Белая Ворона

Великий Магистр Ордена Водяной Вороны видел Сон. По непривычно тяжелому пространству сновидения, чересчур реальному, чересчур правдоподобному, он понял, что это не просто порождение его собственного сознания. По ощущениям это было похоже скорее на прогулку по Мосту Времени. Неужели так и выглядят вещие сны? Но с чего вдруг? Впрочем, размышления о причинах неожиданно приоткрывшегося для него ясновидения пришлось отложить до пробуждения, поскольку каждый уголок сознания кричал, что всё, происходящее в этом сне, чрезвычайно важно! Для будущего этого Мира, для его планов и ещё — для его жизни. Лойсо огляделся, но не обнаружил ничего примечательного. Ни каких-либо событий, ни малейшего движения. Обстановка вокруг имела смазанные очертания, но угадывалось убранство большого, довольно богатого дома. Явно контрастирующую с ней четкость имел только сидящий спиной человек. Расправленные плечи, позвоночник как струна... Сосредоточенное напряжение мышц было заметно даже на расстоянии… Значит, только он имел значение? Кто он? Чем так важен или опасен для грозы всего Соединённого Королевства и одного из лучших магов этого Мира? Нужно увидеть его глаза, понять, что за человек стоит на линии его судьбы. Лойсо приблизился и протянул руку, чтобы развернуть незнакомца к себе лицом. Скорее из любопытства. Мало было лиц и людей наяву и во сне, способных его удивить. «Да он же совсем мальчишка!» — мелькнула невольная мысль, когда тот обернулся в его сторону. Лойсо только в последний момент сдержал желание расхохотаться. Что этот сопляк мог ему противопоставить? Такие, как он, едва разменявшие дюжину десятков лет, тысячами погибали у ног Великого Магистра, добровольно шагая в ловушку зеркального обаяния. Но Пондохва не успел даже усмехнуться — выражение незнакомых глаз оказалось для него новым. Непонятным. Непостижимым. Он не мог прочитать этого парнишку, как читал любого человека, отражением которого невольно становился. Озадаченный, Лойсо судорожно втянул воздух. Лёгкие обожгло огнём Этот вдох, сделанный по инерции, был роковой ошибкой. Он упустил преимущество, не среагировал вовремя на изменившуюся обстановку. Вокруг был уже не особняк — бескрайняя выжженная равнина. Он замешкался на десятую, сотую долю секунды. Кто-то сказал бы, что это величина ничтожно малая и ей можно пренебречь, и был бы в числе неудачников, не доживших и до трёхсот. Лойсо же привык всегда опережать своих врагов и потому до сих пор оставался в живых. Однако в этот раз сбившееся дыхание подвело. Нет, не дыхание. Он сам недооценил угрозу, увлёкся тем мальчишкой, новой тайной, не распознал опасность, а самое главное — не разгадал, что же всё-таки скрывалось в глубине этих серых глаз. Именно об этом он сожалел, сгорая в яростном белом пламени. И открыл глаза. Лет триста минуло с тех пор, как Лойсо последний раз просыпался настолько взволнованным. Первым делом Великий Магистр послал Зов секретарю и отменил все утренние дела. Надо было разобраться с сегодняшним сном. Судя по всему, он был вещим. И более того, был наслан кем-то со стороны. Что-что, а отличить навязанные сны от собственных Лойсо с некоторых пор мог без труда. Как и защитить последние от нежелательных вторжений, что было насущной необходимостью, с его-то шлейфом из желающих стяжать славу убийцы Великого Магистра Ордена Водяной Вороны. И толпы сонных стражей ему были ни к чему. Тем загадочнее выглядело ночное событие: тех, кто мог бы пробиться через его защиту, можно было пересчитать по пальцам. И среди них вряд ли нашелся бы хоть один, беспокоящийся о его благополучии. Скорее, наоборот. Так зачем ему показали будущее? Правдивое ли это предсказание? Каких действий от него ожидают, показав его слабое место? Что если видение всё-таки было ложным и, опираясь на него, он сыграет на руку врагу? Перебирая варианты по седьмому кругу, Лойсо заставил себя притормозить. Изводить себя сомнениями непродуктивно. Пока он не найдёт незнакомца из сна. И что-то подсказывало ему: тот обязательно в скором времени появится в поле его зрения. Нет, не предчувствие, которых у него никогда не было, скорее, жизненный опыт. Но пока Великий Магистр не видел хоть сколько-нибудь приемлемых вариантов. В последнее время не появлялось безумцев, мечтающих отнять его жизнь или попробовать крови. Даже Кеттариец оставил (безусловно, на время) свою кокетливую игру в охоту на Лойсо Пондохву. Игра игрой, но сбрасывать его со счетов было бы непростительным легкомыслием, а это милое качество не числилось среди добродетелей Великого Ворона. Он всегда контролировал Чиффу и точно знал, что в последнее время в его окружении никто новенький не появлялся. Более того, Кеттариец, похоже, несколько переориентировался и был занят какими-то другими интригами. Ну, что ж, Тёмные Магистры ему в помощь, но всё же лучше определиться, нужны ли сейчас какие-нибудь активные действия. Или лучше подождать и оглядеться? Пожалуй, второй вариант будет оптимальным решением.

***

Однако орденская рутина продолжалась, поэтому открывать глаза не хотелось. Великий Магистр внутренне усмехнулся, подумав, что если придать этим словам метафорический смысл, то они становятся ещё более точными. Но открывать глаза всё равно не хотелось. Не потому, что перед ними неизменно окажутся голые серо-зелёные стены магистерской спальни. Настроение «Глаза бы мои ни на что не глядели!» — удел послушников, для него же — пройденный лет шестьсот назад этап. Сейчас ему всё равно. Важно лишь то, что недолго осталось ждать того момента, когда тьма накроет ненавидимый Великим Магистром город. Или не тьма, а волна ослепительного света. Он надеется, что для такого события будет выбрана какая-то нестандартная форма. Тьма, свет — это слишком банально для момента гибели целого Мира. Но всё же станет большим разочарованием увидеть, если он просто сожмётся до размеров маленького бревенчатого сарайчика, полусгнившего, давно заброшенного, с паутиной по углам, и на глазах превратится в неряшливую кучу трухи и мусора, под которой на том месте, где было Сердце Мира, окажется постылая дохлая ворона. Хотя другого этот Мир, может быть, и не заслуживает. Никакой величественности, никаких фейерверков, просто возвращение к своей сути. Но всё равно это было бы, пожалуй, чересчур. Лойсо ещё несколько веков назад понял, что, ожидая грандиозности от зрелища гибели своего родного Мира, он тем самым признаёт его значимость и какую-то серьёзную абсолютную ценность. А, следовательно, свою неправоту. Но великий Лойсо Пондохва не мог ошибиться. Его правота подтвердилась веками практики. Всё было правильно: для того, чтобы стать по-настоящему могущественным, надо перечеркнуть ценность всего этого Мира вместе с его смешными красотами, сомнительной моралью, утомительными обитателями и донельзя опошленной магией. И тогда для него всё встало на свои места. Открывать глаза всё же надо. Лойсо поднялся с пола, подошел к окну. Унылый, мощеный серым камнем двор резиденции был пуст. Великого Магистра забавляли идиотские городские слухи о немыслимой роскоши внутренних покоев резиденции Ордена Водяной Вороны. Впрочем, он и не ждал ни от кого понимания, просто странно, как люди умудряются не видеть очевидного: адепты его Ордена с детства не должны быть привязаны ни к чему в этом Мире. В том числе — и во-первых — к немудрящим удовольствиям обывательской жизни. Как и к ней самой. На Зов явился дежурный послушник с невнятным завтраком, молча поставил поднос на стол и выскользнул за дверь. Лойсо предпочитал есть в одиночку. Так же, как засыпать и просыпаться. С кем бы и где бы он ни лёг. Так было уже не одну сотню лет. Один. Если опять же понять это, как метафору, то он всегда был один, сколько себя помнит. В детстве это угнетало, он мечтал о друге, о родстве душ и прочей чепухе в таком роде. Но быстро понял, что его одиночество — это одиночество лучшего среди лучших. Сначала это льстило, потом бесило, но изменить это было невозможно. Он не виноват, что родился лучшим. В Высокую Школу Холоми поступил едва ли не младенцем, но всё равно и там был один такой. Первое время он ещё участвовал в шумных студенческих вечеринках, затевал разные игры, соревнования, потом стал ловить косые осторожные взгляды, замечать, что его сторонятся, избегают приглашать на свои сборища. Его опасались: непредсказуемости, перепадов настроения, излишней силы, безразличия к окружающим. То есть того, что и делало его Лойсо Пондохвой. Тогда-то он и перестал тосковать о друге. Было много дел, которые казались интересными и важными, он рывками увеличивал своё огромное могущество, как будто расправлял крылья. Вот тогда и случился этот сон о вороне на мосту. Длинный, казавшийся бесконечным сон, навсегда поселивший в его душе гадливую ненависть к Миру. Она оказалась сильнее всех других чувств, и тогда-то, собственно, родился великий и ужасный Лойсо Пондохва, гроза Мира, именем которого пугают уже несколько поколений детей. Да и взрослых, если уж честно. Но на краю сознания осталась мысль о том, что тогда, в этом грешном сне о вороне кто-то просто подшутил над ним. Или это было вовсе не откровение, как он счел, а испытание, которое ему не удалось пройти. Нет, этого не может быть. Не должно быть. Но вот опять очередной сон, хозяином которого он не был, вторгся в его жизнь. Для чего на этот раз? Лойсо, закончив с трапезой, отправился в кабинет взглянуть на дела. Срочных и требующих его личного вмешательства не было, значит, можно отдать распоряжение секретарю, пусть Старшие Магистры разбираются. Вообще-то сегодня он планировал отправиться на Муримах или в объятия Типы Брин, но сейчас, похоже, будет не до того. Его взгляд упал на стопку самопишущих табличек. Информация обо всех более или менее одарённых детях столицы и пригородов. Ему постоянно поступали подобные отчёты. Нужно же было поддерживать приток свежей крови в Орден… Обычно Лойсо отдавал приказ о зачислении практически каждого, не особо интересуясь подробностями. Если мальчишки окажутся недостаточно способными, отсеются сами собой. Ничто не выявляет таланты лучше, чем борьба за собственную жизнь. Но на этот раз внезапная мысль заставила заинтересоваться содержимым. Что если сон был заблаговременным? Тот парень сейчас может быть совсем ещё ребёнком или даже вовсе не родиться на свет. Пожалуй, стоит лично познакомиться и оценить, что может предложить ему подающее надежды новое поколение. Среди тех мальчишек, которых он видел сегодня, только двое представляли из себя что-то действительно стоящее, их он отправил с Младшими Магистрами в резиденцию, не обращая внимания на фальшиво благодарное лепетание родителей. Хотя в одном месте обстановка и поведение семьи показалось ему настолько раздражающими, что он не смог отказать себе в желании очистить Мир от подобного мусора. На остальных же махнул рукой. Хватило с них и того, что некоторым предстояло долгое и нудное лечение от заикания. И не только детишкам. Не каждый горожанин был готов к внезапному, хоть и короткому личному визиту Великого Магистра Ордена Водяной Вороны собственной персоной. К вечеру он был уже по горло сыт приторной, тошнотворной обывательской жизнью. И только мысли о вещем сне и возможной близости цели заставили его направиться ещё по одному адресу. «Последний, — решил для себя Лойсо, — Хватит с меня светских визитов на сегодня». В поместье Лонли-Локли Лойсо Пондохва оказался на закате. Появившегося в просторном холле Лойсо встречали оба: отец и сын, долговязый мальчишка в белом лоохи. Отец, несмотря на вмиг отхлынувшую от лица кровь, ответил отказом на предложение отдать сына: их семья вековыми традициями была связана с Орденом Дырявой Чаши. Это уже было интересно. Из отчета Лойсо имел представление о том, как обстоят дела, но не думал, что отец окажется настолько твёрд, чтобы противостоять ему. Стоило присмотреться к этой семейке любителей рыбы повнимательнее, особенно к мальчишке. И тут их глаза встретились. Это точно был он. Гораздо младше, чем являлся ему во сне, но ошибки быть не могло: где-то там за серой радужкой скрывалась то самое, недоступное ему... чувство? знание? Впрочем, в остальном он не был для него непроницаем, и Лойсо облегченно выдохнул. С его зеркалом всё в порядке. Возможно, в сновидении он просто не мог им пользоваться, поскольку настоящего человека перед ним не было. Либо мальчик ещё не обзавёлся своим щитом. Шурф, кажется? Как же с тобой поступить? Лойсо снова засомневался, будет ли правильным убить его и тем самым избавиться от угрозы в будущем? А что если тайна, которую таит этот взгляд, напротив, принесет ему пользу? Стоило признаться, это не давало ему покоя. Что ж, убить его он всегда успеет. Магия ощутимо заполняла пространство вокруг мальчишки, расходилась волнами, щекотала кончики пальцев. Силён, ничего не скажешь! И, что особенно заводит, явно не напуган. Или это потому, что отец рядом? Ну, да, он же рос и учился дома, отец никого не подпускал к нему, не понимал, что портит сына. Не тот у него масштаб, так что привычка оглядываться на отца только всё испортит. Придется действовать радикально. Лойсо Пондохву охватил весёлый азарт: ну-ка, ну-ка, чем ты ответишь на ЭТО? Потому что ты мне нужен весь, ясно, домашний мальчик? Тот недолго смотрел на горку пепла, оставшуюся от отца. Перевёл взгляд на убийцу и на долю секунды смешался. Лойсо внутренне усмехнулся: парень увидел в нём себя, только свободного и могущественного, такого, каким он может стать в будущем. Ну, что, выбирай, Лонли-Локли. Вообще-то, когда он убивал родителей на глазах у детей (не исключительный, но довольно редкий случай), такой момент становился основным испытанием для его кандидатов. Лойсо понимал, конечно, что это очень тяжелый опыт, но уж точно не самый страшный в жизни, и внимательно смотрел на их реакцию. Тех, кто с плачем убегал прятаться, никогда не брал. Иногда отправлял за родителями — бросовый материал. Тех, кто кидался в драку, брал неохотно: даже в такой момент следует понимать, что делаешь. Но вот такую реакцию видел впервые: побледневший до цвета своего лоохи парень неподвижно глядел на него и повторял: «Я — Шурф Лонли-Локли!». Ах, вот как! Сосунок уже сделал самостоятельный осознанный выбор: пойдёт за сильнейшим, даже если это убийца отца, но оставив за собой право сохранить собственную личность, конечно же, уникальную и неповторимую, как ему кажется. Молодец, что тут скажешь. Правда, молодец! Великий Магистр протянул ему руку. И мальчишка, ни секунды не колеблясь, вложил длинные холодные пальцы в его ладонь. Пальцы не дрожали.