, смотря на него раскрошим от накатившего удовольствия взглядом. Естественно, как мужчина, Глеб знает, что такое может произойти, к тому же в таком молодом возрасте, да только разве это повод, чтобы без зазрения совести заниматься этим на работе? Глеб действительно задумался над этим.       После изменившегося мнения он поставил окончательное решение, что его подчиненный – последний извращенец. К тому же это подтверждалось всякий раз, когда начальник ощущал настойчивый взгляд на ягодицах сзади себя на планерках. Сначала думал, что ему кажется, однако резко повернувшись к секретарю в один момент, заметил, как тот быстро метнул на лицо обеспокоенные обнаружением глаза. Облокотился о подоконник локтем, а потом и вовсе отвернулся. Стоит ли упоминать, как становилось неприятно и неуклюже, отчего в один из дней принес кресло.       Откровенно говоря, стоило Глебу начать что-то говорить, затрагивая слова, имеющие однозначно двойной смысл для секретаря, как тот краснел, отводил взгляд и снова уходил в себя. Глеб Николаевич даже не хотел знать, о чем тот думал! Ну, если только слегка. А однажды из-за неимением альтернативы Глеб Николаевич надел достаточно облегающие бедра брюки, хотя обещал избавиться от них еще два месяца назад. В тот день Глеб хотел провалиться сквозь землю, лишь бы Юрий тоже недолюбливал его, как и другие подчиненные. Мог ли он, вообще, представить, что на новой должности он встретится с нетелесными домогательствами?       Хотя через пару каких-то дней он снова стоял на планерках, перебарывая свои же желания знать, что для секретаря чуточку привлекателен, со стойкими принципами культурности.       На выходных всегда приходила Наталья к нему домой и заставляла его силком подниматься с дивана, хотя он обещал телу немного полениться перед телевизором. Наташа изъявила желание научиться нескольким приемам бандажа, потому что оказалась полным неучем в этом искусстве. И так, как Глеб несколько лет работал Мастером бандажа и флагелляции в БДСМ клубе, решила, что тот бесплатно даст пару уроков как старой подруге. Так что от неправильных узлов и затягиваний веревки невольной ученицы у Глеба оставались достаточно отчетливые следы на кистях. Хоть он и прятал их, привычка закатывать рукава рубашки при работе давала хороший обзор часто заглядывающему в кабинет секретарю, что с какой-то задумчивостью всегда рассматривал следы.       У Глеба Николаевича выстроилась за все годы жизни иногда плохая привычка – прятать каждую эмоцию. Возможно, его сухое лицо и холодный взгляд всегда отталкивали от начала беседы? Ведь стоило Юрию открыть рот, чтобы что-то сказать, как он тут же поджимал губы, соединял пальцы рук между собой и молчал. Может, даже сработало то, что Глеб в первые недели только и делал, что на всякие вопросы секретаря либо кивал, либо мотал головой, словно не хотел вести разговор, хотя на самом деле немного стеснялся тем не по работе.       Юрий всегда смотрел в глаза, будто бы там мог найти ответы, поэтому Глеб избегал любого контакта, лишь бы упрятать себя от красных зрачков. Вот только однажды альфа все же собрал волю в кулак и посмотрел в ответ, отчего Юрий пугливо покраснел и снова моментально исчез из кабинета, говоря, что у него много дел. Может, альфа действительно выглядел слишком грозно? Решено, стукнул кулаком о ладонь Глеб, улыбнувшись глазами, – он будет старательнее искать обходные пути.       Задобрить подчиненного пытался несколько раз, да только Юрий умело избегал любых начал беседы. Здесь же Глеб Николаевич понял, насколько у того хороша фантазия и на разные отмазки. Они никогда не повторялись, вероятнее всего, он съел собаку на этом еще в школе или в институте. Однако после чуть ли не сотен попыток Глеб смог пообедать вместе.       Это пришлось на вторник третий недели, когда Николай утром сделал сэндвичи и угостил ими отца на перерыве между судами. Обед Глеб, к сожалению, пропустил из-за натиска неотложных дел, поэтому открыл целлофановый пакет с угощением намного позже. Он в первый раз остался обедать в кабинете, все равно никто почти не захаживал к нему, чтобы застать врасплох.       И только собравшись откусить пряно пахнущий, жаль, что остывший, сэндвич, как в кабинет влетел Юрий с тремя толстыми папками, еще раз споткнулся, кое-как устоял на ногах и поставил весь груз на стол. Его лицо снова выражало усталость на грани «я упаду в обморок, если не сделаю перерыв». Глеб Николаевич хмуро поджал брови, так и не прикоснувшись к обеду.       — Приятного аппетита, — буркнул тот, глубоко зевнул, прикрывая ладонью, почесал репу и открыл первую папку, будто бы проверял, ту ли он принес? Глеб услышал, как пустой желудок расстроился, и отложил еду в сторону, вытерев салфеткой пальцы, протянул документы ближе, когда Юрий сел на привычное место. — Я подготовил все документы для совещаний и встреч с посредниками на среду и четверг.       Альфа мягко улыбнулся, рассматривая аккуратно заполненные страницы папок, чувствуя странные позывы гордости. Он знал, что Юрий может быть умницей, когда захочет.       — Чтобы я без вас делал, Юрий! Вы же хорошо справляетесь со своими обязанностями. Можно подумать, что вам просто нравится, когда я на вас повышаю голос, — невольно произнес последнее, подняв голову на того, замечая, как бледные щеки покрывались розовым румянцем. Секретарь странно ухмыльнулся уголком губы, отчего альфа подумал, что это его рассмешило.       Глеб чуть наморщил лоб, отстраняя от себя папки. Однако ведь одновременно помятый вид подчиненного заставлял задуматься. А когда Юрий вчера, вообще, вышел из офиса? Даже если в третий раз в кабинет секретаря после окончания смены Глеб не имел желания заходить, не очень хотевший увидеть и услышать новых сюрпризов, из-за которых тот постоянно забывал, за чем приходил – он не оставит без внимания неоплаченные сверхурочные, у чего есть еще одна приставка «сверх». Начальник не жаждал наблюдать, как из-за перевыполнения быстро будет скатываться и так шаткая стабильность работоспособности его правой руки. А это уже не шутки. Тогда офис больше не будет стоять одной ногой в могиле, а полностью ляжет, ожидая, когда его наконец ликвидируют.       Глеб завел прядь волос за ухо, что сбилась с косы, а потом выпрямился, привлекая внимание от шорохов обивки кресла снова ушедшего в собственный мир Юрия. Голубые глаза, точнее, красноватые, в которых прямо читалась жажда отпуска, что будет только в далеком сентябре, без фокуса устремились в чужие.       — Не хотите ли пообедать со мной?       — Эм-м, нет, я уже обедал, — неуверенно протянув, бета неловко отвел взгляд, стоило урчанию внизу сдать его с потрохами. — Или же не обедал… Не помню.       — Очень плохо, Юрий, пропускать прием пищи, — прочитал самую короткую в его жизни нотацию, отчего собеседник весь стушевался, почесывая затылок, а потом удивленно охнул — Глеб протянул ему второй сэндвич. — Если вам, конечно, нравится такое, я готов поделиться. Если мы не успели на обед, почему бы нам с вами его не устроить именно сейчас?       Белые брови чуть поднялись вверх, а губы поджались, стоило осторожно взять в руки предложенное. Пакет шуршал, когда тот несмело разворачивал его, чтобы откусить. Сэндвич достаточно сочный и питательный, от которого можно сразу насытиться. Конечно, Глеб не удержался, чтобы не рассказать, кто сделал по его мнению великолепный перекус, невольно рассказывая все связанное со сэндвичами и Николаем. Альфа не совсем замечал, когда начинал долгий монолог, но и Юрий, внимательно слушающий, не перебивал, давая Глебу в кой-то веки в этом месяце почесать языком о чем-то приятном для него, а не только про документы и кризис.       И к счастью для Юрия, который хотел уже давно сблизиться с начальником, – Глеб Николаевич посчитал, что тот все-таки готов начать дружить с ним.