***
Керли топтался у главного входа, смотря себе под ноги. — Привет, — пихнула его в бок Гермиона, привлекая к себе внимание. — Привет, — слегка дернувшись от неожиданности, ответил Керли. — Хорошо, что ты пришла. Извини, что я сорвал тебя ночью, просто рано утром мы с группой уезжаем на целый день записывать новые песни, и у меня не было бы никакой возможности с тобой увидеться. — Что-то случилось? — сама опасаясь ответа, спросила Гермиона, когда они зашагали по пустынной ночной аллее парка. — Ты видела мой сон, да? — быстро останавливаясь, спросил Керли. Гермиона тоже остановилась и недоуменно посмотрела на него. — Какой сон? — С фолиантом из кабинета директора и какой-то женщиной, — нетерпеливо ответил Керли. — Это твой сон? — оторопело спросила Гермиона. — Да, понимаешь… сегодня ночью он приснился мне. Это был явно вещий сон, только теперь он показывал мне не будущее, а прошлое, это можно понять по предметам находящимся в кабинете директора. Это время, примерно тогда, когда я пошел в школу, там все стояло так. В общем, он приснился мне, и я подумал, что это важно, он касается нас обоих. Но вроде ночь, я решил тебя не беспокоить. А потом вновь заснул, и мне показалось… — он запнулся. — Показалось, что я вроде как ворвался в твой сон со своим сном. В какой-то поезд… Гермиона слушала его, не в силах поверить в происходящее. — Да, у меня действительно был сон с поездом, а потом неожиданно в одном из вагонов появились предметы из кабинета директора Хогвартса и… — недоуменно бормотала Гермиона. — Я знаю, что было дальше. И я думаю, что это очень важно, — перебил ее Керли. — Но это же легилименция! — возмущенно воскликнула Гермиона. — Ты ворвался со своим сном и своими мыслями в мой сон! — Эй, не кричи на меня, я ведь неспециально! — шутливо закатив глаза, проговорил Керли. — Он был точно таким же как мой, никаких моих мыслей… — Ладно, — Гермиона, успокаивая себя, глубоко вдохнула и присела на влажную скамейку. — Что нам дает этот сон? — По-моему все предельно ясно, — Керли сел рядом и внимательно посмотрел на Гермиону. — Сон этот имел непосредственное отношение к замку, который нам постоянно снится. И теперь мы знаем, что в этом замешана какая-то женщина, и кроме того, мы теперь точно знаем, что не имеем никакого отношения к этому замку, а выбор на нас с тобой пал совершенно случайно. — Выбор? Для чего? — Гермиона покачала головой не в силах сосредоточиться и понять происходящее, ей не хватало слишком много деталей. — Не знаю, — Керли задумчиво потер подбородок. — Но для чего-то нас выбрали. Ей нужны были полукровка и… магглорожденная девочка. Для чего — это еще тот вопросец. И каким образом выбирались остальные тоже не ясно. — Значит, на самом деле твоя фамилия МакКормак? — непроизвольно спросила Гермиона, не в силах сдержать любопытство. — Да, — кивнул Керли и поджал губы, а потом встал, сунул руки в карманы, прошелся перед скамейкой и продолжил: — Это фамилия моей матери. И моя. Гермионе стало неловко за свои расспросы. Он, очевидно, не очень-то хотел об этом говорить. Она подумала о том, что может быть следует извиниться, но потом сочла, что так еще больше привлечется внимания к этому разговору, и пока она думала над тем, что сказать, Керли сам решил сменить тему: — Как ваши письма? Есть какие-то результаты? — К сожалению, нет, — покачала головой Гермиона. — Может собрать всех, рассказать о твоем сне? Мне кажется, что мы долго уже не собирались… — Не знаю, — пожал плечами Керли. — Если вы решите собраться, я приду. Только, откровенно говоря, не очень-то тянет. Все постоянно ругаются со всеми, общения по делу очень мало. — Да, просто такая компания подобралась, — проговорила Гермиона. — Все такие… — Дети, — закончил за нее Керли. — Я хотела сказать «разные», — насупилась Гермиона. — Сложно представить себе Фреда и Джорджа мирно беседующими с Малфоем. Близняшки Кэрроу вообще очень странные, мы их почти не знаем… А Луна всегда была особенной. — Вы выяснили, что Малфой сделал Верити? Я знаешь, чувствую себя виноватым в некотором смысле, ведь именно я скрепил пари… Просто они меня достали. Гермиона не знала, что случилось между Драко и Верити, но она точно знала, что произошло что-то серьезное. После того случая Верити вела себя непривычно тихо и замкнуто. Она приходила на работу без макияжа, стала рассеянной и какой-то испуганной, как загнанный зверек. Ей очень хотелось поговорить с Драко, потому что Верити никому ничего не рассказывала. Но самой напрашиваться на встречу с Малфоем было неловко, тем более, после того, что между ними произошло. — Я не знаю, она не говорит никому, — ответила Гермиона, покачав головой. — Но с ней что-то произошло… Она так неестественно притихла. Молчит большей частью. — Правда? — напрягся Керли. — А Малфой как оправдывается? Гермиона пожала плечами. — Никто с ним об этом не говорил кроме Флоры и Гестии. Они говорят, что он ничего ей не сделал и даже ничего не пожелал, что он просто простил ей выигрыш. — Чего же она тогда рыдала? — недоверчиво покосился на Гермиону Керли. Гермиона вновь пожала плечами. — Может, ты сам у нее спросишь? Может, она тебе скажет? — предложила она. Керли ничего не ответил, только нахмурился и сунул руки в карманы своей куртки.***
Драко бесцельно слонялся по коридорам фамильного поместья. Комната просто осточертела и ничего не хотелось. Ни есть, ни спать, ни читать, ни думать. Только вот последнее происходило непроизвольно, а мысли, как и обычно, в последнее время, были безжизненными и довольно мрачными. Драко поймал себя на том, что всерьез подумывает о самоубийстве, хотя и признавал, что слишком труслив, чтобы самому убить себя. Только вот жизнь представлялась ему чередой бесконечных одинаковых дней, где есть место только размышлениям о том, какой он идиот, трус и вообще мерзкий скользкий червяк, которого и не жаль придавить ботинком мимоходом. Он с трудом представлял, что его может порадовать и с ненавистью оглядывался на несколько дней назад. Ему претили мысли о том, что недолгое время, проведенное в обществе Гермионы, близнецов Уизли, Керли Дюка, Луны и даже Верити, всерьез раскрасили его жизнь, и он почти был счастлив. Сейчас их встречи прекратились, и, конечно же, Драко прекрасно понимал, что сам в этом виноват. Сам устроил мстительную игру с Верити, чем разрушил хрупкий мир и некое подобие приятельских отношений хоть с кем-то. Гермиона писала ему, но это все было не то. Теперь он вспоминал их единственный случайный поцелуй, как самое ценное, что произошло в его жизни. А она ведь даже не ответила на него. Зато в его жизни случилось что-то прекрасное, что-то чистое, романтическое, а не грязь, не убийства, не интриги или какие другие мерзости, от которых Драко воротило, но с чем он многие годы смирялся, и как сумасшедший даже радовался, гордился своей тюрьмой — клеткой, в которую его посадили предубеждения и высокомерие. Драко заметил, как беззвучно и медленно проплыл в кабинет его отец — живой труп, осязаемое привидение Малфой-мэнора. Драко подозревал, что отец испытывает схожие с ним чувства. Возможно… Только почему-то его не было жаль — и даже больше, его хотелось убить. Драко понимал, что это не совсем правильно, но он всю ответственность за произошедшее в их семье возложил на отца. И частично на мать, хотя бы за то, что она вышла замуж за этого надменного придурка, который испортил им всем жизнь. И, кроме того, она родила его, Драко, и тем самым обрекла еще одного волшебника на никчемное существование под гнетом собственного позора, позора семьи и бездонного отчаяния. Драко подумал, что, может быть она — эта женщина, которой они все обязаны жизнью, свободой и всем, что у них осталось, сможет хотя бы слегка скрасить его одиночество и тоску. Он понимал, что сейчас ночь и мать, скорее всего, спит, и он, не отправив эльфов предупредить ее, все же решил зайти в ее крыло и ее комнату. В конце концов, к чему эти церемонии, она ведь его мать. Если понадобится, она сможет выспаться на следующий день, все равно ей нечем заняться, как и отцу, как и самому Драко. Он, едва дыша, почти бесшумно приоткрыл дверь в спальню Нарциссы и проскользнул внутрь. Ему совсем не хотелось бы напугать её резким звуком. Он моргнул пару раз, напряженно вглядываясь в темноту. Глаза понемногу привыкали к полумраку комнаты, в котором беспорядочно, точно блуждающие огоньки, трепыхались лишь любимые волшебные светлячки Нарциссы, да еще неверный матово-молочный свет луны, струившийся из окна, лениво облизывал предметы интерьера, выдавая взгляду их плывущие абрисы. Не успев до конца сфокусировать зрение, Драко расслышал звуки. Эти звуки настолько четко и явственно, с головой, выдавали происходящее в комнате, что Драко замер, не в силах поверить собственным ушам: да нет же, этого не может быть, такое просто немыслимо!.. Этому мурлыканью, раздававшемуся в унисон с хрипловатым низким рычанием, уж точно нечего было делать здесь... И, тем более, протяжному стону, который в силу всех самых невероятных невероятностей осмелился приобрести тембр и интонации голоса его матери. Этот стон, звучавший сквозь сладострастный выдох, не оставлял сомнения в том, что женщина, с чьих губ он сорвался, млела от блаженства в объятиях мужчины. Только как же?.. Ведь Люциус не может сейчас быть с ней... Это Драко знал наверняка. Все еще пытаясь собственным рассудком опрокинуть, разметать, выдавить из себя казавшиеся слишком уж очевидными слуховые галлюцинации, юноша поспешил увидеть все, что происходило в комнате, собственными глазами. Ему до боли хотелось облегченно вздохнуть, когда удастся удостовериться, что слух обманул его. Несомненно, матери просто приснился страшный сон... Или, наоборот, очень-очень хороший, полный ярких вызывающих картинок. Он, ее сын, имеет право знать, что происходит с дорогим человеком. Если мамочке страшно и тоскливо в царстве Морфея, он разбудит ее, а если ей хорошо, то неслышно покинет комнату, чтобы не потревожить ее грезы... Драко на секунду прикрыл глаза, стараясь собрать изрядно потрепанные нервы в кулак, а затем резко распахнул, вперив взор во тьму, как назло, резко порвавшуюся под натиском мерцания луны, выглянувшей из облаков. Увиденное заставило юного Малфоя пошатнуться: зрелище, открывшееся перед ним, упало на его сердце подобно ножу гильотины — столь же безжалостно и неумолимо. Драко показалось, что он лишается чувств и летит куда-то вниз, в бездонную пропасть. У него онемели все конечности,а в висках болезненно застучало. Нет, сознавать такое кошмарно, почти невыносимо! Его мать, его мамочка, прекрасная фея Нарцисса Малфой стояла на коленках на своей кровати, полностью обнаженная. Глаза Драко, помимо воли, продолжали выхватывать из темноты детали, не оставлявшие никаких сомнений в происходящем, при этом словно сознательно игнорируя ЕГО лицо. Вот правая рука мужчины чуть оттянула назад ее голову, наматывая в узел на здоровенный кулак скрученные тугим жгутом роскошные золотистые волосы, которые сейчас были потными и спутанными. Вторая рука мужчины по-хозяйски сжимала перламутровую кожу на тонкой талии и активно помогала при этом им обоим двигаться в унисон. Его мать сладко постанывала в такт мужским толчкам; изящная женская спина при этом грациозно выгибалась, словно хозяйка её стремилась слиться со своим любовником воедино, отдаться ему целиком и полностью, подчиниться его силе и желанию. Дальше этого узнавать правду Драко было страшно, и он поспешно отвел глаза. У него пересохло во рту от такой картины, сердце, казалось, остановилось. Под веками неприятно защипало, а через миг глаза заволокло пеленой, но юноша понимал, что обязан увидеть всё до конца, должен узнать, кто ОН. Драко несколько раз болезненно сощурился, невероятным усилием воли приказав предательской соленой водичке, заставлявшей картинку расплываться, пролиться, после чего мрачно и неумолимо взглянул на того, кто осмелился на такую дерзость — обладать самой Нарциссой Малфой! Узнав его, Драко сделал шаг назад, жалея лишь о том, что он — не Медуза Горгона, и не в силах превратить взглядом в камень этих чудовищ. Как же все это мерзко, грязно, безбожно!.. С ума сойти! Такое просто невероятно, но, увы, очевидно: его мать, как распоследняя маггловская шалава, трахалась с Фредом Уизли, сношалась, словно обычная самка, совершенно беззастенчиво и нагло, в то время как обезумевший отец, как и он сам, слонялся этой бессонной ночью по поместью подобно призраку. В том, что из двух близнецов с его матерью был именно Фред, Драко почему-то ни капли не сомневался. Уизли вдруг остановился и замер, после чего сделал пару круговых движений бедрами, вырывая утробный звук из горла Нарциссы. На её прекрасном лице застыло отрешенно-сладостное выражение, и она вновь издала протяжный стон, после чего спиной откинулась на грудь Фреда, позволяя ему прижаться губами к своей шее, обхватить руками грудь и живот. Затем Уизли резко оттолкнул Нарциссу обратно, сильной первобытной хваткой вцепился в бедра женщины и задвигался быстро и часто, заставляя мягкую округлую грудь леди Малфой безвольно колыхаться в такт его движениям, а саму её — судорожно глотать воздух ртом и захлебываться собственными горячими стонами. Через несколько мгновений Нарцисса остановилась сама, быстро повернулась к Фреду лицом, жарко поцеловала в губы, обхватив при этом обеими руками его член. А уже спустя секунду она согнулась, бесстыдно оттопырив попку вверх, опустила голову и, восторженно вздохнув, ловко заключила подрагивавший пенис в плен своих губ. Фред откинул назад голову и запустил пальцы в золотистые женские пряди. Драко понял, что просто не в состоянии дольше созерцать подобное. Только вот тело точно свинцом налилось, в мозгу образовалась пустота, и лишь невероятным усилием воли ему удалось собрать все оставшиеся силы в кулак и попятиться к оставшейся за спиной двери. Одеревеневшие от напряжения руки и ноги подвели Драко: он задел бедром комод, и на пол полетели покрытые коваными узорами канделябры матери. — Драко! — за его спиной раздался испуганный женский голос. Он застыл на мгновение, но сейчас повернуться лицом к этим двоим не смог бы за все блага мира. Это было выше его сил. Он мчался в свою комнату бегом, уверенный, что промедление, равносильно смерти. Драко решил, что чем дольше он будет оставаться здесь, рядом с ними, — после увиденного кошмара, который в некотором смысле был пострашнее любых его снов, — он точно умрет. Только вот в нем, кажется, неожиданно вновь проснулся дремавший долгое время вполне естественный инстинкт самосохранения, который подгонял Драко, внушив ему мысль о том, что если он немедленно не покинет этот безумный дом психов, маньяков и извращенцев, сводящих его с ума, то единственным его выходом останется покончить с собой. Судорожно пакуя свой чемодан, он старался отбросить все лишние мысли и сосредоточиться на том, что ему обязательно нужно забрать из своих личных вещей. Он не остановился, когда услышал, скрип своей двери и ее торопливые шаги. — Драко, — мягко позвала Нарцисса, остановившись в полуметре от его чемодана. Говорить с ней ему не хотелось. Зачем она явилась сюда, на нее же просто тошно смотреть. — Драко, послушай… — вновь начала мать, уже гораздо более холодным голосом. Кроме того, в нем звучало некоторое раздражение. — Ты ведь уже не маленький… — Тебе следовало надеть больше одежды, прежде чем явиться ко мне в комнату, — резко перебил ее Драко, окинув презрительным взглядом тонкий шелковый халатик, накинутый поверх обнаженного женского тела. Нарцисса тяжело вздохнула, проглотила комок в горле, несколько мгновений отстраненно смотрела в стену, прежде чем продолжить, по-прежнему не глядя в лицо сыну. — Драко, ты должен понять. Я хотела почувствовать себя счастливой, и раз уж так вышло, кроме того, ты должен понимать, что я женщина… — Что ты несешь? — грубо прервал ее сын, отбросив в сторону банный халат, который решил не брать с собой. — Я понимаю, что отец запойно пьет. Я понимаю, что вы с ним давно спите в разных спальнях. И я с легкостью мог закрыть глаза на происходящее, если бы это был мужчина, хотя бы твоего возраста, незнакомый нашей семье и мне лично, которого ты бы впоследствии наградила обливиэйтом, и он исчез как страшный сон из моей памяти и нашей жизни, чего никогда не случится в данном случае! — Так уж вышло, дорогой, — ласково заговорила Нарцисса. — Фред молодой, сильный мужчина. Сильный во многих отношениях… — она запнулась, на мгновение, но всё же опустив глаза продолжила, — которые, как ты понимаешь, могут быть не доступны более зрелым мужчинам. Ухо! Драко только сейчас, когда она подтвердила его догадки, смог понять, почему же был так однозначно уверен в том, что перед ним именно Фред, а не Джордж — у него были на месте оба уха. Драко прикрыл глаза, справляясь с порывом наградить мать парой крепких оскорбительных словечек. — Мама! — с ненавистью прорычал он. — Ты сошла с ума? Речь ведь идет о Фреде Уизли! Я учился с ним вместе в школе! Я соревновался с ним в квиддиче! И кроме всего вышеперечисленного, я его просто ненавижу! — Я думала, ты уже переступил через все эти предрассудки и штампы, и вы стали приятелями… — Нарцисса сделала пару шагов и положила ладошку на плечо сына. Драко показалось, что он просто чувствует исходящий от нее запах секса и запах самого Уизли. Одним резким движением он сбросил с себя ее руку и для верности отошел на несколько шагов. А потом заговорил холодным презрительным тоном: — Мама, пожалуйста! Я только что видел, как ты этими руками хваталась за член Уизли. И помимо того, я очень надеюсь, что ты больше никогда не поцелуешь меня. — Драко, прекрати! Не будь ребенком! Все занимаются этим, в конце концов… А мне просто нужно было... — Я даже знать об этом не хочу! — резко перебил ее Драко и захлопнул свой чемодан. — Ну, куда ты пойдешь, малыш? — Нарцисса сложила губы в по-детски наивную улыбку. — Какой я тебе малыш? — возмущенно выкрикнул Драко. — Можешь продолжать дальше обретать свое счастье в обнимку хоть со всеми Уизли и их вонючими молодыми членами! К твоему счастью они нескончаемые и плодятся, очевидно, нечеловеческими методами, так что тебе хватит до глубокой старости! Только я смотреть на все это дерьмо не собираюсь! Так что, до встречи, мамочка. Целоваться не будем! ____________ * Парк Виктория или Вики-парк — городской парк, граничащий с районами Хакни и Бетнал Грин. Был открыт для общественности в 1845 году на землях епископа Боннера. Занимает площадь 86 га, большая часть которой — обширные газоны, спортивные площадки и пруд. В парке работают судомодельный клуб, детский игровой центр, детский бассейн, здесь также находятся штаб-квартиры легкоатлетического и футбольного клубов. В зооуголке обитают стада оленей и коз. Из архитектурных достопримечательностей интерес представляет питьевой фонтан XIX века, оформленный в неоготическом стиле, и остатки старого Лондонского моста в виде каменных беседок. Парк Виктория известен своей неформальной атмосферой, здесь традиционно проводятся общественные акции и митинги протеста. Кроме того, эта зеленая зона стала местом проведения соревнований по крикету, многочисленных концертов и музыкальных фестивалей. На пруду по воскресеньям организовываются регаты.