Революция начинается с сердца

      Время уже к ночи, а сына Штейна по прежнему не было дома. Где-то за час до этого Патрик таки решился войти в квартиру Альберта. А перед этим он ещё несколько минут стоял в коридоре третьего этажа, делая вид, что его крайне заинтересовал агитационный плакат на стене и дожидаясь, пока арендатор соседней квартиры скроется за её дверью и не будет мешать своим присутствием. Пересекая порог, он мысленно просил у друга прощения за это вторжение и всё ещё думал о том, что может подставить его своими действиями.       Но все его тревоги улетучились, как только взгляд зацепился за шахматную доску, аккуратно сложенную на краю стола. Он подошёл, провёл ладонью по чуть потёртой клетчатой поверхности и улыбнулся. Затем перевёл взгляд на тяжёлый стеллаж уставленный книгами и рядом пластинок, которые они часто слушали вместе во время их встреч. Захотелось поставить одну, но парень удержал себя от этого.       Нельзя. Прослушка. Отец может узнать и явиться за ним.       Поэтому Патрику пришлось обойтись без музыки. Но это место хорошо успокаивало и без неё — само по себе. Потому что было пропитано отражениями своего хозяина. Неудивительно, что очень скоро это спокойствие заполнило собой пространство в груди подростка и позволило впервые за день побыть в гармонии со своими мыслями, раскладывая их по полочкам. А мыслей после всего этого сумасшествия было очень много.       Пока паренёк был ими занят, в квартире на цокольном этаже неожиданно зазвонил телефон. Карл удивился. Плановых звонком из министерства, вроде, быть не должно, а никаких экстренных ситуаций не происходило. И кому же он тогда мог понадобиться в столь поздний час? Посмотрев пару секунд на тревожно мигающую лампочку, он подошёл и взял трубку: — Слушаю… — Добрый вечер, Карл. Я хотел бы поблагодарить вас за помощь, которую вы оказали в моём деле. И пообщаться с Патриком… Как вам известно, я ещё вернусь в Эстро. Я обещал поддерживать с ним связь, пока этого не случится.       Голос Альберта, раздавшийся с той стороны, звучал спокойно и уверенно, а официальные нотки в нём пропали, как только речь зашла о сыне управляющего. Само собой он ещё даже не догадывался о их сегодняшнем конфликте. — А, это вы… — в тоне Карла мелькнула едва заметная напряженность: — К сожалению, Патрик не может сейчас подойти к телефону. — И правда, жаль. Время уже довольно позднее… Я надеялся, что застану его дома. — прозвучало из трубки с лёгким разочарованием. — Ну вот такие обстоятельства. Сами наверно знаете — не всегда они от нас зависят… Это всё, что вы хотели? — Обстоятельства, говорите? — здесь Альберт ощутил, что как-то уж слишком неуверенно звучат слова его собеседника и заподозрил неладное: — Карл… Сегодня что-то случилось? Насколько я помню, обычно вы не сомневаетесь в том, что способны контролировать любую ситуацию, в которой находитесь. — Да. Случилось. И это что-то мне крайне не нравится. Вы помните, что пообещали мне, Альберт? Так почему же я тогда от своей шестилетней дочери, а потом и от жены узнаю что вы напоили Патрика? А дальше вы скорее всего прекрасно помните.       Альберт вздохнул. В принципе, он примерно понимал, как эта информация попала к Марте, потому что за время своей работы не раз убеждался в безграничности детского любопытства и хорошо знал — очень часто они знают больше, чем говорят взрослым. — Да. Я помню, что я сделал потом. Этого не должно было произойти… Я понимаю, что виноват перед Патриком, пусть он и простил мне мой порыв. Что же до алкоголя… — агент сглотнул ком в горле, потому что не горел желанием рассказывать про эту часть минувшего вечера.       По мимо того, что случившееся априори было чем-то возмутительным для Карла, оно ещё было и очень личным. Не говоря уже о том, что услышанное могло бы запросто стать причиной очередного семейного конфликта. Поэтому, прямого ответа Альберт не дал, но сказал следующее: — Попробуйте спокойно поговорить с сыном о том, что было в тот вечер. Если не будете давить на него, то он вряд ли вам откажет. Он довольно искренний в таких вопросах. — Я знаю достаточно. Знать больше мне не хочется. Но я, естественно, поговорю с ним ещё раз, если он вернётся домой…       Последнюю часть фразы Карл сказал довольно тихо и скорее для себя, нежели для Альберта. Он много раз спрашивал Марту, куда убежал её брат, но дочка наотрез отказалась отвечать и, на сей раз, оказалась абсолютно неподкупной. Всё, что она продолжала повторять — Патрик в порядке и искать его не нужно. Раз десять наверное сказала. Как заведённая — честное слово. И что на неё только нашло? — Он сбежал из дома? — вопрос прозвучал с искренним беспокойством.       Несмотря на расстояние, которое их разделяло, Карл мог отчётливо почувствовать напряжение Альберта. К чёрту все любезности и попытки оправдаться — уже не до них. За окном вторая половина декабря: минус пятнадцать и снег в лицо. Нельзя было просто закрыть глаза, если парень сейчас где-то там. — Даже если и сбежал, то это дело его родителей, а не друзей. Особенно сомнительных и звонящих из другой страны. — Карл. Что вы сделали? Что вы ему сказали? Какого черта мой возлюбленный. Кхм. Патрик. Почему он ушёл? — тон мужчины резко в корне поменялся, и теперь его голос звучал очень твёрдо и холодно. Альберт явно не собирался принимать тот уклончивый бред, который услышал только что. — Ч… что вы сказали?       Карл осекся. Естественно — тут мало бы кто не удивился, внезапно услышав такое обращение. — Что слышали. Не имеет значения.  — отрезал Мейнике: — Сейчас здесь я задаю вопросы. И я хочу понять, что случилось. Отвечайте.       Он всё ещё сохранял ту холодную решительную интонацию и, казалось, будто управляющий говорит сейчас не с одним из своих арендаторов, а с каким-то совершенно другим человеком. Потому что как бы нагло, надменно или цинично Альберт не вёл себя по отношению к нему, он всегда оставался честным и доброжелательным. А сейчас он слышал голос человека с инстинктом убийцы. Ещё никогда он не был настолько серьёзен. И будь разговор не телефонным, Карл, вполне возможно, не осмелился бы с ним спорить. — Нет. Сперва вы объяснитесь, потому что я тоже хочу понимать, какого чёрта происходит с моим ребёнком. Вы расскажете мне это и только потом будете выставлять свои условия, — Штейн сжал в руке трубку и сделал всё возможное, чтобы не поддаваться на манипуляцию агента. — Ладно. Поскольку вы упрямый идиот, вы не отвяжитесь, а времени у нас нет, я так и быть посвящу вас в подробности. Но вы, в свою очередь, прислушаетесь к тому, что я скажу потом. Итак. Да, с недавних пор я начал испытывать романтические чувства к вашему сыну. И я пытался скрыть это, но он потребовал от меня ответов, почему я стал более закрытым по отношению к нему. Пришлось признаться. Довольны? Теперь говорите, что вы с ним сделали.       Со стороны Карла раздался глубокий вдох и агрессивный выдох: — Я внимательно это выслушал. И мне не нравится, что я услышал. Может для вас это и нормально, но на моего сына это может неизвестно как подействовать. Особенно учитывая условия нашей страны. Своими действиями вы показываете не ваши чувства, а наплевательское отношение к его будущему. — Неужели? Я, по крайней мере, прислушиваюсь не только к собственному видению ситуации, но и к словам Патрика. Но вам то конечно просто говорить, что мне нет никакого дела до возможных последствий. В зеркало давно смотрелись? Вы не вправе говорить со мной на такие темы. Нравится вам или нет, но я буду решать с ним такие вопросы как взрослые люди — через диалог. И не смейте указывать мне, какие чувства я должен проявлять, а какие нет. Я тоже человек. — В данной ситуации я как раз вправе решать, потому что это мой сын и я забочусь о его здоровье и безопасности. А если вас что-то не устраивает — то я завтра же выставляю на лестничную клетку остатки ваших вещей. А ключи, напоминаю, вы мне сами отдали.       Управляющий мельком взглянул на связку с ключами и заметил пропажу. Тихо спросил самого себя: — Стоп. А где они?       Альберт случайно услышал этот вопрос и тоже задумался о том, куда они могли деться. Поскольку Карл практически не расставался с ними, вариантов было не так много, и интуиция быстро подсказала ему верный. Мысленно он облегчённо вздохнул, но собеседнику это предпочёл не показывать. Потому что вполне заслуженно винил отца Патрика в его побеге. Тем не менее, своей догадкой он поделился: — Осмелюсь предположить, что у Патрика. А знаете почему, Карл? Потому что человек всегда неосознанно стремится от места, где он испытывает давление туда, где ему комфортно и спокойно. Делайте выводы, товарищ Штейн.       На некоторое время это заткнуло Карла, так как он обдумывал полученную информацию и действительно сделал некоторые выводы. Он наконец понял, почему Марта была так уверена, что с Патриком ничего не случится. Ещё бы она сомневалась, если он даже дом не покидал, а нужный ключ она, наверняка, принесла ему сама. В голову закралась мысль о том, что Альберт, возможно, не так уж и неправ, но управляющий остался твёрд в разговоре с ним. — Вы сейчас же дозвонитесь до Патрика и удостоверитесь, что с ним все в порядке. И если он не откроет мне дверь, когда я приду, то по вашему возвращению вас будет ожидать пара Слуг Народа. Я ясно выразился? — Карл, вы всерьез считаете, что я не справлюсь с ними? Впрочем, узнать его состояние в моих интересах. Так что я позвоню ему. Только, будьте так добры, не мешайте мне в этом.       Не ответив, Карл просто положил трубку. Он решил подождать некоторое время, чтобы Альберт мог спокойно поговорить с Патриком. Как бы сильно он не был против их общения, управляющий прекрасно понимал, что если прямо сейчас поднимется наверх, то, скорее всего, ничего не добьётся. Стоило довериться Мейнике хотя бы немного. Но забирать что-либо из своих слов назад, он, само собой, не собирался.       Забавно — именно в этот момент Патрик сам подошёл к телефону и хотел уже позвонить в Вальверде, но осознал что не знает нужного номера. Контакты Альберта то ли не отложились в его памяти, то ли так и не были озвучены прошлым вечером. Вздохнув, Штейн-младший присел обратно на кровать и задумался над вопросом, который за прошедший день не озвучил только ленивый. Его же он собирался обсудить со своим другом… А другом ли? Отношения с Альбертом. С другим мужчиной. Он уже дал себе ответ, разве нет? Но если так, то почему он сегодня пытался защитить Альберта? Только из дружеской симпатии или всё-таки из-за чего-то большего? Непросто всерьёз рассуждать о таком. Более того, Патрику было трудно даже просто представить это: из-за идеологии страны, к которой его пытались приучить с детства, фантазия постоянно подрисовывала то ему, то Альберту длинные волосы и более женственное телосложение.       Из неподдающихся контролю размышлений парня вырвал звонок. Он неуверенно покосился в сторону телефона, не понимая, кто вообще мог на него позвонить. Руководство Мейнике очевидно должно было быть в курсе его отъезда, а сигнал из Шиера, где, по рассказам мужчины, жила его семья, до Хельмера попросту не доходил. Ситуация была неоднозначной. Чуть подумав, Штейн-младший решил всё-таки взять трубку, но пока что ничего не говорить. — Здравствуй, Патрик… Я знаю, что это ты. Скорее всего ты бы позвонил сам, если бы знал нужный номер… Извини, что так и не сказал его. Стоило сделать это раньше, — его друг перешёл на максимально мягкую интонацию, на какую только способен. — Альберт? Здравствуй… Я… Да, я правда хотел позвонить. Но откуда ты узнал, что я здесь? Тебе что, звонил отец? — Не совсем так. Я хотел поговорить с тобой, а он подошёл к телефону. Но я действительно успел обсудить с ним кое-что. Разговор получился довольно натянутым, если честно. Он упомянул, что в курсе последних событий между нами и о твоём уходе… Догадаться, что ты сейчас у меня, было не очень сложно. Если тебе так спокойнее, то можешь оставаться там сколько потребуется. Я не возражаю. Расскажешь мне о том, что происходит? Я чувствую волнение в твоём голосе… — У меня вряд ли получится рассказать всё понятно. Я и сам всё ещё не до конца переварил сегодняшний день — Патрик немного успокоился: — Если вкратце, то Марта каким-то образом увидела нас. А сегодня нарисовала. И этот рисунок увидела мама, а затем и отец… Дальше, думаю, объяснять нет необходимости… В общем, я убежал на чердак. А потом пришла Марта и принесла мне ключи от вашей квартиры. — Ясно. У тебя очень смышлёная и внимательная сестра… Здорово, что по крайней мере она тебя поддерживает. Скажи, с тобой всё в порядке? Я знаю, как сильно люди могут осуждать подобное, желая помочь, как им кажется… И мне очень жаль, что я втянул тебя в это. — В целом, я в порядке. Только всё ещё обидно. И сложно… Просто… Мама лишь беспокоилась… Отец опять кричал и вбивал мне в голову что такого больше не должно повторяться… А через час вдруг приходит Марта, говорит что это выглядело очень мило… — Что ж… Я осуждаю. Нет, даже презираю методы твоего отца. Он не понимает, что творит. Но… В конечном счёте, каждый из них в праве иметь свой взгляд на ситуацию. Ну, а ты сам? Что ты думаешь об этом? Если, конечно, такие отношения между нами вообще возможны, на твой взгляд…       По словам Патрика Альберт понял, что парень совсем запутался и пытался теперь вывести его к пониманию того, что же он чувствует на самом деле. Очень старался ничего ему при этом не навязывать, хотя это и было в его власти. — Мне странно об этом думать. Немного двойственное чувство. Вроде бы и не хочется давать папе причину недолюбливать меня всю мою жизнь, но и разочаровывать тебя я тоже не хочу. Я не знаю… — Патрик, я умею принимать отказы. Не скажу, что это не ранит мои чувства, но я всё пойму. Вот только… Скажи, если бы я был девушкой, ты бы изменил своё мнение?       Альберт грустно улыбнулся. Он почувствовал, что, на самом деле, это причиняет ему боль уже сейчас, но пообещал самому себе, что ради любимого доведёт этот разговор до конца. Независимо от его исхода. — Почему ты задаёшь такие странные вопросы? Ну… Да. Я бы в любом случае пересмотрел моё отношение к тебе. — То есть, дело только в чертовых половых органах? А ты извращенец, Патрик.       Мужчина усмехнулся с какой-то колкой и чуть болезненной иронией. Настолько прямолинейный ответ был для него как выстрел в сердце и породил отчаянную попытку спровоцировать парня на эмоции. Где-то теплилась надежда, что в предсказуемом после такого порыве возмущения, Штейн-младший выдаст нечто, за что удастся зацепиться. — Нет! Дело вовсе не… Э… Это ты о таком думаешь! И кто из нас после этого извращенец? Для меня дело в непривычности и полном непонимании! Тебе-то легко об этом говорить, а я… До твоего появления я даже не слышал ни о чём подобном.       Патрика и правда задели слова Альберта, но, как ни странно, они же позволили ему немного открыться. Как раз то, на что агент рассчитывал. С того конца провода послышался облегчённый вздох: — Я очень надеялся, что ты скажешь нечто подобное. Прости, что намеренно вывел из себя. Кстати, в таком ключе я о тебе не думал. — И… И не надо. Иначе думать начну я, а потом около недели запираться у себя в комнате. А такой шаг это… Очень подло с твоей стороны. — Патрик смутился. — Готов признать. Кхм. Так дело только в непонимании? Если я расскажу тебе больше и помогу во всём разобраться, тебе станет проще? — Возможно. Правда, несмотря на всё, что ты мне уже рассказал, какая-то часть меня искренне не понимает как так можно. Прости… Наверное, тебе неприятно это слышать. — Ничего, я справлюсь. Для этого мы сейчас и разговариваем. Так что… Давай попробуем кое-что.       Альберт замолчал ненадолго, пытаясь решить для себя, правда ли он готов продолжить этот разговор в том же ключе. Всё же, то, что он хотел сделать, могло неслабо повлиять на Патрика. И это будет полностью его ответственность. — Ты можешь закрыть глаза ненадолго? — попросил он, всё же решившись. — Зачем? Что ты хочешь сделать? — Если ты мне позволишь, то я попытаюсь изменить твоё восприятие этого вопроса. Так сказать, отойти от рамок. Это своего рода психологическая техника, которая сильно помогла мне в своё время. Тебе может быть немного сложно. Но скорее всего ты тоже восприимчив к подобному. — Хорошо… — Патрик немного колебался, но всё же закрыл глаза: — Я готов. Что делать дальше? — Представь, что я рядом. Но не таким, каким ты привык меня видеть. Условный образ. Так сказать, мое внутренне я, каким ты его воспринимаешь. Сможешь?       Мейнике давал себе отчёт о всей ничтожности распространения в Эстро каких-либо психологических практик. Потому осознавал, что, скорее всего, его возлюбленный сейчас не вполне понимает, что они делают и как это должно помочь. — Звучит как-то очень… Абстрактно. Но я попробую.       Патрик задумался, пытаясь выполнить указания друга. Правда это «внутреннее я» Альберта было довольно сильно похоже на просто Альберта. Но через пару-тройку попыток у Штейна таки получилось представить агента таким, как, по мнению парня, он выглядел изнутри. И когда он смог сосредоточиться на этом образе, мужчина продолжил: — Теперь ты можешь облечь этот образ в любую внешнюю оболочку, которая тебе нравится. Но есть одно условие — пока что это должна быть девушка. Подумай немного и представь её, а потом опиши.       Патрик погрузился в себя чуть сильнее, пытаясь представить идеальную для себя девушку. Вскоре он тихо сказал Альберту, что закончил. Как тот и просил, описал её ему во всех красках. — Прекрасно. Можешь представить, что она обнимает тебя сейчас? С нежностью… Так, что ты не сомневаешься в том, что это объятия возлюбленной… — Альберт выждал немного, мысленно заключая Патрика в такие объятия: — Скажи, что ты сейчас чувствуешь? — Тепло. Будто меня на самом деле кто-то обнял. При том и вправду нежно и заботливо.       Альберт улыбнулся и дал парню немного побыть в этом ощущении. Так, чтобы он прочувствовал его каждой фиброй души и ненадолго даже поверил в его реальность. Поскольку человеческий мозг не способен в совершенстве отличать созданные им же образы от реальных, это было вполне возможно при достаточной концентрации. — Ладно… Теперь представь, что точно так же тебя обнимаю я. — попросил он спустя пару минут. — Почти ничего не изменилось. Твои объятия такие же тёплые… Постой! — неожиданно парень осознал суть этого «приёма»: — Я понял! Ты хотел показать, что тело не так уж и важно. Так ведь?       Патрик настолько погрузился в созданное им ощущение, что невольно сам попытался обнять «Альберта». Но, разумеется, он встретил только воздух и открыл глаза, вспомнив, что этого лишь иллюзия, и не понимая, как умудрился до такой степени обмануть самого себя. Парень даже огляделся на всякий случай. Ничего. Он разочарованно вздохнул и вернулся к разговору: — Ты прав. Ведь человека любят за то, кто он, а не за рост или цвет глаз. — Именно это я и хотел донести до тебя Патрик… Думаю, теперь ты понимаешь, почему для меня не кажется неправильным любить другого мужчину. Да, предпочтения во внешности играют роль… Я не говорю, что о них нужно полностью забыть. Но куда ценнее то, что стоит за всем этим. Согласен? — Да. Теперь я лучше тебя понимаю. Но ведь так вроде всегда работает, разве нет? В смысле, в любых отношениях. — В общем-то, так оно и есть. Люди часто говорят о том, что нужно ценить друг друга за души, а не за внешность, но напрочь забывают об этом, когда речь заходит о гомосексуализме. Что ж… Попробуем переубедить твоих родителей, для начала? Если ты не возражаешь, конечно. — Не возражаю. К тому же, мне кажется, что после каждой следующей встречи с тобой отец будет читать мне лекции о том, насколько ты плохой человек. Да и мама, несмотря на то что я ей сказал, скорее всего будет волноваться. А ещё я узнал, что в твоей квартире стоит прослушивающее устройство. — Что?! То есть, ты хочешь сказать, что этот сук… Чёрт возьми! Это получается, что Карл помнил, что пообещал мне никогда больше не ставить камеры в этой квартире, и решил воспользоваться моим же приёмом с диктофоном?! Это… Умно, но грубо. Я возмущён таким недоверием. В конце концов, я понимаю его беспокойство и стараюсь вести открытый диалог. Отвечаю тут, понимаешь, на все его догадки, зачем-то пытаюсь каждый раз его успокоить… А он смеет так обходиться со мной?! Да у меня нет ни одного приличного слова, чтобы описать такую наглость! — Альберт явно разозлился. — Я понимаю, что это подло… — Патрик немного пожалел, что рассказал это.       Мейнике сделал глубокий вдох и выдох, попытавшись немного остыть и взять себя в руки. Один, два… Он мысленно досчитал до десяти, собрался и попросил у друга прощения: — Извини… Я всё ещё не в ладу с собой. Сам понимаешь, неделька выдалась нервная. Ещё и этот твой побег… Я немного соврал, когда сказал, что легко понял, где ты. Пока твой отец не проболтался про пропавшие ключи, мне было вообще не до смеха… Просто… Мне не нравится настолько сильное вмешательство с его стороны. Сколько раз я должен повторить, что не причиню тебе вреда, чтобы он поверил? Он же даже чёртову клятву с меня потребовал. И всё равно продолжает вести себя так, словно я ему лгу. Это задевает не столько мои чувства, сколько гордость. Потому и злюсь.       В конце своего монолога он несколько съехал с излишней откровенности, поскольку не привык взваливать свои проблемы и волнения на плечи дорогих ему людей. И если речь не шла о трагедии уровня смерти Андре, у Альберта как правило получалось оставаться искренним, но не давать окружающим увидеть слишком много, чтобы не навредить им. Но, как он уже говорил сегодня, он тоже человек. А значит, иногда ему тоже нужна помощь или возможность выговориться кому-нибудь. — Не извиняйся… Я рад, что ты поделился этим. Не всё же тебе меня выслушивать. — Патрик попытался приободрить его немного и продолжил: — Дело не только в тебе. Отец никогда не отличался большим доверием. Что к друзьям Марты, что к моим… Ещё с детства. Я привык. Возможно, он просто видит опасность там, где её нет… Но я могу поискать. Не опасность, конечно — диктофон. — Я был бы премного тебе благодарен. Кстати, если уж говорить об «опасности»… Тут есть свои нюансы, но рассказывать о них пока что очень рано, потому что у меня к тебе практически платонические чувства. Но если тебе важно узнать сейчас, то у меня дома есть литература на соответствующую тематику. Кстати, если отец не будет в чём-то верить тебе на слово, то можешь воспользоваться ей. — мужчина чуть смутился, чего Патрик никак не мог увидеть. — Думаю, пара таких книг и вправду не помешает. Может смогу найти в них подходящие аргументы.       Чуть подумав, Альберт назвал пару конкретных книг, которые точно стоит показать Карлу в будущем, если возникнет подобная необходимость. В какой-то момент почувствовал, что на него давит усталость и понял, что пора бы уже закругляться: — Чтож… Я бы с удовольствием поговорил с тобой ещё немного, но мне пора. И да… Чуть не забыл… Если твой отец придёт в мою квартиру, то лучше открой ему. Не избегай его, ладно? Поверь, так будет лучше… Не стоит повторять мои ошибки. — Но ты же сам сказал, что я могу оставаться тут, сколько нужно, и что ты не возражаешь! И я знаю, что лучше не будет. Всё немного наладится, если я пару дней вообще не буду попадаться отцу на глаза. А так он лишь попытается настоять на своём и мы снова поругаемся.       Альберт глубоко вздохнул и затих ненадолго. Соображать хоть что-то становилось всё более непосильной задачей, но он всё ещё пытался: — Слушай… Я понимаю, как ты себя чувствуешь. Но попробуй дать ему ещё один шанс. Он пытается заботиться. Как умеет. Умеет так себе — знаю. Но думаю, он всё-таки кое-что понял, после нашего последнего разговора. — Хорошо. Но прямо сейчас я не готов. Может, чуть позже. — согласился Патрик, когда вдруг услышал как в дверь постучали: — Вот чёрт… Ладно. До связи. Наверное… — Удачи тебе, — пожелал он мягко и устало, а затем отключился.       Альберт искренне надеялся, что разговор у них пройдёт нормально. Хотя, если быть честным, твердолобость Карла не внушала ему доверия.       Но как ни странно, за дверью парня встретила Анна, а не отец. Видимо, он понял, что с ней сын будет говорить с большей охотой. Впрочем, Патрик всё равно довольно долго игнорировал попытки до него достучаться и отреагировал только когда услышал женский голос за дверью. — Мама? Что ты здесь делаешь? — Твой отец попросил убедиться, что с тобой всё в порядке. И на самом деле, в какой-то степени он рад, что ты сбежал сюда, а не на куда-нибудь ещё, — объяснила Анна. — Да, я в порядке… Он просил только проверить меня? И всё? Не вернуть домой или что-то подобное?       Патрик действительно предполагал, что отец не оценит этой выходки и упрямства сына и заставит его вернуться домой, потому был крайне удивлён. Женщина лишь отрицательно покачала головой. — Он долго возмущался, но в конце концов решил, что нет ничего страшного в том, чтобы позволить тебе остаться тут. Кстати, он рассказал мне всё, о чём ты умолчал в прошлый раз. Дело всё же было не только в алкоголе, верно? — Да, не только в нём. Но это уже наше дело, и я прошу туда не лезть, — подросток нахмурился, предчувствуя очередную порцию нотаций. — Патрик, стой. Прошу, объясни всё спокойно… Не так, как днём. Я переживаю, потому что не могу понять, что с тобой происходит… Пожалуйста. — Ну… Если коротко и без полного объяснения, то я Альберту… Не совсем друг.       Он ответил напряжённо и неохотно. Анна почувствовала это и заботливо обняла сына за плечи, чтобы тот не убегал от этого разговора и смог немного расслабиться: — Продолжай… Что именно вы чувствуете друг к другу?  — Альберт — симпатию. А я… Пока не знаю. Наверное то же самое, только пока что слабее. — Симпатию в плане романтических чувств? Скажи уже прямо, чтобы я перестала теряться в догадках. — Да мам… Именно в этом плане — Господи… Мой сын — гей. — женщина уткнулась сыну в макушку в попытке не так явно показывать уже собственное напряжение. — Мама! Я не… Нет! Ты думаешь дело в этом?! Я посмею сказать, что Альберт нравится мне за его характер, харизму и увлечения! А не за то, что ниже… — Патрик возмутился и тут же вспыхнул. — Но он же… — Анна невольно замолчала, поняв что продолжать эту мысль бессмысленно: — Патрик… Я не могу… Мне очень тяжело это понять. Это… Слишком неестественно…       Патрик тихо усмехнулся, поняв, что почти такую же фразу не так давно произносил он сам. Но теперь он понимал, что на самом деле, всё не так дико, как может показаться, когда ты впервые об этом слышишь. Он слегка отстранился и взглянул маме в глаза: — Я знаю. Но, если на некоторое время выкинуть из головы привычное понятие «естественности», то это почти не отличается от обычных отношений. — Ты понимаешь, что некоторые могут относиться к этому радикальнее, чем мы с твоим отцом? Патрик, да тебя же просто избить в какой-нибудь подворотне могут! — Мама, успокойся. Я же не стану говорить об этом на каждом углу. А ещё мне кажется что после этого разговора принимать радикальные меры будет как раз таки отец. Ты, например, знала, что он хотел выселить Альберта уже после того, как я просто тут уснул? — Нет. Он не говорил со мной об этом… Но Альберт, вроде как, достаточно порядочный, чтобы не пользоваться такими ситуациями. Я надеюсь. Не то чтобы я вообще не сомневалась в нём, но всё же. — будучи чуть более психологически гибкой, нежели её муж, Анна начала понимать, почему сын не слишком-то рвётся им доверять. — Именно! А папа не верит нам. Ни мне, ни Альберту. И продолжает упрямо гнуть свою линию. Он даже обещал посадить Альберта в тюрьму! Понимаешь?! Человека, который учит меня тому, чего не рассказывают в наших дрянных институтах… Того, с кем мне комфортно и хочется общаться… Теперь ты понимаешь, почему я так нервно реагирую на ваши попытки узнать вообще что-либо о нашем времяпровождении? — Да. Пожалуй, на твоём месте я бы тоже скрывала всё. — согласилась она: — Но когда я начинаю думать об этом, становится искренне страшно за тебя. Столько беспокойных мыслей… — Я понимаю. Но почему нельзя просто верить мне? На самом деле большую часть времени мы действительно играем в шахматы. Ну или Альберт помогает мне с изучением архитектуры. А то, что вы с отцом себе додумываете, это лишь ваши мысли. — Я уже говорила, что для меня ты всё ещё ребёнок. Ни потому что ты не достаточно взрослый, а потому что ты всегда им будешь. Конечно, мне бы хотелось защитить тебя и от подобного, в том числе… Но… Если для тебя действительно так важен Альберт, то я буду на твоей стороне. Попытаюсь. — мать обняла сына крепче. — Не стоит защищать меня от того, чего не боюсь я сам. Но всё равно, спасибо. Мне правда важно, что бы вы хотя бы не были агрессивны к этому.       Анна чуть улыбнулась и взглянула на него, со свойственной ей серьёзностью во взгляде: — Можно попросить тебя всё же иногда рассказывать о том, что здесь происходит? Этого будет достаточно, чтобы я не поднимала зря тревогу. — Я не стану рассказывать всё. Но ты будешь знать столько, что бы ты не волновалась. Хорошо? — ему как обычно стало некомфортно от этого взгляда и он сразу согласился на поставленные условия. — Хорошо… Спасибо за понимание… Ты наверное очень устал. Так что ложись спать. Спокойной ночи, Патрик. — Анна потрепала его по волосам и ушла домой.       Тихо пожелав ей спокойной ночи в ответ, Патрик закрыл дверь. Этот разговор настолько сильно внутренне вымотал его, что он почти без сил лёг на кровать. И едва его голова коснулась подушки, парень уснул, даже не удосужившись раздеться.