***
— О мой бог, я больше так не могу. Линсо обречённо выдыхает, когда появляется на пороге комнаты с плойкой. Это действительно невыносимо, он не преувеличивает. В третий раз за последние два часа он видит разводы макияжа на опухшем лице. Прямо сейчас вместо причёски он в третий раз будет смывать всё к чёртовой матери и рисовать заново. Кроме стрелок. Водостойкой подводке он обязательно поставит на сайте заслуженные пять звёзд. Чего не скажешь о туши, тенях и тональнике. Последний, судя по стоимости, должен был держаться на коже не меньше недели. — Чонгук, я прошу тебя, — старший омега произносит с мольбой в голосе, когда мальчик горько завывает, крепко жмурясь. Да, тушь однозначно в этот же день отправится в помойку. — Я могу прямо сейчас сдать билеты и ты никуда не полетишь, хочешь? — на вопрос он, конечно же, внятного ответа не получает. Чонгук только громче рыдает, шмыгая раскрасневшимся носом. — И заявление из той школы можно забрать, подать снова здесь. Ну? В ответ снова ничего. На Чонгука было больно смотреть – оно и понятно. Дорожки слёз разъели слой тональника, тёмный макияж глаз с плавным переходом из нескольких оттенков синего превратился в сплошной смоки-айс, контуринг съехал куда-то вниз, а хайлайтер растёрся по всему лицу. Кропотливая работа снова превратилась в сплошное месиво, и её не спасло ничего – ни база под макияж, которая стоила как почка и должна была держать на себе тональник, как Атлант держал на своих плечах небо, ни фиксирующий спрей, который, судя по описанию (и по ценнику, конечно же), отталкивал от себя воду, грязь, мудаков и даже нежелательную беременность. Всё вышеперечисленное смылось обычными подростковыми слезами. Подумать только. — Ещё один подобный заход и на твою кожу не ляжет даже увлажняющий крем. Я серьёзно, Чонгук. Линсо не может быть с ним строгим, поэтому не выдерживает паузы даже в пять секунд – тянет подростка наверх со стула и крепко обнимает, укачивая, как маленького ребёнка. Маленького упрямого ребёнка. — Это очень глупо, Чонгук. Уехать и даже ничего не сказать – это глупо, — Линсо гладит дрожающую спину и вихрастый затылок, чувствуя, что у самого в горле встаёт ком. — Всё можно отменить, хоть прямо сейчас. Прямо сейчас я могу поехать и сдать билеты. Чонгук не хочет это слышать – его трясёт от страха и боли. Он устал и запутался – его раздражает телефон, на который приходят сообщения от Хёсан, в которых она дублирует собственный список вещей, время вылета и прочую нужную информацию, его пугают собственные чемоданы и практически пустая комната, бесит одежда, выбранная самим Чонгуком для перелёта, раздражает сама мысль о том, что в пять часов утра он будет ехать в аэропорт. Что до этого ему придётся попрощаться с Тэхёном, который будет думать о разлуке на день, а Чонгук – на жизнь. Он всё время думал, что этот переезд пойдёт ему на пользу, и, возможно, так и будет. В Японии будут Хёсан и Хёнджин, новая школа, где к его сущности не будут так придираться, будет более интересная учебная программа, новые цели в жизни, новые люди. Но не будет Тэхёна. Решение оборвать все связи уже не кажется таким охренительно классным. Как и все принятые им решения, в принципе. Он ведь ещё несколько месяцев назад заказал себе новую симку, создал новый аккаунт в инстаграме и был решительно настроен на начало новой жизни, а теперь что? Теперь он ревёт, опять, в очередной раз, пытается убедить себя, что всё к лучшему. Он ведь плачет из-за Тэхёна, и до этого много раз из-за него плакал, разве он выдержал бы то, что могло быть с ними дальше? Смог бы спокойно жить, зная, что в университете у Тэхёна куча новых друзей и знакомых, куда более интересных, чем школьник, от которого добиться близости сложнее, чем прострелить себе руку? Но будет ли легче знать всё это, находясь на расстоянии в неведении? — Милый, эй? — Линсо осторожно встряхивает его, обмякшего и обессиленного в тёплых объятиях, чтобы хоть как-то привести в чувства. — Мне нужно тебя накрасить. — Зачем? Пусть лучше запомнит меня уродливым, — и хлюпает носом громко, жалея себя и едва удерживаясь от очередного приступа рыданий. — Прости, малыш, но даже если я нарисую тебе на лице член перманентным маркером, для Тэхёна ты всё равно будешь самым красивым. Успокаивать приходится ещё минут десять, может, чуть больше. В итоге Чонгук снова сидит на стуле и пустым взглядом сверлит свой костюм, висящий на плечиках прямо напротив. Красивый. Он, конечно, вряд ли скрыл бы половую принадлежность Чонгука, но в нём омега чувствовал себя чуть лучше, чем в повседневной одежде. Возможно, ему даже удавалось почувствовать себя привлекательным. Совсем немного. Ему хотелось верить в то, что он не будет намного хуже одноклассниц Тэхёна, что тому не будет неудобно из-за своей пары и никто не будет после этого над альфой смеяться. Чонгук этого не переживёт. — Ну вот, другое дело, — Линсо нависает над Чоном и внимательно рассматривает проделанную работу. Он не знал, как Тэхён удержится на ногах, но искренне надеялся на то, что ему удастся остаться в сознании. — Осталась причёска. Спустя полчаса Чонгук был готов. От тяжёлых мыслей отвлекал только Линсо, который носился по квартире и приводил себя в порядок прямо на ходу – на выпускной он не ехал, но должен был проводить Чонгука к чете Ким. На этот день они заказали машину, чтобы Донхён мог со спокойствием выпить вместе со всеми родителями за последний школьный день своего ребёнка. Потом, конечно, за поступление, светлое будущее, семью... Но за последний школьный день в особенности. Машину Линсо увидел из окна, как и Тэхёна, который из этой машины чуть ли не на ходу выпрыгнул, принимаясь нервно расхаживать вокруг дворовых клумб в ожидании Чонгука. А у того, кажется, снова начиналась истерика. — Чонгук, соберись. Сейчас же, — Линсо встряхивает подростка так, что тот от неожиданности икает. — У Тэхёна сегодня праздник, ты же помнишь, да? — младший кивает заторможенно. — Он празднует свой выпуск, и этот день он захотел разделить с тобой. Если действительно собираешься уехать – сделай так, чтобы последнее его воспоминание о тебе было самым тёплым и радостным. Чонгук обмахивается собственными руками, пытаясь высушить выступившие слёзы, пока Линсо из окна орёт Тэхёну, что омега спустится буквально через пять минут. Пяти минут, конечно, недостаточно, чтобы скрыть следы истерики, но делать было нечего – они постепенно начинали опаздывать, а Чонгук не хотел никого задерживать. В назначенное время он толкал подъездную дверь под громкое пиликанье домофона, оказываясь, наконец, на улице. Сонха сидела в машине и не высовывалась, но Линсо разглядел в её руках подаренную Чонгуком камеру, с которой всегда и везде таскался Тэхён. Хван мысленно поклонился этой женщине в знак своего уважения, потому что он из квартиры даже телефон не взял, а любовь – это дело такое... За ней только подглядывать. У Тэхёна, что не стало для Линсо неожиданностью, отвисла челюсть. Он нечитаемым взглядом вперился в омегу, пока тот переминался с ноги на ногу, неловко сжав в руках клатч на уровне паха. Мальчик-зайчик, ничего не скажешь. Хван не видел лица Чонгука, зато его видела Сонха, которая продолжала снимать происходящее на камеру. — Милая, выключи, не надо, — Донхён кивнул на фотоаппарат и мотнул головой. Сонха даже хотела послушаться, потому что ей тоже казалось, будто бы она пыталась снять что-то слишком откровенное, то, что не должна была даже увидеть. Но материнское сердце больно сжалось, и она продолжила снимать. Просто внутреннее ощущение подсказывало, что так надо. Она смотрела через небольшой экран на любовь в глазах шестнадцатилетнего подростка. Любовь к её сыну. Разве для матери может быть что-то более важное? Чонгук подходил всё ближе, но остановился на расстоянии вытянутой руки. На нём была синяя атласная блузка с воротником-стойкой и рюшами, заправленная в чёрные брюки, плотно обхватывающими узкую талию и заметно округлившиеся бёдра. Тэхён не мог отвести от него свой взгляд. Омега будто бы сиял, Ким мог поклясться, что он видел свечение вокруг его силуэта, и весь его образ был будто бы воплощением всех мечт. Тэхён невольно представляет, что в недалёком будущем вся одежда омеги станет белой, а вместо клатча в его руках будет свадебный букет. Когда-нибудь это обязательно случится, альфа отныне на каждый праздник будет загадывать одно и то же желание, пока не исполнится. Идиллию прерывает сработавшая внезапно сигнализация в одной из машин на ближайшей стоянке. Волшебство из-за режущего слух звука не рассеялось, но подросткам хотя бы удалось прийти в себя. Все будто бы разом опомнились – Линсо наконец моргнул, почувствовав сухость в глазах, Сонха остановила запись и спрятала фотоаппарат в чехол, а Тэхён наконец почувствовал свои онемевшие руки – сразу же согнул локоть в приглашающем жесте, чтобы Чонгук взял его под руку. Тот и сам немного пошатывался, когда сокращал оставшееся расстояние – всё никак не мог отойти от вида уложенных гелем волос, открытого лба и строгости в чертах лица альфы. Он будто бы только что заметил, как тот повзрослел. До него, кажется, только в этот момент наконец дошло, что Тэхёну было уже не шестнадцать. Чонгуку нужно было время на осознание. — Мне кажется, ещё немного и мы опоздаем на выдачу аттестатов, — Сонха деловито поправляет воротничок на своём платье, наблюдая за тем, как её сын открывает дверь и подаёт руку Чонгуку, помогая сесть в машину. От неё также не укрылось нежное поглаживание тыльной стороны ладони, после которого очевидно влюблённые переглянулись, покрывшись румянцем. Сонха понятия не имела, как пережить этот день и не умереть от умиления. — Чонгук-и, — Линсо подаёт голос уже тогда, когда все усаживаются в машину, водитель которой наверняка уже возненавидел своих пассажиров. — Будь на связи и следи за сообщениями, хорошо? — Хван получает в ответ тихое согласие – на большее и не претендует, поскольку Чонгук явно был немного не в себе. Линсо провожает взглядом отъезжающую машину и тяжело сглатывает. Он думает, что, возможно, переезд сломает младшему Чону жизнь, потому что такие чувства едва ли можно испытать один раз за всю жизнь, а он бежит от них в другую страну из-за страха одиночества. В этот момент Хван впервые в жизни ощутил ненависть к Миён.***
В их школе, где и должна была проходить церемония выдачи аттестатов, всё происходило очень быстро и будто бы мимо. Вот Тэхён ведёт Чонгука по длинному коридору ко входу в актовый зал, крепко держа за руку, вот он вместе с родителями альфы усаживается на выделенные для них места, вот сама церемония, слёзы родителей, фотосессия... У Чонгука кружилась голова. Хотелось остановить момент и просто передохнуть, но после того, как приглашённый фотограф закончил работу с классом, началась фотосессия с парами выпускников и их родителями. Тэхён первым выбежал из толпы одноклассников в зал и направился в сторону зрительских мест, откуда вытащил Чонгука и за руку отвёл на сцену, поставив впереди себя и как-то слишком нежно притянув к себе за талию. Омега даже не сразу осознал, что весь их небольшой фотосет проходил прямо перед всем классом Тэхёна. Одноклассники альфы смотрели с интересом, явно оценивающе, но Чонгук по какой-то причине практически не испытывал от этого дискомфорта. Скорее всего, потому что альфа позади него напоминал защитную стену. Рядом с ним Чонгуку не было страшно и стыдно, он не чувствовал себя уродливым и необычным, как это бывало чаще всего, потому что, когда тебя обнимают так, с гордостью и собственничеством во взгляде и каждом движении, всё равно невольно чувствуешь себя особенным. У Тэхёна в каждом жесте искреннее и совершенно чистое желание похвастаться, будто бы Чонгук действительно для него лучший из лучших, его самое дорогое сокровище. Будто бы всем должно быть очевидно, какой Чонгук замечательный. Такое отношение смущало до безумия, сбивало сердце с ритма и жгло где-то под рёбрами. Омеге ещё больше хотелось плакать, потому что никто и никогда не будет так к нему относиться. Всё внутри пульсировало от страха и плохого предчувствия – он уже сейчас знал, что этим утром совершит ошибку. После фотосессии был вальс, который танцевали только выпускники. Тэхён и Мина хорошо смотрелись вместе – девушка была высокой, фигуристой, красивой и женственной, они с альфой смотрелись как два кусочка пазла. Возможно, Чонгук испытал смешанное с болью и обидой небольшое облегчение. Это невероятно эгоистично, но ему хотелось переложить на кого-то ответственность за свой поступок, будто бы это действительно могло как-то облегчить его состояние. Лишь на уровне глубокого подсознания внутренний голос твердил, что виноватых искать не надо. Все его поступки – последствия случайных событий и недосказанности, страха и предрассудков, заложенных в его голову за долгое время до встречи с Тэхёном. Чонгук долго думал и каждый раз приходил к одному и тому же выводу: эта поездка – не глупая обида на откровенную фотографию, не попытка сбежать от матери и не гонка за комфортными условиями для получения хорошего образования – это просто попытка разобраться в себе без давления извне. Чонгук хотел принять себя, понять, что ему нужно от жизни, чего он хочет добиться. Различить, наконец, что ему навязали, а чего он хочет сам. Стоило ли это таких жертв? Чонгук не знал. Да и как мог узнать, не попробовав? С утра ему казалось, что он совершает ужасную ошибку, о которой пожалеет в будущем, он убедился в этом, когда вышел из дома и посмотрел на Тэхёна. А сейчас, глядя на то, как альфа поднимает Мину на руки на очередной поддержке, он думает, что, может, это и не ошибка вовсе. И разве можно оставить всё вот так? Чонгук просто хочет разобраться во всём без чьего-либо вмешательства или давления. Возможно, для этого ему действительно нужно переехать в Японию. От осознания болит только больше – Чонгук невольно кладёт руку на грудную клетку, заломив брови. Его губы тронула мелкая дрожь, что не укрылось от глаз Сонхи. Та обеспокоенно посмотрела на омегу и аккуратно обхватила запястье второй руки подростка, но тот даже не шевельнулся. Женщина чувствовала, что что-то не так, что дело не просто в ревности. Было что-то другое, а что именно – она понять не могла, из-за чего чувство тревожности её не покидало. Оно стало лишь сильнее, когда первый танец закончился, и Тэхён повёл на паркет уже Чонгука, который резко изменился в лице и стал улыбаться. Взгляд, которым он окинул Сонху перед тем, как альфа увёл его вглубь зала, заставил волосы на затылке женщины встать дыбом.***
В три часа ночи Чонгук сбрасывает звонки Линсо и Хёсан, нервно кусая губы и сдирая с них верхний слой сухой кожицы. В оповещениях на телефоне ярко-красными буквами светится напоминалка на пять часов утра о времени отъезда в аэропорт, и Чонгука начинает тошнить, когда он натыкается на неё в сотый раз, поэтому телефон он просто отключает, перед этим написав старшему Хвану лаконичное "я буду вовремя". Они идут до дома Чонгука пешком. Из ресторана, в котором проходила основная часть празднования, они ушли примерно в полночь, попрощавшись со всеми друзьями альфы, которые к Чонгуку, кстати говоря, отнеслись даже слишком доброжелательно. Мина, от которой Чон меньше всего ожидал чего-то хорошего, завалила его комплиментами с ног до головы, но Чонгук ни одному из них не поверил. То ли сказалась ревность, то ли в голосе девушки действительно было слишком много фальши. Чонгук не знал и знать не хотел. На его плечах висел пиджак альфы, потому что ночью было довольно прохладно, а Тэхён по-прежнему был слишком внимательным и заботливым. Он говорил много, как всегда сумбурно, перескакивая с темы на тему и периодически повышая голос, Чонгук же предпочитал молчать, пытаясь запомнить каждую черту, каждый жест и звук. Смысл монолога альфы он не улавливал, хотя тот периодически что-то спрашивал, в ответ получая бездумные кивки головой. Омега плохо ориентировался в городе, он буквально знал только расположение собственного дома, нескольких торговых центров и школы, поэтому всю дорогу его вёл Тэхён. Чонгук не знал, сколько им оставалось идти до дома, но он готов был оттягивать момент до последнего. Поэтому они и не поехали на такси – Чонгук сказал, что хочет прогуляться по ночному городу, а Тэхён не смел ему отказать. Тем более это была потрясающая возможность остаться наедине и наконец поговорить – альфа просто не мог упустить такой шанс. Но он нервничал. Ужасно боялся, на самом деле. Чонгук был до безобразия красивым и родным, его хотелось вжать в себя и поцеловать. За этот вечер он бесчисленное количество раз опускал взгляд на губы омеги, накрашенные бордовым тинтом, и ему уже физически было плохо от желания прикоснуться к ним. Хотелось куснуть пухлую нижнюю губу и потереться о кончик носа, сжать в ладонях щёчки и исцеловать всё лицо. О, Тэхён даже подумать боялся, во что могут превратиться его желания после первой течки Чонгука. Он не был уверен в том, что сможет выдержать феромоны омеги. Но до этого нужно было наконец признаться в своих чувствах и официально назвать Чонгука своим парнем. Альфа от стресса уже несколько часов нёс всякую чушь и всё не мог приблизиться к такой волнующей теме. Держать Чонгука за руку, конечно, очень приятно, но сосредоточиться просто невозможно. — До сих пор не понимаешь, где мы? — Тэхён всё не может перестать стебаться над умением омеги ориентироваться на местности. Они практически подошли к его дому, просто с другой стороны, а у того на лице всё ещё было полное непонимание собственного местоположения. — Ну, — Чонгук неловко жмётся ближе, крепче сжимая руку альфы. Ночью красиво, но страшно, а они идут по каким-то едва знакомым дворам, так что ему простительно, ясно? — Вроде бы что-то знакомое. — Дракончик, вон тот дом впереди – твой, — и смеётся, улыбаясь особенно красиво и заразительно. — Темно просто, я не разглядел. Омега не дуется, потому что у него нет сил острить и обижаться. Это их последняя встреча, и тот факт, что дом уже так близко, нисколько Чонгука не радовал. Тэхён, как на зло, всё крепче сжимал его руку и гладил её большим пальцем с такой нежностью, что у омеги невольно выступали мурашки по всему телу. Хотелось быть ближе, хотя, по логике, нужно было бежать домой без оглядки. Они оказались у подъезда уже через несколько минут. Чонгук, в котором решительности не было от слова совсем, всё больше склонялся к варианту с короткими прощальными объятиями и трусливым побегом в подъезд, но его будто бы к земле пригвоздило, когда он встал напротив альфы. В горле тут же собрался ком, потому что от одного только взгляда Тэхёна хотелось залезть на стену. Это было просто невыносимо. — Мне кажется, нам нужно поговорить, — альфа говорит уверенно, хотя внутри трясётся весь. За собственными метаниями не видит, что Чонгука трясёт не меньше. Тот вообще позеленел моментально. — А до этого мы что делали? — Чонгук отвечает неестественно резко и быстро, будто бы механически. Потому что боится и не хочет прощаться, он чувствует, что уже расклеивается и едва держится на ногах – вот-вот свалится на асфальт и сознание потеряет. — Гук... — Я просто устал и хочу спать, — омега чувствует, как обе его руки оказываются в тёплых ладонях Тэхёна. Взгляд он зря поднял. Ким смотрел всё с тем же обожанием, но ещё непониманием и испугом. Он ведь не экстрасенс, чтобы понять, что у Чонгука внутри целый апокалипсис. Он не понимает, почему тот отвечает на грани грубости, практически огрызаясь. Понятия не имеет, как тому страшно. Сам Чонгук едва ли не хнычет, когда понимает, как звучит его голос, что он альфу может обидеть. Он просто не имеет права обидеть его сейчас, когда до отъезда в аэропорт остаётся всего два часа. — Ладно, хорошо. Давай поговорим. — Я люблю тебя. Вот и поговорили. Чонгук замирает камнем, смотрит широко распахнутыми глазами в такие серьёзные напротив и понять не может, куда же делась та растерянность, которую он видел секундами ранее. А она всё там же. Смелое признание озвучено не из-за уверенности, а потому что держать в себе уже нет никаких сил. Тэхён боится, боится до усрачки, на самом деле. Просто молчать уже давно нет смысла, он и так затянул слишком сильно. — Ты можешь не отвечать, но я должен был сказать. Я помню о твоей маме, знаю твоё мнение по поводу отношений в подростковом возрасте, но это ничего не меняет. — Альфа объясняется сбивчиво, боясь быть отвергнутым сразу же. Чонгук умел рубить с плеча, он знал не по наслышке, поэтому старался сгладить углы и дать возможность сперва обдумать. — Я хочу быть с тобой. До конца. Хочу, чтобы через несколько лет к браслету добавилось кольцо. Последнее, наверное, озвучивать не стоило. Потому что, во-первых, признание прозвучало как приступ подросткового максимализма, а во-вторых, потому что Чонгук тут же рванул назад, попытавшись вырвать руки из нежной хватки. — Стой, стой, пожалуйста, стой, — Тэхён перехватывает тонкие запястья и тянет омегу на себя. — Будь со мной. Я докажу, что я надёжный вариант, я стану для тебя самым лучшим, слышишь? У Чонгука лицо опять в слезах, в груди всё сводит и щемит, он всхлипывает громко и надрывно, в одну секунду поднимаясь на носочки и крепко прижимаясь к альфе, больно врезаясь в чужие губы. Он не умел целоваться – это был его первый поцелуй, поэтому он просто стоял, вытянувшись струной и прижавшись к чужим губам, не зная, что делать дальше. Тэхён отмер только после того, как омега отстранился. Его попытка отодвинуться закончилась удушающими объятиями и новым поцелуем – Тэхён буквально бросился вслед за отстранившейся на несколько сантиметров фигурой и снова вжал в себя, впиваясь в губы. Он и сам целоваться не особо умел, но на это было плевать – у него внутри будто сотня петард взорвалась разом даже от неряшливого, совершенно неумелого поцелуя. Чонгук клещом вцепился в широкие плечи альфы, пока тот прижимался губами к его щекам, носу и лбу, нежно сжимая заднюю часть шеи обеими руками. Омега продолжал плакать, думая о том, что именно в этот момент он впервые почувствовал себя в безопасности. В руках Тэхёна он мог бы позволить себе быть слабым, потому что именно с ним омега почувствовал себя защищённым. Впервые смог так безоговорочно довериться, а теперь глотает собственные рыдания, потому что сам не знает, чего хочет, что он должен делать, а что нет. Он тоже любит – не говорит, конечно же, но это и так очевидно, Тэхён его без слов понимает, хотя, отрываясь, смотрит всё равно выжидающе. Ждёт ответного признания? — Эй, — альфа нежно оглаживает мягкую щёку, с трепетом наблюдая за тем, как Чонгук тянется к его руке, ластится и доверчиво прикрывает глаза, шмыгая покрасневшим носом. — Ничего не скажешь? — Чонгук мотает головой из стороны в сторону, боясь поднять взгляд. Тёплая улыбка альфы заставляла чувствовать тоску, он посмеивался снисходительно и так счастливо, что омеге хотелось выть всё больше. — У нас ещё вся жизнь впереди, успеется. Чонгук хочет сказать, что нет. У них впереди – ничего, разные пути, которые расходятся в этот самый момент, когда альфа стоит напротив и улыбается так нежно, думая о том, что так и не слетевшее с губ признание будет озвучено чуть позже. Чонгук чувствует себя обманщиком, потому что не может ничего сказать. Он просто молчит, но это молчание гораздо хуже так и не озвученной правды. — Я люблю тебя, что бы ни случилось, хорошо? — Чонгук мотает головой, потому что не может больше держаться. — Ты сегодня сделал меня самым счастливым человеком на этом свете. Чонгук шепчет тихое "нет", уткнувшись носом в рубашку альфы. Если бы Тэхён знал, что будет с ним на следующий день, он бы про счастье даже не заикнулся.