***
Тут пахнет сыростью и страхом. В комнату почти не проникает свет, за исключением той несчастной пары лучиков, проскользнувших через маленькое окно, закрытое ржавыми жердями решётки. Влажные стены уверенно наращивают толщину плесени, скрывая выложенный кирпичом узор. В углу противно падают с потолка неряшливые капли, разбиваются и эхом расходятся по комнате, насквозь пропитанной ужасом. Герцог, заворожённый танцем свечей, в раздумья уходит. Он ждёт встречи с человеком, перешедшим всякие границы. Чего ожидать, к чему готовиться? Действия безумца предугадать сложно, а ход его мыслей — практически невозможно. Что, если граф действительно рассчитывает на спасение? Будет ли он всеми правдами и неправдами доказывать свою невиновность? Неизвестно, а оттого вдвойне волнительно; в крови альфы интерес профессиональный пылает. В личной встрече с графом есть особая надобность, напрямую связанная со следствием, но помимо неё странное чувство вынудило мужчину прийти в комнату для допросов. Чувство, будто здесь он сможет узнать что-то важное. Это самое чувство в животе скребётся, когда за дверью шаги слышатся, когда металлическая дверь хрипяще взвизгивает, являя герцогу тонкий стан. — Ваша светлость, подсудимый прибыл! — скрипит стражник в кратком поклоне. — В целях безопасности держите дистанцию! — на это Мин только губы кривит с недовольством, но отходит назад, оставляя в виде преграды обветшалый стол. — Ступай, — альфа от стражника отмахивается и ждёт, когда тот дверью хлопнет шумно, запрёт его в одном помещении с крайне миловидным чудовищем. — А Вы, граф, присаживайтесь, пообщаемся! — Мин на кресло указывает, приглашает мужчину занять место напротив. Граф красив, бесспорно и безбожно красив — люди не врали. Он в возрасте, отнюдь не молод, о чём свидетельствуют маленькие морщинки в уголках серых, как пасмурное небо, глаз. Кожа его в белилах не нуждается: она сохранила благородный тон и блеск. Светлые волосы струятся вдоль тонкой шеи, украшенной кружевным воротником. Омега горделиво держит спину прямо, всем своим существом излучая уверенность. В целом, описание не схоже с тем, как полагается описывать заключённых в неволе. Графа выдают лишь маленькие, на вид совершенно нежные руки, связанные шёлковым лоскутом. — Кто Вы? — голос холодный, настороженный срывается с красивых губ. — Мин Юнги, герцог Сатмарский, новый следователь по Вашему делу, — представляется мужчина. Он осматривает визитёра, фиксирует каждое его движение, считает каждый его выдох и взмах ресниц; читает его, как книгу, только пока в полнейшем мраке, и символов рукописных не разобрать. — Где господин Дольский? Мы желаем беседовать только с ним! — ни доли страха перед представителем закона и скорым судебным заседанием, лишь головокружительное спокойствие, сменившие собой былую настороженность. — Спешу Вас огорчить, ваше сиятельство, но это невозможно! — мужчина улыбается снисходительно, он определённо ждал иного поведения со стороны умалишённого графа. Ждал, что тот с порога покажет свою натуру. — Нет уж, — в глазах омеги что-то холодное мелькает. — Мы изволим говорить лишь в присутствии маркиза! — К сожал… — Устройте встречу, сегодня же, — властный тон, не нуждающийся в громкости, чтобы влиять. Легко поверить, что на землях графа царил порядок. — Господин Пак, Вы не в том положении, чтобы изъявлять здесь свои требования! Сбавьте пыл! — герцог не станет терпеть возражения и упрямые выходки подсудимого. — Мы помним… — с придыханием летят слова, прерываемые прорвавшимся из подземелий криком того, кого статус не защитил от страданий. Омега глаза прикрывает на время. Вслушивается? Наслаждается? Или же боится? — Мы помним… о своих правах, равно как и о Ваших должностных обязанностях! — выдох переходит в тихое шипение. Мужчина после губы пухлые сжимает добела. От хрупкого омеги силой веет непомерной. Только вот, кажется, флюгер сломан — невозможно пока определить, куда поток той самой силы направится. — Маркиз покоится в сырой земле, сомневаюсь, что эта встреча Вам действительно нужна, ваше сиятельство! — воспоминания о покойном наставнике болью отдаются в груди, но ещё больше сердце герцога сжаться заставляет улыбка кривая, обезобразившая милое личико напротив. Пак тихий истерический смешок издаёт, пугая до гусиной кожи, а после на нервный хохот срывается. — Что же, — сколько времени прошло, прежде чем граф затих, прежде чем перестал заливаться безумно — Мин сбился со счёту, но в ушах по-прежнему слышит голос звонкий, — мы совсем не удивлены! — заключённый подносит руки бледные к устам, шепчет что-то совсем тихо и взглядом почти пустым поверхность стола терзает, совершенно позабыв о наблюдателе. А Мин в лёгком ужасе пребывает. Он знал, куда шёл, полагался на прошлый опыт, но всё равно оказался не готов. Омега в действительности сперва вполне уравновешенным показался. — И… как он умер? — Говорят, сердечная болезнь забрала маркиза в лучший мир… — герцог наблюдает, как после сказанного что-то вдруг меняется во взгляде собеседника. — Благослови Господь его душу! — шепчущие слова летят в глубь комнаты. — Аминь… — сухо отвечает альфа. Блеск в глазах графа и его излишне резкая смена настроения настораживает, всё это сбивает с толку. Очень хочется разобраться, но позже, Юнги здесь за другим. — Почему Вы решились на эти убийства? — от откровенного вопроса подсудимый в лице не меняетя, будто не сожалеет он о совершённом вовсе. — Вам не дорога была репутация? Жизнь… мирная и спокойная? У Вас ведь есть дети, их не жаль совсем? — среди документов, собранных Дольским, нет ни одного, подтверждающего признание графа в содеянном. Мин шёл сюда с целью выудить чистосердечное, готов был даже надавить на самое больное для омеги, но кое-чего видимо не учёл. Перед ним не какой-то омега, перед ним Пак Чимин. — Ни единого слова, касающегося расследования, от нас Вы не услышите… — герцог в ответ хмыкает и кивает понимающе. Он даже не удивлён. — Пользуетесь своим статусом… — это был не вопрос, всё и так ясно. Граф действительно получил прекрасное образование. Безумен или нет, но понимает ситуацию отменно. — Неужели рассчитываете на спасение? И это после содеянного? — Пак только вздыхает тяжело и протяжно. — Ждёте помощи? Доверяете этому человеку? — кажется, его намёки ясны. — Мой Вам совет, не нужно, — омега из-за стола встаёт и к окошку маленькому подходит, всматривается в никуда. — Ничего хорошего из этого не выйдет, Ваша судьба предопределена, так не утягивайте за собой ещё одну душу… — в комнате тишина воцаряется мимолётная, так, что вновь слышится грохот холодных капель и завывания болезненные, доносящиеся прямиком из пыточных. — Мин Юнги… Семья Мин из Сатмара… — граф задумчив, он тянет расслаблено пальцы к пылинкам, парящим в воздухе. — Вы любите жить? — вопрос не может не смутить, но ответа никто не требует. — Давеча, до нашего ареста… — он секундно с герцогом взглядом вполне осмысленным встречается. — До того, как нас из собственной купальни выволокли, словно простого крестьянина. До того, как заперли здесь, мы получили письмо от его светлости герцога Мин Хвангёна, Вашего батюшки. — Вы знакомы с моим отцом? — мужчина не до конца понимает пока, к чему клонит собеседник, а услыхав о связи этого человека с семьёй, невольно напрягается. — Переписка длилась достаточно долго, — проигнорировав вопрос, омега продолжает рассказ. — Господин Мин, старший, — уточняет мужчина, — оказался умным, очень добрым и не по годам прогрессивным человеком. Наши с ним взгляды на многие вещи совпадают, — страшно представить стало альфе, на какие вещи именно? Но он слушает… — Пусть на бумаге, но мы знаем этого человека досконально. И мы верим, что своих детей он воспитывал достойными, добрыми и любимыми… — граф ненадолго замолкает. — Ваше сиятельство, в чём суть сего повествования? — Уезжайте! — омега снижает тон голоса изрядно, стоило ему только на дверь взглянуть. — Не ищите никого и ничего, оставьте это расследование, дождитесь суда и приговора, а после уезжайте! — граф устало вздыхает в очередной раз. — Мы не желаем огорчать старого друга скорой кончиной сына, — мгновенные перемены в поведении поистине показывают графа не в лучшем ключе. — Вы смеете мне угрожать? — не то чтобы это сильно поражало, Мину не впервой слышать подобное. — Совсем наоборот, — Пак натягивает формальную улыбку. — Мы лишь заботливо советуем, возможно, предупреждаем, но точно не угрожаем. — А что будет с Вами тогда, если я всё же уеду? — Юнги хотел лишь одного, когда приказал организовать встречу с Пак Чимином — развеять собственные сомнения относительно самого графа и его покровителя и получить признание, но с каждым словом омеги сомнений и вопросов становится только больше. Мин впервые за всё время путается в собственных ощущениях, идёт в разногласиях с интуицией, которая прежде не подводила. — Как Вы и говорили, наша судьба уже предопределена… — мужчина всем своим видом даёт понять, что большего следователю не добиться. Пытать особу благородных кровей никто не посмеет, а самостоятельно граф больше не выдаст ни капли информации. — Вы создаёте образ хорошего человека, — на услышанное герцог смеётся мысленно: как же глупо слышать подобные изречения из уст убийцы. — Даже если это не так, то мы желаем попросить Вас об одолжении… — что же, сегодня все сговорились? Сперва тот мальчишка, теперь граф Пак. — Каком, ваше сиятельство? — омега морщится своим мыслям, но продолжает. — Добудьте нам вина и велите подать в покои, — в серых, как утренний туман, очах что-то блеснуло. — Чтобы красное и сахарно-сладкое, мы не в силах более пить то гадкое пойло, которое нам подают здесь к ужину! — любому другому такие выходки непозволительны, но любой другой — не Пак Чимин. — Желаете развлечься напоследок? — Скорее скрасить время, может так мы не заметим, как оно пролетит, а что ещё лучше… закончится, — как многогранна улыбка этого человека — сперва пугает, а после мягким сиропом застилает взор. — На этом всё? — не окажется ли у графа просьбы страннее? — О большем, вероятно, мы права просить не имеем, — омега плавно оборачивается. — Позвольте откланяться, господин, Вы нас изрядно утомили, — омега в поклоне сгибается, а после к двери по-прежнему запертой подходит. — Стража! — Мину ничего не остаётся, кроме как окликнуть слуг. — Сопроводите графа в его комнаты!***
Юноша ступает по безлюдному коридору, обгоняемый собственной тенью. Гонцы уже в пути, следует выдохнуть расслабленно, да только вот не выходит… Не выходит образ волнительный из головы, не желают исчезать из памяти призраки тёмных, как чернильные озёра, очей. Тот омега определённо смог царапнуть пылкое сердце одного господина. Ким в кабинет возвращается, но тот пуст. Наставник, по всей видимости, всё ещё с человеком, лишившим множество людей жизней, а Тэхёна — аппетита. Он вздрагивает, стоит только вспомнить содержимое отчётов покойного маркиза, но старается отвадить мысли дурные. Альфа комнату шагами измеряет, а после в кресло ниспадает, в то самое, из которого за новым пристрастием наблюдал. Идея не досконально продуманная, но приятная на ум приходит быстро — остаётся только приказать, чтобы вино принесли, с фруктами, и ждать. Юноша веки утомлённые прикрывает, представляет тотчас же фигуру аппетитную, от которой, к счастью, не воротит. Представляет пьянящий напиток на губах наверняка нежных, представляет, как капли бордовые по подбородку стекают, и голос сладкий, зовущий: «Господин, господин…» — Господин, — Ким глаза распахивает от излишней реалистичности и оглядывается, — Ваш напиток! — перед альфой слуга, тот самый, который Чонгук, который мысли юного господина штурмует с самого утра. За полдня он совсем не изменился, всё так же хорош собой. Неверным будет выражение «безупречен», поскольку нет у обычного слуги средств достаточных, чтобы сравниться с одним из придворных омег. Впрочем, он и так вполне приятен на вид: прост, но опрятен, грубоват, но с формами. — Благодарю, — альфа от очевидного разглядывания не отрывается, следит внимательно за действиями паренька. Тот в бокал вино наливает осторожно, молчаливо, после нож берёт маленький и яблоко спелое, с бочком красным, из плетёной корзинки. Хруст характерный от истекающего сладким соком фрукта исходит, когда омега его на дольки равные делит. — Прошу, подождите немного, я почти закончил, — парень за персик хватается, но определённо торопиться не собирается. — Я жду… — Ким ни на секунду не отрывается от развернувшейся перед его взором картины. Жадно запоминает каждую деталь. — Вижу, аж рот открыли и слюной истекаете, — юноша, хмыкнув, от работы не отступает, даже глаз на альфу не поднимает. — Дерзишь! — Ким прищуривается хищно от подобной наглости в тихом восторге. — Ну что Вы, лишь озвучиваю то, что вижу, — слуга выглядывает из-под прядей чёрных, на лоб спадающих. — Но если мои слова господина задели… — совершенно не чувствуя вины тянет фразу юноша, знает паршивец, что Ким ничего не скажет. Ведь где это видано, чтобы слова какого-то отребья могли тронуть за живое. — Не нужно, — альфа в улыбке расплывается. — Твои слова глупы, необдуманны и ничего для меня не значат. — Благодарю, господин, Вы так добры, — юноша аккуратно пальцы слипающиеся вытирает от сока сладкого. Он подаёт блюдо узорное с десертом и в сторону отходит. — Если указаний больше не будет, то я пойду, — Чонгук уже действительно собирается уходить, даже к двери направляется. — Остановись, — низкий голос вынуждает парня застыть резко. — Я позвал тебя не просто так, — Чонгук нехотя оборачивается, на лице его всё земное недовольство. — Конечно, господин, я весь в Вашем распоряжении, — цедит он язвительно. — И как ты ещё живой, здоровый ходишь, поразительно… — Ким пальчиками подзывает к себе слугу. — Столько огрызаешься, а языка до сих пор не лишился. — Господина действительно это интересует? — с поддельным интересом омега вновь колкости своеобразные отправляет, совершенно того не стыдясь. — Ты ведь занимаешься резьбой по дереву? — Тэхён пропускает мимо ушей все бесцеремонные фразы, он наспех придумывает, как задержать здесь слугу. А потому шустро перебирает в голове идеи, пока не вспоминает то, что заставило его утром обратить внимание на дерзкого юнца. — Нечасто, ваша светлость, только когда удаётся выкроить свободную минутку, — уже предчувствуя последующий вопрос, Чонгук напрягается. — А для меня выкроишь? — омега взгляд в сторону отводит, губы поджимая. — Тебя благородный господин просит о подобном, ты должен радоваться оказанной чести! — Конечно, я рад, — склоняется он низко. — Но, к сожалению, у меня есть обязанности, и, вероятно, времени свободного будет недостаточно, чтобы порадовать господина хорошей работой. — Упрямишься… — выдыхает альфа, чувствуя, как внутри всё сильнее и сильнее разгорается интерес. — Как мне тебя усмирить? — напрямую, не желая искать обходные пути, спрашивает. В кабинете стихает все и вся, будто в бездну канули любые звуки. Молодые люди друг друга пристально рассматривают, ищут что-то в глазах напротив. — Вы в праве приказать мне всё, что только пожелаете… — но слуга первым вырывается из неправильной игры, словно не желает помогать, только подначивает бессовестно. — Мне угодно получить подарок! — как капризное дитя, восклицает Ким, чем вызывает отрицающую происходящее улыбку. — Это невозможно, мой господин… — Отчего же? — разговор превращается во что-то до невообразимого глупое. — Не знаю, как Вы, но я привык дарить подарки лишь от чистого сердца, лишь искренне… — впервые за всё то время, что Чонгук находится здесь, он отправляет альфе мягкую улыбку, вовсе не наигранную и не жалящую. — Но, возможно, я согласился бы поработать над Вашей просьбой за дополнительную плату… — спешит слуга с предложением к понурившему голову альфе. — Плату? — Тэхён оживляется вмиг. Не этого он ожидал, когда звал сюда омегу. Того, кто привлекал больно, того, кто сейчас подошёл совсем близко, воздух распалив не хуже пламени жаркого. Ждал, что омега порадуется оказанному вниманию, как обычно это делали дочери и сыновья уважаемых господ. — Да, — юноша склоняется над Кимом, в сторону руку протягивает. А Тэхёну больше вздохи не помогают, дышать не получается, он почти тонет в чёрных глазах. — Плата! — Чонгук отстраняется, и внимание Кима концентрируется на трёх спелых персиках, прежде нетронутых. Тэхён видит, как слуга бережно бархатистые бочка фруктов сочных поглаживает и невольно замирает. — Думаю, этого будет достаточно… — за дверьми слышатся размеренные, но тяжёлые шаги. — Будут какие-нибудь пожелания, ваша светлость? — торопливо омега назад оглядывается, совсем скоро их навестит гость или же наоборот — хозяин. — Нет, доверюсь твоему чувству и способностям… — не успевает Ким договорить, как в комнату, подобно старому ворону в своё гнездо, заходит задумчиво герцог Мин. — Уйди с глаз! — командный тон запрещает ослушаться. Чонгук лишь кланяется скоро и с охапкой фруктов шмыгает из кабинета, даже не взглянув на господина, которого только что терзал словесно. — Ваша светлость, — Тэхён собирает себя в кресле из лужицы бесформенной. Следит, как к нему весьма озадаченный наставник подходит уверенно и выхватывает бокал с напитком цвета запёкшейся крови. — Это не то, что Вы… — Вино? — вопрос летит сухой по всей комнате, а Ким только кивает и за альфой старшим наблюдает. — Местное? — снова в ответ безмолвный кивок следует. Герцог брови поседевшие хмурит, углубляет морщинки на лбу и глоток первый делает, напрягая ученика сильнее, и кривится после с неверием в глазах. — Действительно, гадкое пойло… — альфа бокал со стуком звонким на стол помещает, а сам на кресло соседнее опадает, тяжёлые веки прикрывая. — Господин… — Тэхён неуверенно наставника окликает, распереживавшись о его состоянии. Он вернулся после встречи с заключённым в крайне странном расположении духа. — Вы встретились с тем человеком? Он позволил себе какую-то вольность? Вы расстроены? — юноша стремится как можно быстрее всё разузнать. Мало ли что тот безумный мог натворить. — Я не расстроен, мой дорогой, — Мин взгляд пустой наконец концентрирует. — Я скорее в смятении… — он виски массирует в попытке снять с разума напряжение. — Что же случилось, поделитесь со мной, господин, не несите это бремя в одиночестве, — пусть молодого альфу и пугают деяния Пака, но оставлять наставника он не собирается ни в коем случае. — Он признался в связи с… Ким Намджуном? — имя графа юноша произносит очень тихо, так, чтобы даже мыши, скребущиеся за гардинами, его не услышали. — Не совсем… Точнее, когда я говорил графу о его возможном союзнике, он слов моих не отрицал, но и не подтвердил ни разу. — А чего Вы ожидали от умалишённого, ваша светлость? Вероятно, он заплутал в собственных иллюзиях. — Тэхён, он не показался мне сумасшедшим. Вернее будет сказать, показался, но лишь в начале, — герцог поминутно вспоминает прошедшую встречу. — Я впервые смущён происходящим. — Господин… — Я смотрел этому человеку в глаза и впервые не увидел в них ничего, не отличил ложь от правды, — в памяти всплывают очертания хитрых лисьих глаз, но пустых, как иссохшие колодцы. — Казалось, что он играл роль. Он врал, это было ясно, как божий день, по движениям, по голосу, но вот о чём врал, я так и не понял! — Может, увидел в Вас надежду, вот и извивался, как змея, лишь бы обрести свободу, — Тэхён предвзят, и его нельзя винить, ведь со стороны всё кажется слишком очевидным. Но он не был там, он не видел Пак Чимина. — Он не пытался оправдываться… Его речи в одну секунду вовсе невинны, в другую же достойны страшной кары. — Безумен! — выносится вердикт. — А если и нет, то хитёр, как чёрт, — уверенность Кима возвращала мужчину в реалии. — Вы ведь вовсе не наивный человек, ваша светлость! — действительно. — Отчего же повелись на игры чудовища? Мин прислушивается к словам ученика. Может, тот и прав, может, граф действительно вздумал сбить с пути истинного нового следователя. Этому хочется верить, ведь подтверждением виновности Пака служат документы, заверенные печатью покойного маркиза, человека, которому Мин доверяет как самому себе. — Свидетели скоро будут в замке, — напоминает Тэхён. — Думаю, после сомнений у Вас не останется. — Очень хочу надеяться… — герцог вновь поднимает бокал с напитком, делает глоток короткий и кривится сильно: «Мерзкое пойло!»