Революция начинается с сердца

      Итак, кабинет управляющего. Пришёл момент, которого Альберт ждал и боялся весь сегодняшний день. И откровенно говоря, искренняя готовность всё объяснить не спасала от этого страха. Карл спокойно сел за стол и в очередной раз со злостью посмотрел на жильца пятой квартиры. Если бы в человеческий взгляд умел испепелять, он бы воспользовался этой функцией немедленно. Ну а так, пришлось всё-таки заговорить с этим изворотливым проходимцем. — Ты ведь понимаешь, что я видел достаточно, чтобы просто выселить тебя? — он сразу перешёл на «ты», давая понять, что это совсем не шутки. — Я понимаю, как это выглядело. Возможно, на вашем месте я бы тоже смотрел на ситуацию предвзято. Однако, я действительно могу дать всему логичное объяснение. — Альберт постарался взять плавный убедительный тон и не поддаваться на угрозы Штейна. — Ну и что же это за объяснение? — Карл нервно постукивал пальцами по столу в ожидании того, что скажет этот шпионишка.       «Он наверняка привык выкручиваться из самых разных ситуаций. Но пусть только попробует его обмануть. Если он осмелится…» Мысль оборвалась в его голове, затерявшись в вариациях продолжения этого «если». — Чтож… Для начала, то вино не было предназначено для вашего сына. Но после… Седьмой партии… Мы с Патриком подумали о том, что нам не помешало бы что-то более крепкое, чем чай. Речь, вообще-то, шла о кофе, но волей случая нам под руку попасть та бутылка. Оно не креплёное, так что от бокала или двух ему бы ничего не было. Как и случилось. — Седьмой? Вино стояло у вас с полуночи. Мне не очень верится, что за шесть часов вы сыграли всего семь партий. — Вино у нас стояло примерно с девяти вечера. Плюс, разговоры несколько замедляли процесс игры. Всего мы сыграли девятнадцать партий: восемь в пользу Патрика и одиннадцать в мою. Двадцатая осталась не завершенной, — пояснил Альберт, стараясь говорить как можно точнее и детальнее. Так было больше шансов, что отец Патрика ему поверит, а не решит, что агент выдумал эту легенду днём. И ведь он на самом деле не лгал. — Звучит похоже на правду, — признал управляющий: — Но как вы объясните то, что вы спали в одной кровати? Если бы Патрик захотел спать, он вернулся бы домой.       «Разумеется я его заставил. И сотворил такое, что вы и представить себе не можете» Ненадолго можно было увидеть, как Альберт изменился во взгляде. Ему захотелось съязвить в ответ Карлу, но он удержал себя от этого и продолжил разговор не меняя тона:  — Мы увлеклись игрой, и он случайно уснул у меня дома. Я пытался разбудить его, но без особых результатов. Поэтому и перетащил его на кровать. А потом отключился сам… Конечно, я мог бы попробовать отнести его к вам, но для этого у меня не так много сил. Так что, скорее всего, я бы уронил его на одной из лестниц. И последствия вероятно были бы весьма неприятными… Для него в первую очередь.       Иллюзия тотальной невозмутимости Альберта и его практически мгновенные детальные ответы на любой вопрос начинали порядком раздражать. Ну да, он был неплохим шахматистом. Ну да, он также был шпионом, и привык рассчитывать ходы наперёд, когда дело касалось каких-то деловых переговоров. Но как он смел отыгрывать чёртового гроссмейстера в тот момент, когда Карл обвиняет его в том, что он, твою ж мать, трахнул его сына? — А почему у него тогда рубашка была расстёгнута?! — отец Патрика ударил кулаком по столу, потому что у него сдали нервы. — В квартире довольно жарко. И если бы Патрика там не было, то я и сам спал бы без футболки. К тому же, я не планировал ложиться рядом. Повторюсь, это вышло случайно. — всё так же возмутительно невозмутимым голосом парировал мужчина. — То есть, это ты его раздел?       Поскольку непрошибаемая психологическая броня Мейнике существовала только в восприятии управляющего, его самообладание таки начало потихоньку давать трещину. Ему осточертело сидеть и выслушивать ничем не оправданные подозрения, упорно сглаживая углы в каждом новом ответе. Так что на сей раз он всё же решился высказаться жёстче и прямолинейнее: — Как же вы мне надоели, Карл. Хорошо. Раз уж вы так сильно настаиваете на такой формулировке… Да. Раздел. И никаких угрызений совести в связи с этим не испытываю.       Сознание Карла выдало ошибку подключения где-то в глубинах его черепной коробки. Теперь он даже не мог точно сказать, какой из вариантов поведения агента ломал его сильнее. И всё, что он смог сделать, это нервно вздохнуть и спросить его напрямую:  — Альберт, скажи честно. Дальше этого ничего не заходило?  — Карл… — его голос прозвучал несколько устало.       Мужчине потребовалось немного времени, чтобы собрать мысли в честный и спокойный ответ, способный доходчиво всё объяснить управляющему: — Карл… Я клянусь, у меня ничего не было с вашим сыном. Не стану врать, что я сосем не могу представить себе подобную перспективу. Но поймите меня верно — я совершенно за ней не гонюсь. Мои предпочтения не заставляют меня видеть потенциальный объект для отношений в каждом встречном парне. Я хочу сказать… Вы же не смотрите на каждую знакомую женщину как на Анну. Тогда почему со мной должно быть как-то иначе? К тому же, тут есть несколько останавливающих меня нюансов. Очень важных. Первый, это то, что мы с ним не так хорошо знаем друг-друга. А я не смог бы полюбить того, кого я не научился понимать. И второй — я даю себе отчёт, что Патрик скорее всего даже не знает о существовании таких отношений. У него нет о них никаких представлений. Да и откуда бы? Очевидно, что ему это не нужно. Я ценю общение с ним, как с другом. И мне банально не хотелось бы столкнуться с его страхом и непониманием. Таких аргументов достаточно, чтобы вы наконец мне поверили?  — Хорошо… Знаешь, ты не плохой человек. Так что, поклянись мне, что не будешь учить моего сына ничему странному. И можете спокойно общаться дальше… Иначе мне придётся запретить вам контактировать.       Пусть Альберт и понимал отцовское волнение, подавить желание упрекнуть его в абсурде таких формулировок у него не получилось: — Простите, но это звучит нелепо. Под ваше «ничему странному» можно подогнать вообще что угодно. Ведь то, что кажется плохим для вас, может выглядеть совсем иначе для меня или Патрика. Кроме того, он уже далеко не такой ребёнок, как вам с вашей позиции может казаться. И если вы попробуйте наложить подобный запрет, то наверняка столкнетесь с тем, что ваш сын предпочтёт просто продолжить действовать исходя из собственных суждений. — Ты знаешь, что я имею в виду, — отрезал Карл и продолжил: — Под «странным» я подразумеваю всё, что может негативно сказаться на его здоровье, как душевном, так и физическом. Следовательно, ты не будешь втягивать его в свою работу или другие… Кхм. Увлечения. — Разумеется в мои планы не входит травмировать его ни в том, ни в другом смысле. Вообще-то, это как раз то, чего я допускать не собираюсь. И если вопрос в том, чтобы не вредить ему, то я, конечно, могу это пообещать.  — Ладно. Но вы меня поняли. И если вы не сдержите это слово, пеняйте на себя. А теперь идите… И помните — вы дали слово. — Разумеется…       Альберт вышел из кабинета и решил сразу же отправиться на поиски Патрика. После этого долго и утомительного разговора ему хотелось «сверить показания», и он искренне надеялся, что отец не успел наговорить ему лишнего. К тому же, стоило убедиться, что он вообще вернулся домой. А то мало ли, куда мог уйти импульсивный человек в таком эмоционально расшатанном состоянии?       Но, спасибо вселенной или кому бы там ни было, Патрик не был так радикален, чтобы просто взять и уйти в туман. Во всяком случае, не в этот раз. Он вернулся домой, и агент узнал об этом едва выйдя за дверь квартиры Штейнов. Парень возник перед ним из неоткуда и тут же набросился на мужчину с крепкими объятиями и путанными объяснениями, из которых удалось вычленить всего одну завершённую мысль: он счастлив, что отец не убил Альберта на месте.        Сам же Альберт совсем не ожидал такой эмоциональности, и даже чуть смутился, но против, в общем то, ничего не имел. Так что он по-дружески обнял его в ответ, открыто принимая этот душевный порыв, и поспешил успокоить подростка: — Всё в порядке, Патрик… Я заранее знал большую часть того, что он скажет, так что смог всё объяснить ему и пережить эту встречу без лишних нервов. По большей части. Но… Мне интересно, о чём он говорил с тобой. Ты явно провёл там куда больше времени. И меня тревожат последствия, которые я видел. С тобой всё хорошо?       Опасения отступили как только он ощутил объятия Патрика, потому как это был верный знак того, что его отношение к жильцу ни чуть не изменилось. То ли Карл предпочёл о чём-то умолчать, то ли нарвался на то самое сопротивление, о высокой вероятности возникновения которого Мейнике говорил буквально пару минут назад.       Опомнившись от радости встречи, Патрик отшагнул от мужчины, давая ему немного личного пространства и опустил взгляд в пол. Тревожный звонок? Нет. К счастью, просто неловкость от того, что он чуть не сбил друга с ног. — Он… Около двух часов говорил мне, что вы плохо на меня влияете и что мне нужно прекратить общение с вами. Но с другими арендаторами я так хорошо не общаюсь! — последнее замечание так и дышало негодованием.       «И чего он, интересно, рассчитывал добиться своим давлением? Очевидно же, что это приведёт только к отказу прислушаться к его советам» — Альберт чуть слышно усмехнулся. — А он не упоминал, в чём именно проявляется это моё влияние? Меня напрягает его предвзятость, и я хотел бы иметь возможность хотя бы создать видимость того, что ему не о чем беспокоиться.       Несмотря на удачное стечение обстоятельств, ему всё ещё хотелось знать подробности их беседы. Обратив внимание на всё ещё опущенную голову паренька, он мягко коснулся рукой волос парня и потрепал их — жест дружелюбия и отсутствия злости. — И кстати… Как ты и говорил, нет ничего плохого в объятиях. Какие бы эмоции тебя не наполняли. Так что можешь делать так в любое время. Я не стану возражать или отталкивать тебя. — с этими словами мужчина слегка улыбнулся.  — Спасибо, Альберт. И извините, что вот так в вас врезался… А на счёт влияния… В том-то и дело, что отец не сказал ни одной причины вас опасаться! Но зато то, что из-за общения с вами я могу оказаться на социальном дне и меня выгонят из университета, повторял постоянно. И трубку вы курите, и пьёте часто, и работа у вас не такая.  — На социальном дне значит… Ну спасибо, товарищ Штейн. Я всё прекрасно понял,— Альберт был искренне возмущён и оскорблен подобными словами, что было хорошо слышно по его голосу: — Так, к слову, алкоголь и табак фигурируют в моих привычках не просто так. И Карл знает об одной из причин, почему я вывожу себя из подавленного состояния подобным образом. Честно говоря, подобное отношение к этому вопросу меня раздражает. Пью я, по большей части, в разумных пределах, пусть и часто. А про табак и говорить нечего: как только твой отец вообще умудрился застать меня с трубкой… — Мне кажется, что это всё он просто приплёл к делу, а реальную причину так и не назвал. Ну или это вы ему так сильно не понравились. Вот только почему? Раньше ему почти всегда было безразлично, с кем я контактирую.        Альберт взглянул на Патрика и задумался. В его голове родилась идея гениальной рокировки. «А ведь сейчас он не воспринимает всё сказанное Карлом всерьёз. И у Патрика просто не может быть предвзятого отношения к истинной причине, потому что он никогда не сталкивался с этой темой. Интересно, Карл думал о том, что я мог бы пойти ва-банк и сам рассказать ему о причинах беспокойства отца? И ведь, если подумать, то что мне мешает подать Патрику всё в нейтральном ключе, чтобы он сам решил, что ему об этом думать? Рассказать — не значит втянуть, верно?» — О чём вы задумались? — спросил Штейн-младший, догадавшись, что Альберт может что-то знать.       Тот всё ещё пребывал в размышлениях. Ну вообще-то, до сих пор любой его риск в отношении Патрика окупал себя целиком и полностью. А значит, чем чёрт не шутит? Действуем! — Возможно это будет немного лицемерно с моей стороны, но… Я знаю настоящую причину беспокойства твоего отца, Патрик. И теперь понимаю, что мне стоит о ней рассказать. Но имей в виду сразу — она не вполне обычная. Особенно для Эстро. Собственно, я задумался как это правильно объяснить. — Можете не думать. Просто скажите как есть, а я попытаюсь понять.       Альберт кивнул и осторожно отвёл паренька в сторону, дабы их беседу не подслушал никто посторонний: — Ладно… Для начала, скажи мне. Тебе приходилось когда-либо сталкиваться с понятием нетрадиционной ориентации? — Эм… Нет? Кажется ни о чём таком я раньше не слышал. А что это? — Понятно. Я так и думал. Ну что же, тема довольно-таки обширна и я мог бы рассказать тебе очень много. Но чтобы ты не запутался, говорить будем про конкретный случай — мой. Твой отец волнуется из-за того, что я гей. Проще говоря, мне нравятся мужчины. В романтическом плане… — начал сразу с фактов.       Некоторое время Патрик обдумывал полученную информацию. Кажется, это не совсем то, чего он мог ожидать. Даже с учётом всех предварительных ремарок Альберта услышать такое в лоб было самую малость… Слишком. — Ну… И что с того? Да, с моим воспитанием мне это кажется немного неправильным. Но вы же ко мне не пристаёте… А отец знает, что я… Как бы… Как все? У меня и девушка есть. В смысле… Была… — было слышно, что он растерялся, но честно старался проявить понимание, как и обещал. — Ну, а вдруг я бы смог каким-то образом «исправить» твою ориентацию? Скажем, внушить тебе, что никто не может знать о таких вещах заранее? И убедить тебя поставить со мной этакий эксперимент? — спросил Альберт с иронией в голосе.       Реакция парня была для него вполне предсказуемой, так что сам он остался спокойным. — Это не газетная статья, чтобы её исправлять, — Патрику стало немного не комфортно из-за иронии в голосе Альберта: — Да и меня как-то… Не тянет на подобное. — И я это отлично понимаю. Знаешь, я конечно не отслеживал это как-то досконально. Но ощущение, словно до реакции твоего отца у меня такая мысль даже не мелькала. А если и мелькала — то только в шутку. В любом случае, я бы не стал навязывать тебе подобное. Но теперь ты понимаешь, о чём он подумал, увидев нас, спящими в одной кровати? — Да, понимаю… Я бы на его месте тоже, наверное, забеспокоился. — Ну… Меня воспитывали несколько иначе. — сказал Альберт: — Так что я на месте Карла, окажись его догадки правдивыми, попробовал бы поговорить с тобой искренне. Попытался бы тебя понять. Возможно, я говорю так только потому, что знаю, что порой не так просто принять то, что ты другой в этом смысле. Но всё же…       Мейнике вспомнил, как очень долго колебался и не мог поговорить со своим, тогда ещё будущим, парнем на эту тему. От последующих воспоминаний ему быстро стало тоскливо. «Мне нужно найти способ перестать думать о нём. Это будет только мучать меня.» Патрик, конечно, заметил это. — Альберт… Кажется, я начинаю понимать, почему вам было так плохо вчера… Если честно, я не знаю что вам сказать. Но всё же — если прекратите думать об этом, то станет легче. — Я знаю, Патрик. Но не так-то просто выкинуть из головы того, рядом с кем ты провёл семь лет. К тому же теперь я знаю, что его могли спасти… Он попал в плен и некоторое время работал на вашу армию переводчиком, попутно добывая информацию, которая помогла нам победить в нескольких сражениях. Но когда он запросил помощь у Вальверде, ему отказали. Кто-то решил, что спасать его будет… Не выгодно. Мне даже произносить это мерзко. Ведь если бы его вернули тогда, то он бы скорее всего был до сих пор жив. — Представляю, какого это. Но сейчас, к сожалению, ничего не изменить. Можно лишь идти дальше.       Альберт чуть кивнул: — В конечном счёте, воспоминания ослабнут и я перестану страдать из-за этого. Я надеюсь. Должен же я однажды перестать чувствовать, как сердце сжимается до стеклянного треска, когда я думаю о моём Андре. Но это не может случиться сразу… А жаль…        Боль вновь породила в мужчине желание быть искренним, а Патрик молча его слушал. Теперь, когда картинка сложилась, он прекрасно понимал эти чувства. Это не было особенно далеко от того, что он чувствовал после отъезда Андреа. Надо же. Даже имена похожи. Какая странная ирония… Правда, ему всё же повезло чуть больше — девушка осталась жива. А значит, она могла быть счастлива, пусть и не с ним. — Что ж… Пожалуй я пойду…  — добавил Альберт спустя ещё секунду уже с улыбкой: — Я рад, что ты действительно отнёсся к моим словам с пониманием. Правда. Честно говоря, я боялся рассказывать тебе об этом. Многие… Смотрят на это предвзято. Мне бы не хотелось терять друга из-за этого. — Как видите, я все ещё здесь, — Патрик ободряюще усмехнулся.       За этим последовали ещё одни объятия, всё также не имеющие ни намёка на романтический контекст. Всё-таки, хорошо, что они поговорили об этом и всё для себя прояснили. Парень думал так, но изредка продолжал ловить себя на мыслях об Альберте до самого конца дня, списывая это на лёгкий культурный шок. Впрочем, это же вполне естественно, что такое не переваривается сразу, да?