Не место для сказки

Сгустился вечер, утопил мир в синей дымке, мрак свернулся клубком в доме, с недавнего времени чужом. От усталости тело было как деревянное, но сон не шёл. Плечо затекло, Ваня поднялся с лавки, глядя перед собой. Покусывали догадки, одна другой хуже. Мог ли колдун нарочно братьев забрать? Что в нём было такого особенного? И сколько людей уже по его вине полегло, коли так… Не в силах справиться с этими мыслями, принялся ходить по комнате, надеясь довести себя до изнеможения. На столе остались связки баранок, и он скусил парочку с нитки. Из комнаты выходить было страшновато, но он ведь был уже не заперт. Да и здесь, под косым потолком на жесткой лавке, без ставших уже привычными кошмаров не заснуть. Потому взял Иглу из-под скатерти, обернул клинок в портянку, прежде чем заткнуть за голенище. Неплохой повод подыскать ножны. И с ней не так страшно к нечисти выходить. Тихонько отворил двери, выскальзывая в коридор. Темнота сгустилась пуще прежнего, и даже неуютно стало от того, что возле терема больше не стояло стражи. Щеколда одна отделяла от чужого ныне дома, щербатая досочка меж миром живых и воплотившимся кошмаром. Пошёл вниз по лестнице, стараясь не скрипеть. Но одно дело было ходить здесь при дневном свете, когда переходы между мирами ясно видны, и совсем другое — брести в темноте, едва рассеянной огнями со двора. Даже не удивился, когда под подошвой скрипнул лёд, шершавый от снежных трещин. Попробовал повернуть назад, но там, откуда только что пришёл, мерцал слабый зелёный свет. Арки пологие и кованые, инеем схваченные решётки уводили коридор в утробу лабиринта. Из бревенчатых стены стали каменными, узор изморози на окнах заиграл сизыми переливами. Ваня глубоко вдохнул колкий мороз и пошёл к свету. Перед ним вырос очерченный мерцающим светом дверной проём, двустворчатые двери, испещрённые резьбой, едва притворенные, от них тянулся по льду тонкий лучик света. Он приблизился, силясь заглянуть. — Вань, а Вань, — послышалось за спиной. Рывком обернулся, отскочил от высокого парня, вроде молодого, а с проседью в волосах, что смотрел с хитрым прищуром. Тот самодовольно поиграл бровями, наслаждаясь произведённым впечатлением. — Не признал? — Кот, — выдохнул Ваня, сам не до конца понимая, где видит сходство между тем чудищем и этим тощим пройдохой. — Вот то-то же. Баюн оказался выше Вани на голову, с широкими скулами округлого лица, да длинными, стянутыми в хвост волосами, соль с перцем. Носил узкий пепельный кафтан, подпоясанный полосатым чёрно-сизым кушаком, что кисточками, точно хвост, за ним пол подметал. Изящную змеиную худобу подчёркивала пара поясков поверх, на них — кривые точно когти ножи с костяными рукоятями. За полами кафтана виднелись сапоги с загнутыми носами. Голову венчала валяная шапка, промятая посередине будто под два треугольных уха. Кот шагнул к нему и крепко обнял, гортанно мурлыча. Ваня распробовал, что от него кровью пахнет, с опаской проследил, как кончик волос у поясницы сам по себе из стороны в сторону двигается. — Чего пришёл? — Уж не рад ты мне, спаситель мой? — осклабился тот во все зубы. — А если я тебе служить хочу? — Так я и поверил, — вырвался из объятий Ваня, держа кота за запястья и рассматривая заострённые ногти. — Вы, кошачье племя, хозяев не признаёте. — Но добро помним, — сощурил тот раскосые глаза. — Я тебе помогу, в беде не брошу. Благо, знаю и эту сторону, и ту, и меж ними свободно хожу. Ты про меня только не говори никому, а в особенности царю костяному. — Как послужишь, — хмыкнул Ваня. — По рукам, — улыбнулся тот, без опаски проходя за двери. Ваня помедлил на пороге, но тоже прошёл в комнату, залитую светом множества клеток с порхающими светлячками. Проволочные клети, точно колонны, от самого сводчатого потолка спускались к массивным обеденным столам. Баюн прошёл вдоль такого, ведя рукой по белой, будто бы костяной древесине. Ваня различил, что под тканями разложены здесь тела. Вздрогнул, оглядываясь по сторонам: — Что это за мертвецкая… — У царя нежити каждая вторая комната — мертвецкая, — заметил кот. — Но именно эта — оружейная. Он подошёл к дальней стене, полностью забранной косою решёткой, отливающей старой медью. На скобах и крюках висели щиты, мечи в красивых ножнах и секиры, шашки, копья и топоры, пара двуручников. От пола до потолка всё было увешано новым, дорогим, полированным до блеска оружием. Предчувствие кольнуло его, и Ваня пригляделся, замечая у кота на поясе несколько увесистых кошелей и столовых приборов. — Ты его грабишь, — скрестил он на груди руки. Баюн повёл плечом, раздражённо приподнимая верхнюю губу. — Хочешь меня остановить? — с ленцой протянул, касаясь древка огромной секиры в полтора ваниных роста. Ваня попятился, но тот лишь усмехнулся. Перевёл взгляд на изящную длинную саблю, ведя длинными воровскими пальцами по резным ножнам. — Мне милее такие когти. Но ежели чутьё меня не обманывает, здесь спрятан секрет. — Кот поворотил нос на лежащие под тканью тела. — Есть мысли, царевич? Они заговорены встать на защиту богатств. — Сколько нужно прожить, чтобы видеть такие чары? — Нужно знать, куда смотреть, видишь ли… Ах, — кот потянулся, подошёл к клети светлячков, завороженно следя за танцем насекомых, облизнулся, — чего ради тебе объяснять… в общем, любые чары требуют своих амулетов, предметов, кои эти чары держат. Ценней всего такие штучки у оборотней. Заберёшь амулет — навсегда оставишь в том облике, в котором сейчас перевёртыш. По секрету, я здесь за этим. Ваня нахмурился, но смолчал. Не его это дело, чьё обличье хочет выкрасть кот. — Нужно забрать у этих трупов… — Кольца, — подсказал кот, демонстрируя коллекцию краденных перстней на нитке. — У него, считай, вся магия в кольцах держится. Царевич откинул ближайшую скатерть, наблюдая под ней одоспешенного мертвеца. На руке и правда было кольцо. Он хмыкнул, сняв его. — Делов-то. Кот улыбнулся, кивая на остальных. — А ты что, белоручка? — Вань, — раздраженно передернул плечами тот. — Это спящие. Спящие, но оттого не менее... бр-р... мёртвые. Лучшие воины, при жизни ещё для такой службы себя истязавшие. Сними, пожалуйста, кольца. Ваня принялся стаскивать с рук спящих амулеты, ехидно поглядывая на кота, что обходил мертвецкую. Когда все были обезврежены, кот снял со стены саблю и повесил её к перевязи тонких ремней на поясе. Заграбастал со столов пузырьки и флаконы с зельями, рассовывая по сумкам. — Осталось одно место, и тикаю нахрен, — процедил Баюн. — Проспорил я как-то одной ведьме, что сопру из сокровищницы Кощея неисчерпаемую чашу с мёртвой водой. Вань, бери что душе угодно, и пойдём в святая святых. Тот оглядел стену оружия, заметил небольшой узкий кортик в самом углу и снял с него ножны. Игле оказались широковаты, но всё лучше, чем изрезанная в клочья портянка. — С чего ты решил, что я не прикрою эту лавочку невиданной щедрости? — С того, что ты старика вроде как пришить задумал. — Возможно, — мрачно кивнул тот. — Но на дальнейшее планов пока что не строил. Есть в Нави кто похуже него, кто может в моё царство заявиться, хоть бы из мести?.. — Мстить за Кощеюшку разве что упыри пойдут, — задумался кот, подходя к двери и становясь на шухер. — А кроме него таких гадов... ой, много. Ежели Кощея не будет, эта сволочь ведь распоясается. Отсюда, до чужеземья в три стороны, а и с иных земель кто придёт, ежели в мире живых война начнётся. Навь, она крепко с вашим миром связана. Зеркальные отражения друг друга, точно два непримиримых близнеца. — Кот, — поднял на него глаза Ваня. — Какое мне дело до Нави? Тот осклабился, в полшага оказался рядом, склоняя голову. Двигался то ли как заправская куртизанка, то ли как восточный наёмник. И, когда на поясе кошачьем пересверкивала каменьями в ножнах сабля, Ваня отвратительно склонялся ко второму. Баюн желтоглазой тенью навис над ним. — Такое, что, ежели промедлишь, вряд ли домой-то возвернёшься. Но это так, совет да любовь, — он протанцевал к выходу из оружейной, виляя хвостом. — Идёшь, али бросишь друга в беде? Ваня чертыхнулся под нос и пошёл за ним. — Что за великая женщина, которая тебя вытерпела? Кот шикнул, прижимаясь к стене. Ваня быстро вжался во мрак, перестав дышать: и сам услышал неровные шаги. Мимо них прошли, волоча ноги, два человека в кольчугах. Темнота глубокими тенями залегла под шлемами, очерчивая черепа, обтянутые сухой, точно пергамент, кожей. Мертвецы носили тяжёлые топоры и палицы, костлявые ноги скребли по льду. Когда стража прошла, Кот тенью отделился от стены и завернул за угол. Не став дожидаться возвращения патруля, Ваня проскользнул следом. — Что это было? — шёпотом возмутился он, нагнав Баюна. — Упыри, — невозмутимо ответил тот. — Кощеевы слуги. Это в Яви он всем глаза отвёл, а так и туда их притащил. Универсальные воины. Ни еды, ни жалования не просят, только на тёплую кровушку падки. — Что?.. — схватил его за пояс Ваня, чувствуя, как деревенеют ноги. — Не вздумай проливать кровь, говорю. Почуют хоть с того края Нави. Что за звук? Это твои зубы? Ваня сжал челюсти, ни на шаг от кота не отставая. Упырей они встречали ещё два раза, второй патруль Ваня пропустил бы, не схвати его кот и не зажми рот: стояли мертвецы совсем неподвижно, единые с мраком, преграждая вход в один из залов. “Придётся поискать другой путь”, — процедил кот. В третий раз упырей было уже четверо, и на их поясах качались полуторные мечи, на спинах — круглые щиты. Он видел таких здоровяков только на войне, в рядах западных наёмников. — Свеженькие, — сплюнул им вослед Баюн. — Никак с поля недавней брани. Такие всегда сильнее, вот он их ближе к заветному и ставит. Мы на верном пути. — Он берёт трупы с полей битв? — Трупы сами к нему на службу приходят, — кот раздражённо сдвинул шапку на лоб, недовольный тем, что приходится нарушать тишину в столь напряжённый момент. Но Ваня мог думать только о том, насколько вероятно встретить здесь братьев. И что, если те служат царю нежити. — С того времени, как... толку тебе это рассказывать... В общем, знай, что миры плотно пересекаются. Есть точки идентичного соприкосновения, откуда и берут магию… В остальном, не твоего это ума дело. — Мне всё ясно! — насупился тот. Кот скептически вздёрнул бровь, крадясь дальше по коридору. Лёд здесь то и дело сменялся плоскими каменными плитами: те расколотыми глыбами уходили в толщину, пронизанную багровыми жилами и зеленоватым призрачным светом. Стены перешли из обледенелой гранитной кладки в белокаменный, точно костяной, барельеф. Ваня хотел остановиться и рассмотреть сюжеты, но кот торопил. И доносились нехорошие звуки, точно далёкие нотки какой-то жуткой, искажённой жизни: приглушённые голоса заморского наречия, постукивания и хлюпки, шаги по кругу множества ног. Ваня ёжился, не в силах определить источника звука. В следующей зале горел огонь, такой непривычно живой и подвижный. Баюн испустил шипение тлеющего фитиля, лёгким касанием ветерка растворяясь в воздухе. Ваня оглянулся, шаря взглядом по опустевшему мраку, уже хотел позвать беглеца, как темнота вплотную с ним нарисовала чернилами высокий силуэт. Удар кинул его к стене, воздух с тонким звуком покинул грудь, глаза уловили движение, как его плечо крепко прижали к стене, вжимая в плечо жесткие костлявые пальцы. — Ваня, — выдохнул Кощей, позволяя-таки огню бросить на себя полоску света. Силы у колдуна было не занимать, и, надо думать, застал он его не в лучшем расположении духа. Раз несло от него пуще прежнего склепом, спиртом и горьким дымом. — Что ты здесь… Ваня справился с дыханием, концентрируясь на глазах изо льда и отказывая себе в порыве заскулить и разреветься. Затылок саднило от встречи со стеной, под ослабевшей хваткой плечо ныло, грозя разразиться синяком. Ноги нашли поверхность пола, страх чуть унялся. За спиной колдуна виднелся очаг с пляшущим пламенем, круг пустых плетеных кресел. Место вовсе не показалось жутким, особенно в контрасте с патрулями мертвецов. — Тебя искал, не спится совсем, — буркнул, состроив злобную мину, хоть сердце и ухало в пятках. Одна Игла ещё успокаивала, сквозь ткань холодила голень. Он поднял ногу, упирая каблук в стену, готовый её вытащить. — После всех этих кошмаров… ещё и тут у тебя какие-то ужасы творятся. Тот взглянул на упирающееся в него колено, откинутую полу кафтана. Приподнял бровь, ослабляя хватку и касаясь шеи над воротом над бьющейся жилкой. Сердце не желало успокаиваться. — А я чем могу помочь? — он отпустил его плечо, и Ваня ничуть не пожалел, что во мраке не разглядеть выражения лица. Ещё одну ухмылку он бы не пережил. — Твоя забота. — Как скажешь, — его приобняли за плечи, заставив пройти ближе к огню. Прикосновения были осторожными, скорее чтоб задобрить, уверенно вели к кругу узорчатых плит и креслу, больше напоминавшему гнездо. Вблизи стало заметно, что сделано то из связанных верёвкою костей. Чьих, Ваня старался не приглядываться. Кощей опустился напротив, вытянув ноги к чугунной решётке. Огонь вылизывал каблуки и вышивку яркими бликами. Жёсткая ткань золотилась шёлком, золото сияло на длинных переплетённых пальцах. Ваня отвёл взгляд, наткнувшись на блеск серьги. — Так хочется испытывать удачу среди мёртвых… Не знаешь разве, что здесь безопасно только рядом со мной? — Я-то знаю, а прочие люди, поди, плутают в твоих хоромах. — Мало осталось прочих людей, — стылым ветром проговорил тот, и по спине пробежал холод. — Есть, что выпить? — Ваня поудобнее лёг между подушек, глядя на огонь из-под ресниц. Позади застучали кости. Он не оборачивался, когда сухая рука поставила перед ним кубок, полный до краёв. Только огладил подушечками пальцев ряд каменьев на бронзовом боку. — И почему огонь живой? — Это место соединяет два терема, служит связующим звеном между мирами, — вздохнул тот, наблюдая, как он осторожно отпивает кромку, облизывая губы. То оказался горячий мёд на пряных травах. Ресницы у Вани задрожали, когда тепло растеклось по телу, точно что-то глубоко спрятанное вдруг почуяло оттепель и пошевелилось от долгого сна. Мёд растаял на языке слишком быстро. — Не помню всего этого дома. Кощей подался вперёд, накрыл пальцы, едва согревшиеся, своей ладонью. — Миры не идентичны, — тот склонил голову, забирая у него пустой кубок и ставя на пол, обогнул кресло со спины, едва уловимым холодком сзади по шее. Скользящая на грани зримого тень. — Они имеют одну основу, но развиваются независимо друг от друга, тем не менее, иногда пересекаясь. Когда искусственно, когда самовольно. Со временем научишься их различать. Колдун присел на корточки подле него, кладя локти на поручень, заглядывая в глаза. Ваня проследил, как его руку забирают бледные тонкие пальцы, пробегая холодком по венам. Клонило в сон. Хоть более опасного места представить было трудно. — Научусь? — нахмурился он, когда тот снял с себя одно из колец, тонкое, из двух перекрученных между собой проволок, между которыми мерцал маленький чёрный камешек. — Я могу научить, — голос раздался ближе, за отсветами пламени тень колдуна сверкнула улыбкой. Ваня уронил голову, зажмурившись и вскинувшись от того, что его ноги подняли, закинув на поручень. Кощей оказался со стороны спинки кресла, взял его правую руку и надел кольцо на указательный палец. — Если, конечно, захочешь учиться. Если останешься со мной. Ваня поднял голову, касаясь щекой жесткого кафтана, борясь с тем, чтобы не заснуть прямо на нём. С его глаз убрали пряди, и он забыл, что хотел сказать. Здесь было спокойно, отсюда не хотелось уходить. И огонь играл мягкими отсветами на правильном лице, выточенном из кости, на волосах чернее вороновых крыльев. — Останусь, — выдохнул Ваня, закрывая глаза и роняя голову ему на грудь, сжимаясь словно в тёплой постели в руках своей погибели. И, проваливаясь в забытье, сжал пальцы на чёрной ткани от внезапного осознания: в груди колдуна было тихо. За этими рёбрами не билось сердце. — Ваша милость, — прорычал басом мрак, дыхнувший на огонь ветром и принёсший запахи леса. Тени покачнулись, и темнота обрисовала силуэт огромного волка. Ваня узнал голос Серого. — М-мм? — раздражённо протянул Кощей. — Государь, — оскалил волк крепкие клыки, покорно склоняя голову. — Велите казнить, не совладал с этой дрянью. — Вот как, — поднял тот брови, запуская руку Ване в волосы и прижимая его голову к себе. У того не было воли протестовать. — А лес-то успокоился, знаешь? Лихо наигралось. Серый поморщился, будто бы болезненно, хотя шрамов на нём не виднелось. Ваня успел подумать, куда тот ходил, как волк понурился ещё больше. — Ваша милость… Игла… пропала. Рука в волосах вздрогнула, повеяло холодом. Ветер ворвался в залу, трепля волчью шерсть и раздувая пламя во взметнувшийся столб. Уголки губ против воли потянулись вверх, но Ваня запретил себе злорадствовать прежде достижения цели. — Найди её, — голос был спокойнее льда, но рука на плече Вани сжимала острые когти. — Найди того, кто это сделал. И того, кто проболтался. Убей. — Да, ваша милость, — отступил во мрак верный волк. Сноп пламени рассыпался искрами, танцующими в воздухе под сводами терема, те горячими вихорками пронеслись над кожей. Ваня подтянул к себе ногу, касаясь твёрдости иглы за кожей сапога и перенимая спокойствие металла. Пока она с ним, даже у смерти в объятиях не страшно. Он зевнул, роняя голову на чёрный кафтан. — Спи, — рука провела по его лбу, и веки налились тяжестью. Тьма приняла и потащила на дно, в тёплые тягучие воды.