— Складывай внутрь побольше, а то эти обалдуи опять будут жаловаться, что начинки меньше, чем теста, — Сонха поправляет закреплённый кончик у пирожка и выкладывает его на противень, пока Чонгук лопаточкой пытается затолкать излишки мяса внутрь у следующего, который он должен был передать в руки женщины. — Вот так, молодец, умница.
Чонгук на похвалу смущённо улыбнулся, вскинув взгляд на женщину рядом с собой. Тэхён совсем не был похож на неё внешне, он полностью пошёл в отца, но было что-то общее в их характере, в энергетике, исходящей от альфы и от его мамы. Это трудно было объяснить – Чонгук и не пытался, просто принял тот факт, что есть вот такие,
особенные люди.
Ким Сонха была прекрасной матерью для пятерых детей и лучшей женой для своего мужа. Обладательница самых нежных рук и самых тёплых глаз – она притягивала к себе магнитом, к ней хотелось быть как можно ближе, желательно – под тёплым боком, будто в самом безопасном месте.
Сегодня ему это чувство требовалось особенно сильно.
— Ты какой-то кислый сегодня, — Сонха смотрит участливо, видит будто бы насквозь, а Чонгук даже и не пытается выдавить кривую улыбку. Притворяться не было ни сил, ни желания. — Дай угадаю: с мамой поссорился?
— Нет, мы не ссорились, — Чонгук о маме говорить не хотел уж точно. Он был обижен на неё, он думал о ней всё утро и теперь не хотел об этом даже вспоминать. Омеге просто хотелось отдохнуть от всех этих переживаний, хотелось перестать скучать и чувствовать себя таким одиноким. — Сложно поссориться, когда не видишь человека всю неделю.
Чонгук случайно дырявит эластичное тесто из-за своей рассредоточенности, охает приглушённо и пытается склеить порванные края, извиняясь и виновато поджимая губы. Сонха наблюдает за ним с сожалением и сочувствием, останавливая сбивчивые извинения.
— Миён совсем заработалась, да? — женщина наклоняет голову чуть в бок, испачканной рукой накрывая ладонь подростка.
— Да, есть такое, — Чонгук передаёт в руки женщины испорченный пирожок, хочет поправить волосы, лезущие в глаза, но в последний момент вспоминает, что пальцы у него в начинке и в прилипшем тесте.
— Не могу смотреть на твою грустную моську, — Сонха буквально за несколько секунд одним движением скрепляет разошедшиеся края до состояния "ничего не было", выкладывает пирожок на противень и отодвигает его чуть в сторону. — Можем сделать перерыв и попить чаю, что скажешь?
— Я только за.
Чонгук первым делом пошёл к раковине мыть руки, а Сонха же вытерла ладони влажным полотенцем и поставила чайник на плиту. Она не любила делать перерывы в готовке, но Чонгуку этот процесс явно не слишком помогал справиться с тяжёлым моральным состоянием. По правде говоря, женщина вообще не понимала, зачем её сын притащил к ним Чонгука в таком состоянии. Это Сонху готовка успокаивала, а вот Чонгуку лепка пирожков явно не пошла на пользу.
— Я вот хочу попить чай с сахаром, — женщина ворчит тихо, пытаясь разрядить обстановку и доставая кружки из шкафчика. — Тэхёна только за смертью посылать, ей-богу. До магазина и обратно десять минут идти, где он бродит уже час?
У Чонгука с лица сходит всё напряжение, он даже посмеивается тихо, представляя, что альфа может учудить на этот раз.
Они садятся за стол, взяв по пирожку из первой партии. Сонха даже злорадно хихикнула, потому что детям до ужина запретила притрагиваться к выпечке.
Чонгук обожал эту женщину.
— Ма-а-ам, так нечестно! — из-за угла выскочил Джебом, самый младшенький из Кимов. Он обиженно надулся, выпятив нижнюю губу, а когда Сонха начала судорожно прятать пирожок, подбежал к Чонгуку и залез к нему на коленки, после чего развернулся боком к столу и попытался дотянуться до выпечки.
— Бом-а, вкусняшки после обеда, — Сонха отодвинула поднос подальше от цепких рук сына, на что тот хныкнул громко и потянулся дальше. — Нет, малыш, подожди до ужина, час всего остался.
— Ну ты же кушаешь! И Гук-и тоже!
— Гук-и заедает стресс, когда станешь большим и унылым – поймёшь.
Чонгук хохочет, едва не подавившись чаем, а вместе с ним и Джебом, который шутку, конечно, не понял, но смеяться очень любил. Мальчик с его коленей так и не спустился, лишь устроился поудобнее и обвил руку омеги своими двумя.
Мама Тэхёна сразу же начала рассказывать – много и обо всём. Жизнь у неё была интересная, что до появления пятерых детей, что после. Чонгук слушал и не перебивал, с интересом улавливал каждое слово, пил чай и пальцами теребил лямку детского комбинезона, которая вечно сползала с маленького острого плеча. Омега, если честно, вообще не понимал, как на этом гиперактивном ребёнке держится хоть какая-то одежда.
В какой-то момент маленькие пальчики ребёнка нашли на запястье Чонгука тонкую цепочку браслета. Чон всегда старался прикрыть его длинными рукавами кофт или блузок, а когда носил одежду с коротким рукавом – неосознанно прикрывал украшение другой ладонью. Цепочка была просто невероятной красоты, Чонгук постоянно боялся её сломать или потерять, больше именно потому, что она для него очень много значила. А маленькие загребущие ручонки тем временем безустанно пытались её стянуть с запястья.
— Бом-а, — Сонха отвлеклась от своего рассказа, чтобы оторвать ребёнка от хрупкого на вид украшения. Джебом послушно отпустил цепочку, и, заскучав, спустился с насиженного места на пол, предварительно чмокнув в щёчку Чонгука и Сонху.
Женщина остановилась на рассказе о том, как Тэхён вынес из школы тарантула в аквариуме и притащил его домой. Чонгук ждал эпического заключения, но женщина молчала, делая сразу же несколько глотков чая, при этом смотря в упор на запястье младшего. Чонгук, смущаясь, положил руку на стол, поближе к Сонхе. Он не знал, показывал ли Тэхён это украшение маме, а на самом подростке она увидеть браслет не могла – Чонгук гостил у них впервые за месяц после своего дня рождения.
Сонха одной рукой аккуратно обхватила тонкое запястье, а другой невесомо коснулась цепочки, улыбнувшись каким-то своим мыслям.
— Да, — женщина говорит тихо, переводя взгляд тёплых глаз на лицо подростка. — Он точно стоил своих денег.
— Он дорогой? — Чонгук невольно бросает взгляд на украшение. В нём не было никаких камней или стразов, и от того оно было только прекраснее. На красивых переплетениях были закреплены небольшие простенькие фигурки, совсем крохотные. Просто очаровательные. Чонгук лишь в этот момент задумался, сколько могла стоить такая работа.
— Конечно, дорогой, белое золото всё-таки.
Чонгук после паузы в несколько секунд смеётся, обыденно так, будто бы ему сказали что-то довольно забавное. В мыслях даже не возникает мысль о том, что сказанное может быть правдой.
Только вот Сонха не смеётся. Смотрит серьёзно, кажется, слегка удивлённо и виновато, а Чонгук неверяще скашивает взгляд на тонкие переплетения неизвестного ему материала.
— Вы шутите сейчас? — Чонгук всё же переспрашивает спустя какое-то время. Думает, что ему послышалось, просто потому что он знает, сколько стоят украшения из белого золота. И это не та сумма, которую Тэхён мог бы позволить себе потратить на подарок к шестнадцатилетию друга.
— Нет. — Сонха не врёт, Чонгук по глазам видит. А она почему-то улыбается. Наверное, забавляется с реакции Чонгука. — Ты не знал, что ли?
— Он же бешеных денег стоит, — подросток шепчет совсем тихо, остекленев взглядом. В его голове с каждой секундой становится всё больше пугающих догадок, а браслет в это время будто бы начинает обжигать руку. — Откуда у Тэхёна такая сумма?
— А зачем он по-твоему на двух работах убивался всё лето?
— Он сказал, что это помощь отцу. Что вы копите деньги на новую машину, — Чонгук отвечает на этот вопрос быстрее, чем Сонха успевает договорить предложение, потому что он, чёрт возьми, уверен. Тэхён даже показал ему в интернете нужную модель, а ещё постоянно рассказывал о том, как их "ласточка" глохла при каждой поездке, буквально вынуждая семью копить на новый автомобиль.
— Чонгуки, — Сонха придвигается ближе к столу, наклоняясь чуть вперёд, поближе к растерянному подростку с начинающейся паникой. — Донхён поменял машину ещё в прошлом году.
У Чонгука внутри будто бы что-то трескается, он даже слышит в ушах этот звук. Это же выходит, что альфа все те три месяца впахивал на двух работах и умудрялся уделять достаточно времени Чонгуку, просто чтобы подарить ему на день рождения дорогущее украшение и при этом даже не намекнуть, сколько оно стоило и сколько труда было вложено в этот подарок. Тэхён ведь и дальше бы молчал, если бы не Сонха. Чонгук даже не задумывался о том, что это за браслет, из чего и кем он сделан, хотя привязался к украшению очень сильно и не снимал его никогда. Он был так счастлив тому вечеру на крыше многоэтажки, что даже флорариум казался чем-то совершенно необязательным, но до жути приятным. Выходит, что главным подарком была цепочка, а Тэхён даже никак на это не намекнул. Что он тогда сказал?
Я подумал, что тебе понравится. Не знаю почему. Просто решил, что тебе очень подойдёт.
И это всё, больше о браслете за этот вечер ничего не было сказано. Чонгук винит себя, винит Тэхёна, да даже Сонху. Он думает о том, что не заслуживает таких подарков, что глупый альфа совсем обезумел, что он слишком безрассудный, безалаберный и безответственный, что он вообще дурак последний, потому что... Как же можно такому человеку, как Чонгук, дарить
такое? Даже люди в более состоятельных семьях не всегда дарят
на годовщины такие подарки, а Тэхён подарил такое украшение на день рождения своему
другу. Кажется, именно в этот момент омега понял, что нихрена они не друзья. Это уже давно не дружба, но признаться в этом хотя бы самому себе он всё ещё не мог, что уж говорить о Тэхёне, влюблённость которого Чонгук так очевидно игнорировал, скрывая чувства и от себя, и от самого альфы.
— Я не понимаю, — омега проговаривает совсем тихо и очень медленно. Смотрит на собственное запястье и видит, как дрожат его пальцы. — Зачем? — понимает, что Сонха явно не ответит, потому что вопрос этот нужно задавать альфе. Хотя ответ находится на самой поверхности. — Если бы это была пластмасса, я был бы рад не меньше. Я был бы счастлив и без браслета вовсе, и без флорариума тоже.
— В этом твоя прелесть, золотце, — Сонха обхватывает дрожащую руку и аккуратно поглаживает тонкую кисть, успокаивая ушедшего в мысли мальчика.
— Почему Вы не остановили его? Это же такие огромные деньги, их можно было бы потратить на что-то более необходимое, — Чонгук едва ли не хнычет, потому что он теперь совсем не знает, что ему делать. Тэхён всегда заботится о нём гораздо больше, чем кто-либо, но это уже был перебор. Всё и так стало слишком прозрачно после дня рождения омеги, но теперь над Чонгуком стеной нависло осознание того, что просто так оставить всё, как есть, ему уже не удастся. Можно было игнорировать то, что Тэхён при прогулке всегда старался сцапать его за руку, обнимал дольше обычного и оставлял совсем короткие поцелуи на виске или щеке, даже если Чонгук после этого бил его в грудь и шипел диким зверёнком. Но игнорировать наличие браслета на своей руке, при этом зная, что стоит он шесть зарплат юного альфы – невозможно. Это уже абсурд какой-то. — Я чувствую себя ужасно.
Чонгук лбом прикладывается об стол и выдыхает медленно, надсадно.
— Разве Тэхёна остановишь? Он как увидел этот браслет в ювелирной лавке, сразу же сказал, что будет на него копить.
Сонха аккуратно проводит пальцами по мягкой коже, говорит аккуратно и вкрадчиво. Она к выкидонам сына привыкла, понимала, что когда тот влюбится сильно, по-настоящему – будет настоящий взрыв. Тэхён рос сильным и упёртым, довольно прямолинейным и открытым. Он сразу же рассказал о Чонгуке в тот день, когда вытащил мальчика из бассейна, потом по вечерам раз в неделю, когда у класса Чонгука были занятия в бассейне, рассказывал о том, что он начинал чувствовать, глядя на омегу. Спустя полгода рассказал о случае в омежьей раздевалке, а потом об их прогулке и походе в кинотеатр. Сонха уже тогда поняла, что это всё очень серьёзно и что её сыну попался не самый простой человек, но она и не ждала, что Тэхён влюбится в красивую девочку с ветром в голове. Её сын никогда не искал лёгких путей.
— Три месяца выносил нам мозг, а бедный продавец вынужден был держать у себя этот браслет для Тэхёна всё лето, потому что он был последним, — Сонха всё так же аккуратно продолжает, отпустив руку омеги. Женщина старается разрядить обстановку, чтобы Чонгук пришёл в себя и перестал мучиться в своих мыслях. Она тянется к чужой вихрастой макушке, чтобы мягко погладить загруженную голову. — Я так и не поняла, этот мужчина так проникся историей любви, или Тэхён просто его так задолбал, что у него выбора не было, но...
— Я не могу его принять и просто так носить.
Сонха вздрагивает, когда Чонгук резко садится прямо и тянется к застёжке на браслете. Он долго не может подцепить крошечный механизм из-за дрожащих пальцев, поэтому женщина успевает его остановить, сжав ладони младшего омеги в своих.
— Не смей, Чонгук, — Сонха сменяет снисходительность на строгость, заставляя подростка резко замереть. — Не смей его снимать и возвращать Тэхёну, — она кивает на браслет и снова смотрит прямо в полные растерянности глаза. — Я впервые видела его таким гордым, когда он купил это украшение. Он никогда так собой не гордился, как в тот день. Если вернёшь браслет – ты разобьёшь ему сердце.
Чонгук понимает, что всё ломается. Прямо в этот момент все его внутренние установки трещат по швам, а в голове всё превращается в кашу. Ему впервые за долгое время хочется оказаться в пустой квартире и вернуть чувство одиночества, в котором он смог бы получше подумать обо всём, что произошло, о том, что он чувствует.
— Но я не могу, я...
— Я дома!
Сонха с Чонгуком замирают на месте, слыша хлопок двери и громкий, низкий голос из коридора. Через несколько секунд с размаху открывается дверь в детскую, из которой шумной гурьбой выбегают четыре альфочки, на ходу вытягивая руки для приветственных объятий.
Чонгук не видит, что происходит в коридоре. Он растерянно смотрит на Сонху, та улыбается ему коротко и крепче сжимает его руки напоследок, прежде чем отпустить и взяться за чашку с чаем.
Спустя несколько секунд на кухню заходит Тэхён, держа в одной руке большой пакет, забитый непонятно чем, а другой придерживая Джебома, повисшего на его шее маленькой коалой. Остальные дети следовали гуськом за братом, пока тот наконец не остановился возле столешницы, водрузив на неё продукты.
— Тэ, я же просила сахар и муку купить, а это что такое?
Сонха встаёт с места и начинает суетиться рядом со старшим сыном, который в это время очень мило нянчил Джебома, одной рукой крепко держа ребёнка, чтобы тот не упал, а другой мягко то пощипывая пухлую щёчку, то щекоча бока, скрытые футболкой с уточками.
Следом за Джебомом на руки попросился Ёнгук, который в свои семь лет, вообще-то, громче всех голосил о том, что он уже давно взрослый и самостоятельный. Чансу с Бонгилем тоже трутся рядом в битве за внимание, при этом что-то выкрикивая и периодически дёргая старшего за одежду.
Омега уже не следил за шуточной перепалкой, он смотрел прямо в глаза Тэхёна, когда тот резко поднял на него свой взгляд. У альфы в глазах – искры, Чонгук видит и пугается только сильнее того, насколько всё было очевидно, что всё буквально находилось прямо перед его носом, а он так глубоко был в себе, что и вовсе ничего не замечал. Не хотел замечать, вернее. Конечно, видел, внутренне давно уже всё чувствовал, но не желал в этом разбираться и делать хоть что-то. Долго бы он смог и дальше держаться в стороне?
— Кто хочет мороженое? — Тэхён снова возвращает внимание детям, которые тут же начинают прыгать на месте и горланить звонкое "я-я-я", после чего старший альфа волшебным образом вытаскивает из пакета четыре рожка, два отдаёт старшим, а для Ёнгука и Джебома раскрывает упаковки самостоятельно.
— О, ты печенье моё любимое купил, — Сонха проходит мимо сына с упаковкой в руке и треплет отросшие кудри Тэхёна, пока тот сидит на корточках перед младшеньким. Когда альфа поднимается, она едва ли на носочках может достать до его макушки.
— Да, и, — Тэхён встаёт с места и идёт к заметно опустевшему пакету. — Киткат с матчей для людей с особо извращённым вкусом.
Чонгук видит перед собой любимую сладость и поджимает губы. Всего один раз он упомянул вскользь о том, что любит именно эту шоколадку, и то, только после того, как Тэхён обнаружил дома у омеги фантик из-под неё. Альфа помнил буквально всё, что было так или иначе связано со вкусовыми предпочтениями Чонгука, потому что это давно была не просто забота, а уже полноценные ухаживания.
Чонгук будто бы рушился внутри, ломался и превращался в пыль, а Тэхён смотрел на него и улыбался, заваривая пакетик чая с лесными ягодами и добавляя туда две ложки сахара с горкой идеального размера, в конце концов, конечно же, двигая чашку в сторону омеги.
***
Спустя час, когда младшие всё же ушли в комнату, Тэхён с Чонгуком продолжили лепить пирожки. Сонха в это время наводила на кухне порядок, периодически коротко поглядывая на парочку за столом.
Тэхён подсел поближе к омеге и рукожопил как мог, напрашиваясь на очередные прикосновения. Не к нему, конечно, а к неудавшейся версии мучного изделия, которое Чонгук вынужден был поправлять, периодически задевая ладони альфы. Сонха наблюдала за этим зрелищем с едва сдерживаемым смехом.
Тэхён отлично умел готовить и эти пирожки лепил быстрее, чем она. С закрытыми глазами.
Они закончили ближе к семи часам вечера. Чонгук долго отмывал руки горячей водой и моющим средством, в то время как Тэхён вообще не парился – вытер руки влажным полотенцем и пристал к матери, выпрашивая две печеньки, одна из которых впоследствии оказалась во рту у младшего омеги. О том, как альфа несколько раз прижимал хрустящее тесто к губам Чонгука, прося открыть рот, стоит промолчать. Сонха была в шоке с поведения сына, потому что раньше тот не наглел так сильно в её присутствии, а тут совсем разошёлся, казалось, что ещё совсем чуть-чуть, и он смог бы поцеловать смущённого донельзя Чонгука, у которого к вечеру щёки зарумянились не хуже пирожков в духовке.
— Тэхён-а, — Сонха окликнула сына в тот момент, когда тот шёл в коридор вслед за младшим омегой. — Ты же к Мине должен был идти, нет?
Сонха выходит из кухни, вытирая полотенцем мокрые руки. Тэхён в этот момент уже зашнуровывал массивные кроссовки, а Чонгук, стоявший позади альфы, застёгивал лёгкий бежевый тренч. Вместе они смотрелись просто до ужаса гармонично, даже при том, что стили у них были диаметрально противоположные.
— Мы перенесли на час, — альфа оборачивается на Чона, который почему-то нахмурился после слов Сонхи. — Чонгука до дома провожу и сразу же к ней.
— Мина? — младший переспрашивает и как-то неловко переминается с ноги на ногу. Сонха сразу же угадывает причину заминки, а Тэхён, кажется, ничего и не замечает. — Это кто?
— Моя одноклассница. — Ким легко жмёт плечами и накидывает сверху кожанку. Сонха невольно обращает внимание на то, что та начинает жать альфе в плечах. Те становились шире с каждым месяцем. — Она новенькая, перевелась в начале семестра, — Тэхён продолжает, а Чонгук будто бы сереет с каждым словом. Сонха еле удерживается от того, чтобы победно хмыкнуть. — Очень умная и дружелюбная, поэтому сама предложила мне помощь в физике, представляешь? Мне это нужно для поступления, мы уже собирались репетитора нанимать, а тут очень неплохой вариант нарисовался. Она классная, надо будет вас познакомить.
Чонгук кивает и улыбается натянуто, почему-то чувствуя, что в груди всё неприятно сжимается. И вроде бы повода особо и нет – Тэхён ведь ничего такого не сказал, но все внутренности скрутило в приступе непонятно откуда взявшегося раздражения.
Они как-то скомкано попрощались с Сонхой и вышли из квартиры, и после этого Чонгук спешил на улицу явно не потому что хотел домой. Ему срочно нужен был свежий воздух.
Прийти в себя так и не удалось. Тэхён говорил что-то про подготовку к экзаменам, а Чонгук просто не мог слушать. Он даже не заметил, как Ким взял его за руку уже привычным для них способом – мизинец омеги был продет между указательным и средним пальцем альфы, указательный, средний и безымянный были зажаты между большим и указательным пальцами Тэхёна, а большой палец Чонгука лежал на верхнем ребре ладони Кима*. Тэхён говорил, что так гораздо удобнее, потому что в обычном замочке мизинцу будто бы не хватало места, а в такой вариации руке было очень комфортно. Они так и начали держаться за руки при прогулке – Тэхён сказал своё привычное "А хочешь, покажу... ", и после этого Чонгук уже просто не мог от него отвязаться.
От мыслей о загадочной Мине избавиться не получилось. Других друзей Тэхёна Чонгук знал, с некоторыми был знаком лично, он знал также практически всех омег, которые пытались подкатить к альфе, но не потому что ревновал, а потому что часто был свидетелем не самых приличных разговоров школьниц, в том числе и его одноклассниц, слышал от них сплетни и все подробности личной жизни Кима, которой по сути и не было. Но он не ревновал, никогда до этого. Только недавно начал замечать, что ему неприятно слушать, что о Тэхёне говорят другие омеги, о чём шёпотом делятся со своими подружками, думая, что их никто не слышит.
Но почему его так накрыло именно сейчас, он понятия не имел.
— Всё-таки хорошо, что я тебя сегодня к нам забрал, — Тэхён крепче сжимает маленькую ладошку, большим пальцем огладив нежную кожу.
Они уже подходили к остановке, где почему-то было пусто. Вдали уже виднелся нужный автобус, и Чонгук вдруг решительно выдернул свою руку из тёплой ладони альфы. Тот посмотрел хмуро, не понимая, что пошло не так.
— Ты, наверное, опаздываешь уже, — Чонгук неловко повёл плечами и посмотрел куда-то в сторону. — Я сам до дома доеду. Не трать деньги на проезд, иди к этой своей репетиторше.
— Моей? — альфа хмурится ещё больше, вообще не понимая, что произошло.
— Оговорился, не придирайся, — Чонгук глаза закатывает и фыркает раздражённо. Сердце почему-то забилось слишком быстро, будто птица в клетке, Чонгук едва удержался от того, чтобы положить руку на то место, где стучало сильнее всего.
— Я провожу тебя до дома, — Тэхён упёртый, явно не меньше, чем омега. Он снова берёт Чонгука за руку и дёргает на себя, тот шипит и вырывается несколько секунд, потом совершенно умильно топчется на месте, что-то бурчит себе под нос и наконец успокаивается.
Чонгук думает, что ещё совсем чуть-чуть и он скажет что-то обидное, но в последний момент останавливает себя, когда взгляд в очередной раз возвращается к браслету.
Он вообще имеет право ревновать человека, который ради его подарка на день рождения впахивал три месяца на двух работах?
Автобус оказался забитым где-то наполовину, но сидячие места были заняты все. Тэхён, конечно же, всю дорогу держал Чонгука за талию, делая вид, что он просто его страхует на всякий случай от падений на остановках. Омега в это время думал, что не хочет снова оставаться один. Он бы с радостью пригласил альфу к себе с ночёвкой, лишь бы снова не сидеть в тишине комнаты и не оставаться со своими мыслями наедине.
Он мог бы провести так весь день, сидя за рабочим столом с горой уроков, но за ним с утра пришёл альфа, который за считанные минуты вытащил его из дома и повёз к себе готовить пирожки.
Это был лучший выходной Чонгука за всё последнее время. Альфа и вправду активно готовился к экзаменам, потому что летом на учёбу положил болт (теперь понятно почему). Они стали реже видеться, благодаря чему Чонгук понял, что значит действительно по кому-то скучать. Обычно он скучал по маме, но это было абсолютно другое чувство. Теперь он открыл для себя что-то новое, и это "что-то" ему не сильно понравилось. Теперь он часто оставался совсем один.
Тэхён довёл его до самой квартиры и перед входной дверью развернул к себе лицом. Он чувствовал, что что-то не так, но никак не мог понять, что именно. Альфа не смог придумать ничего лучше, чем просто потянуть Чонгука на себя и обнять за плечи, но он никак не ожидал, что в ответ омега окольцует руками его торс, вжавшись носом в грудную клетку.
— Маленькая вредная рептилия не хочет возвращаться в своё драконье царство? — Тэхён посмеивается тихо своим приятным баритоном, а у Чонгука сердце делает звонкое
тугун. Он просто не может с этим смириться, хотя всё равно жмётся крепче, чувствуя, как Ким носом тычется ему в макушку. — Дракончик?
— Всё хорошо, — Чонгук обнимает напоследок крепко-крепко, а потом неловко отстраняется, делая шаг назад. — Прости.
— Точно всё хорошо? — Тэхён переспрашивает, потому что видит, что
нет. — Я могу остаться с тобой, хочешь?
— Нет, — Чонгук находит в себе силы развернуться и достать ключи из кармана, чтобы наконец открыть дверь в квартиру. — Иди на занятия.
— Ты точно уверен?
— Пока, Тэхён.
***
— ... и мне немного страшно, — Чонгук слышит, как из динамика доносится нервный смех Хёсан, сам посмеивается так же, только немного тише.
— Значит, Япония? — Чонгук задаёт вопрос и смотрит в потолок, пытаясь сдержать поток слёз. Ему тоже страшно.
Ему так одиноко.
— Да.
Громкая связь немного искажает голос, но зато очень хорошо передаёт шумное, неровное дыхание Хёсан. Та говорила долго, с запинками и оговорками, наплевав на хронологическую последовательность, и всё об одной теме – её скорый переезд в Японию. Чонгук в это время лежал на постели, раскинув руки в стороны, и пялился в потолок, не находя в себе силы для того, чтобы нормально порадоваться за подругу.
— Папа говорит, что там открыли очень хорошую школу рядом с его новым рабочим местом, — Хёсан снова начинает говорить спустя несколько минут полной тишины. Напускное веселье из её голоса буквально испаряется, потому что для неё этот переезд – огромный стресс, хоть и с желаемым результатом. — Не представляю, как это всё будет выглядеть. Я даже язык особо не знаю, уж точно не на разговорном уровне, а до переезда полгода.
— О, ну всё понятно, — Чонгук вдруг посмеивается, слышит, как на другом конце смеётся подруга. — Вот так значит, да? Ты позвонила, чтобы попросить меня позаниматься с тобой японским. Всё с тобой понятно.
— Не-е-ет, — Хёсан заразительно хохочет, мычит протестующе и тянет громко гласные. — Я хотела поделиться новостью, вот и всё! Честно! — девушка ещё долго успокаивается, прежде чем продолжить. — Но да, я бы очень хотела, чтобы ты со мной позанимался...
— Я так и знал!
Атмосфера становится уже не такой тяжёлой, какой была ещё час назад, когда Хёсан только-только дозвонилась до друга. Чонгук на тот момент уже как несколько часов лежал на кровати пластом, смачивая подушку слезами. Сейчас он был спокоен и отвлечён от всех событий этого дня, даже при том, что переезд подруги в другую страну его тоже не особо обрадовал.
— Я такой эгоист, — Чонгук лениво мнёт в руках плюшевую подушку с мордой Беззубика, которую Тэхён выиграл ему в тире ещё в середине лета. Взгляд невольно упал на стоящий на тумбе флорариум, а потом медленно опустился на браслет. Он делает слишком большую паузу после последних сказанных им слов, потому что мысли уходят вообще не в ту степь. Ему приходится крепко зажмуриться и ударить себя по щеке, чтобы вернуться к диалогу с подругой. — Вместо того, чтобы радоваться за тебя, я только думаю о том, что будет со мной, когда ты переедешь в Японию.
— Это не эгоизм, — Хёсан выдыхает громко, проговаривает вяло и тихо. Она тоже устала от всего, её многое беспокоит, и состояние друга в том числе. Она и про отъезд говорить не хотела, но понимала, что чем позже она скажет – тем больнее будет Чонгуку. — Ты просто боишься одиночества. Это нормально.
Чонгук мотает головой и чувствует, что к горлу снова подкатывает, а в глазах начинает жечь.
— Твоя мама отдаляется, Тэхён готовится к поступлению, я уезжаю. Ты боишься остаться один, и в этом нет ничего плохого. Мне тоже страшно, я тоже думаю о том, что будет со мной, когда рядом не будет ни одного знакомого мне человека, — Хёсан слышит копошение из динамика, а Чонгук пальцами ловит слезинки, стекающие из уголков глаз в уши. — Мы справимся.
— Да. Мы справимся, — голос позорно ломается на середине слова, и Чонгук еле сдерживает всхлип, зажав рот ладонью.
— Мне не нравится твой голос. Ты плачешь?
— Со мной всё хорошо, я не плачу, — Чонгук держится две секунды, после чего всхлипывает так громко, что у Хёсан едва ли не закладывает ухо. — Нет, всё плохо. Всё очень плохо.
Чонгук чувствует, как сдавливает грудную клетку, как горит лицо и дерёт горло. Ему стыдно перед Хёсан, потому что она позвонила, чтобы поделиться с ним новостью, а он снова лезет со своими проблемами, ревёт белугой и не может заткнуться, портя настроение и себе, и своей подруге.
— Расскажешь мне? — Хёсан спрашивает тихо, Чонгук едва различает её голос за звоном собственных рыданий, медленно переходящих в стадию истерики.
— Я осознал две очень важные вещи за день, и теперь я ужасно себя чувствую, — говорит медленно, постоянно прерываясь на икания, охи-вздохи, всхлипы и шмыганье. Он искренне пытается успокоиться, но получается не очень. Как плотину прорвало, ей богу. — Я влюбился. В Тэхёна.
И снова ревёт, чувствуя, как по лицу текут слёзы-сопли, а в горле мешается неприятный ком, из-за которого голос противно скрипит.
— Гук-и, это было очевидно, разве нет?
— Я не заметил, — Чонгук смеётся истерически, пережимая пальцами переносицу. — Я ведь был уверен, что всё держу под контролем, — омега хрипит сдавленно и поджимает дрожащий подбородок. — Не понимаю, когда
это случилось.
— Что в этом плохого? — Хёсан хмурится, когда слышит, как из динамика доносится надрывный смех. Девушка знала, что дома у её друга не было никого, кто мог бы успокоить Чонгука или хотя бы помочь ему справиться с истерикой, если она выйдет за определённые рамки.
— Ты же знаешь, как я отношусь к подростковым отношениям, — Чонгук вздрагивает резко, но на сей раз не из-за собственной истерики, а из-за молнии, сверкнувшей за окном. — Я боюсь боли. Я боюсь одиночества. Я боюсь, что меня бросят и оставят одного. Боюсь реакции мамы, — омега хрипит страшно, будто бы задыхается. — Мне страшно.
— Гук-и...
— А ещё я ревную его, представляешь? — вздрогнув после очередного раската грома, проговорил Чонгук. Это было так глупо. Он до этого даже не знал, что такое ревность и как она ощущается, а теперь что? — И даже не знаю, к кому именно. С ним физикой занимается новая девочка из его класса, он ходит к ней домой. Мне почему-то так больно внутри стало, когда он об этом сказал.
Хёсан искренне ненавидит этот болезненный смех, будто бы человека зажало в тисках, и он выпускает последний воздух из лёгких. От него становилось больно.
— Чонгук-и, — Хёсан проговаривает таким тоном, будто бы собирается объяснять в сотый раз самую понятную тему по математике. — Даже если та девочка – модель с ангельским характером, Тэхён всё равно никогда от тебя не отступится. У него в окружении омег едва ли не больше, чем альф и бет вместе взятых, одной больше, одной меньше – без разницы.
И по сути, это правда. Тэхёна окружает множество людей, от самых близких, в числе которых всего несколько человек, до "приятных знакомых", которых у альфы с несколько десятков, если не сотен. Чонгук не знает, почему его так подкосила новость об этом репетиторстве. Может, потому что ему впервые пришла в голову мысль о том, что он и Тэхёна может потерять. Что Тэхён тоже человек, которому может он, Чонгук, надоесть вместе со всеми закидонами, сложным характером и вечной драмой в жизни. Что может найтись человек, который заинтересует альфу не меньше, но будет попроще и поотзывчивей. Одна лишь мысль о том, что
его альфа будет так же о ком-то заботиться и так же кого-то любить, делала так больно, что Чонгук едва мог дышать.
— Я не знаю, что с этим всем делать, — Чонгук трёт раздражённую, покрасневшую кожу горячими ладонями, растирает солёную влагу по всему лицу и порывисто выдыхает, прервавшись на одиночный всхлип. Истерика постепенно сходила на нет, но нос щипало так, будто бы его вот-вот могло захлестнуть новой волной.
— Признайся, — Хёсан даже через телефон слышит, как друг набирает воздух в лёгкие, поэтому спешит продолжить. — Или хотя бы начни делать какие-то шаги навстречу. Дай ему понять, что он тоже тебе небезразличен.
— А если я не хочу? Не хочу отношений, не хочу всё это чувствовать. Зачем мне это? — Чонгук хнычет громко, в порыве поднимается на колени и бьёт кулаком сначала подушку, а потом спинку кровати.
Боль разрядом проходит через всё тело, отрезвляя сознание. Чонгук выдыхает уже спокойнее, пока Хёсан, обеспокоенная резким звуком удара, пытается до него докричаться.
— Чонгук!
— Всё, всё, всё, — омега берёт телефон в больную руку и шипит от боли. — Прости. Давай лучше о Японии поговорим, я не могу больше, — парень шмыгает носом и гладит покрасневшие после удара костяшки. Он уже не вздрагивает от вспышки молнии, сидит на кровати ровно и упрямо смотрит в окно, крепче сжимая руку. — Давай лучше обсудим твои занятия по японскому.
— Гук...
— Я в порядке, правда.
Мне так больно.
