***
Они приехали на набережную реки Хан – Чонгук это понял ещё на середине пути по выбранному направлению. Омега даже знал, на какое конкретно место его везут – они были там трижды, и в тот самый единственный раз, когда они добирались до укромного места на велосипедах, Чонгук всё же запомнил дорогу. Омега подозрительно расслабился. Не то чтобы он чувствовал себя легко и непринуждённо, но уже явно не так зажато. По крайней мере, ему не хотелось скрутиться в морской узел под чужим взглядом и он всё с бóльшим спокойствием смотрел на Тэхёна, не боясь встретиться со взглядом самого альфы. Ну, почти. Тот доставал из машины пакеты – из одного торчал плед, из другого термос. Чонгук даже не удивился, если честно. За три года могло измениться всё, что угодно, но не способы подготовки к их небольшим выездам. Под конец Чонгук и сам начинал активничать – тащил с собой небольшие бенто тортики, которые научился делать у Сонхи, ноутбук с кучей скачанных фильмов и небольшие настольные игры. Чонгук скучал, отрицать было бессмысленно. Сейчас он стоял прямо перед спуском, пока Тэхён копошился где-то позади него. Под ногами было много камней мелкого и среднего размера, а под спуском – бетонная платформа, на которой они и должны были устроиться. Чонгук только ногу успел занести, когда почувствовал на запястье мягкую хватку. — Не спускайся по камням сам, с твоими коленями это небезопасно. Омега кивнул, и Тэхён отпустил его руку, вытянув вперёд свою. Чонгук вцепился в его предплечье, и тогда альфа сделал первые несколько аккуратных шагов, следя за тем, как омега, морщась, сделал шаг следом, сохраняя удобную дистанцию. Бинты на коленях и вправду не добавляли комфорта. Альфа предпочёл вообще не смотреть в этот момент на его лицо, потому что он и сам начинал морщиться, сжимая зубы. Был бы Чонгук его, Тэхён бы просто отвёз его к себе, снял к ебеням джинсы и зацеловал каждую ранку на нежной коже, которая явно причиняла омеге дискомфорт. Тэхён бы сделал всё, чтобы тот чувствовал себя в тепле и безопасности, но пока что он делал то, что мог и на что имел право. Они спустились на бетонную плиту, и альфа сразу вытряхнул на неё содержимое одного из пакетов – плед постелил сразу же и достал из пакета одну подушку. Под Чонгука. Это всё ещё было слишком неловко для омеги, потому что Тэхён раньше делал так каждый раз – если им нужно было сесть на холодную поверхность, он либо тащил с собой подушку, либо заставлял Чонгука садиться на собственную одежду, будь то джемпер, толстовка, куртка или ещё что-нибудь. Собственные колени, например. Но это точно не про сегодняшнюю ситуацию. — Ты спокойнее, чем вчера, — Чонгук неловко мялся в стороне, стесняясь подойти ближе. Он даже пальцами прошёлся по собственному запястью, где уже слишком давно не было браслета. Грёбаная мышечная память. — У меня было время всё обдумать, — Тэхён жмёт плечами и отходит чуть в сторону, кивая на подушку. А ведь когда-то Чонгук даже перестал этого стесняться. — Тебе Хёнджин что-то сказал? — спрашивает больше потому что не хочет нагонять ещё больше неловкости. Чонгуку казалось, что с Хёнджином Тэхён явно не об этом разговаривал, да и Хван вряд ли бы что-то сказал. — Подсказал, что ором я от тебя ничего не добьюсь. Чонгук выдыхает неровно, плотно сжав губы в полоску. Вот, значит, почему он так и не смог ничего вытрясти из Хёнджина. — Что ещё интересного рассказал? — интересуется как бы невзначай, но с явной надеждой на то, что Тэхён хотя бы примерно расскажет, в чём была суть их с Хёнджином разговора, потому что тот, судя по всему, совершенно не умел держать язык за зубами. — Ничего особенного, — Тэхён наконец усаживается напротив и тянется ко второму пакету, стоящему в стороне. Следом за термосом альфа достаёт два контейнера – один с фирменными пирожками Сонхи, а другой с рисом и овощами. И пока у Чонгука на лоб ползут брови, Тэхён вместе со столовыми приборами двигает всё ближе к омеге. — Ешь. Ты не ходил в столовую и вряд ли успел поесть дома. Чонгук замирает, невольно сглатывая и прикрывая глаза. У него внутри всё начинает ныть и тянуть, а сердце будто бы ухает вниз, не справившись с этим... всем. Тэхён всегда заботился о нём больше, чем кто-либо когда-либо, но почему он продолжал это делать даже сейчас, для Чонгука оставалось загадкой. Такая внимательность альфы никак не вязалась с его же образом, который в голове Чонгука вырисовывался на протяжении нескольких месяцев. Это всё было... слишком. Эта поездка на набережную, подушка грёбаная, контейнеры, блин, с едой, чересчур бережное отношение. Зачем? — Ты в курсе, что ведёшь себя как сталкер? Вопрос вырывается прежде, чем Чонгук успевает подумать о том, насколько корректно в сложившейся ситуации он будет звучать. У него на чужую заботу сработала защитная реакция – недоверчивость и трусливость и здесь сыграли свою роль. Чонгук снова искал подвох, не веря в бескорыстные намерения. Прямо как в их первую встречу шесть лет назад. — А что мне ещё остаётся делать, если ты к себе не подпускаешь? — Тэхён не злится, но своим спокойствием выводит Чонгука. В голову закралась мысль о том, что альфа решил действовать теми же методами, что и в самом начале их дружбы, когда Чонгук не верил никому вообще. Но разница была в том, что тогда между ними не было стольких чувств и пропасти в три года. Тэхён же не решил их игнорировать? — Я знаю, что прошло три года, окей? — Чонгук вздрагивает, вперившись взглядом в серьёзное лицо напротив. — Мне тоже нелегко, и я не хочу пытаться делать вид, что их не было. Это было долго, и это было больно, и теперь я хочу во всём разобраться. — Во всём – это в чём? — спрашивает опасливо спустя несколько секунд молчания. Тэхён по-прежнему выглядел спокойно, но только сейчас Чонгук смог разглядеть, что это спокойствие давалось альфе нелегко. Но ведь и у того терпение не железное. — Хочу узнать реальную причину твоего отъезда. Хочу, чтобы ты мне в глаза сказал то, что чувствовал тогда ко мне, потому что в последнюю нашу встречу ты так и не признался. Хочу понять, почему ты оборвал все связи и почему вернулся сейчас, хочу... — прерывается, запнувшись, потому что не уверен в собственной готовности услышать ответ на этот вопрос. Но всё равно продолжает. — Не уверен, что готов к этому, но мне также нужно знать, что ты чувствуешь сейчас, потому что я не понимаю, что мне делать, чтобы не пугать тебя и не отталкивать ещё больше. Потому что с Чонгуком нельзя, как с остальными. То, что других привлекает – у Чона вызовет отвращение, и Тэхёну, проведшему три года без его присутствия, сложно понять, как к омеге подступиться. — Зачем? Чонгук одним тихим словом ставит в тупик. В смысле, зачем? Разве не очевидно? Для Тэхёна вот да – он что три года назад был уверен в том, что рядом с ним находится его человек, что сейчас – и насрать вообще на то, что пробиваться будет ещё сложнее, чем шесть лет назад. Пауза затягивается, но явно не из-за того, что Тэхёну нечего ответить. Альфе вообще палец в рот не клади – дай на одно слово десятью ответить, но на "зачем?" Чонгука он почему-то молчит слишком долго. Наверное, потому что словами это и не объяснишь... — Затем, что ситуацию с переездом в Японию я могу отпустить, а тебя – нет. ... но когда это Тэхёна останавливало? У Чонгука, естественно, и слюна не в то горло, и воздух не в те лёгкие, и сердце не в грудь, а в ногу. Смотрит на руки и не поднимает взгляд, потому что и не глядя чувствует, как смотрит на него Тэхён. Ему и этого хватает для того, чтобы тело пробрало от макушки до пяток. — Зачем ты так портишь себе жизнь, а? — Чонгук хочет подтянуть колени к груди, но попытка заканчивается его же шипением, от которого Тэхён невольно подскочил с места, но приблизиться не решился, споткнувшись о чужой взгляд. — Почему не хочешь продолжить жить так же, как было до моего возвращения? — Это как? — Тэхён всё так же смотрел на чужие колени, сжимая непроизвольно вытянувшуюся вперёд руку в кулак. — С беспорядочными половыми связями и морем алкоголя? — звучит очень гиперболизированно, но Тэхён не был бы удивлён, если бы узнал, что Чонгук так себе его жизнь и представляет. — Так, как тебе Чимин рассказал? А Чонгук как бы вообще не это имел в виду и, возможно, попытался бы даже объяснить свою позицию, если бы язык на пару с сердцем не работали быстрее мозга. — Скажи ещё, что неправда. Тэхён всерьёз чувствует, как напряжение сгущается в воздухе, перемешиваясь с их запахами. Диалог постепенно выходил из-под контроля, Тэхён прекрасно это понимал, но остановить этот процесс альфа не мог. Диалог шёл быстрее мысли. — Я не буду врать и говорить, что все три года я затворничал и хранил себя для одного единственного, — сказал жёстче, чем планировал, но не остановился, хотя видел, что омегу это задело. — Чтобы кого-то ждать, Чонгук, нужна хотя бы минимальная надежда на то, что этот человек вернётся. — Я и не собирался. — Возвращаться? — Да. Они дышат громко, и кроме этого дыхания не слышат больше ничего, глядя друг другу в глаза. Чонгук осознаёт гораздо дольше, чем говорит, поэтому до него даже сперва не доходит, почему диалог вдруг резко оборвался. А потом сдувается шариком, долго выпуская воздух из лёгких. — Нет, не так, — он трёт лицо руками, ссутулившись. — Я знал, что вернусь, но не думал, что встречу тебя. Всё, что происходит сейчас... Этого не должно было быть. — Почему? — Потому что я не хочу чувствовать, — Тэхён хмурится, не понимает. Чонгук и не надеялся, что поймёт. Ким живёт этими чувствами, и он их не боится, а омега открещивается от них, как может. Они абсолютно разные, но Чонгук всё равно хочет донести. — Хочу удариться в образование, устроиться на спокойную работу, завести кота и жить так, чтобы мне не было больно. — Это не жизнь, Чонгук. Это какая-то хуйня, — Тэхён плюёт на все приличия и говорит, что думает. И нахера нужна была Япония, если от своего главного страха так и не избавился? — Человек, блять, так устроен. Иногда он счастлив, иногда несчастен, когда-то ему радостно, а когда-то больно. Ты не можешь почувствовать себя хорошо, если не знаешь, как бывает плохо. Тэхён тоже хочет объяснить, потому что он знает людей, отказавшихся от чувств – свою тётю, например, которая после первого брака послала всех нахер и перестала пытаться, а в сорок лет ревела над люлькой племянника. Чонгук будто бы не понимал, что сердцу невозможно приказать "не чувствуй", невозможно заставить себя не любить. То, что его зашугали примером родителей, то, что он боится быть брошенным и остаться в одиночестве – это не повод отказываться от всего в пользу карьеры. — Хватит, серьёзно. Не нужно этого... всего. Чонгук, кажется, хочет встать, но Тэхён вдруг рычит, неожиданно даже для себя, из-за чего омега с широко распахнутыми глазами плюхается обратно, приподнявшись лишь на пару сантиметров. — Нет, не хватит. Ты чувствовал тогда, чувствуешь и сейчас, — любовь, хочет сказать, но молчит, хотя оба прекрасно всё понимают. — Мы оба это знаем, просто ты уже во второй раз трусишь признаться. Конечно, припоминает, разве мог умолчать? — С чего ты взял, что я тогда что-то чувствовал? И ведь даже звучит тупо, будто бы сам не помнит, как тянулся к чужим губам и ластился к большим ладоням в поиске тепла. Тэхёна аж перекосило – на лице появилась кривая ухмылка и бровь взлетела под чёлку от чужого заявления. — Потому что нехер приклеивать любовные признания с обратной стороны подоконника. Чонгук будто бы позеленел в один момент, уставившись на альфу. Тэхён не хотел вскрывать свой "козырь" именно так, потому что это как минимум нечестно. Чонгук не хотел, чтобы он его прочитал, да и Тэхён просто не мог его видеть. Он не мог после отъезда омеги оказаться в его же комнате и найти чёртов кусок бумаги под... под подоконником! Чонгуку ведь тоже есть, что сказать. Та самая фотография всё ещё хранилась на телефоне даже при том, что ещё два года назад ему купили новый. Но он промолчал. Просто не осмелился, потому что не готов был рассказать о своей обиде. — Любил, но не доверял, — как раз из-за той треклятой фотографии. Сказать итог, но не сказать причину – убойная тактика. — Сейчас тоже не доверяю, а что чувствую – я и сам не знаю. Конечно, знает. Ещё вчера разобрался, признался себе, но Тэхёну лучше было не говорить. Всё стало бы ещё сложнее. — Ну с доверием-то явно проблему решить легче, чем с любовью, ты так не думаешь? — Не в моём случае. Для Чонгука доверие не было первостепенным, но оно было решающим. Три года назад он бы даже не посмотрел в сторону Японии, если бы не пошатнувшаяся убеждённость в том, что Тэхён не сможет его предать. Сам альфа, сжав зубы, мотнул головой и уставился в пространство перед собой. Хер с ними, с его вопросами. Почему уехал, почему вернулся – да какая разница? Не получается у них спокойно, а значит обойдётся он как-нибудь без ответов. Тэхён понятия не имел, чем можно заслужить доверие, но думать об этом в этот момент он точно не хотел. — Так, всё. На сегодня хватит, — Чонгук смотрит исподлобья, коротко, но остро. Тэхён тянется к термосу и откручивает крышечку, чтобы налить туда горячий чай. — Поешь сначала, потом... — протягивает многозначительно и отдаёт Чонгуку в руки "чашку". — Про Японию мне расскажешь. А проблемы будем решать по мере поступления.***
Чимин не знает, как он мог до этого докатиться. Его тошнило от концентрированного запаха пота и смешавшихся в воздухе природных ароматов альф. Они все давящие, тяжёлые и вязкие, заставляли часто моргать и тереть переносицу, чтобы не чихнуть и не заплакать. Не то чтобы Чимин ждал алтайской свежести от раздевалки баскетболистов, но всё же... — Какая срань, фу, — омега кривится, роясь в спортивной сумке Тэхёна. Он уже трижды наткнулся на боксеры, хоть и чистые, чуть ли не обблевавшись. — Спокойствие, спокойствие, это ради Чонгука. Соберись, тряпка. А ведь ничего не предвещало беды. Чимин вчера весь день занимался чертежами, смотрел фоном шедшую дораму и закидывался едой из доставки. Спать лёг сразу же после того, как Чонгук вернулся домой – тот в двенадцатом часу ночи ввалился в их комнату, прямо на ходу разделся и рухнул лицом в подушку, отрубившись практически мгновенно. И всё было хорошо, пока Чимин не проснулся по своему последнему будильнику, хотя по средам он редко просыпался с его помощью – в этот день им с Чонгуком обоим нужно было к первой паре, а младший, который был крайне ответственной плюшкой, будил Чимина гораздо раньше. Пак сперва списал всё на усталость Чонгука, ибо вчерашним днём он впервые проспал, и в среду он мог тоже просто не услышать будильник, но эта теория сгинула в небытие, когда Чимин открыл глаза. Увидев гору одежды на кровати друга, Пак сперва проморгался. Потом решил, что Чону просто было очень сильно нечего надеть, поэтому тот буквально выгреб всю свою одежду на кровать, но и эту версию пришлось отбросить. Потому что одежда вдруг начала двигаться от копошения внутри этой кучи. Там-то и нашёлся взмокший, сопящий, сжавшийся в комок омега. — Ёбаный насос, Гуки... На несчастном была сбившаяся к груди футболка и съехавшие на тазовые косточки штаны, а в руках он держал какую-то кофту, от которой здорово несло цедрой апельсина. В ней же мелкий и завалился домой прошлым днём, поэтому вывод был вполне очевидным – Чонгук гнездился и прижимал к себе вещь великого и вонючего Ким Тэхёна. Это был полный пиздец. Гнездование романтизировали все, кому ни попадя, но уж точно не Чимин, у которого мать была гинекологом. Маленький романтик в четырнадцать тоже зачитывался фанфиками и лайкал посты в инстаграме, но после того, как это увидела его мама, у Чимина впервые задёргался глаз. Как оказалось, омеги гнездились либо на ранних сроках беременности, либо после ебейшей моральной встряски, либо когда ужасно заболевали, но суть была одна: если кто-то гнездится, значит его организм переживает сильнейший стресс. После экстренного созвона с матерью, Чимин чуть ли не взвыл. Достань ему, говорит, вещей альфы побольше, чтобы прямо воняло. Вот Чимин и ищет теперь то, что воняет больше всего. — Терпеть это всё ненавижу, — Пак ворчит себе под нос, сильно жмурясь от неприятного покалывания в переносице. — И чё, блять, теперь? Каждая его пассия при гнездовании будет просить его вещи? Голос мамы в голове говорит, что это не так работает, что нужна сильная ментальная связь и бла-бла-бла, но Чимин шикает на себя же и вытаскивает всё-таки футболку, которую альфа в этот день надел под свою рубашку. Ещё в сумке лежала олимпийка их баскетбольной команды с выпендрёжным логотипом, которую Тэхён, как и остальные альфы, надевал в случае тренировки на улице – её Чимин тоже прихватил. Вообще у него была идея просто забрать всю сумку и с ней убежать из института, но это было бы слишком нагло. — А футболку и куртку пиздить – это не нагло, да? Тьфу... Чимин хватает с пола собственную сумку, забрасывает в неё телефон, берёт рулетик из вещей и выходит из раздевалки. Освобождать место для чужих вещей не хотелось – перспектива писать потом в воняющих кожурой апельсина и мятной свежестью тетрадях не слишком прельщает, но делать было нечего – переть через весь институт к выходу с чужими вещами было слишком опасно. — Ну нихуя себе. Пак останавливается и прикрывает глаза, матерясь сквозь зубы. — Тэ, у него твои вещи! Субин тычет в омегу пальцем, а развернувшийся на сто восемьдесят градусов Чимин хочет этот палец засунуть ему же в жопу. — Пак, ты совсем обалдел? — Тэхён задирает брови, сложив руки на груди. Лицо, такое удивлённое и бесячее, не выражало отрицательных эмоций, скорее полный ахуй от происходящего. Они с Чимином год в контрах, но тот ничего, кроме бросания злых взглядов и колючих фраз не делал, а тут... — Порчу решил навести? — Представь себе. На понос и уменьшение члена, — Чимин сильнее сжимает в локтевом сгибе чужие вещи и старается не смотреть в сторону Юнги. После воскресенья под рёбрами до сих пор неприятно жгло. — Хотя... куда меньше-то? Тэхён смеётся искренне, хоть и пытается сдержать улыбку. Среди четырёх человек, находящихся в коридоре, не было ни одного, кто мог бы сомневаться, что у него там всё хорошо. Хотя не то чтобы Кима это как-то волновало. — Вещи, Чимин, — альфа кивает в понятном направлении и вытягивает вперёд руку. — Отдай и разойдёмся по-хорошему. — И мы даже не будем припоминать тебе этот позорный случай. Если бы это сказал Субин – Чимин бы просто подошёл и дал самовлюблённому ублюдку между ног – вопросов бы не возникло, но это сказал Юнги. Человек, который, по мнению Пака, вообще не имел права открывать свой поганый рот. — Этот комок воняющих вещей нужен Чонгуку, а не мне, — Чимин едва ли не прикусывает кончик собственного языка от досады. Мин не был тупым. Наверняка он сразу понял, что вещи были не для Пака, и решил вытрясти правду вот таким действенным способом, зная, какие чувства к нему испытывал Чимин. А ещё Юнги не был отбитым подонком, но омеге об этом знать было необязательно. Мин прекрасно осознавал, что в то воскресенье поступил как еблан. И он бы молчал и дальше, просто его тоже вывели на эмоции. Чимин шёл с вещами Тэхёна, хотя, вроде бы как, был влюблён в него. И то ли собственничество упёрлось в глотку, то ли непонятная обида, но сказанное само собой вырвалось. Случайность, вроде бы, а какой эффект... — В смысле Чонгуку? — Тэхён резко меняется в лице, возвращая внимание на себя. — Иди нахер, Ким Тэхён, и смирись, что у тебя теперь нет футболки и олимпийки! Чимин развернулся на пятках и просто со скоростью пули понёсся по коридору вперёд. От баскетболистов убежать решил. Умный мальчик. — Да стой ты! — Тэхён дёргает Пака на себя, а потом толкает к стене. Силу не рассчитывает и испуганно таращит глаза, когда тот морщится от боли. — Блять, прости, сильно больно? — Собака сутулая, конечно, больно! Тэхён оглянулся по сторонам, а потом обернулся на настенные часы, висевшие над их раздевалкой. Они втроём отпросились у тренера и ушли с тренировки раньше на полчаса, но затягивать с разборками всё же не хотелось. — Зачем Чонгуку мои вещи? Почему ты не мог просто подойти и попросить? О, Чон бы явно не одобрил, если бы Чимин подошёл к альфе и сказал, что тому в гнезде срочно понадобились его вещи. — Если я скажу – Чонгук прямо из своего гнезда открутит мне голову. А, ой. — Вот блять. — Нда, Чимин, если бы существовал конкурс среди самых хуёвых партизан, ты точно занял бы первое место. Над остроумной шуткой Субина, понятное дело, никто не хохочет. У Тэхёна снова брови ползут под чёлку, Юнги тихо стоит в стороне и молча ахуевает, а Чимин бьётся затылком об стену. — Чонгук гнездится? — Спроси ещё раз, недоразвитый. Тэхён уже не отвечает – у него мысли уже где-то далеко и не здесь. Предположительно, в комнате общежития, где его любимый мальчик соорудил себе гнездо. — А с чего ты взял, что ему нужны вещи Тэхёна? — Юнги всё же подаёт голос, но Чимин в его сторону даже не поворачивается. Это неожиданно неприятно. — Он прижимает к себе какую-то кофту Тэхёна, в которой вернулся вчера с их поездки. Для комфорта ему нужно, чтобы эта вещь прямо воняла, а этой кофты, очевидно, недостаточно, — Чимин на выдохе отталкивается от стены и встаёт ближе к Киму, жестом показывая, чтобы тот нагнулся. Если уж выдавать, то с потрохами. — Когда я уходил, он... скулил. Тэхён резко разогнулся и недолго думая выдал: — Окей. Поехали в общагу. Чимин аж оступился, делая шаг назад. — Да щас, разбежался, — омега сжал липкие от холодного пота ладони в кулаки. Ещё не хватало, чтобы хлипкое душевное равновесие Чонгука нарушало присутствие этого идиота, который его и вывел. — Если отдашь свою форму, думаю, будет вполне достаточно твоего участия. Тэхён легко кивает, удивляя всех троих. Через пять минут он, переодетый в свою повседневную одежду, стоял и смотрел в спину Чимину, уходящему с его спортивной сумкой к лестнице. — Ты серьёзно? Так просто? — Субин хмурится, не понимая, что вообще произошло с настроем его друга. В смысле он просто взял и уступил? — Да нет, конечно, — Тэхён прячет руки в джинсы и нащупывает ключи от машины. — Сейчас поеду домой собирать Чонгуку стройматериалы.