Он выгнул спину, разомлевший от мерных движений. Утопил затылок в подушках, в мягком спазме поджал ноги ему за спину, отозвался коротким стоном от ускорившегося темпа. Любовался искоса, когда поцелуи льнули к плечам. Подавался навстречу, перехватывая губы и завладевая вниманием. Смерть целовала тягучим раскалённым сургучом, долго и желанно. Проводил пальцы меж врановых прядей, по рельефу мышц, — тугих канатов под кожей мрамора. Ничего красивее не мог представить даже.
По плечам меж веснушек скользили огоньки свечей, вихрились искры царапинок, синячки расцветали под губами. Ему, нетерпеливому, прижимали к постели руки, не позволяя до себя дотронуться. В кожу стылым металлом впивались перстни, вели по ногам розовые полосы когти. Дыхание смерти в волосы мурлыкало, приговаривая золоту своему нежности, что заставляли заалеть до ушей.
Опрокинули его навзничь, притянули до упора, насаживая да покачивая. Он рвано выдохнул, упираясь макушкой в белую грудь. Движения не жалели, на поверхность доставали то, о чём и подумать не мог. Да однако ж и под темп подстраивался, и заставлял задерживаться внутри, с себя сбивая истому. И руки его уж направлял куда самому хотелось, не стыдясь своих желаний.
И сладко было в объятиях, что не дарили тепла, да только его одного желало чудовище, к нему ластилось. Сжимало упругую мягкость бёдер, подчиняло нежность меж них. А Ваня и рад был тянуться навстречу.
Как поднялся, так моргнули огоньки тусклых лучинок, цедящих по капельке зелёное пламя. Комната была до жаркого натоплена, а потому не одеваясь прошёл до высокого окна нагой белой тенью, поставил ладони на подоконник, в лицо дыхнуло сквозняком, остужая полыхающие щёки. Сквозь изморози узор моргали над лесом сонные звёзды.
— Здесь моё место. Где ты, там мой дом.
— Не там ищешь, я ведь здесь, — тот расправил простынь подле себя.
Ваня упал рядом, перекинул ногу через царя своего. Его притянули выше, руки спустились по изгибу талии, сжали мягкость ягодиц, проникая внутрь. Ваня зарделся от того, как схватило низ живота. Оседлал его, отказываясь ждать, пока тот потянется за флаконом с маслом. Покачался, находя нужный угол, протяжно выдохнул, чуть не мурлыча.
— Два дня прошло, а ты меня всё не отпускаешь, — тот подпер щеку кулаком, следя за его потугами опуститься ниже без смазки. — Тебе вредно воздерживаться, царевич.
— Я и не воздерживался, — сверкнул тот глазами из-под ниспадающих на лоб прядей. Кощей вздрогнул. — Я открутил от меча гарду, посадил на неё деревянное яблоко…
— Ну и молодёжь пошла. В моё время по чужим херам прыгали… — кисло пошутил тот, протягивая Ване фляжку с маслом. — То я думаю, отчего там столько щепок.
Ваня замер, побледнел даже, но расслышал глухой смешок и плеснул масло на него. Кощей равнодушно стёр ещё один потёк, скользящий между пальцев. Одним больше на белой груди с очерченными за кожей рёбрами.
— Эй, — возмущённо поднялся с обмякшего члена. — Ты же это как-то делаешь…
— Так же, как поднимаю руки или своё желание жить по утрам. Царевич, если ты не заметил, я — ходячий труп, полный обаяния, сарказма и тёмного колдовства. На чём и держусь.
— Заметил, — буркнул Ваня, вставая и снимая с изголовья свою рубашку и натягивая тонкую, щедро украшенную бисером снежную ткань, тотчас поцарапавшую чувствительную кожу.
Едва до середины бедра, в злую насмешку ещё и с разрезами по бокам. Подпоясал шнурком светлого девичьего волоса. И то была ещё не самая странная одёжа из любезно предложенной ему царём. Сквозняк стал ощутимее, вроде даже начало задувать снежинки. Одна упала на бледную кожу в прожилках синих вен. Не растаяла.
— Только ты не на одном этом держишься, — не удержавшись, ляпнул и тотчас прикусил изнутри щеку.
— Там ещё несколько десятков пунктов, — согласился тот, из-под ресниц следя за тем, как Ваня распахивает шкаф и дёргает с плечиков единственную знакомую вещь, — считая краткость и скромность. Или я
что-то упустил?
Ваня выдержал взгляд, подходя к перине и наклоняясь над колдуном. Коротко поцеловал поверх жёсткой линии губ, тут же отстраняясь и накидывая на плечи старый свой кафтанчик.
— Нет, — улыбнулся напоследок, прежде чем выскользнуть за дверь. — Сейчас вернусь.
И благо, что не обернулся, не увидел адресованного ему взгляда. Коготь со скрипом высек спираль дерева.
В коридоре зябко выдохнул пар на воротник, сползая лопатками по закрытой двери. За окнами-бойницами сверкала россыпь огней города у подножия, под плотной шалью извечной метели. Не оставляло его чувство, что кот замыслил что-то недоброе. И он к этой дряни оказался причастен. Дёрнуло ж стоять на своём, промолчал бы, сейчас бы больше знал, когда бы при себе его оставил.
Как на исходе первого дня его, спящего, на руках принесли в эту комнатку, как положили на кровать, заботливо устраивая под одеялом, так Ваня ухватился за ворот мантии, открыл глаза и велел запереть двери. С тех пор вот только вышел. На удивление, на своих двоих. Никак последний побег из дому укрепил мышцы, что те дали и натешиться досыта. Куда отсюда идти искать отхожее место, понятия не имел. Когда по внутренней стороне бедра текло, заставляя под нос ругаться. И думать, что ж это за субстанция, которая у ходячего трупа быть может. Смазка для костей, или что похуже.
Лёд скрипел под ногами, в прозрачную глубину тянулись багровые трещины. Да с чего им багровыми-то быть… Ваня остановился под мерцающим светильником, округлившимися глазами рассматривая затёртые кровавые разводы на льду, да снежные прожилки пропитались насквозь, не позволили и самым дотошным слугам скрыть правду. Этажом ниже полыхнул тусклый огонь, за прозрачным льдом показались неверные бредущие тени. Четверо упырей волочили за собой человека в изорванной одежде, сплошь покрытого свежими ранами от пыток. Цепи чёрные от засохшей крови гремели за ними. Вот пленник поднял взгляд, безразлично скользнувший по нему, и тут же погасший в беспамятстве.
Что за чертовщина творилась в этих стенах… Ваня поёжился, припустил дальше, не задерживаясь у ниш за плотным сумраком, развешанным по стенам мечам и копьям. Скалящимися со щитов клыкастым черепам, точно гербам ужасающей армии, в бой пошедшей под знаменем самой смерти. Не обращая внимания на шорохи под потолком, перезвон сосулек, сбежал со ступеней, крытых половиком. Рука наскочила на щепки, скользя по перилам. Он замер в полшага от падения. Несколько ступеней были проломлены, в зияющую дыру дышал ветер, на дне пропасти белели крыши города. Он обошёл провал по стенке, проваливаясь пальцами в борозды от когтей, изорвавшие камень.
Попал в залу, где растекался по медным чашам огонь у подножия массивных колонн. То, что сперва за ветер принял, обернулось слабыми стонами, что доносились из-под сводов. Старые, в плащаницы закутанные упыри бродили меж колонн, в одной руке по фонарю, в другой — по длинному копью, уколы которых будили прикованных пленников. Вниз по барельефам камня струилась кровь и нечистоты, от них шипел огонь. Ваня пробежал залу насквозь, зажимая нос и рискуя привлечь внимание стражи.
Происходящее не могло быть явью. Стены Чёрного Терема стонали от количества напитавшей их крови и боли. В лёд вмерзли тела. Половики пытались хоть немного прикрыть насквозь розовый пол. Под сводами гуляло эхо далёких криков. Упыри, навстречу попадавшиеся, были сытые, румяные, всё равно что живые. Льда трещины багровели, напоённые рудой свежей, с них капало тошнотворным тёплым дождём на нижние этажи. И Серого не видать, ну как станется, что по всей Нави мотается за предателями. Ночь показалась темнее всех прежних ночей, точно само небо зажмурилось тучами, перепуганное под ним творящимся.
Уж не разбирал дороги, бегая из одного кошмара в другой, тщетно пытаясь вернуться.
За очередным поворотом наскочил на что-то мокрое и маленькое, взвизгнувшее под ногами. Ваня заорал, когда его схватила ледяная лапа, покрытая липкой слизью, попыталась зажать ему рот. Он ударил, но промахнулся и заметил сверкнувший во мраке нож. Мир поплыл, он грохнулся на лёд, успев подумать, что умрёт без штанов. Но сталь оказалась всего-навсего стеклом. Тварь в бесформенном чёрном одеянии квакнула и пригубила из бутыли какого-то зелья.
— Богиня милосердная, — сплюнула Василиса, откидывая капюшон и принимая человеческий облик. — Я только с топей, а у нас опять гости. Чего ты тут бродишь как душа неприкаянная, не видишь разве, что военное положение в царстве?
— Напугала, жаба зелёная, — поднялся Ваня, прикрываясь полами кафтана, но Вася каким-то чудом всё рассмотрела и прыснула в бутыль. — Может, объяснишь, что тут за ужас творится?
— Чего у Кощея не спросишь, — та пригладила распущенные волосы, прежде чем убрать их под платок.
— Я ему, кажется, настроение испортил. Вот и сбежал.
— Беги сразу в Явь, — кисло растянула та губы. — В последнее время портить ему настроение ой как небезопасно. Даже я ни свет ни заря сбегаю практиковаться. Кстати, раз уж ты пришёл… Где… она? У меня образовалась кандидатура на убиение.
Ваня прислушался, не затаились ли под потолком вороны, нет ли поблизости упырей. Не сомневался даже, что из-за Иглы такой переполох.
— Забудь, — отрезал, проходя мимо Василисы. — Далеко она. В надёжном месте. Там и останется. Больно много от неё бед.
— Да я ведь просто сволочь одну прибить хочу, какая тебе…
— Вася, ты хоть представляешь, что будет, когда какая нечисть близ Терема умрёт? Подумай, все поляжем.
— Как, по-твоему, я узнала про неё?
Он прищурился недоверчиво, да любопытство пересилило. Василиса самодовольно напыжилась, скрестила на груди руки.
— Морской Царь, когда меня отдавал, не сразу согласился так просто сделку заключать, хотел какой козырь со мной послать на случай, ежели предаст его Кощей. У него ведь во всех прудах-речушках глаза и уши. Прознал, что живёт в чаще кузнец, да забавляться любит с мавками, вызнал всё, что тот им рассказал. Дуры мавки, да память у них хорошая. Вот и узнал о дубе, о сундуке, о заклинании. Думал, что знание то мне понадобится, когда вдруг придётся откупаться. Это, считай, единственное моё оружие было.
— Кузнец? — где-то уже слышал про него, да не думал, что тот на такое способен. Сотворить такие чары…
— То не просто кузнец, то колдун умелый. Игла — его работа.
— Тише, — зажал ей рот Ваня. — Не понимаю я, что тут происходит, да и не хочу. Но втянешь меня в это, пожалеешь.
Василиса растянула рот до ушей под его ладонью, глаза выкатились, зрачки в них сплюснулись в горизонтальные чёрточки на лягушачьей морде. Ваня отскочил, как та звонко рассмеялась.
— Это ты втянул меня, когда попросил рассказать про неё! — зелёный палец уперся ему в грудь. — Воспользовался тем, что у меня друзей не было! Что я знала, что ты не простой замороченный! И что нормальный был по сравнению с другими… Я так хотела дружить, что последнее тебе отдала!
— Не простой замороченный?..
— Ты ничего не слышал, — отвернулась та. — Я хотела сказать, что у меня на неё столько же прав, сколько у тебя. И что пользовать нам её по очереди. Отдашь?
— Вот ещё! — не мог Ваня доверить оружие, да ещё такое важное, девчонке. Самому без всего остаться. А ну один из этих упырей кинется… А ну кот чего удумает, или Серый прознает… Василиса обиженно надулась. — А если тебя с ним поймают? Не могу я одну тебя отпустить, ты же, наверное, ни разу на ножах не дралась.
— Волнуешься? Правда?.. — на него поднялись зеленющие глаза.
Хотелось сказать, что не за неё, нечисть этакую, за кинжал… Ваня заставил себя кивнуть, выдавил ужимку, как к нему на шею кинулись. Пахло от неё болотной гнилью и тухлой водой. Как от настоящей лягушки.
— Пойдёшь завтра со мной? Ты ему скажи, что я попросила, что мне помощь нужна, что я… травы одна не соберу. Обещаешь?
— А ты мне расскажешь про кузнеца этого, — мрачно процедил Ваня. Холодной пиявкой ворочалась в нём догадка, откуда пошла вся ересь, что ему кот пересказал. Не просто так кузнец Иглу заговорил. Может статься, что от него растёт корень этого заговора, что людей губит. — Всё расскажешь.
Та закивала, и Ваня отстранил её от себя, отряхивая кафтанчик. Бестолку, придётся отстирывать, а и к Кощею в таком не покажешься, ещё спросит, в какой луже извалялся. Вася вроде только что заметила, виновато ойкнула. Махнув на неё, Ваня ещё поплутал немного, пока не вышел в знакомый коридор и не вспомнил дорогу до башни.
Обещался ведь, да не думал правда, что тот дождётся. Всё ж от дел царя отвлекать вздумал, вытащил из государственных забот на два дня, и ради чего? ради постельных утех. Отвлёк от пыток, дознаний да казней массовых. Нехорошо. А ещё хуже, что причиной оным был.
С такими мыслями Ваня переминался под дверью, пока наконец не претворил ту, заглядывая. Кощей стоял у окна, набросив на плечи мантию. На подоконнике сидел ворон, и — сквозняк то просвистел или каркающее птичье наречие вдруг прояснилось, — но Ваня расслышал: «
Обрати…». Птица глядела умоляюще золотым глазом.
— Не умеешь ждать, — упрекнул ворона колдун, постукивая ногтем по клюву. Обернулся к Ване с полуулыбкой на бескровных губах. — Весь Терем обежал или что пропустил?
— Пропустил, — вошёл тот, настороженно следя за, как выяснилось, не вполне птицей. — Где у тебя баня?
Кощей подставил ворону руку, тот прыгнул и послушно сжал когти на предплечье.
— Пошли, — кивнул им обоим, рисуя на стене арку прохода.
***
Сперва не верилось, что в стенах этих может быть тепло, да в утробе зимы притаилось горячее сердце. Баней обернулось тёмное просторное помещение, перерезанное кружевными металлическими перегородками, тонкими витыми колоннами и каменными скамьями. Вода выдыхала пар, каплями оседающий на малахитовых стенах. Во мраке скользили тени, некоторые в зелёном свете оборачивались отражениями в зеркалах. Ну точно лабиринт.
— Сам справишься? — искоса проследил за ним колдун, когда тот скатился в ближайшую каменную чашу, с головой ныряя в пар. — Могу пригласить девушек.
— Я и не сомневался, что они у тебя есть, — процедил Ваня, стараясь не обращать внимания на внимательный взгляд птицы, что с руки проходящего мимо Кощея изучала его тело. Кажется, весьма неодобрительно. — Дай хоть дух перевести.
Тот легко пожал плечами и вскоре мантия скользнула в одну из бесчисленных тёмных ниш, позволив выдохнуть.
Хоть и подначивало любопытство пойти за ним и узнать, как царь нежити принимает ванну. Учитывая настоящий-то облик, связанный костями, больше походивший на какой-то механизм… Может, старую кожу скидывает. Если всё его тело вообще не иллюзия… Нет, поморщился, устраивая ноющие бёдра на жёстком покатом камне, не иллюзия.
Как закончил отмокать, так вылез, не трогая грязной одежды, на которой отпечатались Васины длинные грязные пальцы. Уж перед Кощеем-то поздно стесняться наготы…
Вывернул из-за поворота, да так и застыл. Колдун сидел по грудь в воде, запрокинув голову и раскинув руки по каменным бортам. А к горлу его, повыше кадыка, было приставлено тонкое лезвие.
Ваня встретился взглядом со светлоголовым парнем, обнажённым до пояса, и едва не кинулся на него, закипая гневом и яростью. Подосланный убийца. Добрался, сейчас вспорет горло! Едва по привычке за голень не схватился в поисках заветного оружия… но только сделал шаг, как его остановила поднятая рука.
— Не отвлекайся, Тишь, — промурлыкал колдун, развернул голову «убийцы» к себе лёгким касанием до подбородка. — Что хотел, Ваня?
И только сейчас он понял, что Кощей бреется. Ни братья, ни отец таким не занимались, а прежде ему не приходило в голову, что колдуну это в принципе нужно.
— Не мешаю? — нахмурился, разглядывая парня.
Тот сидел на каменном бортике и боле не отвлекался от своей работы. Виски у него были выбриты, волосы пшеничного цвета стянуты в косу от макушки до шеи, как ещё прадеды носили. Прямой породистый профиль, высокие скулы, что-то иноземное в повадках, очерченный зелёным светом рельеф мышц. Красавец, нечего сказать. И не видать ворона, хотя спрятать птицу в тёмном душном помещении представлялось сложным. До Вани вдруг дошло, что таки обратил. Что это и был ворон. Так все эти птицы были заколдованными людьми?..
— Тц, — цокнул тот, названный Тишью. И правда, слова не дождёшься.
— Мы с Васей собираемся на болота. Ей для колдовства нужны какие-то штуки местные, а мне с ней хочется. Можно?
— Опасное место, кишащее чудищами и дикой магией, и ты идёшь туда потому что «хочется», — прикрыл веки колдун, лезвие скользнуло по кадыку. Тишь подхалимски усмехнулся, кажется, тоже не веря в наскоро сочинённый предлог. — Надень кольцо, и возьми из оружейной щит по силам. Не задерживайся и Васю не слушай. Ты не колдун и не перевёртыш, чтоб на рожон лезть.
Взяв из когтистой руки перстень с чёрным камешком, дождался, как на стене прорежется контур прохода. С облегчением шагнул в знакомый зелёный полумрак. Под неприветливым взглядом Тиши, откровенно задержавшемся ниже пояса, было до испарины неуютно, посему как можно скорее оставил эту парочку, махнув лишь напоследок:
— Спасибо, Кощеюшка, мы как только, так сразу!
***
Топи раскинулись за южной оконечностью леса, сухостои уткнулись в хмурое небо, набрякшее осенью, сизо-чёрным покрывалом глядящее в воду. Одна Вася чувствовала себя здесь как дома, ловко прыгая с кочки на кочку, только коса хлестала по спине. Оделась по-срамному в широкие штаны до колен и рубаху. Вручила Ване липовый посох, а сама поскакала по проторенной тропе, знай не отставай.
Сапоги ванины на каблучках, выделанные мехом и тесьмой, тотчас вымокли, вышивка распустилась. От влаги волосы свились в пух. Ругаясь, он шёл за непутёвой девкой, сам не понимая, отчего сунулся в этакую даль. Сейчас бы нежился в постели под кощеевым боком, забот не знал.
Хотя, помня все ужасы, и правда нужно было проветрить голову. Вон и колдун не больно останавливал, понимал, должно быть, чего он ночью натерпелся.
— Ты обещала рассказать, — напомнил, как догнал её.
— При этих? — ткнула Василиса в небо, и он отыскал глазами точку скользящей под тучами птицы. Ворон, наверняка по следу их посланный.
Даже заворочалось любопытство, наказал ли Кощей слежку Тиши, или же оставил парня при себе до его возвращения. Похоже, что отношения между ними были более чем доверительные.
— Как их обратить в людей?
— Назвать по имени, — пожала плечами Вася. — Я думала, ты знаешь.
— С чего бы?
— Прости, вечно говорю что не должна, — вдохнула та. — Давай сперва оторвёмся. Поверь, если б я их различала, то уже давно б соорудила такую штуку, чтоб ка-ак в неё заорать, так они б меня услышали. Всех бы обратила прямо в небе, чтоб поразбивались, сволочи.
— Ты сама доброта, — усмехнулся он. — Кого хоть прибить задумала?
— Та дур этих, мавок. Их тут целая запруда. И все меня бесят.
Ваня молча прикинул, как так спрятать Иглу от Васи, чтоб ни колдовством, ни хитростью… Естественно, что он оставил кинжал в Тереме. Хоть одно убийство во владениях кощеевых могло запросто вывести сыскарей на них. Когда вся нечисть ему служит, пускай и запугана, да прикрывать убийц не станет.
Когда они зашли в рощу, позволив кронам сомкнуться над головой, так ворон принялся кружить. Потерял. Вася потянула в старую медвежью берлогу, они скатились по дёрну под землю, пошли, пригибаясь и раздвигая перед собой коренья. А как вышли на другой стороне, отряхиваясь от комьев земли, небо было чистым. Запрыгнув на большую корягу, лягушка победно сплясала на зелёных босых лапках.
— Всегда этим путём отрываюсь! — она показала язык низкому небу, готовому пролиться стылым осенним дождём. — Ну что, готов с ним увидеться? А то я одна боюсь туда соваться… Судя по тому, что слышала…
— С кем?
— С кузнецом, — сверкнули зеленью глаза. — Ну, видеть я его видела, только он меня — нет. А в людском облике и подавно не ходила.
— Следишь за ним? — подначил её Ваня. — А мавок перебить хочешь не потому ли, что он к ним ходит…
— Заткнись. Ничего-то ты не знаешь. Я, может, заговорам выучиться хочу. И вообще, будешь так говорить, не отведу.
Ваня примирительно поднял руки.
— Вот только… — та развернулась, и он подтянулся на корягу рядом. По ту сторону текла река, крутила завитки водоворотов и несла прутики. — Путь нам один — ко дну.
На его недоумённый взгляд Василиса растянула широкую улыбку:
— Одну дорогу не отрезал Кощей к пленнику своему — водную. Потому как не научил его перекидываться. Прочие же пути закрыты напрочь, что в Нави, что в Яви не подобраться. Я проверяла… — глаза её погрустнели. — Никак его не вытащить.
Спустя целую вечность они вынырнули ниже по течению. Ухватившись за ивовые лапы, не дали утащить себя стремительной воде и на коленках выползли на галечный берег, протягивая следом полосы льющейся воды. Ваня рухнул на спину, стягивая сапоги и выливая из них по ведру из каждого, вдобавок вытряхивая мелких рыбок.
— Я начинаю сомневаться, что это того стоило, — он отжал волосы, поднимаясь на деревянные ноги. Вся дорога по илистому дну, мимо проплывающих рыб и зарослей водорослей казалась муторным кошмаром. Не тащи его за руку Вася, с оголёнными до колен зелёными лапами, цепляющимися и за коряги, и за рыбьи спины, ни в жизни бы не добрался. — Сказала бы хоть раньше, что можно не дышать.
— Я думала, это очевидно для мёртвых, — пожала плечами та, вскакивая на ноги и хлопая в ладони. Брызги разлетелись с них, поливая ивы и гальку, из камыша вспорхнула задетая цапля. И вот оба стояли сухие. — Теперь можно и в гости. Игла ведь у тебя?
— Угу, — хмуро кивнул тот. Так и позволит он Васе забавляться со смертью.
Поднял взгляд на холм, чёрный от голых деревьев, сплетённых корявыми сучьями. Уродливой шапкой тот возвышался над серым и бурым лесом. Меж зарослей колючей малины начиналась тропа, заросшая колдовским строгозором. Стало быть, колдуну путь сюда был отрезан. Кусты с чёрными ягодами, иссушенными мелкими листьями, колкими сухими ветками то и дело преграждали дорогу, шуршали у ног, стремились сбить с пути. Тихо было здесь, даже ветер и тот словно стороной обходил это место.
— Ваня, — на середине дороги потянула его рукав та. — А можно я… Тут подожду?
— Боишься? — Вася отвела взгляд. — Ты ведь за ним следила.
— Просто… я оделась по-дорожному, даже платье не взяла.
— Как знаешь, — он вырвал свою руку, про себя как можно пренебрежительней фыркнув на девок и их странности. Знала ведь, к кому пойдёт, могла и нарядиться. Одному ему, что-ли, навью моду смешить размякшими сапогами… — Я быстро. Выясню, что хотел, и воротаюсь.
— К тому же… — прошептала Вася, покачиваясь на носках. — Из-за этих кустов я толком и наколдовать ничего не смогу. Они глушат магию, Мораной данную. На тебя да на Иглу последняя надежда, если что пойдёт не так.
Ваня малость побледнел, только сейчас осознав себя безоружным в ловушке, Кощеем воздвигнутой. А и без Васи дороги назад не найдёт… К тому же, если тому под силу заговорить меч на убийство нежити, то что он здесь вообще забыл. Дом теперешний в крови тонет, напомнил себе. Упыри отъедаются горем безвинно осужденных, а всё по его вине. Да того, кто Иглу эту проклятую сделал.
— Постой! Возьми меня с собой.
— Всё-таки решилась? — хмыкнул, как Василиса вдруг вздрогнула и кувырнулась через себя в воздухе, стремительно уменьшаясь в размерах. Миг — и на тропе сидела зелёная лягушка, раздувая жёлтый зоб.
Ваня обречённо вздохнул и посадил её в карман кафтана, та затаилась, чуть слышно журча от волнения. Тропа потянулась вверх, мимо скрюченных диких яблонь с багровыми каплями плодов на голых ветвях. Чаща расступилась, у ног зашуршал сухой кустарник, усыпанный чёрными блестящими ягодами. В кругу его, на голом пятачке дёрна, расположилась кособокая, тёмная от времени изба. Крыша поросла мхом и молодыми берёзками, сухой плющ пологом свешивался с гнилого конька крыши до самых глухих, гвоздями заколоченных ставен. Лес затаил дыхание, здесь будто ощутимее стал холод смерти, гневная дрожь колдовства, что сторожило своего пленника.
Он огляделся, проходя до просевшего, полусгнившего крыльца. Едва ли здесь кто-то жил. Возможно, когда-то давно... Ни огорода, ни проторенных троп окрест, ни лучика блёклого солнца сквозь сизые дождевые тучи. Но всё же поднялся на утопленные в землю ступени, постучал в двери. Те оказались весьма крепкими, доски испещряли царапины от когтей диких зверей.
— Кто? — глухо донеслось изнутри.
— Здесь живёт кузнец, что может клинки заговаривать? — попытался Ваня. Собственный голосок перед этим басом показался до смешного тоненьким.
Ответом был слабый смех, размашистые тяжёлые шаги по скрипучим половицам.
— Ступай в Чёрный Терем, раз хочешь колдовство на этих землях найти, — дверь отворилась вовнутрь, и на пороге вырос силуэт в тёмных лохмотьях, широкоплечий, головой подпирающий потолок так, что Ваня невольно попятился. Бледное осунувшееся лицо закрывали спутанные космы, остриженные до плеч. Сперва свет явно ослепил его, да при виде Вани в сумраке янтарём подсветились глаза, прорезалась широкая хищная улыбка, обнажившая зубы по чёрные дёсна. — Экий козлёночек пожаловал!
