Шаг вперед

– Где мы? – Выбравшийся из такси Чимин слепо щурился в кромешной темноте, пытаясь понять, где они находятся и в какое такое «хорошее место» Юнги его привез. Нет, он доверял ему абсолютно, безоговорочно и бесконечно, но… было здесь как-то слишком уж темно. Даже дорожные фонари и подсветка – и те почему-то были выключены. И пока это походило на начало одного из тех фильмов ужасов, что обожал Тэхён. А еще вызывало в Чимине странное чувство дежавю. Он словно уже был здесь с Юнги когда-то, вот только… – Скоро всё увидишь, – хмыкнул где-то справа от него Юнги, – нужно немного присмотреться. – На талию Чимина как-то уже совсем привычно скользнула теплая ладонь, пока он отчаянно моргал глазами, пытаясь приглядеться. Их такси оглушающе громко сдало назад, освещая фарами лишь асфальт, кусочек какого-то заграждения, кусты и, кажется, пальмы? Где-то в отдалении шумела дорога, с которой они недавно свернули. Справа раздавался чей-то тихий смех и… всплески воды? В воздухе ощутимо пахло океаном, солью, свободой и бесконечным калифорнийским летом. Нет, это был не фильм ужасов. А скорее романтическая комедия. – Мы на набережной, – наконец-то поняв, где они находятся, восхищенно выдохнул Чимин. – Но… почему тут так темно? – Местная традиция, – в голосе Юнги звучала улыбка. – Они выключают всю подсветку с двух часов до рассвета и закрывают витрины магазинов черными шторами, чтобы разогнать туристов и выделить немного пространства для местных. – Никогда о таком не слышал… – Теперь слышал, – хмыкнул Юнги и подтолкнул Чимина вперед: – Идем. Оказывается, их целью был небольшой минимаркет, ярко светящиеся витрины которого и правда были наглухо закрыты черными жалюзи и вход в который можно было найти только наощупь и в том случае, если ты знал, что он там есть. Слава богу, что Юнги отлично знал маршрут их прогулки. Запасшись сэндвичами, мороженым, колой и отвратительным кофе в жестяных банках, они продолжили свой путь. К немного волнующемуся, черному, отражающему в себе мириады звезд и огромный диск луны океану. Удивительно, но даже в это время на пляже даже в кромешной тьме было достаточное количество людей. В основном парочки. Это могло бы быть неловко при дневном свете. И если бы они сами не были парочкой. Но… Сняв свою толстовку, Юнги постелил ее на песок, и они вдвоем в обнимку устроились на ней, наблюдая за водой и звездами и… наслаждаясь обществом друг друга. Юнги рассказывал Чимину о своих родителях и детстве, о Юнджи, о том, как познакомился с Хосоком и как им было тяжело с Чонгуком, когда тот был маленьким. Юнги открыто и откровенно делился с Чимином своими самыми заветными чувствами и воспоминаниями. Он рассказывал о первом путешествии за границу, о том, как они ходили с родителями в горы в поход и как Хосок умудрился присесть на муравейник и потом они всей толпой два часа с воплями носились по лесу, спасая то ли его от муравьев, то ли муравьев от него. Юнги признался Чимину в том, как сильно он любит музыку и не представляет своей жизни без нее. Ведь она для него – как воздух. Даже больше чем воздух. Просто причина и смысл открывать глаза каждый день. А потом… потом Чимин попросил у Юнги послушать его песни. И они сидели на остывающем песке плечом друг к другу, разделив одни наушники на двоих, и под шум океана слушали песни, в которых был… весь Юнги? То, каким его знал и чувствовал Чимин. Какие-то из его песен были совсем простыми, какие-то слишком пафосными, похожими на песни чернокожих рэперов из двухтысячных с MTV, некоторые были полны бесконечной нежности и любви, а в некоторых – в большинстве – было столько оглушающей глубины, словно их писал не школьник, а проживший не один десяток лет, умудренный опытом старик. Эта музыка и строчки буквально продирали насквозь. Голос Юнги продирал, заставляя всё внутри Чимина сжиматься от доселе неведомых ему чувств, которые он и описать-то не мог. Кроме двух слов – это было потрясающе прекрасно и столь же сильно больно одновременно. Это было понятно. Как и то, что прямо сейчас, сидя на пляже, Чимин обнимался с настоящим гением. С тем, чьи песни еще не раз потрясут не только его, но и весь этот мир. Вот что имели в виду Намджун и Хосок, когда говорили, что хотят быть больше, чем просто кавер-группой. Хотя бы ради Юнги. Ведь его песни… Мир должен был их услышать. Но пока… пока бо́льшую часть из них, всё самое лучшее, слышали лишь его близкие друзья и Чимин. Чимин, которого буквально разрывало от бури эмоций и восторга, когда в наушнике прозвенел аккорд финального трека. И у которого не нашлось слов, кроме одного единственного восхищенного выдоха: – Потрясающе. Но Юнги большего и не было нужно. Он всё прекрасно видел в глубоких, чуть влажных от невыплаканных слез и восторженно сияющих глазах Чимина. В его раскрасневшихся щеках. Закушенной губе. Дрожащих пальцах, комкающих край футболки. И на покрывшейся мурашками обнаженной коже его запястий, которые снова мучительно хотелось целовать сладко и бесконечно долго. Кто бы знал, как Чимину хотелось сейчас быть с Юнги настолько же откровенным и так же открыть и доверить ему всего себя и всю свою историю. Но… пока он не мог. До знакомства с Юнги, Хосоком и BTS в жалком существовании Чимина было слишком мало хороших моментов, да и те уже давно стерлись из его памяти, ведь те люди, которые дарили ему счастье, причиняли и самую большую и страшную в его жизни боль. И Чимин… Он был уверен, что Юнги не нужно всё это. Нет, он боялся, что Юнги будет не нужно всё это. И он. Когда узнает всю ту мерзость, что происходила в жизни Чимина и буквально переполняла его. Нет. Юнги не был к этому готов. Чимин не был готов к этому. Поэтому… наверное, намного лучше было просто молчать и наслаждаться тем, что происходило сейчас. Создавать те самые хорошие воспоминания, которых в нем пока не было. И надеяться на то, что однажды ему не придется расплачиваться за каждое из них слезами, кровью и собственной жизнью и здоровьем. Как это было прежде. Как это всегда было с ним, Пак Чимином. Видимо, на его долю не было предназначено бесплатного счастья, и за каждую свою улыбку Чимин всегда дважды умывался кровавыми слезами. И его цена за дружбу, BTS, новую семью и Юнги… Это была еще одна вещь, которой Чимин боялся до паники и предпочитал пока просто об этом не думать. – Ты не замерз? Посидим так еще или поедем домой? – От мрачных размышлений Чимина отвлек голос Юнги, даже не подозревающего, по каким адским кругам в своей голове гоняет себя парень, которого он так сильно любит и так крепко держит в объятиях. – Нет-нет, всё хорошо, – вымучил из себя улыбку Чимин, радуясь тому, что Юнги сейчас не может видеть его выражение лица. И читать его мысли тоже может. – Здесь так красиво и спокойно. Мне нравится, – рвано выдохнул он, переводя взгляд на воду и моля ее успокоить тревогу внутри себя хотя бы немного. Всё же было так прекрасно, а он… снова всё испортил. Как всегда. – Люблю океан. И ночь. Они позволяют чувствовать себя по-настоящему свободным. А еще… – Юнги шумно выдохнул, – я впервые поцеловал тебя ночью возле океана. Помнишь? Это добавляет им еще целый миллион баллов… – Ты опять смущаешь меня, – чувствуя, как начинают гореть уши и щеки, пробормотал Чимин, заставляя Юнги тихонько рассмеяться. Тем самым низким, чуть хрипловатым смехом, от которого его всегда, абсолютно всегда пробирала нервная дрожь. – Привыкай, – хмыкнул Юнги ему куда-то прямо в ухо, обдавая его горячим дыханием и заставляя Чимина всего, от макушки и до пяток покрыться мурашками и опять разбивая его сердце признанием, на которое Чимину, увы, пока не хватало ни смелости, ни сил ответить взаимностью: – Я же люблю тебя, – и даже не представляя, что эти слова причиняют Чимину ровным счетом столько же счастья, сколько и боли. И что, возможно, в его голове, в нем самом всё сломано и не подлежит ремонту настолько, что так, увы, будет абсолютно всегда.