***
Антон выбирается из крепких объятий Арса, когда слышит звонок в дверь. Макар тут же протягивает пакет, попутно рассматривая друга, непохожего на себя. Бледный весь, растрёпанный, а в мешках под глазами он, в принципе, мог спокойно принести все купленные пиццы. Шастун приглашает Илью в квартиру, и пока тот снимает верхнюю одежду, быстро относит в спальню к Арсению еду, и выходит, закрывая дверь, помня его наставление рассказать Макарову всё, ведь выговорившись, должно стать легче. И вот опять он думает о состоянии Антона, хотя ему бы самому в норму прийти. Поразительный человек. Шастун хозяйничает на кухне, делая чай, что Илья, усевшийся за стол, не смог оставить без внимания: —Да ты тут прямо-таки освоился. —Как-то это само получилось за последнее время… Антон аккуратно ставит чашки на стол, усаживаясь напротив, и, собственно, и не знает, как начать. А потом решает сразу рубить правду-матку. Потому что сил на подробности и детали у него просто нет. —Помнишь бывшую жену Арсения? Она вчера умерла. А она была ему очень дорога. Он делает большой глоток из чашки, игнорируя высокую температуру чая, чувствуя, как снова накрывает. А ведь он только отвлёкся за просмотром сериала и поцелуями. Неосознанно тянется за успокоительными, но Макар перехватывает его руку, заглядывая в глаза. А там столько участия, что Антону даже как-то неловко становится, что он вываливает весь этот негатив на друга. С другой стороны, вот именно, что друга. Илья должен знать, точно так же, как знает абсолютно всё про него. —Я правильно понимаю, что она как-то болела с понедельника, раз Арсений Сергеевич в школе не появляется? Антон кивает, вжимаясь во всё ещё держащую его руку Ильи. Хочется успокоиться, причём так, чтобы не самому. Он упорно тянется другой рукой к успокоительным, на этот раз проглатывая одну таблетку. Макар осуждающе качает головой, на что Шастун цокает, подавляя в себе желание просто закричать. —Меня переворачивает всего, понимаешь ты, или нет? Что плохого в каких-то там успокаивающих травах? —Я понимаю, просто не злоупотребляй, хорошо? Так часто насильно подавлять свои эмоции же тоже нельзя. —И без тебя знаю. — Антон закатывает глаза, а самого трясёт всего. Он необъяснимо злится, очень сильно хочется плакать, а ещё руки дрожат так, что невозможно нормально взять чашку, чтобы не выплеснуть всё её содержимое на стол. Шастун хмыкает, сравнивая этот чай в чашке с собой. Точно так же из него выплёскиваются чувства, а сдержать стоит огромных усилий. Почему-то рядом с Арсением получается лучше. Потому что рядом с Арсением он сдерживается и кажется сильным ради него. А если Арсения рядом нет, то зачем притворятся, собственно. А у Макара как-то и слов нет. Нет, он, конечно, ожидал услышать что-то плохое, чувствовал, что не просто так Антон обо всём молчал. Но ожидать и узнать — совершенно разные вещи. Он крепче сжимает руку друга, элементарно не зная, что сказать и как поддержать. Но на Антона уже успокоительные стали действовать, Антон дышит ровнее, но руки не убирает. Потому что так ещё спокойнее. —И ты эти три дня всё время с Арсением… Нет, правда, это дорогого стоит. Не каждый бы смог разделять боль близкого человека. Илья на самом деле восхищается. Он никогда не сомневался, что между этими двумя какая-то совершенно неземная связь, но всякий раз, как он в этом убеждается, наглядно видя, ему глаза слепит от слишком яркого света. Вот бывает же такое. Определённо бывает, когда на кухню заходит Арсений, и Антон, заметив его, неосознанно расплывается в улыбке, пусть тот и выглядит помятым, и всё ещё бледным, но это же Арсений, который вообще встал впервые с тех пор, как пришёл домой. Макаров отмечает его осунувшийся и потерянный вид, переводит взгляд на такого же Антона, и то, насколько они одинаковые, поражает его до глубины души. Обоим плохо, оба справиться до конца не могут с этой свалившейся на них болью, но они вместе. Встречаются глазами, и улыбаются. Просто потому, что вместе. —Илья, давай рассказывай, что там происходит в нашем учебном заведении без лучшего учителя и гордости школы. Арсений садится рядом с Антоном, забирая у него чай и допивая его до конца. А Илье как-то неловко в принципе сидеть в квартире своего классного руководителя, пусть она практически и Шастуна, но всё-таки, и видеть учителя таким растрёпанным и совершенно не учительским. Но ведь он в первую очередь человек. У которого тоже есть жизнь, и не всегда идущая ровным чередом. —Да ничего особенного, на самом деле. На французский к нам приходит Дмитрий Андреевич, который с нами даже особо не разговаривает, просто предлагая нам заниматься своими делами, а сам выглядит вечно напряжённым, не похоже на него, в общем. —О боже, Эмиль же… Антон совершенно забыл про друга, которого буквально отшил его учитель, и если сначала Шастун был рядом, то с понедельника и думать перестал о ком-то, кроме Арса, Кьяры и Алёны. А ведь обещал, что в случае чего, он рядом. Эмиль, правда, ни разу не написал, но Антон более, чем уверен, что это не из-за того, что ему стало легче. —А что Эмиль? — переводит взгляд Арсений на ошарашенного парня. —Здорово, я и тебе ничего не рассказал. —И мне, судя по всему. — добавляет Макар, а Шасту очень интересно, почему он всё ещё не лопнул от количества информации, переживаний других и своих собственных. Действие успокоительных, определённо. —Помните, когда Эмиль подошёл ко мне за сигаретами, а потом ты, Арс, спросил ещё, куда мы собрались? Они одновременно кивают, хмурясь, и Антон, вздохнув, решает и сейчас не вдаваться в подробности. —Он мне рассказал, что признался в симпатии Масленникову, а тот сказал, что лучше бы им остаться друзьями. Это если вкратце. Шастун чувствует себя отвратительно, рассказывая сейчас это и Арсению, которому своих проблем достаточно. Но, раз уж тот спросил, а сейчас, вроде как, отвлёкся, значит, всё нормально. —Так вот, почему Эмиль стал появляться в школе только на этой неделе и выглядит так странно. — задумчиво произносит Макар, даже не зная, имеет ли смысл удивляться хотя бы чему-то в этой компашке. —М-да, вот же сложно всё у людей в отношениях, не то, что у нас. — Арсений поворачивается к Антону, смотря на него таким нежным взглядом, что Илье даже как-то неловко становится, будто он стал свидетелем чего-то очень личного. Потому что так не смотрят прилюдно. Так не смотрят в принципе. —Кстати, ты же заберёшь Кьяру? Как раз вдвоём и идите, она счастлива будет познакомиться с новыми людьми. —Заберём, на радость её воспитательнице, которая очень пристально меня рассматривает, кажется, она о чём-то догадывается, а может, уже убеждена. Арс заметно тускнеет, опуская голову. —Ну, ей стоит привыкать. Теперь Кьяру забираем только мы. Антон почти ненавидит себя за то, что снова неосознанно напомнил то, от чего так старательно отвлекал. Он сжимает его руку, не говоря ни слова, но вкладывая в это касание столько поддержки и понимая, что Арсений улыбается одними уголками губ, грустно так, но как бы отвечая, что всё в порядке. Наверное. Шастун с Макаром выходят чуть пораньше, Илья с удовольствием разделяет идею нормально познакомиться с девочкой, о которой Антон, подобно ей, успел прожужжать все уши. Они говорят на какие-то отвлечённые темы, обсуждая одноклассников, о которых Макаров, на радость бабке-сплетнице Шастуну принёс новые поводы для обсуждения. И, надо сказать, Антону дышать становится легче на этом холодном воздухе, несмотря на то, что действие успокоительных кончилось. Разговоры ему всегда помогали отвлечься, и он очень жалеет, что не общался с другом так долго. Может, ему бы было гораздо проще. Впрочем, сейчас разницы уже точно никакой нет. Кьяра снова на радостях впечатывается в Антона, и тот снова подхватывает её на руки, и такое чувство дежавю ему очень даже нравится. Он осторожно целует девочку в макушку, слыша её заливистый смех, и понимает, что всё делает правильно. Илья наблюдает за ними со стороны, и не может сдержать улыбки и сам. Шастуну очень идёт быть искренне счастливым. А ещё ему очень идёт эта девочка. Антон опускает её на пол, и она, заметив Макара, смущается, прижимаясь к Антону, который, смеясь, берёт её за руку, чтобы ей было не так неловко и боязно. —Это Илья, мой друг, мы с ним вместе в школе учимся, он тоже ученик твоего папы. А ещё ты его видела, когда мы только-только познакомились в парке. Кьяра хмурится, вспоминая, укладывает в голове всю полученную информацию, особенно запоминая «друг» и «ученик папы», и решает, что её близкие люди с плохими знакомить не будет, а потому осторожно протягивает свободную руку опустившемуся на корточки Макарову. Тот мягко её пожимает, здороваясь. И пока Шастун помогает ей переодеваться, Илья глаз не может отвести от этой нежности и трепета, с какой он к ней прикасается, как сосредоточенно складывает вещи в шкафчик, как внимательно оглядывает девочку, оценивая, правильно ли они всё надели. И когда Кьяра убегает вперёд, намереваясь самой открыть калитку, не сдерживается и озвучивает единственную мысль, крутящуюся в его голове. —Ты прямо такой папа. Антон смущённо опускает взгляд, ведь сам не в состоянии избавиться от этого сравнения всякий раз, как остаётся с этой девочкой наедине. И если об этом ему говорит человек, наблюдающий со стороны, значит, во всём этом есть что-то правильное. Макар покидает их на середине дороги, намереваясь пойти в сторону своего дома, но Шастун его не пускает, пока крепко не обнимает и не говорит простое, но такое значимое «спасибо за всё», на что друг отмахивается, не считая, что его есть за что благодарить, и хлопает его по плечу, прежде, чем отстраниться. Машет рукой Кьяре, и та, улыбаясь, машет в ответ, говоря, что у Антона прикольные друзья, после чего улыбаются уже все трое. Арсений открывает им входную дверь, подхватывает дочку на руки, улыбаясь так тепло, что Антону на миг кажется, что у них всё как прежде, да вот только Арс прижимает Кьяру к себе так отчаянно крепко, будто боясь потерять и её, что становится понятно: ничто так просто не отпускается и не возвращается на круги своя. —Папа, а знаешь что? Жё тем! Кьяра чуть отстраняется, заглядывая ему в глаза, и серое небо сталкивается с яркими океанами, смешиваясь и прогоняя тучи. Арсений на миг теряется, но тут же расплывается в улыбке, поддавшись чему-то тёплому, так стремительно накрывшему его и поймав такой же тёплый взгляд Антона, стоящего рядом и делающего вид, что он здесь не причём. —Это тебя Антон научил? —Ага. Девочка довольно улыбается, мотая головой от одного к другому, и Арс, трепетно поцеловав её в лоб, шепчет: —Я вас тоже. Антон стоит рядом, улыбается и чувствует себя дома. Дома, где тепло, где все проблемы решаются только вместе, и где царит настоящее взаимопонимание и любовь. Они засыпают рано, да вот только Арсений не спит. Прижимает к себе Антона, перекинув одну руку через него, а на другой позволяя ему устроиться вместо подушки, но не спит. В голове — что-то неопределённое, мыслей столько, что он теперь не уверен, что пустота — это так уж и плохо. Ничего не чувствовать и ни о чём не думать, определённо, проще. Только безжизненно как-то, но не так мучительно. Арс чувствует, что отпускает. Пытается смириться с тем, что случилось и что ничто не изменить, понимает, что ему нужно жить дальше. Ведь есть, ради кого. Но поверить в произошедшее не может. Всё кажется какой-то злой шуткой, но точно не реальностью. И Арсений всё ждёт, когда ему позвонит жизнерадостная Алёна и объявит об удачном розыгрыше. Да вот только сегодня ему по телефону сообщили, что её похороны будут в субботу. И это выбивает воздух из лёгких, да и в принципе всё остальное. Потому что можно сколько угодно себя убеждать, говорить, что жизнь продолжается, но место в сердце, которое занимал этот человек, навсегда останется пустым. И другие, даже самые близкие люди не смогут заполнить эту пустоту полностью. Они заглушат боль, станут новым глотком спасительного кислорода, который поможет дышать и выбраться из этого омута, но в любом случае та потерянная часть останется пустой. Со временем она перестанет причинять боль, но неизбежно будет о себе напоминать. Вопрос только, как мы сами будем на эти напоминания реагировать. Спокойно, приняв случившееся и сохранив в себе лишь светлую память, или снова закрываясь в себе, понимая, что так и не отпустило. Арсений жмётся к Антону ближе, слушает его размеренное дыхание и ясно осознаёт, что в его жизни есть человек, который не даст закрыться. Который поможет отпустить, который будет рядом и заполнит всю пустоту, отодвигая её на задний план. И что-то ему подсказывает, что Антон уже это всё сделал. Он засыпает поздно, пытаясь свыкнуться с мыслью, что он справляется сейчас и будет справляться и дальше, пока не один.***
Арсений просыпается первым. Спать всё ещё хочется, но он понимает, что элементарно не может. Еле высвобождает свою руку из-под Антона, тянется к телефону, отмечая, что сегодня пятница и раннее утро. Обычно в это время они вместе собираются в школу. Он хмыкает, понимая, что Шастун из-за него выпал из учебного процесса, не делал домашние задания и вчера вообще пропустил день. А это не дело. Попов, так-то, его классный руководитель, и не должен допускать такие пропуски своего ученика. Ему стыдно, что в принципе втянул Антона во всё это, хоть и понимает, что без него бы элементарно не вывез. Арс поворачивается к слишком мирно спящему Шасту, и почти ненавидит себя, когда проводит рукой по его волосам, тянется ближе, прижимается губами ко лбу, заставляя того поморщиться и попытаться натянуть повыше одеяло, но Арсений перехватывает его руки, прижимая к себе. Антон открывает глаза, недовольно хмурясь и не оттаивая даже тогда, когда его снова целуют. Зачем вообще этот человек его разбудил в такую рань? —Доброе утро. Недоброе, думает Шастун. Было бы добрым, если б его поцеловали, да дальше отправили спать. —Сходи сегодня в школу, хотя бы обстановку разведаешь. —Никуда я не пойду! — вспыхивает он, рывком выдёргивая собственные руки из цепкой хватки Арса, складывает их на груди и переворачивается на спину.— Не оставлю я тебя, понятно? Арсений улыбается, двигается ближе, касается пальцами его лба, убирая пряди вьющийся чёлки. Какой же удивительный пацан ему достался, с ума сойти. —Антон, мне уже гораздо лучше, и будет только хуже, если я буду осознавать, что по моей вине ты торчишь тут, хотя у тебя, между прочим, скоро первый экзамен. Шаст хмурится лишь сильнее, но понимает, что Арс, вообще-то, прав. За эту неделю он вообще забыл про существование школы, что уж говорить об экзамене, который он в глаза не видел. Но оставлять Арсения всё равно не хочется. —У меня с собой нет ничего, что нужно сегодня в школе. И одежды, кстати, тоже, свою же ты не дашь. —Могу дать, и довезти тебя до дома. Придёшь ко второму уроку, значит. Антон поворачивает голову, смотрит на решительно спокойного Попова и понимает, что выбора у него, собственно, нет. Закатывает глаза, и всё-таки встаёт с кровати, но долго злиться всё равно не выходит, когда приходит осознание, что Арсений снова действительно заботится и переживает за него и его учёбу. И неважно, что он его классный руководитель, и вообще, в отношениях так и заведено, Антона всё равно это будет всегда греть и поражать. Арс собирает Кьяру, кидает в Шаста свою толстовку, вызывая его довольную улыбку, и усаживает обоих за стол, не желая слушать убеждения Антона, что он вовсе не голоден, в конце-концов вынуждая того сдаться. Спорить с Поповым — себе дороже. Они снова вместе отводят Кьяру, снова ловя какую-то странную улыбку воспитательницы, завидев этих двоих, держащих девочку за обе руки. Шастуну немного неловко, но до жути приятно. Ну да, семья, получается. Арсений делает вид, что не обращает внимание, а сам потом незаметно сжимает его руку. Думают об одном и том же, и избавиться от этих правильных мыслей не могут. Машина Арса останавливается возле подъезда Антона, и он нехотя отстёгивается, готовясь выходить, но Арсений ловит его за руку, вынуждая обернуться. Слегка тянет на себя и осторожно касается его губ своими. Шастун такое оценивает, всецело разделяет, свободную руку заводит ему за голову, прижимая к себе ближе, хотя, вроде как, и некуда уже. Но ему никогда не будет максимально близко и чересчур много Арса. Кажется, они оба никогда не смогут насытиться в полной мере. Арсений мягко отстраняется, улыбаясь, и Антону ещё меньше хочется выходить из этой машины и от этого человека. Не расставаться бы никогда, вот хорошо бы было. —Опоздаешь же. Давай я подожду тебя здесь, и довезу до школы? —Не, у тебя же законный отпуск от этого заведения, так что наслаждайся свободой. — улыбается Шастун, и, поймав одобрительный кивок Арса, всё-таки выходит из машины, соблюдая принцип уйти сейчас, или не уйти никогда.***
Антон планировал просто попить чай, но что-то даже не заметил, как вот уже полчаса смотрит в стену. Чайник давно вскипел и почти остыл, а кружка так и стоит пустой. Такая же пустая, как и его сознание сейчас. —Антош, а ты чего не в школе? Мама садится напротив, внимательно заглядывая в глаза сыну, но в ответном взгляде — пустота. —Я совсем закрутилась с этой работой, вчера поздно пришла, была уверена, что ты спишь, а проснувшись утром, подумала, что ты уже ушёл… Прости меня, я совсем выпала из твоей жизни. Шастун хмыкает, вовсе не злясь. Даже если бы мама никуда не девалась, он бы всё равно ничего не рассказывал. Но сейчас, смотря в её глаза, полные участия и тепла, понимает, что молчать больше не может, да и не хочет. Ему кажется, что его поймут, а если нет, ему есть, к кому сбежать. К человеку, ради которого он был сильным, которому не позволял замыкаться в себе, задвигать свои эмоции на задний план, чтобы те потом не сделали хуже. Только вот он забыл, что к самому себе это относится тоже. Он не думал ни о чём другом, кроме состояния Арсения, сделав хуже себе. Антон слишком долго был сильным. Уехал от Арсения, и оставаться сильным стало, в общем-то, и не нужно. —Я был у Арсения Сергеевича. У него позавчера… — к горлу подкатывает ком, который больше невозможно проглотить, отодвигая куда подальше, глуша всё то, что рвётся наружу. Какими-то неимоверными усилиями он выдавливает из себя максимально краткое, но правдивое. — Умер близкий человек, и я был с ним. Как был с ним вместе где-то с середины сентября, мам. Шастун вытягивает руки, бессильно роняя на них голову, и чувствует, что больше просто не может. Что-то скрывать, делать вид, что всё хорошо, быть опорой. Он слишком долго сочинял сказку, заставляя в неё верить всех остальных, хотя сам знал, что она — чистая ложь. А ведь Антон честный. Но у всего есть предел. Мама осторожно протягивает руку, сжимая его ладонь, но Шасту не легче вот совсем. Что ж, приятно, что его ещё не выгнали, а может, она просто не до конца поняла истинного значения концовки его фразы. Впрочем, сейчас ему это и не сильно важно. Ему бы не задохнуться от этих душащих и раздирающих всё внутри рыданий. —Ты молодец, что помог ему пережить это. Зная, как ты всё пропускаешь через себя, я не могу представить, каково тебе сейчас. Но я с тобой, хорошо? —То есть из всего того, что я сказал, ты обратила внимание только на это? Антон поднимает голову, крепче сжимая мамину руку, почему-то думая, что когда он сам напомнил о том, что она упустила, она совершенно точно его оттолкнёт и ни о каком понимании и поддержки, которую он получает от неё сейчас он больше не получит. —Я не думаю, что сейчас подходящие обстоятельства для того, чтобы я вдавалась в подробности. — Мама смотрит спокойно, мягко поглаживая тыльную сторону его ладони большим пальцем. Она удивлена, но виду показывать не хочет. — За последнее время ты стал другим, светишься весь, я, если честно, догадывалась, что у тебя кто-то есть. А зная, что с кем попало ты сближаться не станешь, я могу лишь порадоваться, что ты с правильным для себя человеком. Ты обязательно обо всём расскажешь, но тебе сначала нужно прийти в себя, хорошо? Шастун всё ещё поражается, что в его жизни такие понимающие его люди. Искренне любящие и желающие только хорошего, что бы не происходило. Он машинально вытирает с щёк дорожки слёз, появившиеся совершенно непроизвольно. Антон встаёт из-за стола, подходит к маме и молча обнимает. Говорить у него сил нет, а вот крепко обвить её шею руками, безмолвно выражая всю свою любовь и благодарность — ещё есть. Мама обнимает в ответ, осторожно поглаживая его по спине, и Антону плакать хочется от осознания этой материнской любви. Безусловной, с пониманием без слов на генетическом уровне, с простым осознанием которой становится теплее. Антон вспоминает Кьяру, то, что она уже никогда не почувствует тепла материнских рук и не получит эту любовь, и сердце больно сжимается. Каждый человек, а ребёнок особенно, нуждается в маме и её заботе. Сколько бы людей рядом не было, никто не поймёт нас лучше, чем самый главный в жизни человек. —У Арсения ещё дочка есть, ей шесть лет. Не по годам умная, со мной быстро подружилась. — зачем-то говорит Антон, прижимаясь ближе, и отчего-то чувствуя, что мама улыбается, но ничего не говорит. Ей не нужны слова, чтобы искренне радоваться за сына, который за последнее время стал по-настоящему счастлив. А ведь он заслуживает быть счастливым. Она отправляет Антона отдыхать, а сама устало падает на диван, задумчиво буравя взглядом телефон. Арсений Сергеевич, значит. Вместе, значит. Учитель её сына ей понравился сразу, но она не могла и предположить, что Антону он понравится, ну, настолько. Она не против, почему она вообще, собственно, должна быть против? Грустно только, что она узнала обо всём при таких плачевных обстоятельствах, но ведь в жизни не всегда всё случается так, как нам хотелось бы. Женщина набирает номер классного руководителя её сына, и тот факт, что она звонит ему не по каким-то организационным вопросам, а больше по личным, даже вызывает улыбку. Интересно, конечно, всё сложилось. —Арсений Сергеевич, добрый день, я мама Антона, мы с вами говорили ещё после родительского собрания. Арсений, точно так же сидя на диване, только в своей квартире, немного напрягается от этого звонка. Знает ли она о чём-то, а если знает, то как отреагировала? А может, он только зря разводит панику, в конце-концов, он, в первую очередь, учитель её сына, может, ей нужно что-то решить или спросить, мало ли. —Да, я вас помню, что-то случилось? И всё-таки по мнению Попова звонок с утра пораньше — это обязательное происшествие чего-то важного. —Это у вас случилось, Арсений Сергеевич. — Он напрягается ещё больше, с каждой секундой убеждаясь, что она обо всём знает, и, в принципе, можно прощаться и с Антоном, и с местом работы. — Мне Антон всё рассказал, и я бы хотела сказать, что очень вам сочувствую, и если что, вы всегда можете обратиться к нам, мало ли что. Всё-таки, как получается, не чужие друг другу люди. Мужчина нервно сглатывает, прикладывая руку ко лбу. Если бы он хоть что-то понимал, было бы мило, а пока он элементарно не осознаёт услышанное. Не может же всё быть так хорошо? Или, всё же, может? В жизни же не может всё всегда быть плохо, должно же рано или поздно прийти что-то хорошее. У Арсения мелькает мысль, что оно, кажется, пришло. —Спасибо. — Только и может ответить он, одновременно радуясь, что, кажется, ничего страшного не происходит, более того, ему вон, помощь предлагают, но в то же время желая всё-таки убедиться, и либо спокойно выдохнуть, либо снова пытаться отчаянно хватать кислород, думая, как быть дальше. — Я правильно понимаю, что Антон рассказал вам, ну, вообще всё? Арсений не уверен, билось ли его сердце так быстро хоть когда-нибудь. От ответа этой женщины, зависит, собственно, всё, и эти секунды в ожидании кажутся вечностью. —Да, я удивлена, но отношусь спокойно. Думаю, нам стоит познакомиться и пообщаться ещё раз, но уже в несколько других статусах. Если можете, приезжайте к нам после обеда, хоть что-то обрадует Антона. И Арс снова размеренно дышит. Как же чудесно жить в полном понимании с окружающими тебя людьми, слов нет. —Я очень рад. — тихо говорит он, но женщина чувствует, что он довольно улыбается, и отмечает, что Арсений действительно переживал за её реакцию, а значит, он и вправду хороший и порядочный человек. — А он не в школе, получается? —Нет, я отправила его отдыхать, всё-таки он довольно сильно морально вымотался за эти несколько дней. Попов поджимает губы, осознавая, что измотанное состояние Антона из-за него, снова виня себя, что втянул его во всё это, чувствует себя эгоистом, когда вспоминает, что без него, собственно, и не справился бы. Антону 17, а он обрекает его быть его спасителем, хотя его самого спасать надо. —Но вы не вините себя, Антон всё воспринимает глубоко в сердце, особенно проблемы близких ему людей. Он придёт в норму, а если ещё и вы приедете, так вообще снова засияет. — она улыбается, и Арсений улыбается вместе с ней, благодаря её, прощаясь до вечера и кладя трубку. Ему действительно легче, и он решает начать привыкать к новой странице в своей жизни, где всё по-настоящему хорошо. Всё-таки он заслужил этой светлой полосы. По крайней мере, ему хочется в это верить.***
Арсений волнуется. Всё-таки, идёт знакомиться с мамой своего парня, а тот факт, что он с ней уже знаком, ведь парень этот — его ученик, его волнует ещё больше. Он пытается успокоить себя тем, что мама у Антона адекватная и понимающая, а сам он — человек взрослый, поэтому все эти мысли, что что-то может пойти не так, следует задвинуть куда подальше и спокойно собираться. Он выходит из дома чуть раньше, заходит в магазин, чтобы, как человек приличный, прийти в гости не с пустыми руками. Майя встречает его тёплой улыбкой и предложением перейти на «ты», и Арсений расслабляется окончательно, отпуская все волнения. —Антон спит ещё, можешь как раз пойти его разбудить. Попов кивает, интуитивно сразу находя его комнату, где обнаруживает раскинувшегося по всей кровати пацана, рука которого безвольно свисает с края. Арс улыбается, подходя ближе и присаживаясь на корточки. Осторожно сжимает его ладонь, и Антон машинально переплетает пальцы в ответ. —Мой хороший, хватит спать. Антон раскрывает глаза, непонимающе смотря на умилительно улыбающегося Арсения и пытается понять, кто он, где он и что происходит. Вот вам и последствия дневного сна — после него чувствуешь себя ещё больше разбитым и будто не из этой реальности. —Ты реально здесь, или я сошёл с ума окончательно, и ты мне уже снишься? —Считай, что это самый прекрасный сон. — он машинально поправляет ему растрёпанные волосы, аккуратно проводя пальцами, распутывая. И улыбается так тепло, что, в принципе, никакое одеяло, чтобы согреться и не нужно. Шастун закатывает глаза, но руку не выпускает и улыбку не скрывает. —Я даже не буду вникать, что ты делаешь у меня дома, но мне всё очень даже нравится. —Ну, я же твой персональный будильник, вот и приехал, чтобы разбудить. И даже не буду ругать за ещё один пропущенный день в школе, может, так оно и лучше, придём в понедельник вместе. Правда, разгребать и навёрстывать кучу всего надо, но мы справимся. Антон зевает, устраиваясь удобнее, кладя их сплетённые руки рядом с подушкой. Зачем вставать, когда можно не вставать и слушать бархатный голос своего мужика? —Пошли чай пить, я принёс что-то вкусное, не пиццу, правда, но тоже, вроде, неплохо. Шаст поесть любит, и в принципе готов ради этого на всё, но после дневного сна лень даже пошевелиться, что уж там говорить о передвижении по квартире. Но ведь у него есть Арсений. —Хочу на ручки. — говорит совершенно серьёзно, смотрит так просяще, но Арс, вообще-то, серьёзный и взрослый мужчина, его такие вот взгляды не пробивают. Попов цокает, выпускает свою руку, складывая обе на груди. —Антон, тебе сколько лет? И вообще, твоя мама и так удивлена сложившимися обстоятельствами, давай не будем поражать её ещё больше такими выходками. Теперь цокает уже Шастун, снова закатывая глаза и переворачиваясь на спину. Да, ему 17 лет, но иногда 5, что в этом такого? А мужик у него занудный какой-то, жуть. Арсений смотрит несколько секунд на эту обиженку, тяжело вздыхает, встаёт на ноги, одним движением одёргивает одеяло, и, не дав Антону осознать происходящее, заводит одну руку ему под спину, а другую в сгиб ног и с лёгкостью подхватывает на руки, отходя от кровати. Серьёзный и взрослый мужчина всё-таки оказался неустойчивым перед этим пацаном, но его всё более чем устраивает. —Доволен? А пацан доволен очень даже. Улыбается, как ребёнок, получивший-таки то, из-за чего закатывал истерику. У Арсения на руках уютно так, он обвивает обеими руками его шею, прижимаясь ближе, и Попов, покачав головой, целует его в макушку, тоже улыбаясь. Ну, он же знал, на что идёт, начиная отношения со школьником. Дети они все, пусть на них и взваливают обязанности и нагрузку взрослых. —Ладно, пойдём уже, а то скоро моё долгое отсутствие у тебя покажется подозрительным. Арсений осторожно ставит Антона на пол, как самый ценный музейный экспонат, который если не придерживать, упадёт и разобьётся. Но Арсений и не планирует его отпускать. Ни в прямом, ни в переносном значении. Ни за что и никогда. Шастун, прежде чем убрать руки с шеи Арса, оставляет короткий поцелуй на его губах, а тому хочется продлить удовольствие, но он не хочет казаться в первый же день развратителем малолетних в глазах мамы Антона, а потому, улыбнувшись и потрепав его по волосам, тянет за собой из комнаты на кухню. Антон кутается в арсову толстовку, натягивая капюшон и пряча руки в карманы. Холодно и хочется спать, а монотонный разговор, как-то неожиданно перетёкший из отвлечённых и стандартных тем к его учёбе лишь сильнее вгоняет в сон. —Думаю, ему нужно написать этот допуск к экзаменам, а потом спокойно сесть и выбрать остальные предметы для сдачи, помимо французского. Да, Антон? А Антон и не слушает. Может, пытался полчаса назад сфокусироваться на диалоге, но получилось плохо, настолько плохо, что сейчас вместо ответа он широко зевает, не успев прислонить ладонь ко рту. Ну, ничего, здесь же все свои. Попов качает головой, переглядываясь с мамой. —Ты вчера спал всю ночь, сегодня полдня, хочешь сказать, если снова ляжешь, уснёшь? —Организм требует возместить все упущенные часы сна, ничего не знаю. —Шастун пожимает плечами, устало поднимая голову. —Ладно, дело твоё, но в понедельник я тебя за шкирку притащу в школу, хочешь ты того, или нет. Антон цокает, одними губами бормоча «зануда», на что мама бросает на него угрожающий взгляд, а Арсений закатывает глаза. —Антон, я, конечно, всё понимаю, но вежливость же тоже соблюдать надо. Арс усмехается, оборачиваясь к Майе и успокаивающе машет рукой, мол, нормально всё. А Шаст не сильно обращает внимание на замечания, ему пусто как-то, непонятно и хочется просто снова заснуть, ведь во сне не думаешь ни о чём, что так гложет в реальности. Он-то, может, и опустил всё, да вот только всё равно переодически вспоминается по новой. Мда, даже Арсений справился, а он всё ещё сидит, дрожа то ли от холода, а может, от бессилия, а может, от обилия эмоций или их отсутствия. Он не знает и сам, знает только, что контролировал их слишком долго и превысил все допустимые лимиты. Попов переводит на него обеспокоенный взгляд, чуть нахмурившись. Понимает, что Антон такой какой-то не такой не просто из-за сна, его обилия или отсутствия. Ему всё ещё не легче, и это его по-настоящему пугает. Он незаметно протягивает к нему руку, вытаскивая его ладонь из кармана и сжимает холодные пальцы, и ему самому от этого холода больно становится. Шаст помог ему, и теперь ему самому нужна помощь. И Арсению кажется, что если не он, то, собственно, кто. —Можно я заберу его на выходные? Антон, до этого пялясь на их сплетённые руки, резко вздёргивает голову, и эти пустые глаза загораются маленькой, едва заметной, но стремительно расширяющейся искрой. Он переводит взгляд с Арса на маму, ожидая дальнейшего развития событий, но даже самое начало ему уже нравится. Сама возможность быть с Арсением на законных основаниях целых два дня его воодушевляет настолько, что он даже улыбается уголками губ. —Ну если это удобно и Антон хочет… — Майя поворачивается к сыну, отмечая его поднявшееся за несколько секунд настроение, улыбается тоже, качая головой. — А он, как несложно догадаться, хочет… Шастун вскакивает, на радостях подлетая к маме, крепко обнимает и скрывается в своей комнате, по-видимому, собирая вещи. Довольный, жуть. —Как мало человеку нужно для счастья. — задумчиво произносит женщина, продолжая улыбаться. Для неё действительно важно, чтобы Шаст не переставал светиться. Ему так идёт быть счастливым. — Сияет, как ребёнок. —Это да. — соглашается Арсений, смеясь. — На самом деле, должен сказать, что Антон мыслит и рассуждает так, как не могут взрослые, и я порой забываю, что ему 17 лет. Майя хмыкает, как-то грустно смотря в сторону. —Не могу сказать, что это заслуга нашего воспитания, я удивлена, что после наших методов он в принципе cтал таким, какой он есть сейчас. —Думаю, тебе не стоит винить себя, вы же наверняка хотели, как лучше. А не всегда можно сразу понять, как наши решения, особенно, касаемые других людей, на них повлияют. Главное, что Шаст вырос просто чудесным. Арсений тепло улыбается, мысленно восхищаясь мамой Антона. Она допустила много ошибок в воспитании сына, но смогла их признать, исправляясь и оставаясь понимающей матерью, которая действительно доверяет и желает для своего ребёнка только лучшего. Он и предположить не мог, что она нормально отреагирует на его присутствие в жизни Антона, но всё оказалось слишком прекрасно. А значит, они всё делают правильно. —Спасибо… — она смущённо улыбается, о чём-то задумываясь. — Арсений, пойми меня правильно, я очень за вас рада, но мне бы не хотелось, чтобы из-за ваших отношений Антон забывал про учёбу. Я очень надеюсь, что ты на правах его учителя как раз и не допустишь этого. —Тебе не о чем волноваться, Шаст вон уже который раз говорит, что я зануда, ведь спуску я ему не даю. Эта неделя не в счёт, сама понимаешь. — Арс тепло улыбается, и Майя расслабляется окончательно. Её сын в надёжных руках, а ещё он счастлив, и для неё, собственно, нет ничего лучше. —Поехали? Антон останавливается в проходе, закидывая большой рюкзак за плечи. —Ты переезжаешь? — фыркает мама, вставая из-за стола и подходя ближе. —Не-а, здесь всё самое необходимое. — он улыбается от уха до уха, нетерпеливо косясь на Арса. Ну вот и что он сидит, усмехаясь, когда можно встать и поехать? —Нам очень повезло, что папа не сильно заботится, где ты ночуешь, ему достаточно простого объяснения «у друга», так что пока правду ему не говорим. — мама треплет сына по волосам, осторожно сжимая его плечи, получая одобрительный кивок Антона. И всё-таки у него чудесная семья. А ещё чудесный Арсений и чудесная Кьяра. И ему нравится, что сознание определяет этих двоих тоже как семью. Попов не знает, как выразить свою благодарность Майе, а потому просто осторожно обнимает, и она всё понимает, обнимая в ответ. Ведь слова излишни.***
Арсений машинально застёгивает пуговицы на чёрной рубашке, поправляет такую же тёмную чёлку, и он бы сказал, что внутри у него всё тоже черным черно, но там спокойно. Удивительно, но спокойно. Он всё ещё не верит в происходящее, но оно больше не вызывает панику, он свыкся и принял, как данность и то, что изменить не сможет. Дышит глубоко, и отчего-то ему кажется, что всё его спокойствие испарится, когда он выйдет из дома. В коридоре слышатся голоса, и Арс, одёрнув рубашку, выдыхает и выходит из комнаты. Видит маму Антона и улыбается, подходя ближе. —Ещё раз спасибо, я бы оставил Кьяру с Шастом, но мне будет спокойнее ехать с ним. —Арсений, я всё прекрасно понимаю, и мне совсем не сложно. Познакомлюсь хоть с этой очаровательной девочкой. — улыбается женщина, наклоняясь к прибежавшей Кьяре. —Ты готов? —Через пять минут буду, рубашку переодену, которую мама привезла. Арс кивает, провожая Антона взглядом, а сам не может сдержать улыбки, когда видит, что дочка не стесняется, уже что-то рассказывает Майе, а та с интересом слушает. Всё складывается очень даже хорошо, и Попов уверен, что так оно будет и дальше. —Боже, Антон, как можно было так криво одеться, иди сюда. — закатывает он глаза, заметив вернувшегося Шастуна с топорщимся воротником. Осторожно поправляет, разглаживая ткань, и заодно зачёсывает пальцами такую же непослушную, как у него, чёлку в сторону. А Майя, краем глаза за ними наблюдая, отмечает, с какой нежностью Арс прикасается к её сыну и снова убеждается, что он действительно удивительный и должен быть рядом с Антоном. Потому что вместе они выглядят правильно. Она провожает их до двери, приобнимает каждого, прекрасно понимая, на какое мероприятие они идут и просто не зная, что здесь можно сказать и как поддержать. Антон никогда не был на похоронах. Арсений, признаться честно, тоже. Он подходит к родителям Алёны, которые всё это и организовали, о чём-то с ними говорит, пока Антон стоит позади, как-то нервно осматриваясь по сторонам. Арс подходит к нему ближе, берёт за руку, поджимая губы. Тяжело. Всё вокруг кажется каким-то нереальным, будто всё это происходит не с ними. Но тепло ладоней друг друга удерживает в этой реальности, выравнивает дыхание и успокаивает. Всё происходит как-то быстро, примерно так же резко и неожиданно, как и само известие о смерти Алёны. Вроде, и были готовы и всё было очевидно, но всё равно странно для восприятия. Антон не говорил ни слова, крепко сжимал ладонь Арса, не отпуская, и возвращаясь домой спустя пару часов, оба чувствуют какое-то непонятное облегчение. Будто во всей этой трагичной истории наконец стоит точка. Последствия остались, от них не деться никуда, но они больше не причиняют той боли, что была поначалу. Арсений никогда не будет забывать Алёну, но будет продолжать жить дальше. Совсем по-другому, но жить, ведь девушка бы и сама вряд ли обрадовалась, если бы узнала, что из-за неё Арс отказался от яркой жизни, которую она всегда любила. Теперь ведь у Арсения действительно яркая жизнь, и это так странно, на самом деле. Кардинальным изменениям в ней послужила именно Алёна. Будто она и подарила ему эту жизнь, насыщенную и настоящую, и Попов чувствует себя обязанным проживать её в полной мере. Ведь она слишком прекрасна и правильна.***
На следующий день Арсений вместе с родителями Алёны перевозит детские вещи из квартиры, где она раньше жила с мамой, пока Антон гуляет с Кьярой на улице, где она выклянчивает у него поход в кофейню за пончиками, а Шастун только рад хоть зайти погреться, да и в очередной раз увидеть довольную улыбку ребёнка, чьи желания осуществились. Он фотографирует радостную Кьяру, перемазанную глазурью, отправляет Арсу, а тот долго рассматривает полученную фотографию, умиляясь и чувствуя, что вот именно так всё и должно быть. Антон, он и Кьяра. Вечером они усаживают девочку смотреть мультики на телевизоре в гостиной, а сами быстро разбирают привезённые вещи, незаметно распихивая их по полкам и ящикам в детской, чтобы у Кьяры не возникло лишних вопросов. Шаст осторожно напоминает, что если она спросит, он знает, что ответить, а Арсений верит, ведь сам он никогда не сможет даже сказать правду, что уж говорить о том, чтобы что-то придумывать, чтобы не сломать детскую психику. У ребёнка должно быть счастливое детство, и Арс знает, что они с Антоном его ей подарят. Шастун отправляет вымотавшегося за день Арсения спать, а сам ещё немного сидит с Кьярой, хихикая с ней за просмотром мультика, а потом идёт укладывать в кровать и её. Она замечает на кровати игрушки, которых раньше в квартире папы не было, хмурится, прижимая одну к себе, и что-то напряжённо обдумывает. Антон поджимает губы, понимая, что девочка узнала вещь из дома Алёны, и садится рядом, мягко поглаживая Кьяру по спине. —Антон, а где моя мама? Шаст был готов к этому вопросу. Тысячу раз продумывал их диалог, обстоятельства, при которых он в принципе может возникнуть, и сейчас, сглотнув, осторожно берёт девочку на руки, усаживая к себе на колени и обнимает. —Она уехала, но она тебя не бросила, а оставила, зная, что с тобой папа, и… я. Ничего лучше Антон придумать не смог, как бы не пытался. И сейчас чувствует, как маленькие ручки обвивают его за шею, и слышит беспокойное дыхание, от которого его сердце болезненно сжимается. Ребёнку не хватает мамы, и эту потерю ни чем не восполнить. Какими бы прекрасными они с Арсением не были, без материнской любви пусто, будто что-то обрывается, а ведь Кьяре всего лишь шесть лет. Какой бы взрослой и мудрой она не была, она — ребёнок. Антон прижимает её к себе сильнее, закрывая в своих руках, выполняя обещание, данное Алёне. Он Кьяру не оставит и не отпустит. —Она больше не болеет? — спрашивает тихо, уткнувшись в шастову толстовку. —Нет. — выдавливает из себя он, и хочет добавить, что с её мамой всё хорошо, но так явно врать не может. И решает сказать что-то более важное и правдивое. — И она тебя очень любит, Кьяра, и никогда не перестанет. Очень больно и так несправедливо. Эта очаровательная девочка не заслужила того, чтобы жизнь отбирала у неё самого дорого человека. —Я её тоже люблю. — и внутри у Антона что-то ломается, падает, разбивается и не собирается вновь. Она говорит так искренне и с такой грустью, что он готов отдать всё, чтобы ничего этого с Кьярой не было. Почему мир заставляет потухать этот яркий лучик света, его освещающий? —И папу люблю. И тебя. —Я вас тоже. — шепчет Шаст в ответ, а у самого внутри что-то тёплое разливается, и всё то, что до этого сломалось, сейчас получило шанс на восстановление. Потому что эта удивительная девочка не ломается, не потухает, а продолжает любить, и Антон сделает всё, чтобы и она чувствовала себя самой счастливой и самой любимой. Ведь она этого заслуживает. Кьяра засыпает под осторожные поглаживания Шастуна по её спине, он аккуратно поправляет ей одеяло, оставляет ночник включённым и выходит из комнаты, поражаясь, насколько же эта семья сильная. Арсений потерял близкого человека, но смог принять эту потерю и жить дальше, пусть поначалу казалось, что всё безнадёжно, а Кьяра, маленькая Кьяра, верит, что всё хорошо, верит людям, которых любит и эта любовь наполняет и освещает тех, к кому она обращена. Антон ложится рядом с уже давно уснувшим Арсением, прижимаясь к его спине так близко и так крепко, как только может. Арс просыпается, чувствуя эти настойчивые объятия и поворачивается к нему лицом. —Ты чего? — хмурится непонимающе, рукой его лица касается, но Шаст лишь жмётся ближе, просто нуждаясь в его тепле. И больше ни в чём. —Кьяра спросила. — отвечает тихо ему куда-то в шею, и Попов всё понимает. Обнимает в ответ, тяжело вздыхая. Интересно, когда станет легче окончательно? Ведь даже в объятиях друг друга боль не уходит окончательно. —А ещё она сказала, что любит нас. Нас. Прикинь, меня тоже. — Антон чуть отстраняется, и оставленный в коридоре свет позволяет ему видеть яркие глаза Арса. —Семья, получается. — просто отвечает он, тянется ближе, касается губами его губ, оставляя короткий, но такой нежный поцелуй, что обоим кажется, что теперь-то точно всё будет возвращаться на круги своя. Потому что действительно семья. А в семье всё решается только вместе, ведь иначе никак. И в любящей семье просто не может быть плохо и больно вечно.***
—Мой хороший, мне в школу надо пораньше прийти, разобраться там хоть с чем-нибудь, если хочешь, поехали со мной, либо спи до первого урока. Арсений привычно пробегается пальцами по его лицу, губами касается щёк, сдувает упавшую на скулу длинную ресничку, близко-близко наблюдая, как Антон силится разлепить глаза. Сонный Шастун — отдельный вид искусства, честное слово. —А сколько сейчас? — даже глаза не открывает, хрипло спрашивает куда-то в одеяло. —Шесть. —С ума сошёл? Я посплю ещё. —Отведёшь тогда Кьяру в сад? А то сейчас рано ещё. Шаст мычит что-то, снова проваливаясь в сон, и улыбающийся Попов принимает это за согласие. Бросает взгляд на его телефон, понимая, что будильник Антон, конечно же, не поставил, тянется, разблокировав экран, благо, пароль оказался до жути банальным и быстро угадываемым с первого раза, ставит сразу несколько будильников, зная, как пацан любит вот это вот «ну Арс, ну ещё пять минут!». Будто они спасут и помогут выспаться. Но психологически так проще, наверное. Он откладывает телефон обратно на тумбочку, осторожно целует в лоб, боясь потревожить сон, хотя Антон уже уснул так, что хочется верить, что все эти сто будильников его вообще разбудят. Антон, как ответственный взрослый, просыпается вовремя, собирает Кьяру, а та довольная такая, будто сейчас не семь утра понедельника. Шастун, глядя на неё, улыбается тоже, заряжаясь её светом и позитивом. Хотелось бы ему тоже радоваться жизни просто так, а не в какие-то определённые её моменты. И всё идёт очень даже хорошо, пока Шаст не осознаёт, что заложенных у него тридцати минут на дорогу из сада до школы катастрофически не хватает. Радует только, что первый урок — французский, может, учитель его поймёт и простит. Хотя, это же Арсений Сергеевич, что от него можно ожидать. Он забегает в школу через десять минут после начала первого урока, встречаемый охранником, который сообщает, что Арсений Сергеевич уже давно пришёл в школу, а значит, урок с ним во всю идёт, и Антон еле сдерживается от того, чтобы не сказать, что он в курсе, лично проводил Попова из дома. Ну, почти проводил, он что-то промычал и даже не видел его сегодня, только слышал этот бархатный и чуть хриплый голос прямо у своего уха. Вспоминает, сдерживает улыбку, ничего не говорит и проходит в школу. —Здрасьте, извините за опоздание, можно войти? Антон топчется возле двери, наблюдает, как Арсений оборачивается, скептически выгибая бровь. —Только не говори, что ты проспал. —Нет, не рассчитал время. Шастуну начинает надоедать этот допрос с пристрастием. Арс может потом всё сам спросить без лишних глаз и ушей, что за представление он устроил? —Ну хотя бы куда-нибудь ты успел? — чуть склоняет голову вбок, скрещивая руки на груди и взглядом спрашивая больше, чем говорит вслух. А Антон не дурак, понимает всё. Немного неорганизованный, правда, но это мелочи. —Всё, что планировал и обещал… себе, сделал. Антон виновато улыбается, осознав, что почти спалился, но Арсений одобрительно кивает, жестом разрешая ему зайти в класс. И если одноклассники в большинстве своём не обратили сильного внимания на эту импровизированную сценку, то Макар оказался самым преданным зрителем. Сидит, голову рукой подперев, и пытается не рассмеяться, сжимая губы. В этих двоих определённо гибнут гениальные актёры, а в итоге они тратят свой талант на игру в просто учителя и просто ученика. Забавно. Шастун плюхается рядом, здороваясь со всё ещё справляющимся с приступом смеха Ильёй, пожимая ему руку, задерживает на нём взгляд и, поняв реакцию друга, привычно закатывает глаза. Арсений проходит по классу, заглядывая в тетради и проверяя наличие домашнего задания. А Антон в панике округляет глаза, судорожно соображая, что можно сделать. Потому что домашки у него нет. Все выходные он провёл у своего учителя, может, это сойдёт за уважительную причину? И почему Попов только сейчас решил проверить, от урока уже минут 15 прошло, его, что ли, ждал? Какая честь. В принципе, можно было не утруждаться. Арс останавливается возле их парты, пробегаясь глазами по написанному Ильёй, кивая и переводя взгляд на Шастуна. Тот несмело поднимает голову, а в зелени глаз — отчаяние и что-то похожее на вину, и любящее арсово сердце даже сжимается, но он сглатывает, напоминая себе, что он — учитель. —Где задание? — хмурится, скрещивая руки на груди, и таким Арсения по отношению к себе Антон ещё не видел. И это как-то пугает. Антон молчит, губы поджимает и сказать хоть слово боится. —То есть, нет? Шастун медленно мотает головой из стороны в сторону, понимая, что, кажется, всё хорошее закончилось, не успев толком начаться. —Задержись после урока. — быстро бросает Попов, отходя к своему столу, и эта привычная для них фраза звучит так сухо, что сомневаешься, а есть ли что-то вообще между ними. Макар ошарашено наблюдает за всем этим со стороны, не понимая, что послужило такой резкой смене жанра этого спектакля. С любовной комедии на какую-то драму. Антон послушно остаётся сидеть за партой после звонка, и Илья, подбадривающе сжав его плечо, выходит из кабинета, оставляя их с Арсением одних. Учитель устало проводит ладонью по лицу, обводя взглядом сжавшегося Шаста, действительно не понимающего, что происходит и от этого чувствуя себя только хуже. —Антон, я всё прекрасно понимаю. То, что происходило с нами прошлую неделю, понимаю, что в выходные ты не развлекался. Я благодарен тебе, что ты был рядом. Я бы, честно, не вывез всё это без тебя. — Попов замолкает, складывая руки перед собой в замок, меняя свой строгий взгляд на тёплый, но Шастун не теплеет. Перестаёт понимать Арсения окончательно. — Но ещё я обещал твоей маме, что наши отношения никак не скажутся на твоей учёбе. А сейчас я вижу, что я её обманываю. Он и сам себя не понимает, на самом деле. Не понимает, что хочет донести до Антона, не понимает своих собственных эмоций, ничего не понимает. Но он уже начал пытаться, а потому просто обязан продолжить. —Я с горечью осознаю, что ты выпал из учебного процесса по моей вине. Ты буквально спас меня, Антон. — он как-то грустно хмыкает, не разрывая зрительный контакт. — Но спасая меня, ты забыл про себя, а это неправильно. Я помню твоё состояние, когда пришёл к тебе домой и мне плакать хочется, Антон, так же нельзя. Арсений резко замолкает, глубоко дыша, силясь успокоиться хотя бы так. Но образовавшаяся пауза моментально заполняется тихим голосом: —Я по-другому не умею, Арс. Я всегда разделяю переживания людей, которых люблю. Арс медленно встаёт с места, подходя к распластавшемуся по парте Антону, протягивая к нему руки и аккуратно приподнимая ему голову, заглядывая прямо в глаза. Там ураган какой-то, безжалостно уничтожающий зелень и открывающий тёмные просветы между голыми ветвями. Шастун против воли ныряет в этот тёплый океан, и захлёбывается. Снова. Отвести взгляд кажется невозможным, более того, оно не просто кажется, оно так и есть. —А я бы в свою очередь не стал так волноваться за человека, которого не люблю. А я люблю тебя, Антон, и этот факт не оценить никакими школьными оценками и не описать никакими словами. Он просто есть, и в него можно верить. Как и в то, что я тебя не оставлю, и мы со всем справимся, потому что вместе. Семья, помнишь? В зелени глаз буря стихает, из-за выживших деревьев солнце выглядывает, проникая лучами в глубину синего океана напротив. Шаст начинает ненавидеть свою сентиментальность, когда Арсений, улыбнувшись, стирает большими пальцами успевшие выскочить пару капель слёз с его щёк. Вот 17 лет человеку, экзамены скоро сдаёт, а рыдает, когда ему взрослый мужик в любви признаётся. Но что есть, то есть. Антон обвивает руками арсову шею, прижимая к себе, утыкается носом куда-то ему в плечо, с каждым вдохом родного запаха успокаивается. Они вместе, они любят друг друга и они справятся. Так же, как справлялись до этого. Если Антон во что-то и верит в этом несправедливом мире, так это в любовь. Она ведь действительно спасает всё.