Воробьиная ночь

      Дождь в тот вечер шел без устали. Он деловито стучал по земле, по крышам домов, по макушкам деревьев, как будто возвещал о чем-то важном. «Грядет что-то, грядет!» — говорил он. А вот хорошее или плохое грядет, уточнений он не давал.       Дети в избе давно уже спали. Лишь только мать их, Марфа Васильна, все хлопотала по хозяйству. То зеркало протрет, то пыль со всех углов приберет, то белье прополоснет. В лунном свете все дела шли у нее легко, словно какая-то невидимая сила, женская сила, тонкой белой рукой помогала ей наводить порядок.       Наконец Марфа Васильна окончила уборку. Она с облегчением села на скамью, протерла сухой тряпкой лоб, погасила одну-единственную свечу, которая освещала избу, и чуть было готовилась пойти лечь спать, как вдруг услышала стук в дверь.       «Почудилось» — подумала она. Словно бы в ответ на эту мысль стук повторился. «И кого это носит по дворам в такую непогоду?» — заворчала Марфа. Но и на это нашелся свой сердитый отклик. Некто застучал в дверь так гневно, так настойчиво, словно имел в этой избе законное право на ночлег.       — Пусти, женщина! — донеслось с той стороны двери.       Марфа Васильна цокнула, возмущенная такой наглостью, но все же подошла к порогу. Она приоткрыла дверь и одним глазом взглянула на незнакомца. Перед ней стоял высокий мужчина, весь измазанный в грязи. Все его лицо было изуродовано шрамами, сам он был одет в черное, а в руках держал сверток с чем-то, по всей видимости, очень важным. Незнакомец так крепко, так ревностно прижимал к груди этот свёрток, что возникало впечатление, будто он прикрывал им кровоточащую сердечную рану. Отними сверток из рук — и глядишь, упадет без чувств.       — Что надобно тебе? — покосилась на него Марфа Васильна.       — Скрыться мне надо.       — От кого?       — А ты впусти, и узнаешь.       Марфа еще раз смерила незнакомца взглядом и все же распахнула дверь. «Ну, гость, заходи, тогда. Хлеб-соль, уж извини, не дам. У самой запасов как кот наплакал, а мне детей кормить» — сказала она. Но незнакомцу не нужны были никакие угощения.       Когда оба зашли в дом, Марфа Васильна подбежала ко столу, где стояла погашенная свеча, взяла лежащее рядом кресало, звучно щелкнула им по кремню — и маленькие искорки, точно волшебная пыльца, посыпались прямо на трут. Трут зажегся, Марфа поднесла его к фитильку. Избу наполнило мягкое свечение.       — Ну, рассказывай! Зачем явился, от кого бежал? — усадила хозяйка незнакомца за стол.       Гость немного поразмыслил, как бы лучше выразиться, и выдал:       — Темная сила подгоняла меня к твоему дому... А у тебя креста нет.       Марфа уставилась на незнакомца, не понимая, зачем он это говорит.       — И что? — спросила она.       — А то, что темная сила — это я... А у тебя креста нет.       Хозяйка закатила глаза, решив, что к ней занесло сумасшедшего. В нечистую силу она не верила, да и в честной силе креста сомневалась. Она чуть было собиралась встать, чтобы выпроводить за порог этого шутника-злодея, заворчала себе под нос что-то неразборчивое, невзначай бросила взгляд в сторону... Но вдруг резко задержала его на одной точке. В зеркале, на которое она посмотрела, она увидела волка. Огромного волка, сидящего прямо против нее и сжимающего в лапах все тот же загадочный свёрток.       Марфа обернулась на незнакомца. От страха у неё перехватило дыхание.       — Ты кто? — вполголоса закричала она, тяжело дыша.       — Волколак. Оборотень, иначе...       — Уйди, нечистый!       — А вот этого мне точно не стоит делать... Уйду я, придет другой. Даже вломится, ворвется в твой дом. А я пришел к тебе с добром.       — Не слышала я, чтоб волколак приходил с добром!       — Тогда, знать, я буду первым... Выслушай меня, женщина... Вчерашней ночью злая ведьма превратила меня в оборотня. Приспешником своим пожелала сделать. А все потому, что я любовью на ее любовь не смог ответить. Вот за это она меня так и наказала, проклятая.       — У меня-то ты что забыл? — взвизгнула Марфа, по-прежнему вполголоса, чтобы не разбудить детей.       Незнакомец взглянул на хозяйку исподлобья.       — Вот их. — кивнул он в сторону печи, где и спали дети.       — Вот как! — вскочила Марфа, взяла из печи кочергу и начала ею колотить гостя, не будучи в силах терпеть его устрашающие речи. — Уходи, нечистый, уходи!       — Зря ты, хозяйка, зря ты так делаешь! От злодеяния меня сдерживает та сила, что в свертке спрятана! Лишь благодаря ней я сохраняю человеческий облик, человеческую мораль! А к тебе придут другие, у кого свертка этого нет!       — Уходи, мораль поганая!       — Губишь ты себя, хозяйка, и меня губишь!       — А вот на это мы посмотрим!       Марфа Васильна уже подогнала волколака к порогу, отодвинула засов, со всей силы толкнула ногой дверь и выставила несчастного.       — Скатертью дорога! — прокричала ему вслед и быстро заперла засов.       — Зря ты так, хозяйка. Так ты и себя, и меня губишь! — донеслось ей эхом из-за двери.       Но Марфа не придала этому никакого значения.       От всей этой суматохи проснулись дети. Когда они спросили, что происходит, Марфа Васильна не стала им ничего объяснять. И поступила тем самым не очень мудро. Детское любопытство разомкнуло всей ребятне глаза на всю оставшуюся, долгую ночь. И никто больше не лег спать.       Теперь вся семья с трепетом следила за тем, как на дворе бушует нечисть…       Сначала откуда-то издалека донесся протяжный волчий вой. Затем к нему присоединилось еще несколько других гулких голосов. Вскоре Марфа и дети услышали скрип открывающейся калитки, хлюпающий по лужам собачий шаг, тихое рычание… И все эти звуки равнодушно сопровождало шипение дождя, по-прежнему предвещающее что-то непоправимое.       Вдруг в дверь снова постучали. Хозяйка на всякий случай пододвинула скамью к двери, проверила, закрыты ли оконные ставни, завесила занавески. Стук повторился. Но теперь уже били не только в дверь, но и по тем самым ставням, со всех четырех сторон дома. По бревнам стали скрести.       Марфа и дети прижались друг ко другу, дрожа от страха. Никто не знал, чем закончится эта ночь.       Внезапно все звуки прекратились. И в этой тишине можно было сосчитать до десяти. Раз, два, три… восемь… десять. Дверь распахнулась, но не из-за оборотней, а из-за ветра. Со двора стало видно всю стаю и того волка, что недавно сидел у неё за столом. Он жалобно посмотрел на Марфу Васильну, склонился перед её крыльцом и положил у него свой свёрток.       Дверь вновь захлопнулась.       На дворе началась волчья перебранка. Звери стали кидаться друг на друга с ревом, царапаться, разрывать друг друга на части. Марфа думала, вот сейчас, в это самое мгновение, в её избу взорвётся убийца. Но сколько бы она об этом ни думала, этого не происходило. Все оборотни дрались прямо у ее крыльца, но внутрь почему-то не продирались.       Со временем голосов стало ощутимо меньше. Пока не послышалось рычание одной-единственной особи. Кто-то уцелел. И этот кто-то внезапно взвыл, что есть мочи, а затем смачно плюхнулся прямо в грязевую лужу. Звуки прекратились. А дождь все шёл, никак не объясняя сегодняшнее происшествие...       Опасность миновала. Но несмотря на это, Марфа и дети продолжали сидеть, прижимаясь друг к другу до самого утра — пока не запел первый петух и солнце не осушило грозовые тучи.       Ночь выдалась тяжёлая, смутная, как сон во время лихорадки. Страшно было выходить на крыльцо. Но делать было нечего. Марфа отперла засов. И он проскрипел так жалобно, так заунывно, что было понятно: хозяйку встретит трагичная картина.       Так и произошло. Стоя в густом тумане, в котором сложно было даже что-то разглядеть, Марфа все равно увидела разбросанные повсюду трупы многих-многих волков... и только один человеческий труп — труп того незнакомца, который наведался к ней в гости. Он лежал бездыханный, даже посмертно протягивая руки к своему драгоценному свертку.       Марфа наклонилась, неспешно подняла этот свёрток, отряхнула его от склизской грязи, распахнула ткань и увидела небольшую книжечку. На книжечке было написано два незамысловатых слова. И хотя Марфа читать не умела, эти слова она распознала. И слова эти были — Святое Евангелие.       Много времени прошло с тех пор, много воды утекло. И только спустя годы усердной молитвы, спасающей от всякой напасти, Марфа Васильевна поняла: оборотень тот положил Евангелие у крыльца, лелея надежду, что оно запрёт вход в дом, скроет его от нечистой силы. И надежда у него была такая слабая, такая отчаянная, что он допускал возможность, что она не будет оправдана, что, несмотря на святыню, сородичи его ворвутся в избу и перегрызут всех живущих в ней. А он — вместе с ними...       Именно поэтому говорил оборотень, что Марфа и себя, и его погубит. Ведь жизнь в шкуре чудовища, убившего детей, это не жизнь.       Вот такая история. А что тот оборотень хотел сделать, оставь его Марфа в доме, лишь одному Богу известно. В этом смысле с меня взятки гладки. Моё дело рассказчика — лишь поведать вам эту историю...