Между отчаянием и надеждой
Последний разговор не заладился, что очень расстроило и удивило русоволосую. Она была уверена, что слышала от Ибрагима признание, но вот потом... Махпаре не понимала, что вдруг изменило его настроение. Или слова признания были ложью? Она долго не находила себе места и Фирузе это видела, старалась ее успокоить, однако девушка, хоть и соглашалась, все равно долгими часами молчала и иногда бубнела себе что-то под нос. Хатун лишь обречённо вздыхала, пожимая плечами. – Что я сделала не так, Фирузе?- сидя на тахте, поджимая ноги под себя, тихим голосом спросила Махпаре.– Что в один миг вдруг пошло не так? – Ты опять нагружаешь себя,- девушка передала подруге чашку заваренного кофе.– Если не вышло, то и пытаться больше не нужно. Это мог быть знак свыше, Ибрагим не тот, кто тебе нужен,- пояснила она. – Это не правильно! Я все слышала, я точно в этом уверена! - опять пробубнела она себе под нос. – Махпаре...- не став слушать подругу, русоволосая подняла голову. – Мне нужно снова с ним поговорить,- твёрдо заявила она себе. Фирузе вновь хотела её остановить, она знала, что девушка совершает ошибку, однако силы любви было намного больше, чем силы разума и рассудительности. Она не могла остановить настрой подруги. Она предвидела будущее, хоть всем своим нутром была за Махпаре и делала ей только счастья.***
Встреча. Что в этом нового и не обыденного? Чувства, чувства волнения. Махпаре никогда не была так напряжена и лишена дара речи. "Последняя встреча показала все нутро Ибрагима" - кричал разум, но сердце надеялось на лучший исход. Как на зло, после слов отказа она не смогла разлюбить в мгновение ока, увы. Теперь же между ее любовью и ей самой стояла дверь. Совсем не прочная преграда, которую преодолеть не трудно, но очень страшно. Махпаре ненавидела его, ненавидела всё, что связывало их, но не могла жить без него, как бы к ней не распоряжалась судьба. Шум биения сердца, ветер звенящий в ушах, затуманенный разум, и дверь открыта, открыта для неё. Порог, единственный момент, как она осталась с ним наедине в небольшом "мире", где граница была в двух шагах. Пути назад нет, только вперёд. Снова эти объятья, поцелуи. Настолько они были приятные, пьянящие и отвратительны одновременно. Слова бывают излишние, но сегодня это стало истечением обстоятельств. Махпаре ругала себя за лёгкую подкупность, за лёгкое чувства соблазна. Возможно она понимала Ибрагима, понимала его желание обладать кем-то, но чувствовала боль, больной крик души. Желание же пользовалось моментом, пропуская руки в волосы Паши, ещё сильнее углубляя поцелуй для более чувственных ощущений. Ей нравилось, нравилось это мимолётное чувство... – Может ты сейчас поговоришь со мной?- уверенно спросила девушка, вновь, как тогда, одеваясь и приводя себя в порядок. – Если ты считаешь это нужным,- Махпаре знала, что он не станет уходить от темы нестандартным способом, поскольку только что выжала из него все соки. – Хорошо, не хочешь говорить ты, буду я,- буквально спрыгивая со стола, произнесла она. Девушка встала напротив мужчины, высоко подняв голову.– Я..считала, что это разговор должен был состояться намного раньше, но лучше сейчас чем никогда,- она старалась сохранять гордость, даже не смотря на сложившуюся ситуацию и жуткое волнение.– Я...я и вправду люблю тебя... очень люблю, как никого другого. Я слышала ответ и на свои чувства, однако ты после резко охладел ко мне. Поэтому ответь: ты всё-таки любишь меня? Время застыло в ожидании, и тишина. Махпаре ждала его ответа, словно приговор, который либо казнит ее, либо помилует. Девушка тяжело вздохнула, опуская взгляд в сторону. – Сказано очень красиво, поэты, писатели бы позавидовали,- Ибрагим словно сводил их разговор на смех, что девушка не очень то и хотела поддерживать.– Однако, каковы гарантия, что твои слова – правда? Признаюсь честно, признания я слышал много раз, однако в них эта искренность не проявлялось более чем на словах. Я не могу быть уверен, что у тебя ко мне чистые намерения, ведь я видел твою натуру ранее. Я не уверен в тебе. Эта фраза и стала приговором для девушки. Однако она не из тех, кто станет плакать и унижаться, вместо этого ее голова вновь была поднята вверх, смотря в глубь глаз Визиря. – Вы слишком высокого мнения о себе, Паша,- она не ожиданнно перешла на "вы".– Ваше самолюбие не знает границ. Видит Аллах, оно вас погубит, и очень скоро погубит. Когда-нибудь я прощу вам это, но на вашей совести останется память о разбитом сердце девушки, что очень искренне любила вас...и скорее всего будет долго любить такого монстра, как вы. Знайте: с этой минуты я закрыла свои чувства на замок, для меня ты мёртв. С этими словами, она покинула покои, не заботясь о забытой ленте, что некогда выпала с ее волос. Ибрагим не выдержал напряжение в сжатых от злости и отчаянние кулаках, с силой стукнул по письменному столу, после – одним махом снёс все находящиеся на нем. Какой же он дурак!***
– Вещи все собраны. Ты точно не передумала?- спросила Фирузе, вставая на ноги и хватая с тахты Назара к себе на руки.– Все может произойти, я бы не бежала от проблем. – Нам будет только лучше, если мы будем жить вдали от плохих воспоминаний,- вздохнув, накидывая кафтан, девушка приняла из рук подруги своего сына. – Ты ведь даже никого не предупредила,- заметила хатун.– Разве так правильно будет? – Нет, но так будет намного лучше,- вновь повторяла она сухим голосом. – Прикажи отнести все вещи в карету, я и Назар скоро придём. Черноволосая послушала Махпаре. Сделала все как нужно и сама контролировала погрузку вещей и их сохранность. В то время, как русоволосая аккуратно вынула из бюста небольшую записку, свёрнутую в квадрат. Она не спеша передала его страже. – Сам не читай, доставь его Ибрагиму-паше и ответа его не дожидайся,- приказала Махпаре аге. – Как скажите, госпожа,- ответил он не поднимая глаз. Махпаре прижала сына поближе к себе и двинулась к карете. Напоследок она взглянула на свой теперь уже старый дом. Тяжёлый вздох и скупая слеза скатилась по щеке. И только одна мысль в голове: "это все только к лучшему".***
Этот вечер в кабаке Ибрагиму не приносил никакого счастья и расслабления. Алкоголь становился противен до тошноты, что и забыться в этот день ему не удастся. Рядом был его верный приятель Матракчи. Он не был любителем таких заведений, но всегда соглашался составить ему компанию. Но сегодня Насух не видел того веселья, доброго настроя и энтузиазма в его глазах. – Что ж с вами в этот раз, Паша?- поинтересовался эфенди. – Неудачный день сегодня, Матракчи,- отмахнулся он, не собираясь говорить, а тем более вспоминать все случившееся. – Обычно в такие дни мы тут и бываем, и всегда после алкоголя вам становилось намного лучше,- Ибрагим поражался чуткости и пониманию друга.– Сейчас же все не так, потому я и смею думать о таком,- последовала минута молчания. – Помнишь я говорил как-то о девушке из Крыма, за которой мне ещё было поручено следить?- эфенди одобрительно кивнул.– Мне не приятно говорить об этом, но возможно если я скажу, то мне каким-то образом станет легче,- Визирь сделал небольшой вдох и выдох.– С первого дня знакомства между нами был конфликт, который после уже превращался во вражду. Долгие месяцы она шла, я и не замечал, как после она сменялась безразличием, после - что-то на подобии дружбы или привязанности, поездке к ней становились обыденными, страшно было представитель день проведенный не в ее компании. Помню, как украли ее сына, я его нашёл и вернул его, тогда она меня поцеловала в щёку. Вроде ничего ужасного, но в тот день я впервые почувствовал что-то странное, я быстро отбрасывал эти мысли. Дальше только хуже...и одновременно лучше. Мы вместе провели ночь, и подобные встречи были не один раз. Она в один из этих дней призналась мне в своих чувствах, я ответил тем же, но вскоре грубо оттолкнул. Я знаю – ей было больно, скорей всего и сейчас больно. Я не хочу этого, но и боюсь как бы не возникла привязанность ещё более сильная. Паша впервые откровенно кому-то рассказал обо всем творящемся внутри его: о страхах, чувствах, и впервые стало немного легче на душе. – У вас не возникала мысль, Паша, что девушка могла в душу вам запасть? Вы могли полюбить кого-то впервые даже не осознавая это. Думал? Хах, да конечно же, определенно да, и не один раз. Он хотел, много раз хотел извиниться за свои ошибки, но не был уверен, что его и слушать станут. Ибрагим мечтал вернуться в прошлое и исправить всё. Он понимал: язык - его самый злейший враг, как и собственное эго. Махпаре не из тех, кто простил бы за такое сразу не думая. – Думал, но прошлого не вернуть. В этой ситуации я в проигрыше и дорога мне не в ее сторону,- безнадежно пожал плечами Паша. – Девушки всегда говорят, что не простят, но им не по силам разлюбить в мгновение ока. Они смогут это сделать, если очень сильно любят, не сразу, но смогут,- ответил Матракчи.– Вам стоит лишь понять: любите ее или все же нет. Только Насух окончил свою речь, как резко Ибрагим почувствовал приближение позади себя, а после руки, медленно движущуюся по его плечу. Он резко обернулся. Паша знал, кого ожидать и знал, что его предположение окажутся правдой. – Добрый вечер, Паша, я успела заскучать без вас,- прозвучал игривый голос, а после и сама фигура Эльноры-хатун. Девушка была, как и обычно, прекрасна. Черные волосы, завитые в локоны и покрытые тюрбаном, белая сорочка, поверх которой кафтан, кроваво-красного цвета юбка. Хатун была одета празднично, как и подобралось девушкам, что работали в кабаке. Только сейчас Визирь видел, как она отличалась от Махпаре. Волосы были полной противоположностью Эльноры, так же завитые в аккуратные локоны, но убранные в причёску милого вида. Наряд был всегда строгий и намного тусклее - очень подчёркивающий правильную женщину мусульманку. И лица, совершенно разные, как и их выражения. Махпаре на ее фоне была намного скучнее, но во многом превосходила. Строгая, холодная, гордая, но одновременно ранимая и любящая русоволосая девушка и рядом не стояла с весёлой и задорной черноволосой. Такой выбор давала ему судьба: проводить дальнейшие вечера в захламленном и привыкшем кабаке в компании девиц да дурманящих напитков или же совсем другая жизнь в кругу семьи, с любящеми детьми, женой, куда всегда захочется возвращаться, чувствовать, что тебя любят, помнят и поддерживают. Какого это, стоять на границе дальнейшей судьбе? – Иди, хатун, я не желаю никого видеть,- сухим голосом ответил Ибрагим, чем удивил не только спутницу, но и своего друга. – Паша, вы не в духе, но я бы могла всё исправить,- девушка, не унимаясь, продолжала гладить его за плечо. Не выдержав, Визирь с силой стукнул по столу кулаком, так, что чуть не обронил кувшин полный вина на пол, и обратил внимание всего заведения. – Я кажется понятно объяснил,- так же тихо, но пугающе добавил он. Эльнора с испугу и шевелиться не хотела, но быстро одумалась, и за секунду удалилась с поля зрения гостей. Не оставалось и следа от ее недавнем присутствии. – Думаю, вы сделали правильный выбор, Паша,- произнёс Насух-эфенди. Долго пробыть в молчании им не удалось. Поскольку в его размышления вновь вторглись, однако уже совсем другие люди. – Ибрагим-паша, вам просили передать это,- мужчина в капюшоне протянул пергамент сложенный в квадрат. – Благодарю, можешь идти,- даже не оглядев отправителя, произнёс он. Визирь шустро развернул бумагу. Лист был стандартного размера, но лишь по средине было написано небольшое послание, которое заставило его сердце заколотиться и поставило Пашу в сметение: "Ты сделал свой выбор, Ибрагим. Я возвращаюсь к себе на родину. Прощай".