***
Какие-то признаки жизни в квартире номер пять начали появляться только часам к одиннадцати. Альберт проснулся и чуть удивлённо посмотрел на уже бодрствующего Патрика. Спросонья он хотел было спросить, что тот здесь делает, но быстро вспомнил, что сам же и уложил его на эту кровать. Парень сидел к нему спиной, но услышал агента и тихо пожелал ему доброго утра, пытаясь параллельно максимально быстро застегнуть свою рубашку. — Доброе… — несколько неуверенно ответил Альберт, мысленно отметив что он очень рад тому, что Патрик говорит тихо. Голова у него была тяжёлой и немного гудела, так что он бы попросту не вынес сейчас громких звуков. Впрочем, агент полностью был виноват в этом сам. И это он ещё даже не догадывался, насколько сегодня был неподходящий день для похмелья. — Альберт, можно вопрос? Почему я не дома? Вроде же собирался… — на самом деле его больше интересовало, почему расстёгнута рубашка, но спросить об этом напрямую он постеснялся. — Ты случайно уснул… Я пытался тебя разбудить, но ничего не вышло. Поэтому я перетащил тебя на кровать и, видимо, случайно уснул рядом. — Понятно… Как думаете, отец будет сильно ругаться? Я не говорил ему, что задержусь допоздна, а в итоге остался ночевать у вас. — Думаю, руганью тут дело не ограничится. Скорее всего меня ждёт очень долгий и серьезный разговор. Потому что у меня странное навязчивое ощущение, что в квартире кто-то был… И это не мог быть никто, кроме Карла. А раз так, то он видел вино, и далее по списку… Вероятно, он захочет поговорить и с тобой. Начнёт спрашивать, чем мы здесь занимались… Я предполагаю, что у него сложились неверные представления о прошлой ночи. — мысли в его голове складывались с некоторым трудом. — В смысле, неверные? Если вы про вино, то отец отнесётся к этому безразлично. — Знаешь, Патрик, у таких ситуаций как правило есть одна большая проблема. Правда ограничена, а вот масштабы человеческого воображения могут быть поистине необъятны, — философски изрёк Альберт, не посвящая парня в подробности. Ему не очень-то хотелось рассказывать сейчас о том, что конкретно мог придумать себе его отец, чтобы не делать положение неловким. Не то чтобы он хотел скрыть этот факт. Просто эта часть его жизни всё равно Патрика никак не касалась. Так что с такими серьёзными признаниями вполне можно было повременить пока они не узнают друг-друга получше. Он не хотел ненароком напугать паренька из-за пары неосторожно брошенных слов. Заметив на столе записку, он подошёл поближе и поспешил прочесть её. Всего несколько слов, не описывающих отношение Карла к ситуации в полной мере. Но и по ним было понятно, что ничего хорошего от предстоящего разбора полётов ему лучше не ждать. — Что это? — спросил Патрик, увидев как друг вздохнул и смял этот клочок бумаги в руке. — Записка от Карла. Он взбешён и требует от меня объяснений. Слушай… Если он вдруг начнёт задавать какие-то странные вопросы, постарайся не увиливать. Лучше отвечай честно. Так мы, по идее, сможем отделаться меньшей кровью… Мейнике чётко понимал, что любые недомолвки в этой истории будут играть против него. И, поскольку скрывать им нечего, не стоило в лишний раз играть на нервах Карла. Мало ли, что он предпримет сгоряча? Напоследок он напоил Патрика чаем и проводил его до квартиры, пожелав удачи в предстоящем разговоре. У дверей их встретила Марта, вышедшая, чтобы немного поиграть на улице. Увидев их, она с удивлением посмотрела на Альберта и тут же осыпала его ворохом вопросов. — Ой! Дядя Альберт… Доброе утро! А почему Патрик провёл у вас всю ночь? Папа очень злился. Всё утро ходил и ворчал. Бу-бу-бу… Прям как те люди на радио про войну! Сказал, что вы мне братика испортите. Почему? Вы разве сделали что-то плохое? Расскажите! — Не бери в голову, Марта. Папа просто замотался на работе. А Альберт никак не может меня испортить. Мы просто играли в шахматы, и я заснул. Поэтому остался у него на ночь. Ничего плохого, — Патрик искренне недоумевал, что это за «испортить» такое. Хотел бы он сам понимать, что это должно было значить. Откуда у отца вообще такие мысли? Если не брать в расчёт его работу, то Альберт был вполне себе обычным жильцом. Да и с каких это пор Карла вообще заботило, с кем там общается его сын? — Но он волновался почти как когда я болела! — возразила девочка и серьёзно задумалась. Альберт посмотрел на это и, чуть подумав, написал что-то в своём блокноте./Патрик, можешь передать ей кое-что от меня? «Не волнуйся, я поговорю с твои папой и успокою его.» Не хочу, чтобы она забивала себе этим голову. Мило, что она так волнуется о тебе, но не стоит зря её беспокоить./
Штейн чуть кивнул в знак согласия и подхватил сестрёнку на руки, ярко ей улыбнувшись: — Я тебе честно говорю, со мной всё прекрасно. Зря папа переживает. Альберт с ним сегодня поговорит и успокоит. Хорошо? И вообще, вот он я. Живой и здоровый. Видишь? — Вижу, — ответила Марта и крепко обняла брата своими маленькими ручками, чем вызвала у Альберта искреннее умиление. Он понаблюдал за этой картиной ещё немного и ушёл, молча попрощавшись. До вечера нужно было успеть продумать детали того, что он скажет Карлу, чтобы он ему поверил. Но ему очень сильно мешали сосредоточиться мысли о Патрике. Он очень боялся того, что может наговорить ему отец. Пусть даже изначально тот отнёсся к вопросу его ориентации относительно нейтрально. Альберт совершенно никак не покушался на Патрика и не пытался сделать с ним ничего «аморального» — он всего лишь нашёл в пареньке друга. Но если после сегодняшнего дня Штейн-младший начнёт смотреть на Мейнике с непониманием, опаской или, того хуже, отвращением, последнего это, несомненно, сильно заденет.***
После окончания этой двухчасовой словесной пытки Патрик пулей вылетел из дома. Его одолевала хлещущая через край злость на отца. Да сколько же можно?! Он не ребёнок! Он способен трезво оценивать ситуации, в которые попадает. И он совершенно точно не заслужил подобных допросов с пристрастием. Не говоря уже об этих непонятных отцовских заверениях, что он обязан немедленно прекратить общение с Альбертом. С единственным человеком, кто его слушает! Нет, конечно ещё есть Марта. Но существует множество вещей, которые с ребёнком не обсудишь. А Альберт мог ещё и пару полезных советов накинуть, когда надо. И вот после таких вот вводных просто взять и забыть о нём из-за отцовской прихоти? Да чёрта с два! Парень шел по улице чуть ли не наступая на снующих под ногами голубей и в какой-то момент даже рявкнул что-то незадачливой птице, споткнувшейся о его кроссовок. Хорош, Патрик — это просто животное. И мозг у него размером с орешек. Не надо на них орать. Вдох. Выдох. Нужно прогуляться и остыть немного. Когда Мейнике случайно увидел, как парень запрыгивает в автобус и уезжает в неизвестном направлении, он разволновался с новой силой. Ему совершенно не понравилось в каком настроении он это сделал. В конечном счёте, у него сдали нервы, и Альберт направился к Карлу не дожидаясь никакого вечера. — Я же написал — вечером. Сейчас у меня и без вас проблем по горло, — управляющий явно был всё ещё не в духе, когда они столкнулись на лестнице. Воспитание воспитанием, а так давить на сына не нравилось даже ему самому. Но в данном случае это было просто необходимо! Во всяком случае, такого было мнение Карла. — Похоже, не только на меня давит эта ситуация. Что же, понимаю. Но позвольте заметить сразу — вы стали жертвой одного большого недоразумения. Всё даже близко не так, как вам могло показаться, — таки высказал Альберт, после чего затих, услышав шаги кого-то из жильцов. И тут в пролёте вдруг появился средних лет мужчина в очках и потёртом свитере. Агент не мог поверить своим глазам. Бастиан Волнер! Он въехал сюда ещё до того, как Патрик успел подговорить отца предложить ему жильё. Просто небывалое везение. Но это также означало, что ему надо начинать работать. Поэтому в течение дня он продолжал снова и снова пересекаться с управляющим, что выглядело ну крайне нелепо в силу контекста событий. Могло даже показаться, будто он намеренно преследует Карла, чтобы тот соизволил уже наконец перейти к обещанному серьёзному разговору. На дневные замечания Альберта управляющий ничего не ответил, но вот эта странная чехарда его смутила. Впрочем, Волнер её, похоже, в упор не замечал. Так что даже из чувства гнева Карл не стал выдавать агента и заговорил с ним снова только когда со всеми организационными вопросами было покончено, а инженер скрылся в своей квартире. — Может объясните, как вас понимать? Неужели вы так яростно хотите убедить меня, будто ваша выходка нормальна, что готовы преследовать меня? По вашему в порядке вещей без предупреждения родителей отставлять у себя в доме ребёнка, поить его алкоголем и спать с ним? — Притормозите, пожалуйста. Во-первых, я не преследовал вас, а выполнял свою работу. Просто так уж совпало, что вы провели приличную часть дня в компании нужного мне человека. Во-вторых, как я уже говорил, всё вообще не так, как вы думаете. Ярость тут вообще не при чём. И я готов всё объяснить. Не надо этих нервов. — А вот это я уже сам решу. Сейчас пройдём в мой кабинет и разберёмся: кто думает так, кто так… Вы обо всём мне расскажете, — с этими словами Карл кивнул в сторону лестницы, ожидая что Альберт пойдёт вперёд. — Ладно… Как скажете, — на пару мгновений мужчина почувствовал себя арестантом, но послушно пошёл вперёд. Что интересно, несмотря на все свои переживания, сейчас он умудрялся держаться очень спокойно и уверенно. Это было удивительно, учитывая, в чём его пытались обвинить. Но Карл никак не стал это комментировать а просто пошёл за ним следом напрямик в свой кабинет. Патрик в это время всё ещё где-то пропадал. И это, отчасти, было хорошо. Так Альберту не нужно было беспокоиться о том, что он может случайно услышать что-то лишнее и сделать неправильные выводы. Пересекая порог кабинета управляющего он думал о том, что будет гораздо проще, если они не пересекутся до окончания предстоящего ему допроса.