Зеркало души

      Сквозь тонкий шелк рубахи по лопаткам и талии как-то слишком быстро расходится тепло, когда Аурен обнимает его. Не привлекает к себе, просто держит: уверенно, а в то же время – словно готов по первой просьбе отпустить.       Серые глаза, наконец, снова устремлены на Дейрана – так по-прежнему не смотрят на подчиненных. Так не смотрят даже на друзей. Даже на лучших друзей. И надо быть слепым, тупым или выращенным в лесу волками, чтобы этого взгляда не понять. – Я не очень-то подхожу на роль романтического возлюбленного, – не особенно соображая, что творит, Дейран прижимает пальцы к чужим губам и мысленно заклинает командора не отвечать. – Я, – серьезно говорит тот, не отводя взгляда и не отстраняясь, – подхожу на эту роль еще меньше. Теплое дыхание щекочет кончики пальцев, губы у командора неожиданно мягкие, и в следующее мгновение Дейран уже целуется с ним – настойчиво, упоенно, жадно, словно только ради этого и пришел. А ведь и в самом деле – зачем еще? Впрочем, у командора могут найтись свои соображения на сей счет – Дейран всерьез опасается душеспасительных бесед, которые никогда не бывают вовремя и всегда все только усложняют. Но Аурен, кажется, не собирается ничего говорить – и усложнять тоже. Он наклоняется влево, подхватывает Дейрана под талию, словно в каком-то южном танце, и снова целует, неторопливо, чувственно, долго, одновременно заставляя все сильнее и сильнее выгибаться спиной назад. Сапоги скользят по гладкому ковру, и инстинкт диктует Дейрану цепляться за плечи командора – тот удерживает его на одной руке, как будто это совершенно не тяжело, но поза жутко неустойчивая. Дейран представляет, насколько будет нелепо, если Аурен сейчас потеряет равновесие и они оба рухнут на пол, но вовлекается во все более глубокий поцелуй, распознает собственное нарастающее возбуждение и неожиданно для себя стонет в такой умелый чужой рот.       Аурен ослабляет шнуровку его рубахи, щекотно вытягивает ленту из петель воротника и распахивает прохладный шелк, словно разворачивает подарок. Оглаживает горячей ладонью шею, горло, ключицы – Дейран льнет к его руке, стараясь продлить ласку... И чувствует, что падает. Он успевает резко вдохнуть, но не успевает испугаться, а через мгновение понимает, что опрокинут на узкую походную кровать – растрепанный, сбивший дыхание и с бешено колотящимся сердцем. Член стоит так, что это почти больно, но когда Дейран тянется прикоснуться или хотя бы стащить проклятые штаны с бедер, Аурен перехватывает его руку, удерживает и качает головой.       С легким привкусом сожаления Дейран признает, что проявлять инициативу ему здесь явно не придется. Впрочем, это не слишком огорчает, получать удовольствие – навык, которым он овладел в совершенстве, и пользоваться своим умением сможет, наверное, почти в любых обстоятельствах. Взгляд командора становится ощутимо тяжелее, пока он смотрит, как Дейран обхватывает собственное запястье, сам заводит руки за голову и вдруг выгибается, всхлипывая – край распахнутой рубахи соскальзывает и швом задевает напряженный сосок. Дейран сглатывает – в горле совсем сухо – хочет облизать губы, раз уж на него смотрят, но забывает обо всем, когда ладонь Аурена ложится на его промежность и сжимает, гладит, обводит головку через плотную ткань. Дейран стонет в голос, не сдерживаясь – ощущений слишком, неожиданно много для кого-то с его... опытом в данной области.       Впрочем, думать Дейран сейчас все равно не способен, он списывает болезненную чувствительность на длительное воздержание, утыкается лицом в подушку справа и втягивает непривычный, едва уловимый запах. Аромат проступает отчетливее – Аурен наклоняется ближе, от него пахнет так же: кедровой веткой, миндальным ядом, горчащим дымом и грозой. Сапоги Дейран стряхивает сам. Пытается вскинуть бедра и потереться хоть обо что-нибудь, возмущенно пристанывает, когда его с силой удерживают на месте, но оказывается вознагражден тем, что Аурен все-таки берется за демонов ремень, стаскивает с Дейрана штаны вместе с бельем. Ненадолго отстраняется, не оставляя в покое – дразнит невесомыми, непредсказуемыми прикосновениями, а когда Дейрана начинает ощутимо потряхивать, возвращается – восхитительно обнаженный.       Накрывает своим горячим телом, чуть двигает бедрами, скользит собственным членом вдоль его, уже давно влажного, – от каждого движения у Дейрана обрывается что-то внутри, поджимаются яйца и сладко кружится голова.       Удержаться невозможно – он тянет командора к себе за плечи, ближе, еще ближе... Жадно вдыхает этот странный беспокойный запах, зарывается лицом в черные волосы, снова напрочь сбивает дыхание, но мокро вылизывает чужую шею от кадыка до ключиц и разводит колени, подтягивая левое выше рукой. Аурен приподнимается над ним – зрачок у него почти на всю радужку, а голос непривычно напряженный и словно севший на пол-октавы: – Ты был с кем-то так же в последние недели? Вопрос доходит до Дейрана не сразу, он мотает головой и хочет сказать, что какие, к демонам, последние недели, если его безо всяких зелий, веществ и заклинаний так никто не доводил за последний в лучшем случае год. Только уже открыв рот, он чувствует скользкие пальцы между ягодиц и понимает, что командор имеет в виду другое. Его так ведет и плавит от желания, что нет сил даже поднять голову. Дейран упирается затылком в смятое одеяло, выводит какие-то узоры у Аурена на лопатке и, не раздумывая, выдыхает указания: – Нет. Неважно. Не растягивай – долго, – тут он вспоминает, с кем имеет дело, проглатывает вздох, собирается с силами и все-таки поясняет: – Возьми меня так, я подлечу, если что... Аурен вдруг резко отстраняется, просто кладет ему руку на шею и сдавливает, почти прекращая всякий доступ воздуха. – Только попробуй, – зло и отчетливо цедит он Дейрану в лицо, и глаза у него совершенно черные. – Я хочу, чтобы ты все – все, ты понял? – чувствовал. От этих слов, от этого тона и взгляда прошивает так, что уже стоящий член приподнимается, дергается и пошло шлёпает по животу.       Дейрана колотит от вожделения, он подается назад, пытаясь сам насадиться на эти проклятые пальцы, но Аурен ускользает, убирает руку и только очень-очень медленно поглаживает его по дрожащему горлу. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... – Дейран не думает, что говорит – ещё задумываться в постели не хватало! – просто он слишком хорошо знает, чего хочет, и торопливо частит, захлебываясь словами, потому что, похоже, выпросить желаемое – единственный способ его сейчас получить. – Я прошу тебя, пожалуйста... Пожалуйста! – «Пожалуйста, Аурен»? – почти спокойно уточняет командор, и Дейран хватает его за руку, тащит пальцы к своим губам, втягивает в рот и ласкает языком, только чтобы не скулить в голос. Когда мокрые от слюны, они сжимают его сосок, а холодный воздух остро касается чувствительной кожи, Дейрана дугой выгибает над кроватью. Он стонет, а потом согласно шепчет: – Пожалуйста, Аурен... – и опускается уже на подсунутую под задницу подушку. Аурен устраивается рядом на боку, прижимает локоть и бедро Дейрана к постели, обнимает его за шею. Покрывает лицо легкими поцелуями – в висок, бровь, скулу, уголок губ – а потом зажимает Дейрану рот и осторожно вводит в его тело сначала один палец, потом второй, а провернув, уверенно добавляет к ним третий. Дейран благодарно целует прижатую к губам ладонь и почти сразу вскрикивает и стонет в нее, потому что командор прекрасно знает, что делает. Его пальцы, вымазанные в каком-то масле с травянистым запахом, безошибочно находят и разминают нужное место – тяжелое жаркое томление постепенно разливается у Дейрана по низу спины от промежности до поясницы, захлестывая бедра и лобок.       Член ноет и пачкает живот. Дейран всхлипывает, поворачивает голову, утыкается Аурену в шею и снова вдыхает его запах – грозы становится больше, дыма меньше, а миндальная горечь расцветает резкими пряными нотами. Ему хорошо, но пальцами всегда не то и мало, и он глухо стонет, а потом требует: – Хочу тебя. Слышишь, хватит... Возьми меня, – и как заклинание: – Пожалуйста, Аурен. Командор приподнимается, нависает сверху. Дейран обвивает его ногами, дышит неглубоко и часто, расслабляется и ждет, ждет, ждет, ждет... Сердце у него грохочет где-то в горле, и кажется, он сейчас умрет, если Аурен остановится. Но Аурен не останавливается, а входит в него – не резко и рывком, наоборот, плавно и медленно, подаваясь бедрами из стороны в сторону, если Дейран шипит и закусывает губу.       Так действительно легче, хотя он больше, чем Дейран ожидал, – но будь оно все проклято, если это повод жаловаться. Командор заполняет его собой, так упоительно растягивая, замирает, наклоняется и целует. Дейран не понимает, как вообще возможно оставаться неподвижным – сам он выгибается, и ерзает, и пытается двинуть бедрами...       И так хочет почувствовать еще, что не может даже ответить на поцелуй, а просто позволяет вылизывать свой рот и стонет в чужие губы, царапается и сжимает почти судорогой сведенные колени. – Пожалуйста, – умоляет он, едва Аурен отрывается от него и дает сделать вдох. – Я не могу больше, пожалуйста... Аурен... – ужасное имя словно специально создано, чтобы всхлипывать его и давиться последним слогом, изнемогая от желания. – Если бы ты себя видел, – глухо шепчет командор и улыбается, а голос у него откровенно дрожит. – Ты такой красивый сейчас, что мне кажется, я кончу от лишнего взгляда. Не говори «не смотри!» – все равно не смогу. Дейран коротко смеется, хоть немного приходит в себя. Но дальше Аурен начинает двигаться – сначала неторопливо, давая привыкнуть, почти не выходя, просто покачиваясь вперед и назад, а потом сильнее, и по нагретой их телами смазке, которой командор не пожалел, получается так сладко и хорошо, что Дейран забывается в удовольствии... И чуть не плачет, когда его голень соскальзывает с чужого бедра, и в итоге они оба сбиваются с ритма. Аурен вздрагивает, втягивает воздух резко, будто сквозь сжатые зубы. Молча закидывает ногу Дейрана себе на плечо, вторую подхватывает под колено. Раскрывает его себе навстречу и входит снова, под чудесно нужным и правильным углом, проезжаясь по пульсирующей простате так плотно, что Дейран готов кричать. Но хочется еще – больше, глубже, резче. Поэтому он сглатывает, пытаясь восстановить дыхание, и тянет тихим шепотом: – Больно. Ресницы Аурена идут вверх, он замирает на вдохе и почти останавливается, но Дейран не дает ему времени отреагировать и договоривает: – Пожалуйста... Еще. Все верно: командора перетряхивает, он в кровь закусывает губу и резко насаживает Дейрана на себя. Загоняет член на всю длину, так что Дейран заходится долгим стоном и подаётся навстречу, уже совсем себя не контролируя. – Да... да, так! Да, Аурен! Да, да-аааа!.. – наконец, срывается он на крик. Аурен берет его размашисто и сильно, и чувствуя приближающийся оргазм, Дейран жадно концентрируется на собственных ощущениях, на настойчивом напряженном предвкушении: вот сейчас, сейчас, сейчас он... Командор запускает ладонь между их телами, со знанием дела пережимает основание его члена, и Дейран готов рыдать от такого предательства. Смаргивает с ресниц слезы – он не может кончить, а это настоящая трагедия! – разочарованно стонет, возмущённо впивается ногтями в чужую спину, оставляя глубокие царапины.       А его продолжают иметь, снова и снова вбивая в матрас.       Аурен изумительно держит ритм, и каждый раз задевает все нужные места: чувствительный край растянутого входа, и внутри, и глубже, где истомно тянет и отзывается на давление изысканной сладкой болью... Ощущения – от мучительного ожидания до медовой плавящей неги – захлестывают Дейрана, как набегающие друг на друга волны, он вскидывает голову, будто действительно нуждается в глотке воздуха, встречается взглядом с командором... И на самом деле тонет – немедленно, неумолимо, без единого шанса спастись. Колеблющийся свет почти прогоревших свечей смещается как-то странно, глаза у Аурена сейчас цвета алхимической ртути, и заглянувший в них Дейран хочет, но совершенно не может ни отвернуться, ни сомкнуть веки. А может только заполошно и тихо всхлипывать, потому что все-таки сорвал голос, кусать уже изрядно замученные губы и отдаваться. Но этот взгляд словно впивается в него, изводит, отвлекает и не дает сосредоточиться на прочих ощущениях, таких желанных и важных. Хотя наслаждение прошивает Дейрана раз за разом, так что мелко и бесконтрольно дрожат колени, спина, шея, плечи – все мокрое от пота, а собственное тело кажется уже вовсе не имеющим веса. Он теряет счёт времени, забывает обо всем на свете, ему правда кажется, что во всей вселенной они сейчас одни, что есть только он и этот невозможный потрясающий изумительный, который берет его – тело, душу, неважно – так полно, точно и совершенно, что хочется то ли смеяться от счастья, то ли рыдать навзрыд, а главное двигаться, двигаться, двигаться... Дейрану до истерики плохо и до чистейшего блаженства хорошо, хотя сейчас он вообще не понимает, как ему.       Но когда он уже готов умолять, плакать, требовать – он готов на что угодно, лишь бы его отпустили и дали изнемогающему от жажды телу долгожданную разрядку – Аурен резко переворачивает его на бок и обрывает затянувшееся переплетение взглядов. Вбивается в него еще пару раз, замирает, кажется, даже дышать перестает и подается было назад, но Дейран успевает удержать его за бедро, подмахивает, сжимается и чувствует чужой оргазм всем телом. Аурен изливается внутри него, упирается лбом ему в плечо, хрипло зовет по имени, как-то бездумно, инстинктивно кусает в шею, но разжимает зубы прежде, чем делает больно. Не выходя, тянет руку, берет в ладонь его изнывающий тяжелый член, с силой ведет вниз, а потом вверх, плотно обхватывает под головкой и по кругу гладит большим пальцем сверху, размазывая первые потеки спермы – больше Дейрану и не надо. Он кончает с едва слышными стонами, долго и медленно выплескивается Аурену на пальцы, вжимаясь в него спиной и каждый миг чувствуя, как его накрывает все более и более сильными спазмами жгучего, концентрированного наслаждения, пока не забывается в расплавляющей все кости и мышцы упоенной усталости. В себя он приходит, когда понимает, что его обтирают влажным полотенцем – вода прохладная, но, пожалуй, сейчас это лучше, чем вязкая подсыхающая сперма. Вокруг слишком ярко и холодно, Дейран закрывается от света подушкой и обнимает себя за плечо. Все болит: саднят искусанные губы, горит горло, тянет внутреннюю сторону бедер и сухожилия под коленями, естественно, ноет сзади, неприятно ломит под диафрагмой – а Дейрану необъяснимо лень сейчас со всем этим что-нибудь делать. Даже не лень – не хочется, словно измотанное тело – это какой-то сувенир на память. Но вот размышлять логически что, зачем и почему – совершенно точно именно лень, и по приблизительным прикидкам Дейрана, будет лень еще примерно лет пятнадцать-двадцать, как минимум. Он хмурится, вслушиваясь в молчание Аурена – так не хочется вникать, напряженное оно или нет, и о чем-то разговаривать, спорить, язвить...       Хватает того, что вернулось обычное присутствие, а на контрасте это уже достаточно мерзко, хотя Дейран, казалось бы, давно к нему привык. Аурен откуда-то вытягивает чистое мягкое одеяло и кутает в него Дейрана – ощущается сказочно, почти противоестественно хорошо, как подлинное чудо, бесплатная магия или подснежники в ноябре. Сухая ткань впитывает пот и лишнюю влагу, уютно греет и, кажется, ей можно закрыться и от зябкой сырости, и от света, и от бессмысленных разговоров...       Дейран поводит плечом, устраиваясь удобнее, и странно расстраивается, когда Аурен наклоняется над ним, словно хочет поцеловать, выдыхает в волосы тепло и ласково, но даже не обнимает. Вместо этого тягуче поднимается с постели, умудряется даже штаны натянуть чуть ли не грациозно – и идет к столу менять свечи в канделябре. «Красивый. Красивый сукин сын.» Немного утешает то, как выглядит его располосованная багровыми царапинами спина – почему-то Дейрану нравится это зрелище. Он подпихивает под голову еще одну подушку, ложится на бок, заворачивает край одеяла между ног и смотрит, как Аурен, закончив со свечами, садится разбирать бумаги. В золотистом мареве все расплывается, и Дейран сам не замечает, как засыпает.

***

      Когда он открывает глаза – все почти по-прежнему, только на командоре уже надета свежая черная рубаха. То есть – царапин не видно. Какое-то время Дейран просто лежит – ни о чем особо не думает, расслабленно греется и лениво соглашается сам с собой в утверждении, будто хороший секс – это совершенно восхитительная штука. Больше нечем объяснить свою ровную и спокойную радость – ведь того факта, что Дейран выжил рыцаря-командора из его собственной кровати, явно недостаточно. – Ты спишь? – вдруг разворачивается от стола Аурен, но говорит негромко и вообще старается не шуметь. Можно, в принципе, отгородиться одеялом и сделать вид, что спит. Командор, конечно, раскроет это вранье – спящие совсем иначе дышат – но не полезет же «будить» и обличать. А с другой стороны... – Нет, – сипит Дейран и кривится от боли – горло просто отказывается пропускать звук. Он переводит дух, стараясь не закашляться, приминает одеяло на уровне лица: – Теперь-то можно... подлечиться? Аурен смотрит тревожно, проводит по глазам рукой и неожиданно несколько раз щелкает пальцами, как человек, который забыл что-то общеизвестное. – Прости. Не знаю, что на меня нашло, – очень ровно сообщает он и умолкает. Дейран с невероятным наслаждением приводит в порядок горло и губы – сил много, энергия ластится, как крупная хищная сытая кошка, и это приятно. А вернув себе возможность нормально улыбаться, Дейран и вовсе расцветает: чувствует себя довольным жизнью, богатым, практически здоровым и потому даже немного великодушным. – Перестань валять дурака, – усмехается он: поуказывать рыцарю-командору, что ему делать – отдельный вид утонченного удовольствия. – Мы оба знаем, что на тебя нашло, оба знаем, что мне понравилось, и оба готовы при случае повторить. – Дейрану скучно озвучивать очевидные вещи, поэтому он переводит тему. – Что ты там пишешь? Аурен смеется – смех у него по-прежнему красивый. – Не согласен, но.. Туше. – Увы, услышав вопрос, он хмурится, и улыбка его гаснет: – Пишу... Переписываю. В четвертый или пятый раз. Приказ насчет твоей отставки.       «Да что ж ты..!» Дейран аккуратно садится и смотрит на командора так, как, наверное, родители смотрят на поранившихся по собственной дурости малолетних детей. – Ты относишься к той несчастливой части живых существ, которые после любовных утех непоправимо глупеют, исполнив свое главное жизненное предназначение? – шутку об откушенных головах и богомолах он оставляет при себе. – Какая еще моя отставка, что за... – «На бред разозлится, лучше...» – фантазии? Почему-то кажется, что он ходит сейчас по очень тонкой грани, причем с завязанными глазами и крайне извилистым маршрутом. Отчасти это даже интересно. Командор не меняется в лице – но Дейран видел это столько раз, что ему уже все понятно, и хочется взвыть. Серые глаза сейчас станут невозмутимо-спокойными, а их безупречный обладатель ровным голосом с привлечением обоза здравых аргументов обоснует хоть приказ об отставке, хоть необходимость устроить на месте Мировой Язвы межпланарный игорный дом...       Дейран успевает раньше – но высказаться, а не подумать, поэтому получается сумбур: – Знаешь, твои бумаги никуда не убегут... Иди ко мне. И ох, какой эта ерунда производит эффект. Дейран с огромным трудом не распахивает глаза, не хохочет и не хлопает в ладоши. Потому что Аурен смотрит так, словно ему только что вручили огромную корзину подснежников, а вокруг ноябрь, причем самый мерзкий и холодный ноябрь где-нибудь в глубине Язвы. Поднимается со стула. Гасит свечи специальным колпаком – Дейрану приходится высветить нимб, чтобы хоть что-то увидеть. И идет. «С ума сойти». Пребывая в околошоковом состоянии, Дейран сдвигается к ширме, охает, неудачно пошевелив ногой, но терпит и ждет – на самом деле, он до последнего не верит, что вот это все происходит сейчас наяву.       Аурен садится, дает себя обнять, на мгновение кривится, когда Дейран тянет за рубаху – ткань, видимо, присохла к спине.       «Но это сейчас поправим».       Дейран приваливается к его плечу и проводит энергию снова – зарастить царапины сущая ерунда, голова у командора, кстати, тоже пускай пройдет, и вот эта потянутая мышца...       Такого излечения, да еще и массового, на эти мелочи и даже на собственное полностью поправленное самочувствие – не нужно. Но Дейрану не жаль, а заклинание еще и очень красиво рассыпается золотыми искрами в темноте. – Раздевайся и ложись, – шепчет Дейран, в порыве какого-то уникального альтруизма распахивая даже собственное одеяло и выражая готовность им поделиться. И только уже оказавшись в руках Аурена, перекинув ногу через его бедро и неожиданно удобно устроив голову на его плече, Дейран обнимает его поперек груди – «как будто это поможет!» – давит тяжелый вздох и возвращается к вопросу своей охраны и отставки. – Послушай... Давай обсудим это все после Дрезена, – мягко говорит он на пробу и сам себя порицает за невнятную бесформенность реплики. – А что, – поворачивается к нему командор, – в Дрезене лично для тебя заготовлен фестиваль народных танцев? Демоны будут всех пытаться убить и сожрать, и только с тобой станут водить хороводы в венках? Дейран представляет это зрелище и усмехается, хотя поводов для веселья вообще-то нет. – Я не это имел в виду. А впрочем... – он умолкает, как будто задумавшись, только думает не о том.       Неимоверно хочется закрыть глаза и заснуть. Всю жизнь недолюбливая с кем-то в одной постели именно спать, Дейран сейчас готов признать, что это уже не кажется такой плохой идеей. Он искренне не понимает, почему должен отстаивать свое право не сидеть под стражей, хотя его никто не арестовал и не осудил, – поэтому злится. И, возможно, немного тревожно... «Да в Бездну!» До одури страшно, что никого он ни в чем не переубедит – и Дейран старается превентивно переубедить себя, что все дело в возможном уроне его положению, а не в чем угодно другом. Но надо собраться и что-то уже говорить, а то пауза затягивается. «Во-первых, не играй с ним на его поле, это не твое. Во-вторых, не играй с ним в его игры, он шулер.» – Даже хороводы в венках лучше чем то, на что обрекаешь нас ты, – лукаво произносит Дейран и по старательно ровному чужому дыханию, по напрягшимся мышцам под собственной рукой понимает – попал. – И если то, что ты со своими приказами превращаешься в очередного подражателя Голфри – это твое личное дело, – «Ну, она же совсем не твой идеал, ты же не хочешь быть на нее похож!..» – То меня ты отсылаешь прочь – и где прикажешь искать еще такого шикарного любовника? У Зосиэля на картинках? Аурен, увы, не смущается и говорит совершенно не то, что хотелось бы слышать: – Как насчет Неросианского оперного театра? «Поздравляю, лесть не работает». – Шутишь? – непринужденно отмахивается Дейран и изображает богобоязненный пафосный тон: – Их не благословляла сама Иомедай! – Кто знает, меня, возможно, тоже не благословляла сама Иомедай? «А вот это неожиданно. Но нет, ты не выманишь меня, вся эта религиозная муть может подождать.» – Мне, если честно, все равно, кто именно тебя благословлял. Или проклинал. Или... В общем, все равно, – Дейран вздыхает и прижимается щекой к теплому плечу командора, плавно ведет рукой вдоль загадочного шрама под сердцем. – Я просто не вижу смысла менять тебя на другого, раз уж так вышло, что ты меня полностью... ммм... удовлетворяешь. Аурен невесело смеется в темноте. – Никто не видит смысла менять меня на другого. Ни Голфри, ни Регилл, ни ты, ни... – он сбивается, но не договаривает. – Я у вас что, какой-то всеобщий инструмент самоудовлетвотворения? – Неужели ты только что сравнил себя с волшебным дилдо? – притворно ужасается Дейран, но это правда смешно. – Неужели ты только что, – в тон ему откликается командор, – обвинил Ее Величество в том, что она изгоняет демонов из Дрезена волшебным дилдо?! А вот вообразив себе эту картину, Дейран заходится совершенно искренним хохотом. Отсмеявшись, он утыкается Аурену в шею, ведет носом до уха – грозы меньше, миндаля почти нет, зато много кедра и дыма. Почему-то становится вдруг легко, и Дейран просто говорит правду, как есть: – Знаешь, если ты втемяшил себе в голову, что должен меня защищать – защищай. Только сам. Это и надежнее, кто бы там тебя ни благословлял, и честнее, и не вынуждает меня передвигаться под конвоем. Аурен лежит неподвижно и молчит так долго, что Дейрану уже кажется, он никогда ничего не ответит. Но он все же отвечает – таким тоном, что даже Дейран не может разобрать, шутит он, иронизирует или предельно серьезен. – И ты мне доверяшь? Дейран мысленно улыбается, церемонно поздравляет сам себя с победой, закрывает глаза, зевает и совершенно точно не собирается отвечать.