Убийство Бабочек

25 мая. Вторник

      Сейчас я открою тебе глаза, зануда!       Неизвестный:       «Избавь меня от «увлекательных» рассказов про собак. Я их терпеть не могу».       Не-не-не, не уходи раньше времени.       Внимательно послушай меня. Я тебя удивлю!       Неизвестный:       «Ты удивишь меня, если перестанешь тревожить по пустякам».       Дай мне минуту!       Неизвестный:       «Хорошо, после ты оставишь меня в покое».       Согласен.       Ты знал, что на этом сайте можно поменять никнейм собеседника для себя?       Удивлен?       Неизвестный:       «Не особо. Эта функция прописана в правилах сайта на главной странице в левом блоке. «Свод правил. Внешнее оформление. 2.3. «Вы можете переименовать собеседников, удержав клавишу F, чтобы не потерять собеседника в сообщениях. Однако выбранный вами вариант имени пользователя будет отображаться только для вас». Почитай на досуге, если хочешь меня чем-то удивить».       Никто не читает правила, кроме зануд.       Не суть!       Как ты назвал меня????       Неизвестный:       «Никак».       Не может быть! Я вот хочу назвать тебя скряга. Не знаю, скуп ли ты на деньги, но ты определено скуп на слова. Ну, если ты снова захочешь доебаться к обозначению слов.       Неизвестный:       «Как некультурно. Но хорошо. Как тебе «Неблагодарный мальчишка, тратящий все свободное время в Интернете»? Нет, думаю, слишком длинный вариант, не правда ли? «Глупец» тебе больше подходит».       Прекрати надо мной издеваться. Я просто хочу быть дружелюбным.       Неизвестный:       «Зачем?»       Неизвестный:       «Я понял. Думаешь, что сможешь все же вытащить из меня каплю информации? Это глупо. И, как минимум, это бесполезная трата времени. Я не для этого скрываю свою личность, чтобы вдруг проговориться тебе. Хотел бы я, чтобы ты наконец осознал, что я тебе не враг. У меня нет целей тебе навредить или твоей подруге. Но, понимаешь ли, не хочу заставлять тебя доверять себе. Можешь сколько угодно юлить и пытаться что-то узнать».       Я усердно пытаюсь!       От тебя ни черта невозможно вытащить. Ты пишешь так коротко и по делу, что я ничего не могу вытянуть из тебя.       Это сводит меня с ума.       Неизвестный:       «Моя работа заставляет меня быть скрытным. Как я уже сказал, однажды мы встретимся. Почему тебе так важно узнать меня до этого момента?»       Вдруг ты маньяк, который и меня потом кокнет, а? Только маньячелы говорят, что не убьют. Не подумал, что мне страшно от всезнающего умника тебя со связями?       Неизвестный:       «Не беспокойся. Я не собираюсь тебя калечить и уж тем более убивать».       Опять! Не верю.       Неизвестный:       «Хорошо. Я дам одну подсказку. Это будет тебе хорошим советом проверять тщательнее тех, с кем ты введешься. Взамен ты перестанешь пытаться разговорить меня. Договорились?»       Странно, но по рукам.       Неизвестный:       «Я намного ближе, чем ты думаешь».       Блять! Ты смеешься надо мной???       Неизвестный:       «Может быть. Иногда это весело».       Иди-ка ты нахуй, ебанутый.       Эй!       Стой!       Стой, стой, стой!       Ты видел новость на главной???       Что произошло? Пожалуйста, если ты знаешь, ответь мне!       Ну же!       За витринами фаст-фуд забегаловки виден усилившийся дождь, медленно превращающийся в косой ливень, барабаня по всем поверхностям. На улице совершенно похолодало, а внутри здания тепло. Приятная музыка играла, застревая на подкорке мозга. К тому же грела куртка, отданная на самой вершине чертова колеса, когда ветер стал сильнее. Почти никого в такую погоду, да и место выбрали возле входа у витринных окон. Там-то обычно не сидят, если есть свободные места.       Саша снова поерзал на высоком стульчике, опустив локти на стойку. Валентин смог уговорить его позволить заплатить за заказ и долго выяснял, что тому хочется поесть. Саша еще никогда так не краснел: не знал, что можно на самом деле заказать из меню и не остаться наглым в край. Да таким он не питался – глупое расточительство! А сказать об этом Вале он не смог, пока тот сам не догадался, вытаскивая из друга слова за слово. Бета обладал большим терпением, от которого становилось неловко. С горем пополам они все-таки определились.       Омега нервно постучал по поверхности пальцем и еще раз потрогал кудри, из-за влажности которые только сильнее распушились. Саша настойчиво прилизал их, поглядывая в прозрачное отражение на стекле, да не совладал с их непокорностью. Он вытащил резинку из кармана, пару раз подумал, недовольно цыкнул на себя и все же, собрав хвостик, заправил торчащие волоски за уши. Он прикоснулся с теми, словно забыл, какой формы, или проверял, не могли ли они поменяться. Саша точно понимал, что жутко смущался и не хотел выглядеть комично перед компаньоном на этот вечер.       И когда попытался вернуть уж лучше торчащие во все стороны волосы, чем показывать оттопыренные уши, Валя положил возле него поднос. Тот снова кокетливо обвел его глазами, как делал, стоило только в очередной раз встретиться с Сашей, и ощерился, неуклюже сев на соседний стульчик. Саша испытывающе иногда поглядывал на Валю, что только сильнее розовел и не мог вдеть трубочку в стаканчик с клюквенным морсом, который они оба обожали.       Бета шумно сглотнул, помотал головой и развернулся к нему, схватившись за плечи:       — Тебе очень идет! — громко воскликнул, зажмурился, издав подозрительно пищащий звук, отчего Саша подавился морсом, невольно выплеснув половину. Валентин суетливо вручил ему салфетку, а сам вытер все, что оказалось на поверхности стойки. — Прости-прости! Я иногда не могу не сказать того, что думаю. Я тебя не обидел?       Саша потупился, вытерев подбородок, не обращая внимания на мокрое пятно на брюках:       — Ты не можешь обидеть комплиментом… Никого на свете.       — Ты не знаешь мою сестру, — весело выдал, махнув рукой. — Она подросток, так что все воспринимает в штыки. Хотя некоторые моменты меня напрягают, но она никого не слушает.       — Моменты?       — Ага. Представляешь, она встречалась с теткой, которой лет под пятьдесят, а Настюшке только девятнадцать в этом году исполнилось! Хотя я и рад, что все прекратилось, но я не хотел, чтобы прекратилось именно так.       — А что случилось?       — Эм-м, не думаю, что ты знаешь об убийстве Анны Барховы. Об этом мало кто знает.       — Тебя это увидит, но я даже не знаю, кто это женщина.       — Ох, ну, думаю, лучше держаться от этого подальше. Там сущий мрак, правду тебе говорю, — он прошептал последние слова сквозь зубы, а потом задумался, почесав наморщенный лоб. Саша уткнулся взглядом в пакетик с картошкой, тягомотно пожевывая одну соломинку. — Просто мой брат работает в полиции с ведущей это дело, вот мне и рассказывает все. Как же ее там… Милюкова. Имени не помню. Но Ванька говорил, та еще стерва.       Омега скосил глаза. Он хорошо помнит фамилию ведущей расследование о его изнасиловании. Если бы нашлись в данный момент слова, более подходящие к описанию этой женщины, омега бы ни за что на свете не упустил момент описать ее ими. Живот снова начал крутить, но уже не от голода, болезненно напоминая о том случае. Он вспомнил ее самодовольное лицо и голос, полный несерьезности к произошедшему.       — Первое дело Вани с ней, а уже кошмар, — продолжал Валя, увлекшись пиццей. — Он пришел ко мне после того, как закончилась смена. Рассказывал, как их вызвали к потерпевшему вечером в больницу. Все эти подробности… Жуть полнейшая. Ваня говорил, что потерпевший был достаточно агрессивен сам по себе, но, знаешь ли, я думаю, что невозможно винить жертву в чрезмерной агрессии после того, что с ней сделали… Знаешь, что Милюкова пыталась сделать с жертвой надругательства?       Саша не мог ничего вымолвить, ощущая, как его прошиб пот, скатываясь по телу липким слоем. Все смешивалось в темную дымку, начинал вспоминать тот день в ярких красках. Он тяжело сглотнул, а то, что попытался проглотил недавно, хотело вырваться наружу с болью и кровью, что бурлила в нем от настигающей паники. Его глаза защипали, и он шумно вздохнул. Скользкие, навязчивые, вязкие следы пальцев. Он снова чувствовал их по телу. Они периодически возвращались в кошмарах, но никогда еще не были так отчетливы с того дня. Капли из-под крана и скрип двери, шаги к нему, – все это пульсировало в голове, медленно выбивая его из реальности. От этого не убежать. Не скрыться. Оно будет медленно пожирать до конца дней.       Саша вдруг вздрогнул, когда на плечо легла рука.       — С тобой все в порядке? — Валя обеспокоено глядел на него, но омега никак не мог разомкнуть губы, что предательски дрожали. По его лицу скользили капельки пота, а давно зажившие места гематом начинали жечь фантомной пульсацией. — Тебе плохо?       — Э-это было мое дело…       — Что? Не понимаю. О чем ты?       — Первое дело твоего брата с Милюковой – дело об изнасиловании, это мое дело. Я был потерпевшим, и я точно знаю, что в тот день сказала мне Милюкова, — Валя прикрыл рот ладонью, распахнув глаза от удивления, весь покраснел от стыда из-за сказанных им слов. Саша вовремя удержал на плече его руку, старательно поглаживая, словно не хотел, чтобы сейчас между ними образовалась некая пропасть. Он постарался улыбнуться, не зная, вышло ли у него, вообще, хоть что-нибудь. — Я в порядке, не нужно пытаться меня утешить.       — Н-но… Мне не следовало говорить об этом, — он скорбно опустил голову, но Саше почему-то становилось только тяжелее в груди. — Мне очень жаль, что с тобой это случилось. Я не знаю, какого тебе сейчас, думаю, ты не хотел бы вспоминать об этом, да?.. Черт возьми…       Саша опер рукой голову и устало выдохнул:       — Мне не нужна твоя жалость, — он прервал его, и тогда Валентин притих. — Это случилось со мной. Это может случиться с каждым человеком в любой момент. Не нужно извиняться за то, что было и за то, о чем ты не знал. Ты прав, я не хочу вспоминать об этом, потому что в этом нет смысла. Это произошло и… И все тут. Ни я, ни кто-либо другой не мог бы изменить этого. Как бы я не пытался. Я вспоминаю все, что происходило и в этот раз, и другой случай одиннадцать лет назад. Я пережил два самых ужасных моментов в моей жизни, но это не то, что можно легко забыть. И всякий раз, как только я остаюсь один со своими мыслями, я думаю об этом и пытаюсь найти выход. Я пытаюсь избегать этого, прокручивая постоянно все мои действия в те дни, пытаясь понять, как я мог исправить все это. Что я могу сделать, чтобы этого не случилось. Но я ничего бы не смог. Я не властен над другими людьми, я не имею возможности прекратить это. Все, что мне придется, так это принять события как часть моей жизни.       Саша слабо усмехнулся, робко опустив чужую ладонь себе на колено, старательно показывая, что он не против касаний. Валя прижал брови к переносице, и омега продолжил:       — В последнее время я все чаще зацикливался на этом. После первого изнасилования я был слишком восприимчив к людям, которые, к счастью, совершенно не знают, что это такое на своей шкуре. Все как один говорили мне, что в этом виноват я сам. Я могу их понять, я жил одиннадцать лет с этой мыслью. Когда ты думаешь почти каждую минуту об этом, озабоченный из-за того, что не можешь отпустить этот кошмар, все время прогоняя то событие в голове и ищешь ответ. «Почему это сделали со мной?» Поверь мне, страшно жить с осознанием, что ты не контролируешь многие моменты в своей жизни. Ты не можешь ничего поделать с желанием другого человека, который решил убить тебя, изнасиловать тебя, ограбить. Но в желании этого человека виноват только этот человек. Не тот, кто пострадал от него. Только это очень страшно. Ты не можешь знать, когда с тобой снова может случиться самое плохое просто из-за какого-то психа. Поэтому я, как и остальные люди, которым страшно, думают, что сам человек виноват в том, что с ним сделали. Потому что в любом другом случае это можно будет контролировать, если ты сам привлек чье-то внимание. Если меня изнасиловали, в следующий раз я сделаю все, чтобы это не повторилось. Словно я сам могу проконтролировать действия других через себя. Оденусь поскромнее, не буду гулять в темное время суток. Все эти советы людей, которым так же страшно, как и мне. Я не пытаюсь оправдать их, мне пришлось многое пережить из-за них. Из-за их глупых обвинений… Мне потребовалось одиннадцать лет и повторения того, чего я старался избегать, боясь каждого мужчину рядом со мной, чтобы понять, что я беспомощен, но в этом нет моей вины. Нет моей вины в том, что произошло со мной. Вернувшись к психиатру с той же проблемой, я стал думать чаще об этом. Словно это стало центром моей жизни, но это всего лишь опыт.       — Опыт?..       — Именно. Даже если это самый ужасный опыт в моей жизни, я могу пережить его. Точнее, я пытаюсь. Это не так легко, как хотелось бы. Но дело не в этом! Я старался исправить себя, я зациклился на этом, я потерял много лет в поисках ответа и боялся, что это вновь произойдет со мной. Избегал любых отношений, потому что мне кажется, что мое «нет» больше никогда не услышат… Валя, ты первый мужчина, с кем мне нестрашно находится один на один так поздно вечером. И я не злюсь за тот день, когда мы только встретились. Хах, ты был сносным в тот момент.       Воцарилось молчание, которое оказалось намного тяжелее, когда омега глянул на лицо собеседника.       — Сносным?.. — сипло повторил Валя.       Саша скривил губы, пытаясь скрыть их за пальцами, ерзая на стульчике. Валентин чуть расслабился и специально весело улыбнулся, потому что по глазам понял. Именно здесь его друг хотел поставить точку в теме, для которой слишком измучен, чтобы хоть что-то выслушивать в ответ.       — Я был сносным для тебя? Это радует.       Саша все же опустил руку, сжав ткань брюк на коленях, явно выдохнув с облегчением:       — И сейчас не хуже.       — О-о, я счастлив, что не показался тебе извращугой. Хотя это ведь невозможно: я был почти голым и говорил всякие… Ну, ты знаешь, странности? — Валентин вновь казался энергичным. Саша благодарно улыбнулся. Он не хотел говорить о том, что случилось. Ему хотелось забыть обо всех проблемах на свете с Валей. С его шумной компанией и радостными воплями. Бета раскраснелся, продолжая восклицать, ярко жестикулируя. — У меня просто крышу сносит, когда я вижу таких мужчин, как ты. Я просто глянул на тебя – и все! Я не мог упустить возможность познакомиться с тобой! Ты внешне такой хмурый и злой, а потом!.. И я просто охренел, когда ты начал действовать: вытащил пистолет и такой посмотрел на меня. Я чуть не умер! По правде, ха-ха, я был близок к этому.       — Боже…       — Вот именно! Я тоже так подумал: «Боже! Этот парень чертовски горяч».       Он так резко дернулся, что чуть ли не свалился назад – Саша успел схватиться за грудки толстовки. Да потянул на себя неосознанно сильно, что его стульчик пошатнулся и полетел назад. Главное, за спиной омеги нашлась стена, и он успел схватиться за край стойки, пытаясь балансировать на стульчике. Однако Валя от неожиданности не успел выпрямиться и весом заставил соскользнуть с устойчивой позиции. Саша тяжело рухнул, почувствовав жесткость плиточного пола, придавленный чужим весом. Валя казался до безумия тяжелым, отчего омега на секунду посчитал, что на него упал целый книжный шкаф!       Саша надул щеки и устремил взгляд в сторону, стараясь меньше двигаться, лишь бы не прикасаться к тому еще сильнее. Валентин пугливо вскочил, ударился макушкой о стойку и прижал ладони к ушибленному месту, осев на чужом тазе, жалобно ойкая. Саша хотел провалиться дальше пола, куда-нибудь, где этого никто не обнаружил бы. Но, увы, одна из сотрудниц пришла на грохот, застав то, что явно не хотела никогда видеть в своей жизни. Она после недолгого шока выставила их за дверь.       — Думаю, она посчитала нас пьяными фриками, — бормотал вовсю смущенный Саша, когда они возвращались по мосту, где уже никого не осталось. Валя накинул капюшон толстовки, фыркая на каждое слово, отчего омега чуть нахмурился. — Не смейся, пожалуйста. Это позор на всю мою жизнь.       — Ты преувеличиваешь. Со стороны это и правда выглядело, что мы деремся или типо того. Но, знаешь ли, ничего страшного не произошло, чтобы так думать.       — Да, конечно. Два ненормальных дрались в позе наездника, уронив все стулья, — хмуро ответил Саша, закатив глаза, стоило Вале расхохотаться, а ведь держался до последнего. Омега махнул на него и рванул быстрее вперед, жалобно восклицая. — Это ужасно! Ужасно! Ужасно! Этого не должно было случиться!       Он схватился за волосы, резко остановившись, отчего в его спину врезался Валя. Саша развернулся к нему, устало вздохнув, отчего Валентин недоуменно приподнял бровь.       — Прости, если это прозвучало грубо.       — Милый, ты про что, вообще? Скажи честно, ты всегда такой странный? — он весело ощерился, махая перед ним ладонями, когда тот чуть нахмурился. — Я имею в виду, что ты всегда пытаешься показаться очень серьезным, но потом делаешь эти веселые штуки. Знаешь, вдруг становишься очень неловким, ярко реагируешь на обычный десерт, поешь для меня, так еще покатался со мной на аттракционе на свой страх и риск. Или вот бегаешь от меня с словами «это ужасно!» только потому, что ты подумал о чем-то неприличном. Я не хотел тебя задеть. Я просто… Впечатлен. Вот, что я думаю. Ты мне нравишься.       Саша прижал губы, после чего криво улыбнулся, распарив плечи:       — Ладно, — единственное, что смог произнести омега, сжимая кулаки в руки.       — Ладно, — хохотнул Валя, подобравшись поближе. — Я думаю, что это именно те слова, которые заставили твое сердце трепетать в груди! Ни слова! Дай мне насладиться этим выражением.       Саша скептически оглянул его, убирая от своих губ чужой палец. Но стоило ему захотеть что-то сказать, как Валентин схватился за плечи и целомудренно чмокнул в щеку, ловко развернувшись на каблучках, не давая тому схватить себя за талию, в повороте успев щелкнуть по носу, после чего эффектно подмигнул ему. Саша почувствовал, как его щеки сгорали от волнения. Он сильнее сдвинул брови, когда Валя нахально засмеялся, пятясь назад, махая ему рукой:       — Милый, мне нужно бежать, — он остановился, показывая разными жестами сердечками, отчего омега лишь фыркнул, поставив руку о бок, наклонив голову, посмеиваясь. — Я буду ждать твоего ответа!       Саша поднял ладонь и помахал ему на прощанье, когда тот уже убегал в другую сторону. Валя предупреждал, что ему придется рано покинуть его общество, чтобы навестить сестру в больнице, но так не хотелось все же отпускать. Он легко улыбнулся, когда на мосту остался один. Он будет скучать по нему до новой встречи.       Саша осекся, развернувшись назад, когда услышал отдаленный треск. Он прищурился, чтобы разглядеть темную фигуру, стоящую в пары метрах от него. Незнакомец не двигался, держа руки в карманах. Саша тяжело сглотнул, пытаясь хоть кого-то разглядеть где-нибудь поблизости, только бы не остаться с тем странным все смотрящим на него человеком один на один. Ливень стал плотным, таким, что не видно дальше собственного носа. Сердце застучало в груди, гулко в голове, а пальцы рук холодели. Он аккуратно потянулся к карману брюк, замер от страха, так и не дотронувшись до перцовки.       До него дошел слабый смешок:       — Как мило: двое влюбленных расстаются на целую ночь, — послышался скрипящий голос, и Саша облегченно выдохнул. Кирилл подходил ближе, иногда почесывая шею. — «Милый»… Тебе нравится, когда тебя так называют?       — Привет, Кир… — он скосил глаза на взлохмаченный усталый вид. Кажется, выглядел даже хуже, чем в их прошлую встречу. — Почему ты здесь?       — Мне стало интересно, как поживает мой Мышонок без меня, — продолжал говорить, вдруг коснувшись пальцами Сашиной щеки, начиная ими особенно грубо тереть место поцелуя. Как будто пытался стереть давно исчезнувшее касание, заставляя того зашипеть и отпихнуть от себя руку. — Какое же ждало меня разочарование, когда я увидел, что он уже нашел себе…       Он не закончил, нервно хихикнул, вдруг отойдя, давая тому возможность глубоко вдохнуть. Кирилл выглядел мрачно, в тени капюшона скрылось его лицо. Он опустил ладонь, за которой пряталась натянутая улыбка. Мурашки поползи по спине, как только тот откинул капюшон, открывая вид на заживший ожог на половину лица и зашитый порез на губах.       Омега рвано задышал, чуть оглядываясь по сторонам:       — Как ты… Как ты меня нашел?       — Погляди-ка, что с твоей памятью? — он сказал это с особой желчью в голосе, и Саша только нахмурился. Кир покачал головой, пожав плечами. — Извини, я забыл, что теперь у тебя худо с ней.       — Чего?..       — Прежде всего я забочусь о тебе, Мышонок, так что неудивительно, что я знаю о твоей клинической смерти и о ее последствиях, — он прижал к губам пальцы, жалобно изогнув брови. — Бедный малыш, если бы я был рядом с тобой все это время, никто бы не посмел довести тебя до такого состояния.       Кирилл прищурился, скривив концы рта до глубоких морщин:       — Да уж…       — Что тебе нужно? — Саша старался подбирать слова и быть невозмутимым. Кир был в самом плохом настроении из всех, которые могли бы существовать в этом мире. Омега спрятал мокрые ладони в карманах курки, и Кирилл решительно подошел ближе. — Что-то случилось?       — Ты что, глухой? — раздраженно выплюнул он, скрепя зубами. Саша задушено выдохнул, явно показавшись испуганным, отчего бета тут же весело засмеялся, стараясь звучать непринужденно. — Я сказал тебе, что хотел повидаться! Узнать, как у тебя дела.       — Я… Я в порядке. Спасибо, что спросил.       Кир счастливо улыбнулся, если бы мог, засиял, чтобы не показать очевидно сердитым. Однако вместо этого сверкнула молния, и на долю ее яркого света выражение того вновь поменялось. Саша слышал, как сердце снова начало ужасно биться. Он словно ходил по минному полю. После всех предупреждений и воспоминаний их прошлых отношений, где тот вел себя в разы агрессивнее, становилось не по себе. Кир держал что-то в кармане, он точно это понимал. И то, что этот предмет был опасным для его жизни – уж точно. Чем больше он будет наступать не туда, тем ближе к разгадке того, что именно нервно теребил пальцами Кирилл, нетерпеливо облизнувшись. А Саша вовсе не хотел знать этого. Кир внимательно следил за каждым его действием. Омега был уверен в этом.       Он тяжело сглотнул, когда тот вытащил из кармана куртки скомканный платок, брезгливо держа его за конец:       — Это его номер? Это он был с тобой? Черт бы побрал мое плохое зрение, — Кир бубнил последнее, словно не обращался к кому-то конкретно. — Я еще не успел узнать о нем информацию. Скажи мне честно.       — Я… — Саша запнулся на пару секунд, а потом пожал плечами. — Этот номер принадлежит сотруднику кампании, в которой я сегодня был. Он дал мне номер за несколько дней до встречи, чтобы я смог подготовить с ним нужные документы. А тот человек, с которым я сегодня был, близкий друг Варвары. Не сердись, он просто очень тактильный человек. Ты же понимаешь, что меня он не может интересовать?       Кирилл прищурился, задумчиво сдвинул единственную бровь к переносице, морща губы, словно размышлял над этим ответом, почесывая подбородок, а потом презрительно глянул на салфетку, выкинул ее за спину и соединил ладони вместе, счастливо улыбаясь:       — Как же хорошо это слышать! Я так беспокоился за тебя. Ты должен понимать, какую опасность этот человек может в себе хранить, так что… Не мог ли ты ради моего спокойствия перестать с ним общаться?       Саша поджал губы:       — Да, конечно. Раз это так сильно тебя тревожит.       — Я рад, что ты меня понимаешь, — Кирилл аккуратно подошел к нему, положил руки на мокрые от дождя щеки, заставив поднять голову, и поцеловал его в то самое место, чтобы перекрыть чужой поцелуй своим. Омега чуть расслабился, когда тот спокойно уткнулся ему в шею, поглаживая плечи. От него снова пахло сиренью, затмевая тухлый и спертый запах гноя и грязной потной кожи, которыми пах совсем недавно. Кир вдруг усмехнулся, опаляя жаром раковину уха, отчего Саша вздрогнул. Тонкие пальцы спустились вниз, и Кирилл нервно усмехнулся. — Я же знаю, что ты мне врешь.       Саша задушено вытеснил из сжатых в страхе зубов весь воздух, когда почувствовал, что в живот упирается острие, а Кир беспощадно схватил за волосы на затылке, заставляя оставаться на месте рядом с ним. Его затрясло, и он тоненько всхлипывал, боясь шелохнуться:       — П-прости… Прости меня, — язык еле поворачивался, и Саша готов был заплакать, когда лезвие стало доставлять болезненные ощущения. — Я виноват перед тобой…       — Ты прав, ты виноват. Безбожно виноват, черт возьми, — серьезно согласился бета, начиная медленно давить на нож, заставляя второго дернуться и от боли шипеть. — Но я не зол, я спокоен сейчас. Ты же мне веришь?       — Верю!       — Это то, что надо. Я не люблю, когда мне врут, Саша. Не люблю, — он потянул за волосы назад, принуждая запрокинуть голову, глядя на него с гримасой отчаяния. Кирилл криво улыбнулся. — Я убью его, Мышонок. Я убью его, если он снова к тебе прикоснется.       Кирилл чуть отошел от него, отчего, потеряв опору, Саша невольно упал на ватные колени, не чувствуя стойкость в ногах. Он сильно дрожал, его колотило так сильно. Ему казалось, что все тряслось вокруг него. С носа стала капать теплая кровь, собираясь на подбородке. Саша беспомощно глянул на Кирилла, хрипло дыша. Он чувствовал, как по животу текла теплая струйка того, чего не хотел знать сейчас. Кирилл снисходительно смотрел на него сверху-вниз, держа в руке окровавленный ножик, с которым игрался, подбрасывая и ловя снова и снова. Он опустился на корточки, подцепив лезвием чужой подбородок, на котором собирались красные слезы.       — Бедняжка Саша, — ласково говорил Кирилл, поглаживая мокрую щеку, но в его интонации все так же нашлась неискренность. Саша сжал челюсти, обреченно захныкав, жалея, что не может даже встать от пронзающего все тело страха. Кир утробно рассмеялся, поцеловав его в макушку. — Я никому тебя не отдам. Никому. Я люблю тебя.              В магазине стало меньше народу, хотя это неудивительно. Сейчас глубокий вечер, а «Магнит» находился в микрорайоне, где квартплата общажной комнаты ближе к частникам обходилась пятью тысячами рублей в месяц. Но какая цена – такие условия проживания.       Юрий краем глаза видел, как Милана ходила ровно по плиткам пола, разворачивалась, где заканчивался стеллаж, и так же бодро приходила к нему обратно. Он разглядывал список покупок, что составила для него Алина еще этим утром, когда договорились наведаться к ней в гости. Однако в корзине уже лежали некоторые продукты, не входящие в список. Ягодный сок, разные виды конфет в полных пакетах и фрукты, чтобы порадовать своих маленьких племянников. Семья Поляков никогда не имела хороших финансов, словно это родовое проклятие. Так что у племянников сладости только под Новый год, да и то конфеты, что продаются с большой скидкой.       Они подошли к кассе, когда Юрий обнаружил, что забыл купить паприку. Он оставил в маленькой очереди Милану. Та проводила его рассеянными глазами, открыла было рот, да и ничего не успела. Приправы находились рядом, за углом конца первого стеллажа, так что Юра обещал быть быстрым. Он разглядывал разные пакетики: для курочки, жаркого, плова, свинины, куркума, гвоздика, смесь припав, лавровый лист, виды молотого перца… Коробки с приправами закончились, и голубые глаза широко распахнулись. Стояла водка. Много водки, а дальше коньяк и вино по акции. Целый длинный ряд до самой стены. А между рядами никого. Только Юра и алкоголь.       Он чувствовал острый укол стыда, где тяжелеет грудь, но не отвел взгляда, впившись им в товар как ненормальный. Лизнула по виску капля пота, а сами виски наполнились барабаним шумом вен. Стучат и стучат, заглушая тихие вечерние песни магазина. Как будто звук отключили, только сиплое дыхание и еще один барабан. В груди.       Он сглотнул слюни, что застряли в глотке, мозги одурманились идеей как-нибудь незаметно прибрать к себе стоящую перед ним бутылку водки. Зовет его, что ли? Манила к себе, заставляя пальцами коснуться. Во рту горько запершило. Красные зрачки полностью овладели голубой радужкой. Черт возьми, он же немного выпьет. Разделит бутылку на всю неделю, немного по рюмке там и сям. На ужин и перед работой, чтобы голова работала лучше, и выпьет, чтобы крепче спалось. Столько дней мучается. Он же только глоток сделает – и сразу веселый и бодрый. Водка же скверные мысли прогоняет, а их сейчас много, в голове пляшут и не дают здраво себя понимать. Да и кому он сейчас трезвый нужен?       Как только пальцы коснулись стекла, громкое «кхм!» заставило шум окружения вернуться. Музыка громкая, а пот сделал мокрыми подмышки и поясницу. Юра тяжело задышал ртом, отстраняясь дальше от всех смотрящих на него бутылок. Он стоял уже посередине, окруженный двумя стоящими друг напротив друга рядами с алкогольной продукцией. А на него глядела исподлобья сотрудница, что задвигала все тележки в угол, чтобы не мешали на входе. Она все смотрела на него с толикой подозрения, не отрываясь с места. Юрий невольно прокашлялся и криво улыбнулся, прежде чем захватить первую попавшую приправу и сделать пару шагов вперед.       — Мужчина, карманы покажите, — остановила его сотрудница, скрестив руки на груди, и тот сразу же затормозил, приблизился к ней и вывернул все имеющиеся у него карманы, но кроме пачки сигарет, зажигалки и кошелька ничего не обнаружилось. — Хорошо, в следующий раз не стойте как подозрительный истукан – проблем меньше будет.       С этими словами она двинула несколько тележек и скрылась за стеллажом. Юрий вытер мокрый лоб, не оборачиваясь, поспешил вернуться к кассе, где Милана чуть ли не плакала, шмыгая красным носом, когда на нее уставились пару покупателей за ней. Словно других касс нет, недовольно подумал Юра, пробравшись сквозь недовольную очередь.       Кассирша на него цыкнула, пробивая молотый перец и пакет. Юрий погладил Милану по голове, когда она уткнулась ему в бедро, размазывая сопли по ткани брюк, крепко схватившись за ногу. Бедный ребенок. Он схватил шоколадное яйцо-сюрприз, стоящий на маленькой палке с товарами по акции, чтобы как-то загладить вину перед сестрой.       — Мужчина, это все? — сварливо спросила кассирша, словно Юра тратил время всех присутствующих внезапным дополнением к покупке. Его скулы стали до ужаса красными. — Что-то еще?       — Нет, спасибо, оплата по карте, — он приставил карту к терминалу и глянул на раздраженных покупателей за ним, чувствуя себя глупым мальчиком. — Извините.       На улице уже стемнело, но духота с утра и пробки из-за перекрытого главного моста с обеда все еще остались. Даже отсюда слышен гул автомобилей на центральной. Милана держала бету за руку и мычала какую-то песенку, доедая шоколад, и Юрий выдохнул с облегчением, больше не видя в глазах слез от давления осуждения.       — Знаешь, ты можешь остаться с ночевкой у Алины. Она говорила, что не против, — решился прервать между ними тишину, а потом осекся, когда маленькая бета захихикала. — Я… Я сказал что-то смешное?       — Не-ет, — протянула Милана, только на ее лице присутствовало детское озорство. — А ты останешься с нами?       — Ну, конечно. К чему такие вопросы? — в этот момент та, кажется, разочаровалась, судя по тому, как упала ее голова и надулись губы. Насупилась, дергая подол сарафана, и Юрий насмешливо усмехнулся. — Ты не хочешь, чтобы я остался с вами? Думаете устроить вечер без старшего брата?       — Нет, что ты! — прервала его, затормозив пятками, и бета обеспокоенно вскинул брови. Милана выглядела смущенной. — Я просто… Я просто думала, что ты посидишь с нами, а потом поедешь к дяде Глебу.       Юра тяжело вздохнул, отчего-то немного возмущенный. Милана слишком сильно привыкла к альфе, словно он уже давно стал частью их семьи. Он сел на корточки, чтобы быть на уровне ее глаз, и размашисто погладил по голове, отчего та зажмурилась.       — Не думаю, что сегодня ему есть до меня дело.       — Но ты выглядел очень расстроенным после того, как тетя Наташа сказала, что он не придет, — продолжала настаивать она, сжимая кулачки. — Ты выглядишь как дерьмопровод, когда расстроенный. Хочется помереть от твоей кислой морды!       Юрий мгновенно скуксился, успел рывком схватить сестру, что рванула с места, и начал кулаком трепать ее макушку. Она звонко завизжала, брыкаясь всеми конечностями, привлекая внимание остальных людей. И когда он отпустил, Милана начала стучать по его спине ладонями, выкрикивая, что Юра дебил!       — Ладно, не дуйся, мелкая, — невозмутимо заявил бета, только та продолжала лишь сильнее, пыхтя и краснея. — Хорошо-хорошо! Виноват. Если я прокачу тебя до квартиры Алины на спине, перестанешь?       Она шумно дышала, тут же ухватилась за крупную шею и пискнула, когда Юрий резко поднялся, придерживая ее за ноги, чтобы та не свалилась случайно. Сначала она держалась за него, как кошка когтями, взбудораженная высотой, а через несколько шагов успокоилась и болтала ступнями по воздуху. Несмотря на то, что весила Милана совсем ничего, что заставляло беспокоиться, к последней ступеньке на самый верхний, пятый, этаж Юра чувствовал, как его поясница медленно начала издавать скулящие мольбы прекратить над ней так издеваться. Бета тяжело разогнулся, схватившись за спину, поглядывая на тщетные попытки сестры достать до дверного звонка. Она сначала выпрямилась на носках, потом прыгала, но даже так ничего не получалось.       Когда Юрий нажал на звонок, послушались шаги за дверью. Ее открыла ожидаемо Алина, держа на руках полугодовалую малышку, что только весело забулькала, заметив новые лица. Сестра без слов прижалась к Юре, поднявшись на цыпочки, чтобы опустить подбородок на его крупное плечо, когда сам крепко заключил ее в объятия.       Его маленькая сестренка совсем исхудала за последние недели. Запястья тонкие, совсем как маленькие веточки, где хорошо видны все сухожилия и вены, морщинистое лицо, отчетливые скулы, облезлая кожа из-за нескончаемых запоев, глубокие мешки под глазами от бессонных ночей, потухший и усталый вид. Она вышла в засаленном халате, в привычной прическе – пучке рыжих волос, где проглядывалась седина, и стертых где-то тапочках. Алине нет и тридцати, но выглядела она намного старше собственного возраста. Сердце Юры разрывалось на части от нынешнего вида сестренки, но он не смел ей ничего сказать.       В квартире спертый запах, даже дышать невозможно. Живущие в общежитии уже не замечают его, ко всему на свете можно попривыкнуть. Неровный пол весь в пыли, поэтому предложены тапочки. Узкие стены обшарпаны там, где сорваны неаккуратно облезлые обои еще с девяностых. Внизу они все разрисованы фломастерами и карандашами. После порога начался облезлый линолеум со множеством царапин от мебели, что когда-то передвигали. В крохотном коридорчике между маленькой кухней, где находится двум взрослым тесно, и небольшой спальней, одновременно детской комнатой, торчали веревки, где сушилось все белье, из-за которого приходилось нагибаться. Открыта дверь ванной, пропахнувшей сыростью, где гудел водопровод. Находились стиральная машина и ванна – это все, что помещалось. В углах потолка черные разводы от сырости. Юрий поджал губы, вспоминая, что раньше жил в похожей комнате, только с общей кухней и ванной навесь этаж.       Алина ушла на кухню, чтобы приготовить ужин вместе с Миланой, оставив единственную дочку в колыбельной, где та стала мило иногда дергать ногой, увлеченно глядя на висящие игрушки. Однако маленькая бета так себе помощница, вместо помощи лишь обнимала ее, изрядно соскучившись. Юра решил не докучать им и так в узком пространстве. И только бета показался в спальне, где обитали все дети сестры, упершись в телефоны, как его сразу же облепили со всех сторон. Трое маленьких мальчиков-непосед крепко обнимали и словно не хотели отпускать никогда.       Юра сидел на кровати рядом с тремя детьми разных возрастов, которые увлеченно и невпопад разговаривали о своем, быстро меняя темы, как обычно делают малыши. Они иногда бесились, прыгали и бегали, дергали Юру и хвастались чем попало, лишь бы получить внимание взрослого. Показывали ему подделки со школы, полученные грамоты на разных олимпиадах, а самый младший подарил ему рисунок. Юра не мог понять, как он мог быть синим кривым прямоугольником с коричневыми лапами, но он был растроган до глубины души.       Племянники его всегда рады видеть – он каждый раз приходил не с пустыми руками и выслушивал каждого, даже если не понимал ничего из сказанного. Они говорили о мультиках, потом переключались на истории со школы или ябедничали друг на друга. А когда мальчики вдоволь наболтаются, они просят его с ними поиграть. И Юра не мог отказывать этим трем звонким ангелочкам, которые иногда в порыве игры могли так сильно визжать и топать по всей комнаты, что начинала болеть голова. Но он умел их успокаивать, даже не приходилось звать их мать. Сначала они играли в лего, что однажды подарил им бета на Новый год, и Юрий стал невольным участником странных и невероятных сюжетов. Затем играли в машинки, какие купил их на дни рождения. А через час его заставили смотреть вместе мультики по Карусели, полулежа на полу, опираясь спиной о кровать. Самый маленький сидел у него на коленях, крепко обнятый и обнимающий, начиная клевать носом. А когда Юра начал гладить его по голове, то совсем распластался на нем, посапывая.       Прервала их времяпровождение Алина, снимая фартук, сказала, что ужин готов. Мальчики сразу же побежали на кухню, где Милана, стоя на коленях на стульчике, всем наливала суп в тарелки. Алина осторожно подошла ближе к брату, схватила за подмышки крепко спящего сына и уложила на кровать, ближе к стене. Юрий нашел под столом любимую игрушку, давно запомнив, что без мягкой выцветшей зебры племяннику будут снится кошмары. Он аккуратно поправил одеяло, положив рядом игрушку.       Вся ребятня ела в спальне перед телевизором. Кто-то за столом, где делали уроки, а кому не хватило место – на полу. Обычно самый старший, ведь ему не так сложно держать тарелку ровно, не пролив содержимого на линолеум. Юрий и Алина остались возле плиты, предварительно закрыв дверь. Мать часто курила в квартире, так что дети редко заходили сами на кухню из-за стоящего запаха. И сейчас она щелкнула зажигалкой, облокотившись спиной о угловую раковину.       Она измождена этой всей проклятой жизнью, усталая и словно покинутая от всего, что когда-то ее заботило. Больно в груди только от вида, что может случится с родным человеком, однако Юрий не мог ей помочь. Он пытался и не раз, но все без толку. Не мог влезть в ее жизнь и решать за нее, что ей будет лучше. Маленькая сестренка окончательно залезла в болото, в котором легко жить и не осознавать, что могло быть и лучше. Единственное, что мог сделать, это услышать ее и помогать со стороны.       С открытого окна стали доноситься приглушенная сигнализации машины, лай бродячих собак и гул тягучих пробок. Отдаленно слышались ссоры соседей, шорох скребущихся мышек и в спальне телевизор. Но было безмятежно тихо. Блестящий от масла бульон плавно двигался по часовой стрелке, когда ложка медленно мешала его. Юра задумчиво глядел на этот процесс, не решаясь заговорить первым. Он глянул на переполненные верхние ящики стеклянными банками и обозначенных маркером контейнеры, в которых перепутаны крупы в маленьких оставшихся объемах. В каждом захламленном ящике бегали рыжие тараканы. Большие по стенам лазили, поселились в сковороде на плите, что покрылась толстым слоем жира. Тарелки треснутые, остальные в раковине грязным грузом лежали. Явно здесь нет желающих вымыть их. Между мебелью протиснуты мешки с мусором, от которых начинало пахнуть помойным запахом. И там же стояли пустые бутылки водки.       Юрий осторожно опустил ложку, заметив, что в его супе плавал таракан. Барахтался на брюхе и делал маленькие волны вокруг. Он упал явно с грушевидной лампочки, на которой поблескивала паутина.       Будучи сам в периодах запоя, которые могли по крайней мере длиться чуть больше двух недель, он никогда не позволял себе дойти до такого состояния, чтобы полностью отпустить все на самотек. Хотя на его карме ни одна ситуация, что могла навредить ему самому и другим людям, что находились в тот момент с ним. Единственное, что вынудило его перестать подвергать опасности окружающих, так это отношения с Виктором. Когда он появился в его жизни, стало намного легче держать себя, чтобы не ранить близкого человека. Ради него Юрий пытался, хотя не так уж и крепко было обещание. Однако так, как сам не мог помочь себе, он искал, кому мог бы предложить помощь. Скорее, отчаянно искал, как бы закрыть брешь, с которой он не справлялся.       Несколько лет назад бета вычистил всю грязь и скопившийся мусор в квартире сестры. Юрий даже нашел Алине работу: не слишком сложную для ужасно пьющей женщины, но хотя бы что-то для ее детей. Тетя Света, когда об этом узнала, сказала, что люди, которые не хотят ничего менять, никогда не поменяются, пока сами не поймут, что им это необходимо. Юра еще возмутился, однако через пару недель все сам увидел. Прежняя обстановка вернулась через пару месяцев, если не сказать, что стало чудовищнее в два раза. И теперь он полностью разделяет слова мачехи. Нет, Юрий все же не смог оставить сестру в такое сложное для нее время, но он не вмешивался в ее жизнь – сделал бы хуже всем. Единственное, что он продолжает, так это навещать ее, уделять внимание племянникам и покупать им побольше еды и игрушек. Это все, что мог сделать Юра, хотя считал помощь недостаточной.       — Вчера отца видела, — вытеснила все мысли Алина, затушив окурок о переполненную пепельницу. Юра сначала застыл, не в силах пошевелиться, а после сомкнул губы в полоску, стоило обрушиться на него плотной волне понимания. — Навещала маму, так он возле больницы меня остановил.       — Что… Что ему было нужно? — он не слышал собственных слов, а голос сестры казался до ужаса гулким. Юрий находился словно в омуте с головой, не зная, как вынырнуть. — Г-где он все это время был?       — Не знаю, он ничего мне не сказал по этому поводу. Сказал, что проиграл в казино все, что украл у мамы. Попросил у меня немного денег, а ты сам знаешь, у меня с этим туго. Обещал, конечно, вернуть, только ему нужно что-то поставить. Сказал, что ему нужен твой новый адрес, а я ответила ему, что не знаю, — чем дольше она говорила, тем сильнее отчаяние накрывало все его сознание. Он слышал громкое сердцебиение, где болела грудь. Голова становилась тяжелой так, что постепенно темнело в глазах, а ноги становились предательски ватными. Ему пришлось схватиться за столешницу, но Юра не уверен, что он, вообще, находился в комнате и мог касаться предметов. Пот стекал за шиворот рубашки, медленно проскальзывая дальше. Очертания размывались, пока по его плечу не хлопнули. Все вдруг вернулось на места. Юрий сделал глубокий вдох, отчего в горле запершило, но он не отрывал красных глаз от обеспокоенного лица сестры. — Юр, ты как, вообще?       Юра дрожал.       Он даже не понимал от чего именно, вот злость, безнадежная, ужасно сильная и засевшая в голове, только росла. Все это время – с того дня, когда долги отца стали вдруг его заботой, когда пришло известие о изъятии дома мачехи, когда коллекторы избили тетю Свету до комы, когда пришлось установить опекунство над самой младшей сестренкой, когда стало еще хуже, чем раньше, и до этого момента – вызывало в нем ярость. Нечеловеческую, от которой выворачивало наизнанку, да и от собственного бессилия и озлобленности. Юрий вытеснил воздух через стиснутые зубы, прокусывая до крови внутреннюю сторону щеки, сжав кулаки до видимых вен и хруста. Все это время он старался держать гнев под контролем, но теперь его трясло и распирало от всего того, что натерпелся от этого подонка.       — Ебучий выродок, — прошипел он с жалким всхлипом, краснея от порыва эмоций, и Алина поспешила обнять его, а потом осторожно поглаживала по лопаткам. — Сукин с-сын…       По щекам стекали вновь непрошенные слезы беспомощности, стиснуты в плотную полоску губы с привкусом соленых капель. Он ненавидел все во круге, что не мог поменять, и только безысходно плыл по течению, но больше всего терпеть не мог собственную жалость. Бесполезность и беспомощность еще с рождения.       Он не мог оставаться в гостях, понимая, что не получится скрывать бушующие в нем обиды. Юра нашел отговорку уйти и не возвращаться на ночевку – дела по работе. Это всегда срабатывало: никто не посмеет тебя остановить, если у тебя неотложное дело. Хотя Милана смотрела на него подозрительно, когда внимательно рассматривала его, обувающегося в прихожей. Только она ничего не сказала. Юрий, совсем не похожий на себя, сел на корточки, крепко обнял ее, словно в последний раз виделся, и поцеловал в лоб, отчего маленькая бета сильнее озадачилась.       После пожелания спокойной ночи он спустился с лестницы и вышел на улицу, где погода стала обычной для города. Ливень плотный, что не видно дальше своего носа, шумел и заглушал все звуки: шлепанье по лужам проходящих мимо людей, свист колес машин и уличных собак, что лаяли на скрежетания грома. Зябло; холод кусал открытые части кожи, заставляя покрыться их мурашками, а прилипшая от влаги одежда мерзко терлась при движениях. Дождь косой, умывал лицо, а с ним хлестали по мокрым щекам порывы ветра. Юрий полностью промок, не успев дойти до конца двора подъезда, накрыв голову капюшонам.       Он точно знал, куда идти, чтобы справиться с гадкими новостями. Хотя в голове появлялись мысли, которые пытались отговорить его снова поступать опрометчиво, но с другой стороны на данный момент проблемы, к которым приведут попойки, совершенно не заботы сегодняшнего Юры. Уж не тогда, когда в груди кошки скреблись. Худший день, хотя и заканчивающийся скоро, хочется пропустить без особых стараний. Он так устал бороться.       Кассирша смотрела на него недовольно, когда на полу оставались мокрые следы. Помещение практически без посетителей, такое пустое и тихое, что не было стыдно. Хотя никто не знал о его обещании Милане, ему казалось каждый бы осудил, если был бы в курсе. Милана попросила его не пить больше, потому что ей нравилось проводить с ним время, играть и делиться своими переживаниями, чтобы услышать отклик от него. Трезвый отклик. Ей нужен хороший опекун, а не такой, какой Юра. Не такой, кто на любую проблему выбирает стратегию убежать так глубоко, что даже не понимать этого.       Что же он делает? Юрий уставился на ряд бутылок, но никак не мог поднять руку, чтобы взять одну. Совесть не позволяла. Что-то внутри терзало его. Он одернул себя, вылетев из магазина, чтобы не было соблазна вернуться. Юра побежал по глубоким лужам, тяжело дыша, лишь бы быть дальше от своих страхов. Он вернулся домой с пустыми руками и не понимал, что хотел сейчас больше всего, однако ответ всегда находился в голове. Хотелось исчезнуть, пока все не придет в норму.       Когда Юра понял, что не может заснуть, час без дела пролежав на диване, бессмысленно пялясь в потолок, перед этим выбросив мокрые вещи в ванную, не заботившись о том, сможет ли она высохнуть до завтра, он решил отправиться к тому, кто всегда ему даст немного трезвости в размышления.       Декабрина нахмурилась, только взглянув на него, заставляя пожалеть, что решился пересечь порог. Юрий знал, что в круглосуточном цветочном магазине возле центральной началась смена подруги, поэтому без предупреждений явился. По дороге он купил кофе и немного ее любимых сэндвичей, чтобы та выслушала и дала хоть парочку советов, от которых он отказался бы в любой другой день, но только не сегодня. Конечно, он не планировал рассказывать ей все, что творилось в голове сейчас. Лишь то, что она могла бы понять и дать указания, что делать с чувствами, которые уже надоели.       Альфа задумчиво гладила крышку стаканчика, пытаясь в уме все собрать по полочкам. Юрий стыдливо раскраснелся, сильнее сжал крупные плечи к голове, стараясь стать куда меньше. Хотя с его габаритами он вряд ли мог быть крошечным, чтобы никто заметил его.       — Юра, ты дурак совсем? — единственное, что услышал в ответ на свои переживания. Декабрина раздраженно выдохнула, морща уголки губ, скрестила руки на груди и рухнула на стул, отчего ножки того жалобно заскрипели. — Как ты, вообще, дошел до этого вывода?       Стаканчик кофе грел замерзшие пальцы, что никак не согревались. Исходил узором пар, в который взглядом уперся Юрий, невольно насупившись, безвольно слушая недовольство подруги. Хорошо, она явно лучше видела со стороны его вновь глупые надуманные выводы.       — Ладно, — начала та, скосив глаза на друга, когда тот сделал пару глотков. — Давай еще раз, но помедленнее, чтобы я поняла всю жопашную ситуацию.       Юра усмехнулся, и Декабрина расположила локти на витрине, на которой лежали разные виды семян многолетних цветов. Бета чуть удобнее откинулся на спинку принесенного стульчика из комнаты персонала и скривил брови, пытаясь начать более понятней:       — Эм-м, смотри: сегодня я встретил Розу Новикову, как ты поняла, она жена моего…       — Твоего ебыря, — закончила за него альфа, когда определения статуса Глеба не последовало, отчего Юрий фыркнул. — Что дальше?       — Ну-у, и она в течение всего разговора говорила о Глебе так, словно они достаточно хорошая семья. Будто у них все в порядке, и они не на грани развода.       — И ты подумал что?       — Что я… Э-э-э, в общем-то, получается лишний?.. — он не смог уверенно докончить, продолжая испепелять взглядом собственные кроссовки, безнадежно поджав губы. Декабрина, уткнувшись подбородком в ладонь, скептически подняла уголок брови, а потом тяжело выдохнула, скатала в трубочку каталог про разные имеющиеся у магазина цветы и с на хлыста шмякнула им о голову, отчего Юра подпрыгнул на месте и побледнел. — Т-ты чего?!       — Это ты че? Никогда не встречал телок, настолько цепляющихся за своих мужиков, что до последнего думают, что у них все отлично?! — на выдохе протараторила она и еще раз угрожающе замахнулась, только остановилась, когда бета прикрыл ладонями макушку. Декабрина выкинула каталог и раздраженно закатила глаза. — Дембель, думаешь, если бы не подозревала она, что ты ее мужа поебываешь на работе, рассказала она бы что-то такое личное незнакомому человеку? Не могу, как же ты меня бесишь со своими соплями каждый раз, когда ты начинаешь встречаться. Одно и тоже!       — Неправда! — непонятно про что именно протестовал Юра, только увидев сверкнувший блеск в глазах, сразу же спрятался за руками. — Ну, почти.       — Молчи! Я могу цепочку тебе составить твоих эмоциональных качелей, — она цыкнула, когда тот удивленно раскрыл глаза, словно в первый раз слышал об этом. — Черт возьми, ты серьезно? Никогда не замечал за собой? Нет? Ядрена-Алена, как ты смог с Виктором несколько лет продержаться?       — Хватит меня за это стыдить, — та только недовольно уставилась. — Да что? Что я не так делаю?       — Юр, ты всегда пытаешься найти хоть что-то, чтобы избежать близких отношений.       — Но я хочу близких отношений, я не могу же от них… Убегать?       — Правда, что ли? Давай я припомню тебе, как ты вел себя, когда встречался с Виктором. Что ты головой мотаешь? А я скажу: ты все ныл мне, что тебе не хватает его, но потом в любой момент, когда он проявлял к тебе внимание, ты ныл, что его слишком много. Он настойчивый, лезет к тебе постоянно, тебе неприятно разделять с ним одну кровать, а когда тот был на командировке в других городах, то ты сразу же хныкал, как тебе его не хватает. Ты то хотел, то избегал этих отношений. Ты с трудом решился переехать к нему и еще год жалел. А сейчас ты пытаешься найти любую мелочь, чтобы оборвать эти отношения. Ты писал, что тебе тоскливо только от мысли, что в пятницу Глеб работает с тобой последний день, но в воскресенье ты писал, что буквально убежал от него, как только почувствовал дискомфорт от близости.       — Но я же рассказал тебе причину! Причиной не была близость!       — Да что ты? А повтори-ка причину.       — Я почувствовал себя недостойным его, потому что в прошлый раз я начал изменять Виктору, когда стал чувствовать себя… Ненужным… — чуть более поникшим голосом насильно вытащил из себя последние слова, а потом прочистил горло, кашлянув себе в кулак. Он осторожно глянул на подругу, только та молчала, словно ждала продолжение. — И я подумал, что меня в скором времени бросят, потому что… Не знаю? Я чувствую себя глупым и неуверенным во всем теперь. Я, возможно, хотел бы быть на дистанции с ним. Понимаешь, раньше я думал, что было бы неплохо пару раз заняться сексом, как раньше я делал, и уйти. Больше не контактировать с ним, как с другими. Никакой близости, чтобы этот страх наконец-то исчез. Но я… Я люблю его и боюсь уйти, но быть с ним страшно! Что если я все испорчу, если он не захочет меня. Не захочет такого, как я?       Декабрина чуть смягчилась, ощущая, как покраснели ее щеки из-за ранних грубых слов, и жалобно приподняла брови, убрав от губ пальцы, чтобы коснуться до склоненной головы, ласково поглаживая по белесым волосам:       — Юр, тебе нужно поговорить об этом с ним, — она заставила поднять на нее лицо. Он никогда не показывался таким, что заставляло нутро скручиваться, но помочь она не могла. — Прямо сейчас. Вы должны это обсудить, понял?       Юрий кивнул, шмыгнув носом, когда та передала салфетки, молча поглаживая тыльную сторону руки.       Через несколько минут он все же пришел в себя, и идея с такими глупостями идти и тревожить Глеба снова показалась обрекающей того на ненужные заботы. Однако каталог-труба, чьи глянцевые странички жалобно скрипели, пугал в купе с раздраженным взглядом исподлобья. Декабрина явно не желала быть участницей отношений двух взрослых мужчин, которые могли бы сами все разрешить. Все же она хорошо знала Юру, поэтому ей пришлось дать ему сил на этот разговор, хоть и запугивающим методом.       Юрий даже не думал, что сможет получить от Глеба сегодня ответное сообщение, когда написал под давлением Декабрины просьбу поговорить с ним. Если бы не она, он вряд ли бы осмелился на этот разговор. Он даже не знал, что ему сказать, когда они встретятся. Юрий все бы отдал, чтобы четко формулировать то, что его тревожит глубоко внутри, смотря на приглашение Глеба поужинать у него в квартире.       Юра тяжелым взглядом оглядел маленький букет иван-чая, который чудом нашелся в магазине подруги. Декабрина настояла на цветах, словно это могло спасти весь мир от эпидемии. На вопрос, что любит Глеб, первое, что вспомнил бета, так это иван-чай в квартире и заколка в волосах. Глеб явно без ума от этих цветов, потому что в гардеробе нашлись рубашки, цвет ткани которых напоминал иван-чай. Так и не зная, какие бы цветы на самом деле тот хотел получить в букете, Юрий попросил пробить еще одну розу, что теперь глупо смотрелась посередине иван-чая, заставляя покрываться розовыми пятнами щеки.       Когда лифт остановился, бета втянул сырого воздуха в грудь и, выйдя, попытался делать шаги навстречу двери. Они становились более шаткими, чем ближе дверь, а потом и вовсе ноги ощущались ватными перед волнением, вскружившим голову. Юра одергивал себя каждый раз, когда пытался преподнести палец, чтобы позвонить в звонок. Он нахмурился, сжал верхней губой нижнюю, сморщил переносицу, покрутился на месте, пытаясь сбросить стресс, колющий разными мыслями голову, так засоряя ее, что места для чего-нибудь здравого просто не осталось. Юрий обреченно оперся макушкой о дверь, жмурясь до узоров в темноте.       Он трусил.       Ему страшно рассказать, а то и боязно появиться сейчас рядом с Глебом, который обязательно выслушает его до конца. Пальцы сжали букет и ручку зонта, с которого капало на плитку. Юра хотел избавиться от чувства, которое скребет ему грудь при одном лишь желании довериться дорогому мужчине, бесповоротно потерявшись в страхе отвержения. Юрий ужасно хотел развернуться обратно и сделать вид, что ничего не бушует у него внутри, как только он думает, что хочет быть рядом и любить.       Юра стиснул челюсти и все же заставил себя позвонить, отошел, склонив голову, словно провинился перед всеми людьми на Земле. А когда заскрипела дверь, он зажмурился, рывком выпрямившись, протянул букет:       — Тебе!       — Ох? — протянулся совершенно чужой голос, заставивший все нахлынувшее разом исчезнуть. Юрий с трудом заставил себя посмотреть вперед, ощущая, как по телу пробежали мурашки. Перед ним стояла Роза, чуть выглядывая через приоткрытую дверь, но все равно видно одну из рубашек Глеба на ней. Только рубашку. На этот раз она совершенно без косметики и выглядела так, словно проснулась недавно. — Юноша, вы хоть видели время?.. О? Так это же вы. Секретарь моего мужа. У вас что-то срочное? Я могу передать ему.       Юра не мог выдавить из себя хоть что-то, невольно отпустив руку с букетом в изначальное положение, ощущая, как к горлу поступала тошнота. Он даже не понял, как отошел еще на шаг, упершись спиной в стену, почувствовав сполна, насколько та холодная.       — А это… — вновь начала та, но все слова рассыпались, не успевая доходить до него. — Букет цветов? Какой странный.       Юрий побледнел, а после покраснел куда сильнее, чем мог, стоило Розе жалобно наклонить голову, вновь разглядывая этим надменным взглядом. В ушах поселился шум, из-за которого ничего не слышно, превращались все звуки в ненужный поток шипения. Юра постарался оттолкнуться и поспешил убраться, не замечая того, что мир плыл перед ним.       Он открыл зонт, когда порыв свежего воздуха окатил холодом. Он стоял несколько минут возле подъезда, слушая ливень, из-за которого ничего другого не слышно. Не хотел верить ни во что, смотря на лужи, что хлебали под ногами и искажали отражение из-за попавших на них быстрых капель. Огни улиц ярко освещали всю дорогу, оставляя все за ней ненужной темнотой. Юрий старательно обращал на все внимание, чтобы не обращать на себя. Все происходящее казалось глупостью, и он устал от чувств одиночества и предательства, окружающего его всю жизнь. От них не избавиться самостоятельно, а теперь не мог довериться никому.       Он зашел в первое попавшее заведение, что работало в столь поздний час, чтобы не находиться одному. К счастью, здесь есть пару людей, но Юра не разглядывал никаких лиц, слишком подавленный всем роем в голове. Он сел за свободный столик, аккуратно положив букет и зонтик на соседнее место на диванчике, пытаясь согреть красные от прохлады уши.       Он в упор разглядывал лакированную поверхность стола, подметив, что к нему уже кто-то шел. Бета шумно втянул ароматный запах кофе:       — Пожалуй, я буду кофе, — не взглянув, пробурчал Юра, когда возле него остановились. — Без сахара.       — Если бы мы были у меня дома… — Юрий раскрыл глаза и подскочил на месте, ударившись коленом о стол, вздернув в удивлении голову на Глеба, что лишь криво приподнял губы в улыбке. — Возможно, я бы сварил тебе кофе, который ты любишь. Ты сильно ушибся?       — Глеб?.. Я…       Глеб присел к нему напротив, выжидающе глядя, хотя бета вряд ли закончит мысль, плотно сомкнув рот, рассматривая, словно в первый раз видит.       Он, одетый в свитер в полоску и сделавший пучок из двух кос, казался ничем иным как олицетворением слова «домашний». А на пальцах совершенно другие перстни и неизменное кольцо с сапфиром. Что-то новенькое, подумал Юра, чтобы отвлечься от потока вопросов, которые застряли в глотке. Черты лица с одной стороны погружены в тусклый свет ламп кафе, а с другой – мигающими огнями гирлянды на окнах, развешанной повсюду. Играла где-то между ними знакомая мелодия, но он даже не мог понять слов.       — Надеюсь, ты не против моей компании, потому что я уже заказал нам кофе, — доброжелательно продолжил альфа, опираясь о локти. Он говорил вкрадчиво и по-нежному тихо, так еще и выглядел обеспокоенным. Юрий тяжело сглотнул и уставился в сторону, не желая ничего говорить. — Ладно. Так, тебя предупредила Наталья сегодня?       Бета только кивнул.       — Хорошо. У меня сегодня совершенно не было времени заехать за телефоном. Я оставил его дома, на столешнице, как только попросил Наталью заменить меня.       — Ты забыл телефон… Дома?       — Да. Если ты звонил мне, извини, что я не брал трубку. Ты обиделся на меня?       — Нет. Все в порядке.       — Славно.       — Наталья сказала, что у тебя плохой день, поэтому ты и не пришел. Сказала еще, что ты злобный сегодня, — Юра через силу весело хмыкнул, стоило второму удивиться. — Это правда?       — Злобный?.. Неужели я огрызнулся, чтобы она так подумала? — Глеб неловко отвернулся, схватившись рукой за голову, неловко поправил торчащие за ухом волоски, потом вновь встретился с тем взглядом. — Так или иначе… Ты выглядишь куда более огорченным чем обычно.       — Чем обычно? О чем ты?       — В апреле и в начале мая я списывал это на усталость. Уж больно много работы я на тебя возложил, но сейчас я понимаю, что это не так. По крайней мере, это не дела в офисе.       — Нет… Что ты. Просто думаю о долгах отца и… — он махнул ладонью на весу, будто это что-то неважное для собеседника. Юра чуть нахмурился, положив ладони на колени, сжав ткань брюк. — Это не имеет значения. Так что у тебя произошло сегодня?       Глеб молчал несколько секунд, и Юрий хорошо замечал, как тот нервничал, неосознанно играясь с обручальным кольцом.       — Я понял, что не хочу скрывать от тебя ничего, — все же начал альфа, соединив пальцы на принесенной чашке кофе. — Вчера я был задержан полицией, и мой допрос задержался до утра. Не знаю, слышал ли ты о смерти одного министра, но обвиняли меня с делом, связанным с ним. Как обычно. После допроса я решил чуточку вздремнуть и нечаянно уснул до обеда. Уже потом я отправился в «Среду», чтобы привести все в порядок. И я заглянул сюда – здесь варят самый лучший кофе на мой вкус. Я хотел однажды пригласить тебя пообедать здесь со мной. Так что я рад, что ты тоже попробуешь.       Бета лишь слабо кивнул, словно не замечая смысла сказанных слов. Юра тяжело вытеснил воздух, когда альфа вдруг положил свою руку на тыльную сторону ладони, чуть крепче сжав пальцы, поглаживая большим пальцем костяшки. По пояснице разбежались все мурашки, ползя выше к шее, пока смотрел неотрывно на лицо дорогого ему человека.       — Я заметил, что тебя что-то тревожит уже долгое время. Когда ты со мной, я ощущаю, что что-то не так, — заявил Глеб более уверенно, когда полностью сплел пальцы, вынуждая вернуться к нему. — Я решил, что ты сам расскажешь мне об этом, если это не связано с твоими личными делами. Я не имею в виду долги твоего отца. Ты говоришь о них свободно, по крайней мере я так вижу. Так продолжаться не может, не так ли? Я беспокоюсь, и если есть то, чем бы я мог помочь тебе, я готов сделать это прямо сейчас.       Юрий невольно улыбнулся и, краснея, опустил голову:       — Я… Я собирался тебе об этом сказать, но… — он почесал бровь, стараясь отвлечься, лишь бы не волноваться сильнее, смотря в эти нежные серые глаза. — Честно сказать, я решил тебе не говорить об этом, пока все само, знаешь, не разрешиться. Тебе плохо из-за этого?       — Могу сказать, что мне не нравится твое замалчивание по поводу… Наших отношений, так ведь? Следовательно, можем ли мы поговорить об этом?       — Конечно, — согласился и замялся, когда на этом моменте Глеб ничего не сказал. А он вряд ли пытался продолжить, жаждущий первого шага. Альфа незлобно нахмурился и с вниманием наклонил голову к нему, стараясь быть ближе. — Т-ты хочешь, чтобы начал я?!       Юрий не ощущал, что мог начать сам хоть что-то, боясь сказать нечаянно то, что могло бы не понравиться ему и Глебу. Он совершенно не знал, как донести рой мыслей, застрявших глубоко внутри. Глеб чуть приподнял уголки губ и осторожно, преподнеся к себе руку, поцеловал тыльную сторону ладони, заставив Юрия ненадолго приоткрыть рот, хотя он тут же плотно сомкнул челюсти.       — Я непременно выслушаю тебя, — говорил ласково, заставляя непроизвольно глаза наполняться влагой, пока грудь горела теплом. — Я хочу услышать, что ты хочешь от наших отношений. Хотя я вижу, что тебе нелегко дается это – быть со мной честным. Ты боишься, но я обещаю: я всегда буду рядом. Если тебе нужно время – все в порядке… Хочешь, я скажу первым, что я чувствую?       Юра прикусил нижнюю губу, сам того не ведая, сжимал крепко ладонь Глеба, пытаясь собраться с силами. Однако он вновь кивнул, не пытаясь даже взглянуть ему в глаза. Ему нужно выиграть время. Самого же совершенно пугало желание того быть открытым в подобном.       — Хорошо. Это будет легко, все-таки я люблю поговорить, — заявил он с маленькой усмешкой, тем самым заставил появиться ямочкам на розовых скулах. Глеб на пару секунд задумался, явно нервничая, что ощущалось по влажному бархату и беспокойству, с которым он дышал. — Сначала мы оба хотели одного, так ведь? Но ты понравился мне задолго до того, как мы договорились стать сексуальными партнерами, я уже как-то говорил тебе об этом. Весь тот апрель ты привлекал меня неожиданными поступками, своим характером и поведением.       — Не-ет, — жалобно простонал Юрий, мотая головой. — Ни слова о понедельниках!       — Но они мне нравятся, потому что это связано с тобой и одной самой моей любимой чертой. Мне нравится твое упорство. То упорство, с которым ты защищался, но даже вспыльчивость твоей защиты не мешала тебе принимать ошибки и стараться исправить их. Ты единственный, кто пытался оспорить меня, когда другие слепо верили моим словам, просто потому что я начальник. И также ты прислушивался ко мне, когда понимал, что ошибся. Ты умеешь извиняться. И ты не боялся брать на себя больше работы, хотя все время говоришь, что не любишь ответственность. И несмотря на это, ты внимательный и ответственный ко многим вещам. Я понимаю тебя, когда-то мне пришлось чувствовать тоже самое. Но я уважаю тебя за то, что ты можешь со всеми предрассудками справляться с проблемами, пока я в юности продолжал стоять на месте. Поверь мне, за свои-то годы я познакомился со многими людьми, поэтому я знаю, что говорю. Ты вдохновляешь меня.       Юрий ссутулился.       — Мне нравится проводить с тобой время, — все говорил Глеб, а говоря это, он искренне улыбался этими красивыми губами и мягкими глазами. Ему словно нравилось проговаривать каждое слово. — И несмотря на то, что тебе было неловко со мной, ты единственный, кто проявлял ко мне уважение и обращался ко мне за помощью. Ты тактичен, но иногда давал себе волю посмеяться надо мной. Мне нравишься ты, потому что еще никто не слушал меня так внимательно. Хотя я видел, как ты часто поглядывал на часы, ты оставался со мной. Ты вежлив со мной и стараешься быть искренним, но пытаешься еще показывать – по-твоему мнению – плохие качества, чтобы отпугнуть. Я думал, ты стеснялся меня или тебе неприятно иметь со мной дело, но я вижу, как ты смотришь на меня, я понимаю, что ты чувствуешь, и ощущаю, как ты держишь меня сейчас за руку. Юрий, ты очень тактильный человек, поэтому я знаю, что это важно для тебя. И я надеюсь, что я правда все правильно понимаю, потому что я хотел бы однажды стать частью твоей жизни.       — Частью?       — Быть кем-то близким, быть хорошим другом, каким ты стал мне. Я чувствую себя счастливым и нужным, но, может, я слишком романтичный в этом плане? Хм. Я пережил многое за последние годы, и это многое заставило меня закрыться в себе. Я боялся сделать больно моим друзьям и близким, поэтому старался держать от всех людей дистанцию. Но с тобой я не хочу быть отстраненным, я хочу быть рядом. Мне невероятно спокойно с тобой. Даже если прошло мало времени с нашего знакомства, я ощущаю себя по-настоящему «дома». К тому же, знаешь, я всегда искал кого-то сильного и надежного, кто мог бы дать мне побыть незащищенным хотя бы на пару минут. Ты даешь мне почувствовать «родной дом», о котором я всегда мечтал, для которого не нужно притворяться и можно ошибаться. Ты дал мне расслабиться и просто быть рядом. Может, это звучит пугающе для тебя, но ты тот, кто мог бы защитить, помочь и остаться со мной, несмотря на то, кто я на самом деле. Ты дал мне почувствовать, что у меня есть опора.       Юра старался дышать ровнее, но у него ничего не получалось, потому что все его тело окружил пылкий жар. Он не мог перестать ощущать, как медленно плавится весь его мир, его ограда от мужчины, все еще сидящего напротив. Пылал лишь от одних слов. Таких, какие он никогда не слышал в свой адрес. Никогда не слышал о себе такого и никогда не ожидал услышать. Ком в горле рос сильнее, но он не был колючим, каким обычно застревал в глотке.       — Никто не говорил мне таких слов. Я не думаю, что… — он невольно запнулся. — Я прямо такой, каким ты меня описал сейчас.       Глеб мягко усмехнулся, прикрыв веки и слабо выдохнув, но он казался огорченным этим ответом:       — Жаль, что никто не сказал тебе об этом раньше. Ты слишком самокритичен к себе. Наверняка в тебе есть еще много других качеств, заслуживающих внимания и похвалы. Тебе может казаться, что это не так, но я хотел сказал то, что я чувствую к тебе, — он одарил его лучезарной улыбкой, заставившей сердце екнуть. — Я хотел сказать тебе это раньше, но я боялся, что могу ранить тебя.       — Ранить? Глеб, ты не можешь меня ранить добрыми словами, — Юра попытался сказать это более непринужденно, но, увы, он снова ощутил, как слезы катятся по его щекам. Он беспомощно прикрыл рот ладонью, сморщил подбородок, стараясь сглатывать взявшуюся из глубины его головы обиды, что полностью распустилась в нем. Теперь слишком явственно. Юрий тяжело всхлипнул, краснея от собственных звуков. Глеб не переставал смотреть на него ласково, как никто не смотрел на него. — Я п-правда заслуживаю этого?..       — Ты заслуживаешь большего.       — Мне очень страшно, Глеб, — он говорил шепотом, чтобы не скулить. — Мне страшно сблизиться с тобой. Сблизиться хоть с кем-то…       — Почему ты боишься?       — Я не знаю!.. Наверное, я сам не могу разобраться в своем страхе. Я хочу быть ближе к людям, которые хотят быть ближе ко мне, но я чертовски боюсь быть искренним. Я стараюсь быть рядом, но это пугает меня. Я не хотел этого разговора, потому что все, что ты сказал, это не я. Мне страшно, что в один день это правда буду не я. Я не хочу быть один, но мне сложнее быть не одному, — он рывком вытянул руку из чужих, закрывая ими лицо, пытаясь спрятаться. Хотелось убежать. Черт возьми, слабость одолевала его. — Это, блять, невыносимо! Я даже не понимаю, что я хочу от тебя, Глеб… Не хочу понимать. Не хочу быть слабым в твоих глазах.       — Я понимаю тебя.       Юра ощутил мягкий бархат на пальцах, что, не принуждая, заставили убрать от себя руки. Он задыхался от слез, тяжело поднимая грудь, и осторожно поднял на него заплаканные глаза.       — Это нормально, — заявил Глеб. — Я считаю, что нормально чего-то бояться и избегать, но нужно однажды остановиться.       — Н-но я не знаю, что мне делать, чтобы прекратить чувствовать перед тобой страх. Я хочу быть с тобой, Глеб, чертовски хочу. Но когда ты сказал, что ты любишь меня, сказал все эти слова… Сказал все это мне. Мне, Глеб! Я чувствую, что… Я… Я ощущаю тревогу, когда задумываюсь о том, что хочу большего с тобой. А ты тут! Здесь со мной, несмотря на то, что я избегаю своих страхов и желаний. Тебя это бесит!       — Это меня не бесит, Юрий.       — Н-но!.. — Юра не чувствовал, что мысли его целые, и он говорил все, что приходило в голову, лишь бы избавиться. — Это бесит меня.       — Тебя злит то, что ты чувствуешь ко мне несовместимые чувства? — пытался помочь ему Глеб, чуть морщась оттого, как сильнее сжимали руки чужие пальцы, но он не старался избавиться от них. Он понимал, что Юре необходимо держать его. — Или ты не можешь понять, что именно ты хочешь?       — Я не знаю, Глеб! — громко вырвалось у него настолько, что оставшиеся люди в заведении обернулись. Юра отпустил ладони и сжал голову, слово именно она являлась источником всех бед. — Я ни черта не понимаю! Мне сложно! Я понятия не имею, что со мной происходит! Я никогда не думал об этом. Все было в порядке, потому что мне не нужно было говорить кому-то об этой тупости! Это слишком сложно. Я зол, Глеб. Я зол на всех, мне невыносимо быть сейчас тут и разговаривать с тобой о моих чувствах! Никто не пытался со мной поговорить! Никогда! Я один! Я всегда был один, мне не нужно было говорить об этом с кем-то!       Он вдруг встал, весь багровый от всех накопившихся переживаний, что даже на лбу выступила пульсирующая венка. Глеб встрепенулся, когда тот резко указал на него, отчетливо скрепя зубами:       — И ты, да ты, именно ты! Ты заставляешь меня все это чувствовать! Чувствовать себя незащищенным перед тем, с чем я легко справлялся каждый день! Я ебал твое спокойствие! Ебал и твои ебаные разговоры, которые заставляют меня чувствовать себя ничтожеством перед тобой. Какого хуя ты вдруг решил, что мне нужна твоя помощь?       Глеб ничего не говорил, только испытывающе глядел, пока тот тяжело дышал и осторожно рухнул обратно, бледнее на глазах. Кажется, он сам не ожидал этого, чуть дрожа от вспыльчивости. Он отвернулся, как провинившийся ребенок.       — Тебе легче? — вдруг раздалось не озлобленное и не обвиняющее. Юрий тяжело сглотнул, когда ощутил, как чужие колени коснулись его, как только тот подвинулся ближе. — Юра, я хорошо понимаю тебя.       — Я только что сделал тебя виноватым.       — Да, я понял. Все нормально, я уже привык. Знаешь ли, дети в пубертатном возрасте часто так делают. Делают так же, как взрослые, у которых остались обиды, что подавляют в себе долгое время. Обиды копятся, но места для них не резиновое. Так что, когда ты достигаешь пика, кто угодно может стать виновником в твоих переживаниях. Понимаю. Ты злишься, тебе плохо, но не даешь себе волю в этом. И боишься измениться, потому что ты привык. Привык ко всему этому и не можешь ничего с этим поделать. Чувствуешь бессилие перед эмоциями. В тому же вдобавок ты резко бросил пить, это все сказывается на тебе.       Юрий чуть спустился на диванчике, чтобы ногами обнять чужую, хотя и продолжал мрачно молчать. Глеб всегда был проницательным, ничего нельзя скрыть. Тот чуть прикрыл глаза:       — Мне жаль, что близкие люди смогли причинить тебе такую боль. Этот опыт не из самых приятных и краткосрочных для дальнейшей жизни. Они отняли у тебя желание доверять и полагаться на них в трудную минуту. Доверие — это самое ценное для тебя, насколько я могу понимать. Да, я понимаю тебя. Ты когда-нибудь пытался рассказать о том, что тебя тревожит?       — Нет? Я не уверен. Не помню, чтобы я пытался говорить об этом где-то с четырнадцати.       — Мне жаль, что тебе пришлось пережить это в таком юном возрасте, — Юрий криво усмехнулся, нахмурив брови. — Но я надеюсь, что ты всегда помнишь, что есть люди, которые нуждаются в тебе в своей жизни. Даже если ты еще этого не осознаешь.       Между ними повисло молчание, которое казалось самым шумным звуком из всех, что Юра когда-либо слышал. Он скрестил руки на груди, стискивая ткань кожаной куртки, ощущая себя одновременно слишком грузным и уже более легким в размышлениях. Выпустил пар на того, кто пытается разобраться в его голове. Юрий вытер последнюю соленую каплю со щеки, что оставила отчетливые полосы, и глянул на влажные от мокрой ткани зонта цветы.       — Что если мне не нужна твоя помощь? — он нерешительно глянул на собеседника и встретил только мягкую улыбку. — Что если я не оправдаю твои ожидания и останусь таким, каким я есть?       — Мне не нужно, чтобы ты менялся. Я полюбил тебя таким. Я хочу лишь видеть тебя, не обремененным обидами прошлого. То, что ты пережил, это не ты. Это всего лишь опыт, который принес в твою жизнь некоторые события и черты твоего характера, но ты не должен чувствовать его всю жизнь. Ты не должен жить им. И мне неважно, сможешь ли ты здесь и сейчас обрести спокойствие, потому что я не мог обрести его тоже. Мне понадобилось много лет, чтобы почувствовать себя лучше, но мне еще многое предстоит обдумать и понять.       — Звучит как полный гемор.       — Ты прав. И я знаю, что невозможно помочь человеку, который к этому не готов, но… У меня сердце кровью обливается, когда я вижу, как тебе плохо. Дашь ли ты помочь себе?       — Что ты имеешь в виду?       — Я знаю несколько специалистов, которые могут помочь тебе.       — Нет, Глеб, — устало отрезал Юрий, мотая головой. — У меня нет денег на это. Только не сейчас. У меня просто физически нет возможности заработать больше.       — Поэтому дай мне возможность сделать для тебя хоть что-то. Я знаю, что это важно для тебя, так что я могу помогать тебе с оплатой до тех пор, пока ты сам не сможешь потянуть их самостоятельно. Мне не нужно ничего от тебя взамен, понимаешь?       — У тебя какие-то проблемы? — Юра откинулся на спинку диванчика, тогда Глеб вытянул лицо в удивлении. — Ну, знаешь, хочешь кого-то спасать, а? Обычно люди в это время уходят, когда понимают, что все… Все запущено.       — Я хочу остаться, — серьезно заявил альфа. — На данный момент я хочу остаться, потому что ты стал значить для меня многое. И я не пытаюсь быть твоим спасателем, мне это не нужно. Я лишь хочу дать тебе возможность на решительный шаг. Принимать тебе его или нет – это твой выбор. Либо ты остаешься и пытаешься понять себя, либо ты продолжаешь бежать от проблем… Эм-м, прости, если это прозвучало, как будто я ставлю ультиматум без права на твой вариант.       — Все в порядке, я понял.       — Хорошо. Я буду рядом, если ты решишь разобраться в себе, но, если нет, я не буду заставлять тебя. Но ты тоже должен понимать, что я не буду с тем, кто не сможет дать мне того, что я хочу. Я хочу открытых отношений. Там, где я могу свободно выражать любовь, там, где я могу получить любовь. Я могу быть твоей опорой, Юра. Я могу помочь тебе, пока ты сам это будешь хотеть. Я хотел бы видеть твое спокойствие и благополучие.       Юрий тяжело сглотнул, заглянув в кофейную гущу, когда выпрямился, облокотившись о локти на столе. Он чувствовал, как Глеб смотрел на него, словно ждал ответа, но при этом все его слова и жесты говорили, что он может дать ему время на ответ. Юра нервно облизнул сухие губы и кивнул:       — Я тебя понял, я подумаю.       — Хорошо, я рад, что ты подумаешь.       Глеб через несколько секунд остановил внимание на чашке кофе, наконец-то отпив из нее пару глотков. Юрий поджал губы, пытаясь принюхаться: запах тянулся, но он все равно не мог понять хотя бы приблизительно то, что чувствовал альфа. Вид спокойный и безмятежный – это то, что ему очень нравилось в Глебе. Всегда умеет себя контролировать и четко понимать то, что хочет. Как Юра мог сказать что-то плохое про него? Его щеки густо краснели, он скосил глаза на цветы. Может, у него еще получится извиниться? Бета тут же отбросил глупую идею и, подражая покою после тяжелой беседы собеседника, поднес к губам чашечку. Кофе был терпким, заставляя поморщиться. Ему нужно хоть что-то сказать, но Юра только метал взгляд, пытаясь зацепиться хоть за любую попытку для начала разговора, да в ту же секунду одергивал себя. Он нахмурился, шумно поставив кофе обратно.       — Как прошел твой день? — вдруг поинтересовался Глеб, и Юрий сразу же выпрямился. — Надеюсь, Наталья не отдала тебе часть моей работы.       — К сожалению, — он хмыкнул, оперев о кулак щеку. — Знаешь, эм-м, я буду ответственным за организацию корпоратива на пятницу, поэтому мы могли бы обсудить его.       — Оу, я даже не удивлен, что ты занимаешься и этим, — саркастически заявил альфа, вызывая неподдельный смешок. — Думаю, когда Виктор снова займет пост руководителя, тебе стоит поговорить о своем трудовом договоре. На этот раз постарайтесь написать в характеристике правду.       — Умеешь же ты красиво поставить на место.       — Ох, прости, если это прозвучало слишком грубо. Я хотел сказать, что тебе не стоит скрывать правду. Юрий, я люблю честность в людях, но Наталья считает ее одним из важнейших качеств сотрудника. Так что, пока она будет гендиректоршей, ее принципы стоит уважать.       — Хана всем, — весело произнес Юра, радуясь услышать смех в ответ. — Ты был слишком мягким генеральным директором для такого разношерстого персонала. Хотя сначала всем казалось, что ты выбьешь из них всю дурь после руководства Виктора.       — Вот как? Я рад, что ты понял меня. Но ты говоришь тоскливо о моем уходе. Тебе понравилось со мной работать?       — Еще бы! Какой начальник стал бы любить косяки сотрудников и прощать за вечные опоздания кроме тебя?       — Ты прав, но, мне кажется, делал я это только из личных побуждений, — он слегка наклонил голову. — Юра, ты всегда можешь прийти ко мне домой или позвать куда-нибудь. Я не против твоего присутствия в моей жизни. То, что я не буду работать с тобой, не означает, что я забуду про тебя. Для тебя мои двери всегда открыты. Хотя постарайся предупреждать меня о приходе, потому что я, как ты мог догадаться, не домосед.       Юрий кивнул.       — Отлично. Что думаешь?       — Что я думаю? Может, я к тебе слишком привык и, кажется, очень хочу быть с тобой рядом. Намного больше, чем это принято, знаешь ли.       — Это нормально, что ты хочешь сейчас проводить со мной больше времени. Мне тоже, если это тебя волнует. Уверен, когда мы будем в отношениях подольше, то это желание чуть утихнет.       — В отношениях? — он задушено втянул воздух, смешно раздув ноздри, а потом криво посмеялся. — А прости… Пожалуй, я не особо понимаю, в каких мы отношениях.       — Что ж? Пока что в достаточно обыденных для меня, — заявил Глеб, лукаво глядя, как Юрий багрово раскраснелся. — Юра, я готов к более серьезным отношениям с тобой, но я не хочу давить на тебя сейчас. Если тебе некомфортно в данный момент, думать об этом ни к чему.       — Я понимаю, но… — он вплеснул руками, а потом, чуть задержав их в воздухе, обнял чужие ладони. — Глеб, я долго думал над этим. Я понимаю, что между нами намного другие отношения, чем те, к которым ты привык. Я имею в виду, что… Я хотел бы услышать это, чтобы утвердиться в этом.       — Ты хочешь, чтобы я сделал первый шаг? — Юра лишь опустил голову, слегка покачивая ей. Глеб слабо выдохнул. — У тебя почти получилось. Попробуй. Это не так страшно, к тому же ты явно знаешь мой ответ.       — Ты прав, — он обреченно согласился.       — Продолжай.       — Можем ли мы, — Юра тянул слова, паузы между ними, лишь бы оттянуть время. Глеб спокойно ждал, рассматривая, как тот сильнее краснеет до ушей и всякий раз поджимает губы, словно даже не понимает, как выстроить правильно предложение, — провести сегодняшнюю ночь снова вместе?       Альфа чуть нахмурил брови, почувствовав что-то тяжелое в груди, но сразу же отмахнулся:       — Мы можешь проводить ее вместе, когда тебе захочется. Я всегда рад разделить с тобой время. С таким человеком, как ты.       — Эм-м, — он неловко почесал затылок, скосив глаза на букет. — Тогда можем ли мы пойти ко мне?       — Не думаю, что это хорошая идея, — запоздало ответил Глеб, задумчиво уставившись, а потом спохватился, когда заметил чужое недоумение. — Нет-нет, не подумай, я не против твоей квартиры. Она даже уютная, просто… Понимаешь ли, если я засну на твоей кровати сегодня, я просплю на ней до завтрашнего вечера. Это проблематично, не правда ли?       — Твой гон, точно! — он слегка стукнул себя по голове, а потом смущенно добавил. — Но ничего страшного. Кровать у меня удобная. Милана у сестры осталась на ночь, а завтра пойдет с утра на ночевку к подружке. Так что… Эм-м, я не против, если ты не против.       — Спасибо. Я благодарен тебе. Я волновался об этом с тех пор, как ты ответил мне на брачный зов, — Юрий невольно хрюкнул, надув щеки от застрявшего смеха, не хотевший задеть Глеба. А тот только усмехнулся, заставляя расслабиться. — Это звучит для тебя смешно?       — Да, но… Я не особо помню, чтобы отвечал тебе на что-либо.       — Не помнишь?! — он как-то резко спохватился на месте, выглядя до ужаса шокированным и расстроенным. Глеб сморщил лоб, обеспокоено поглядывая, а запах стал до странности кислым. — Ох, возможно, мой зов не был столь привлекательным. Прости, мне следовало быть более ярким для тебя.       — Э-э-э, — Юра почесал шею, пытаясь припомнить, но он не особо понимал, что именно ему следовало вспомнить. — Нет, что ты! Может, я просто устал, и это вылетело у меня из головы? Было бы славно, если бы ты напомнил мне об этом.       Глеб выглядел смущенным, потирая руки, словно не знал даже, что сказать по этому поводу:       — Я понимаю. Прости, что резко отреагировал на это. Просто это важно для меня. В общем, Юрий, я подарил тебе несколько вещей на днях, это один из легких способов зова. И ты принял их, согласившись на то, чтобы я начал ухаживать за тобой. Я попытался одаривать тебя вещами, но ты постоянно отказывался. В то же время ты отвечал на мои брачные игры и даже начинал свои, так что я совсем отчаялся. Я не особо понимал, хочешь ли ты провести со мной гон или нет. Знаешь, я все еще не удовлетворен тем, что ты не ответил мне.       — Так, эм-м, ты мог бы просто спросить у меня, чем делать все это, — он нервно улыбнулся, когда Глеб вновь ужаснулся, тут же нахмурился и нетерпеливо начал стучать пальцами по столу. Бета опустил глаза на столик. — Слушай, я понимаю, как важно для вас… Этот обряд, что ли? Но я в душе не ебал эти тонкости. Я принял тот комплект одежды, часы и ошейник, потому что не хотел расстраивать тебя, все же ты выглядел довольным. Я не понимаю, про какие брачные игры ты говоришь, но, если ты имеешь в виду те моменты, когда я просто заигрывал с тобой и щипался, то я делал их лишь от игривости. Никакого подтекста.       Юрий решительно глянул на собеседника, вздрогнув, ведь Глеб выглядел ошарашенным и сломленным одновременно. Словно его на части разбили, как зеркало от сильного удара о бетон. Альфа открыл рот, вытянувшись по струнке, глазея на него этими серыми глазами, словно тот съел целиком котенка за пару секунд. А запах его кружил явно соответственный, потому что кроме соли ничего не нашлось. Очевидно резкие слова задели его до глубины души, поэтому Юра замахал руками, поторопившись исправиться:       — Я не имел виду, что я не хочу с тобой провести гон. Я просто не совсем углядел твои старания, ну, сказать об этом на своем… Альфачьем? Если ты понимаешь, о чем я, — Юрий невольно ухмыльнулся, держась за собственную голову, потому что Глеб не выглядел по-другому. Наоборот, казался куда более озадаченным. — Ладно, извини! Ты прав, я слепой. Я должен был увидеть, черт возьми, это же не первый раз, когда я провожу с кем-то гон.       Глеб тут же опустил руки на стол, что все это время держал возле груди, словно пытался откреститься от всех обидных для него слов. Он выглядел раздраженным, хмурясь, начиная по-странному недовольно урчать, кое-как держа себя в руках. Юра опешил на пару секунд, замечая, что запах того стал горьким, так и отражая утробную зависть, смешанную с недовольством. Бета хлопнул себя по лбу, когда альфа, скрестив руки на груди, надуто отвернулся от него, стуча по паркету ступней. Он даже забыл, какими собственниками могут быть представители не его вторичного пола во время всплеска гормон. Этот момент, когда они выбирали запах партнера и пытались заслужить внимания выбранного ими человека, чтобы быть лучше, чем остальные конкуренты, был даже немного смешным, пока это не касалось самого беты.       Юра попытался улыбнуться:       — Извини. Если я пропустил все твои знаки, то, может, это можно как-нибудь исправить? — он заставил Глеба любопытно приоткрыть глаз в его сторону, но тот продолжал делать вид, что обижен на него до глубины души. — Как насчет нелегких путей зова или как их там?..       — Юрий, я не собираюсь ставить на тебе метку, — спокойно ответил альфа, возвращаясь из влияния гормонов, чуть понурившись. — Не думаю, что ты хотел бы этого. Не потому, что это что-то страшное. Это не так больно, как пишут в книгах неопытными авторами. Никто не кусает до крови. Мы просто сжимаем зубы на плотной коже загривка, пока зов не примут.       — Но разве ты уже не кусал меня? В воскресенье?       — Ох, я сделал это чуть ниже, чем нужно, чтобы не быть слишком настырным. Это немного невежливо. К тому же я это делал не так, как надо. Я имею виду, что укус должен длиться немного дольше и без сопротивления. Если нам не сопротивляются, то наш зов приняли, и мы можем ухаживать до начала гона. Но из-за того, что у тебя нет эрогенной зоны, тебе укус не доставит ничего из приятного.       — Поверь, для меня это не имеет значения. Я просто не хочу видеть тебя расстроенным из-за того, что проморгал все твои, эм-м… Ты понял. Я не против, чтобы ты сделал мне метку, если этот этап важен для тебя.       Глеб чуть улыбнулся, а потом смущенно опустил взгляд в сторону:       — Только, знаешь, у меня, в отличие от большинства альф и омег, есть некоторое желание гнездиться во время гона. Да, это больше редкость для альф и все же, — он казался очень смущенным этим, нервно теребя пальцы. — Из-за того, что мне необходимо тепло, я пытаюсь гнездиться. Обычно мне хватает двух одеял и несколько подушек, но, понимаешь, когда выбираешь партнера, обязательно нужно его присутствие. Вот поэтому не беспокойся, если я соберу в кучку твою одежду возле себя, когда ты уйдешь на работу. Возможно, для тебя запах твоего пота не так явен, как для меня, но я выбрал его.       — Боже, это неловко… Я все понимаю, Глеб. Только не бери, пожалуйста, вещи из стиральной машинки.       — Я буду искать… — он запнулся, чуть хмуря брови, словно это давалось ему нелегко. И в подтверждении этому он перешел на шепот. — Юрий, я буду искать одежду, которая будет сильнее пахнуть тобой. Я не смогу обещать, что не возьму от туда что-нибудь.       — Ну, значит, переживу. Есть что-то еще, что тебе надо мне сказать?       — Ох, да, конечно. Мне не нужны таблетки, чтобы подавлять желание, но я не уверен, что набрал достаточно килограмм, чтобы спокойно проспать весь последний день гона. Утром я могу даже не проснуться от любого шума, но вечером могу быть более оживленным и голодным. Если я проснусь, унюхав тебя, а такое может быть, я могу быть сексуально активен… И достаточно агрессивен в этом плане.       — Звучит сексуально.       — Я не удивлен, — он усмехнулся, когда Юра задорно рассмеялся. — Я буду искать тебя. Думаю, буду достаточно настойчив. Так что заранее извини меня, если я буду груб с тобой. В любом случае ты легко со мной справишься, знаю, мне не стоит переживать по этому поводу.       — Ну, если ты будешь себя плохо вести, я просто завяжу твои руки ремнем и придавлю тебя собой. И один хрен, не сможешь продолжать доставлять проблемы, — он говорил это с ухмылкой, пока явно смешил Глеба до колик, отчего тот даже схватился за живот. — Но, в целом, я отлично проведу с тобой время, хм?       — Спасибо за понимание, — альфа облегченно выдохнул, а потом, словно что-то вспомнив, оглянул того. — Но почему ты не хочешь поехать ко мне?       Юрий нечаянно прикусил язык, когда сжал челюсти, ощущая, как красные пятна медленно распределяются по щекам, гудя по всей носовой полости. Он обреченно вздохнул, откинувшись на спинку диванчика:       — Врать не вариант?       — Уж поверь, Юра, я понимаю, когда ты лжешь. Я в любом случае все узнаю, — он чуть наклонился к нему. — Будет лучше, если ты расскажешь все сейчас.       — Ну, ладно. Только не перебивай меня и дослушай до конца. Твоя жена сегодня заходила ко мне в кабинет, и я ей сказал, что ты не пришел сегодня. Мы немного поговорили, и она говорила так, словно вы счастливая парочка. У меня было не самое лучшее настроение, к тому же я чаще задумывался о наших отношениях… И я просто так купился на это. Я пошел пожаловаться к Декабрине, она предложила поговорить с тобой об этом, заставила купить этот сраный букет, — он все-таки поднял влажные цветы, отчего Глеб усмехнулся, аккуратно взяв их в руки. — Я написал тебе. Тогда я думал, что это ты ответил, поэтому я сразу же побежал к тебе. Но только представь! Открыла дверь твоя жена в твоей рубашке. И понимаешь, я был не в самом хорошем настроении, а когда увидел ее, я подумал, что ты мне врал все это время. Я почувствовал себя никчемным, но теперь, сложив весь паззл в голове, я понимаю, что твоя жена чокнутая, раз завалилась к тебе в квартиру и отвечала на мои сообщения от твоего имени. Господи Иисусе, я надумал себе не весь что, забыв спросить у тебя первым.       — Я рад, что мы встретились сегодня, — после недолгой паузы заявил Глеб, перестав разглядывать кипрей и розу в центре, ласково улыбаясь. — Было бы ужасно, если бы ты не высказал мне все и, как ты сказал, не сложил паззл. Я даже не догадывался, что мой забытый телефон мог сделать тебе столько проблем. Не волнуйся, Роза часто пробирается ко мне. Я даже устал менять замки на двери.       — Не понял… Она вламывается к тебе буквально?!       — Понимаешь ли, она и правда… Чокнутая. В каком-то смысле этого слова. Однажды я проснулся посреди ночи, потому что она обняла меня. Но я точно помнил, что я запер все двери и даже окна. Возможно, поэтому я так не люблю засыпать один. Когда я нашел себе квартиру, чтобы жить отдельно с сыном, она часто ходила за мной от дома до работы. Я никогда не знаю, где она может быть, и не следит ли она за мной сегодня. Мне пришлось научиться быть чуточку внимательнее к вещам, что могли бы указать на преследующего меня человека. И это очень сложно, быть начеку каждую минуту, — он слабо выдохнул, когда заметил, как бледнеет Юрий. — Прости, я напугал тебя?       — До усрачки, но я беспокоюсь за тебя. Это нельзя как-то остановить?       — Что ж, полиция тут бессильна. Во-первых, я все-таки мужчина-альфа, никто не воспримет мои опасения всерьез. Во-вторых, Роза моя законная жена. И в-третьих, там есть знакомые Киры. Они не дадут мне написать на нее заявление. Теперь я просто пытаюсь не подавать виду, что она существует для меня.       — Н-но Кирилл же твой друг, почему он не поможет тебе?       — Кир он… — Глеб вдруг замолчал и, задумавшись, глядел в остатки кофе в своей чашке. Он помотал головой, словно попытался вернуться в их разговор. — Прости, это слишком сложно для меня.       — Я не хочу заставлять тебя говорить, если тебе не хочется. Просто… Тебе не угрожает опасность?       — От Розы? Нет, что ты. Роза – слабая женщина. Это просто неприятно. Все ее существование в моей жизни неприятное, кроме того факта, что она подарила мне самого лучшего мальчика на свете.       — А?.. Ах, да, Николай. Ты очень любишь его.       — Ты прав. Ты прав… — он как-то грустно улыбнулся, поникнув, отчего Юрий удивился. — Но, отвечая на твой вопрос, я не могу не отметить, что мне угрожает опасность. Но она исходит явно не от моей жены. От ее брата, от друзей ее брата, от врагов ее брата, от конкурентов ее брата. Вот, кого мне стоит бояться. Юрий, прости, что нагружаю тебя своими проблемами, но я очень устал держать все в себе. Я очень боюсь доверять хоть кому-то, но я уверен в том, что я могу на тебя положиться.       — Глеб… Хотя я мало, что смогу сделать, я не прочь выслушать тебя, если тебе станет легче.       — Я рад это слышать, — Глеб недолго собирался с мыслями, поглядывая в окно, а потом перевел глаза на другие, чуть сощурив их. — Юрий, мне не нужна поддержка, жалость или другие слова. Не утруждай себя и не забивай голову тем, что я тебе хочу рассказать. Мне будет легче, если я расскажу тебе об этом, и мы не вернемся к этому без веских на то причин.       — Х-хорошо. Я обещаю. Просто выслушать, так?       — Просто выслушать, — он слегка улыбнулся, повторив слова. — И сделать собственный вывод. Я никому не рассказывал обо всем, что терзает меня. Ничего, если я буду говорить дольше, чем обычно?       — Все в порядке, Глеб. Я готов слушать тебя, пока тебе не станет легче.       — Спасибо… Думаю, моя жизнь достаточно сурова по отношению ко мне, хотя я и пытаюсь все исправить. Мое детство было не самым сладким, если его можно так описать. Я не хочу вдаваться подробности, но, даже будучи уже взрослым, я все еще боюсь вернуться туда. К себе домой. После смерти отца я продал участок, но во снах я застрял там. Мне пришлось пережить многое, но трудности постепенно заставили меня быть холодным и искать подвохи в каждом человеке. Прости, но их я искал и в тебе тоже. Что ж? Я родился в полной и обеспеченной семье. Мои родители друг друга любили и уделяли мне большое количество времени, хотя оба были трудоголиками. Я помню это отрывками, но с возрастом моя память становится хуже. Моя мама управляла дочерней кампанией Юнусова и занимала достаточно важную должность, пока отец занимался домашним скотом. В то время омег притесняли еще сильнее, чем раньше, поэтому высокая должность для них была немыслима. Однажды несколько ее подчиненных попытались убить ее. Они успели изуродовать ее лицо ножом. Страшные… Страшные шрамы, я помню их до сих пор. Мой отец успел спасти ее, но она не смогла пережить это событие. Она стала замкнутой в себе и перестала обращать внимание на жизнь вокруг нее. Я винил себя в том, что мои родители перестали замечать меня, если бы я только понимал, что происходит на самом деле. Мне было всего лишь пять. Вскоре она покончила собой, повесившись. В доме был только я, и чтобы я не мешал ей, она сказала, что мы будем играть в прятки.       — Т-ты… Ты увидел ее?.. Там?       — Да. Я искал ее по дому, и тогда я забежал к себе в комнату в последнюю очередь. Мама никогда не пряталась там, так что… Да. Она уже не дышала, когда я нашел ее. Отец после этих происшедший сильно запил и отдал на воспитание меня своей матери на несколько лет. Это были лучшие годы, знаешь ли. Бабушка любила меня и заботилась. Мы вечно чем-то занималась у нее в саду или просто наблюдали за иван-чаем и пили чай в беседке. Отец забрал меня обратно, когда женился на новой женщине. Она родила ему Виктора. Я не был против новой женщины, если бы она втайне от отца не издевались надо мной. Но, будучи не в самых хороших отношениях с отцом, я ничего не говорил об этом. Более того я не видел в этом чего-то ужасного.       — Но это же ненормально.       — Боюсь, что все дети пытаются любить своих родителей, пока окончательно не поймут, что все не так хорошо, как казалось раньше, — он опустил взгляд. — В пьяном бреду отец ударил меня, не встретив последствий. И с тех пор для меня начались каждодневные побои. В доме появились жесткие правила, за нарушение которых мне приходилось терпеть наказания. Самые распространенные я отчетливо помню: стояние на горохе, битье железной линейкой по пальцам и порка кожаным ремнем. Это вызвало у меня привычку. Я сам начал наказывать себя. И чем сильнее моя вина, тем радикальнее собственное наказание. Неважно. Когда бабушка умерла, у меня не осталось никого, кто меня любил. Я не спорю, мое психическое состояние становилось хуже. Но к долгому насилию привыкаешь, так как в школе и дома я терпел издевательства и рукоприкладство. Боль переставала иметь что-то страшное в себе, она стала частью моей жизни. В тринадцать лет я попытался покончить с собой, спрыгнув с чердака, но я всего лишь сломал ногу.       Юрий прикрыл рот рукой, тяжело охнув, на что Глеб лишь неловко сжал ткань свитера на плечах:       — После этого случая моей семьей заинтересовалась милиция, и это заставило отца на пару лет оставить меня в покое. Когда я стал учиться в колледже, моя отстраненность стала большой проблемой в поиске друзей. И все же через пару недель я ими обзавелся: Марина и Кир.       — Они хорошо к тебе относились?       — Ох? — Глеб казался чуточку удивленным этим вопросом, а после благодарно улыбнулся. — Марина была чудной девушкой. Она была старше меня на два курса, но она всегда старалась мне помочь. Как по учебе, так и в простых делах для моей социализации. Заступалась за меня и даже иногда дралась. Вот так шутка: я всегда любил людей в два раза сильнее меня. Она и правда скрасила мне студенческие годы.       Юрий невольно улыбнулся, заметно оживившись, хотел что-то сказать, а потом хмыкнул, помотав головой:       — А насчет Кирилла?       — С ним не все было так гладко… Если это можно так назвать. Кирилл был страшным в юные годы.       — О чем ты?       — Ну, например, несколько недель подряд он избивал меня до тех пор, пока я не стал плакать только при виде рыжих людей. Он говорил, что хочет выработать у меня условный рефлекс, к счастью, за несколько лет это прошло. Кажется, он рассказывает эту историю кому попало, но, хах, безбожно меняя ее суть. Впрочем, это не так важно. Он заставил меня быть его другом, и пока я соглашался на это, я был в безопасности. В безопасности от него.       — Ч-что?..       — Юрий, сейчас я в порядке, — Глеб опасливо глянул на сжатые челюсти и багровые от злобы щеки. Он помахал ему, заставляя все же остыть, хотя в глубине души альфа знал, что тот продолжал кипеть от злости. — Я уже говорил тебе насчет него, поэтому, прошу тебя, воздержись от любых встреч с ним. Даже случайных. Он плохо помнит людей на лицо, иногда он даже не может узнать меня, так что просто проходи мимо. Не смей приближаться к нему… Пожалуйста.       — Я понял. Знаешь, в тот день, в какую-то пятницу, когда мы еще остались у него дома, он нес полную хуйню про тебя, — он недовольно отчеканил последние слова. — Столько мерзости… К слову, он часто так делал, когда тебя не было рядом.       — Это в его вкусе. Но, Юрий, иногда он мог не врать про меня. К сожалению, я не самый хороший и честный человек, думаю, ты и сам понимаешь.       — Поверь, нет полностью честных и хороших людей, — он внезапно запнулся и помрачнел, отвернувшись, почесывая щеку. — Пожалуй, это не так важно. Продолжай, на чем остановился.       — Ох, хорошо… Как только моя мачеха умерла, жизнь в доме стала невыносимой. Отец не переставал срываться на мне и на Викторе. Но я не был таким решительным, чтобы убежать из дома. Я всего лишь задерживался в колледже, у Юнусовых, хотя и терзался тем, что моего младшего брата подвергают насилию, как и меня раньше. Виктор до сих пор не может простить меня за то, что я оставил его одного с этим отморозком.       — Вот почему Виктор не особо хорошо высказывается о тебе.       — Да, к сожалению. Я и правда оставил его на произвол судьбы. В особенности, когда начал жить с Розой. Я рассказал о своих переживаниях ей, и она пообещала помочь сбежать. Я знал, что она может помочь, но я совершенно не думал, каким образом она это сделает. Единственное, что она хотела взамен, это быть моей женой до конца жизни. Славное условие, не так ли?       — Значит, ты согласился.       Глеб коротко кивнул:       — Она не посвящала меня в свой план, просто сказала ждать. Мы должны были справлять втроем мой день рождения, но Кир так и не появился. Теперь я точно понимаю, что данный план придумал он. Кирилл привязывается к людям… И очень больным способом заставляет их оставаться с ним. Мы почти оканчивали колледж, он, кажется, совершенно не хотел со мной прощаться. И в итоге сказал Розе напоить меня, когда мы останемся одни. Может, я и быстро пьянею, но в тот день, я знаю, Роза подсыпала мне клофелин. Поверь мне, я был уже пьян, чтобы заметить муть в моем вине и его горький вкус.       — Зачем они это сделали?!       — Через пару месяцев Роза оповестила наши семьи о том, что мы ждем ребенка.       — О-она воспользовалась тобой… Какого хера?..       — Ты прав. Думаю, они не хотели заморачиваться насчет плана, но отлично знали, что на такой план я не буду согласен на трезвую голову или в сознании. По крайней мере я не помню, чтобы соглашался на что-то подобное. К счастью, это не самое страшное, что со мной могло произойти в тот день. Иногда стоит следить за тем, что ты пьешь. И так, как в то время наши семьи были на слуху, нас быстро поженили. Меня заставили согласиться на такой брачный договор, какой оставит меня при разводе с полным нулем. Это была просьба моего отца. Фактически я финансово завишу от брачного договора, который я не могу видоизменять. Я даже не имею понятия, где он. Кирилл давно спрятал его от меня, чтобы я не смог развестись… Роза была алкоголичкой, несмотря на свой юный возраст, так что вся забота о сыне легла на мои плечи. Я был заперт в четырех стенах под давлением двух семей, но именно Николай не давал мне обращать на столь мрачную жизнь никакого внимания. Он мой единственный лучик света, мое маленькое солнышко. Хотя он был тем еще непоседой. Помню, как… Прости, я чуть не отвлекся.       — Господи, Глеб, если тебе нужно отвлечься, ты имеешь на это полное право.       — Не нужно, я в порядке. Просто я четко помню все хорошие дни, но чаще всего они связаны с моим сыном. Не суть. Когда его можно было отправить в садик, я с помощью Кириных денег начал свой шаткий бизнес.       — Ты… Ты взял его деньги? После всего этого?       — Единственное, что я хотел, это сделать моего сына счастливым. Я хотел, чтобы он рос в достатке. Я хотел ему только хорошего, чтобы мой мальчик имел все самое лучшее. Но мне нужны были деньги. Я делал все ради Коли. Но теперь я понимаю, что ему нужен был хороший отец, а не такой, каким я стал для него, — он помрачнел, сдвинув брови к переносице. — Мне пришлось разделять отцовство с работой, но большое количество времени я физически не мог проводить с ним. Однажды я оставил Розу с ним, когда он заболел. Ему нельзя было в садик, но на работу с ним я не мог пойти. Я надеялся, что ничего не произойдет. Но я чувствовал что-то неладное.       Он вдруг схватился за место, где должно находиться его громко стучащее сердце, а глаза его взволнованно заблестели. Губы тут же сморщились, дрожали, а на лбу появилась испарина. Юра напрягся, подавшись вперед, волнительно замечая, что такой злобы в лице человека он никогда не видел. В особенности у Глеба. Альфа в подтверждении заскрипел зубами так громко, что у Юры пересохло в горле, заметив стиснутые кулаки.       — Черт возьми, Юрий, она пыталась его утопить! — он сдавленно сглотнул ком в горле, пытаясь дышать ровнее. — Я бы не простил себе, если бы она… Это чудовище… Отвратительное чудовище…       Юрий аккуратно взял его за руки, пока все плечи того дрожали от гнева, меняющий запах, заполняя все вокруг:       — Я бы никогда не простил себя, если бы… Мой маленький мальчик… Он не заслуживает всего этого. Он целых два года боялся воды. Он уже не помнит этого, но я, понимаешь, все помню. Детально, и сколько бы времени не прошло, я не могу забыть тот ужасный день. Я должен был остаться с ним. Н-но я был на работе, и… Я ужасный отец.       Он опустил голову, склонив так, что совершенно не видно глаз. Он задушено вдохнул, схватившись за голову, а потом устало выдохнул, словно и не злился секундой ранее. Юрий растерянно сомкнул губы, пытаясь понять, что он должен сказать, чтобы сделать легче. Он нервно сглотнул:       — Глеб, ты не ужасный отец. Твоей вины здесь совершенно нет. Ты не знал, что такое может случиться. Это не твоя вина, — Глеб устало глянул на него исподлобья. — Я уверен, твой сын любит тебя… И гордится!       Юрий поник, когда альфа никак не отреагировал. Он хорошо понимал: кто и смог бы подтвердить все эти слова, то только его сын. Юра мог же всего лишь оставаться рядом, поглаживая того по волосам. Глеб был мягким человеком, бета это точно понял, и явно тем, кто не сможет простить себе ошибки. Черт возьми, это было понятно самого начала. Наверняка он слишком долго нес в себе вину за этот случай. Глеб торопливо вытащил из кармана платок и попытался избавиться от соленых капель, шумно дыша, а потом неловко улыбнулся концами губ. Юрий чуть нахмурился.       — Прости. Ах, в последнее время я стал еще более сентиментальным, чем раньше.       — Тебе не нужно извиняться. Я все понимаю. Ты можешь продолжать, если хочешь, но, если нет, мы можем поговорить об этом потом.       — Ты слишком мягок со мной.       — Вовсе нет, — Глеб удивленно вскинул бровями, вытягиваясь в лице от удивления, отчего Юра почесал затылок, хмыкнув. — Просто я хочу, чтобы тебе стало легче, но не хочу, чтобы ты делился этими однозначно трудными воспоминаниями, если это слишком для тебя. Я не знаю… Ты уверен, что можешь продолжить?       Альфа, на удивление, усмехнулся, не скрывая насмешки в глазах, отчего Юрий лишь покраснел:       — Я думаю, что я могу. Просто… Этот момент заставил весь мой мир перевернуться. И как только я вспоминаю его, я словно вновь возвращаюсь туда. Словно я снова захожу в квартиру, как делал каждый день после работы, но в отличие от обычных дней услышал странный шум из ванной. И когда я решил проверить, я увидел все это. Я увидел, как она держит его под водой за шею, пока он сопротивляется… Я в первый раз ударил человека в тот день. Я был так зол. Я никогда за всю жизнь не чувствовал такую ярость… И этот момент все поменял. Я решил жить с сыном отдельно от Розы. Я не мог позволить, чтобы Коля видел ее возле себя, чтобы он чувствовал себя в опасности каждый день. Но у меня возникла проблема.       — Проблема?       — Мой бизнес… Он был шатким. Сколько бы я не старался, он увядал, из-за чего я начал просить Киру о помощи. И когда он согласился, я не мог даже представить, что мой единственный друг разорит меня. Специально.       — Кирилл говорил мне об этом.       — Дай угадаю, он не говорил тебе, что сделал это забавы ради?       — Забавы?!       — Конечно. Ему нравится, когда люди просят его о помощи. А я просил помощи на коленях. Я валялся у него в ногах и молил в слезах. Я умолял его помочь мне, несмотря на то, что он сделал. Я был в полном отчаянии. Кир единственный, кто мог вытащить меня из этого. По крайней мере он заставил меня так думать. В любом случае это было много лет назад. Я согласился на условия Киры, и он помог реорганизовать предприятие взамен на то, чтобы в подвальном помещении здания разместилась лаборатория, где изготавливали «Бабочку». Вот, откуда в моей компании была лаборатория.       — Это было все из-за Кирилла?..       — Да. Я и подумать не мог, что опущусь до такого. Я был втянут в преступный мир лишь для того, чтобы обеспечить хорошую жизнь для сына. Глупо, не так ли? Но я не имею право жаловаться. Теперь уж точно. И чем больше я был должен Кире, тем сильнее он влиял на мою жизнь. Вскоре мне пришлось примкнул и к «Звериным людям». Кире нужны были все больше и больше людей для распространения наркотиков. Так я и стал приближенным Киры. Он называл меня Орленком, чтобы поглумиться, говоря, что когда-то я смогу стать взрослым Орлом. Так оно и случилось. Меня стали называть Орлом. Будучи самым верным приближенным, я стал официальным лицом Лиса и стал заниматься его делами. В этот момент у меня не было выхода, либо Кир мог убить меня. А он безжалостен, Юрий, я видел все своими глазами… Однажды Кир исчез. Все дело «Бабочки» и дележка «торговых точек» стали моей прерогативой. И, так как я застрял в этой организации, мне пришлось продолжать бизнес. По-своему. Для начала я укрепил свою власть, прославившись более жестокой расправой над теми, кто хотел занять место Лиса. Для меня мои партнеры по бизнесу распускали слухи, потому что я бы не смог сделать этого. Я так думал. Я стал продавать компрометирующую информацию о влиятельных людях тем, кто заплатит мне больше остальных, и с широким влиянием стал сотрудничать с более крупными группировками. И чем больше Орел обретает значимость в этом городе, тем сильнее я застреваю в этом бизнесе. Мне нет дороги обратно, но мне нет и прощения.       Он замолчал, когда заметил тяжелый Юрин взгляд. Тот явно все обдумывал, потому что это и правда тяжелый выбор, даже если вслух никто не ставил его перед ним. Альфа снисходительно глянул сверху-вниз, с особым интересом разглядывая каждую морщинку, пока тот не поднял на него взора.       — Пообещай, что это останется между нами, — тихо попросил Глеб, переставая чувствовать опору. — Даже если не захочешь меня больше видеть, я прошу ради твоей безопасности.       — Безопасности? Ты… Ты, типо, угрожаешь мне сейчас?       Глеб вдруг шокировано распахнул глаза, вздрогнув, а потом нахмурил брови и устало выдохнул, после чего мягко улыбнулся, мотая головой:       — Извини, если это могло прозвучать именно так. Если бы ты мне не был дорог, Юрий, я бы не стал рассказывать тебе ничего из этого. Более того я бы не сидел здесь с тобой. Проверь мне, я преданный моим близким и никогда не посмею специально ранить. Я всего лишь хотел сказать, что тебе не стоит об этом где-то распространятся, потому что за информацией обо мне многие охотятся. Я не смогу защитить тебя, Юрий. И если ты думаешь, что ты сильный человек, всегда найдутся люди посильнее тебя.       — Звучит, как что-то логичное.       — Да. Но теперь я знаю, что ты мне не доверяешь и остерегаешься. Все в порядке, — опередил протест Юры, помотав головой, сложив ладони вместе. — Это к лучшему. Я на сто процентов не верю никому в этой жизни, так что это будет честно. Ты можешь ставить все мои слова под сомнение, я не буду в обиде. На твоем месте я бы не доверял ни единому моему слову и проверял каждое.       — Боже, ты очень плохо о себе думаешь. Я не смогу переубедить тебя?.. Я понял. И даже так я обещаю: все между нами.       — Отлично… Юрий, можешь ли ты дать мне свою руку? — без всяких вопросов бета протянул, внимательно разглядывая с особым замиранием в сердце, как тот вытянул кольцо с сапфиром и надел на его палец. На безымянный, заставляя покрыться мурашками по всему телу. Что-то щемило грудь, заставляя приоткрыть рот и тут же прикусить губу. Глеб кротко усмехнулся, нежно поглаживая пальцы того. — Думаю, оно должно служить хорошим доказательством хотя бы в одном моем сегодняшнем утверждении. Обручальное кольцо моей бабушки – родовое наследство. Оно передается к старшему ребенку в подростковом возрасте, как оберег, хранящий его от злых умыслов и напастей. Мне не особо помогло, но я надеюсь, что ты будешь защищен намного лучше. И, знаешь, когда старший ребенок женится или выходит замуж он надевает кольцо на палец супругу или супруге. Когда моя мать покончила собой, отец отдал кольцо обратно бабушке. Она хотела передать его мне, как только мне исполнится четырнадцать. Однако за месяц до моего дня рождения она умерла. Бабушка не снимала его, поэтому оно напоминает мне о ней. Это кольцо дорого мне. Самое дорогое, что есть у меня, Юрий.       — Н-но ты… Ты так просто отдашь мне его?       — Конечно нет! — Юрий сконфузился, отчего Глеб виновато зардел, постыдившись секундной воле эмоций. — Прости, что испугал тебя. Я имел в виду, что не отдаю его тебе просто так. Я дарю его в знак того, что я… Могу доверить ценные для меня вещи, каким бы трудным это не было бы для меня. Расставаться с ним грустно, но открывать тебе свое прошлое намного страшнее. Ты вправе отказаться от него, вправе отказать мне, но я все равно буду ценить твой выбор, каким бы он не был.       Юра расправил плечи и криво ухмыльнулся, глянув на кольцо, чей камешек поблескивал под разным углом. Он покраснел:       — Доверять после всего этого… Это даже больше, чем нужно было, Глеб. Но, хах… Получается, ты зовешь меня замуж? — тот только заурчал, прикрывая улыбку ладонью, весело сверкая прищуренными глазами. Юрий ощерился, чувствуя, что им стоит отдохнуть от этой скользкой темы. — Потому что это выглядит так, словно ты все это время пытаешься меня заполучить.       — Возможно, это так, — неоднозначно и игриво вытянул альфа, довольно рокоча, отчего Юра громко фыркнул. — А возможно, я просто хочу сильнее сделать тебя своим, чем я могу себе позволить.       Бета тяжело вдохнул, ощутив странный импульс глубоко в животе, но Глеб разогнал все смущение смешком:       — Прости, я попытаюсь держать себя в руках до конца гона, чтобы у тебя не было дискомфорта. Я старался, честно, но я ощущаю, словно все, что я сделал, было недостаточным.       — Я ценю твои старания, все нормально. И, эм-м… Если это, ну, будет в наших играх, я не против. Когда ты так говоришь, это будоражит меня.       — Правда? Я возьму это на заметку.       — Чудно, — он глупо глядел на него, покусывая неосознанно губу, а потом чуть потянулся к нему, облокачиваясь о локти. — Я хочу тебя поцеловать. Можно?       Глеб рывком соприкоснулся носами, чмокнув в губы, только вот Юрий сразу же обнял его за щеки и задержал поцелуй.       Когда кафе закрылось, они погуляли некоторое время по оживленной улице, говоря о границах дозволенного в отношениях, чтобы впредь не возникало проблем.       — Значит, — начал тогда Юрий, смотря на плитку под ногами, — мне нужно было сначала сказать тебе о моих… Переживаниях по поводу твоего брака?       — Ну-у, я не говорю, что в обязательном порядке нужно делиться подобным сразу же. Может, к этому разговору мы стали готовы только сегодня? А может, даже сейчас нет, потому что все тонкости личных границ приходят со временем. Я не говорю еще про то, что иногда стыдно их устанавливать. Но не суть, Юра, не нужно из-за этого вешать нос.       Бета усмехнулся, показательно вздернув голову на него, а потом улыбнулся. И вдруг, подхватив того за талию, протянул к себе ближе:       — Я скажу так: я и правда чувствую некоторое недовольство, когда думаю о том, что ты все еще в браке. Но я знаю, что это недовольство не в твой адрес. И уж тем более не в адрес твоей жены. Я понял, что мне будет все равно, если ты займешься с кем-то сексом, хотя… Мне, наверное, просто будет интересно, если это будет чем-то необычным. Но вот, когда Роза Новикова рассказала о каких-то романтических вещах, это задело меня. Даже так, что я пару минут отходил от какой-то паники, что ли, и до конца рабочего дня думал об этом. Понимаешь, я не хочу, чтобы ты был с ней в браке. Я не хочу, чтобы Роза Новикова была Новиковой, — он почесал шею, когда Глеб издал невольный смешок. — Я имею в виду, что я не хочу, чтобы ты был с кем-то кроме меня. Я понимаю, что между тобой и ей больше нет того, за что я бы мог, эм-м, ревновать тебя к ней. По крайней мере с твоей стороны уже нет. Но с другой стороны, я все еще чувствую себя третьим лишним.       — Я понял. Я такого же мнения, что и ты. Как я уже говорил, единственное, в чем я хотел бы быть в курсе, так это о заболеваниях выбранных тобой партнеров для секса. Пожалуйста, будь осторожен в этом и чаще проверяйся. Хотя сейчас я в корне не согласен насчет других… Эм-м, людей. Одна только эта мысль приводит меня в бешенство.       — Ничего, это пройдет, — он кое-как держался, чтобы не рассмеяться, как только Глеб обреченно помрачнел, словно задумался об этом как о проблеме вселенского масштаба. Юра ласково погладил его бок, возвращая обратно. — Если тебя это заботит, мы можем договориться не поднимать эту тему, получается, два раза в год. И, конечно, все твои следующие периоды гона я только твой. Никаких других людей в нашей с тобой постели.       — Чудно! — он счастливо заулыбался, начиная тихо рокотать от удовольствия. — Изумительно!       Юрий прыснул в кулак:       — Никогда бы не подумал, что ты можешь быть ревнивцем. Думаю, если бы ты был всегда такой, я бы уже слился.       — Слился?.. С кем?       — Пф-ф, я не про этот смысл. Просто, ну-у, после первого секса дело бы никуда не пошло. Я бы такой: «Классно потрахались, как-нибудь повторим!» – но мы бы не повторили. Что-то, типо, этого.       — Ох, я понял. Кажется, Коля мне объяснял этот смысл, когда я не смог прийти на день рождения его… Парня, — он слегка задумался. — Ох, да. И еще кое-что, что может быть ты хотел узнать. Я всего лишь могу сказать, что судебный процесс над разводом начался несколько недель назад. Пока что мы разбираемся с брачным договором, и это достаточно, как бы сказать, трудное дело. За мою жизнь я приобрел большое имущество, пока что мы застряли на этом. В итоге, это все равно мне на руку, ведь уже со следующей недели я решил уйти в отставку. Мой основной бизнес не пострадает.       — Хм, раньше я думал, что это маленькая месть, но… Почему ты так хочешь, чтобы она не получила долю предприятия, если у тебя есть много других на стороне? Вспоминая все эти «торговые точки», они же легальные, как я понял.       — Они легальные, но я не являюсь официальным лицом многих из них. У налоговой было бы много ко мне вопросов. Я… — он вдруг замолчал, сомкнув губы в тонкую полоску, а потом опустил взгляд вниз, слабо выдохнув. — Думаю, причина сложная.       — Не хочешь ей делиться или?..       — Нет-нет, все нормально. Почему бы и нет? — он поправил воротник, собираясь с мыслями. — Это только сейчас моя компания известна даже за рубежом, раньше она была всего лишь дочерней другой организации. Моя мама начала ее работу и делала все, чтобы однажды ее труд стал известным. Так что я просто стараюсь выполнить ее мечту. Конечно, после ее смерти отец стал генеральным директором и смог отделить организацию, сменив производство украшений на нынешний наш продукт. Он сделал ее независимой, и это заслуживает похвалы. Буду честным, если бы не мой отец, кампания нескоро заняла бы лидирующую позицию в этом городе. Он сделал многое для будущего компании.       — Агрх, лучше бы он сделал больше для твоего будущего, — вдруг прервал его все это время внимательно слушающий Юра, скрестив руки на груди. Он злобно хмыкнул, когда Глеб усмехнулся. — Господи, Боже мой, нашел тут героя!       — Я понимаю, почему ты так говоришь, но честно… Как карьеристу ему не было равных, я восхищаюсь его работой, но как отец он и правда не был хорош.       — Ты приуменьшаешь его «заслуги».       — Я так не думаю. Может, я никогда не смогу забыть тот ужас, что происходил в моем доме, но я уже давно не так зол, как это было раньше. В любом случае, — он помотал головой. — Если возвращаться к нашей теме, то после отставки отца из-за болезни на пост гендиректора пришел Виктор.       — Виктор?!       — Почему ты так удивляешься? Он первый, кто смог найти нам спонсора за рубежом и наладить отношения с крупными поставщиками страны, — Глеб спрятал незатейливую улыбку за ладонью, когда шок распространялся сильнее на чужом лице. — Он не рассказывал тебе об этом?       — Никогда! Даже не намекал.       — Значит, Виктор все такой же скромный как и раньше.       — Скромный?! Я бы назвал это «скрытный». Я несколько лет с ним встречался, а об этом даже намека не слышал.       — М-м… Думаю, несколько лет слишком мало, чтобы знать о человеке все. К тому же о том, что он не особо любит. Виктор не задержался на этой должности надолго. При первой же возможности он начал работать руководителем филиала. Может, это все еще важная должность, но не такая, как гендиректор.       — Ты прав. Я бы с ума сошел… Ладно, возможно, я погорячился.       — Хм, да, думаю, так и есть. После Виктора пост заняла Наталья под моим руководством. Наталья только училась, когда я уже имел опыт в таких делах. Я помогал ей во всем и, можно сказать, влиял на все ее действия. Я никогда не думал, чтобы работать в кампании отца, несмотря на то, что в тот момент я числился безработным и открывать еще один бизнес вряд ли собирался. Но однажды Наталья просто предложила, потому что начала не справляться сама. Мне важно сохранить компанию по многим личным причинам. И есть еще кое-что: если часть бизнеса будет у Розы, я не смогу гарантировать, что компания проживет еще пару лет. Розе не нужна компания. Я ее знаю, Юрий, слишком хорошо, чтобы не осторожничать. И если рассматривать худший вариант – ликвидацию, то многие люди потеряют работу. Главный офис, все филиалы в этом городе, в стране, заграницей, заводы, розничные магазины… Слишком много проблем я доставлю людям всего лишь из-за того, что я хочу развестись.       — Теперь ясно, почему ты так долго ждал развода.       — Да, к сожалению. Сначала сын, потом работа. Это все не давало мне уйти… Ох, не хочу втягивать тебя в этот унылый процесс, просто хочу отметить, что скоро я буду только твоим.       Юрий заторможено кивнул, все еще размышляя, а когда до него дошли последние слова, он поежился от пробежавших мурашек, на что получил только игривый смех, принудивший уши покраснеть:       — Боже… Сегодня ты чересчур кокетливый для себя.       — Прости, сегодня произошло много всего… Неприятного в моем клубе, а ты скрасил мой день. Так что, возможно, я слишком рад тебя видеть, чтобы не говорить всякую чушь, — он слабо вздохнул. — В любом случае я могу перестать.       — Что ты! Такие фразочки от тебя звучат супер непристойно, — Глеб удивленно раскрыл глаза, высоко подняв брови, на потеху второму. — Я рад, что могу услышать что-то подобное от того, кого у нас в коллективе считают ужасно рафинированным.       — Кха-а?! — неожиданно возмущенный возглас заставил Юру споткнуться о свои же ноги, еле успевший сбалансировать. Глеб смущенно отвернулся, крепче схватив ручку зонтика явно в раздражении, когда Юрий надул красные щеки. — Рафинированный… Какая нелепость!       Юрий выпрямился, стараясь вобрать воздуха в грудь и при этом не засмеяться от столь бурной реакции на что-то безобидное, в отличие от всех слов, сказанных подчиненными в адрес начальника. Юра ухмыльнулся, когда тот продолжал ворчать под нос, и замахнулся, звонко шлепнув того по заднице, отчего Глеб даже подпрыгнул на месте.       — Ой, да остынь! — бета протянул его за талию, подняв голову, чтобы смотреть на нахмуренные брови и передающие недовольство серые глаза. — Они считают тебя недотрогой в сексе, но мы оба знаем, что это не так.       Глеб не изменил выражения, однако Юрий отчетливо слышал довольное урчание и сладкий аромат. Он встал на цыпочки и ласково чмокнул его в щеку, принуждая все-таки разгладить морщинку на лбу:       — А может, ты хочешь доказать мне это? — потому, как сильно тот рыкнул, обнажив клыки, с вызовов прищурившись, Юра понимал, насколько Глеба в данный момент будоражили обычные провокации. Концы губ невольно поползли вверх, и он рывком опустил ладони на чужие ягодицы, насмешливо выпятив брови. — Или не сможешь?       Он все же поднял руки обратно на талию, чтобы не слишком смущать того перед проходящими мимо людьми, которые и так косо на них поглядывали, однако Глеб внезапно схватил его кисть и обратно опустил, заставляя густо покраснеть. Альфа чуть наклонился, чтобы быть ближе к его лицу:       — Не стоит брать меня на слабо, малыш, — он поддел пальцем его подбородок, заставив нервно глотнуть. Юрий бы соврал, если бы сказал, что не увидел в чужих глазах искру азарта. — Я всегда делаю свою работу на сто процентов.       Глеб коротко облизнул его губы, заставив прижать их в полоску и зардеть окончательно, а потом и вовсе затянул Юру в долгий поцелуй, вынуждая отбросить все здравые мысли назад.              Гусак:       «Что за хуйня? Ебаный сукин сын, я вырву тебе все внутренности, когда найду, мелкая мразь!»       Хотелось бы поинтересоваться: за что именно?       Гусак:       «Как ты смеешь еще спрашивать, ебучая блядь!»       Я не совсем понимаю, почему ты мне угрожаешь. Постарайся мне объяснить. В чем дело?       Гусак:       «Ты прислал мне ебаное письмо. Думаешь, я совсем тупой, чтобы не понять, что это ты мне его написал? Только ты знаешь, что случилось в тот день, гнида. Я отдал тебе папку и информацию о Полякове, что тебе еще, сука, нужно? С каких пор ты нуждаешься в такой жалкой сумме?»       В жалкой сумме?       Гусак:       «Стой. Это не ты сделал?»       Вижу, что до тебя начинает доходить. Что произошло?       Гусак:       «Вот дерьмо. Кто-то прислал мне письмо, в котором расписал подробно о смерти Валерии».       Тебя шантажируют? Что от тебя хотят?       Гусак:       «Деньги и мою часть дела 336».       Что за глупости? Никто, кроме нас, об этом не знает.       Гусак:       «Если только эта шлюха никому не рассказала. Ты ее лучше знаешь, она никому не рассказывала?»       Ласка никогда бы такого не сделала. И не мог бы ты чуть лучше отзываться о покойнице?       Гусак:       «Да мне насрать. Что мне делать?»       Я должен тебе помочь?       Гусак:       «Я сделаю все, что ты захочешь. Любая цена, любая информация. Все, что хочешь».       Дай мне время подумать.       Гусак:       «У меня нет времени! Если фотографии попадут в СМИ, мне крышка! Мне нужна твоя помощь прямо сейчас!»       Как приятно слышать.       Гусак:       «Прекрати испытывать мое терпение или я сломаю тебе все кости, уебище».       Да. Я понял. Какие есть еще условия?       Гусак:       «Завтра мне нужно явиться в указное время и место без пистолета».       Думаю, не стоит напоминать, что тебе лучше его взять, не так ли? Не волнуйся, вышли мне адрес, я отправлю туда несколько моих людей. Если они обнаружат кого-то постороннего, то примут меры. Главное, веди себя непринужденно и отдай то, что они хотят.       Гусак:       «А что мне делать с папкой? Я отдал ее тебе».       Сделай подделку. Я сделал так со своей для маленькой приманки. Если все пойдет не так, то твой шантажист явно проверит информацию в ней. Лучше не рисковать собой. Подстрахуйся.       Гусак:       «Да. Думаю, ты прав. Но я так и не понял, зачем тебе моя папка?»       После смерти Ласки я хотел бы подстраховаться. Ты знаешь, если кто-то соберет все папки вместе, то дело 336 может стать публичным. Мне бы не хотелось всех подставлять.       Гусак:       «Я не особо понял, но допустим. На тебя можно положиться».       Я рад, что я могу быть полезным моим друзьям.              Несколько минут здания напротив быстро менялись между собой, мутные от капель дождя на стекле, стучащих по крыше салона.       Они еще часок гуляли, молчаливо разглядывая горящие фонари и различные вывески, так манящие зайти в уютные здания и наслаждаться, хоть и типичной, но все еще привлекательной архитектурой главных улиц города. Вскоре ливень превратился в моросящий дождь, мелко стуча по ткани зонтика, а свежие порывы ветра ласкали вновь распущенные волнистые волосы.       Вскоре они поехали к Юре домой, вызвав такси. Перед этим, вдоволь налюбовавшись ночными видами вечно мерцающего города в глубокой темноте, успели по дороге купить пару булочек «Синнабон», за которые, как и за кофе, заплатил Юрий. Глеб оставил дома не только телефон, но бета не жаловался. Ему даже понравилось то радостное выражение лица, которым его одарили, даже не успев попробовать лакомый десерт. Юра знал, что это беспроигрышный вариант, потому что не раз слышал хвалебные отзывы о булочках от альфы, когда тот забывался и разговаривал с ним после планерок.       Кажется, Юрий неосознанно запомнил почти все его предпочтения в кондитерских изделиях: от марки печенья, с которыми тот пил чай с сыном, до любимых сочетаний начинок тортов и их предпочтительный декор. Иногда опыт работы личным секретарем казался ему чем-то вроде награды для легкого флирта съедобными подарками. Однако Юра не мог не заметить, как что-то помимо благодарности и открытой радости застыло в серых глазах, когда тот медленно пробовал на вид слишком сладкие булочки.       Сейчас Юрий недовольно глядел на все остальные машины, когда они застряли в пробке. В очередной, если быть точным. Он тяжело выдохнул, морща складку переносицы, и прикрыл ладонью лоб, облокачиваясь боком о дверцу. Лучше бы он просто потащил Глеба на руках. Он уверен, Глеб был бы не против. К тому же на улице становилось мало людей, чтобы это привлекало лишнее внимание. И даже если могло привлечь, никто бы не посмел ничего предъявить такому мощному человеку, как Юрий. Так было бы намного быстрее, чем с помощью вызванного Глебом такси, в каком на весь салон, а то и на всю улицу, гремел шансон с радио и щелкали четки в руках водителя. Тот скрылся за декоративными занавесками, что огородили его от пассажиров почти полностью, не давая видеть, что те делали.       Юрий опомнился, когда задел чужое колено, вольготно распластавшись на сиденье и растопырив по привычке ноги слишком сильно, чтобы не зажать второго в углу. Глеб расположился как обычно: элегантно сложив ногу на ногу, сидя уж слишком ровно, как будто никогда не мог расслабиться. Юра хотел чуть отсесть, однако альфа, смотрящий все это время в окно скучным видом, придерживая одной рукой букет цветов, в тот же момент схватил его за голень и рывком прижал к себе колено. Глеб недовольно глянул на него, словно это сейчас Юрий дергал его ногу, мешая наслаждаться видами. Юра вопросительно оглянул в ответ, из любопытства прижал плотно ноги, однако тот вновь чуть ли не насильно вернул бедро на место. Словно на законное место. Так и говоря хмурым взором ему, чтобы тот перестал отстраняться.       Бета невольно усмехнулся и, на удивление Глеба, слегка спустившись, закинул ногу ему на колени, с вызовом глядя на того, даже двинув бровями. Альфа заурчал то ли от недовольства, то ли совсем наоборот – удовлетворенно. Глеб издал смешок, который с трудом был замечен сквозь шум, что стал не таким уж и важным в данную минуту. Юра невольно чувствовал себя игриво, хотевший узнать, что на этот раз в ответ другой сделает. А тот спокойно положил цветы в сторону, расположив руку на чужом колене, как-то мягко поглаживая. Бета только победно хмыкнул, думая, что Глеб признал поражение в какой-то игре со странными правилами, которые они сами-то толком не придумали.       Вот только он сразу же вздрогнул, стоило ладони, так остро чувствующейся, по-хозяйски спуститься на внутреннюю сторону бедра. Бета скосил глаза на Глеба, нервничая, а тот спокойно смотрел вперед, словно ничего не делал. Всего лишь довольно усмехнулся, проскальзывая вовнутрь невольно сжатых бедер, что неудачно попытались остановить бархатные пальцы на полпути. Поясницу прострелил импульс, сжавшийся тяжелым грузом где-то в паху, заставляя его всего покраснеть. Глеб слишком сексуально облизнулся, рывком подсев ближе, чтобы лишний раз его предплечье не маячило в переднем зеркальце, привлекая внимание. Он буквально зажал Юру к дверце, отчего тот щекой уперся в холодное стекло. Он благодарил всех Богов за то, что то было тонированным.       Юрий расслабился, прикрыв глаза, когда Глеб поглаживал бедра, опираясь о его грудь. Он определенно специально обделил вниманием пах, проскальзывая под футболку, вытягивая конец ее из-под штанов. Ощущения рубцовой кожи на кончиках пальцев, медленно ласкающие его, проходя каждый кубик пресса, словно изучая все неровности и тонкости его торса, порой останавливались на выпирающих рельефах кожи, осторожно повторяя все изгибы пресса, ребер, груди. Альфа казался чересчур возбужденным, пойдя дальше, вдруг просунул ладонь тому в штаны, нетерпеливо расстегнув замок на молнии. Юра прикрыл ладонью губы, сделав серьезное лицо, тупо уставившись в сиденье напротив, чуть ли со всего размаху не ударившись о него коленом. Он уперся, вжавшись в сиденье, потому что Глебу хотелось быть куда ближе, хотя уже вольготно почти лежал на нем, ловко втиснув свое бедро между ногами. А лицо его пугающе беспрестанно, словно не показывал, как увлечен их опасной и бескультурной игрой. Юрий втянул через рот сладкий аромат Глеба, жмурясь от наводящего желания. Он чувствовал себя расслабленно, как в дымке чего-то знакомого, и при этом ощущал все прекрасно, чтобы начинать получать удовольствие. Как чертовски быстро стучит сердце в висках, пока тот лениво поглаживал его член сквозь ткань белья. Юрий тогда вспомнил, какими бывают сильными феромоны Глеба.       Пальцы сомкнулись под самым горлом, играючи иногда сжимая до приятного дискомфорта, заставляя всем предрассудкам окончательно исчезнуть. Глеб так хорошо знал все его пристрастия и желания, что тот только прикрыл глаза, скривив бровями, пытаясь глубже дышать. Член в любимых пальцах полностью окреп, желающий и пульсирующий, однако альфа не спешил освобождать от стягивающего белья, словно издеваясь над всеми желаниями.       Юра невольно пропустил момент, слишком увлекшись тем, чтобы мелко двигать бедрами, стараясь как можно плотнее прилегать к торсу Глеба, что полностью сидел на нем, когда тот, стянув ремень, завязал его кисти над головой. Он прижал руки, когда Юра попытался их опустить, услышав обжигающий смешок. Серые глаза прищурились в насмешливой улыбке, а их обладатель, выпрямившись, настолько это возможно, стал плавно двигать тазом, вынудив тоненько заскулить, сжимая зубы. Глеб игриво улыбнулся, а после приоткрыл рот и, скривив брови, прикрыл глаза, имитируя наслаждение и беззвучные стоны от несуществующего анального секса, что будоражил Юрия до мурашек по всей спине. Похотливая чертовка. Глеб двигался активнее, когда тот сжал мышцы ног, ощущая, как напрягся весь живот от волн, тянущих вниз до самых яиц. Альфа наклонился к нему сильнее, прижавшись всем телом к разгоряченному и взмокшему торсу, уткнулся носом в щеку, проведя по ней влажным языком, резко остановившись. Юра захрипел, когда импульс прострелил пару нижних позвонков, оставляя ноющую боль в члене, крепко стоявшем. Юрий невольно захныкал, стараясь остановить дрожь во всем туловище из-за так ужасно прерванного оргазма.       Альфа одним рывком несильно шлепнул ладонью по щеке, оставляя там розовый след, заставив боязно зажмуриться.       — Ты кончишь только тогда, когда я разрешу, — он прошептал это словно в гулкой тишине, потому что ничего кроме его голоса Юрий не слышал. Напряженность оседала внизу живота и начала зудеть внутри паха. Глеб ущипнул его за сосок, заставив зажмуриться. — Понял?       — Да, сэр.       — Хороший мальчик, — его щеки гудели от пылкого жара, когда тот удовлетворенно погладил его по волосам, вдруг грубо зарываясь в них, заставляя вздернуть голову на него. Глеб поцеловал его в губы до странности целомудренно для того, чем они сейчас занимались. — Умница…       Юрий тяжело вобрал пропитанный феромонами воздух, ощущая себя до безобразия мокрым под Глебом от выделяющегося предсемени. Он мелко дрожал, когда альфа жадно впился глазами в член, что из-за влажных пятен на белых трусах отчетливо показывал мокрую головку. Альфа увлеченно прикусил губу, подцепив резинку белья, а потом шлепнул ей по паху, стоило отпустить, как только натянул. Но словно извиняясь за секундную боль, из-за которой Юра вздрогнул, нахмурившись, он тут же начал гладить более чувствительный на этот раз член, вытянув его из белья.       Глеб делал это ужасно медленно, лишь игрался, хищно щурясь в тени салона, заставляя все лицо пульсировать в липком жаре. Юра тяжко охнул, когда сомкнутый кулак на пенисе так сильно сжал его, дотошно проводя до паха, шумно хлопнув о взмокшую от духоты кожу. Глеб неумолим и беспощаден, вот что думал, когда тот склонился над его тяжело поднимающейся грудью, задрав футболку до подбородка, небрежно и насильно засунув в рот конец. И, чтобы тот крепко держал, он сомкнул ладонью губы, большим пальцем придерживая подбородок. Шершавая ткань стразу же становилась влажной от накопившейся слюны, приглушая тяжелые вздохи. Юра невольно обмяк, как только альфа высунул язык и прикоснулся им к груди, которая тут же напряглась.       Глеб безжалостно заставлял зашипеть, сжимая пирсинг во рту, всасывая до покалывания соска, после чего коротко вылизывал ареол по кругу, горячо хмыкнув. Соски легко поддавались чужим рукам, так пульсировали в умелых движениях. Тяжелели и набухали под ласками кончика языка, что старательно вылизывал их. А потом начал проводить им выше, изредка целуя до розовых пятен. Горячие губы мимолетно прикасались к покрасневшей щеке, ощущая на ней солоноватый вкус. Целовали приоткрывшийся рот, что невольно выронил конец футболки, причмокивая его раз за разом, наливая покалыванием ответного поцелуя.       Аромат застрял в носу, раздражая полость. Юра напряг мышцы таза, стоило рукам спуститься вниз по сжавшимся мышцам живота, а зубам – покусывать мочку красного уха. Он втянул живот, туманно разглядывая мокрые от предэякулята смуглые пальцы. Те влажно хлюпали, открывали головку, оттягивая крайнюю плоть вниз, а потом скрывали обратно, больно сжимая, двигаясь вверх, вытягивали из уретры капли прозрачной спермы.       — Нежнее… — шепотом, и так жалобно хныча до волн дикого жара в животе, протараторил, вздернув голову. А перед глазами белые вспышки, пока хватался за ткань холодного плаща на плече. — П-прошу…       — Я не слышу, что ты там мямлишь, — издевательски протягивал с широкой ухмылкой, обнажая клыки, которые казались острее обычного. — Скажи это громче.       Юре хотелось придушить его собственными руками, но та судорога, заставляющаяся согнуться по мере возможности в этом тесном месте и наверняка громко прохрипеть от его слов, говорила ему, что он более чем благодарен. Однако Глеб не позволил ему и в этот раз кончить, плотно сомкнув ладонь у основания красного члена. Юра сжал зубы и в порыве эмоций от накатившегося разочарования схватил того за волосы, быстро притянув к себе, заставил сильно взбудоражиться и распахнуть широко глаза. Хотя Глеб ответно не поставил на место и просто занял выжидающую позицию. Ему, кажется, это даже нравилось: перехватывать инициативу и бороться за доминирование. Юрий раскраснелся, нервно облизнувшись, пытаясь понять, хватит ли для этой задумки места.       Он силой принудил его сесть на корточки, кое-как расположившись между бедрами. Глеб не слишком компактен для этого. Он высок и длинен так, что кажется после длительного нахождения в таком затруднительном положении будет болеть и шея, и спина, однако сейчас они совершенно не хотели морочить этим голову. Глеб недовольно рыкнул, пытаясь показать минимальную строптивость, пока Юра увлеченно смотрел на него, прижатого к его члену щекой, и, марая смазкой, насильно прижимал, сжимая на затылке волосы в кулаке. Бета приоткрыл рот, старательно ведя того носом по паху, заставляя зарываться в лобковые волосы носом. Он всегда хотел этого, мечтал и жаждал в больных фантазиях с тех самых пор, как только Глеб Николаевич в один из рабочих дней закатил глаза, взглянув на его документы, отпихнул их и махнул рукой, словно отмахнулся от надоедливой мушки, даже не сказав ни слова. Юра желал, чтобы Глеб снова закатил глаза, но на этот раз глубоко с членом во рту, моля этими вечно насмешливыми глазами кончить ему прямо в глотку.       Глеб нахально вытащил язык, словно показывая, что даже в таком положении он горазд иметь над ним контроль, быстро отметая желание руководить над процессом. Альфа провел мокрым касанием по головке, не вынуждая себя на тонкости, просто с удивительной легкостью заглотнув по всей длине во влажный и липкий от большого количества слюны рот, жадно втягивая щеки. Юрий вытиснул шумный выдох через сжатые зубы, слыша быстрый стук сердца, стоило тому умело трахать его ртом, не отпуская пенис ни на секунду, заставляя изогнуться и закатить глаза. Все мышцы таза стали болезненными толчками сокращаться, заставляя его кривиться и коротко вздрагивать при каждом импульсе. Он невольно громко простонал, когда, откидываясь обратно, чуть поднялся, сжимаясь от болезненного оргазма, кончая толчкообразным способом, что неприятно опустошал его. Он жалобно дышал, ощущая дрожь в руках, без фокуса глядя на то, как Глеб, скривив брови, проглотил всю сперму.       Когда они приехали, Юрий выскочил из машины первым, сразу же обрушив на себя промерзлый и сырой воздух, заставивший встрепенуться. Без власти над его мозгами феромонов ему быстро пришло осознание того, что они только что наделали, а от этого не становилось легче. Он развернулся и мигом побледнел – водитель смотрел прямо на него с каким-то мучительным взором. Взгляд повидавшего большого дерьма. Юра покраснел, стараясь спрятать подальше глаза, потому что он не мог поверить, что их каким-то чудом не заметили. Только великий глухой и слепой мог бы ничего не заподозрить. Он хотел провалиться сквозь землю, пытаясь найти в кошельке мелочь. Рядом встал Глеб, только с каким-то недовольством поправил воротник и оглянул водителя напускной сердитостью, а потом опустил руку Юры с скомканными деньгами вниз. Водитель чуть нахмурился:       — Эу, отэц, опция «глухой водила» оплачивается, — мрачно вытянул тот и чуть поднялся, выглядывая из окна дверцы. Глеб скрестил руки на груди, вскинув бровь, и тот по-странному смутился. — Ладно… Не злитесь, Глеб Николаевич. Я сделаю вид, что ничего не знаю, но вы тоже больше так не делайте. Не очень как-то получилось.       Альфа только махнул ладонью, чтобы тот убрался восвояси, и как только тот поднял стекло и уехал, он развернулся к Юре. Глеб выглядел смущенным, сразу же потеряв то спокойствие, теребя букет в соединенных ладонях. Тогда Юрий понял, что стоял по струнке, прижав руки к бедрам и трясся от стыда, прижимал челюсти до отчетливых скул. Глеб аккуратно подошел к нему, робко положил руку на плечо, принуждая дрожь исчезнуть.       — Господи, Глеб, о чем мы только думали? — он шлепнул себя по лбу так сильно, что у него остался розовый след. Глеб неловко поджал губы, скривив кожу на переносице. — Боже, а если бы он не был твоим знакомым? На нас же запросто можно было повестить статью. Административка, но все равно! Черт возьми, почему я тебя не остановил? Кто это, вообще?       — Эм-м… Это кавалер моего сына.       Юрий втянул воздух и невольно закашлялся, вызывая на чужом лице еще больше беспокойства:       — Ты че издеваешься?! — сдавленно вытянул Юра, хрипя от першения в горле. Он кашлянул громче в кулак, стараясь унять вызванные ответом бушующие эмоции, отчего альфа даже вздрогнул и виновато опустил голову. — Я и так не самый культурный человек, я не хочу еще показаться конченным перед твоим сыном и его парнем. Может, я хочу быть на хорошем счету у твоей семьи?       Он нахмурился, хотя тут же расслабил плечи, стоило поднять голову и увидеть странное вожделение в глазах, что стали сверкать яркими искрами, а до ушей дошло довольное урчание.       — Юрий, ты хочешь познакомиться с моим сыном?       — Ну-у… Да, получается. Мы же как бы, ну, вроде вместе, — он неуверенно пожал плечами. Глеб широко ощерился, совсем пропуская мимо нужные слова, крепко обняв его и слегка покачивая в сторону от счастья. Юра хотел застонать от безысходности. Неужели альфам так сложно сосредоточиться во время гона хоть на чем-то важном? Юрий закатил глаза и рывком оторвал его от себя. Такого счастливого, Боже ты мой! — Глеб, соберись… Говорю, соберись.       — Прости, — он прочистил горло, а потом расслабленно улыбнулся, словно ничего плохого не случилось. — Не понимаю, почему ты так нервничаешь?       — Почему?! — Юра невольно воскликнул, краснея от непонимания такой простой вещи. — Мы трахались перед парнем твоего сына, и он все слышал! Почему, Глеб? Почему?! Ты издеваешься, ха?       — Хорошо, мы больше не будем, если тебя это так смущает.       Юрий фыркнул от безнадежности, а потом оглянул того еще раз. Он выглядел растрепанным: волосы всклокочены, свитер помят, а от самого так и несло приторно-сладким кофе. Он вряд ли говорил с полным осознанием, и Юра тяжело выдохнул, настойчиво притянув к себе его за талию, и повел, чтобы сильно не маячить на виду его новых соседей с уже знакомым на лицо им мужчиной.       Юра косил на того каждый раз, когда урчание или рокот становились чуть громче обычно. Глеб иногда неловко отворачивался, хотя тут же снова возвращался к нему. Кажется, он очень волновался, особенно это становилось заметным, стоило Юре вставить ключ в скважину. Тогда альфа полноценно загудел, нетерпеливо ходя вокруг него. И почему сегодня ни одна дверь не хотела поддаваться с первого раза? Когда они вошли, темнота окружила их с головой. Не успел Юрий на ощупь попытаться найти выключатель, как Глеб прислонился к нему сзади, обхватив руками туловище, не давая и шага вперед сделать. Альфа уткнулся носом в затылок и, урча, ластился, словно чего-то просил. Юра ощутил ползущие мурашки по спине и обнял его кисти, густо рдея от горячего дыхания.       — Могу ли я… — альфа жадно прижал его к себе сильнее, коротко целуя загривок, с какой-то жалобой шепча каждое томное слово, отчего Юрий усмехнулся. Так вот почему он так нетерпеливо себя вел. — Юра…       — Давай же, ты можешь.       Глеб счастливо зарокотал, руками спускаясь чуть ниже, но постоянно одергивал себя, возвращаясь обратно на торс. Он облизнул волнующее его место, а потом осторожно опустил затупленные клыки, заставляя задержать дыхание. Они сжали кожу, стягивая ее в укусе, отчего Юра ойкнул, зажмурившись. Когда альфа заставил его запрокинуть голову назад, следы начинали пульсировать, наливаясь кровью. Это и правда не так приятно, как хотелось бы, но и не больно, чтобы не перетерпеть.       — Теперь ты на меня не в обиде? — он ехидничал, чтобы как-то разбавить тишину, Глеб же только в ответ проурчал, как кот с набитым ртом. Это заставило его расхохотаться, тогда альфа разжал челюсти, шумно фыркая. — Надеюсь, это «да».       Глеб начал было зализывать багровые следы от зубов, как Юра сразу же повернулся к нему, приблизился, прижав к стене, вжавшись бедрам к тазу, приподняв его ногу на себя, поглаживая в руках любимую задницу. Он целовал его, не хотевший отрываться, потому что Глеб чертовски горячая штучка. Он снял с него плащ, отбросив на пол, не обращая внимания ни на что сейчас. Юрий рывком поднял его, схватившись за бедра, и тот испуганно вцепился за плечи, прижавшись всем телом. Бета развернулся, попутно откидывая с ног кроссовки, благодаря себя за то, что надел их, а не берцы.       Они не включали свет в спальне. В комнату залезал лунный через открытые шторы после того, как дождь кончился.       Юра осторожно повалил Глеба на кровать, удобнее подперев под себя, сильно налегая тяжелым весом, отчего тот смешно ухнул, хотя и обнял талию ногами, рвано хватаясь за ткань кожанки на лопатках, начиная ее стягивать. Альфа жадно впивался в губы, отбросив куртку через себя, заставляя краснеть от жарких касаний, волнующих все нутро. Бархатные пальцы касались живота, залезли под футболку, гладили аккуратные ребра и динамично поднимающуюся грудь, остановившись на пирсинге. Юра стянул ткань брюк на аппетитной заднице, проскальзывая под жаркое тело, заставляя приподняться. Он рывками снимал с него ненужную одежду, отбросив туфли, и отпихнул их на пол. Он ловко провел наверх с оголенных колен до груди, захватив концы колючего свитера, быстро избавившись от него. Юра нетерпеливо стянул футболку через голову, взлохматив и так непослушные волосы, а потом стал неуклюже вытаскивать себя из штанов. Он чувствовал, как приятный холодок пробежал по телу. И он шумно втянул запах щиплющего сладостью кофеина и слез с Глеба, что хмуро оглянул его из-за паузы в их страстном увлечении.       — Момент!       Юрий выскочил из спальни в ванную, пытаясь найти глазами место, где он припрятал пару вещей от сестры. Он встал на цыпочки, дотянувшись до самой верхней полки шкафчика, на ощупь отыскав флакон со смазкой и последние несколько презервативов. Он старался быть шустрее, так что чуть ли не въехал в косяк в темноте.       Юра оглянул сидящего Глеба в привычной позе. Что-то делая с прической, тот как-то грустно глянул на упавшие волосы.       — Думаю, мне стоит постричься, — пробормотал альфа, явно не пытаясь сказать это громко, чтобы хоть кто-то услышал.       — О! — воскликнул Юрий, плюхнувшись рядом с ним, привлекая внимание к себе. — Тебе пойдет каре. Я не утверждаю, на мой вкус и цвет.       Глеб мягко улыбнулся, все же взглянул на принесенные вещи и взял флакон, прищурившись, пытаясь разглядеть этикетку:       — Ох, то, что я тебе советовал, значит? Это хорошо, — он скосил глаза на него. — Так ты хочешь заняться анальным сексом сейчас? Уверен?       — Я… — бета запнулся, почему-то чувствуя себя по-странному неловко. — Я хочу?       — В какой позиции хочешь?       — Я об этом не думал, просто в голову ударило. Эм-м… Давай чикаться?       Он непроизвольно протянул к нему кулак, однако на лице Глеба показалась смесь всех оттенков озадаченности, заставляющая его надуть щеки. Альфа наклонил голову, выпятив бровь:       — Что делать? Извини меня, — он нахмурился, как только Юрий стал в открытую смеяться. — Я иногда не понимаю тебя. В мое время «чикаться» имело пренебрежительное значение «возиться с кем-то». А ты о чем?       — Да я знаю об этом, но я имел в виду «камень, ножницы, бумага», — Глеб фыркнул и все же выставил перед ним сжатую ладонь. — Камень, ножницы, бумага; раз, два, три!..       Юрий ухмыльнулся, потому что имел странные навыки в этой игре еще с детства. А он думал, что никогда не пригодится! Глеб играл предсказуемо, явно не пытаясь думать: сначала ножницы, потом бумага и снова попытался ножницами. Юра взял раскрытую ладонь Глеба и робко поцеловал костяшки, ехидно глядя на то сожаление за упущенную возможность. Кто-то определенно хотел другого развития событий.       — Тебе что-то нужно для подготовки?       — Есть пара вещей. Мне нужно, чтобы мы оба помылись. Не смотри на меня так, это вопрос элементарной гигиены. Подготовлю я себя сам, и контролировать процесс буду тоже я.       — Контролировать… Процесс?       — Да, именно. Знаешь ли, я уже давно знаю, как мне нравится в принимающей позиции, так что я просто хочу, чтобы ты дал мне минимальный дискомфорт. Я уверен, ты под меня подстроишься. Взамен в следующий раз я подстроюсь под тебя.       — Ну, звучит справедливо. А вот если у меня есть свой темп, и без него я не смогу закончить? — он смущенно добавил. — Можем ли мы как-нибудь совместить наши предпочтения? Мне просто нравится делать это, ну, грубыми и резкими толчками.       — Пожалей меня, Юрий, я не такой молодой как раньше.       — Ага! Ты всегда так говоришь, когда тебе выгодно? — Юра нахмурился, когда Глеб нагло ухмыльнулся, запоздало спрятав насмешку на губах ладонью. — Ладно-ладно, а тебе-то что нравится?       — Противоположное тебе. Но мы все еще можем поменяться местами.       — О-о-о? А если мы поменяемся, когда кто-то из нас первым кончит? Сначала я, потом ты. Будем ебаться так, как это нравится нам, а потом посмотрим и сделаем выводы.       — Отлично. А теперь в ванную. Не закатывай глаза, пойдем.       Юрия Глеб выгнал сразу же, как только тот быстро ополоснулся, потому что не хотел чьего-то присутствия, пока готовится. Юра не стал мешать ему и думать о его странных принципах. Раз не хочет, пусть занимается этим сам. Он усмехнулся, когда прилег на прохладных простынях, распластавшись по всей постели, потому что отказываться от такой возбуждающей штуки, как пальцы Глеба глубоко в его заднице, он не станет.       Не прошло и пару минут, как в спальне появился Глеб, аккуратно пройдя к Юре, что перевернулся на спину. Но не успел встать, как альфа плавно уселся у него на паху, оставив возле него флакон с лубрикантом. Юрий притих, когда тот заставил завалиться назад, просто надавив на грудь. Глеб мягко улыбнулся, нагнувшись, держа его за щеки, уткнувшись носом в его хрящ. Когда проводил пальцами по чувствительным местам – горели скулы липким жаром. Губы мимолетно касались кожи, и как же тяжело ровно дышать. Он прильнул к шее, прикусывая кожу губами, играючи подтягивал, причмокивал, расцеловывал подбородок, шею, оставляя поцелуй на нервно дергающемся кадыке. Становилось жарко, и все тело горело, заставляя мышцы сжиматься от полусладкого томления.       Глеб выпрямился, ища что-то в комнате, вынуждая Юру следил за бегающими юркими глазами по очертаниям в темноте.       — Тебе помочь?       — Мне нужен ремень, — незатейливо заявил альфа, глянув на того, чье лицо выражало вопрос. — Хочу связать твои руки.       Юра молча запрокинул голову, чуть потянулся к краю кровати и нащупал брошенные брюки, стянув с них ремень. Только он не отдал Глебу и хищно улыбнулся, ловко отбросив ремень под кровать, стоило тому потянуться за ним. Бета прижал его к себе за талию, и – рывок – тот оказался под ним. Юрий самодовольно улыбнулся, притянув к себе его за бедра, поглаживая их, вновь ощущая кожей все крупные белые борозды. Он лег между ног, нависая над явно потерявшим спокойствие и беспрестанность Глебом, что съежился, чувствуя себя не в своей тарелке. Юра осторожно поцеловал его в лоб:       — Тебе не нужно всегда все контролировать, — вдруг заявил он, из-за чего Глеб удивлено вытянулся в лице и вскинул вверх брови, а потом неловко улыбнулся. — Ты всегда можешь меня остановить, если тебе что-то не понравится. Дай себе отдохнуть, — он подмигнул ему. — Я сделаю все в лучшем виде.       — Спасибо, — тихо произнес Глеб, отчего Юрий стушевался, краснея до ушей. — Что-то не так?       — Меня еще никто не благодарил за… Секс?       Он почесал шею, неуклюже ощерившись, стоило тому громко рассмеяться. Глеб обнял его лопатки, потянув на себя, скользил пальцами по спине, затянув его в поцелуй, который не хотелось обрывать.       Плечи то напрягались, то расслаблялись вновь. Юра постанывал, когда сжимали возбужденный ствол члена, гладили, лаская, а после еле касаясь, тянули вниз. Он прижался к паху, медленно двигая тазом, трясь почти что вставшим органом, и стал сердечно расцеловывать скулы и подбородок, лишь бы выразить то, как стучало в груди сердце. Медленно спускался вниз, касаясь губами ключиц, поднимающейся груди и сжимающийся от прикосновений живот, ненадолго останавливаясь на пирсинге пупка.       Шумное дыхание щекотало, от поцелуев горячо, отчего Глеб слегка подрагивал, искоса наблюдая за нежными действиями. Внутри все сжалось в крепкий узел, тянувший ершистые пульсации по всему животу вниз. Туда, где ласкал его Юра. Тот развел его ноги в стороны, целуя гладкими губами пах. Альфа слабо вздохнул в стоне, лениво поглядывая на макушку. Он жадно следил за каждым движением скользящих по бедрам ненасытных пальчиков. Грудь тяжело поднималась. Пальцы бегло прикасались к вялому члену, надавили на узел, оставляя пульсирующие ощущения покалывания. Глеб промычал от приятных ощущений, прикрыв ладонью рот, стоило тому, поцеловав головку, вобрать ее, смыкая на отчетливой полоске от обрезания пениса губы. Он втянул горячий воздух, прогибаясь под такими же горячими ладонями, щекочущими нежностью касаний поясницу. Альфа согнулся, чувствуя непроизвольный жар, прилипший к лицу, облокотившись на предплечья. Возбуждающие волны приятных позывов от ловкого расслабленного языка, смешивающего смазку со слюней, оглушали и так плохо работающие мозги, плавно отбросили его в безмятежность.       Юра довольно фыркнул и осторожно прикусывал венки на вставшем члене, освобождая из груди глубокие вдохи. Глеб удовлетворенно прикрыл глаза, когда губы обхватили влажную головку, плотно сомкнувшись, скользнули вниз, заглатывая почти весь пенис, сдавливая щеками и языком. Мягкие пупырышки шершавого языка ловко скользили по опухшему стволу, чувствуя каждую пульсацию в нем. Он смял мошонку в ладони, услышав ответный низкий хрип. Пара заходов по половине члена, и дает понять по сводящим с ума судорогам в паху, что еще немного оральных ласк – пенис изольется густой спермой прямо в глотку. И как бы Юре не нравилась эта мысль, чувствуя в предсемени сладкие отголоски кофе, отстранился, похлопав по бедрам, чтобы оставить эякуляцию на потом. Глеб хмыкнул, расфокусировано глядя, как тот вновь поднялся к нему, сминая к себе, расположив ноги на своем тазу.       — Хорошо? — прошептал бета, дрожа всем телом от нахлынувшего возбуждения. Тогда руки медленно и эффектно поползли по вздрагивающему животу, расправляя согнутое тело, невольно собирая капельки пота в ладонях. — Я надеюсь, тебе хорошо.       Тот усмехнулся. Юрий прижался к нему, как только Глеб поманил его пальцем к себе. Альфа запустил пальцы в пушистые волосы, в жесткие на ощупь, слегка играясь, поцеловав в лоб и кончик носа. Юра полностью лег на него, одаряя жаром собственного тела. Глеб чувствовал горячий пульсирующий возбужденный орган на собственном паху, пока бета, оторвавшись от шеи, обдаривал поцелуями скулы, мимолетно губы. Внизу живота что-то неистово кололо, приятно тянуло, а член сильнее пульсировал от соприкосновения с грубой и горячей кожей Юры, который порой хрипло стонал прямо в ухо, заставляя сильнее прижимать его к себе. И не хотелось никуда отпускать теперь, требовательно обняв ногами талию.       Глеб привстал на согнутых локтях, сыто облизывая мокрые губы, голодно и прожорливо рассматривая невероятно красивого мужчину перед собой, завладевшего всеми мыслями. Он заворожено потянулся к нему, приобняв, когда тот попытался дотянуться до флакона. Альфа навалился сверху, оседлав его, кусая и целуя солнечное сплетение, мелко пробегая пальцами по всем шрамам. Он ущипнул его за ягодицы, услышав недовольное шипение. Белые подушечки пальцев, коснувшись блестящих от капелек пота висков, одним мазком зарылись в мокрые волосы. Юра расцеловал каждый участок лица, не давая возможность на ответные чувства, пока тот сам не перехватил инициативу, кусаясь и щипая в разных местах. Все тело покрыли розовые щиплющие следы.       Глеб судорожно выдохнул в чужие губы, мелко трясь о бедро, постанывал и терял последние частички трезвости. Он чувствовал, как мурашки пробегают по телу каждый раз, когда Юра проводил пальцами по чувствительным местам, точно зная его всего и слабости, хотя просто делал это наугад. Ощущал, как горели скулы, когда губы касались его на загривке, стоило ему позволить делать все со своим телом. Понимал, как жаркая волна заставляла тяжело задышать и сжиматься, когда белесые волосы щекотали щеки. Глеб хотел ощутить эти чувства полностью, разморенный всеми ласками. Всецело и в данный момент. Он хотел Юру, хотел прямо здесь и сейчас. Хотел быть с ним.       Юрий прижал его к себе за ягодицы, когда понял, что они оба лежали друг другу лицом на боках, нежно ласкаясь, где вздумается, вдыхая запахи тел: кофейный мускусный и крохой запаха молока, который чувствовал только Глеб. Он привык различать эмоции, отчего парное молоко, понятное ему лишь потому, что выбрал запах Юры, сдавил его неоправданной паникой. Молоко не имело в себе признаков того, к чему он привык. Только то, что родным запахом из далеких и счастливых воспоминаний обладал выбранный им человек, что дал ему разрешение выбрать его. Однако, чувствуя каждой клеточкой тела сжимающиеся на нем горячие ладони, повторяющие все изгибы и неровности, требовательные губы, теплые кончики пальцев, обнявшие его, и полное спокойствие в голубых глубоких и непередаваемо игривых глаз, – Глеб постепенно забывал все. Для него остался только Юра. Только он, требующий намного больше ласки, чем кто-либо еще, и отдающий ее в двойном размере.       Юрий развалился на нем, ласково расцеловывая спину, как только тот лег на живот. Все его мышцы горели в желании и тактильном голоде. Несмотря на спутанности в мыслях, он надел презерватив, прижавшись к тому еще сильнее, целуя в ухмылку и в ямочки. Он выдавил большое количество смазки из флакона, лишь бы сделать все не таким болезненным, каким был его первый раз. Юра сглотнул, когда Глеб встал в более удобную позу, опираясь о предплечье. Бета вдруг покраснел, ощущая себя до странности смущенным, и все же, придерживая того за живот, он остановился, прижав член к промежности. Послышался смешок, и Глеб шутливо глянул на него через плечо:       — Не бойся, — Юрий хмыкнул, покривив губой, и тяжело сглотнул. Он аккуратно попытался войти, однако от количества смазки его член просто соскользнул, тогда послышался смех. — Тебе помочь, бедняга?       — Не смешно! Этого никогда не происходило раньше.       — Охотно верю.       Глеб встал на коленях, опираясь о чужую руку, держащую его туловище, и осторожно опустился назад, пропуская в себя чужой половой орган. Он поджал губы, чувствуя сначала головку члена и неприятное чувство растяжения, пытался восстановить дыхание и сесть определено медленно во всю длину. Жжение и чувство постороннего вызывали тянущий спазм. Внутри все невольно сжалось, стало тесно и жарко, когда он плотно прижался ягодицами к бедрам. Юра тяжело задышал от сжатых на нем мышц, аккуратно растягивая их. Он опустил подбородок на напряженное плечо, медленно проводя по все еще вялому члену рукой, минимально перебивая неудобство, заставляя Глеба сжаться сильнее.       Альфа схватился за волосы на затылке, прижимая к себе, прикусывая кожу на щеке, останавливаясь лишь для того, чтобы назвать Юрия умницей. Пальцы потягивали мокрые корни, массировали и иной раз дергали. С губ вырвался протяжный хрип, когда Юра стал медленно двигаться с громким хлюпаньем из-за смазки. Он тихо постанывал сквозь периодических шлепков, которые становились громче с каждым толчком. Он сжимал бледные кисти до красных следов и жмурился, когда тот проникал еще глубже, ритмично приподнимая бедра. В паху жгло сильнее, сводя мышцы ног до самых ступней, невыносимо тянуло и пульсировало, а член сильнее набухал кровью от соприкосновения с массирующей грубой и горячей ладонью, так легко скользящей по всей длине.       Глеб вытянулся и прильнул к холодным простыням, тогда Юра сделал упор на спину, нависая над ним, ловко двигая бедрами. Сначала медленными движениями, легкими, чтобы не сделать больно, а после с разрешения ускорился. Судороги в ногах напрягали мышцы непосильным огнем, заставляющего Юру громко сопеть, нередко прижимаясь к спине, утыкаясь в взмокшую макушку. Он быстро поймал темп Глеба, подстраиваясь для него, и в благодарность тот начал двигать тазом, до восклицаний удовольствия прижимая его член бедрами при скользком выходе. Он толкался назад так, чтобы каждое чувствительное местечко интенсивно ласкалось для Юры. Звонкие шлепки и удары о мокрую плоть казались слишком тихим звуком по сравнению с их яркими вздохами и стонами, которыми они показательно выставляли собственное удовольствие друг от друга.       Юра не ощущал присутствия мыслей в голове. Все, что понимал, это то, как непередаваемо сексуально выгибался и извивался Глеб. Низ живота начал гореть волнами, распространяя каждый маленький толчок внутрь. Юрий навалился на него сверху, заскулил, придавливая всем тяжелым телом. Он покусывал шею до быстро исчезающих следов, целовал или просто тыкался носом, заставляя того рокотать и тут же довольно хрипеть, расцарапывая поясницу и спину, куда мог дотянуться ногтями; елозить по влажным простыням и неосознанно дергать ногами.       Тело все напряглось, до безобразия вытянулось. Юрий непроизвольно приподнял таз, выгнулся, вытянул руки, стиснул челюсти до скрипа и зажмурился до узоров в темноте. Он схватился за талию, расставил ноги поудобнее и активнее двигал бедрами, прижимая каждый раз чужой таз до отчетливого хлюпа или шлепка. Глеб внимательно глядел на него, как только тот захныкал от настигающего оргазма, заставив того утробно клацнуть зубами и терять голову от того, как тот вздрагивал всем телом. Бета втянул воздух и засопел, иногда срываясь на стон, пробирающий на мурашек.       Юра протяжно вскрикнул, выгнувшись по всей длине, как только ощутил, как мышцы сократились, а потом снова, оставляя в голове только белый шум. В ушах звенело от удовольствия, и он широко открыл рот, высунув язык, ловя еле уловимый воздух в душной и жаркой комнате. Два последних спазма были порядком слабее предыдущих, но белые вспышки не давали никак отреагировать, продолжая дергаться. Глеб с завидным наслаждением простонал, стоило тому излиться, кривясь от испытываемого экстаза.       Юра затих, тяжело дыша, сжал простынь пальцами, когда его повторно и невыносимо накрыло жар в тазу, в промежности и в голове. Он содрогнулся, ощутив удар в паху и, сжавшись весь внутри, простонал от мучительно-сладкого последнего спазма. Он улыбнулся, мелко дрожа от покалывания. Нелепые звуки из-за обильного количества лубриканта заставили его покраснеть. В глазах темнело, но он отчетливо все еще слышал, что Глеб что-то делал возле него. Потом он тихо выдохнул, когда его осторожно повалили на спину.       — Моя очередь, — хищно заявил Глеб, завладев его кистями, плавно запрокинув их за голову Юры, игриво рокоча и тяжело дыша. Он смотрел на него на удивление размытым взглядом, разгоряченными щеками и явным желанием продолжить начатое. — Ты готов?       — Так точно, капитан! — весело воскликнул он с поднявшимся до предела настроением, с легкостью вырвал свои руки из слабого захвата, найдя возле себя флакон, вручив его альфе. — Если вы окажите мне услугу, капитан.       Глеб усмехнулся, сползая вниз, тогда Юрий растопырил ноги в стороны, поднявшись на предплечьях. Альфа выдавил себе смазку, размазав по всему пальцу, а потом на промежность. Юра сомкнул губы от смущения, когда скользкая и прохладная жидкость стала стекать вниз. Глеб ловко поймал пару тягучих капель до того, как те бы упали на простыни, медленно поднимая их с промежности до яиц, а потом увлеченно проскользнул вниз, проникнув одним пальцем вовнутрь. Бета прижал нижнюю губу, увлеченно разглядывая, однако Глеб тут заставил его лечь обратно.       — Не подглядывай, — кокетливо прошептал, сомкнув кисть под подбородком, чтобы тот не смел подняться вновь. — Будь хорошим мальчиком.       Когда добавил еще один палец, вставил глубже, найдя шероховатое место. Раздражение уже не казалось таким важным, когда его начали ласкать, разгоняя по всему животу сладкие волны. Гладкая ткань сама требовательно затягивала их, сжимаясь вокруг пальцев. Глеб улыбнулся, когда Юра расслабленно прикрыл глаза, растянувшись от удовольствия. Сгибая пальцы, расширяя мокрые стенки, небрежными, но быстрыми движениями поглаживал пальцем простату. Юрий стиснул зубы и бедра, втягивая живот, но альфа даже и не думал прекращать, заставляя того громко стонать и прогибаться, сжимая пальцы ног до обеления, от невероятно жарких ощущений наслаждения. Он хрипло выдохнул, стоило движениям прекратиться. Недовольство распространилось по всей нижней части, обрушив на нее волну яркого жара.       Глеб наклонился к лицу, сев на колени, и ощущал разгоряченное дыхание и пыл чужого тела. Он усмехнулся, заметив, как мелко дрогнули мокрые ресницы, коснулся кончиком носа до чужого и ластился, слегка дотрагиваясь до припухших губ. Юрий вдруг укусил его, заставив того игриво зарычать. Руки остановились на ягодицах, рывком притянув к себе ближе, сминая в ладонях, заставив полностью лечь на мокрое тело, ощущая, как сердце того быстро бьется. Голубые глаза смотрели прямо в его, помутневшие и явно любящие. Юрий поцеловал его в губы, позволяя проникнуть чужому шершавому языку. Альфа не целовался, старательно лизался, а потом сильнее сжал зубы на губе, заставляя принять вызов. Они кусали друг друга, пытаясь вновь выиграть в какой-то выдуманной игре, однако кто-то из них все равно должен был выиграть. Глеб не позволял Юре разорвать поцелуй для того, чтобы ответить, посасывая и прикусывая, ловил каждый сорванный сиплый выдох, словно последний. Глеб еле как смог заставить себя оторваться, чтобы разглядеть раскрасневшиеся губы и следы зубов.       Юрий шире улыбнулся, обнажая зубы, невольно любуясь Глебом с давно расфокусированным взглядом, волевой грудью, мягким округлым животом, касающимся его члена, и большими, черт возьми, сексуальными бедрами, захватившими его, будто бы тот куда-то мог убежать. Тот подцепил ногтями упаковку презерватива и вытащил, сразу же натянув на пенис. И Юрий быстро лег на бок, как ему казалось, будет удобнее и не так больнее.       — Трахни меня жестче, только спину не повреди, — дразня, начал он, пытаясь как-то отвлечься от волнения, и вытянулся в мурашках, стоило Глебу спокойно, но достаточно грубо отодвинуть бедро, открывая себе промежность. — О-о-ух… Так… Черт…       Альфа уперся рукой о таз, получше смазывая смазку на пенисе, разведя бледные ноги чуть шире, и наконец-то приставил головку к сжавшимся мышцам. Юра отвернулся, жутко краснея, слыша, как сильно стучит сердце в висках, попытался сглотнуть накопившиеся слюни. Он зажмурился, стоило Глебу медленно входить.       — А-а-а, — прошипел Юра, стягивая в пальцах простынь, хмурясь. — Быстрее давай!       — Тебе будет больнее, если…       — Оставь свою жалость слабакам! — он услышал смешок, но был слишком перевозбужден, чтобы хоть как-то реагировать. — Трахни меня, блять, трахни!       Глеб, посмеиваясь, все равно двигался осторожно, пока не почувствовал, как сжавшиеся мышцы стали потихоньку отпускать и не давить. А когда послышался хриплый стон, он понял, что скользнул по простате. Член хлюпнул смазкой, ловко войдя полностью. Глеб позволил себе томно выдохнуть, чувствуя тугие ткани, вновь крепко сжавшие его. Юрий прикрыл глаза, привыкая к инородному, окутывая член новыми горячими потоками смазки, как ему казалось, потому что чувствовал он себя ужасно мокро внутри. Он аккуратно перемахнул ногой, твердо уперся ступнями в кровать, и, приподняв таз, рывком поднялся, заставив Глеба плюхнуться назад, удивленно охнув. Юрий скорчился от пульсации в животе, а после ухмыльнулся, поймав кисти рук, когда тот потянулся к нему. Сплел пальцы с чужими, что крепче схватили, несмотря на липкость от пота.       Глеб начал двигаться бедрами вперед и плавно назад. И Юрий глухо застонал, мелко подрагивая, непроизвольно направляясь в ответном темпе. Альфа гладил его пресс, провел кончиками пальцев от пупка до паха, ласкового играясь с волосами, заставляя того блаженно прикрыть глаза и прикусить красные губы. Затем плавно сжал в ладони слегка вялый член, долго и медленно двигаясь по всей длине, мимолетно останавливаясь на чувствительной головке, измазанной в семени, и возвращаясь обратно, плотно вытягивая пульсирующую кожу. Его темп медленный для Юры, но сейчас это даже было к лучшему. Бедра двигались лишь в таком направлении, в котором затрагивалась простата, вызывающая по всему телу неутолимое наслаждение в ярких красках. Он осторожно убрал кисть со своего живота, преподнеся к губам, поцеловал тыльную сторону ладони, увлеченно смотря в полуоткрытые влажные глаза. Бета наклонился, прижимаясь к чужому мокрому и пропахшему их запахами телу, целуя и лаская требовательную кожу.       — Мне так нравится… — начал он, и его тут же прерывает долгий слишком чувственный поцелуй, в котором самое страстное то, как сильно чужие зубы оттягивали кончик языка, как они кусали его, уголки и верхнюю губу, выражая требование не заканчивать. И Юрий подчинился, обхватывая спину руками, поглаживая лопатки.       Он, содрогнувшись, пылко обнял его, не замечая, как вытягивается и вновь сгибается собственное тело под ласками нежных рук. Каждый шелковый поцелуй будоражил сознание, заставляя запрокинуть голову и жадно заглатывать воздух, открывая шею к новым прикосновениям. Пальцы оттягивали волосы на затылке, горячо целовали кадык любимые губы. Одним ловким движением Юра убрал мокрую прядь волос со лба и поцеловал его, прижавшись к Глебу.       Пах обдало жаром и недолгими судорогами, после чего Глеб сморщил брови тихим вздохом, который тут же поймал бета, забирая внимание к губам. Альфа затих, и тот сделал настойчивое движение навстречу, с глухим шлепком соприкоснувшись с чужим пахом. Глеб резко вцепился в его бедро, когда неожиданно слишком быстро кончил. Юрий удивленно раскрыл глаза, приоткрыв рот, наверное, из-за этого даже забыл вдохнуть. Глеб моментально покраснел, стушевавшись, не зная куда себя деть, чтобы избавиться от стыда, сковавшего его.       Юрий фыркнул, вставая, глядя на полный презерватив и, к несчастью, упавший член:       — Старость не радость, — неосознанно выдал он, слишком увлеченный всем этим. И только тогда, когда смущение пропало на лице Глеба, оставляя за собой удивление, Юра понял, что выдал. — Твою мать… Глеб, эм-м…       Глеб казался выбитым из калии настолько, насколько данное высказывание было лишним в эту минуту. Бета вскочил сразу же и схватился за плечи, когда тот отстраненно поднялся. Он словно хотел остановить его, хотя тот даже не шевелился больше. Не колыхнулся лишь потому, что на него обрушился шок всего мира. Юрий весь раскраснелся, нервно посмеявшись над своим же глупым поведением.       — Глеб, это нечаянно вырвалось, — хрипло выдавил он, а тот только нахмурился, скрестив руки на груди. — Я не имел в виду, что ты старый.       — Ты не имел в виду, что я старый, сказав «старость не радость»? — он скептически приподнял бровь и тяжко вздохнул, помотав головой. Глеб погладил его по голове, усмехнувшись. — Думаю, в каком-то роде ты считаешь меня старым. Это нормально, Юрий, я и сам это понимаю. Мой сын зовет меня стариком, но я не думаю, что он хочет меня обидеть этим словом, как и ты, так ведь? Через два года мне уже будет пятьдесят, так что все в порядке.       — Через два?..       — Ох, да. В пятницу мой день рождения, так что да. Через два года. Время летит быстро.       Юрий подскочил на месте, словно ошпаренный, напугав Глеба, что чуть не упал назад, быстро подхваченный им:       — Ой, этот… У тебя скоро день рождения?! Почему ты не сказал мне об этом?       — Я… — он казался растерянным от столь бурной реакции, и Юрий виновато опустил голову, смутившись. — Ну, ты не спрашивал меня, да и я в последние годы его не отмечаю.       — А хотел бы?       — Если только в кругу семьи, — он грустно улыбнулся, поправив спадающие локоны волос за спину. Юра взял его руки, поглаживая костяшки, заставив ямочки появиться на щеках. — Ты как раз можешь познакомиться с моей семьей.       — И сколько человек в твоей семье? Это, ну, чтобы я знал, эм-м, с кем мне придется знакомиться.       — Пока что только мой сын. Надеюсь, вскоре и ты будешь моей семьей, — он нежно рассмеялся, когда Юрий, стремительно рдея, обнял его, прижав его к груди. — Или я не могу так говорить? А, Юрий?       — Ах, ты и еще стебешься надо мной, старый жук!       Юрий вдруг поднял руки Глеба вверх, и тот не успел отреагировать, как пал жертвой щекотки подмышек, пытаясь выбраться из тяжелого плена Юры, слезно хохоча и порой кусаясь в ответ.