Зеркало души

      Дейран просыпается от негромких голосов за ширмой – точнее, просыпается он сам по себе, а голоса просто первое, что привлекает его внимание. – Тогда... Нам стоит его разыскать? – это Аневия, и звучит она скорее озадаченно. – Стоило бы, – командор, как всегда, спокоен, доброжелателен и абсолютно категоричен. – Но пока у нас нет на это ни времени, ни людей. Хочется верить, парень не пропадет, но искать его... – Аурен вздыхает, и Дейран почти воочию видит, как он качает головой. – У меня все же не сиротский приют на пикнике. – Я бы лучше его нашла и порасспросила... – ворчит Аневия. – Не пойму, почему ты так уверен, будто он не имеет отношения к тому поджогу. – Не глупи, это же очевидно. Я так уверен, что Вольжиф не устраивал никаких диверсий, потому что доподлинно знаю, кто устраивал. – И?.. – в голосе женщины прорезаются хищные злые ноты. – И его здесь уже нет, – невозмутимо договаривает командор. Но разведчице этих слов, видимо, недостаточно, потому что после паузы Аурен все-таки продолжает: – Если я скажу, что решу эту проблему сам, ты сможешь мне поверить? – Ну, выбор ты мне оставил не сказать чтобы большой, – хмыкнув, Аневия шуршит какими-то бумагами, но не спорит. – И вот еще... Я хотел поговорить об Ирабет. Похоже, после Святилища у нее серьезные проблемы с мотивацией... – Я не буду обсуждать это за ее спиной даже с тобой, – перебивает Аневия – угрюмо и упрямо одновременно. – Так обсуди это с ней без меня! – неожиданно рявкает Аурен – не повышая голоса, но так, что не имеющий никакого отношения к его ярости Дейран на какую-то долю секунды хочет накрыться подушкой и притвориться беспробудно спящим. – Смею надеяться, до штурма мне не придется публично вытирать ей сопли. Это никому не пойдет на пользу. Аневия долго молчит – судя по звуку шагов, нервно расхаживает туда-сюда. – Слушай, она... – Нет, Неви. Ты прекрасно знаешь, что я не стану ничего слушать. Я не могу вникать в эти проблемы. Не сейчас. – Здесь не во что вникать. Она думает, мы все там умрем, – очень тихо произносит Аневия. – Мне крайне не близка мысль, будто смерть в Дрезене по факту чем-то отличается от смерти где-нибудь еще, – ледяным тоном чеканит командор. И неожиданно смягчается: – Приказать выполнять свой долг – единственное, чем я могу ей помочь. Твой спектр... аргументов, полагаю, несколько шире. Снова тишина, прерываемая шуршанием – словно разворачивают свитки. Шелест пера по бумаге, глухой негромкий стук, какой-то щекотный шорох. И едва различимый вопрос Аневии: – Ты тоже считаешь, что мы обречены? – Что? – Аурен забавно фыркает – наверняка хмурится или вскидывает бровь, и Дейран почему-то улыбается этому воспоминанию. – Не морочь мне голову, женщина! Раз так любопытно – найди гадалку. А у меня есть дела поважнее. Если же тебе настолько интересно мое мнение, то я считаю, что на этой карте беда с масштабом: либо вот этот пролет крепостной стены слишком длинный, либо здесь не может быть никакой улицы – она просто не влезет. Сумеешь до вечера уточнить? Они еще что-то обсуждают, но Дейрану уже надоел их разговор. Конечно, велик соблазн подняться, дойти до стола и спросить у Аурена вина, например, – почему бы не начать утро с бокала игристого розового? С другой стороны, что-то подсказывает Дейрану, что реакция командора может оказаться не такой уж приятной, нормального игристого в округе днем с огнем, да и Аневию он своей наготой едва ли смутит, а в шатре вообще-то прохладно, и вылезать из-под одеяла точно не хочется...       Это, конечно, не роскошное ложе – от пары перин и кровати пошире Дейран бы точно не отказался. Зато на контрасте с чужой занятостью возможность предаваться блаженному безделью представляется особенно прелестной.       Поэтому по здравому размышлению Дейран решает никуда прямо сейчас не идти. Вместо этого он переворачивает подушку прохладной стороной, утыкается в нее лицом и натягивает одеяло на голову. Становится тише, темнее и уютнее, можно вдохнуть знакомый уже запах кедра и миндаля – грозу Аурен уносит с собой – и представить, будто ночь все еще в своем праве.       Определенно, утро Дейрану не нравится. В целом, как явление. По утрам на него частенько нападает меланхолия, а в отсутствие игристого, равно как и любого другого вина – это совсем неинтересно. Казавшаяся вчера увлекательной и куражной авантюра сегодня неприятно фонит предчувствием потенциальных заунывных объяснений. Оказаться вынужденным посвящать весь крестоносный вертеп в подробности своей личной жизни – противно.       А уж вспомнить, за каким демоном надо было отговаривать командора от прекрасной идеи прекратить мучения Дейрана в этом нелепом походе, он вообще не в состоянии. «Мог подредактировать текст так, чтобы все выглядело почетной отставкой – Аурен бы точно не возражал, тем более тогда. Вышло бы идеально: и приличия соблюдены, и дорогой кузине сотоварищи не к чему придраться, и сам уже был бы на полпути отсюда...» Впрочем, всерьез переживать об упущенных возможностях Дейран никогда особенно не умел – и сейчас это сожаление надолго его не занимает. Ему просто не нравится утро. Как ни странно, более-менее сносной реальность делает только достойный Ирабет пессимизм. Не то чтобы Дейрану хотелось погибать – тем более, в тошнотворно-героической борьбе за правое дело – но осознание, что в любой момент может погибнуть кто угодно, а не только он один, почему-то успокаивает.       Словно уравнивает его в правах с другими узниками этого богоугодного шапито и в известной степени развязывает руки. Можно ни о чем не беспокоиться, ничего не загадывать, ничего не опасаться... Пожалуй, в концепции обреченности есть даже своеобразная красота – особенно учитывая тот факт, что окончательная смерть Дейрану все-таки не грозит. С другой стороны, он понятия не имеет, каково это – быть мертвым, да еще и целый год. И не уверен, будто так уж хочет узнать. От доподлинно неживого сквозняка в собственной душе ощущения у Дейрана самые пренеприятные, и нет никаких оснований считать, что смерть ему понравится. – Доброе утро? – прерывает его размышления видимо все-таки выпроводивший Аневию командор. Он мягко опускает ладонь на закутанное в одеяло плечо Дейрана – приходится недовольно им тряхнуть: – Не сказал бы, что люблю выслушивать парадоксы до завтрака. Аурен негромко смеется и убирает руку. – Мне нужно уехать на несколько часов. Если поторопишься, успеешь составить компанию. Дейран выглядывает из своего убежища в мир и недовольно щурится. Во-первых, очевидно благостный, до отвращения свежо выглядящий и вообще безупречный командор его раздражает – так и тянет сказать что-нибудь, что стерло бы эту неуловимую улыбку с чужого лица и из чужого взгляда. Во-вторых, предложение «поторопиться» вызывает желание запустить в Аурена подушкой, а то и чем потяжелее – вот только указаний, что делать, да еще и высказанных в подобном тоне, Дейрану в жизни недостает. А в-третьих, любопытство все-таки сильнее злости – что отдельно бесит, но все-таки интересно, куда это рыцарь-командор собрался, да еще и накануне штурма. «Вряд ли махнет в Алмес на выходные». Ну что ж – утро так утро. Дейран откидывает край одеяла, садится и неторопливо потягивается, заведя руки за голову и растрепав пальцами волосы. Из-под опущенных ресниц он краем глаза следит за командором – и с приятным чувством выполненного долга отмечает, как тот сглатывает, кусает губу, словно нехотя отворачивается. Дейрану становится повеселее. Он даже представляет, как выходит из командорского шатра, просто завернувшись в пресловутое одеяло... Разумеется, такая фантазия – всего лишь шутка, и ничего общего с настоящими планами графа Арендея она не имеет. Бунтарский вызов обществу ханжей и лицемеров – это, знаете ли, одно, а выставлять себя на посмешище – совершенно другое. Хотя идею в целом Дейран откладывает – на будущее. У рыцаря-командора, надо думать, должна найтись какая-никакая репутация, и оставить ее нетронутой после прошедшей ночи было бы просто непорядочно.       Но, разумеется, следует придумать что-то формально совершенно безобидное – чтобы все все поняли, а некоторые и смутились, но никто бы не рискнул проявить свою осведомленность, чтобы не оказаться обвиненным в, самое малое, излишнем интересе к чужим делам. Аурен заслуживает подобного укола хотя бы за то, что Дейрану пришлось самому шнуровать проклятую рубаху – если уж одеяло в качестве утреннего туалета он отверг, то нелепо и обходиться полумерами наподобие кое-как застегнутой одежды.       Дейран натягивает сапоги, мысленно перебирая собственный – в данный момент крайне скудный – гардероб в поисках подходящего костюма для утренней прогулки, и только тогда догадывается спросить о времени. – Около двух пополудни, – Аурен сворачивает несколько карт, убирает их в футляр и идет к выходу из шатра. – Ты куда? – Дейран мысленно костерит себя на все лады, но даже такой нелепый вопрос лучше, нежели жалкая просьба подождать – ведь с этого мерзавца станется уехать и заявить, будто Дейран слишком долго собирался. – Седлать вторую лошадь, – откликается командор так, словно его намерения должны быть всякому ясны и очевидны. – Как раз успеешь позавтракать, – и выходит. «О, так мы едем вдвоем...» Настроение ощутимо улучшается – и как бы Дейран ни хотел проигнорировать заслуги Аурена в этом направлении, не признать их трудно. «Если, конечно, на улице не идет затяжной дождь». Но на улице чудесный теплый день, такой солнечный и светлый, что даже не верится, будто вот это синее небо с редкими облаками, и сухая золотистая трава, и легкий ветер – все еще принадлежат Язве. Посреди такого пейзажа сама идея что-то штурмовать, с кем-то воевать и хотя бы просто браться за оружие не ради забавы кажется совершенно абсурдной. Тем более зловещим выглядит лежащий поодаль Дрезен – силуэты стен и башен тонут в рыхлом мутном дыму, который то и дело искажают уродливые тени. Словно в картине идиллического дня кто-то прорвал дыру, и из нее лезет нечто мерзкое, бесформенное и отвратительное. Дейран хмурится, отворачивается от удручающего зрелища – в конце концов, на Дрезен он еще успеет насмотреться. «До тошноты», – подсказывает бестолковый дар, чем общее впечатление от города, надо сказать, не улучшает. Но разглядывать что-то настолько неприглядное – скучно, а отвлекаться Дейран умеет превосходно, так что стоит переключить внимание, и мрачный Дрезен его уже не беспокоит. Уж точно не так, как необходимость быстро умыться, переодеться, да еще и сообразить что-нибудь на завтрак – когда всему лагерю давно предстоит обед. Он даже справляется – и к тому моменту, когда его находит Нэнио, Дейран вполне готов отправляться на любые прогулки. Кицунэ подлетает, ничего не спрашивает, ничего, разумеется, не объясняет, без предисловий выводит черными пальцами сложносочиненные пассы у Дейрана перед лицом и уносится прочь – только ее рыжий хвост и видели. Обескураженный этим внезапным нападением без каких бы то ни было ощутимых последствий, Дейран успевает опознать только магическую защиту от зла и хаоса, но в наверченных заклинаниях явно была не она одна. Хотя, конечно, давно пора привыкнуть к тому, что командор совершенно не гнушается натравливать на него Нэнио – наверняка еще и бессовестно вешает ей на пушистые уши лапшу о пользе таких экспериментов для науки. Все же от Дейрана ускользает, как Аурен, при всем своем занудстве, всей любви к правилам, регламентам и остальной скучной дряни, которую сам Дейран терпеть не может – как он умудряется оборачивать любые, кажется, обстоятельства, себе на пользу? И ведь ничуть не смущается при необходимости вывернуть наизнанку любой постулат или закон: находит причины, способы, неочевидные логические связи – и вуаля... «Вот уж с кем никогда в жизни не стану играть в карты!» Но в данный момент Дейрану никто в карты играть и не предлагает. Аурен ждет его на выходе из лагеря – сидит, закинув одну ногу на седло, верхом на здоровенной черной коняге, подозрительно похожей на тварь из конюшен рыцарей Преисподней, и смачно грызет яблоко. «Где он его только достал?» И если честно, в этом доспехе, больше напоминающем кожаный колет, высоких сапогах и рубахе с легкомысленно распахнутым воротом командор даже отдаленно не похож на благословленного Иомедай предводителя Пятого крестового похода со всеми причитающимися регалиями. Вот на разбойника с большой дороги или пирата – вполне, только шляпы с пером не хватает. Рядом топчется такая же черная скотина – и Дейран это сейчас про лошадь, хотя источающего откровенное благодушие Аурена тоже уже очень хочется как-нибудь обозвать. То ли командор ограбил Регилла, в смысле, «реквизировал у ордена Божьей Длани транспортные средства для нужд командования», то ли Регилл дал командору взятку – спасибо, что хоть не котятами смилодона, а лошадьми... Не то чтобы Дейран имел что-то против этих голенастых здоровяков с мохнатыми ногами и кудрявыми гривами – высокие и стройные друмские рысаки существенно хуже справлялись бы с дорогами Язвы, точнее, фактически полным отсутствием этих самых дорог. Но граф Арендей привык к выезженным гордым животным для парадов и скачек, и слабо представляет, что делать с боевым чудовищем, которое рыцари Преисподней едва ли дрессировали менее жестко, чем... двуногий личный состав. «Может, ее вообще надо бить». – Ты правда предлагаешь мне ехать на этом? – осведомляется Дейран у командора. И получает в ответ веселую улыбку: – Ну, если тебе не нравится этот вариант и ты не планируешь надевать полный латный доспех, можешь поехать со мной. Ты не особенно тяжелый, и нам не слишком-то далеко... – Спасибо, воздержусь. – От поездки? – смеется Аурен, но в глазах его на долю мгновение мелькает что-то вроде тревоги. Ох, как же хочется ответить «да», развернуться и уйти! Но любопытство все еще сильнее прочих порывов. А любая прогулка – лучше, чем очередной день, загубленный в душном обществе крестоносных святош с их опасениями или надеждами насчет пресловутого штурма.       В конце концов, Дейран прекрасно умеет ездить верхом – справится и с орденской лошадью, тем более, что она уж точно должна быть послушной... – Чем секвенция отличается от репризы? – неожиданно вспоминает он, пока приноравливается к стременам – низковаты, приходится подтянуть. – Реприза предполагает мелодическое развитие повторяемого отрывка, – не задумываясь, отвечает командор, прицельно выкидывает огрызок, и не похоже, что удивляется вопросу. «Ну да, как-то так я и думал...» – Дейран ответом тоже, в общем-то, не удивлен. Выяснить, куда они все-таки едут, удается только на полпути. Потому что первым делом Аурен предлагает махнуть наперегонки до «во-о-он тех скал» – до которых, разумеется, скакать и скакать. То, что командор попросту торопится, Дейран понимает далеко не сразу – когда уступить уже не позволяет азарт. Оказывается, тяжеленная зверюга на удивление резво бегает, а ее плавные аллюры вполне комфортны для всадника – видимо, чтобы рыцаря не растрясло в тяжелом доспехе. Прикинув, что кавалерийскую лошадь вряд ли натаскивали на уместный для манежа кентер, Дейран решает чередовать галоп с редкой рысью – и оказывается очень прав.       Хотя ему уже не так важно выиграть – просто приятно вырваться прочь из... Да из всей этой крестоносно-демонской круговерти, где все ходят со сложными лицами и любую мелочь приходится воспринимать всерьез. Несмотря на все свои жалобы и ворчание, Дейран, похоже, не осознавал, насколько он нуждался в простой возможности отправиться на самую банальную прогулку.       И теперь его радует все на свете – быстрая скачка, свежий ветер в лицо, удивительно теплый для поздней осени день... Да что говорить, если Дейран даже по отношению к Аурену испытывает нечто похожее на благодарность! Правда, это ненадолго – тот зачем-то поддается и позволяет обогнать себя на последнем участке у злополучных скал, чем закономерно приводит Дейрана в бешенство. Зато, когда они уже на рысях продолжают путь, Аурен рассказывает, куда он все-таки так спешит и зачем Нэнио накинулась на Дейрана посреди лагеря.       Итак, они направляются в расположение второй армии, а для безопасности – проделывают это под заклятьями стихийных и мировоззренческих защит, а также под покровом высшей невидимости, способной обмануть демонов. «Тайна – лучший щит и лучше щита», – цитирует Аурен какой-то древний трактат, название которого Дейран не помнит – и вообще не знает, за каким демоном взялся в свое время читать ту философскую муть. Хочется спросить командора, не ограбил ли он случайно библиотеку. Но вовремя вспоминается, что как раз библиотеку – а не многочисленные ювелирные и прочие лавки, например, – они в Кенабресе и обнесли. Правда, книги бы иначе все равно сгорели, так что именно кражей это назвать сложно... «Никогда бы не подумал, что он успевает их еще и читать», – веселится Дейран, но вслух спрашивает другое. До сих пор в его сознании вторая армия была некой умозрительной единицей, цветным флажком, который передвигают по карте от каких-нибудь саркорианских руин до ближайшего скопления демонов. И ему любопытно, почему Аурен никогда не приглашал руководящих ею генералов поучаствовать в военных советах, например. – Зачем бы? – удивляется командор. – Хороший подчиненный – тот, который выполняет приказы, а не обсуждает их. Иногда Дейрану кажется, что вместо Аурена с ним разговаривает параликтор Деренге. Стоянка второй армии меньше и скромнее, чем основной лагерь крестоносного воинства, зато и прятать ее легче. И как-то все вокруг... другое. Дейран понятия не имеет, зачем командору понадобилось сюда ехать, и не особенно задается этим вопросом – раз приехал, значит, надо было. А пока он беседует с синебородым ореадом – видимо, каким-то армейским начальником – Дейран осматривается вокруг. Кажется, здешние рыцари, лучники, жрецы и воины – те же крестоносцы. «Те же, да не те», – решает Дейран, послушав обрывки разговоров и приглядевшись к обмундированию. Оно не то чтобы лучше – нет, какой-нибудь оруженосец «рыцаря Китрейны» может похвастаться гораздо более богатым снаряжением. Но у местных все более.. унифицированное, что ли.       Как будто кто-то специально закупал одинаковые мечи, кольчуги и шлемы, шил одинаковые котты и плащи... Да и разговоры здесь больше не о Наследнице и даже не о Дрезене, а о более приземленных вещах. Пожалуй, похоже на обычный лагерь тщательно снаряженной армии вне всякой религиозной чепухи, и Дейрану это даже нравится. – Граф Арендей? – окликает его со спины мелодичный женский голос, кажущийся смутно знакомым. Он оборачивается, удивленный – место вроде этого крайне мало подходит для известных ему прелестниц. Впрочем, конкретно эта прелестница смотрится посреди армейских палаток и стоек с оружием вполне уместно – и даже никакой прелестницей, строго говоря, не является. Несмотря на все свое очарование, баронесса Гаунтер – аазимарка, служительница Рагасиэля и просто красавица – выбрала военное дело основным занятием не из пустого каприза. – Баронесса! – Дейран надевает на лицо самую обворожительную из своих улыбок и изображает вежливый поклон: в детстве ему столько раз ставили эту девицу в пример, что он ее до сих пор по инерции недолюбливает, хотя они не особенно близко знакомы. – Это и правда вы, Дейран, – ответная улыбка – прохладная и приторная, видимо, аазимарка от него тоже не в восторге. – Признаюсь, я думала, ваше участие в крестовом походе – слухи, не более. – Как видите, вовсе нет, – он продолжает разговор скорее из любопытства: непонятно, что она здесь вообще делает – ведь за плату такие не сражаются, а фанатичной приверженкой идеи крестовых походов баронесса вроде не была. – И, как вижу я, этот поход вообще привлекает талантливых людей... – Если это был комплимент, то вы одарили меня им слишком рано. Я пока ничего не решила. С одной стороны, мне говорили много хорошего о новом рыцаре-командоре, и то, что я увидела здесь, подтверждает эти слова. Организовано все и впрямь с умом и без скупости. И все же... Я рассчитывала поучаствовать в штурме, а мне предлагают всего лишь взять под командование кавалерийский корпус в тылу. Впрочем, это вам, думаю, не слишком интересно... Но Дейрану очень даже интересно.       Во-первых, баронесса могла бы поговорить с самим рыцарем-командором – вон же он стоит. А она этого не делает: вероятно, думает, что беседа с его советником по ненаправленным коммуникациям принесет больше информации – хотя это крайне ошибочная точка зрения. Во-вторых, Дейран до сего момента был совершенно уверен, что все силы крестоносцев брошены именно на штурм – а оказывается, есть еще и некий тыл, а в нем – кавалерийские корпуса... Причем управляется все это людьми, максимально непохожими на высокопоставленных паладинов. И в-третьих, Дейрана страшно – и страшно неожиданно – раздражает снисходительный тон, все эти «я еще не решила» и «организовано и впрямь неплохо». Звучит глупо, но он чувствует себя почти задетым. А потому перестает лениться и берется за баронессу всерьез.       «Так что она хочет услышать?»       Похвалы командору из его уст точно все только испортят, к тому же Дейран не желает его хвалить – и не особенно понимает, за что мог бы. Тайные жалобы на то, как не хватает в войске талантливых полководцев? Тоже чушь: Дейран в этом вообще не разбирается, а она – очень даже, и потому сразу заметит некомпетентность и ложь. Взывать к праведности – явно не его стезя, да и баронесса – не наивная новообращенная церкви Иомедай... «Постойте-ка, ты хотела поучаствовать в штурме, а тебе дают всего лишь тыловой корпус? Ну, милая моя, я бы и на корпус не рассчитывал...» Графу Арендею не надо понимать ровным счетом ничего в военном деле – достаточно просто неплохо разбираться в людях. Баронесса Гаунтер сделала поистине впечатляющую для своих лет карьеру, выбрала неординарного небесного покровителя и, кажется, незаметно подкрашивает магией кончики волос в огненный оттенок?       Вывод очевиден – и Дейран аккуратно раздувает ее тщеславие, позволяя выявлять «подлинный смысл» собственных слов, – и ее амбициозность, потому что далеко ведь не всем достается честь командовать хотя бы ротой в объединенных армиях Пятого крестового похода. «У нас здесь очень, очень высокие требования», – думает он и искренне радуется, что разговор происходит не в главной ставке. Там ему было бы сложнее красиво врать на этот счет. Баронесса покупается так легко, что Дейрану мерещится какая-то ловушка или ошибка – но их нет. Разве что рыцарь-командор собирается доверить ей самое большее метлу для подметания садовых дорожек... «Ведь на такое даже я ее не уломаю». Но толковых командиров, не связанных с церковью Иомедай, Королевским Советом и – будем откровенны – с королевой Голфри, в Мендеве немного, так что Аурен едва ли пригласил аазимарку сюда просто так. «Осталось только выяснить, насколько «просто так» он привез сюда меня, знакомого с баронессой лично, принадлежащего к близкому ей социальному кругу и...» Дейран вдруг очень отчетливо осознает, что многие «случайности» в случае Аурена вовсе не случайны. Что большинство совпадений – результат на первый взгляд не связанных между собой, но вполне продуманных поступков. И что сам он, как и все остальные, видит лишь ту сторону личности командора, которую командор желает предъявить. Мысленно перебирая еще с Кенабреса запомнившиеся события, Дейран понимает, что уже тогда подметил эту характерную манеру. Ту самую пунктирность систем и планов, которые со стороны поначалу кажутся набором распадающихся элементов. Ту неочевидную и столь же непреложную настойчивость, с которой Аурен добивается своих целей. И то умение найти подход ко всякому, кто может принести пользу... На обратном пути Дейран молчалив и задумчив. Хочется уверовать в собственную мнительность – но приходится признать, что дело отнюдь не в ней. А допускать, что его используют – пусть и без злого умысла – наоборот, не хочется совершенно, однако... – С тобой все в порядке? – Аурен подъезжает ближе – лошади идут шагом, и ему не нужно даже повышать голос, чтобы о чем-то заговорить. – Да. Наверное, – Дейран хмурится, почти против воли отмечая и чужое желание завязать разговор, и то, какие слова, тон и время для этого выбраны. – Я что-то непривычно увлекся всякими размышлениями. Вернее... Как-то у меня сегодня сложно с формулировками... Пытаюсь кое-что понять. Против обыкновения, он совсем не продумывает разговор, не прикидывает возможных реакций собеседника – просто устал копаться в собственных воспоминаниях и догадках, с переменным успехом отбиваться от всевозможных неприятных прозрений и вообще так долго быть серьезным. Может, поэтому, а может по каким-то другим причинам Дейран внезапно решает спросить прямо: – Вот скажи мне – ты... знаешь меня уже некоторое время. У тебя сложилось обо мне какое-то мнение? Если командора и удивляет вопрос, то этого не заметно. Пару мгновений он размышляет над ответом, а потом спокойно произносит: – Ты никого к себе не подпускаешь. Возможно, у тебя есть на то причины. Но если тебе нужна будет поддержка – можешь на меня рассчитывать. Дейран вскидывает на него глаза – если бы не необходимость следить за лошадью, он бы успел поймать чужой взгляд раньше, и понял бы, наверное, больше. Потому что это очень странный ответ. Не шутка, не комплимент, не укор – ничего из того, к чему Дейран привык и чего мог бы ожидать. Пожалуй, это даже не ответ вовсе. «Что ты обо мне думаешь? Думаю, что ты можешь на меня рассчитывать». Какой-то вздор! Но Аурен не совершает бессмысленных поступков, не говорит ерунды и сейчас, вероятно, тоже сказал то, что сказал, не просто так. «Причины никого к себе не подпускать, значит?..» Краем сознания Дейран ловит отголосок не своей заинтересованности – и моментально, почти инстинктивно сворачивает всякие размышления на эту тему.       На некоторые вопросы по-прежнему не хочется знать ответ, и похоже, таких вопросов теперь два. – Ты ведь сознаешь, как ужасно и пресно это звучит? – смеется он. – Ты еще скажи какую-нибудь чушь вроде «ты можешь мне довериться», и я окончательно поверю, что тебя вырастила пара плохих драматургов, читавших тебе на ночь вместо сказок свои сочинения на тему человеческих отношений. «Переборщил с веселостью, слишком резко и неестественно!» – ругает Дейран сам себя. Аурен, как ни странно, на эту тираду почти не реагирует – только красноречиво приподнимает было бровь, но почти сразу лицо его разглаживается. – Ладно. Я спросил об этом только потому, что ответ на вопрос «что ты обо мне думаешь?» обычно больше говорит о самом отвечающем. А теперь, когда я тебя, наверное, озадачил... не перейти ли нам к обычной светской беседе? – Так скоро? – иронизирует командор, но и только. – Боюсь, до возвращения нам стоит прекратить всякие беседы вовсе. У нас мало времени. – Постой, – неожиданно сам для себя Дейран совсем останавливается и кивает на темнеющий вдали Дрезен. – Ты думаешь, мы его все-таки возьмем? Иначе зачем оставлять в тылу крупные силы? Взгляд серых глаз становится тяжелым и одновременно каким-то... тоскливым? Не понять. Аурен невесело усмехается: – Кому-то я ответил бы, что, конечно, возьмем. Кого-то отправил бы молиться. От кого-то бы отшутился. Тебе скажу – я не знаю, – он поворачивает голову, несколько секунд молча рассматривает их цель и снова заглядывает Дейрану в лицо. – У меня такое странное чувство, будто этот город придется взять. И я сейчас говорю не о долге, славе, справедливости и прочих... фантомах. Даже не о стратегической необходимости. Скорее... о судьбе? Видишь, у меня тоже скверно с формулировками. «Фантомы, да? Интересные у тебя фантомы, командор...» Впрочем, несмотря на собственную язвительность, Дейран вполне понимает, о чем речь. – Как будто Дрезен – последняя страница дьявольски подозрительного контракта, и пора ставить подпись, – задумчиво продолжает Аурен. – А я все никак не пойму, в чем подвох. Впрочем, – он встряхивается и усмешка его становится почти резкой. – Все это пустое и имеет мало отношения к реальности. Что же до второй армии – она нужна как раз на случай нашей неудачи. Насколько я понял из хроник и свидетельств очевидцев, в прошлый раз никто не озаботился тем, чтобы организованно прикрыть отступление, а у нас в войске нет Яниэль, которая задержит демонов, если что.       Командор окидывает Дейрана странным непроницаемым взглядом, кивает каким-то собственным мыслям и продолжает: – Зато есть ты – и я надеюсь, мне не придется сейчас вспоминать очередную главу из извращенных сочинений, что мне предположительно читали на ночь. Ту, которая про «я сделаю что угодно, чтобы с тобой ничего не случилось». Хочется верить, я буду на этом поприще достаточно... эффективен. В любом случае, веская мотивация – уже половина победы. И поди разберись, шутит он – или говорит всерьез. – Что ж, подождем развития событий, – улыбается Дейран так, словно они вдвоем читают какую-то книгу, и вовсе не планируют совершать героические подвиги лично. – Но ты сказал, у нас мало времени? Так едем! – и поднимает лошадь с места в карьер. Потому что еще немного этой беседы – и ее придется признать душеспасительной или вообще проникновенной, а Дейран терпеть не может душеспасительных и на дух не переносит проникновенных бесед.