О детских травмах и взрослых ошибках

      Хаюн, мама Чимина, предупреждала, что гнездование – это особенное состояние, и у каждой омеги оно проходит по-разному, поэтому она не могла даже навскидку сказать, какое количество времени Чонгук будет не в себе. А что значит это "не в себе" Пак узнал ещё позже. Когда Чонгук начал на него рычать. Если коротко и без прикрас – Чимин ахуел. Пак даже не понял сначала, откуда исходит звук, потому что на тот момент он уже как полчаса спокойно сидел рядом с чужой постелью и гладил тяжело сопящего друга по влажным от пота волосам. Старший даже не заметил, как постепенно открылись чернющие глаза с расширенными зрачками и совершенно неосознанным взглядом уставились прямо на него. Не заметил и то, как Чонгук начал принюхиваться. Но утробный, глухой звук, исходящий из глубин чужой грудной клетки, не заметить было невозможно. — Он на меня рычит! — Чимин уже в третий раз за последний час отскакивает на метр от кровати друга. Конечно, Пак слегка преувеличивал масштаб трагедии – если бы львы так рычали, косули бы обоссались от смеха, но факт оставался фактом – у омеги волосы на затылке вставали дыбом, а этого было вполне достаточно. — Конечно, рычит. Он не в себе, ему плохо от посторонних запахов, а ты маячишь перед носом и покушаешься на его гнездо. Хаюн говорит вполне спокойно. Чимин слышал, как она своей профессиональной рукой параллельно заполняла какие-то документы, умудряясь при этом поддерживать диалог с ним и что-то отвечать своей коллеге. Поразительная женщина. — Да не сдалась мне его свалка из одежды! — Чимин говорит ещё что-то, но уже не очень осознаёт, что именно, потому что глухое ворчание, которое издавал его друг без перерыва уже практически час, резко прекратилось. — Мам, он замолчал... — Конечно, замолчал. Ты его уютное гнездышко назвал свалкой. Чимин прислушивается к маме и внимательно следит за притаившимся другом. Его временное убежище – построенная из кучи одежды гора, в которой омега своей тушкой вырыл углубление. Чимин видел только лицо, совершенно невменяемое. В один момент Чонгук вытянул вперёд шею, округлил глаза и умильно дёрнул носом, принюхиваясь. Хаюн продолжала что-то говорить, но Чимин не слышал, что именно. Он очень внимательно наблюдал за своим другом, пока тот вдруг не скуксился... уркнув. — Чимин? — Хаюн вопросительно протянула имя сына, наконец обратив внимание на тишину в динамике. — Он уркнул. — Прости, что сделал? — Уркнул. Чимин не был уверен, что такое слово вообще существует, но он также не знал, существовал ли раньше в мире такой звук. Что-то среднее между кошачьим мявком и голубиным курлыканьем. Какой-то противоестественно милый звук, от которого у Чимина глаза полезли на лоб. Чонгук выглядел очаровательно и пугающе одновременно, а Чимин, к сожалению, был слишком падок на всё очаровательное. Младший больше не рычал, смотрел куда-то в пустоту с чуть приоткрытым ртом, а потом снова издал какой-то чирикающий звук. Это правда было невозможно. Чимин смотрел на завившиеся локонами мокрые волосы, на яркий бантик искусанных губ, на бледную кожу с нездорово раскрасневшимися щеками, и просто не смог не подойти ближе. Тем более, Чонгук вытягивался навстречу, совершенно умильно принюхиваясь. И видит Бог, стены омежьего общежития за все годы своего существования ещё никогда не слышали такого громкого визга, какой издал Чимин, когда прямо в миллиметре от вытянутой им же руки клацнули резко выпущенные другом клыки. — Он откусил тебе руку? — совершенно спокойно спросила Хаюн после потока ругательств от сына прямо в динамик. — У него клыки прорезались! — А ты думал, что они только у альф есть? — женщина посмеивается, слыша шипение Чимина, внимательно следящего за каждым действием довольного Чонгука. Тот снова улёгся на бок и свернулся калачиком в своём убежище. На нём всё ещё была та кофта Тэхёна, а остальные вещи он сгрёб под себя и периодически тёрся о них всем телом. Это было просто отвратительно. — Я вообще об этом не думал, если честно, — младший Пак тяжело выдыхает и усаживается на свою кровать. — Чимин, а чем ты на биологии в школе занимался? — голос женщины не звучит строго, скорее дразняще и немного насмешливо, но Чимин всё равно дует щёки – кому как не его собственной матери знать, какие проблемы были у младшего Пака с естественными науками. — Ну мам! — Ладно на биологии, а интернет? Даже я кучу информации на эту тему в инстаграме вижу, а я там, между прочим, рецепты смотрю. — Форсят совершенно другую информацию, — бурчит обиженно под нос, но Хаюн всё равно слышит. — Форсят? Это что? — женщина тут же на рабочем компьютере вбивает слово в поисковую строку. — Фу, опять эти англицизмы... — Пока, мам. Возможно, показывая выключенному телефону язык, Чимин не слишком походил на серьёзного человека, но его это мало волновало. Зато озверевший в буквальном смысле друг – очень даже. Ситуация со стороны выглядела довольно забавно, из Чонгука действительно вышел невероятно очаровательный, злобный зверёныш, но всё это было совсем неважно. Значительным был лишь тот факт, что организм младшего находился в таком жутком стрессе, что ему пришлось отключить всё человеческое для сохранения остатков психоэмоционального здоровья. Но Чонгук от этого, к сожалению, не стал менее уязвимым. Да, он заглушил внутренние переживания и вообще не факт, что хоть как-то вдуплял в реальность, но нарушить его душевное равновесие можно было самым лёгким способом – например, отобрать вещь, пахнущую Тэхёном. Или прибавить к запаху Кима феромоны какой-нибудь омеги. Чимин ради друга даже вылил на себя половину флакончика со спреем, заглушающим запахи, но даже это, судя по последним событиям, не особо помогло. Из углубления в гнезде Чимину были видны только влажные глаза с нездоровым блеском, которые на фоне позеленевшей, влажной от пота кожи казались даже больше, чем были на самом деле. Чонгук выглядел настороженно и очень измученно, а Чимин просто не мог понять, как ему можно помочь. Единственное, что он по сути мог сделать – уйти, чтобы не травить другу душу своим запахом. Но и оставлять его одного было не слишком разумно – вдруг тому понадобилась бы помощь? Чимин вместе с Чонгуком дёрнулись, когда в дверь кто-то постучал. Младший издал очередной неопознанный звук, похожий на ворчание человека с запущенным обструктивным бронхитом, а Чимин настороженно вытянулся, прислушиваясь к посторонним звукам. Стук повторился. Паку пришлось встать с постели и вдоль стеночки пройтись до двери, чтобы в итоге на пороге увидеть Сану. — Привет, — девушка приветливо махнула рукой и улыбнулась. Чимин её действия отзеркалил и дружелюбно захлопнул перед носом дверь. Он эту сучку знал очень хорошо. Где она – там Ким Тэхён и вся его шайка. Значит, у них уже есть какой-то хитрожопый план и оставлять Чонгука одного просто нельзя. — Чимин, ну подожди! — девушка бьёт дверь кулаками, пока Пак пытается собраться с мыслями и взять себя в руки. Сана имела прекрасный дар убеждения, а ещё профессионально манипулировала людьми. Чимин был слишком наивным и по-глупому доверчивым, ему с такими людьми нельзя было даже просто рядом стоять, поэтому лучшим выходом было просто запереться в комнате и ждать, пока той надоест и она сама уйдёт. — Это правда важно! Там девочки составляют график уборки на май, сегодня как раз третье число, ты забыл, что ли? Чимин потупил взгляд в пол. Сегодня и вправду было третье число, то есть, тот самый день, в который они всем этажом традиционно собирались в зале и составляли расписание мытья полов и посуды, определяли очередь на стирку и в душ. Почему, чёрт возьми, за ним пришла именно Сана? Почему не кто-то другой? Чимин бы поверил кому угодно, но только не ей. — Мы с Чонгуком не пойдём, составляйте без нас, — Чимин решительно разворачивается на пятках и идёт снова в комнату. Ничего страшного ведь не произойдёт, если один раз расписание составят без них. — То есть, если мы вас поставим последними в очередь в душ и назначим дни уборки на выходные – всё будет нормально? Чимин матерится сквозь сжатые зубы и смотрит на Чонгука. Тот, кажется, заснул. По крайней мере, закрыл глаза и не шевелился. Но даже так оставлять его одного в сложившейся ситуации было опасно, ибо для вездесущего Ким Тэхёна пробраться в омежье общежитие – раз плюнуть. Чимин и без того облажался, когда случайно сболтнул про гнездо. Вторую такую оплошность он точно не допустит. — Я знаю, что Чонгук гнездится, — Сана продолжает, всё ещё стоя за дверью, а Пак активно борется с желанием закрыть уши. — Каюсь – подслушала твой разговор по телефону с вашим куратором. И я в курсе, что Тэхён знает, но он попросил нас всех не лезть. Чимин продолжает обеспокоенно смотреть на своего друга. Тот снова начал тяжело сопеть, уткнувшись носом в вонючую футболку Тэхёна, при этом неспокойно ёрзая на месте. И как вот его оставить? — Чим, — названный дёргается и косится на дверь. — Собрание на нашем же этаже в холле, ты буквально можешь сесть в проходе и смотреть, чтобы в комнату никто не зашёл. — С какого перепугу ты вообще заботишься о том, чтобы я присутствовал на этом собрании? — Потому что составлением расписания в этом месяце занимаюсь я, и я не горю желанием потом его исправлять из-за того, что тебя что-то не устроит. Чимин понимал, что это вполне справедливо, но чувство, что его просто в очередной раз наёбывали, всё равно никак не отпускало. Выйти из комнаты всё же пришлось. Сана тут же широко улыбнулась и кивнула в сторону длинного коридора, намекая на то, что им уже пора и нечего ему продолжать дверь сторожить. — Пошли уже. Сядешь прямо в проходе и всё собрание будешь смотреть прямо на дверь, — Сана взяла парня под локоть и быстрым шагом устремилась прямо к холлу, где другие омеги уже расставляли стулья. Девушка затормозила на середине пути, чтобы стянуть с себя рубашку, накинутую поверх тонкой майки. — Жарко сегодня просто ужасно. Надеюсь, ты открыл Чонгуку окно, а то ему и без того, наверное, адски душно, — Чимин замирает на месте, хмурясь, пока девушка перекидывает рубашку через локоть. — Ты чего застыл? Пошли, только тебя ждём. — Сейчас, секунду. Девушка жмёт плечами и идёт дальше, когда Чимин разворачивается, чтобы вернуться в комнату и открыть окно. Чонгук ведь и вправду жутко взмок, но Пак списал всё на кофту, в которую омега завернулся, и окружающую его тело кучу другой одежды. Дело, по сути, минутное, но Чимин ещё долго пялился на открытое окно с подступающей к горлу тревогой. — Нет, ну это уже совсем паранойя, — Пак трясёт головой, хмурясь. — Что может быть не так с открытым окном? Чимин оглянулся на младшего. Оставлять мальчика одного не хотелось – беспокойство Пака не покидало ни на секунду, но забивать на ежемесячное собрание тоже нельзя было. — Я же буду следить за дверью, что вообще может произойти? Правильно, ничего.

***

San_ni1: Чимина выпроводила, окно он открыл Не представляю, как твоя туша пролезет через оконную раму, но надеюсь, что ты не застрянешь У тебя есть час, уложись, будь добр

Тэхён читает последние сообщения подруги и прячет телефон в карман худи. Взгляд поднимается по пожарной лестнице к открытому (спасибо, что не на проветривание) окну и спускается обратно. В последний раз Тэхёну приходилось лезть в окно три года назад, и тогда подобная авантюра давалась ему явно проще – тело было поменьше, окно побольше. Цербера в лице Пак Чимина не было. Приходилось действовать предельно осторожно, и Тэхён, конечно, справлялся, но матерился себе под нос так, будто бы не в окно лез, а на Эверест без страховки. Колотящееся от страха и волнения сердце приходилось игнорировать – о том, как ему себя вести с гнездящимся омегой он подумать не успел, решил разобраться на месте, но эта идея, как оказалось чуть позже, изначально была провальной. У Тэхёна буквально вышибло из головы все мысли, когда он, поднявшись и оказавшись внутри комнаты, наткнулся на пристальный взгляд блестящих глаз, смотрящих за всеми его действиями поверх сваленной в кучу одежды. У Тэхёна сжалось сердце, пропустив перед этим болезненный удар прямо в рёбра. Чонгук выглядел плохо, беспомощно, драгоценно для альфы и очень хрупко. Его хотелось навсегда забрать себе и никому не отдавать, свернуться вокруг клубочком и сделать так, чтобы никогда чужого хрупкого сердца не касалось беспокойство. У альфы на плече была сумка с вещами, которые он, если честно, готов был отдать Чонгуку с концами, потому что кофта, из которой омега так и не вылез после вчерашнего дня, смотрелась на хрупких плечах так, будто бы её создавали специально для них. Не для Тэхёна, который подбирал себе одежду по размеру, а для Чонгука, которому эта самая одежда была велика на несколько размеров. — Дракончик? — Тэхён проговаривает очень тихо и следит за реакцией, надеясь в ответ получить что-то колкое, чтобы в области сердца всё не так сильно скручивало. Но Чонгук не сказал ничего, а спустя несколько секунд издал странный, утробный звук, переходящий в полноценное рычание. Тэхён так и застыл на месте, вылупившись на напрягшегося омегу. Тот продолжал предупреждающе тихо рычать, как бы показывая, что он может за себя постоять, но на Тэхёна угроза не подействовала совершенно. — И вправду как дракон, охраняющий гору золота, — говорит с восхищением, завороженно смотря на то, как Чонгук сгребает под себя одежду альфы и недовольно шипит. Тэхён тут же подходит ближе на шаг, заставляя Чонгука приподняться на месте и зарычать громче. — Миленький, маленький, самый очаровательный дракончик. Моя крохотулечка... Чонгук мявкнул что-то нечленораздельное, комично уставившись на старшего округлившимися глазами, пока тот упорно подбирался ближе, отказываясь внимать угрозам омеги. Знал, что это для Чонгука стресс, что всё его состояние – это не просто милая хуйня из интернета, а результат нестабильного психоэмоционального состояния. Знал, что только единицы подпускают к себе самых близких людей, чаще всего родителей, а он Чонгуку спустя три года чуть ли не чужой человек. Но остановить себя не мог. Да как вообще можно было Чонгука оставить? Комочек нежной беспомощности, испуганно шипящий и закапывающийся в гору вещей. Разве можно было просто сидеть в стороне? Тэхён не собирался прикасаться к омеге, просто хотел выпустить побольше феромонов, чтобы успокоить, подарить чувство защищённости. Чонгук сначала ворчливо кряхтел себе под нос, вжимаясь в своё убежище, а потом вдруг сконфуженно выдохнул, затихнув. Тэхён к этому моменту подобрался уже совсем близко – встал прямо перед гнездом и сверху вниз смотрел на напряжённого мальчика. После минутной паузы, во время которой они оставались на месте и прислушивались к стоящей в комнате атмосфере, Чонгук вдруг приподнялся и переместился на несколько сантиметров вперёд, заставив альфу отступить на шаг. Омега, решив, видимо, окончательно добить Кима, совершенно умильно вытянул шею вперёд и начал принюхиваться, дёргая покрасневшими крыльями носа, в одном из которых виднелся небольшой камушек. Тэхён думал, что у него и вправду в этот день вполне могла произойти остановка сердца. — Мой хороший, — Тэхён сжимает ладони в кулаки, чтобы те не тянулись к покрасневшему лицу омеги. Альфа вдруг представил, как Чонгук, такой мягкий и растерянный, самостоятельно тянулся бы за его рукой, чтобы получить свою порцию ласки. О, Тэхён отдал бы её всю. Всю свою нежность, всю свою любовь, всё без остатка – всё Чонгуку. Он бы позаботился о нём так хорошо, как этого не сделал бы никто другой. И он это сделает, конечно, сделает, а пока просто вспоминает о собственной сумке, в которой по-прежнему лежали другие его вещи, и хочет наконец отойти, чтобы не беспокоить и без того напряжённого омегу, но он не успевает даже шаг сделать, как его со всей дури тянут назад, прямо в кучу одежды. Сам Чонгук уже спустя несколько секунд карабкается на чужие бёдра, ложась при этом на крепкую грудную клетку и носом утыкаясь прямо в шею. Наверное, Тэхён должен был обрадоваться. Это ведь буквально была его мечта, он о бóльшем и не смел просить, но вместо этого Ким почувствовал, как заныло его сердце. Чонгук шкрябал ноготочком запаховую железу и беспокойно ёрзал на месте, скуля и прижимаясь крепче к телу альфы, а Тэхён лишь аккуратно обвил его талию и уложил ладонь на мокрый затылок, крепче прижимая к себе и начиная немного покачиваться, чтобы убаюкать свою маленькую рептилию. Это было тяжело. Три года Тэхён ничего ни к кому не мог почувствовать, жил одними воспоминаниями и не верил, что что-то может измениться, а теперь он здесь – прижимает к себе своё сокровище и снова чувствует всё. Разом. И всё бы было прекрасно, если бы Тэхён знал, что после гнездования всё будет так же, но он же прекрасно понимал, что станет хуже. Возможно, даже хуже, чем было до. Хотя, казалось бы, куда уж. Чонгук наверняка испугается и будет шарахаться от него, как от прокажённого, а Тэхён, сжимая зубы, будет вспоминать именно этот момент, когда в нём наконец признали альфу, как защитника, как человека, которому доверяют больше, чем кому-либо на этом свете. Чонгук начал урчать. Тэхён постарался абстрагироваться от этого звука, чтобы просто не умереть и остаться в адекватном состоянии, но у него действительно плохо получалось. Вибрация передавалась в его грудную клетку, естественно, находя отклик. Тэхёну было себя чисто по-человечески жалко. Он не готов был с этим прощаться. Не после того, как он почувствовал это впервые. Финишем стал тот момент, когда Чонгук, продолжая урчать, начал вылизывать запаховую железу на шее альфы. Это правда было всё. Конец. Тэхён мог позволить себе лишь чуть более громкое дыхание, а хотелось кричать. Хотелось облизать Чонгука с ног до головы, хотелось прижать его к себе так крепко, чтобы он просочился внутрь. Хотелось целовать до беспамятства, поставить метку, позвать замуж и завести детей. Не отпускать от себя никогда, больше не дать засомневаться, сбежать. Позорный скулёж, рвущийся из грудной клетки, пришлось подавлять с неимоверным усилием. — Мой маленький дракончик, — Тэхён любовно оглаживает вихрастый затылок и аккуратно переходит на шею, поглаживая с напором, разминая. Чонгук сначала затих, потом засопел, а затем с удвоенным энтузиазмом заурчал, подставляясь под приятные прикосновения. — Не доверяет он мне, вы посмотрите. Омега недовольно фыркает и кусает изгиб шеи. Во времени Тэхён потерялся совсем, а на настенные часы внимание обратил только в тот момент, когда послышался звук открывающейся двери. Тэхён понимал, что Чимин будет рвать и метать, но разве он мог что-то сделать? Поднять с себя Чонгука, например? Нет, конечно, он же не дебил. Ему и на выговор в случае чего будет плевать. На всё плевать, кроме Чонгука. Чимин застывает в проходе, когда его взгляд падает на гнездо друга, в котором, очевидно, помимо самого Чона был ещё один человек. Самый нежеланный гость в их комнате, если честно. — Так и знал, блять, — Пак шипит, обречённо закрыв лицо ладонями. — Через окно, да? Сана, сука, я так и знал! — Успокойся, — Тэхён проговаривает тихо, чтобы не пугать Чонгука. Тот подозрительно затих и напрягся, из-за чего альфа чисто на подсознательном уровне притянул его к себе ещё ближе, снова уложив руку на затылок. — Успокойся? Ты издеваешься!? — Чимин орёт шёпотом, тоже боясь лишний раз повысить голос. — Слушай... — Не буду я тебя слушать! — омега психует, активно жестикулируя. Наслушался уже, лапша просто свисает с ушей. — Ещё скажи, что это Чонгук виноват. — Чонгук вообще ни в чём не виноват, — альфа обеспокоенно разминает напряжённую спину, чувствуя, как омега начинает от него отстраняться. — Но ему стало легче от моего присутствия, поэтому я отсюда никуда не уйду, пока он не придет в себя. Тэхён говорил и смотрел на Чонгука, который всё же принял сидячее положение, но с бёдер альфы так и не слез. — Ублюдок, — Чимин выплёвывает совершенно не подумав, как оскорбление альфы скажется на поведении младшего. Тот обернулся на друга так резко, что Тэхён, кажется, слышал хруст его позвоночника. Рот Чонгука растянулся в оскале, а его озлобленное рычание заставило всех присутствующих замереть на месте с испуганными лицами. — Так, ладно, я пойду прогуляюсь, — Чимин отворачивается в сторону, когда Чонгук снова ложится на Тэхёна и трётся щекой об его грудь. Пак просто представлял, в каком состоянии окажется младший, когда придет в себя, и ему невольно становилось дурно. — Если вдруг ты ему что-то сделаешь, обидишь или ляпнешь что-то – я тебя прикончу, — Чимин тычет в альфу пальцем, слышит, как Чонгук снова начинает глухо рычать себе под нос, но не прекращает. — И помни о том, что когда гнездование закончится, это всё прекратится. Он сейчас просто не в себе, вот и всё. Чонгук шипит, снова пытаясь подняться с места, но Тэхён держит крепко, целуя в макушку и прикрывая глаза. Он помнит. Забудешь о таком... В тот момент, когда Тэхён начал покачиваться из стороны в сторону, успокаивая Чонгука, старший омега уже шёл по коридору к лестнице с целью пройтись и проветрить голову. Он говорил из-за собственной обиды, злости и страха за друга. Мама бы его точно за такие слова не похвалила, но ему, по правде говоря, было плевать. Пак не верил ни единому действию Тэхёна, во всём видел фальшь и какой-то подвох, ему было просто страшно за Чонгука, потому что, хоть тот и был уже достаточно взрослым, к такой боли он явно был не готов. Чимин год назад превратился в тряпку, им можно было полы вытирать. А что стало бы с Чонгуком на его месте? Паку не хотелось даже представлять.

***

      Чонгук проснулся из-за какого-то шума, доносящегося от входа в комнату. Омега не чувствовал собственных конечностей, своего рта, он вообще себя не чувствовал. Только вату вместо тела и одну сплошную неприятную влагу. Повсюду. — Ты живой? — В комнате появился Чимин со стаканом воды и какой-то таблеткой. — Милый? — Я... — дальше не может сказать, голос срывается из-за сухости во рту. Чимин тут же ставит всё добро на прикроватную тумбу и помогает другу принять сидячее положение, после чего Чон буквально в два глотка выпивает всю воду, перед этим закинув таблетку в рот. — Сколько времени? — Двенадцать часов ночи, — Чимин жмёт плечами и наблюдает за чужим поведением. Напоминать о предыдущих двух днях он не хотел, ибо не знал, помнит ли Чонгук из них хоть что-то. — Уже пятое число, получается. Чонгук не помнит, когда он уснул. Понятие чисел в его голове почему-то вообще стёрлось, он не понимал, что за пятое число, какое число было до этого и что вообще происходило с ним за прошедшее время. — Что произошло? — Ты гнездился. Чонгук зеленеет на глазах. Голова постепенно приходит в норму. Чонгук вспоминает поездку с Тэхёном на набережную, вспоминает, в каком убитом состоянии вернулся в общежитие. Вспоминает очередные слёзы и утро, когда ему просто в какой-то момент резко поплохело. Наверное, тогда всё и началось. Чимин сидит с ним час, пока Чонгук по кусочкам восстанавливает в памяти все события прошедших дней. Полностью всё равно не вспоминает, но более-менее цельная картина получается. Чонгук думает о том, что было бы куда лучше, если бы он ничего не вспомнил вообще. Стыдно было просто до жути. Хотелось выть и биться головой об стену, но пришлось сдержаться – голова и без того болела слишком сильно. — Не вини себя. Твой организм не справился с нагрузкой, такое бывает, окей? — Чонгук мотает головой и закрывает лицо руками. Не окей. Всё, что происходит – что угодно, но уж точно не "окей". — Как мне ему теперь в глаза смотреть? — шепчет, едва ли не подвывая, трёт виски под хмурым взглядом друга. — Так, стоп. Секунду, — Чимин выдыхает тяжело, формулируя мысль. Рядом с ним сидел человек, который буквально не мог вообще что-либо в этой ситуации контролировать, а загонялся больше всех. — А ты-то здесь при чём? Ты, что ли, забрался к нему в комнату через окно? Ты спиздил его вещи и сболтнул про гнездование? Может, это ты окно открыл? — Да я же вёл себя как... — Ты не управлял собой, Чонгук, — Чимин уже практически кричит, но вовремя сбавляет тон, переходя снова на шёпот. — Не нужно себя сейчас накручивать, один раз уже накрутился так, что твой собственный организм послал тебя нахер. Второй раз хочешь? — Я не знаю, что мне делать. Кажется, эту фразу Чонгук говорил чаще, чем все другие вместе взятые, потому что вопрос "что делать?" действительно на протяжении долгого времени оставался главным. Он не знал, чего хочет, не знал, кому верить, а кому нет, за что бороться и к чему идти. Так как ему поступать, если он в буквальном смысле потерялся в собственной голове? — Принимать решение, Чонгук, — младший уже собирается выдать целую тираду на этот счёт, но Чимин одним жестом его затыкает. — Хочешь знать моё мнение? Я не верю ему. Не верю в его чувства, искренность, добрые намерения и всё остальное. Но решать всё равно тебе, и вечно тянуть резину не получится. Решайся, — Чонгук хнычет громко, заваливаясь боком на кровать. Он знает, что Чимин Тэхёна ненавидит, и что все его дальнейшие решения – это его собственный выбор, а не чей-то, но как он может что-то выбирать, если сам запутался окончательно? — Либо сейчас вырываешь с корнем, либо постепенно начинаешь что-то строить. И это ведь правильно, Чонгук понимает. Тэхён – тоже человек, у него есть чувства, какими бы они ни были, вечно мучить его нельзя, нужно решить уже хоть что-то. Возможно, Чонгуку просто нужен пинок в правильном направлении. Вот только откуда этот пинок взять? — А сейчас нужно ложиться спать. Чонгук думает, что вряд ли он уснёт. У него впереди ночь с воспоминаниями о собственном феерическом проёбе. И чувствах, вырывающихся из груди.