***
— Ну, и чего стал в дверях? А, ты в первый раз… Давай, заходи, заходи. Шурф стоял на пороге кухни, не решаясь пройти дальше. Запах сбивал с ног. В отцовском имении он не знал точно, где находится кухня, не говоря уже о том, что ему в голову не приходило самому чем-то там заниматься. То, что здесь послушников отправляли помогать повару, стало для него полным сюрпризом. В Ордене полно прислуги всех рангов, зачем адептов-то привлекать к чистке овощей? Или здесь какая-то особая магия, которую тоже нужно изучать? Да непохоже. И для наказания странно. В огромном светлом помещении суетилось не меньше дюжины человек, ни на ком не было форменной зелёной орденской мантии. Значит, нанятая прислуга. Что ему тут делать? Между тем повар продолжал что-то говорить. Лонли-Локли прислушался. — Тебя как зовут-то? Шурф? Иди сюда, Шурф. Вот видишь этот чан? Ясно, видишь, он большой, — повар хохотнул. — А вот в этой корзине бобы. Чисти их и отправляй в чан, а потом поставь его на плиту, только заклинание прочитай, чтобы кровь не сворачивалась. Тошнота ощутимо подступила к горлу. Чан был полон крови. Густой печёночный запах поднимался тёплой волной. Повар поднял на него глаза от корзины. — Да ты что, это же индюшачья! Э-э-э! Ты мне не вздумай здесь сблевать, слышь, новенький! Да не стой столбом, времени у меня нет на нежности с вами тут, опоздаем с обедом — мне отвечать, не тебе. Секунду подумав, повар беззлобно отвесил Шурфу тяжёлый подзатыльник и отошёл к плите. Испепелить его вполне хватило бы умения и сил, но дальше-то что? Наводить свои порядки в Ордене Лойсо Пондохвы ему ещё рано. Шурф подавил новый приступ тошноты и присел на обшарпанный табурет возле корзины. Бобы были явно прошлогоднего урожая, жёсткие, местами подгнившие. Он попытался их отбрасывать, но повар, вроде бы занятый чем-то на другом конце кухни, тут же закричал: — Эй, Лонли-Локли! Слышь, ты это брось! Так на вас всех бобов не напасешься. Шурф, усмехнувшись, отправил в кровавый чан гнилые зернышки. Пусть так, всё равно он есть этого не станет. Работа была не трудная, но нудная. Он вскоре нашёл наиболее рациональный алгоритм движений, и уже через полчаса корзина опустела. Повар бросил в его сторону одобрительный взгляд, но промолчал. Не то чтобы Шурфу так уж нужна была похвала от повара, но всё же стало неприятно. Совсем немного и ненадолго. Он поднял тяжёлый чан на плиту, забормотал бытовые заклинания. Тошнотворный запах усилился, поднялась грязная пена. Лонли-Локли смотрел на кипящую жижу и не думал вообще ни о чем. Повар подошёл, посолил похлёбку, помешал в чане здоровенной поварёшкой, попробовал варево, плюхнул поварёшку обратно в чан, окуная в жижу замызганный рукав лоохи. Шурф не поморщился и не отвернулся. Повар скосил на него глаза и серьёзно сказал: — Ладно тебе, парень, ерунда это всё. И уж поверь, это не самое страшное из того, что ты здесь увидишь. Когда пришло время обеда, Шурф не сел за общий стол, даже в голову не пришло. Голода он не чувствовал, но обеденное время располагало, и в голове мелькнула мысль о трактире. Можно пойти в «Обжору Бунбу», дорого, зато качественно. Но перед глазами встал просторный зал трактира, полный жующего народа, обрюзгшие тела, жирные животы, скрытые под лоохи, мясной пар над мисками, и Шурф твёрдыми шагами направился в свою комнату. Тщательно выкупался, чётко проговаривая очищающие заклинания, переоделся в чистое и сел за стол, положив на гладкую прохладную поверхность сцепленные руки. Книгу он взял только через полчаса.***
К вечеру его ждал новый сюрприз: к нему нагрянул сосед. Послушник старше его раза в два, плечистый и очень шумный. Дверь чуть с петель не слетела, когда он ввалился в комнату с вещами. — Это ты что ли новенький, жердь? — бросив сумку на соседнюю кровать, парень сам плюхнулся туда же и смерил его оценивающим взглядом. — По слухам я уж решил, что увижу кого-то более… впечатляющего. Шурф мигом ощетинился в ответ на такое нахальство. — Впечатлю тебя прямо сейчас, если не уберешься из моей комнаты, — холодно отозвался он, вложив в голос побольше металла. Оппонент же только расхохотался в ответ на его угрозу. — Не заводись, растрёпыш. Может тебе и повезло разок безнаказанно огрызнуться на Младшего Магистра, но, кидаясь на всех подряд, долго здесь не протянешь. — Собеседник вдруг подался вперёд и сообщил доверительным шепотом: — Слыхал, наверное, как утром вопил Ари Тайва, когда его поджарили, как индюшку? Так это мой бывший сосед. Думаешь, он по глупости попался на пустяковой проверке? Здесь дураков нет, за горстку мусора платить жизнью. Ты смотри, как бы в следующий раз под твоей кроватью не обнаружили какую-нибудь дохлятину. Усёк, белый воронёнок? Это был явный вызов. Здоровяк хотел его запугать, показать своё превосходство. Шурф не мог допустить такого расклада, уязвленная гордость требовала немедленно показать, чего он стОит. Может быть, утром он недооценил противника, но сейчас точно не уступит. Огненные нити из его пальцев вылетели мгновенно. Пять линий рассекли воздух перед самым лицом наглеца и тут же рассыпались искрами, рассеянные вовремя подставленной ладонью. «Смог-таки отбить, — разочарованно отметил Лонли-Локли. — Ну ладно, во второй раз точно достану». Но не успел он приготовить новое заклинание, как та же ладонь поднялась в примирительном жесте. — Всё-всё, хорош! Вижу, что ты не так прост, кое-что можешь. Мне это нравится. Терпеть не могу трусов и неженок. Моя комната после пожара для жизни не годится, так что меня переселили сюда. Хатта Урай, — он изобразил подобие приветственного жеста, — вижу тебя как наяву, сосед. Что ж, если это была проверка, Шурф её прошёл. Хатта действительно перестал проявлять открытую агрессию, даже рассказал кое-что о порядках в Ордене и дал пару советов. Но во взгляде осталась настороженность. Такую же можно было увидеть у лисиц, наблюдающих за птицей, прежде чем напасть. Только вот Лонли-Локли не собирался становиться добычей. — Мы здесь зависим друг от друга, если понимаешь, что я имею в виду, — сказал Хатта напоследок, прежде чем отправиться ко сну. Шурф же проверил, на месте ли его импровизированные щиты. Бдительность терять было нельзя. Засыпая, он размышлял о том, что кое в чем ему стоит брать пример с нового знакомого — изучить обстановку, а в особенности людей, с которыми теперь, хочешь не хочешь, а дело иметь придётся.***
На следующий день он открыто вышел в общий коридор к остальным послушникам. Он был готов и к провокациям, и к драке, но всё оказалось гораздо проще. После истории с Магистром Хотри он приобрёл репутацию то ли героя, то ли отчаянного безумца, так что мальчишки в основном расспрашивали о подробностях произошедшего и его прошлом в целом. Шурф, не собиравшийся заводить близких знакомств с ничего не значащей мелюзгой, отвечал односложно, едва размыкая губы. Всё равно скоро выяснится, что он один такой особенный, так что незачем стараться быть любезным. Интерес к новенькому быстро увял, впрочем, нашлись и такие, которые сразу признали его претензии справедливыми и повели себя не то что дружелюбно, а откровенно льстиво. Шурфу предложили показать Орден, рассказать о порядках, предостеречь от ошибок, посплетничать о преподавателях. Такие типы его занимали ещё меньше. Ему никто не нужен, он здесь для того, чтобы стать таким же, как Великий Магистр, и это скоро случится. Тогда вся эта шелуха отстанет и не посмеет лезть с услугами и сплетнями. «Пока ладно, — думал Шурф, — раз уж не могу от них отделаться, надо попробовать извлечь из этого общения пользу». К обеду он уже неплохо ориентировался в крыле, где жили послушники, и даже отметил для себя несколько укромных мест в лестничных пролётах и под крышей, где можно было побыть в одиночестве, когда мельтешение мелюзги станет особенно утомительным. Он всё-таки заглянул в трапезную в надежде, что на этот раз там подадут что-то съедобное. Как бы не так. В этот раз подавали явно протухшее мясо, приправленное разве что заклинанием от смертельных ядов, которое позволяло есть эту мерзость без вреда для жизни и здоровья… Он осмотрелся и отметил, с каким безразличием обедают остальные. Разве что некоторые мальчишки, как и он, с отвращением пялились в свои тарелки. Кто-то выбежал за двери, зажав рот. Наверное, все они тоже новички. Шурф всё же взял тарелку для вида, чтобы сесть за стол и послушать разговоры вокруг. — Говорю тебе, Магистр Орба слишком интересуется послушниками, утром я слышал…. Шурф старался запоминать всё, хотя мало понимал, о чём идёт речь. Что именно интересует Магистра Орбу? И как это может быть слишком? — Следующие Бои Аргада начнутся через полдюжины дней, надо налечь на занятия плотнее… Какие ещё Бои Аргада? Ничего не ясно. Шурф развернулся в другую сторону. — А вчера его опять видели в трактире. Так он точно схлопочет наказание за пренебрежение орденской кухней… Кажется, это стоило взять на заметку. Если постоянно пропускать приёмы пищи, это привлечет внимание старших. Оглядев зал, Лонли-Локли убедился, что расхаживающие между столов Младшие Магистры внимательно наблюдали за послушниками. Что ж, придётся сделать над собой усилие и хоть что-то отправить в рот. Оставалось надеяться, что после этого организм не расстанется с содержимым желудка за ближайшим углом... Что ещё? — В том трактире тусуются хорошенькие студентки… — Опять продул в крак последнюю корону… Не интересно. Когда Шурф уже было решил, что больше ничего толкового узнать не удастся, за спиной раздался шепот: — Да точно. Райда подслушал его Безмолвную Речь, Великий Магистр привёл его лично! — … никто не посмеет перечить… Больше он ничего не смог разобрать, но и этот клочок разговора взволновал его. Это о нём? Кто-то видел, что он прибыл сюда с Великим Магистром? Неужели Лойсо отдал какие-то особые распоряжения на его счёт? Эта мысль заставила сердце пропустить удар. Наверняка, Пондохва имел на него особенные планы. Возможно, он слишком занят, чтобы учить его сам, но потом… Шурф сдержал разбушевавшуюся фантазию. Что потом? Он собирался отомстить убийце отца, когда наберется сил… Да. Но это требует времени. А пока у него нет ни малейшего шанса на успех, он мог бы просто взглянуть на него ещё раз… В тот же день Великий Магистр вызвал его в свой кабинет. Шурф вошёл настороженно, остановился у двери, исподлобья глядя на Лойсо Пондохву. Он был готов к выговору за вольное поведение, хотя понимал, что вряд ли сам Великий станет отчитывать новенького. Для этого полно всяких… помельче. Но в глубине души надеялся, что Лойсо понравилось его поведение. Должен же он его выделить среди остальных! И даже предвкушал: сейчас тот всё ему расскажет, объяснит, какие великие цели у него связаны с ним, Шурфом Лонли-Локли. Но даже в самых смелых мечтах он не смел ожидать, что сам Лойсо Пондохва в нарушение всех уставных норм встанет ему навстречу, пригласит сесть в кресло у стола и заговорит так просто и доверительно: — Наслышан о твоих подвигах, Шурф! С первых же часов в Ордене показать всем, что ты не позволишь помыкать собой — это, знаешь ли, дорогого стоит. И прозвищем, которое ты заслужил, вполне можно гордиться. Белый Ворон! Как звучит! Мне даже завидно, правда. Я потратил больше времени на то, чтобы все вокруг поняли, кто я такой. Ясно, что я в тебе не ошибся. Шурф встрепенулся, вольготнее раскинулся в кресле: а что, он избранник самого Лойсо, ему можно! Ответил как можно солиднее: — Благодарю вас, господин Великий Магистр. Я постараюсь оправдать ваши ожидания. — Да уж постарайся, Лонли-Локли! — подхватил Лойсо. — А то, знаешь ли, не часто приходится иметь дело с ребятами вроде тебя. И ещё, Шурф. Я надеюсь, что ты понимаешь, почему мне пришлось быть таким жёстким и не держишь на меня зла. Шурф торопливо закивал: ещё бы он не понял! Ведь сразу же было видно, насколько жалок и ничтожен был отец по сравнению с самим Вороном. Что он мог ему дать, если едва дослужился до мантии Младшего Магистра, и это был, конечно, его потолок? — Я всё понимаю, господин Великий Магистр, — сказал Шурф, стараясь успокоить сбившееся дыхание. Ему захотелось рассказать Лойсо о том, что он тогда увидел, что почувствовал и предчувствовал, потому что это было самое важное, а сидящий напротив человек смотрел так тепло, говорил так проникновенно, что нельзя было сомневаться в его искреннем расположении. — Когда я посмотрел на вас тогда, в первый раз в жизни, я увидел в вас своё будущее, возможное будущее, если я буду здесь, с вами. Оно показалось мне очень желанным, по-настоящему великим. Я очень любил отца, но ведь цель жизни каждого родителя — успех и счастье сына, правда? Значит, всё правильно. Шурф ещё хотел сказать, что теперь у него есть один ориентир в жизни — он, ослепительный и грозный Лойсо Пондохва, но подумал, что это будет слишком и замолчал, взволнованный и счастливый. — Да, похоже, ты действительно понимаешь больше, чем остальные и даже чем я мог ожидать. Ну, что же, я рад. Мне приятно, что ты на моей строне. Возможно, настанет момент, когда мы с тобой будем двое против целого мира. И Шурф тут же понял, что больше всего на свете хочет именно этого. Он и Лойсо! И пусть весь мир подождёт! А тот продолжал: — Мне приятно с тобой говорить, но, к сожалению, моих обязанностей никто не отменял, а дела сами собой не делаются. Возвращайся на занятия и всё же береги себя, тебя ждёт великое будущее, если справишься с обучением. Шурф вышел из кабинета, задрав подбородок выше обычного и едва отвечая на обращения. У самого Лойсо с ним связаны большие надежды и великие планы!***
Вслед ему смотрел Лойсо Пондохва, качая головой от удивления. Ничего особенного, всё, как ожидалось, всё, как с остальными. Ну, да, силён и способен на редкость, но у него в Ордене такие десятками подрастают. Зачем ему этот Лонли-Локли? Вон, идёт по двору, задрав нос и переставляя тощие ноги, как журавль на болоте. Было бы смешно, да давно уж надоело. Но во сне был точно он, и он стал причиной поражения. Убить его? Да ни за что! Может быть, потом придётся, но сейчас этот мальчик выведет его на след настоящих, серьёзных, опасных врагов. И вот тогда-то будет настоящая битва, о которой он, Лойсо Пондохва, уже предупреждён!***
Через несколько дюжин дней Шурф в случайно возникшем разговоре с другими послушниками узнал, что его Лойсо каждому из них говорил то же самое — мы с тобой против всего мира, ты один понимаешь, о чём я говорю… Он был поражён в самое сердце, но тогда не подал виду, а ночью, оставшись один в одном из тёмных закутков резиденции, дал волю чувствам. Бушевал, клялся, что наберётся сил, всему научится и убьёт Лойсо за предательство. Потом опомнился: какое предательство? Он сам всё напридумывал, а Лойсо… Он всё равно о нём услышит. Шурф не плакал, конечно, но был близок к тому. И, глядя сухими злыми глазами на светлеющий прямоугольник окна, поклялся себе: всё равно наступит день, когда Лойсо скажет ему «Мы с тобой…» не так, как другим.