Глава 15. Обречённые
29 октября 2022 г. в 22:26
Прав был Ваня: под началом Кощеевым давно собиралось войско. Вскормленное на живой крови, шло со всех концов Нави к Терему. Чёрные стены впитывали всё новые и новые орды мертвецов. И, как на проигранной ныне войне, во главе ехали царевичи, те, кого Кощей приберёг в качестве главного своего оружия. Да только шли они не в бой, а на забаву, точно на охоту, взявши с собой сотню людей за младшим братом.
Ополчился Терем на предателя. Вышел на след его, потерянный за околицей и петляющий по полям и лесам, точно цепочка следов раненой дичи, кроплённый кровью снег. Ваня никогда ещё так быстро не бегал. Но как выскочил на топи, как увидел подле голой, покосившейся сосны Василису, так отлегло от сердца. Не один, и за то хвала богам.
Лес темнел вокруг них, бредущих в зимнем мраке. Ваня пытался отделаться от мысли, что идти им придётся подо льдом. А ну окоченеют они на этом речном дне. Да внушал себе, что Василиса знает, что творит.
— Постой, — прошептала девушка, обернулась на деревья. Её голову покрывала зелёная косынка, серьги малахитовые звенели под ней, густые чёрные тени в лесном сумраке всё больше напоминали ввалившиеся глазницы. Она тревожно оглядела кроны вековых сосен, качающиеся на ветру. — Следят.
Он и сам заметил силуэт ворона на ветке. Выходит, нашли-таки слуги кощеевы, как их преследовать и в лесу. Да больше эта птица никому не донесёт. Ваня выхватил лук, прицелился, оперение кольнуло скулу, прежде чем стрела сорвалась. Ворон на ветке трепыхнулся, повалился, подстреленный. Тень в падении вытянулась, послышался слабый крик. Ваня замер, как оземь ударилось тело закутанного в чёрное человека, распласталось в палой листве.
Он перевернул подстреленного на спину. Но парень был ему незнаком: бледный, отмеченный татуировками, тёмные волосы до плеч, обломок древка красит багровым над сердцем. Ваня сглотнул, отступая от тела.
— Теперь не доложит, — проговорил с пересохшим горлом. — Пошли.
— Пути назад уже нет, — прошептала Василиса, подняла на него тревожную зелень глаз. — Если узнает, так выследит.
— Не узнает. То стрела, а не заклятие.
Но девушка лишь поджала чёрные губы.
— Так легко теперь убиваешь, когда раньше за жизни радел, — заметила она. — Не спасли тебя, царевич.
— Потому и спасли, что убивать научили, — процедил он, обгоняя её.
Прошли по дну речному, противясь течению, и вылезли мокрые на снег. Ваню колотила дрожь, хоть и не чувствовал он холода, да тело будто противилось такой заморозке. Василиса, кажется, себя не лучше чувствовала. Ей ведь не обернуться теперь, когда их любое колдовство выдать может. Взяв её за руку, чтобы сбежать не вздумала, повёл вверх по холму.
— Что ты натворил? — произнёс Вольга, стоя посреди двора и запрокинув к небу голову. Над кронами кружились птицы, слепо вглядывались в лес. На чёрную подранную шубу колдуна падали редкие снежинки, Ваня нахмурился от того, что стоял тот босиком в снегу. — Что там случилось из-за тебя, напасть ты навья…
— Я ему Иглу в спину вонзил, — пробормотал Ваня. — Еле ноги унёс.
— Ты? — выдохнул Вольга, уставившись на него. — Как?..
Ваня отвернулся, не выдержав силы и ярости в этом взгляде, без слов вопрошающем: «Почему не я, а отрок какой-то, которому и воли не хватило закончить дело?». Рука Вольги упала ему на плечо, грубо встряхнула. Василиса попятилась.
— Ты почему его не убил? — вкрадчиво прошипел Вольга, наклоняясь, выдыхая ему в лицо. Ваня поморщился. — Ты единственный так близко подобрался, так почему?..
— Я думал, что убил.
— Вон то видишь?.. — указал он на небо, на вороний круг и летящий над кронами чёрный пепел. — Как думаешь, было бы такое, если б ты его убил?
Ваня не стал говорить, что уже после совершённого заметил погоню, и что почувствовал даже какое-то облегчение от неё, малодушное желание сбавить шаг, дождаться, когда настигнет гул лошадиных копыт. Но прикрыл глаза, отворачиваясь.
— Ты сплоховал, царевич, — протянул Вольга, качая головой. — За такое… Я сам тебя!..
Он вскинул руку, и Ваня зажмурился Но мелькнула тень: Василиса встала между ними, подняв руки в колдовском жесте, готовая отразить удар.
— Ты ещё кто? — опешил Вольга.
— Не смей его убивать, — проговорила Вася. — Не виноват он, что среди нас, упырей, что-то человеческое в себе сохранил, пусть оно его и погубило.
Вольга отшатнулся, нетвёрдо стоя на ногах, поймал народившееся колдовство в кулак и рассеял. Нахмурившись, смерил обоих мрачным взглядом.
— Ага, — отступил, поднимая руку на них, бездумно творя какие-то знаки струйками чёрного дыма. — Значит, дел натворили и у меня схорониться вздумали…
— Спасти мы тебя вздумали, — шагнула к нему Василиса. — Войско по нашему следу послано, а не простые охотники. Такие даже в твою темницу зайдут, по царскому-то слову. Времени у нас немного. Не смотри на меня волком, распаляй кузню. Нет у нас больше Иглы, так скуй новое оружие. Возьмись уже за молот, в конце концов.
— Баба, а командует, — хмыкнул Вольга. У Васи на щеках вспыхнули красные пятна. — Ты кого ко мне привёл, царевич?
— Хочешь, я скомандую, — процедил Ваня.
— Э, нет, — в него ткнулся палец Вольги, заставив покачнуться. — Ты похуже бабы, царевич. Я ещё не понял, как ты у него за спиной оказался.
— Вот так, — Ваня сдул со лба прядку и растаял дымом.
Вольга вскрикнул, отпрыгивая от возникшего за его спиной царевича. Тот же рассудил, что, раз вороны не видят темницы, кружа прямо над ней, и раз ещё не пришла сюда рать мертвецов, то место это в относительной безопасности от чужих глаз. Вольга в ужасе закрылся от него руками, точно он мог сделать что дурное с громилой, который его без труда на стол опрокинул.
— Пали кузню, кузнец, — Ваня протянул ему отцовский меч со своего пояса. — Новая Игла нам нужна, так зачаруй эту. И кончай уже придуриваться. Единственное, что от тебя требуется, и то не можешь сделать.
Так впервые за многие зимы неохотно разгорелось пламя, туго пошли меха. Вольга осмотрел меч, провёл над ним рукой, шепча наговор, выискивая в узоре стали да в кровостоке место для колдовства. Благо, за это время нет-нет да возвращался к былой работе, силясь вспомнить мастерство, но неизменно опускал руки, бросал всё то на год, то на десять.
Ваня опустился на лавку под мутным от грязи окном, смахнув с неё снег. Не верил, что у них получится. Большее, что им уготовано после всего натворённого — это продать свои жизни так дорого, как только возможно. Не выстоять втроём против рати. А уж тем более не добраться до сердца её. Попытка у него была одна, и та не увенчалась ничем, кроме того, что прибавилось бед. Не смог он убить в этот раз, хоть и думал, что, научив руку, ожесточив сердце, не отпустит кинжала, направит его точнее. Нет.
Как пробил мантию, как ощутил хрупкость колдовского облика и старость костей под остриём Иглы, так в нём что-то дрогнуло. Кинжал нашёптывал, жадно глотая кровь, что хочет достать глубже, вспороть насквозь, омыться кровью по рукоять, да Ване его слова сами были всё равно что иглы. И когда голос клинка заглушил все мысли, грохот крови в ушах и ледяной, от запястья ползущий страх, он отпустил. Не довершив, сбежал. Исчез из залы, а среди белого поля повалился навзничь, обессилев и роняя слёзы. Стояла оглушительная тишина, давила хуже осознания того, что он натворил. И только когда она взорвалась вороньим гомоном, криками и лязгом цепей на отворяемых воротах, Ваня опомнился, вскочил на ноги и побежал. Петляя подстреленным рысаком, падая в канавки, царапая руки о сухую траву и камни. Только и смотрел, что на тёмный лес впереди. Только и надеялся, что там его хоть кто-нибудь ждёт.
Василиса присела на скамью рядом. Затянула платок, понурив голову.
— Думаю, уйти мне придётся, — проговорила она. — Прочь из этих земель. Может, на восток, в горы.
— Уж там не найдёт, думаешь?
— Может, не сразу. Пока одну змею выследит, я уж птицей обращусь. Пока подстрелит, я уж от него в какой-нибудь пещере укроюсь. Он мне в ученичестве всё же многое дал. Колдовать я умею, видел ведь, как могу.
— Всё ж учитель из него оказался хороший, — хмыкнул Ваня.
— Он со мной по-доброму обходился, а я как отплатила, — вздохнула Вася, роняя голову и сжимая на коленках кулаки. — Думал, наверное, что хоть один ученик ему благодарным останется, а что я, что этот выхухоль.
Вольга в кузнице затих, стоя над работой. Широкая спина у него сгорбилась, грязная серая рубаха облепила тело, но руки творили над клинком завитки дыма, а те ложились на сталь строками символов. Губы шептали наговор, и Ваня расслышал, чей был тот голос в клинке. Будто всю ненависть свою кузнец вкладывал в работу, будто из злобы его магия и рождалась, от пролитой крови питаясь. Стало не по себе. Когда Вольга поднял со стола меч, это был всё тот же клинок, да в руке мастера он точно приобрёл силу, по-новому блеснул от света серого полудня.
— Принимай работу, царевич, — Вольга вручил ему меч остриём к земле, и Ваня не глядя вложил его в ножны. — Вторые шансы редко выпадают, так пользуйся.
Ваня уставился на вытоптанный снег под ногами. После того, как ударил в спину, вторые шансы ему не положены.
Так что ж ему теперь, не бежать от смерти, а идти к ней… Что толку от их сопротивления теперь, когда против них вся немёртвая рать, когда первый удар оказался последним. Чувствовал Ваня, теперь, когда в костлявых пальцах крутится Игла, целит она бывшему хозяину в сердце. Клинку всё одно, чьей кровью упиваться, было бы вдосталь.
— Я могу провести тебя под водой, — пожала плечами Василиса, проходя мимо и заставляя его вынырнуть из омута собственных мыслей. Да обращалась, похоже, не к нему. — Если не боишься вымокнуть да застудить что важное. Да хватит с тебя и одного бочонка!
Оторванный от сборов Вольга шикнул на неё и вышел во двор.
— Если б можно было мне под водой пройти, думаешь, не сделал бы того? Вода меня обратно относит, или ты какой секрет знаешь, ведьма ты лягушачья?
— Знаю, — напыжилась Вася. Распушила косу под платком, озорно прищурилась, тут же распахивая жёлтые глаза с жабьими зрачками, позеленела и растянула чёрные губы до ушей. — Поцелуй, расскажу!
Тот сбросил с плеча бочонок, замахнулся им, и Вася вскрикнула. Ваня безразлично обернулся к ним, под падающим с небес пеплом нашедшим успокоение в перепалках. Сам не мог отпустить того, что, чувствовал, приближалось. И когда по дну шли, держась за васины лапки, сносимые течением и упирающиеся макушками в лёд, не скинул с сердца груз.
Когда вышли в лес, стало понятно, что мертвецы добрались и до болот. Шум летел вперёд них, бредущих сквозь заледеневшие, укрытые снегом топи, точно на запах. Вот проступили из тумана их силуэты, марево болотное расступилось, порезавшись о копья и кольчуги. Василиса, правда, знала все тропки средь трясин, и сколько-то они бежали, огибая разбредшиеся во все концы отряды.
Но очередная вихляющая тропинка привела их в ловушку. Топь обступала со всех сторон, а присыпанная снегом дорожка сухой травы, знаменующая твёрдую почву, упиралась в стоящих на том берегу упырей. Мертвецы натянули луки, двигаясь медленно, точно наслаждаясь их страхом загнанной добычи. Стрелы ужалили им ноги, заставив попятиться.
— Советую вам освободить путь, — Василиса выставила перед собой руки, расставленные заломленные пальцы. — Ещё шаг, и вы пожалеете, что способны чувствовать боль!
Но один из упырей шагнул к ней, и Вася, не промедлив, сделала ряд ломаных пассов. Мертвеца скрутило в узел с отвратительным хрустом костей, его крик перекрыл то ли вой, то ли победный смех колдуньи. Мурашки взобрались по спине Вани от осознания, что упырь, рухнувший в трясину, не может умереть. Ни захлебнуться, ни остыть ему не положено. Вольга сжал кулак, прошептав под нос проклятие, медленно размотал ремешки на ладонях, на бледной коже отпечатались защитные амулеты, с плеском канувшие в воду. Ваня немного видел колдунов, но обычно те носили защитные амулеты повёрнутыми от себя. И, собрав из морозного воздуха дым, стал складывать его в символы.
— Василиса, — проговорил колдун. — Отойди.
Она оглянулась, впервые услышав своё имя из его уст. Попятилась прочь от символов, различив те с округлившимися глазами. На мертвецов обрушился удар, поваливший сосны и взметнувший трясину. Их тела скрутились в тугие узлы, хруст костей и хриплые крики грохотом разнеслись по лесу.
— Идём, пока не развязались, — Вольга ступил на тропу сухой травы, проходя между корчившихся на земле упырей.
По поваленным деревьям они прошли над топью, забираясь на вывороченные корни. Да только всё больше и больше ловчих стягивалось на шум, и кружили над разорёнными топями вороны. Как ни ускоряй шаг, не скроешься от их цепкого взора. Василиса поджимала губы, — понимала, что далеко им не уйти. Со всем на свете колдовством не одолеть, даже не переменить расстановки сил. И что пока с ними лишь играют, пока нет командиров.
За лесом открылось поле. Но лишь гребень холма потемнел от всадников, Ваня понял, что те мертвецы были всего лишь маленькой препоной. Из рядов на гребне холма проступили две тени, от вида которых Ваня попятился.
— Вот он, смотри ж ты, — раздался знакомый, приглушённый голос, летящий со стылым ветром. — Ванька, братец…
Всадник развернулся, заставляя похолодеть: головы у его коня не было, на её месте торчал голый хребет. Ноги же вовсе не свисали по бокам лошади, а буграми врастали в неё. Средний брат обнажил длинный свой меч, когда рядом с ним встал второй. Тусклое солнце сверкнуло сквозь дыру в груди.
— И правда, он, — Ратмир, старший, поднял лук, кладя стрелу на тетиву. — Стало быть, нет больше у отца сыновей. Что ж, теперь от нас не уйдёт.
Вот и вышло, что всё это время было у Кощея самое страшное оружие против него. Не он один хранил козыри. Братья смотрели точно так, как живые, — мстительно, яростно, завидно. Так и не простили ему ни инаковости, ни того, что он их играм не угождал.
— Это и правда твои братья, царевич? — усмехнулся Вольга. — Отчего ж они тебя так не любят? Вон и рать эта, видать, за ними идёт.
Ваня не ответил, отступая всё дальше, да путь в лес был отрезан. Развернувшись, побежал. В воздухе засвистели стрелы, одна вонзилась в дёрн чуть не достав его ноги. Братья залились смехом, посылая коней в погоню.
И думать не хотел, чем и как он их заморочил, чего наговорил. Или просто так хотелось братьям потешиться, сыграть в последний раз, уже по-настоящему, не боясь отцовского гнева. Подумаешь, младший позже всех вернулся с охоты, запутавшись в лисьих силках. Подумаешь, провёл ночь в сыром погребе, расцарапав гвоздями замочную скважину до крови в пальцах. Подумаешь, не одолел в рукопашной рослого Всеслава, ведь плевать, что губы разбил и наглотался песка. Отец не злится, покуда Ваня жив. Да сейчас уж некому остановить занесённой руки.
И не спастись от конных. Не убежать от лавины. Стрелы пришили его к земле, выскочив из груди, из ног, заставив безвольно повалиться под копыта. Земля гудела от грома галопа. Лошади обступили его, пританцовывая, крутя головами, меж всадников пронеслось злорадное улюлюканье. Старший спешился, выдрал стрелы вместе с тонкими вскриками. Бросил на истоптанный снег тёмную кровь.
— Давай, Вань, расскажи, как хорошо ты здесь устроился, и как воспользовался царской милостью, — брат вздёрнул его за волосы, схватил серьгу, поворачивая синий камень к солнцу. Тот сверкнул в чёрных глазах яркой искрой.
Ратмир выдрал рывком, заставив Ваню подавиться воздухом, ослепнуть от снега, ужалившего лицо. Упасть в сухую траву, зажимая кровящее ухо. Грудь, только отпустившая стрелы, ещё была не в силах кричать, он лишь беззвучно скалился, корчась на земле. Брат рассмеялся, подкинул в ладони серьгу, отирая от крови. Сунул за пазуху.
— Думал, зазря он, что-ли, Бессмертный?! — свесился с седла Всеслав. — Знаешь хоть, что он такое? Знаешь, каков меч, под которым эта земля к его ногам стелется? А какая рука эти земли в узде держит? Да о таком царе мы у себя и мечтать не смели. Что наш батюшка, святая наивность!
— Всеслав прав, — со значением протянул старший. — Кощей всем царям царь, то что правит он, по сути, душами нашими, да телами мёртвыми. Он нас не зря заметил, да пригласил на службу… отличились мы. Смотри, когда с тобой говорят!
Пинок перевернул Ваню на спину. Сквозь прищур плыли тени братьев, сверкали их доспехи, слепили бликами. Солнышко бледное над ними стояло, и слипал волосы мокрый от крови снег. Не могли сжатые губы выдать ничего обидного. Боль обняла крепко, стиснула грудь.
— Непутёвый ты, младший, — цокнул Ратмир. — Был тебе дан второй шанс добыть славу на царской службе. Верил тебе царь. А ты…
— В спину его ударил, говорят, — поднял палец Всеслав к воронам. — Ослабил наузы, много слуг отпустил. Ох, после такого… не сносить тебе головы. Так и распорядился, значится…
— Видать, не сильно он тебе верил, раз нам разрешил тебя проучить. Развязал нам руки, стало быть.
И, подтверждая свои слова, брат ударил наотмашь мыском сапога. Ваня сдавленно вскрикнул, дрожа и сжимаясь в калачик. Закрыл голову, будто был в том смысл. Следующий удар заставил шею хрустнуть, виски сжала боль.
— Кончай, Ратмир. Всё то он и сам знает. Снимай уж ему голову.
— Знаешь, что станется с телом твоим? Видишь то войско, так вот, им тоже дозволено над тобой поглумиться, — Ратмир вынул меч и наклонился над ним, едва живым. Схватил за волосы, поднимая над землёй. Ваня зажмурился, призывая остатки сил. Исчезнуть, улететь прочь отсюда. Да голос над ухом, холод приближающейся стали всё не могли унять дрожь. — Не денешься никуда, ни помрёшь, ни уйдёшь…
Ратмир примерился и замахнулся для первого удара. Но того не последовало, пронёсся над полем ветер, всколыхнувший снег. Отвлёкшись, отпустил его брат. Меч его обратился на что-то более стоящее. Ваня было повалился в снег из его хватки, схватился за отцовский меч на поясе, удержался на ногах, переступая в рыхлом снегу. Вынул меч из ножен, готовый вспомнить жадные мольбы клинка, претворить их в жизнь.
Со стороны леса что-то громыхнуло в который раз, вороны попадали замертво, усеивая землю не птичьими, обращёнными трупами. В воздухе повеяло колдовством, день потемнел, ниспадала тьма с серых тяжёлых небес.
— Держите его! — крикнул Ратмир мертвецам, срываясь с места.
Те нацелили копья, и Ваня отбил резким ударом, сыпанувшим с клинка яркие искры, прочертившим на стали полосы. Всеслав поднял коня на дыбы, и он перерубил ему передние ноги, готовые обрушиться ударом. Средний брат вскрикнул, повалился на землю вместе с изуродованной тушей. Громыхнул его доспех, и Ваня всё бы отдал, чтоб его сволокло в стылую трясину и потопило там.
Сам он не собирался дожидаться, когда вернётся Ратмир. Разминувшись с летящими копьями, побежал прочь сквозь овражки и сухие колосья, лишь прибавляя шагу от ржания коней. Земля гудела, ветер дышал дымом, неслись крики. Рать смешалась, несколько всадников поравнялись с ним, но и они скорее убегали от того, что громом раскатывалось по лесу. Раскатывался тугой скрип поваленных деревьев, день сгустился сумраком. На мгновение подумалось, что, раз то колдуны устроили, то может, получится в этот раз уйти. С новым ударом грома на мир упала ночь.
Ваня оступился и кубарем скатился в овраг, ослепнув в темноте. Вскочив, заставил себя обернуться. Снег серым мерцающим покровом лежал на всём поле, кроме прогалины рядом с лесом, где земля была устлана телами. С такого расстояния людей не различить, не понять, кто там выжил. Но со страхом своим совладать нужно, нужно подняться на ноги и пойти к выжженной земле, обходя тела, непривычно замершие и присыпанные снегом.
В золе нашёл Васю, одну. Вольги и след простыл, колдунья же стояла на коленях, глядя перед собой, уронив руки на чёрную от гари юбку.
— Что же ты, сама это сотворила? — обвёл он взглядом горелую плешь. Такого колдовства невозможно из Терема не почуять, такое, должно быть, отзвуками останется здесь до весны.
— Колдовство из добрых чувств не пробуждается, — глухо отвечала Василиса. — Ему нужна боль.
— А что Вольга… — начал было Ваня, но та зажмурилась, заставив его замолкнуть, сокрушённо вздохнуть, опустить ладонь ей на плечо. — Пошли.
Остатки войска разбежались по округе, запуганные участью товарищей, и теперь рыскали впотьмах, точно страх отсёк в упырях всю ратную выучку, оставив только звериный голод и нюх.
И всё ж удалось им найти укрытие. Василиса изменила глаза на совиные, оглядела лесную чащу и порскнула во мрак, а после повела Ваню в яму развороченных корней на каменистом склоне. Дерево скрипело, старое, землёй отринутое, негниющее от мороза. Вася забилась за пазуху земли и согрела руки дыханием.
— Хватит с меня, — произнесла колдунья. Ваня кивнул, соглашаясь. С него тоже. Досталось ему на этом пути много боли, стало быть, неверный он.
— Когда-то давно мне был странный сон, — вспомнилось ему. — Думаю, не такой уж бессмысленный.
Вася молча выслушала его сбивчивый рассказ, обнимая себя за колени. Кроме всего прочего, слова из него он запомнил: «Направо пойдёшь, недругов встретишь. Налево повернёшь, несчастным будешь. А коли прямо путь держать будешь, так погибель свою сыщешь». Ночь выла и металась над ними, летела снежная позёмка, рыскали тени.
Вдоволь испил несчастья, осталась лишь погибель. Встретить её, и уж принять долю свою. Ночь падала шалью на их укрытие, звёзды отражались в стали лежащего на коленях меча, а над лесом полыхало зарево огня. Ваня прикрыл глаза и приготовился ждать.