Революция начинается с сердца

      Следующим утром, когда Альберт уже уехал, Марта сидела за столом рисовала что-то карандашами. Похоже, после её небольшой прогулки прошлым вечером у неё появилась какая-то крайне увлекательная идея. И ей хотелось во что бы то ни стало запечатлеть её. На листе уже красовался стол и шахматная доска, квадратики которой девочка старательно продолжала выводить: получалось, конечно, не слишком ровно, но она ведь ребёнок, в конце концов.  — Что рисуешь? — Спросил Патрик, взяв стул и подсев к поглощённой творческим процессом сестре.       В ответ она тут же улыбнулась. Ярко-ярко. А после с гордым и довольным видом показала брату рисунок. И хоть он и не был закончен, на нём уже можно было разглядеть пару настораживающих деталей. Например, её брат чётко различил на углу нарисованного стола очертания винного бокала, наполненного чем-то красным. Как утверждала юная художница — это был сок. Но Штейн-младший всё равно немного напрягся и решил расспросить её подробнее: — Марта, а где ты видела такой сок в бокале? — Тётя Мария пила такой. И кажется, он очень вкусный. Ну… Ей точно нравилось. — А… Знаешь Марта… Вообще-то, этот сок не такой уж и вкусный. — Правда? — девочка искренне удивилась: — Тогда зачем она его так часто пила?       Оглядываясь назад, стоило сказать, что у Марии действительно было пристрастие к лёгким алкогольным напиткам. Пила она мало, но довольно часто. Все в доме это знали, и никто никогда не упрекал её в этом. Так что нет ничего удивительно в том, что у сестры Патрика сложилось такое мнение на этот счёт. Но, так или иначе, теперь, когда Шимеры уехали, им уже нельзя было сказать, как сильно они его подставили. Можно было только убедить малышку не пробовать его. — Слушай, Марта… Этот сок вряд ли тебе понравится. Правда. Пожалуйста, давай ты просто запомнишь, что тебе его пить не надо? А то папа с мамой могут немного не то подумать. — Ну ладно… Он вроде только для взрослых, да? А ты его с дядей Альбертом зачем пил? — А откуда ты об этом знаешь? — спросил Патрик, поняв, что, кажется, отлично подставляет себя и без посторонней помощи. — Я слышала, как папа говорил что-то про то, что ты пил вино. Тётя Мария так называла этот сок. — Эм… Этот сок помогает лучше думать, Марта. А мы с Альбертом часто играем в шахматы. Но его все равно лучше не пить. — Вот как… Ну ладно, — Марта наконец-то перестала задавать вопросы и мило улыбнулась.       Патрик предпочёл пока что оставить её в покое. Ему нужно было немного отдохнуть. Разговор неожиданно получился очень нервным и изматывающим, из-за чего он невольно упустил из виду некоторые важные детали произошедшего. А чуть позже оказалось, что Марта видела кое-что, чего не должна была. Ведь в целующихся людях, появившихся на её уже законченном рисунке довольно чётко угадывались Альберт и её брат.       По воле случая, он увидел этот рисунок первым, когда сестра с усердием выводила контур. Как только до него дошло, что это за сцена, лицо парня расцвело пурпуром. Каким образом это попало в её поле зрения?! Почему сестра вообще решила подглядеть за ними?! Патрик запаниковал и попытался уговорить Марту спрятать её рисунок. Однако, не тут-то было. Девочка лишь удивлённо захлопала ресницами, придя в полное недоумение от такой просьбы. — Что-то не так? В смысле… Я очень удивилась вчера, когда увидела, как вы делаете это… Мама говорила, что делает такое с папой, потому что любит его. Получается, вы с дядей Альбертом любите друг друга? Это очень мило… — её наивные выводы были слишком очаровательными, ровно как и искренняя улыбка Марты, с которой она это говорила. Было тяжело заставить себя разочаровать её и не засмущаться ещё сильнее, но Патрик всё-таки не отбросил свою идею. И у него, и у Альберта могли быть проблемы, если он просто оставит всё как есть. — Нет, что ты… Конечно нет! И… Тебе правда стоит его спрятать… Это немного не то, что следует видеть другим, а особенно родителям. Договорились? — Почему? — Марта взяла рисунок в руки и по прежнему непонятливо и чуть расстроено посмотрела на брата: — Тебе он так сильно не нравится? — Марта, послушай… Дело вообще не в этом. — в край раскрасневшийся парень пытался хоть как-то объяснить всё своей сестрёнке, но понятия не имел, как это сделать.       В этот самый момент Анна услышала, что её дети о чём-то спорят и решила подойти посмотреть, что же тут происходит. А поскольку Марта держала рисунок так, что его можно было легко рассмотреть в деталях, ей даже не потребовалось ни о чём спрашивать. И она молча посмотрела на сына, ожидая, как же он объяснит столь «креативное» изображение.       Из-за появления матери Патрик так и не смог закончить свою мысль — его голова мгновенно оказалась занята уже совсем другим вопросом. Парень невольно сглотнул ком в горле, понимая масштаб того, что сейчас может произойти, и попытался как-то оправдаться. — Это… Это Марте просто показалось! — с лёгкой паникой в глазах он посмотрел на мать и выдал первое, что пришло на ум. Но додумать, почему тогда так получилось, он не смог. И ему, естественно, не поверили. — Патрик, скажи мне правду, пожалуйста. Я очень сомневаюсь, что твоя шестилетняя сестра могла придумать или додумать такое.       Штейн-младший отчаянно пытался упираться и всё отрицать, но Анна довольно быстро придумала способ, как вывести его на чистую воду. Она скрестила руки на груди, когда Патрик в очередной раз сказал, что вчера ничего подобного не происходило, и пошла в кабинет мужа. Оказывается, в квартире Альберта уже некоторое время было спрятано записывающее устройство, через которое Карл иногда слушал их с Патриком разговоры, если он задерживался. И так получилось, что жена управляющего знала об этой прослушке. — Хорошо, — сказал Патрик, когда мать вернулась с проигрывателем. Ему не нужно было ничего включать, потому как он и так понял, что при таких обстоятельствах пытаться врать бессмысленно: — Ты права. Марта ничего не придумывала. Но это и правда не то, что ты думаешь! Я просто… Выпил больше, чем нужно. — Вы с ним пили?! — Анна возмутилась: — Патрик… Как это вообще понимать?! А если бы… Кто знает, что ещё он может с тобой сделать?! — Мама! Это была всего пара бокалов, честно! И ты его даже не знаешь! — Патрика задело такое недоверие как к себе, так и к Альберту: — И вообще — я уже не ребёнок! — Ну и что? Патрик, это ненормально. Если ты продолжишь заниматься подобным, ты можешь столкнуться с очень многими проблемами в обществе. Это просто-напросто опасно для тебя. — Анна пусть и не вполне чётко, но представляла, к чему могут привести подобные отношения в условиях их государства, и потому сильно беспокоилась за Патрика. — Скажи честно… — попросила она и ощутила, как её голос дрогнул: — Дальше поцелуя ничего не заходило? Вы с ним не… — вопрос остался незаконченным, потому что у женщины просто не повернулся язык спросить такое у родного сына. — Я уже сам в состоянии понимать, что опасно, а что нет! И даже если зашло дальше, чем поцелуй, то что? Запрёшь меня дома? Не будешь выпускать на улицу?! У Анны нервно дернулся глаз, но она всё ещё пыталась взывать к пониманию: — Патрик… Это не шутки. — Ну так и я не шучу! — упёрся подросток. — Так вы с ним теперь…  — женщине понадобилось несколько секунд, чтобы подобрать подходящее слово, так, чтобы это не прозвучало грубо: — Встречаетесь? Кто он для тебя?       Только после этого вопроса Патрик осознал, что его упёртость сыграла с ним очень плохую шутку и в очередной раз вогнал самого себя в краску. — Нет, мам. Т… Ты правда не так поняла. Мы… Не встречаемся. А это было… Слегка необдуманное действие.       Анна тяжело вздохнула: — Он что-то к тебе чувствует? Это просто импульс или нечто большее? — Импульс, — соврал подросток не раздумывая. — Ладно. Но отцу будешь объяснять рисунок Марты сам, — женщина чуть успокоилась.       «Удивительно, что она не знает про признание, раз есть запись. Видимо мне повезло, и звук записывается не во всей квартире.» — подумал Патрик. Ну, благодаря этому техническому несовершенству проблема решилась хотя бы на какое-то время. Оставалось лишь невозмутимо кивнуть на последнее замечание матери: — Естественно сам…       Парень мельком посмотрел на злополучный рисунок, думая, как бы забрать его у Марты. А сестра, увидев этот взгляд прижала рисунок к себе и тихонько «отползла» в сторону. За этой стихийно вспыхнувшей ссорой она наблюдала с опаской, и вряд ли хорошо понимала и половину произошедшего. Но теперь она сильно испугалась и поспешила очень осторожно уйти к папе.       Патрик бросился за ней следом, как только Анна вновь отвлеклась на какие-то свои дела. Встретившись с недоумевающим взглядом Карла, он резко выдернул листок из рук Марты и стремительно скрылся. В руках шокированной девочки осталась лишь половина картинки с нарисованным братом. Взглянув сперва на рисунок, а затем вслед в брату, она чуть поджала свои маленькие розоватые губки от обиды и заплакала.       Штейн-младший убежал в свою комнату и закрыл за собой двери. Он слишком не хотел объясняться перед отцом, чтобы думать о том, что может обидеть Марту. Раз уж в прошлом он так резко реагировал даже на сущие мелочи, то тут не стал бы даже разбираться. Патрик облегчённо вздохнув, посмотрел на рисунок. Плевать, что он отобрал лишь часть — так хотя бы сложно было понять, кто на нём был нарисован помимо него. Оставалось надеяться, что Марта не расскажет всё отцу сама, когда он спросит.       Карл не успел понять, что это было, но поведение сына вызвало у него серьёзные вопросы. Ладно, это подождёт. Сперва Марта. Он подошёл к ней, опустился на колено и мягко обнял дочку за плечо. Спросил у неё осторожно, что произошло. В ответ малышка всхлипнула и показала обрывок листа. Она очень старалась с этим рисунком и думала, что Патрику он понравится, а, в итоге, он вот так с ним обошёлся. Конечно же это ранило её детские чувства!       Хотя дочь и не была в состоянии сказать что-то конкретное, обрывок её рисунка оказался достаточно красноречивым, чтобы сделать это за неё. На нём было видно, что Патрика кто-то обнимает и что это, судя по всему, не девушка. Догадаться несложно. Но с чего бы Патрику так реагировать из-за простых объятий, верно? Разве в этом дружеском жесте есть что-то такое? Ведь Карл уже видел, как они с Альбертом обнимались, и Штейн-младший об этом отлично знал. Нет, это явно не повод так варварски портить работу бедной Марты. — Тише… Всё хорошо, милая. Ты сделаешь ещё много замечательных рисунков. Намного лучше, чем этот. Вот увидишь. А с Патриком я обязательно пойду и поговорю, — он успокаивающе поглаживал ребёнка по голове, пока говорил это и мысленно прокручивал в голове всё, что намеревался высказать сыну.       Когда девочка перестала плакать, управляющий отправил её к маме и решительно направился к Патрику. Услышав его приближение к двери, парень попытался как можно быстрее спрятать свою половину рисунка и наспех сунул её в стопку одежды. Однако, он даже не успел отойти от шкафа: отец зашёл без стука и быстро обвёл комнату взглядом, после чего потребовал вывернуть одну из полок. Естественно тут бы уже не получилось соврать, что там ничего нет.       Сначала Карл сохранял некое хладнокровие, расспрашивая о причинах этого цирка, но Патрик своей слишком уж бросающейся в глаза неуверенностью и попытками уйти от ответа практически сразу заставил перейти отца на крик. Он ударил кулаком по столу и заставил сына вздрогнуть и отпустить из рук рисунок, который он до сих пор прижимал к груди. Половинка листа тихонько слетела на пол. — Да! Я с ним целовался! Но это была ничего не значащая прихоть! И вы мне уже надоели — что ты, что мама! Я уже взрослый и сам буду решать, что делать со своей жизнью и кого любить! И это не ваше с ней дело! — сорвался Патрик, не выдержав такого давления.       В его глазах блеснули слёзы. Он не дал отцу возможности ответить и сбежал оттуда прежде, чем он в очередной раз начнёт насиловать его своими убеждениями. Ему всё ещё было необходимо разобраться в собственных мыслях. Он должен был сделать это сам, но ему мешали. Не надо больше вопросов. Хватит. Оставьте же его в покое хотя бы ненадолго! Пожалуйста…       Уже инстинктивно Патрик поднялся на третий этаж. Потому что в пятой квартире безопасно: там ему всегда рады и всегда готовы его выслушать. Но Альберта там, разумеется, не было, и его встретила лишь закрытая дверь. Ему некому было выговориться, и не у кого остаться после случившегося. Но он всем своим потрёпанным сознанием отвергал саму мысль о том, чтобы вернуться — потому спрятался ото всех на чердаке. Единственный, кого он хотел бы сейчас увидеть, увы, был слишком далеко. Он не придёт, не похлопает его тихонько по плечу и не заберёт мальчика к себе, спокойно улыбнувшись и сказав, что всё будет хорошо. Жаль.       Минут через двадцать рядом с чердаком послышались очень тихие и лёгкие шаги. Это была Марта. Как только внизу всё чуть-чуть улеглось, она отправилась на поиски брата и очень скоро сообразила, что он может быть только тут. Потому и пришла, забрав с собой склеенный полоской скотча и кое как разглаженный рисунок. Заметив, что брат подавлен, она заметно оробела, но всё равно заговорила с ним: — Патрик, прости меня пожалуйста… Я не хотела, чтобы мама с папой ругались на тебя… Я не знала, что они посчитают ваш по-це-луй? Ну, ту штуку, чем-то плохим. Не понимаю… Почему так получилось?       Девочка посмотрела на брата виноватыми глазами и робко положила картинку ему на колени. — Я рисовала его для тебя. Думала он тебе понравится… Прошу… Не рви его снова.       Патрик вздохнул и посмотрел сначала на листок, а затем на сестру. — Не порву, честно… — взял его в руку и посадил Марту к себе на колени. — Ты тоже меня прости. Просто ты нарисовала то, что должно было остаться в тайне. На самом деле он и вправду красивый. Только… Немного необычный. Ну… Мама же девочка, а папа — мальчик. А тут… — он показал на изображение: — Два мальчика и ни одной девочки. — Но… Разве плохо, что дядя Альберт тебя любит? Разве он не чувствует то же, что та милая девушка… Андреа? Какая разница? Я не понимаю… Почему это плохо?       Поскольку она всего лишь ребёнок, она не могла понять, в чём здесь проблема. Про любовь она знала совсем немного. Но когда она спрашивала об этом взрослых, все они всегда говорили, что любовь — это прекрасно. И как теперь сомневаться в единственном, что она накрепко запомнила? Она бы ни за что не смогла думать об этом с какими-то плохими чувствами, и её никак нельзя в этом винить. — Тут есть разница, Марта. И она довольно большая… — Патрик задумался, пытаясь найти пример, который будет ей понятен: — Вот смотри. У тебя есть несколько пар туфелек. И ты обязательно носишь две одинаковых, так? — Ну… Да… Они должны подходить друг к другу, — малышка кивнула. — А теперь представь, как бы на тебя смотрели, пойди ты куда-нибудь в двух разных туфельках. На тебя бы начали смотреть как на странную, и заставили надеть одинаковые.  — Возможно. Но разве люди бывают одинаковыми, братик? Они же не как туфельки… И мальчики похожи друг на друга больше, чем на девочек… — А вот в этом как раз проблема моего примера. С людьми всё… Сложнее. — И ничего не сложно! — почти возмущенным тоном возразила Марта и воодушевленно продолжила: — Это называют от-но-ше-ни-ем… Кажется… Главное, что тебе хорошо с дядей Альбертом, а ему хорошо с тобой… Вот! Разве важно, как посмотрят? Если бы мне очень захотелось, я бы всё равно вышла в разных туфельках! И пускай себе глазеют!       Любопытную Марту когда-то не устроили ответы мамы с папой, когда она спрашивала их об этом. Те точно так же не нашли, как объяснить ребёнку то, с чем, порой, не могут разобраться взрослые люди. И Марта решила спросить у кого-нибудь ещё. Тогда ей под руку и подвернулась тётя Мария, которая не постеснялась объяснить всё более тонко и красочно. Так что у неё были некоторые аргументы, пусть даже она не совсем понимала, как она сейчас пытается из использовать. — Ты правда так думаешь?       На щеках Патрика появился лёгкий румянец. Он вспомнил, как эти же фразы слышал от Марии некоторое время назад. Контекст он не знал, но догадывался, что сестра вряд ли полностью понимает смысл этих слов. Тем не менее, они подняли ему настроение и он улыбнулся, погладив Марту по голове. Та солнечно улыбнулась ему в ответ и обняла брата, уткнувшись ему в плечо. — Только я немного волнуюсь… — призналась девочка неохотно. — Что родители опять будут ругаться? Или что я перестану с тобой играть? — Вроде того… Дядя Альберт ведь не заберёт тебя у меня? — Марта… Ты думаешь, я тебя брошу? — спросил он и обнял сестру крепче: — Послушай. Я никогда не оставлю тебя одну. Можешь не сомневаться. Даже когда ты вырастешь я не прекращу с тобой дружить. — Тогда хорошо… Надеюсь, мама с папой тоже поймут, что вам хорошо вместе. А пока что я буду верить в то, что у тебя с ним всё получится… Тебе это поможет? — она расслабилась и аккуратно стёрла слезинку с щеки брата. — Ты такая добрая… — после её последнего вопроса Патрик уже не смог грустить дальше: — Да. Это очень поможет. Спасибо тебе… Но сейчас лучше иди домой, а то тебя могут потерять. — Хорошо… А ты скоро вернёшься? Сидеть одному на чердаке довольно скучно… Ты не будешь снова грустить? — Я вернусь чуть позже. Не очень хочу сегодня попадаться родителям на глаза, а то папа может опять вернуться к этому разговору. А ещё мама может начать меня отчитывать за испорченный рисунок…       Парень едва слышно вздохнул. Выбора у него не много — рано или поздно придётся вернуться в этот ад. Марта задумалась ненадолго и вдруг спрыгнула на пол: — Подожди здесь! — крикнула она брату, убегая вниз.       Всего через пару минут девочка вернулась, тихо звеня ключами от пятой квартиры, спокойно взятыми из связки отца. Она подбежала к Патрику и гордо вручила ему свой трофей: — Держи! — Ты что, их у папы стащила?! Н… Но как? Он же почти не вытаскивает ключи из кармана. — Он их в кабинете оставил. На столе, — девочка хитровато улыбнулась. — Маленькая хитрюга… Тогда, ты же не будешь волноваться за меня, если вместо чердака я посижу там, а домой вернусь поздно вечером?       Патрик был искренне благодарен сестре за старания, но ему не очень хотелось оставаться в квартире Альберта на ночь: ужасно неловко. Да и неизвестно, как бы он на это отреагировал. Хотя, это же Альберт…       Марта кивнула и добавила: — Думаю, он бы тебя понял. И позволил бы тебе остаться у него.  —Понимаю, но лучше пару дней не давать родителям провода для беспокойств. Альберт, конечно, сейчас не здесь, но все же… Папа после сегодняшнего может вообще запретить мне с ним общаться. — Надеюсь, этого не произойдёт. Я бы ему сказала, чтобы так не делал. Но взрослые меня редко слушают.       Девочка обиженно фыркнула, но тут же снова улыбнулась. А после пожелала брату удачи и убежала домой, пообещав, что никому не расскажет, где он.