О детских травмах и взрослых ошибках

      Миён стоит перед дверью в квартиру около получаса. Просто не может заставить себя вставить ключ в замочную скважину, сколько бы не собиралась с духом и не говорила себе: "Всё, сейчас!". Женщина просто не может собраться наконец с силами и войти в дом, где она теперь чувствует себя лишь гостем. Миён взаправду задумывается о том, что ей стоит позвонить в дверь, а не открыть её самостоятельно ключом. Она переступает порог лишь через десять минут, когда мимо проходит соседка, окинув Миён косым взглядом. Оттягивать больше не было смысла, потому что рано или поздно зайти бы всё равно пришлось. В квартире было тихо и темно, потому что все окна оказались зашторенными. Миён снимала обувь и верхнюю одежду бесшумно, хотя понимала, что Чонгука всё равно придётся потревожить, чтобы он вышел из комнаты. В таком случае было бы лучше, чтобы он сам обнаружил её присутствие дома, но Миён отчаянно боялась его реакции, поэтому первым делом она отправилась на кухню к холодильнику, чтобы выгрузить еду из привезённых ею пакетов. Обычно она делала это в будние дни, когда её сын был в школе, но в этот раз она наведалась к нему в воскресенье, чтобы поговорить. Хотя совершенно не была уверена в том, что Чонгук захочет её слушать. В холодильнике оказывается много еды. Слишком свежей, купленной, скорее всего, днём ранее. Это означает лишь то, что в свои шестнадцать Чонгук свободно мог закупить еду себе на неделю, при этом объективно оценивая необходимое количество продуктов. В прошлом месяце мальчик самостоятельно снял показатели со счётчиков и оплатил коммунальные платежи. Миён уверена, что если бы Чонгук мог устроиться на работу и начать зарабатывать собственные деньги, она была бы ему вообще не нужна. Финансовая поддержка – это единственное, что младший Чон получал от матери. И кроме самой женщины в этом никто не виноват. — Я уже всё купил, мне не нужны продукты. Миён вздрагивает всем телом, обернувшись на сына. Тот стоял позади в нескольких шагах от неё и смотрел пронзительно, сложив руки на груди. В квартире было холодно – на улице зима, как-никак. Тем не менее Чонгук ходил босиком по холодному ламинату и без штанов, зато в огромной толстовке, от которой за километр разило уже знакомыми для Миён феромонами незнакомого ей человека. Это было так странно. Чонгук всегда был немного брезгливым в отношении чужих вещей, поэтому тот факт, что он так просто взял и нацепил на себя чужую толстовку, поверг Миён в шок. — Зачем пришла? — Поговорить. Чонгук даже бровью не повёл – продолжил смотреть упрямо с затаённой обидой. Он выглядел совсем крошечным – маленькое лицо с пухлыми щеками и большими глазами, пушистая копна волос, торчащих во все стороны, худые кисти рук, наполовину прикрытые длинными рукавами, и ноги, казавшиеся ещё более тонкими из-за чересчур большой толстовки. Чонгук всё чаще стал носить мешковатую одежду, которая была велика ему на несколько размеров, потому что его тело начинало постепенно меняться, и омегу это, конечно же, довольно сильно напрягало. Линсо предупреждал об этом, объяснял всё то, что им не раз говорили на уроках биологии – что-то про вынашивание ребёнка, роды, кормление и другие вещи, из-за которых волосы на голове вставали дыбом. Чонгук об этом думал, ему приходилось (усилиями Миён, конечно же), но на данный момент его больше всего беспокоил тот факт, что джинсы в бёдрах стали сидеть плотнее, стесняя любые движения, даже обычный шаг. Чонгук думал, что это странно. До проявления признаков полового созревания он был похож на бету или незрелого альфу. Его пол, по сути, знали только в школе, и то, только из-за документов, предоставленных для обучения в образовательном учреждении. Проблема была в постоянном отделении Чонгука от общей массы. В раздевалке на физкультуре – отдельно, в медкабинет на прививку или медосмотр – отдельно, в поездках при распределении по комнатам – отдельно. Только поэтому в школе знали, что он – омега, иначе Чонгук с радостью притворялся бы бетой. Но с проявлением вторичных половых признаков, очевидно, появились бы определённые проблемы. Как они появляются сейчас. Чонгук – мальчик. До этого прямоугольный, с ручками-веточками, ногами-палками и прямоугольным туловищем. Холодным декабрьским утром он прячет под толстовкой круглые плечи, увеличившиеся в объёме ляжки и располневшие бёдра с задницей, на которых свободные ранее джинсы сидели теперь довольно плотно. Это не было критично – под одеждой вообще не видно, но такие метаморфозы напрягали, сковывали и будто бы ещё больше зажимали омегу в тисках всех стереотипов и предрассудков, навязанных окружающими Чонгука людьми. Он боялся и из-за этого прятался, всё чаще именно в больших ему вещах, одной из которых стала толстовка Тэхёна, которую тот как-то оставил дома у омеги после ночёвки, да так и не забрал. Это было три недели назад, и за это время они лишь несколько раз виделись после школы, когда альфа отбрасывал в сторону многочисленные дела и шёл встречать Чонгука на их месте – не так далеко от корпуса, где учился Чонгук, и где их никто не мог увидеть. Они гуляли недолго, оттуда шли к остановке и там расходились, поэтому шанса отдать вещи не было. Чонгук и не собирался этого делать, если уж совсем честно. Толстовка была чудесной – мягкой, тёплой и большой – в ней отлично спалось, а ещё она создавала ощущение присутствия. Тэхёна не хватало. Сильно. Признаться самому себе было сложно, но после того, как он осознал свою влюблённость – не настолько критично. Ну, скучает. Ну, плохо. Зато толстовку отдавать не надо. — Я просто... — Миён делает неловкий шаг вперёд, но даже не успевает вес на ногу перенести, как Чонгук отшатывается назад. — Просто хотела позавтракать с тобой и поговорить... о всяком. Уклончиво, но по-другому никак. Сказать прямо не может, потому что так просто в лоб нельзя. С Чонгуком особенно. — Ну давай. Чонгук направляется к холодильнику длинным путём, обходя стол, чтобы не приближаться к матери. Та мнётся на месте и не знает, куда себя деть, пока сын хозяйничает возле кухонного гарнитура, занимаясь приготовлением чего-то незначительного для быстрого перекуса. Миён в это время всё же находит себе место за столом, усаживаясь так, чтобы видеть перед собой напряжённую фигуру сына. Тот пытался казаться расслабленным, но получалось у него не слишком хорошо. Его выдавали неестественно резкие, будто бы механические движения, в которых чётко прослеживалось желание сделать всё как можно скорее, схватиться за всё и сразу, чтобы занять себя хоть чем-то. В итоге на столе оказываются собранные на скорую руку сэндвичи и свежесваренный кофе – у Чонгука ядрёный эспрессо, у Миён капучино с большим количеством молока. — Ты же всегда пил со сливками и сахаром, — женщина хмурится, наблюдая за тем, как Чонгук втыкает в сэндвич четыре зубочистки и два раза разрезает его по диагонали. Тэхён научил, кто же ещё. — Вкусы меняются. Чонгук отвечает коротко и сухо, принимаясь за еду. Он не был голодным, но не знал, как вести себя с мамой и как с ней разговаривать. Для себя младший решил, что раз уж Миён пришла поговорить – в её интересах вывести сына на диалог. А как она это сделает – не его проблема. — Я слышала, что Хёсан уезжает учиться в Японию, — Миён режет свой сэндвич, но не ест. Ей в этот момент кусок в горло не лез. Чонгук в ответ просто тихо угукнул и отпил из чашечки свой кофе. Даже не поморщившись. — В Токио, да? — Да. Мы с Хёсан часто говорим об этом, — младший омега жмёт плечами и хмурится. Он решает, что такой интерес к жизни его подруги связан с тем, что Миён просто пытается его разговорить. — Она, вроде бы, в восторге. — А ты? — Миён спрашивает как-то неестественно резко, сразу же стушевавшись под растерянным взглядом сына. — Ну, читал что-нибудь о той школе? — Ну, — Чонгук хмурится, пережёвывая кусок сэндвича. Он по утрам соображал туго, особенно по воскресеньям. К чему клонила мама, он не понимал вообще. — Да, мы с Хёсан смотрели в интернете информацию. Там хороший преподавательский состав, неплохое техническое оснащение, — младший омега жмёт плечами и крутит в руках зубочистку. — Не знаю, что ещё сказать. Школа, как школа. — Я слышала, что в ней созданы хорошие условия для девочек-альф и мальчиков-омег. Их там будет побольше, чем в вашей школе, — Миён кивает, будто бы подтверждая собственные слова, а у Чонгука резко расслабляется лицо и глаза расширяются от осознания. — Думаю, довольно значительно. — Ты на что сейчас намекаешь? — младший Чон буравил маму неверящим взглядом, крепко сжимая в руке зубочистку, которая острым концом впилась ему в ладонь. — Ты... — Миён видит, как меняется настроение её сына, но решает идти до конца. Она уверена в том, что делает всё во благо. Она хочет для сына лучшего. — Не хочешь поехать туда учиться? После секундной тишины по кухне разносится нервный смешок Чонгука. Тот просто до сих пор не может до конца понять, что ему в этот момент предлагают. — Вместе с Хёсан. А жить с Хёнджином, эта школа рядом с его квартирой, мне Линсо говорил. Что скажешь? Чонгук молчит. Хмуро смотрит в пространство перед собой и мотает головой из стороны в сторону. Поверить просто не может, хотя даже не до конца может понять, что вообще в этот момент происходит. — Что ты несёшь? — он выдаёт лишь спустя несколько минут. Миён видела, что в глазах её сына с невероятной скоростью разрастался огонь раздражения и злости, но продолжала сидеть с аристократично прямой осанкой и ровной линией плеч. Будто бы в этой ситуации можно было позволить себе быть спокойной. — Не беспокойся, с Хёнджином и Линсо я чуть позже поговорю, но не думаю, что они будут против. У Чонгука будто бы мозг взрывается от абсурдности сказанных его матерью слов, он настолько в шоке, что даже мысль нормально сформулировать не может. — Ты совсем из ума выжила? Какая Япония? Ты о чём вообще? — он наконец взрывается, вскочив со стула и отойдя на несколько шагов в сторону и назад. — И... Боже, серьёзно? Ты терпеть не можешь Хёнджина и при этом хочешь, чтобы я жил с ним в одной квартире? Вдвоём в одной квартире в другой стране? Младший Чон хватается за волосы и старается успокоить дыхание. Он не может в этот момент здраво расценить сложившуюся ситуацию, понять чужие мотивы и хорошенько подумать, чего от него, скорее всего, ожидала Миён. Зато он может закатить истерику и окончательно разочароваться в своей матери. — Тебе настолько на меня плевать? — Чонгук опускает руки и упирается поясницей в кухонный гарнитур. Говорит уже спокойнее, но только от собственной усталости и отчаяния. — Хочешь от меня избавиться? — Нет, я хочу, чтобы ты закончил старшую школу в престижном учебном заведении, где с тобой будут хорошо обращаться, — Миён не выдерживает контакта глаза в глаза, опускает взгляд на свою кружку с немного остывшим кофе и решается сделать небольшой глоток. У неё от стресса в горле пересохло. — Послушай меня, Чонгук, пожалуйста. Я поговорила с Джунхо, директор этой школы – его хороший знакомый, тебя без проблем туда примут. — Без проблем, значит? — Чонгук говорит нарочито спокойно, хотя в глазах его от спокойствия одно только слово. — Ты действительно считаешь, что это меня сейчас волнует в первую очередь? — младший всё-таки не выдерживает и кричит, сжимает руки в кулаки и дышит тяжело. Миён в этот момент прячет дрожащие руки под стол, тяжело сглатывая и не поднимая взгляд на сына. — Боже мой, ты столько лет промывала мне мозги, напичкала кучей знаний "о жизни", отношениях, о том, что я какой-то другой, не такой, каким должен быть, а теперь что? — Чонгук делает шаг вперёд и тут же отступает назад, пошатываясь и еле удерживая равновесие. Он весь трясётся, дышит тяжело и сбито, чувствует, как его просто топит в эмоциях. Ему многолетняя обида подпирает глотку и не даёт даже просто посмотреть беззлобно на человека напротив. — Это ведь был план, да? — спрашивает всё также озлобленно, через стиснутые до скрипа зубы. Смотрит волком на растерянное лицо матери и всё не может успокоиться. — Отдалилась от меня максимально и сейчас хочешь просто выбросить из своей жизни? Не знаешь, как разгребать, поэтому просто намекаешь на то, что я должен свалить в другую страну? — Нет, Чонгук-и, всё не так, — Миён тоже поднимается с места, выглядит робко и беспомощно. Знала, что Чонгук может разозлиться, но не думала, что всё будет так. — Я же теперь как сломанная кукла! — Миён пытается подойти ближе, но младший омега отшатывается от неё и выставляет руки вперёд. — Не подходи ко мне! Женщина беспомощно озирается по сторонам и не знает, что ей делать. Чонгука хотелось обнять и успокоить, но она даже подойти к нему не могла – ей бы просто не позволили. Она уже не могла слушать то, что мальчик говорил, потому что отчасти это была правда. Миён не признавала её, а вот Чонгук – очень даже. Она понятия не имела, насколько сильно в этот момент её сын хотел услышать хоть какое-то оправдание, а лучше – отрицание всего. С аргументами, с простым для матери "Я люблю тебя", "Мне не плевать на тебя" и "Я сейчас всё объясню". Конечно, он знал, что ничего такого не услышит. Но продолжал глупо надеяться. Чонгук рукой случайно задевает стакан с водой, который сразу же валится на ковёр с глухим отзвуком, после которого на кухне устанавливается тишина, перебиваемая только тяжёлым дыханием омег. — Что мне делать с этим всем, мам? Что мне делать с тем, что ты мне навязывала всю жизнь? Как мне бороться с идиотскими страхами? А самооценка? Ты знаешь, в какой жопе моя самооценка? Чонгук уже не подбирает выражений, потому что сил и желания фильтровать свою речь у него просто нет. Он практически перестал общаться с матерью, и, соответственно, практически перестал сдерживаться. Да и никто в итоге даже внимания не обратил – не до того им было. — Чонгук, послушай, — Миён устало трёт переносицу, восстанавливая дыхание и прикрывая глаза. — Я просто предложила. Я не заставляю тебя, если ты хочешь остаться – оставайся. Конечно, это неправда. Просто она понятия не имела, насколько её сын вырос морально. Его силы, оказывается, вполне хватает на то, чтобы противостоять влиянию собственной матери. Чонгук научился справляться со всем в одиночку, и больше всего Миён боялась именно того, что он станет совсем неуправляемым. По правде говоря, ей страшно было задаваться вопросом, чего же она боялась больше: потерять сына или контроль над ним. — У меня есть люди, ради которых я хочу здесь остаться, — Чонгук проговаривает тихо и спокойно, хотя времени прошло не мало после последних произнесённых им слов. Миён на такое заявление хмыкает громко, не успевая подумать о том, какие последствия могут быть у следующих её слов. — Этот твой Тэхён? Она говорит пренебрежительно. Чонгука от этого тона тошнит, потому что это мерзко – говорить так о том, кого совсем не знаешь. Говорить так о человеке, который оказался рядом тогда, когда не было рядом её самой. Миён застыла на месте, когда поняла, что ляпнула, а до Чонгука начало доходить, что именно сказала его мать таким тоном. Дело было далеко не в образовании, её не волновало благополучие сына. Она не боялась за то, что ему плохо в его школе, что его подруга уезжает в другую страну, что ему одиноко и больно. Не из-за этого она собиралась отправить его в Японию. — Так вот в чём дело. В альфе, конечно же. Вот она – основная причина. И вскрылась так просто, кто бы мог подумать. — Гук-и... — Уйди. Чонгуку мерзко. Он поджимает губы и вообще отворачивается, потому что просто видеть не может лицо Миён. Похрен ей на его комфорт, образование, она просто в очередной раз заигралась в заботливую мамашу, вот только спохватилась поздно. Если её волнует только то, что она не может контролировать чонгукову личную жизнь, то самого Чонгука не волнует больше вообще ничего, что с ней связано. Может быть, чуть позже он подумает о том, что и это она делает не со зла – просто не хочет, чтобы сыну разбили сердце. Но у Чонгука море других проблем, с их семейными взаимоотношениями в том числе, на которые Миён забила хрен, сконцентрировавшись на своей травме, с которой давно уже пора обратиться к психологу, вместо того, чтобы продолжать ломать жизнь собственного сына. Миён уходит. Без слов, просто берёт сумку и идёт в коридор, откуда через пару секунд доносится хлопок входной двери. Чонгук лишь пару секунд выдерживает, стоя на своих двоих, а потом опускается на мокрый ковёр, еле удерживаясь от того, чтобы завалиться на бок. Так и сидит на полу в позе лягушки, обнимая себя за плечи и негромко подвывая, потому что хочется себя пожалеть. Его изнутри сжирает обида и чувство одиночества. Если он даже маме своей не нужен, то кому тогда вообще может быть до него дело?

***

      Уже к середине учебного дня Чонгук мог понять, что этот понедельник не войдёт в топ лучших дней хотя бы за месяц, потому что всё с самого утра шло под откос. Всё воскресенье было потрачено на слёзы, еду и сон, поэтому проснулся он с опухшим лицом, ещё и пропустив будильник. Проспал, конечно, незначительно, но всё равно не слишком приятно, учитывая то, что с утра он собирался помыть голову. В итоге удалось лишь умыться, кривенько уложить непослушные волосы, кое-как нацепить школьную форму и торпедой вылететь из дома, чтобы успеть на автобус. В класс он в итоге забежал со звонком через подножку от Сынли. Коленки и ладони ныли весь первый урок. На перемене к ним с Хёсан пристала Ёнха. Чонгук лишь недавно узнал причину ненависти девочки, которая хоть и была сучкой с лидерскими качествами, но ни к кому кроме него особо не лезла. Причиной был молодой любовник её отца – парень-омега, к которому альфа ушёл от матери Ёнхи. Информация была подслушана Хёсан в гардеробе после дополнительных занятий. Чонгук тогда осознал, что никто не даст ему продохнуть до конца года, но хотя бы понял, что причина ненависти не заключается в том, что он просто удобная мишень. Ничего особенного девушка не сделала – просто пнула портфель и бросила учебное пособие Чонгука на пол. К такому Чон привык, знал, что может быть хуже, но именно в этот день из-за плохого настроения даже от такой мелочи хотелось завыть в голос. После четвёртого урока на счету омеги был синяк на плече от столкновения с дверным косяком, протёкшая ручка и испачканный джемпер, который покрылся слоем грязи после того, как Чонгуку пришлось выбираться из кабинки туалета ползком под дверью, которую так удачно заклинило именно в этот день и в это время. Успокаивало лишь одно – понедельник был тем днём, в который каждую неделю они с Тэхёном встречались возле корпуса, где учился младший. Такие встречи всегда очень спасали, потому что понедельники никогда не были хорошими. Семь уроков и дополнительные занятия по математике вообще далеки от понятия "хорошо". Чонгук скучал, просто безумно, если честно. Он не знал, когда успел стать таким жадным до внимания, когда начал так тосковать по простому присутствию Тэхёна рядом, но это уже и не важно было – у Кима экзамены были на носу, и ему действительно нужно было готовиться. Чонгук понимал и очень ценил те короткие встречи, которые случались два раза в неделю – в понедельник и пятницу. А ещё их переписки. Они не заменяли живого общения, но Тэхён писал часто, отвлекаясь от собственных дел, чтобы поинтересоваться, как дела у Чонгука. В такие моменты Чонгук думал, что он очень мало делал для старшего, но правда была в том, что он просто боялся. Но он правда старался делать больше. Идти навстречу, как когда-то сказала ему Хёсан. Но Чонгука по-прежнему напрягала эта Мина. Он нашёл её инстаграм ещё два месяца назад, тогда и расстроился ещё сильнее – девушка была прекрасна. Красивая, с добрыми глазами, улыбчивая и яркая. А если учесть то, что она занималась с Тэхёном физикой – ещё и умная. Чонгук беспомощно злился из-за того, что она была ближе к Тэхёну, виделась с ним чаще, была красивее и обычнее во всех положительных смыслах этого слова. Во-первых, она девочка, что уже априори даёт ей +100 очков, а во-вторых, с ней явно было гораздо проще, чем с загнанным, закомплексованным мальчиком с кучей непонятных принципов и предрассудков в голове. Тэхёну было бы с ней лучше. — О чём ты там думаешь опять с таким хмурым видом? — Хёсан легонько толкает его в плечо, а Чонгука ведёт в сторону так, будто бы она коснулась неваляшки. — Эй-эй-эй! — Устал просто, — Чонгук даже глазами хлопает лениво, потому что правда устал. Плюс ко всему, в шесть часов вечера зимой было уже темно, за окнами лежал снег и свет фонарей создавал какое-то особое освещение улиц, на которое даже из окна смотреть было тяжело, ибо в сон клонило просто неимоверно. — Поздно сел за уроки, не выспался, а сегодня не с той ноги встал, — Чонгук продолжает, стараясь не звучать так, будто бы у него язык прилип к нёбу. — Настроение ни к чёрту. — Не вешай нос, — Хёсан, которая явно выглядела куда более бодрой, ущипнула друга за щёку, получив в ответ шипение. — Уверена, Тэхён тебя развеселит. — Тише ты! — Да ладно тебе, коридор пустой. До гардероба они добираются куда быстрее, Чонгук будто бы оживает на глазах. Всё его тело охватывает уже знакомый трепет перед встречей, поэтому он быстрее наматывает шарф на шею, надевает пуховик и натягивает на уши шапку с помпоном. Они с Хёсан выходят чуть ли не последними из школы, потому что отскребать себя от парты после огромной практики по геометрии оказалось слишком сложно. Хёсан спешила домой на семейный ужин, а Чонгук к их с Тэхёном месту, поэтому приходилось идти быстрее. Они попрощались на крыльце и разошлись в разные стороны. На улице действительно было холодно, поэтому Чонгук нехотя достал из карманов перчатки, которые так не любил носить, перед этим решив заглянуть в телефон, чтобы проверить время. Тот, как оказалось, выключился, потому что Чонгук вчерашним вечером забыл поставить его на зарядку и совсем забыл хоть чуть-чуть подзарядить с утра. Теперь омега был без связи, но его это не особенно сильно волновало. Отсутствие доступа к мобильнику ощутилось лишь в тот момент, когда Чонгук подошёл к облюбованной скамейке под большим деревом с густой кроной снега вместо листьев, но не нашёл там Тэхёна. Тот обычно приходил за несколько минут до Чонгука и уже ждал на месте, но в этот раз его не было, хотя омега пришёл чуть позже. Тот испугался, что Ким просто ушёл, так и не дождавшись, но этот вариант он отмёл сразу же – они с Хёсан задержались максимум минут на десять, а Тэхён, зная его упёртость, мог ждать Чонгука до посинения в буквальном смысле этого слова. Поэтому и омега тоже принялся ждать. Тэхёна ведь могли элементарно задержать на занятиях, и если бы Чонгук просто ушёл, ещё и без возможности об этом предупредить – он бы чувствовал себя последней сволочью до конца своих дней. У него был тёплый пуховик до середины икры, огромный шарф и тёплые ботинки – несколько минут он мог потерпеть кусачий холод. В тот момент он не думал, что предполагаемые "несколько минут" растянутся на два часа. Тэхён так и не появился.

***

Чонгук сидел на кухне с чашкой горячего чая, одетый в толстовку поверх водолазки, спортивки с шерстяным начёсом и большие тапки в виде морды мопса, которые еле налезли на пушистые гольфы. Вокруг талии и ног был обёрнут плед, а руки грелись о нагретую поверхность чашки, в которую каждые несколько минут омега подливал кипяток. Чонгук уже как полчаса пялился в стену напротив, игнорируя жжение в глазах и желание крушить всё, что находилось в зоне досягаемости. Его состояние "на грани" выдавала только дрожь на каждом выдохе и трясущиеся руки, которые омега был не в силах контролировать. Взгляд опускать не хотелось, потому что там, на полу, лежал подключенный к зарядке телефон, на который уже трижды позвонили и продолжали слать сообщения. Чонгук, во имя сохранения морального спокойствия, продолжал пялиться в стену.

KimTaeTae: Дракончик Это супер важные новости У меня очень мало времени, надеюсь, ты прочитаешь Короче Мина участвует в постановке, там какой-то оч важный спектакль Типа, прям ахуеть какой важный Нужна моя помощь Не знаю, во сколько освобожусь, но к нашему месту я точно не успею (╥﹏╥) Перенесём на завтра? Свожу тебя после занятий в ту кафешку, где тебе понравилась пироженка в виде какашки Прости, что так неожиданно, я сам в ауте Думай о пироженках-какашках, завтра увидимся Тебе привет от Мины (￣ω￣)/ А, да, забыл Отпишись, когда будешь дома Вечером обязательно созвонимся

Чонгук прочитал эти сообщения сразу же, как только оказался дома. Он не чувствовал рук, ног и лица, а его телефон, подключенный к зарядке минутами ранее, не реагировал на касания одеревеневших пальцев. Так и сидел на полу в пуховике и ботинках, тупо пялясь в светящийся в темноте комнаты дисплей, пока внутри разгоралось желание бросить телефон в стену. Злиться, по сути, было не на что. Тэхён не был виноват в том, что Чонгук такой неудачник, не был виноват в том, что именно в этот день омега оказался без связи и не смог прочитать его сообщения. Он не просил ждать его на улице два часа и никак не мог повлиять на ситуацию. Правда была в том, что причиной злости и обиды была сводящая с ума ревность, которая выжигала внутри целую дыру и заставляла омегу чувствовать себя ненужным, брошенным и преданным. Он, наверное, не имел права злиться и обижаться, но он не мог просто прекратить испытывать боль и обиду. К сожалению, его чувства давно не поддавались логике и какому-либо здравому смыслу. Изменить что-то он уже не мог, поэтому делал всё для того, чтобы вернуть себя в состояние ментального равновесия, из которого его выбрасывало после каждой вибрации телефона и рингтона очередного звонка. В ту сторону он даже не смотрел – покупать новый телефон он не хотел, а этот точно мог вскоре пострадать. Прийти в себя удалось только минут двадцать спустя, когда в воздухе повисла такая желанная тишина. Чонгук к тому моменту выхлестал полный чайник кипятка, отогрелся и перестал трястись изнутри от собственной агрессии. И лучше бы ему пойти лечь спать, в соцсети не заходить до завтрашнего дня и вообще притвориться мёртвым хотя бы на один вечер, но он всё же останавливается по пути в комнату, снимая телефон с зарядки. Опасливо косится на тёмный экран и дрожащим большим пальцем нажимает на кнопку блокировки. На экране высвечиваются пропущенные от Тэхёна, Хёсан и от Линсо, куча оповещений в катоке и инстаграме, а ещё несколько пропущенных будильников – их Чонгук ставил, чтобы вовремя садиться за уроки. Он хочет уже выключить телефон, но взгляд цепляется за небольшое число сообщений от альфы, а потом за самое последнее, которое и стало причиной для мгновенно установившейся тишины в комнате. В диалог Чонгуку просто пришлось зайти.

KimTaeTae: Почему не берёшь трубку? Чонгук? Бля, только не говори, что ты не увидел сообщения Ответь мне Я не успокоюсь, пока не ответишь Окей, скоро буду у тебя, жди

Конечно, Чонгук мог и сам догадаться. Тэхён всегда тратил минимум времени на размышления и сразу приступал к делу. После последнего сообщения прошло уже двадцать минут, и Чонгук искренне надеялся на то, что альфа ещё не успел выйти из дома. Jung_kooki: Нет. Всё хорошо. Я просто не могу сейчас говорить. Я увидел сообщения, всё хорошо. Чонгук хочет стереть последнее "всё хорошо", потому что несколько раз эту фразу он повторяет только тогда, когда всё плохо (и первым это заметил, конечно же, Тэхён), но не успевает затормозить, отправляя сообщение слишком быстро.

KimTaeTae: Блять, ты напугал меня Почему не написал, когда пришёл домой? Я уже оделся Если хочешь, могу дойти до тебя

Чонгук думает, что хочет. Ужасно хочет, на самом деле, но он не эгоист. Не настолько, чтобы забирать у альфы последнее свободное время и силы, которые нужны были для подготовки к экзаменам. Его расписание на этот день ещё не было закончено. Jung_kooki: Не нужно, пожалуйста. У тебя тяжёлый день и через час занятия по математике. Сиди дома. Чонгук даже немного гордится собой, когда отправляет эти сообщения. Он не злится и не обижается, не думает о себе и о том, как ему плохо сейчас, и как плохо будет ночью, когда голову атакует поток неприятных мыслей. Он только чувствует, что влюбляется сильнее, разрушаясь изнутри.

KimTaeTae: Ладно Завтра всё в силе? Хочу обсудить с тобой выпускной бал Я уже вписал тебя как свою пару (¬‿¬ ) Так что всё, назад пути нет

Чонгук бьёт себя по щеке, когда понимает, насколько идиотская улыбка застыла на его лице. Он и забыл, что альфа пригласил его на свой выпускной, хотя такой момент забыть довольно сложно. Тэхён тогда не спрашивал – так, ставил в известность, корча из себя самоуверенного альфача, при этом спрятав в карманах худи дрожащие руки и опустив взгляд в пол из-за невозможности посмотреть в глаза напротив и услышать отказ. Чонгук улыбается, когда вспоминает. И нет мыслей о Мине, о том, что он два часа проторчал на морозе и несколько минут назад хотел разгромить квартиру. У него снова тянет под рёбрами и щёки припекает, когда пальцы тянутся ответить на сообщение. Jung_kooki: Да, завтра всё в силе.

***

— Если за этот проект учитель До не поставит нам пять в году, я после следующей проверочной в тетради напишу спойлеры на все её любимые дорамы. — Какие изощрённые способы мести крутятся в твоей голове... — Мы делаем творческий проект по физике, Чонгук, большего извращения в нашей жизни пока что не предвидится. Чон заливисто смеётся, пока Хёсан, высунув кончик языка, вставляет в презентацию формулу с буквенными обозначениями, которых отродясь не было на клавиатуре. Чонгук и вправду ничуть не жалел о том, что этим вечером он решил остаться у подруги. В конце декабря выпускной класс традиционно уезжал на несколько дней на горнолыжный курорт, где в двухстах километрах от Сеула располагалась очень неплохая база отдыха. Тэхён не стал исключением и отправился туда вместе с одноклассниками, но Чонгука, искренне пожелавшего альфе хорошенько отдохнуть, не покидало плохое предчувствие, которое Хёсан окрестила очередным приступом ревности и просто пригласила друга к себе в гости, чтобы тот тоже отвлёкся. Получалось неплохо. Они приготовили пирог, сильно переборщив с пряностями, несколько раз вывели на улицу годовалого добермана, которого Хёсан выпрашивала у родителей чуть ли не всю свою жизнь, сделали что-то из заданий на каникулы и много-много разговаривали. Под конец дня они вспомнили про проектную работу по физике, названную их учительницей "творческим заданием", и в результате просидели над ней около двух часов. За окном было темно и снежно. Да и вообще атмосфера была располагающей – у Хёсан была красиво украшена квартира к новому году, который был буквально на носу. Ближе него был только день рождения Тэхёна, от близости которого у Чонгука начинали дёргаться оба глаза. И вроде бы подарок уже готов, Чонгук приглашён на тёплое семейное празднование, а до встречи с альфой остаётся не так уж и много времени, но что-то внутри Чонгука всё равно не так. Это чувство просто выводило из себя и мучило порядком задолбавшегося подростка, у которого к концу календарного года от нервной системы осталось одно только слово. Он чувствовал себя лучше рядом с Хёсан. Хоть чуть-чуть, но лучше. Правда, вскоре ему всё равно нужно было уезжать домой, поэтому презентацию они отложили на потом, переместившись на кровать. — О, Хваин выложила фотки, — Хёсан всматривается в изображение, а после взрывается хохотом. — Ты только глянь на Тэхёна! Чонгук принимает из чужих рук телефон и выискивает на фотке альфу, тут же подхватывая смех подруги. Ким держал в руке отломанную ручку кухонного шкафчика, возле которого он и стоял, находясь позади позирующих для фото омег. Выражение его лица было просто бесподобно. — Я, кажется, поняла, почему ты влюбился именно в него, — девушка, продолжая смеяться, заваливается в сторону и приземляется головой на плечо друга. — Почувствовал родственную душу, да? — Да ну тебя! Они смеялись, дурачились и выискивали новые фотки в профилях одноклассников Тэхёна, потому что тот упорно ничего не выкладывал. Чонгук знал, что альфа любил фотографировать и фотографироваться, типа, очень любил, но даже спустя три дня в его профиле не было ни одного снимка с горнолыжного курорта, хотя там должно было быть очень красиво. Хотя Чонгуку, если честно, так было спокойнее. Он не хотел бы увидеть совместное селфи Тэхёна и Мины. — Ого, — Хёсан вскрикивает довольно громко, в тишине её голос звучит слишком резко, из-за чего Чонгук даже дёргается с места. — Мина выложила что-то в приватном аккаунте. Омеги переглядываются, поджимая губы. У Чонгука сердце забилось чаще, и он в сотый раз пожалел о том, что когда-то попросил Хёсан подписаться на все аккаунты Мины во всех соцсетях. Во-первых, это было очень глупо и по-детски, а во-вторых, он задолбался каждый раз так сильно нервничать, когда Хёсан оповещала его об очередной публикации. В комнате стало тихо. Из-за того, что их окружала фактически темнота, Чонгук увидел, как изменилось свечение, исходящее от экрана телефона, и как исказилось лицо Хёсан, с которого, кажется, в один момент сошли все эмоции. — Что там? Чонгук двигается ближе, но девушка сразу же выключает гаджет и откладывает в сторону. Чонгук смотрит хмуро, а Хёсан крайне растерянно. — Тебе лучше не видеть. — Покажи, — Чонгук говорит требовательно, хмурит брови и в итоге самостоятельно тянется за телефоном, который тут же перехватывает девушка, пряча себе за спину. — Хёсан, дай сюда. — Чонгук, это ранит тебя, — девушка отодвигается подальше от друга. Видит, как ему уже становится нехорошо. — Оно того не стоит. — Покажи. Сейчас же. Хёсан понимает, что с Чонгуком бороться бесполезно. Он упёртый, как баран, всё равно не отступится, но она просто хочет отсрочить тот момент, когда в чёрных глазах снова отразится боль и застынут слёзы. Девушка передаёт телефон другу, наблюдает за тем, как тот по памяти вбивает пароль, а потом застывает с совершенно нечитаемым выражением лица, увидев после экрана блокировки с Микки-Маусом ту самую публикацию, из-за которой Хёсан так сильно переживала. Это была фотография, на фотографии – Тэхён с Миной на кровати. На Тэхёне были только спальные штаны, на Мине – его футболка. Торс альфы влажно блестел от пота, а из-под его же футболки было видно нижнее бельё девушки. Они держали в руках бутылки шампанского, а рядом валялась бутылка из-под соджу. Чонгук, истерически хмыкнув, подумал о том, как же это прекрасно, что в кадр не попала лента презервативов. Они не позировали, фотография была живой – кто-то снял, как они смеялись, не смотря в объектив камеры. Тэхён на кадре чуть отклонился назад, зарывшись одной рукой в копну волос, а Мина завалилась чуть в бок, уперевшись одной рукой в бедро альфы. Это просто фотография. Они на ней не целуются и даже не обнимаются, а Чонгук не ощущает боли. Он, по правде говоря, вообще ничего не ощущает. Это похоже на болевой шок, когда тебе ломают конечность, а ты сначала ничего не чувствуешь, или на какой-то внутренний блок, из-за которого ты какое-то время находишься в прострации. У него в голове под сотню фраз матери, которые она произносила в пьяном бреду, когда Чонгуку было шесть лет, у него внутри всё то, что он выстраивал множество лет и уже практически разрушил, забыл. Тэхён правда хороший, в этом Чонгук не засомневается никогда. Он заботливый, добрый и весёлый, он умеет дружить, умеет поддерживать и дарить тепло. Но он несерьёзный, безответственный и легкомысленный, а отношения в шестнадцать – полнейший бред. Чонгук не хочет верить в то, что все его установки, всё, что ему в голову вбила мама – правда. Но оно возвращалось к нему и будто бы забирало всё то хорошее, что он мог противопоставить, чем мог защититься. Он снова боится, ему опять страшно. — Гу, — Хёсан шепчет, смотрит жалостливо. Чонгуку эта жалость не нужна. Ему, по правде говоря, вообще ничего в этот момент не нужно. Он наконец выключает телефон и ещё несколько секунд пялится в тёмный экран. — Я, наверное, поеду. Чонгук пытается подняться с кровати, на которой они сидели всё это время, но Хёсан тянет его обратно. — Я тебя в таком состоянии одного не отпущу, — она держит крепко запястье друга, а тот лишь заторможенно поднимает взгляд спустя несколько секунд. — Забей. Резаться не буду. Мне просто нужно побыть одному.

***

Чонгук возвращается домой к одиннадцати. Он боится думать, поэтому продолжает слушать довольно бодрую музыку, бьющую по мозгам громкостью из беспроводных наушников. По этой же причине не сразу замечает перевёрнутую тумбочку и сваленные на пол вещи – те бросаются в глаза только после того, как Чонгук включает свет в коридоре и разворачивается спиной к входной двери. Омега тяжело сглотнул, медленно потянувшись к телефону, чтобы выключить музыку. После наступления тишины он услышал тот звук, который никогда в жизни не хотел бы больше услышать. Тем не менее он снимает наушники, сбрасывает верхнюю одежду и стягивает ботинки, сразу же направляясь на кухню. Перед глазами вспышками мигают флешбеки десятилетней давности, когда он, шестилетний малыш, стоял в нескольких шагах от мамы и смотрел, как та сидит в углу с бутылкой и истошно воет, говорит всякий бред и задыхается от собственных рыданий. Спустя десять лет эта сцена не кажется менее страшной, она превращает Чонгука в того растерянного ребёнка, который по вечерам боялся выходить из собственной комнаты. Видеть свою маму на полу с бутылкой виски, в слезах и мокрых разводах туши на щеках было страшно и тогда, и сейчас. — Гугу? У названного на затылке волосы дыбом встают, но теперь он не стоит на месте, не зная, что делать – подходит ближе и садится на корточки, чтобы аккуратно вытянуть из дрожащих рук стеклянную бутылку и помочь подняться на ноги. — Нет, не надо, оставь, — женщина вжимается в угол сильнее, обхватывая руками колени, обтянутые капроновыми колготками. Она отказывается подниматься, но Чонгук упрямо продолжает тянуть её наверх, чтобы поставить на ноги. — Какого хрена, мам? — младший шипит, когда ему удаётся усадить женщину на кухонный гарнитур. Миён слабо отпирается и пытается оттянуть подол платья вниз, будто бы пытаясь прикрыться. Подумать только, ещё несколько лет назад они вдвоём бегали по дому в футболках и трусах, а теперь она боится показаться перед сыном с задравшейся юбкой. — Я его видела, престд... представляешь? — Миён трёт глаза и всхлипывает, а младший Чон суёт ей в руки стакан с водой. До Чонгука ещё не скоро доходит, что сказала его мама. Он в этот момент пытался стащить с её ног сапоги. — Кого ты видела? Младший омега не вслушивается особо в слова матери, думает, что это пьяные бредни. Ещё он думает о том, что правда хотел бы отвлечься, но не таким образом. У него душа всмятку, а ему приходится возиться с пьяной матерью, которая решила завалиться к ним на квартиру именно в этот день. — Отца твоего, — женщина воет и откидывается назад, прислонившись к стене. Чонгук застывает на месте с мицеллярной водой и спонжиками в руках. — С двумя детьми и мужем. Счастливый такой, аж тошно, — Миён заикается и неожиданно бросает стакан из-под воды на пол. Тот разбивается вдребезги, а Чонгук еле успевает отскочить в сторону, испуганно вскрикнув. — Десять лет назад он ушёл от меня к девочке, которой едва девятнадцать исполнилось. А тут, посмотрите-ка, примерный семьянин, два ребёнка, — Миён пялится в пустоту, улыбаясь треснуто, совершенно разбито. — А муж у него всё равно малолетний. Интересно, есть ли ему хотя бы двадцать пять. Чонгук пялится на кучу стекла под ногами и просто не может собраться с мыслями. У него и так всё внутри трещало по швам, а тут ещё одно напоминание о том, какой же он всё-таки идиот. Чон много в чём была виновата. Если смотреть правде в глаза, то матерью Миён была весьма скверной, но она никогда не желала Чонгуку зла, не хотела, чтобы он повторил её ошибки и так же сильно обжёгся. Возможно, Чонгуку действительно нужно было прислушаться к ней. Ему не стоило влюбляться в Тэхёна, потому что это больно уже сейчас, а что было бы, начни они встречаться? Сколько они смогли бы выдержать вместе? Когда он бы надоел Тэхёну? Для кого-то это не страшно. Кто-то говорит, что люди влюбляются и расстаются, что это нормально – разлюбить и полюбить кого-то другого, но не тогда, когда у тебя детская психологическая травма и постоянная боязнь быть брошенным, больше походящая на фобию. Чонгуку нужно было что-то надёжное, и явно не сейчас, когда он сам ещё был подростком. Он ведь карьерист, да? Выучится, найдёт хорошую работу, встанет на ноги, чтобы ни от кого не зависеть, и только тогда задумается об отношениях. А его чувства сейчас... Это ведь такая ерунда, да? У него просто первая болезненная влюблённость, а она бывает удачной в одном случае на миллион. Но, к сожалению, это не его история. У Чонгука, вон, стекло на полу, пьяная мать, сидящая на столешнице, куча страхов в голове и перспектива обучения в Японии. О последнем он поговорит с Линсо в третьем часу ночи, услышит кучу вопросов, на которые не сможет дать ответ, угукнет на настоятельную просьбу подумать получше и выпьет кружку крепкого эспрессо, чтобы жизнь мёдом не казалась. — Что у вас случилось, Гук-и? — Линсо не выдерживает уже спустя час разговоров о Японии, сборе документов и той школе, которая так удачно была расположена чуть ли не под окнами у Хёнджина. Чонгук не объяснил причину, но догадаться, из-за кого омега вдруг решил свалить в другую страну, было несложно. — Его подруга выложила в приватном аккаунте фотку, где они полуголые сидят на кровати и ржут с алкоголем в руках, — наглухо заёбанным голосом произносит младший омега. Озвученное кажется слишком глупым, но это ведь и не причина вовсе. Повод. Тот самый последний пинок, который отправляет тебя хоть к какому-то решению давно назревающей проблемы. — То есть, ты приревновал и решил свалить в Японию? — Линсо растягивает предложение, монотонно проговаривая каждое слово и пытаясь хотя бы представить, что ему говорят правду. Чонгук был умным, он умел думать и в большинстве случаев поступал максимально рационально. Ну не может быть фотография причиной для переезда в Японию, только не для Чонгука. Тем не менее, Линсо понимает, что для влюблённого впервые в жизни подростка это действительно важно, поэтому пытается внести в разговор зерно здравого смысла. — Ты же понимаешь, да, что это ничего не значит? Тэхён влюблён в тебя, он не стал бы спать с кем-то за твоей спиной, даже при том, что вы не в отношениях. — Да не в этом дело. — Линсо сам себе кивает, мол, да, я так и знал. — Я знаю, окей? Я просто понял, что не готов. Не сейчас. Хочу уехать и сконцентрироваться на учёбе. Хочу оказаться в новом месте, подальше от мамы и от Тэхёна. Мне это нужно. Чонгук смотрит на браслет и скрипит зубами, плотно сжав губы в тонкую полоску. В одном он точно уверен – ему это нужно. А вот хочет омега этого или нет – вопрос, на который он не может дать ответ. Да и надо ли? — Я подумаю, Линсо, обещаю. Я просто хотел предупредить о том, что, возможно, скоро придётся разбираться с документами и мне понадобится твоя помощь. — Хорошо, — Линсо согласился быстрее, чем рассчитывал, просто потому что в чужом голосе он уловил знакомый излом. Доводить ребёнка он не хотел, поэтому решил просто поскорее прекратить. — Созвонись потом с Хёнджином. Надеюсь, его вторая комната в квартире не ушла под свинарник и вы сможете жить в ней вместе. После этого, наверное, стоило бы закончить. Чонгук громко вздохнул, Линсо выдержал паузу – время для прощания идеальное, но Линсо не выдерживает. Просто не может не спросить. — И что ты собираешься делать дальше? — Я... — Чонгук начинает раньше, чем Линсо заканчивает говорить, хотя не горит желанием отвечать. Его голос в знак протеста ломается на одной чёртовой букве, поэтому ещё несколько секунд он вынужденно прочищает горло. — Оставлю всё так же. Схожу на день рождения Тэхёна, подарю ему тот самый фотоаппарат, что мы выбирали с тобой вместе, — снова принимается теребить браслет на своём запястье. Привычка. Ещё одна, связанная с альфой. — Буду проводить с ним больше времени, буду поддерживать его во время подготовки и сдачи экзаменов. А потом пойду на бал выпускников в качестве его пары. — И после этого уедешь? — Линсо задаёт вопрос уточняющим тоном, подразумевая более лаконичное, но такое заезженное: "Ты уверен?". — Да, — Чонгук будто бы отвечает на оба вопроса, потому что второй задаёт себе сам. — Успею ему надоесть. — Ему будет больно, Чонгук, — Линсо констатирует факт, пропустив неудачную попытку младшего омеги отшутиться. Тот сразу же замолк, сжавшись. Конечно, он думал о Тэхёне, о том, каково будет ему. И каждый раз приходил к одному и тому же выводу. — Не будет. Ну, только если чуть-чуть, — Чонгук говорит уверенно, потому что правда думает, что прав. — Он справится, Линсо, это же Ким Тэхён. Вокруг него много людей, — ага, одна Мина чего стоит. — В том числе его близкие друзья и замечательная семья. Он забудет обо мне уже через несколько месяцев. Тихий смех Чонгука после сказанной им же фразы, если честно, больше смахивает на истерический. Линсо тут же подбирается, жалея о том, что не может в этот момент оказаться рядом. — Мне есть, что сказать, но я промолчу, потому что нам пора спать. Потому что иначе ты расплачешься, я слышу. — Я надеюсь, что ты передумаешь, — признаётся тихо, не надеясь даже на ответ. Динамики чуть позже передают два тяжёлых вздоха, после которых следует давящая тишина. — Пока, Линсо. — Спокойной ночи.