Шаг вперед

– Ой-ой-ой, думаешь, никто дома не знает, почему ты торчишь по сорок минут в душе утром и вечером? Так у тебя хотя бы будет реальный объект для твоих сексуальных фантазий. А может, и наконец-то хороший парень… – Откуда ты знаешь, что он хороший? – решив просто проигнорировать часть про душ и про свои фантазии исключительно потому, что Юнги не собирался обсуждать ЭТО со своей сестрой, а не потому, что ее слова были чистейшей правдой, всё так же гневно прищурился он, даже не представляя, что его злобные ужимки, вопли и шипение лишь сильнее веселят искренне наслаждающуюся этим крайне нелепым и неловким разговором сестру. – Ты разве забыл, что я знаю всё? – насмешливо вскинула брови Юнджи. – Уж Чимин-то точно будет получше этого твоего эгоистичного корыстного блядуна… как его там? – девушка наигранно нахмурилась, делая вид, что задумалась, хотя ненавистное имя этой скотины, изрядно помучившей ее брата, было словно выжжено в ее памяти раскаленным железом. – Ах да, – всплеснула руками она, – Минхёк. Так вот, Чимин точно будет лучше него. В сто миллионов раз. Так что давай бери быка за рога и вперед! – Я… Мне… А что… а что если мне страшно? – Юнги, честно говоря не знающий, что ему еще сказать, задал вопрос, который уже давно буквально вертелся у него на кончике языка. – Тебе? – Юнджи, не ожидавшая такого признания от своего настырного и упрямого как осел братца, удивленно посмотрела на него. Однако Мин Юнджи не была бы Мин Юнджи, если бы буквально за пару секунд не придумала, что ей сказать и как успокоить брата, спасибо хорошо подвешенному языку и честно полученному диплому бакалавра психологии с отличием. – А ты не думал, что Чимину еще страшнее? Будете бояться вместе. – Я не знаю… – растерянно протянул Юнги. С одной стороны, совершенно глупо было отрицать тот факт, что Чимин ему действительно нравился. С того самого момента, как он впервые увидел его в кабинете директора Чона. Эти огромные полные испуга глаза и почти до крови закушенная губа… Кажется, Юнги никогда не сможет забыть этой достойной пера лучших художников и снимков лучших фотографов картины. Как и буквально каждое мгновение, что они провели вместе, ведь Юнги их так бережно хранил, холил и лелеял в своей памяти. А с другой стороны… Минхёк. Сколько прошло с того момента, как он бросил Юнги? Два месяца? Три? Девяносто семь дней. Юнги точно знал. Он считал их. Вроде бы так много. И всё равно очень мало. И это… Мысли о нем, нет, о НИХ; на репите крутящиеся в голове воспоминания; душащее вечерами и ночами одиночество; планы, которые они вместе строили и которым уже никогда не суждено исполниться; и отчаянно-привычное МЫ, которое никак не хотело снова становиться Я… Всё это… было еще слишком больно. И Юнги просто не был готов еще раз пережить что-то подобное. Морально и физически. Даже с Чимином. Особенно с Чимином. Ведь у него и без Юнги в жизни всё было слишком… непросто. Он такой испуганный, нервный, маленький, даже несмотря на то что они почти ровесники, сложный и безумно хрупкий, что Юнги действительно боялся причинить ему еще больше боли. Или – того хуже – сломать в нем что-то. Как Минхёк сделал это с самим Юнги. Да и вообще… сможет ли он дать Чимину то, что ему нужно? Способен ли он на это? Юнги не знал. И поэтому ему было страшно даже не вдвойне, а втройне. А может, даже и в целую сотню раз. И эти сомнения… буквально раздирали его на части. И, кажется, иногда были сильнее той симпатии, что он чувствовал к этому действительно потрясающему парню. Пусть Юнги еще не так хорошо знал его, но он был уверен в том, что Чимин – потрясающий. Интуиция редко подводила его, и Юнги очень редко ошибался в людях, у этого правила пока было лишь одно исключение – Минхёк, но он всегда был виртуозным манипулятором и притворщиком и отлично водил за нос всех вокруг. В том числе Юнги, Хосока и всю их группу. Да что уж там, он даже умудрился их с Юнджи родителей, прожженных адвокатов, обвести вокруг пальца. – Ты всё прекрасно знаешь. Твое сердце знает. Не думай слишком много, Юнги, – увидев привычные хмуро-задумчивые морщинки на лбу брата, поспешила успокоить его Юнджи и с улыбкой добавила: – Помнишь, как в том фильме? Не думай, не сомневайся, просто бери и целуй. – И получай за это в глаз, ага, – хмыкнул Юнги, которому куда проще было сейчас перевести этот разговор и свои мысли в менее серьезное русло. – Да даже если и так. Будет тебе кровная месть за то, что ты побил моего любимого малыша, – тоже хмыкнула Юнджи, вновь заставляя Юнги скривиться. – Ну а если серьезно, то я ни на чем не настаиваю. Просто думаю, что тебе и правда стоило бы попробовать с этим мальчиком. И всё. – А что если… – начал было Юнги, однако сестра, как всегда не дав ему даже закончить мысль, перебила его: – Если не попробуешь – не узнаешь. А теперь всё, – звонко хлопнула в ладоши она, заставляя Юнги вздрогнуть, а всех своих померанцев, ненавидящих громкие звуки и когда тревожат их сон, – недовольно заворчать. – Скажи мне, ты останешься ночевать у меня? – Ну уж нет, ни за что, – тихонько рассмеялся Юнги, тиская окончательно проснувшуюся Офелию – свою любимицу, которая, в отличие от Ромео и Джульетты, питала к нему столь же пылкие нежные чувства. – Поедешь домой? – спросила Юнджи, имея в виду огромный дом их родителей в Беверли-Хиллз, который, с тех самых пор как мама с папой получили повышение в своей юридической фирме до уровня старших партнеров и посвящали всё время клиентам, их судам и открытию сразу двух новых филиалов их юридической компании – в Бостоне и Нью-Йорке, – частенько пустовал. Юнджи предпочитала жить в своем лофте, а Юнги предпочитал ночевать в их городской квартире в Брентвуде, которая пусть и находилась достаточно далеко от школы, однако там не было полчищ так раздражающей и бдящей буквально за каждым его шагом прислуги, а еще огромного количества пустого и свободного пространства. В каком-то смысле эту студию, где не жил уже давно никто, кроме самого Юнги, и которая по праву считалась его берлогой, можно было назвать даже уютной, поэтому в последнее время он практически безвылазно жил там. – Нет, в квартиру, – отрицательно покачал головой он, пытаясь вспомнить, осталась ли у него вчерашняя пицца на ужин или ему стоит заехать и раздобыть еще какой-нибудь еды. Или заказать доставку какой-нибудь вкусной дряни, как обычно? – Ясно. Когда ты в последний раз видел родителей? – тяжело вздохнув, спросила Юнджи, решив, что на сегодня с ее братца достаточно промывки мозгов и теперь можно пообщаться на более нейтральные темы. Пищи для размышлений и мотивации она ему дала предостаточно, остальное – за самим Юнги. А ее младший братишка всегда был хорошим мальчиком и редко подводил ее. За исключением Минхёка, но эта гадина вообще не вписывалась ни в какие рамки и правила. – Я… – Юнги задумчиво нахмурился, пытаясь вспомнить. – Недели две назад? Отец прилетал сюда за какими-то документами и завез мне две новые кредитки. Он разве не заезжал к тебе, нет? – он вопросительно посмотрел на сестру, припоминая, что отец вроде бы говорил ему о том, что собирается заехать к Юнджи. – А, нет, я тогда целый день работала на съемках. Он был у меня в салоне полтора месяца назад… – О да, он сказал, что больше никогда не дастся тебе стричься, – вспомнив, как яростно возмущался отец, рассмеялся Юнги, а Юнджи подхватила. Она просто старалась сделать так, чтобы папа выглядел более модно и стильно, но он оказался слишком консервативен, чтобы оценить ее мастерство. Отсмеявшись, они с сестрой поболтали еще немного о его успехах в школе, о группе, о Хосоке и Тэхёне, которые (ну первый так точно!), по словам Юнджи, были слишком очевидны. Сестра рассказала ему о том, что ее пригласили в качестве ведущего стилиста для съемок в новом ситкоме от HBO, и это было чертовски круто, хотя Юнги никогда не сомневался в ее напористости, профессионализме и таланте, а после, отказавшись от чая, ужина и еще раз предложенной ночевки, Юнги, сняв с рук недовольно заворчавшую Офелию, попрощался с сестрой и отправился домой. Его впереди ждало огромное домашнее задание по испанскому, который Юнги ненавидел всей душой и поставил его себе в расписание исключительно ради того, чтобы иметь законное право три раза в неделю по целому часу любоваться Чимином. Однако всё имело свою цену. Однако пусть лучше испанский и мысли о Чимине, чем очередной одинокий бессмысленный вечер в совершенно пустой квартире, в которой Юнги так много напоминало о Минхёке, ведь последние полгода их отношений они практически жили здесь вместе, решив, что достаточно взрослые, чтобы играть в настоящую серьезную пару и отношения, но… всё сложилось так, как сложилось. Может, оно и правда к лучшему. Особенно в свете всех тех неприятных деталей, что так или иначе всплывали о Минхёке. Те самые, которые Юнги, влюбленный по уши и надевший розовые очки такой высокой плотности, просто не замечал либо намеренно игнорировал, а теперь… это было втройне больнее и неприятнее. А еще страшнее. И Юнги правда не знал, что ему делать. И стоит ли ему делать что-то вообще. Или просто оставить всё как есть и позволить себе плыть по течению. Но Чимин… на самом деле казался тем, ради кого Юнги снова был готов надеть розовые очки и рухнуть в этот омут с головой, наплевав на все доводы рассудка, последствия и препятствия, которые могли бы возникнуть у них на пути.