О детских травмах и взрослых ошибках

      Тэхëн, кажется, совсем не дышит. Понимает это только тогда, когда лëгкие сводит и ему приходится наконец сделать глубокий вдох. Максимально медленный и бесшумный, чтобы не отвлекать малышку от разглядывания потолка и поедания собственных пальцев. Они расположились на большой кровати, где маленькая принцесса казалась ещë более крошечной. Еë круглые, чëрные глаза, точь-в-точь как у Чонгука, с интересом исследовали комнату, в то время как губы растягивались в беззубой улыбке вокруг маленьких пальчиков, которыми Чонха пыталась заменить выплюнутую соску. Тэхëн наблюдал за ней уже около часа, вообще не отрываясь, пока Чонгук принимал душ и приводил себя в порядок после выматывающего дня. Чонха всë это время лежала на спине и периодически подгибала ножки, дрыгаясь и издавая кучу разных умилительных звуков. Тэхëн не мог отвести взгляд. Уже месяц он пытался осознать, что у них есть дочь, их крошечная копия, безумно хрупкая и самая любимая девочка. Альфа просто медленно умирал от переполняющих его чувств, он просто не мог поверить, что это всë происходит именно с ним. Что у него есть любимый муж, тот самый человек, которого он уже больше десяти лет любит самой искренней, трепетной любовью, и их дочь, о которой Тэхëн мечтал столько лет. Чонгук дал своему мужу всë, чего тот хотел от жизни, ему больше правда ничего не было нужно. Ну, пока что. Года через три он начнëт уламывать омегу на второго ребёнка. Но для начала Тэхëну следует полностью осознать и принять тот факт, что у него уже сейчас есть дочь. Он испытывает столько чувств, глядя на неë, что все здравые мысли уходят на второй план. Остаëтся только желание крепко прижать к себе и никогда не отпускать, защитить от всех бед и подарить столько любви, сколько это маленькое счастье сможет принять. Чонгук получал не меньше ласки, такой необходимой для него именно сейчас, после рождения Чонхи. Омега после родов стал совсем уязвимым. У него были некоторые проблемы со здоровьем, как ментальным, так и физическим, и ему как никогда раньше требовалась забота любимого человека и его крепкое плечо, на которое он в любой момент сможет опереться. И, конечно же, Тэхëн старался дать ему всë, что только могло потребоваться. И он очень хорошо с этим справлялся. По скромному мнению альфы, Чонгуку, как никому другому, шло быть родителем. Тэхëн каждый раз с замиранием сердца наблюдал за своим мужем, когда тот держал на руках их дочку, кормил еë в их постели или купал в ванночке. Эти моменты, все до единого, он бережно хранит в своей памяти как самую большую драгоценность. Чонха кряхтит и хнычет, Тэхëн сразу же улавливает плаксивые нотки. Он двигается ближе и нависает над маленькой манипуляторшей, которая тут же растягивает губы в беззубой улыбке, глядя на отца. Ну, конечно. Она уже выучила, что один еë хнык обеспечивает всë внимание родителей. Тэхëн укладывает большую ладонь на живот дочки, мягко поглаживая. Чонха морщит нос и сжимает кулачки, снова что-то мычит себе под нос и исследует своими круглыми глазами лицо отца, а тот лишь улыбается ей в ответ и тихо воркует, заламывая брови. — Моя принцесса, — Тэхëн наклоняется и целует мягкую, совсем нежную щëчку. Чонха реагирует на ласку, забавно дрыгается и тянет уголки губ в очаровательной улыбке. — Маленькая прелесть. Тихое бормотание слышит только сам Тэхëн – до Чонгука, стоящего в дверном проëме, доносится только тихое ласковое урчание. Омега лбом упирается в дверной косяк и поджимает губы. Чëрт, и почему после родов его сентиментальность никуда не делась? Ревëт по поводу и без, хнычет едва ли не больше, чем Чонха, и только он пообещал себе быть более сдержанным, как перед глазами появляется... вот это. Такое мягкое и тëплое, уютное, семейное. Тэхëн, как и ожидалось, стал прекрасным отцом, но от этого он точно не прекратил быть замечательным мужем и самым заботливым в мире альфой. Чонгук не особо мог представить, почему его до сих пор терпят и так трепетно любят, потому что себя он явно не считал кем-то настолько же необыкновенно прекрасным. Он капризничал, периодически истерил на ровном месте и объективно не слишком хорошо справлялся со своей новой ролью. Да, он успел получить какой-то опыт, когда сидел с Юджином и Бахи, но, как оказалось, собственное становление родителем ощущается совершенно по-другому. Одно дело – посидеть несколько часов с чужим ребëнком, а другое – воспитать собственного, находясь с ним рядом двадцать четыре на семь. Это совершенно иной уровень ответственности, и, конечно же, любви. Чонгук ощущал совершенно особенную связь, которая только укрепилась после того как Чонха появилась на свет. Но, естественно, огромная любовь к своему ребёнку означает и огромную ответственность. За его здоровую психику, за воспитание, за его жизнь в целом. И у Чонгука от этой ответственности, если честно, ехала крыша. Хотелось сделать всë как можно лучше, но из-за своих же стараний, то, что в итоге получалось у Чонгука в действительности, казалось ему чем-то ужасным. Реальность не совпадала с ожиданиями, и от этого его и без того неустойчивое ментальное состояние становилось ещë более шатким. К счастью, Чонгуку действительно повезло с мужем. Он не понаслышке знает, что часто омеги вынуждены в одиночку справляться с воспитанием ребëнка даже в полной семье, но это не его случай. Рядом всегда был Тэхëн, даже в те моменты, когда физически он находился далеко от дома. То, какую атмосферу в их семье создавал Тэхëн, было чем-то совершенно бесценным, потому что Чонгук ощущал поддержку просто из-за того, что этот альфа есть в его жизни. Когда у него что-то не получалось, когда он чувствовал, что что-то делает не так, когда хотелось просто сесть на пол и заплакать, Чонгука никогда не покидала мысль о том, что его никогда и ни за что не осудят и не упрекнут. Тэхëн говорил много нужных слов, которые заставляли Чонгука верить в то, что он действительно неплохо справляется, даже когда ситуация в действительности кажется плачевной. Чонгук хмурится, чувствуя как из уголка глаза скатывается слеза. Нет, с этим правда что-то нужно делать, он просто чересчур чувствительный. Казалось, что за день он выплакал годовой запас жидкости в организме, но нет, что-то ещë осталось. Его ведь Тэхëн именно в таком состоянии сегодня нашëл на полу в детской – с красными от слëз глазами и дрожащим от пережитого стресса телом. Он думал, наверное, задницей, когда пытался с уснувшей на его руках Чонхой перенести чистые тарелки в кухонный шкаф. Он запнулся об ковëр. И это чувство, когда в руках ощущается пустота, а в ушах стоит звон разбивающейся посуды, навсегда останется в его памяти. Чонгук успел поймать дочь в самый последний момент, буквально за долю секунды до столкновения с полом. Он даже не понял, что произошло, действовал на голых инстинктах, пытаясь уберечь хрупкое тело от удара. Сам он приземлился в нескольких сантиметрах от осколков, крепко прижимая к себе Чонху, которая и вовсе не поняла, что произошло. Она даже не заплакала и отрубилась сразу же после того, как Чонгук уложил еë в кроватку. С абсолютной пустотой в голове он убрал осколки, а потом снова пошëл в детскую и сел на пол, чтобы не оставлять Чонху одну. Там его и накрыло. У него до сих пор немного подрагивали руки и в глазах щипало от одного лишь воспоминания о пережитом страхе за дочь. А что, если бы он не успел? Если бы она ударилась головой об паркет и получила травму? Чонгук бы никогда себе этого не простил. Сколько он в итоге просидел в слезах и соплях, Чонгук понятия не имел, но от самобичевания его отвлëк Тэхëн, который пришëл домой и принялся успокаивать мужа, который разревелся пуще прежнего и сквозь слëзы принялся рассказывать, что он успел натворить. В душе ему и вправду стало лучше. А ещё его успокоил Тэхëн, который на сопливый рассказ отреагировал совершенно спокойно, ещë и вывернул всë так, будто бы Чонгук ни в чëм не виноват. Это он отправил мужа в душ, а сам забрал к ним в комнату проснувшуюся малышку, которая после сна беззубо улыбалась отцу и тянула к нему свои маленькие ручки. — Дракончик? Тэхëн, конечно же, замечает стоящего в дверном проëме мужа и тихо подзывает его к себе. Чонгук в ответ только улыбается уголками губ и плетëтся к кровати, чтобы обойти еë и в итоге лечь за спиной альфы, поставив подбородок на крепкое плечо. Обычно они ложились по обе стороны от дочки, чтобы та лежала посередине и чувствовала себя максимально комфортно, но сейчас Чонгуку было страшно к ней приближаться. Ему всë ещë было жутко стыдно за собственную безответственность, и он просто не мог себя заставить прикоснуться к собственной дочке. Ему нужно было хотя бы несколько часов, чтобы утихомириться и убедить самого себя в том, что он не настолько безнадëжный, насколько ему кажется на данный момент. — Эй? Ты в порядке? — Тэхëн оборачивается на омегу и участливо всматривается в явно побледневшее лицо с красными глазами. В ответ он получает только виноватый взгляд и сжатые в тонкую полоску губы. Альфа аккуратно поворачивается на спину и бережно перекладывает Чонху к себе на грудь. Слабо упирающегося Чонгука он обнимает свободной рукой за плечи и прижимает к своему боку, целуя влажную после душа макушку. Он мог примерно представить, как чувствовал себя его муж в этот момент. Наверняка он страшно корил себя и теперь боялся прикасаться к Чонхе, и Тэхëн понимал его чувства, но всë равно не считал, что случилось что-то ужасное. Тем более, Чонгук успел поймать Чонху, она не ушиблась и ни капли не пострадала. Да, это страшно, да, последствия могли быть худшими, но до этого не дошло. В следующий раз он просто будет осторожнее. Тэхëн наощупь находит ладонь омеги и тянет еë к хрупкой спинке дочери. Чонха тут же что-то квакнула себе под нос, а Чонгук просяще уставился на мужа, чтобы тот не заставлял его стрессовать ещë больше. Но Тэхëн был непреклонен, и Чонгук под ладонью вскоре почувствовал мягкую флисовую ткань детского костюма. Чонха тут же затихла, а Чонгук на свой страх и риск открыл глаза, только в этот момент осознав, что до этого он крепко жмурился. Чонха смотрела на него своими глазами-бусинами и сжимала в ладошке футболку отца. Она будто бы застыла, и Чонгук замер вместе с ней, задержав дыхание. Детский смешок, звонко раздавшийся в комнате, и широкая улыбка с глазами-щëлочками, действительно заставили Чонгука выдохнуть и расслабиться. Тэхëн тоже улыбался, крепче обнимая прижавшегося к его боку мужа, который ближе пододвинулся к дочке и оставил поцелуй на еë нежной щëчке. Чонгук знает, что это не последний его косяк, но он искренне надеется, что никогда больше его оплошности не будут угрожать здоровью их дочки. Пусть хоть тысячу раз опрокинет смесь или купит не те подгузники, но только не так, как сегодня. Тэхëн только нежно целует мягкие губы, замечая, что Чонгук снова начал грузиться. Зря. Он действительно очень хорошо справляется. Да и успеет он наловчиться – у них по планам минимум трое детей, а лучше пятеро. Но это потом. А сейчас он гладит расслабленную спину мужа и целует дочь в макушку, прикрывая глаза.

***

      Чонгук привык к тому, что их квартира после рождения Чонхи превратилась в проходной двор. Самыми частыми гостями были Сонха и Инше, которые души не чаяли в своей внучке и старались максимально помогать молодым родителям всем, чем только могли. Сонха зачастила особенно сильно после того, как от них съехал Бонгиль. Надо же было куда-то девать еду, которой было слишком много из-за оставшейся привычки готовить на семерых. К визитам Инше Чонгук относился с не меньшим трепетом. Женщина действительно относилась к нему, как к родному сыну, от неë исходило какое-то особенное тепло, и, что было важно для Чонгука – она точно так же, как и он, практически ничего не знала о воспитании детей. Инше помогала и никогда не оставалась в стороне, но они будто бы учились вместе, и Чонгука это немного успокаивало. У них сложилось какое-то особенное взаимопонимание и комфорт в общении. Чонгук не ощущал их разницу в возрасте, он вообще не ощущал каких-либо рамок и барьеров, периодически совершенно забывая об уважительном обращении к старшим. И ему никогда не было за это стыдно. У них была всего одна тема, которая никогда не поднималась по просьбе Инше. Еë невозможность родить. Чонгук знал, что что-то с женщиной случилось в далёком прошлом, ещë до того, как она встретила Югëна. И, Чонгук не станет врать, ему было дико интересно, что же тогда произошло, но именно из-за того, что он догадывался о причине, эту тему они до сих пор не трогали. Инше была счастлива рядом с Чонгуком. Она была счастлива, когда они вместе кормили и купали Чонху, когда играли с ней и укладывали спать. И Чонгук не лез, даже позабыл о чужой страшной тайне, пока Инше сама не пришла к ним домой, едва сдерживая слëзы. С этого момента проходит час, который они проводят на кухне. Они молча пьют уже по третьей кружке чая с ягодным пирогом, который Чонгук испёк по фирменному рецепту Сонхи. Терпеливость, вырабатываемая годами, помогала держать язык за зубами, пока Инше собиралась с мыслями. Чонгук понятия не имел, что могло произойти. Вся чета Кан, включая родителей Югёна, с которыми младшему омеге посчастливилось познакомиться несколько лет назад, была очень сдержанной в любой жизненной ситуации. Инше часто шла на поводу у эмоций, как это было в день их первой встречи, но она всегда была собранной и никогда не позволяла выбить её из колеи. Поэтому её разбитое состояние действительно взволновало Чонгука. За те годы, что он знал эту женщину, она впервые была настолько… потерянной. — Прости, что я так внезапно заявилась. Инше откидывается на спинку стула и вяло жестикулирует, будто бы вместо чая в её чашке трижды побывал коньяк. Чонгук смотрит своими чернющими глазами будто бы в самую душу, будто бы насквозь видит, понимает и принимает. Ну почему вселенная распорядилась именно так? Почему у матери Чонгука был такой прекрасный ребёнок, а у неё ребёнка не могло быть физически. А если бы был? О, Инше берегла бы его как самую большую ценность. Но тогда, около двадцати лет назад, она не хотела ребёнка, сейчас Кан это понимает. Она не хотела ребёнка, она хотела своего ребёнка. Поэтому тогда она отвергла предложение Югёна и попросила больше никогда о подобном даже вслух не говорить. Но после встречи с Чонгуком всё изменилось. Именно тогда Инше поняла, что дело совершенно не в том, кто рожает ребёнка, не важно, кто его биологические родители. Разве станешь от этого любить меньше? Но она всё равно испугалась. Испугалась и прибежала к человеку, которого мысленно не раз называла своим сыном. — Ты же знаешь, что ты можешь прийти сюда в любое время, — Чонгук улыбается будто бы одними глазами, чуть наклонив голову в бок. Да, Инше знает. Поэтому она даже не подумала перед тем, как приехать к чужой квартире за полночь. Благо, опомнилась перед дверью, и позвонила не в звонок, который разбудил бы трелью вместе с Чонгуком его мужа и дочь, а на телефон, который, Инше знала, младший ставил на вибро-сигнал перед сном. Она не прогадала, к тому же, Чонгук ещё даже не ложился. Она чувствовала вину за такой поздний визит, потому что младший и без того совсем не высыпался, а тут ещё и она со своими проблемами. Но Чонгук её никогда не упрекал, и сейчас не выглядел так, будто бы присутствие Инше ему мешает. — Мне просто очень нужно выговориться, а ты всегда меня понимал, — Чонгук снова улыбается. Инше была в числе тех людей, кто научил его доверять без страха получить нож в спину. Раньше он не доверял даже Тэхёну, потратил годы на то, чтобы перестать бояться предательства. Сейчас, когда Тэхён – это его главная опора в жизни, вспоминать об этом тяжело и совестно. Его научили любить, подарили чувство безопасности и защищённости, лишили перманентного чувства страха, которое сжирало изнутри. Теперь Чонгуку не страшно. И он правда хочет, чтобы Инше тоже перестала бояться. — Югён предложил усыновить ребёнка. Чонгук замирает на месте, распахнув глаза. На самом деле, это действительно то, о чём он думал довольно часто. Любовь Инше к детям была очевидной, ничем не прикрытой, и Чонгук, который знал о том, что женщина бесплодна, никак не мог понять, почему Инше со своим мужем до сих пор не взяли ребёнка из детского дома. Но он обещал не лезть в эту тему, он и не лез. Теперь Инше сама пришла к нему, и Чонгук был рад, что она захотела с ним поделиться. — Ты, наверное, сейчас задаёшься вопросом, почему мы не сделали этого раньше, да? — Чонгук кивает, не перебивая. — Мне стоит начать по порядку, потому что я правда хочу рассказать о том… о том, что… чёрт. — Инше выдыхает неровно, запрокинув голову. Чонгук понимает, что ему собираются рассказать нечто неприятное, то, что давно копилось в чужой душе и отравляло её годами, и сам подбирается, сглатывая. Он не дурак, основную суть приблизительно понимает, но легче от этого не становится. Одно дело, когда понимание таится на задворках сознания, а другое, когда тебе говорят прямо, посвящают в подробности, невольно заставляя осознать. Чонгук не может представить, что чувствует сама женщина, если даже ему уже так тяжело. — Ты ведь знаешь, что я не могу иметь детей? — Чонгук снова кивает, сводя брови к переносице. — К сожалению, не из-за того, что я себе задницу зимой отморозила. И даже не из-за побочных эффектов неправильно подобранных противозачаточных. У Чонгука скручивает живот и по спине бегут мурашки. Он сильнее кутается в толстовку мужа и обнимает себя за плечи. Перед глазами проносится тот вечер в ресторане пять лет назад. Чонгук знал, к чему клонит Инше. И, если честно, это был главный страх в его жизни. Мысль о том, что тот вечер мог закончиться так же, липким холодным потом осела на ладонях. Инше тоже ёжится, собираясь с мыслями. Десятки лет она держала это в себе. Единственным человеком, знающим буквально всё, был психолог, который работал с ней после случившегося. Тогда Инше и узнала, что психологи, оказывается, тоже могут навредить. Помог ей лишь спустя годы специалист, которого нанял Югён, а не родители. Но тогда искалеченная душа уже была закрыта от посторонних людей, даже от тех, кто искренне хотел помочь. Она и половины не смогла рассказать. И дело было далеко не в профессионализме хорошего психолога. Это по-прежнему тяжело. Даже сейчас. Но Инше себя хвалит и на выдохе начинает, зная, что человеку перед собой она готова довериться. — У меня отец – бизнесмен до мозга костей, но только в мечтах. Всегда так было. Он во что-то вкладывался, что-то продавал, какие-то знакомства заводил. Связи налаживал, — Инше останавливается и давит усмешку, а Чонгук пуще прежнего хмурится, потупив взгляд в поверхнось стола. — Этого человека звали Суджин. Отец познакомился с ним в каком-то кабаке и сразу же привёл к нам домой, представляешь? И я ему сразу же приглянулась. К горлу подкатывал ком. Тошноты или слёз было непонятно, да и не важно, если честно. Вспоминать было по-прежнему мерзко. И отца, которого Инше не видела несколько десятков лет, и Суджина, и их отвратительные встречи в не слишком дорогих ресторанах. — Он запудрил отцу мозги, прикинулся какой-то влиятельной шишкой, а на деле был точно таким же неудавшимся бизнесменом. Он обещал познакомить отца со знакомыми инвесторами, которые могли бы помочь ему раскрутиться, а взамен попросил устроить нам несколько встреч. Чонгук вздрагивает всем телом, чувствуя внутреннюю дрожь. У Инше взгляд был совсем пустым, она пальцами перебирала складки на штанах и смотрела в пространство перед собой. — Конечно, отец согласился. А меня попросил потерпеть и приглядеться. — Инше морщится, а Чонгук хочет попросить её остановиться, потому что это слишком. Просто слишком. — Я терпела. Сидела в этом ресторане по несколько часов, а потом сбегала. И так по кругу. Он всё продолжал врать, отец ему верил, а я терпела. Пока в один такой вечер меня не привезли в отель после ресторана. Инше не собиралась рассказывать о том, как её намеренно опаивали, а потом в едва вменяемом состоянии на руках несли в забронированный номер. Она не будет говорить о том, каково было чувствовать всё, что с тобой делают, и при этом не иметь возможности сопротивляться. И она уж точно не расскажет, как ощущалось чужое тело, тяжёлое и омерзительное, и грубые движения, от которых всё тело будто бы крошилось изнутри. Чонгуку не нужно знать, Инше всё это унесёт с собой в могилу. И тот дедок, который в кабинете, где лечат души, добил то, что от неё осталось. Чонгук и без того проникся настолько, что в итоге не выдержал и встал с места, чтобы обойти стол и сесть на корточки возле чужих коленей, положив на них голову. Он предсказуемо расплакался, смаргивая солёные капли с ресниц. Ему было больно за Инше, ужасно больно и просто до чёртиков обидно за чужую сломанную жизнь. А ещë так страшно, что оледеневшие в момент пальцы перестали сгибаться, и внутри стало так холодно, будто бы его окатили ледяной водой. — Знаешь, о чём я думала, когда ты в тот вечер звонил Тэхёну? — Инше невесомо касается волос на вихрастой макушке и накручивает на пальцы мягкие пряди. Чонгук мычит отрицательно, шмыгая носом. — Я просто молилась, чтобы ты не ошибся. Потому что я тогда тоже звонила, — горький смешок срывается с губ, от воспоминаний о собственной глупости и наивности неприятно сводит все внутренности. — У меня был парень, которого я ещë будучи подростком полюбила больше кого-либо на этом свете. И он не приехал. Пошёл в кабак с друзьями после успешной игры. Футболист хренов. А она ведь потом, уже после всего случившегося, осталась лежать в том номере до самого утра, пока персонал не вызвал полицию. Всю ночь она не спала – лежала на провонявшей потом постели и не могла подняться. Она до сих пор помнит, как её наутро пытались вышвырнуть из номера, чтобы у хозяина не было проблем. Только уборщица сжалилась, позвонив в отделение. — К слову, с Югёном я после этого и познакомилась. Он тогда был, кажется, помощником инспектора полиции. Он помог посадить того ублюдка, оплатил мне терапию у психолога, а через некоторое время забрал из дома к себе, потому что я видеть не могла своих родителей. Чонгук подвывает, кривя губы и зарываясь носом в грубую ткань чужих штанов. Он всегда знал, что Инше – сильный человек, он также подозревал, что с ней в прошлом случилось что-то действительно страшное, и он даже догадывался, что именно, но в реальности всë оказалось куда хуже. От раскрывшийся правды, если честно, хотелось просто лезть на стену. — Ну всë-всë, милый, поднимайся, — Инше тянет Чонгука наверх, чтобы тот встал на ноги, и Чонгук, приподнявшись, тянет еë за собой, чтобы затем крепко обнять. — Спасибо, что рассказала, — Чонгук всхлипывает, уткнувшись носом в местечко между плечом и шеей. Инше погладила младшего по спине и искренне улыбнулась. Даже если они всë же заведут ребëнка, Чонгука она всë равно не перестанет мысленно называть своим сыном. Да, они довольно поздно обрели друг друга, но ведь никогда не поздно, верно? Тогда, пять лет назад, Чонгук как никогда прежде нуждался в своей матери, а Инше никогда не переставала мечтать о ребëнке, и если это судьба, то в этот раз она распорядилась с ними самым правильным образом. — Можно вопрос? — голос Чонгука звучит приглушëнно, и Инше даже кивнуть не может – мешает чужая макушка. — Почему вы с Югëном до этого не решились усыновить малыша? Ты же так хотела... — Не хотела, — Инше слабо мотает головой. — Я хотела своего ребëнка, которого я сама рожу. Начиталась книжек про ту связь, что устанавливается между мамой и ребëнком ещë во время вынашивания, и решила, что либо сама рожу, либо никак. Поэтому в первый раз, когда Югëн предложил, я отказалась, — женщина мысленно называет себя дурой, потому что сейчас понимает, что разница, может, и есть, но это всë настолько незначительно и глупо, что на самом деле не играет особой роли. Какая разница, кто родил? Разве любовь от этого зависит? — Но в этот раз ты согласишься, да? — Чонгук спрашивает с затаëнной надеждой, потому что он правда искренне желает Инше счастья. Это ведь еë мечта, разве не время осуществлять всë самое желанное? — Да... Думаю, да. На душе стало легче. И от того, что выговорилась, и от того, что Чонгук так искренне обрадовался новости о том, что, кажется, в их с Югëном семье станет на одного человека больше. Она переживала. Ей очень важно было услышать мнение Чонгука, и теперь Инше действительно спокойна. — Что происходит? Омеги вздрагивают, оборачиваясь и едва не сталкиваясь лбами, неловко отпуская друг друга из объятий. На кухню, переваливаясь с ноги на ногу и растирая сонные глаза, зашëл Тэхëн. Он не мог нормально открыть глаза из-за слепящего света и сильно жмурился. На голове у альфы был полнейший хаос, и выглядел он до того уютно в своëм мягком домашнем костюме, что у Чонгука невольно замерло сердце. — Что за тусовка в три часа ночи? — Тэхëн ерошит собственные волосы, приоткрывая один глаз, чтобы оценить обстановку. Первое, что бросилось в глаза – влажные, блестящие дорожки на щеках Чонгука. Второй глаз открылся моментально, и Тэхëн, всë ещë не отошедший ото сна и не вдупляющий в окружающую действительность, двинулся к своему мужу. Чонгук чуть криво ему улыбнулся, хлопая влажными ресницами и светя покрасневшими глазами. Легче альфе от этого точно не стало, и он перевëл взгляд широко распахнутых глаз на Инше, тут же замечая ещë одно заплаканное лицо. — Всë в порядке, мы просто поговорили по душам, — Инше посмеивается, вытирая солëную влагу под глазами. Тэхëн, конечно, не особо верит чужим словам, но Чонгук кивает в подтверждение и подходит ближе, чтобы обнять мужа и поцеловать его в подбородок. Тэхëн, конечно же, первым делом думает о том, что это он что-то натворил и как-то расстроил мужа. Или же его что-то волнует, но он по какой-то причине не решается рассказать об этом старшему. Мысли эти, правда, ушли практически сразу же, потому что они правда научились друг другу доверять. Тэхëн Чонгука чувствовал, и сейчас ему не казалось, что с омегой что-то не так. Он верил себе и верил Чонгуку. Если того действительно что-то беспокоило, значит, он вскоре скажет об этом сам. Чонгук, чувствуя чужое напряжение, щипает мужа за бок и смотрит своими блестящими глазами из-под ресниц, шкодливо улыбаясь. Боже, как же Тэхëн слаб перед ним. — Сделаю вид, что я поверил, — Тэхëн с наигранной суровостью буравит взглядом чужую ласковую улыбку, а после выдыхает, расслабляясь, и переводит взгляд на пирог, стоящий на столе. Вообще-то, пора спать. Ему на следующий день снова вставать на работу, он вымотался за день и хочет отдохнуть. Но... — Я тоже хочу пирог. Наливайте чай.