***
Дейран надеется на хоть чей-нибудь здравый смысл три дня, и три дня за ним бродят, громыхая, два паладина из Орлиного дозора, двое черных и следопыт с арбалетом, причем они все еще и меняются. «Дежурство! Пост сдал, пост принял! Пароль-отзыв!» Первая армия стоит на подступах к Дрезену и ждет вторую, подходящую с северо-востока. Все серьезные последствия нападения горгулий устранены – насколько это вообще возможно с учетом потерь убитыми, сбежавшими или сошедшими с ума. Стратегические гении, надо думать, готовят план штурма... А здравый смысл не просыпается ни у кого. Рыцарь-командор, вероятно, полагает абсолютно нормальным, что Дейран теперь – передвижной пост номер один для вооруженного караула. К вечеру третьего дня Дейран не выдерживает – даже его терпение все же не безгранично. Он направляется в шатер рыцаря-командора, и крестоносные чурбаны из его личного конвоя, по счастью, хотя бы здесь не идут следом. Внутри – даже в некотором роде уютно. Во всяком случае, крайне трудно представить, что в подобной обстановке обитает безумный тиран. «Им все же свойственно увлечение своими конными статуями и многотомными собраниями собственных сочинений». С конными статуями у Дейрана сложные отношения с самого детства. А с тиранами отношения не получаются никакие вообще. Впрочем, в данном случае проблема не в отношениях с кем бы то ни было, а в самом настоящем самодурстве и хамстве. Дейран не желает уподобляться, а потому спокойно и вежливо объясняет, почему ему не нужна вооруженная охрана из пяти человек, круглосуточно сопровождающая его по лагерю, который и без того охраняется. Объясняет четыре раза подряд. Два с половиной часа. Приводит разные примеры, сравнения, сопоставления – и уже всерьез раздумывает, не заказать ли этому внезапно обезумевшему господину цветные иллюстрации для наглядности. «Раз слов он не понимает». – Как, по-твоему, будет выглядеть наш отряд с таким... эскортом? – Дейран стоит у ширмы, сложив руки на груди, и усмехается, представляя себе это дивное зрелище. – Наш? – Аурен качает головой и вздыхает – он сидит у стола, и спасибо, что не за ним, а лицом к собеседнику. – Это мой отряд. И твоя охрана. Увы, мне неочевидно, каким образом два этих различных понятия объединились в одно. – Это просто нелепо, – бредовость ситуации вызывает у Дейрана устойчивое ожесточение. – Ты даже не можешь объяснить мне, что произошло и когда. А главное – с каких пор ты решил, будто имеешь право надо мной таким образом издеваться. Я, кажется, не давал тебе повода считать меня участником твоего комедийного домашнего театра. – Не вижу смысла продолжать этот разговор, – разворачивается к столу командор. – Доброй ночи. Дейрану кажется, что Аурен всерьез рискует, поворачиваясь спиной к тому, с кем беседует в подобном тоне. – Но тебе придется его продолжить! – ярится он. – Я не обязан это терпеть, какого демона ты вообще вздумал приставить ко мне стражу? – Обязан, – командор невозмутим и говорит очень мягко, но что он говорит – это просто абсурд, не упоминая уже того безобразного факта, что все это он произносит, одновременно внося пометки в какой-то невероятно, видимо, важный документ. – Обязан и будешь терпеть, поскольку ты, если помнишь, мой советник – а значит, я, со своей стороны, обязан заботиться о твоей безопасности и защите. – Аурен, ты можешь нормально сказать, в чем дело? Ты... не знаю, договорился с дорогой кузиной меня разыграть? Тебе кажется, что с эскортом твой советник выглядит весомее? Это же тянется с моего дня рождения... – Ты ведешь себя, как будто мы пять лет женаты, и я успел тебе изрядно надоесть, – бесстрастно комментирует командор, не поворачивая головы и продолжая что-то писать в лежащем перед ним свитке. – Ты ведешь себя, как будто мы пять лет в разводе, и ты меня все это время ненавидишь, – парирует Дейран, стараясь говорить спокойно и иронично, что сложно – чужое безразличие, внезапно граничащее с фамильярностью, выводит из себя, а он и так зол. Аурен поднимает на него удивленные глаза и мягко смеётся. У самодура – что есть, того не отнять – красивый смех. А еще такой маневр – лучший способ бегства, и все это вместе – причина разговора, то, как он протекает, реакция собеседника – приводит Дейрана в ярость. – Не представляю, с чего ты взял, будто меня требуется защищать, – чеканит он отчетливо, сузив глаза и, кажется, впервые в жизни начиная понимать, для чего существуют дуэли. – Я в этом не нуждаюсь! – Я в этом нуждаюсь, – просто отвечает Аурен и поднимается на ноги. Дейран чувствует себя так, будто у него только что выбили клинок из рук. «И поделом тебе, раз лезешь на чужое поле», – издевается внутренний голос. Искренность, серьезность, весь этот праведный гнев и закономерное возмущение – не его территория, неудивительно, что Дейран никак не может взять беседу под контроль, хотя, казалось бы, что в этом вообще сложного? – И почему же, позволь поинтересоваться? – он кривит губы в неприятной усмешке, но сам понимает, что ход провальный – время язвить безвозвратно упущено. Аурен подходит ближе, останавливается на расстоянии вытянутой руки и пожимает плечами: – Не задавай вопроса, когда не хочешь услышать ответ. В этот момент Дейран очень отчетливо понимает, что никакого – особенно единственно очевидного – ответа он слышать и впрямь не хочет. И вообще не хочет ничего слушать, и даже не хочет, чтобы послушали его. Он вскидывает голову и смотрит с вызовом – только потому что рассчитывает встретиться с привычным непроницаемым спокойствием, которому не может уступить. Но сталкивается с неожиданно огромной, тяжеловесной усталостью и резко, мгновенно перестает злиться. Командор хмурится, словно его изводит какой-то назойливый звук, переводит взгляд Дейрану за плечо... «Ну нет!» Дейран знает, как нужно поступить. Нужно развернуться и уйти – потому что он не любит проблемы и сложности, а над командором практически полыхают огненные письмена «огромная, сложная и, возможно, неразрешимая проблема!» Все инстинкты и весь жизненный опыт требуют уходить, уходить, пока можно – что ж, остается только тяжело вздохнуть и сделать шаг. Но, разумеется, не назад, а вперед. Мелькает малодушная мысль, будто он совершает жуткую глупость, но если честно, ему все равно. Дейран Кейл Невис Арендей предпочитает сделать и столкнуться с последствиями, чем не сделать и потом полгода жалеть.Акт II, сцена первая
22 октября 2021 г. в 10:25
«Путеводитель путешественника «Если вас похищает горгулья – сто полезных советов». Сборник лирики от поэтов-импотентов «Когда уносит в ночь вас демоническая тварь». Энциклопедический роман в миниатюрах «Полет в когтях – мифы и реальность»...
Сапог срывается со скользкого камня, и Дейран резко отвлекается от придумывания названий для книг, в которых кто-нибудь когда-нибудь сможет описывать его похождения.
До просвета с темным небом наверху остается метров семь. Вниз – в два раза больше.
Дейран сглатывает, находит, куда поставить ногу, переводит дыхание и мысленно отвешивает себе пяток затрещин за общую сопливость. Руки дрожат, ноги дрожат, его всего трясет – но демонски не хочется падать снова. Во-первых, это зверски больно. А во-вторых, еще раз может и не повезти: получив вместо переломанных бедер, порванных связок и нескольких выбитых суставов, например, травму черепа – Дейран едва ли сможет себе в этом состоянии чем-то помочь. Ведь даже самого одаренного целителя на свете определяет не столько талант, сколько тот факт, что он не роняет слюни на ковер и не ходит под себя.
Вообще, как забраться наверх по узкому колодцу, Дейран прекрасно представлял по авантюрным романам и эпическим поэмам – и даже, если честно, подозревал, что в жизни все совсем не так легко. Но что это настолько сложно – в голову тоже не приходило. Поначалу было сносно – ширины колодца, в который его, кажется, швырнула горгулья и в котором он совершенно точно очнулся от дикой боли в раздробленных ногах, вполне хватало, чтобы достаточно бодро упереться в одну сторону спиной, в другую сапогами – и начать свое героическое восхождение к спасению.
К сожалению, поэмы и романы не взяли на себя труд предупредить Дейрана, что конкретно этот демонов колодец, во-первых, расширяется, а во-вторых, так сильно заляпан каким-то склизким говном. Увы, иных вариантов выбраться не было. А версию «бесноваться, кричать и звать на помощь» Дейран отмел еще в самом начале, когда сидел и сращивал вбитые друг в друга кости собственных ног – за очевидным неимением в округе достаточного количества ценителей подобных спектаклей.
Дейран сжимает губы, считает до пяти и переставляет ладонь выше – приходится тянуться руками назад, потому что колодец действительно расширяется. К счастью, не так сильно, чтобы он не мог дотянуться до стенок – но достаточно, чтобы чувствовать себя весьма... дискомфортно.
«А если сорвется не нога, а рука со спины, то я точно улечу вниз. Причем, вниз головой.»
Лезть наверх по этим кривым стенам, изгаженным какой-то слизью, а то и чем похуже, Дейрану на самом деле страшно и мерзко. Но не сидеть же по этому поводу внизу.
Когда надоедало придумывать названия грядущих литературных шедевров, он мысленно беседовал с прапрадедушкой Эльбертом. Судя по сохранившимся дневникам, сей почтенный предок Дейрана вечно влипал в какие-то невероятные приключения. А судя по выпискам из счетных книг семейства Арендеев того периода – из этих невероятных приключений граф Эльберт вышел богаче на несколько миллионов золотом.
Увы, золота – и тем более миллионов – в колодце у горгулий не нашлось. Зато тварь, посчитав Дейрана – надо полагать, из-за волос – прекрасным дополнением своей коллекции металлического хлама, тем самым его, как ни безумно звучит, спасла. Сверху, с ночного неба, летели такие леденящие кровь вопли – видимо, других похищенных – что Дейран вообще бы туда не полез, если бы у него был хоть какой-то другой выход.
Нескольких крестоносцев горгульи выпустили в воздухе еще на подлете к этой демоновой горе. Он видел. То ли устали нести рыцарей в тяжелых доспехах, то ли решили развлечься. Или полакомиться. Дейран не уверен, что готов настолько вникать в высшую нервную деятельность горгулий – если она вообще у них есть. Тогда он просто вцепился в морщинистую когтистую лапу «своей» горгульи – на всякий случай.
Большинство жертв уносили выше – но колодец располагался почти в начале серпантина – и значит, был неплохой шанс выбраться из всей этой западни...
«Ага, без оружия и растратив почти все магические силы».
Граф Эльберт пессимизма праправнука не разделял – и всячески его подбадривал. Ну, точнее – это Дейран устами своего далекого предка подбадривал сам себя. Правда, у прапрадедушки, как у всякого уважаемого аазимара, были крылья, которыми Дейрана, увы, судьба пока обделяла. Впрочем, предложи кто обменять его привычную жизнь на ожидаемую от аазимара биографию, крылья и прочие атрибуты праведности – Дейран с огромным удовольствием скинул бы такого шутника в этот самый колодец.
О том, что именно случилось в лагере в момент нападения, куда он планирует «спасаться» и как намерен вернуться – Дейран просто не думает. Его занимает сейчас простой практический вопрос – вылезти из колодца. И он решает его, как может – отвлекаясь на ерунду и чушь, чтобы не поддаваться унынию и, что скрывать, страху. Делая перерывы, считая и торгуясь сам с собой, что вот на «три» или на «восемь» – он прекращает панику, отрывает руку от вроде бы устойчивой поверхности и пробует подняться чуть выше. Запрещая себе даже вспоминать море огня, полыхавшее на месте крестоносного лагеря.
И когда Дейран, грязный, злой и уставший, сцепив зубы, выталкивает свое тяжелое тело на окровавленный снег из дыры, которую представляет собой горгулий колодец – он вообще никак этот факт не оценивает. Теперь ему нужна новая цель – для начала, уйти с открытого пространства...
– Дейран! – слышит он сверху и видит Уголек, которая бежит к нему по утоптанному насту.
На ней нет обуви.
Эльфийка подлетает, порывисто обнимает – сначала он думает, что она напугана, но нет. Она просто рада его видеть. Ноги у нее в крови.
– Как ты выбралась? – Дейран опытным путем выясняет, что у него дрожит голос: приходится глотнуть морозного воздуха и посчитать до четырех.
За всю его жизнь ему не было за себя так стыдно.
Уголек лопочет что-то про заклинания, когти и то, что «все замерли, а я убежала».
«Ну и что, отдать ей свои сапоги? Бред. Тащить на руках? Мне нужны свободные руки, чтобы суметь сделать хоть что-то, если на нас нападут. Не обращать внимания?»
Дейран не уверен, что получится. «Слишком неэстетичное зрелище».
Им надо уйти с открытого пространства. Как можно быстрее.
– Идем, Уголек, – говорит он и вдруг понимает, что ему ощутимо лучше.
Когда рядом оказывается кто-то, кто его знает – гораздо легче вернуться к привычному амплуа графа Арендея, которого, как известно, не волнует в этой жизни ничего, кроме собственных развлечений. А развлечениями на этой демоновой горе и не пахнет.
Сверху доносится очередной душераздирающий, исполненный смертной муки вопль, и Уголек хмурится, обхватывает себя за плечо тремя оставшимися пальцами.
– Там всех убивают. Превращают в гулей. Очень страшно. А демон смеется.
– Идем, Уголек, – повторяет Дейран и за руку оттаскивает эльфийку в относительную тень уходящей вверх стены серпантина.
О горгулье предупреждает Сажа – вопит, как ненормальная, мечется, каркает и с изумительным успехом клюет твари глаза. Дейран тратит на горгулью последнюю энергию, но Уголек явно не сращивала себе добрую половину костей в организме, поэтому и заклинаний у нее осталось больше.
Зато теперь с чистой совестью можно взять ее на руки – Дейран представляет, как они выглядят со стороны, и криво усмехается. Просто эталон романтических сюжетов – прекрасный аазимар с... Он окидывает Уголек скептическим взглядом – она, конечно, не выглядит той маленькой девочкой, которой по сути является, но на эльфийскую принцессу похожа примерно так же, как Ланн – на ангела Иомедай.
«Ну, уж какая есть!»
Уголек ойкает и, конечно, спрашивает, зачем ее нести, если она и сама идти может. Вслушиваться в ее глупости Дейран не намерен. А когда очередной поворот открывает ему вид на дальнейший участок дороги, он даже радуется, что эльфийка сидит у него на руках, как невеста – и смотрит больше ему за спину через плечо, а не туда, вперед, где дорогу перегораживает куча свежих изломанных трупов.
«Там не все трупы».
– Знаешь какие-нибудь считалочки? – Дейран отступает за угол и слышит тошнотворный мягкий звук – видимо, сверху выкинули новое тело.
«Там не только тела».
– Конечно, – солнечно улыбается Уголек. – А кого нужно посчитать?
– Нужно закрыть глаза, заткнуть ладонями уши и вслух повторять считалочку, пока я не поставлю тебя на землю. Сумеешь? – Дейран прикидывает, как лучше идти, чтобы ему на голову не прилетел «подарочек» демонов, горгулий, культистов или кто там еще так оригинально и изысканно развлекается.
– Сумею, – серьезно кивает Уголек и честно закрывает глаза.
Наступить на мягкую, противоестественно согнутую в трех местах руку – или в проломленную грудную клетку с вывернутыми ребрами в ошметках легких – оказывается несложно. Но удержать равновесие с девчонкой на руках, переставляя ноги по слоям еще шевелящихся умирающих...
«Прекрасно, если я когда-нибудь разорюсь, смогу выступать скверным акробатом в заштатном цирке».
И все было бы сносно, если бы не считалочка Уголек.
– В первый день они пришли, всех с собою унесли. Всех с собою унесли, в первый день они пришли. В день второй они напали и кого-то пожевали. И кого-то пожевали, в день второй они напали. В третий день, явившись в гости, доглодали наши кости. Доглодали наши кости в третий день явившись в гости, – бодро декламирует эльфийка, а Дейран придумывает им цирковые псевдонимы, пытаясь сделать еще шаг и стряхнуть со своей щиколотки чьи-то цепкие пальцы, перепутавшие его ногу с ногой какого-нибудь священника Саренрэй.
«Весь вечер на арене без страховки: Прекрасный Принц и Маленькая Жуть».
– В день четвёртый мы их ждали и от страха умирали. Мы от страха умирали, в день четвёртый их мы ждали. В пятый день к нам заглянули и девчонку умыкнули. И девчонку умыкнули, в пятый день к нам заглянули. В день шестой девчонки крик прямо в душу нам проник. Прямо в душу нам проник в день шестой девчонки крик. В день седьмой ей через рот...
Дейран ставит Уголек на землю даже слишком поспешно – ему отчего-то совершенно не хочется знать, что в этом милом детском сюжете произошло на седьмой день.
– Все? – спрашивает она и убирает ладони от ушей.
– Все, – кивает он и снова поднимает ее на руки.
Некоторое время они спускаются спокойно и молча, а потом Уголек вздыхает и говорит:
– Думаешь, я не поняла, что там было много мертвых?
«Они были не мертвые!»
– Ты совершенно права, именно так я и думаю. И хотел бы остаться при своем мнении, поэтому, будь добра, помолчи, хорошо?
– Ты ведь это не на меня злишься, – качает головой эльфийка. – Ты просто переживаешь. Но ты не переживай. Аурен тебя обязательно спасет.
– Ты имеешь в виду, «нас спасет»? – поправляет Дейран.
Уголек ласково смотрит на него, как на слабоумного, и становится совершенно очевидно – она сказала именно то, что хотела.
«Еще немного блаженных комментариев – и я ее выкину в сугроб», – думает Дейран, но в роли сугроба сегодня в их труппе выступает старый крестоносец, искусанный гулями и со здоровенным колом в животе.
«И этот живой!» – досадливо думает Дейран, а Уголек, разумеется, рвется лечить старика, хотя дело это, похоже, совершенно безнадежное.
Пока эльфийка суетится вокруг окровавленного деда и – «слава всем богам и дьяволам!» – отказывается петь детскую песенку – «представляю, что бы она спела» – снизу по дороге слышится шум. Но не крыльев – торопливых шагов.
Дейран вскидывает голову и с силой закусывает губу, чтобы не начать хохотать.
Потому что это, конечно, героический командор, который всех спасет, – вид у него такой, словно он только что спустился с собственного эшафота, и первые доли секунды Дейрану кажется, что Аурен собирается к нему зачем-то подбежать. Потом это дикая мысль проходит, но все равно смотреть на его мелово-белое, как посмертная осирионская маска, лицо, очень-очень светлые сейчас глаза и сжатые в линию губы невероятно смешно.
Что в столь обыденном зрелище смешного, Дейран понятия не имеет, но этого ему знать и не хочется. Вполне достаточно каких-нибудь знаний попроще – например, что рыцарь-командор не сгорел со своим шатром или лагерем. Что его не утащила в небо горгулья – и не швырнула на скалы с высоты. Что его не было под грудой еще живых, но уже тел тех, с кем развлекались демоны наверху холма. Что...
Сквозь непонятного происхождения шум в ушах Дейран понимает, что светски улыбается, увлеченно жестикулирует и говорит – отвечает этому самому рыцарю-командору на какой-то его вопрос. Вопроса он не помнит.
– Довольно лестно, что меня посчитали за сокровище. Они, видно, думали, что сам я не выберусь, и бросили меня там. Но я выбрался, хотя это стоило мне нескольких царапин и грязи примерно везде...
Старика-крестоносца Уголек, как ни удивительно, и правда вылечивает.
А Дейран, порывшись в походной аптечке, которую очень кстати захватила Камелия, – «уникальный номер – только сегодня только для вас «И от Камелии бывает польза!» – все-таки находит нужное зелье. Ему будет очень плохо завтра днем – если он доживет. Зато тувийская дрянь, по цвету, виду и вкусу больше всего похожая на деготь – и стоящая столько, сколько вся остальная аптечка целиком – прекрасно восстанавливает потраченный магический ресурс.
Дейран качает граненый флакон в руке и обращается к командору:
– Знаешь, наши похождения в Кенабресе были просто мирной прогулкой по сравнению с этим... Ну и Бездна с ним. Я не просто готов драться, а даже в некотором роде этого хочу.
Аурен хмурится, смотрит на него непонимающим взглядом и молча отворачивается.
Зато Ланн дергает за рукав и страшно шевелит бровью – той, которая у него на человеческой половине лица.
– Что? – Дейран предпочитает проигнорировать сей самодеятельный мимический этюд.
– Он же сказал, что вы с Уголек идете вниз, к Аневии, там сейчас раненые все собираются, ну и все, кто может их защитить, конечно, – шепчет Ланн с таким видом, как будто открывает ему секрет вечной жизни.
Какая Аневия, какие раненые, а главное – какое отношение весь этот балаган имеет к нему, Дейран совершенно не понимает. С этого все и начинается.
Спорить с командором-самодуром он не планирует, бежать к Аневии – тем более. Чтобы нагляднее продемонстрировать серьезность своих намерений, превентивно глотает тувийское зелье, идет с остальными и начинает уже думать, что период делирия у Аурена сам собой прошел. Не тут-то было.
Стоит командору столкнуться с Региллом – «чтоб его разжаловали в младшие подметальщики!» – Деренге, как буйство продолжается с новой силой.
Аурену нужен доклад об обстановке, и параликтор бодро рапортует: об организованном побеге, количественном составе заседающего наверху гарнизона горгулий, эффективной тактике борьбы – странно, что не чертит на снегу план-схему расположения вражеских укреплений. Они успевают даже обсудить диверсию в лагере и обменяться мнениями – спасибо, что пока еще различными – по поводу эффективности показательных казней для поддержания строевой дисциплины.
«Вот уж у кого с нашим образцовым рыцарем-командором прямо-таки идеальное взаимопонимание!» – насмешничает Дейран, но дальнейшее...
– Отправь своих бойцов к подножию холма – выжившие собираются там и организуют нормальную оборону, – спокойно распоряжается Аурен.
Странно. Почему при недавней встрече Дейрану показалось, будто с командором что-то не так? Ведь он ведет себя, держится и действует совершенно привычно – эффективно и четко, как всегда.
– Понял. Мне отступать с ними, или идти с тобой? – уточняет Деренге.
– Отступай вместе со своими людьми. И. Убери его отсюда.
В первые мгновения Дейран даже не понимает, о ком речь – командор совершенно невозмутим, голос его звучит ровно, хотя сам текст предполагает, будто он кем-то недоволен... «Любопытно, кем?» – Дейран весьма далек от желания оказаться на месте этого бедолаги, но кого отсюда нужно убрать? Ланн вроде бы не сделал ничего такого...
И только когда старый сыч подходит к Дейрану, сверлит его круглыми совиными глазами и бесстрастно произносит: «Граф, тебя приказано отсюда убрать» – причем, несмотря на всю свою невозмутимость, Деренге все равно почему-то выглядит, будто обожравшийся сметаны кот – Дейран понимает, что речь идет о нем.
Все это не глупая шутка. Они это всерьез.